Оказалось, число врачебных ошибок в США приближается к миллиону случаев в год и служит причиной гибели более 98 тысяч пациентов. За последние два года каждый третий пациент, обратившийся за помощью к американским врачам, сталкивался с тем, что ему назначали неверное лечение, выписывали ненужные лекарства и не вовремя производили анализы. Читать далее →

Выйдя на улицу, я всё ещё не мог поверить всему, что случилось со мной за этот день. Не нужный своей стране, отвергнутый Израилем и желанный для всего остального цивилизованного мира. Неужели это всё наяву?!
Читать далее →

«Борьба с евреем — это не борьба с евреем, но с каждым, кого догадал черт родиться в этой стране с умом и талантом. Борьба с евреем — это борьба с Россией, с той духовной, небесной, как хотите зовите, родиной, без которой не могут наши русско-еврейские души существовать ни в одной точке земного пространства…».
Читать далее →

В Квартире жили известные литературоведы — Раиса Давыдовна Орлова (Светкина мама) и Лев Зиновьевич Копелев (муж Р.Д.). Это была большая семья с многочисленными детьми с обеих сторон из разных браков, с другими близкими родственниками, жившими поблизости или не очень, а также многочисленные друзья, часто бывавшие в Квартире.
Читать далее →

Заканчивается «эпопея» с «Бабьим Яром» чуть комично. К Евгению домой пришли два высоких широкоплечих парня. Смущаясь, объяснили: «Товарищ Евтушенко, узнав, что Вам угрожают за Ваш «Бабий Яр», общее собрание нашего института поручило нам охранять Вас». Как оказалось, парни эти не были знатоками поэзии, в чем честно признались, но… один был чемпион по боксу, другой — в национальной сборной по вольной борьбе…
Читать далее →

Эти записки — попытка понять, что же происходит со мной. Наступила ли моя старость, и какая она на вкус. Попытка представить себе, что может случиться (даже не со мной, но во мне) в оставшиеся годы. А пишу, потому что сказывается многолетняя привычка размышлять с карандашом в руках.

Читать далее →

Заболоцкий не романтизирует (как Пастернак), например, звезду, а оставляет ее элементом реальности, почти быта: как будто при утренней звезде нельзя спать, как нельзя спать после звонка будильника. У Заболоцкого жизнь показывается на уровне человеческих глаз как повседневность, а у Пастернака сверху. 
Читать далее →

По одежде легко определить к какому классу принадлежали погибшие. Пассажиров первого класса укладывали в гробы, второго — в мешки со льдом. Они нашли успокоение на кладбище Галифакса. Добровольцы не посчитали нужным доставить на континент тела матросов и пассажиров третьего класса. Их сразу хоронили в океане.
Читать далее →

Если вдруг какому-нибудь сценаристу придёт в голову написать трагедию двадцатого века, этому Еврипиду или Софоклу не придётся далеко ходить. Ниже я предлагаю скелет такого сценария. Читать далее →

Я отдавал себе отчёт, что я неполноценный, не «настоящий еврей». Я понятия не имел о еврейских традициях, я не владел ни одним еврейским языком и мои знание идиша ограничивалось несколькими словами.
Читать далее →