©"Заметки по еврейской истории"
  ноябрь-декабрь 2018 года

Йорам Хазони: Достоинство Национализма

Loading

Вот вам две конкурирующие парадигмы, касающиеся осмысления Аушвица. Все смотрят на одни и те же факты. Обе парадигмы воспринимают их как данность: в Аушвице немцами и их коллаборационистами были убиты миллионы людей; свершенное там являлось абсолютным злом; евреи и другие, там погибшие, были беспомощными жертвами этого зла. И в этот момент согласие заканчивается. Люди, рассматривающие одни и те же факты через призму двух разных парадигм, видят разное.

Йорам Хазони

Достоинство Национализма

Отрывки из книги. Перевод с английского Марка Эппеля

(От переводчика)

Марк Эппель

Марк Эппель

Вышедшую в сентябре 2018 г. книгу израильского философа Йорама Хазони, «Достоинство Национализма» («The Virtue of Nationalism») некоторые уже объявили самой важной публикацией консервативной мысли со времен знаменитой книги Хантингтона «Столкновение цивилизаций». Это, действительно, невероятно смелый текст в век политкорректности и оглядки на либеральный консенсус. Только классик, которым, видимо, Хазони становится, может позволить себе четко отстаивать четкую концепцию, не боясь подставить себя под удары противников. Книга философски серьезна и, обсуждая политику, порой зарывается в глубокие пласты человеческого сознания. Она, безусловно, спорна. Но разве это плохо?

Переведенные ниже отрывки я разбил на главы.

Первая, озаглавленная мной «Государство это я», содержит ряд сокращённых цитат, объединенных моими небольшими вводными предложениями. Остальные главы — взятые целиком цитаты без купюр.

 Государство — это я

 (От переводчика)

Слова Людовика XIV «Государство — это я» прочитаны были мной в 16-летнем возрасте одновременно и как противопоставление книге Руссо «Общественный договор». Грешен, у Руссо я прочитал только название. Но с тех пор поддерживал идею общественного договора между гражданами и государством: люди должны подчиняться законам и принятым правилам лишь в той мере, в которой государство думает о расцвете и благе своих членов. Антисоветчина, видно, была у меня в крови…

По прошествии 50 лет я сделал следующий шаг в познании, открыв книгу Йорама Хазони «Достоинство Национализма». В результате, Руссо померк в моих глазах, а слова «Государство — это я» приобрели совершенно иной, не свойственный им смысл…

Итак, о книге.

Идея «Общественного договора», или по-научному «Теория консенсуса» не нова. Согласно американскому политологу М.Вальцеру, мы встречаем ее в Библии трижды, первый раз при описании того, как весь израильский народ собирается у подножия горы Синай, выслушивает закон Божий и заключает договор с Богом, клянясь этот закон соблюдать. Об исторической вероятности образования государства таким методом Йорам Хазони пишет:

Йорам Хазони

Йорам Хазони

 «Есть история, которую матери рассказывают своим детям о том, как рождаются младенцы. Они рассказывают, что, когда наступает время, аист приносит новорожденного ребенка на порог своего нового дома. Нет родителей, считающих эту историю правдивой. Так почему же они ее рассказывают? Вероятно, потому что правда, в глазах некоторых родителей, уродлива и неприятна. Пересказывая своим детям эту ложь, они надеются представить мир красивее, чем он есть, и защитить юные души от мыслей, могущих причинить страдания. Точно также есть история, которую преподаватели политики, права и философии рассказывают своим студентам по поводу рождения государств. Они рассказывают, как живущий абсолютно свободно человек соглашается вместе с бесчисленными другими людьми сформировать правительство и подчиниться его диктату. Ни один преподаватель университета или учитель гражданского права не считает это правдой. Так зачем же это рассказывать? На этот вопрос ответить сложнее. Подобно истории про аиста, можно было бы сказать, что традиция ознакомления учеников с теорией управления государством посредством такого фантастического рассказа защищает умы студентов от ряда уродливых и неприятных истин. Но на этом сходство заканчивается. Ибо история про аиста предназначена, чтобы продлить невинное детство еще немного, в предположении, что в определенный момент родители скажут им правду. В то время как история о том, как зарождается государство, внушается молодежи вновь и вновь на каждом этапе их образования — сначала в старших классах школы, затем в колледже, а затем снова на юридическом факультете и в аспирантуре. В конце концов, они становятся законодателями, юристами и известными учеными, но все та же сказка о политическом устройстве, внедренная в их головы, занимает там место, предназначенное для компетентного понимания предмета. И каждый день мы видим, сколько вреда свершается во внутренней политике и иностранных делах действиями государственных мужей, которые продолжают полагаться на этот миф в процессе принятия решений от имени государства… Невозможно разумно рассуждать о принципах управления государством, не освободив себя сначала от вымысла, что государства формируются с согласия отдельных лиц, — идеи, лишь скрывающей от нас механизм того, как государства рождаются и продолжают существовать во времени, что скрепляет их и что их разрушает.»

 (От переводчика)

В эпоху Просвещения теория «Общественного договора» была сформулирована Джоном Локком в знаменитом манифесте «Два Трактата о Правлении». Манифест открывается утверждением, что все личности рождаются «в совершенной свободе” и «совершенном равенстве» и стремятся к жизни, свободе и благосостоянию путем взаимного обмена, основываясь на согласии. Отсюда Локк выводит много чего, легшего в основу устройства современных государств. Например, необходимость и независимость трех ветвей власти: законодательной, исполнительной и судебной.  

Что же плохо в «Теории консенсуса»?

Существуют два механизма, скрепляющих людей в коллективы, — говорит Хазони, — один, локковский, основан на постоянно контролируемом свободном согласии, другой — на воспитанной всей жизнью членов коллектива взаимной преданности, которую Хазони в дальнейшем называет лояльностью. Чтобы пояснить мысль, он сравнивает два маленьких человеческих института: капиталистическое предприятие и семью.

«…Несомненно, существуют институты, которые регулируются в первую очередь оценкой индивидуумами того, что улучшит их физическое благосостояние, защитит и увеличит их имущество, и основаны на постоянном согласии с другими для достижения этих целей. Таковым является бизнес-предприятие. Когда создается фабрика, магазин или инвестиционная компания, их целью является обеспечение жизни и имущества лиц, которые соглашаются участвовать в бизнесе. Для одних… это означает заработную плату, [для других] — накопление собственности, которая может быть использована для расширения бизнеса, создания новых предприятий … и т.п.  Разумеется, деловые предприятия, ища выгоду…, могут внушать лояльность своим сотрудникам и настаивать на семейном характере бизнеса. Но это не меняет фундаментальный характер бизнеса как консенсуса, целью которого является повышение благосостояния и собственности тех, кто в нем участвует. И в целом, все, кто участвует в этом, делают это только до тех пор, пока продолжают считать бизнес лично прибыльным. Это означает, что обязательства, связывающие участников бизнеса друг с другом, по своей природе являются слабыми: работник или даже партнер в фирме в течение многих лет может считаться большой ценностью… и все же обнаружить себя уволенным …, когда руководство придет к выводу, что без него они могут быть успешнее. Так же точно, партнер или сотрудник часто уходит из фирмы в тот момент, когда появляется более прибыльная возможность. Слабость ответственностей, скрепляющих бизнес, выражается не только в легкости, с которой его участники уходят или изгоняются. Предприятие страдает от изменчивости и временности всех человеческих связей, основанных на согласии… Весьма необычно, чтобы человек был готов отказаться от своей жизни ради фабрики или магазина, его нанявших. Это же справедливо и для владельцев бизнеса. В самом деле трудно даже найти бизнесмена, а тем более сотрудника, готового нести постоянные финансовые потери ради бизнеса, который вряд ли сможет окупить эти убытки позже.

Сравните это с семьей. Как и бизнес, семья возникает из согласия — брачного соглашения… Как и бизнес, семья функционирует экономически, стремясь обеспечить физическое благосостояние и собственность своих членов. Но семья строится для достижения совершенно иных целей, и благодаря этому она устанавливает между людьми связи совершенно иного вида. С какой же целью создается семья? Верно, что в браке люди … больше процветают, чем те, кто не состоит в браке. Но мужчины и женщины, поженившись и принося детей в мир, испытывают трудности и приносят жертвы, оставаясь в браке и поддерживая своих детей до зрелости, вовсе не потому, что это будет способствовать их личному здоровью и процветанию. Цель семьи — это нечто совсем другое: браки и семьи учреждаются для передачи следующему поколению того наследства, которое было завещано нам нашими родителями и их предками. Это наследство включает в себя как саму жизнь и, возможно, некоторую собственность, но также и образ жизни, религию и язык, навыки и привычки, а кроме того определенные идеалы и взгляды касательно того, что следует ценить, — нечто уникальное для каждой семьи, чем другие не обладают.

Этих целей невозможно достичь за несколько лет… Мы склонны сосредотачиваться на том, как родители влияют на развитие своих детей в ранние годы … Менее заметно, что значительная часть того, что родители передают своим детям, не может быть понята теми, пока им не исполнится двадцать пять или тридцать пять лет;

Истина заключается в том, что работа по взращиванию сада, коим является семья, не прекращается никогда, до самой смерти.

Рассмотрим последствия этого факта. Обязательства, принимаемые в бизнесе, как я уже сказал, основываются на постоянном согласии и могут периодически переоцениваться путем анализа выигрыша и издержек. Каждый человек, участвующий в этом предприятии, может в любое время заявить о своем намерении прекратить отношения… Напротив, обязанности, взятые по воспитанию детей… постоянны и остаются в силе на всю оставшуюся жизнь, согласны ли мы с ними или нет. Верно, что в какой-то момент муж и жена обычно соглашаются привести в мир ребенка. Но вскоре после этого изначального акта согласия трудности, связанные с воспитанием ребенка, уже мало похожи на то, о чем молодые любовники думали и соглашались когда-то… Однако это первоначальное решение не может быть пересмотрено, родителям не дано возобновить свое соглашение на основе обновленной оценки… Как раз наоборот: согласие родителей или их отсутствие не имеют отношения к их продолжающимся обязанностям… Их мотивация заключается в лояльности, [поскольку] родители понимают ребенка как часть себя — …на всю оставшуюся жизнь; навсегда. Нечто подобное можно сказать о взаимоотношениях между мужем и женой. Это правда, что они дали согласие пожениться в какой-то момент. Но то, что они переживают в совместной жизни: не только радость и наслаждение, но также печаль и лишения, …не поддаются их воображению в момент их первоначального решения. Тем не менее, они остаются вместе, и не в результате перерасчета, проводимого каждые несколько месяцев… Скорее, они поддерживаются взаимной лояльностью, которая является признанием каждого, что другой есть часть его самого — не только до тех пор, пока их дети достигнут совершеннолетия…, но и на всю оставшуюся жизнь; навсегда. Некоторые возражают, что это различие между бизнесом и семьей преувеличено. В конце концов, есть такая вещь, как развод и отчуждение в семье, также как и лояльность к своим деловым партнерам. … Тем не менее, нет надежды понять сферу политики, если не увидеть, что бизнес-предприятие и семья — это не просто разные институты, а институты, отражающие противоположность между двумя идеальными типами: деловое предприятие работает в сфере человеческой жизни, где свобода, расчет и согласие человека являются наиболее благодатными. Семья же работает в той области, в которой благодатны лояльность, преданность и самоограничение.”

 (От переводчика)

Перебрасывая мостик от этих малых ячеек общества к большим, типа государства, институтам, Хазони замечает:

«Многие политические теории предполагают, что политические события мотивированы заботой человека о его собственной жизни и собственности. Тем не менее, каждый, кто был свидетелем поведения отдельных лиц в военное время или в условиях ненасильственного конфликта типа избирательной кампании, понимает, до какой степени это предположение неточно.

Что заставляет людей объединиться в институты, действуя как единое целое с другими членами…? Известны три варианта: во-первых, люди действуют вместе под угрозой наказания. Во-вторых, если им предлагают оплату или другое вознаграждение. Наконец, они объединяются, рассматривая интересы и цели института как свои собственные.»

 (От переводчика)

Третий вариант создает наиболее крепкие объединения, и чтобы понять его, Хазони совершает глубокий философский экскурс в понятие «Я».

«Мы знаем, что человеческая личность по своей природе отчаянно стремится обеспечить целостность своего «я». Под «я» я имею в виду, в первую очередь, физическое тело человека… Но это проявляется и в защите своего земельного участка или иной собственности, которую он полагает своей… В действительности, сама любовь к детям, родителям, братьям и сестрам, подвигающая защищать их, есть ничто иное как побуждение защитить целостность своего «я», ибо любовь к ним… испытывается, как если бы они были его частью…

Эта способность защищать других, как если бы они были частью самого себя, не ограничивается родственниками. Мы видим ту ​​же ярость в стремлении защитить друга или жителя своего городка, члена своего взвода или своей уличной банды или, вообще, любого другого, который по какой-либо причине рассматривается человеком как часть его самого.

Когда человек включает другого человека в пределы своей собственной сущности, мы называем эту привязанность лояльностью. Когда два человека принимают друг друга внутрь своего расширенного «я», такая связь является взаимной лояльностью, позволяющей этим двум людям рассматривать себя как единое целое…

Существование …взаимной лояльности не означает, что они перестают быть независимыми индивидуумами… Муж и жена могут часто ссориться, а братья или сестры — драться… Но как только любой из них сталкивается с превратностями судьбы, другой страдает от них, как если бы они были его собственными. И перед лицом этих трудностей споры, занимавшие их до сих пор, временно откладываются…

….

«Два Трактата» Локка предлагают рационалистический взгляд на политическую жизнь, который игнорирует все связи, скрепляющие людей друг с другом, помимо согласия. … Это льстит индивидууму, поскольку важный выбор — это, якобы, почти всегда его решение. Но это плохо описывает реальный политический мир, в котором взаимная привязанность склеивает людей с семьями, племенами и народами, и каждый из нас получает определенное религиозное и культурное наследие вследствие того, что он родился в таких коллективах. Такой взгляд игнорирует обязанности, присущие как унаследованному, так и принятому на себя членству в таких коллективах. Членству, устанавливающему требования, не возникающие в результате согласия, и не исчезающие, если мы не согласны. Этот взгляд игнорирует последствия общих невзгод, приносящих неизбежные трудности…; невзгод, превращающих их в неотъемлемые черты морального и политического ландшафта, остро ощущаемых и усиливающих ответственность человека перед коллективом. Пренебрежение этими факторами обесценивает самые основные связи, объединяющие общество.

….

 Государство, построенное в «Двух Трактатах»… имеет малое сходство с национальными государствами, известными нам по опыту. В реальной жизни нации — это сообщества людей, связанных друг с другом узами взаимной лояльности и передающих особые традиции от одного поколения к другому. Они обладают общими историческими воспоминаниями, языком и текстами, обрядами и границами, передавая своим членам идентификацию со своими предками и заботу о том, какова будет судьба будущих поколений.

Допустим, вера Джона Фортескью в превосходство английских законов или исторический страх англичан перед господством католической Испании давали жизнь институтам и приводили к войнам на земле Англии в течение поколений. Такая приверженность побуждала человека служить своей стране не только ради его жизни и имущества, но напротив, порой ценой жертвы этими вещами. В большинстве случаев эти приверженности прививаются нам в детстве и выбираются свободно не более, чем наши братья, сестры, бабушки и дедушки…»

 (От переводчика)

Хазони находит удивительно простые аналогии для пояснения такого сложного понятия как национальное чувство, и, в частности, чувство национальной свободы.

«Можно ли говорить о свободе нации? Разумеется. Древние израильтяне радовались исходу из египетского рабства, и именно подобное освобождение нации от империи отмечается каждый год в дни независимости в Чехии, Греции, Индии, Ирландии, Израиле, Польше, Сербии, Южной Корее, Швейцарии, США и многих других странах.

Однако сегодня, поскольку почти вся политическая мысль фокусируется на свободе личности, сама идея национальной свободы стала сомнительна. Разве свобода не принадлежит только индивидууму, человеку, испытывающему как выбор, так и ограничение такового…?

Действительно, свобода описывает аспект действий человеческой личности. Точно также интересы и стремления, триумф и трагедия, желание, страх и боль являются особенностями жизни и ментального ландшафта индивида. Но эти же и подобные слова используются для описания человеческих коллективов. Например, когда мать нескольких детей травмирована в результате аварии или заболела, мы говорим, что семья испытывает боль. Возможно представить мать, ее мужа и каждого из ее детей как отдельных индивидов, испытывающих личную боль в результате этого события. Но это не то, что члены семьи испытывают в таких обстоятельствах. Они привыкли думать о семье как о коллективе, как о единице, каждый член которой есть часть его самого. И они испытывают боль семьи, поскольку каждый испытывает боль не только о матери, но и об отце, братьях и сестрах, и каждый знает, что другие страдают о нем так же. Все это переживается как одна боль, горе и бремя. И мы, их друзья и соседи, посещая их, испытываем страдание за всю семью … Семья не является лишь совокупностью людей. Это также субъект, обладающий особыми свойствами, принадлежащему ему как коллективу в целом. Именно это переживание единой общей боли есть то, что мы имеем ввиду, говоря «семья испытывает боль», «семья потрясена», «семья перенесла ужасный удар и потребуется время для выздоровления».

Подобно тому, как семья может ощущать боль, она также может испытывать триумф и трагедию, желание и страх, интересы и устремления… Семья фермеров может хотеть приобрести трактор. Семья может разделять триумф, если у дочери, боявшейся бездетности, рождаются дети…

Все это не отнимает от человека способности чувствовать, как индивид.

Все это можно сказать и о больших людских коллективах, таких как клан, племя и нация. Мы знаем, как нация может страдать от боли, ибо все это пережили. Мы испытываем это, когда убивают президента или премьер-министра, когда члена нашей нации скосили прямо у нас на улице или взяли в заложники на чужбине, или когда наши солдаты или полицейские терпят поражение. Человек, привязанный к своему народу узами лояльности, переживает эти вещи, как будто они происходят с ним самим. И вряд ли стоит говорить, что каждый из миллионов людей испытывает свою собственную боль как индивид. Напротив, каждый испытывает боль всех других. Тяжелое чувство обиды или унижения заполняет общественное пространство и прилипает ко всему происходящему, так что даже малые дети, не понимающие, что произошло, испытывают боль и стыд. Это травма нации, это нация испытывает стыд.

И как нация может испытывать боль, также она может страдать от ощущения рабства. Когда народ обнаруживает, что его имущество конфискуют, его сыновей и дочерей заставляют служить нежеланным целям; когда им запрещено говорить на своем языке или выполнять свои религиозные обязанности; когда их детей насильственно лишают обучения традициям; когда их убивают, заключают в тюрьму и подвергают пыткам за сопротивление — когда это происходит, нация переживает порабощение …

И если нация может испытывать рабство, то, несомненно, она может испытывать … свободу от угнетения, радость освобождения. Она может ощущать власть, определять свой курс в соответствии со своими собственными устремлениями, не будучи принуждена склоняться перед какой-либо иной нацией или империей… «

 (От переводчика)

На этом, пожалуй, я кончу цитировать Йорама Хазони, и повторю вслед за Людовиком XIV, что «Государство — это я»…

Миф о Федеральном Государстве

ИМПЕРИАЛИЗМ И НАЦИОНАЛИЗМ представляют собой две непримиримые позиции политической мысли. Мы можем считать, что население всей земли должно быть подчинено единому режиму; или мы можем стремиться к миру независимых национальных государств как наилучшей форме политического порядка. Мы не можем разделять оба эти представления одновременно. Многие пытались уклониться от этой дихотомии изо всех сил, ища промежуточную компромиссную позицию между этими теоретическими взглядами. Чаще всего в качестве решения дилеммы предлагается всемирное федеральное правительство или аналогичный международный режим, который бы заставлял страны быть ответственными за свои действия в рамках международного права. Например, у Иммануила Канта режим «бессрочного мира» должен достигаться именно через такую ​​всемирную федерацию. «Суверенитет человечества» Вудро Вильсона аналогичным образом предлагает предоставить странам независимость и самоопределение, вместе с тем установив международный порядок для разрешения споров между ними, который, при необходимости, навязывал бы свои решения силой. Фридрих Хайек, важнейший теоретик либерализма прошлого столетия, утверждал, что независимость наций ведет к войне и что мир и процветание могут быть достигнутых только с помощью международного федеративного государства. Такие предложения международной федерации считаются улучшением по сравнению с имперским государством, поскольку международное федеральное правительство будет ограничиваться лишь рассмотрением споров между в остальном независимыми и самоопределяющимися национальными государствами. Во всеобщем федеративном государстве, — говорят теоретики, — каждая нация будет оставаться независимой почти во всех вещах: она будет свободно определять свою собственную конституцию и законы, говорить на своем родном языке и исповедовать свою религию, регулировать свою экономику и воспитывать детей в соответствии с о своим собственным пониманием. Короче говоря, она будет свободно следовать своему собственному курсу. Лишь обращение к насилию за пределами своих границ будет запрещено, и конфликты будут разрешаться через учреждения федерального правительства, контролирующего государства. Однако этот аргумент основан на непонимании того, какой политический порядок требуется для создания международной федерации государств. На самом деле, международное федеральное правительство, которое так часто предлагалось и предлагается, неотличимо в чем-либо существенном от империи. Идея международной федерации — это просто идея империи.

Ее следует отвергнуть вместе со всеми прочими имперскими схемами. Прежде чем я объяснюсь, хочу подчеркнуть, что и меня волнует возможность достижение мира между народами. Пророки Израиля провозгласили мир между народами идеалом еще при зарождении наших политических традиций, и мы всегда признаем, что если спор может быть разрешен мирным путем, обращение к кровопролитию следует рассматриваться как ужасное зло. Как бы то ни было, в мире, описанном пророками, народы будут «приносить свои споры в Иерусалим» для разрешения. Но это отличается от объединенного федеративного государства, способного силой принудительно навязывать свои решения. Это, по сути, две совершенно разные программы будущего для человечества, отражающие стремление достичь двух разных форм политического порядка:

  1. Добровольное судебное разбирательство. Народы, находящиеся в конфликте, выбирают, следует ли обращаться по спорному вопросу в суд. Решение, следует ли выполнять постановление судьи или органа, выносящего судебное заключение, остается в руках самих независимых государств.
  2. Обязательное судебное разбирательство. Государства вынуждены представлять спорный вопрос для судебного решения должностным лицам объединенного федеративного государства. Исполнение этого решения также осуществляется агентами международного федерального государства.

Условия, описанные в этих двух сценариях, отражают две различные формы политического порядка, с которыми мы уже знакомы: в сценарии А добровольное разрешение споров происходит в системе независимых национальных государств. Говоря о независимости государств, мы имеем в виду именно то, что нет международного органа, заставляющего их передать спор для вынесения судебного решения, и никто не может заставить их соблюдать постановление суда, если они этого не захотят. Напротив, в соответствии со сценарием B судебное разбирательство происходит принудительно именно потому, что существует международная власть, способная разрешать споры между нациями, желают они того или нет. Как раз это и является определяющей характеристикой имперского политического порядка. Пусть субъекты конфликта называются «государствами», они, тем не менее, не являются независимыми и самоопределяющимися. Они не могут выбирать, будет ли данный вопрос изъят у них и передан международному федеральному правительству, ибо право такого решения является прерогативой международного органа. Точно так же они не могут выбрать кем и когда будет решаться этот вопрос, ибо и это зависит от международного правительства. У них также нет выбора в отношении того, следует ли исполнять решение, принятое международным правительством, поскольку оно будет навязано им силой в случае необходимости — опять же в соответствии с решением, которое полностью находится в руках международного федерального правительства. Таким образом, выбор между этими двумя сценариями неизбежно является выбором между имперским порядком и системой независимых национальных государств. Тот факт, что философы и государственные деятели предпочитают, для видимости, ссылаться на альтернативу B как на «федерацию независимых народов», а не на имперское государство, не влияет на сущность предлагаемого. Решения о том, как государства-члены будут вести свои собственные дела, будут приниматься на уровне имперского государства.

Как уже сказано, сторонники международной федерации утверждают, что национальное государство сохранит свободу во всех вопросах, кроме войны и мира. Они объясняют, что федерация будет управляться согласно написанному уставу — обязательному документу, перечисляющему вопросы, в которые международная федерация имеет право вмешиваться, оставляя остальную часть правительственных полномочий в руках государств-членов на легальной основе. Однако предположение, что федеральное правительство может быть ограничено каким-то образом, дабы оно вмешивалось только в определенные предписанные вопросы, является ложным. Это можно понять, как путем анализа самого принципа, так и на примере исторической практики федеральных институтов.

В качестве теоретического анализа, предположим, что государство подает жалобу (или иск) в международное федеральное правительство касательно политики или действий соседнего государства. Жалоба может быть связана с созданием военных баз на ее границах или быстрым наращиванием вооруженных сил и военной промышленности соседнего государства. Или, возможно, речь идет о подавлении соседним государством определенных национальных меньшинств или религиозных сект, неоднократно просивших помощи извне. Или государство-истец видит ущерб для себя в экономической деятельности своего соседа, или в поощрении нелегальной иммиграции через свою границу, или в росте наркокартелей или террористических организаций по другую сторону границы. Или в чрезмерном использовании или уничтожении общего бассейна водосбора или иных совместно разделяемых ресурсов. Или во вмешательстве в свои выборы или внутреннюю политику. Или в шпионаже, убийстве, или общественных беспорядках, спровоцированных, по его мнению, соседом. Или в том, что оно считает враждебной пропагандой в соседских СМИ и школах. Другими словами, практически любые значительные действия и политика одного государства могут стать мотивом для военных действий, или, по крайней мере, надуманным предлогом для военных действий. И вот, наконец, после нескольких месяцев или лет неудачных попыток разрешить этот вопрос путем договоренности, взяток или угроз правительство государства-истца на грани силового решения вопроса обращается в федеральное учреждение с целью принятия решения, способного предотвратить войну. Кто определит, стоит ли жалоба рассмотрения должностными лицами международной федерации? Кто определит, оправдывает ли жалоба вмешательство международной федерации в соответствии с ее уставом? И если федерация вмешивается в спор, кто будет определять, какая сторона права? Кто будет определять, какие средства правовой защиты необходимы для прекращения спора? И если одна или обе стороны откажутся принять решение федерации, кто будет применять средства правовой защиты посредством принуждения или военных действий?

Очевидный ответ, что все это будет решаться федеральными властями. Поскольку, если эти решения не находятся в руках федеральной власти, мы возвращаемся к сценарию A: каждое национальное государство самостоятельно будет определять, предоставляет ли оно дело для рассмотрения федерацией; и каждое будет решать, следует ли исполнять после этого принятые решения федерации. В таком случае это не международная федерация, а просто ассоциация добровольного арбитража споров. Но если за все вопросы отвечают официальные представители федерального правительства, и если они обладают достаточной властью навязывания решений, то мы имеем процесс мирного разрешения спора в рамках имперского государства в соответствии со сценарием B.

А теперь подумайте, что это значит. Идея, что федеративное правительство будет вмешиваться «только” в дела войны и мира, оказывается бессмыслицей. Любое вмешательство с целью предотвращения или прекращения войны требует решения проблем, по которым подана жалоба, — а они, как мы видели, могут включать в себя любые действия, предпринимаемые соседним государством, если последние достаточно провокационны и раздражающие. Таким образом, мандат федерации вмешиваться в дела войны и мира оказывается столь же широк, как и список жалоб (реальных и сфабрикованных) в адрес своих соседей. Попытка разрешения этих жалоб посредством вмешательства со стороны федеральных властей, если это воспринимать всерьез, неизбежно означает урезание независимости как обвиняемой нации, так и, возможно, страны-истца в таких областях, как военная политика и безопасность, экономическая, иммиграционная и экологическая политика, религиозная и культурная политика; и в конечном счете, конституция и законы. Во всех этих вопросах единственным препятствием для узурпации прав независимых государств в рамках федерального режима является самоограничение должностных лиц самой федерации. Ничто в нашем знании человеческих правительств не предполагает, что федеральные чиновники будут способны к подобной сдержанности. Напротив, после того как на них будет возложена такая весомая миссия, как задача «принести мир» в рассматриваемый регион, они будут полагать, что у них просто нет иного выбора, кроме как энергично вмешиваться, надеясь перекроить враждующие стороны по лекалу федеративных ожиданий того, как должны выглядеть эти страны. Этот анализ не следует истолковывать как возражение против самого федерализма, который может быть полезным инструментом правительства. Каждая нация имеет в себе различные племена, каждое со своими уникальными обычаями, в том числе, возможно, и свой собственный язык, законы и религию. Хорошо управляемое национальное государство часто разрешает каждому племени определенную меру свободы собственного курса и делегирует ему полномочия в различных областях, при условии, что это не составит угрозу внутренней целостности национального государства как такового. В благоприятной ситуации такая политика позволяет отдельным племенам чувствовать большую степень коллективной свободы и самоопределения, в то время как нация в целом выигрывает от нововведений, возникающих благодаря разнообразию и конкуренции между ними. Другими словами, федерализм это то, что осталось от миропорядка эпохи племен и кланов, когда последние перестали жить в качестве независимые субъектов, правомочных вести междоусобные войны. Поскольку в ослабленной форме это отражает исходную политическую организацию человечества, федерализм сохраняет некоторые преимущества этой структуры, и в силу этого часто выгоден национальному государству. Это не менее верно и для имперского государства, которое видит, что выгодно разрешить своим нациям-субъектам сохранять определенный контроль в ряде сфер, и по этой причине часто создает федеральную структуру того или иного типа — так персы даровали евреям военную и правовую автономию в районе Иерусалима, а британцы американских колоний получили автономию в рамках своей империи. Но делегирование полномочий в рамках федеральной системы никогда не означает предоставление независимости управляемым племенам или народам. Это не является независимостью, ибо правительство, сидящее на вершине федеральной структуры, по-прежнему определяет надлежащий уровень делегированных полномочий.

И когда это федеральное правительство находит, что сфера делегированных полномочий слишком обширна, оно находит подходящие обоснование для ее урезания; если не сегодня, так завтра. Это было неоднократно продемонстрировано в Соединенных Штатах, возможно, самом знаменитом эксперименте по созданию федерального правительства. Как известно, тринадцать американских колоний первоначально провозгласили свою независимость от Великобритании как коалицию независимых государств. Это означало, что, как в древнем Израиле или в греческой системе городов-государств, независимость оставалась в руках каждого племени. Мудрейшие из американцев, понимая, что они разделяют общий язык, законы, религию и историю, и стремясь предотвратить возможность постоянных войн между бывшими колониями, объединили их в единое национальное государство. Конституция, предложенная в 1787 году, допускавшая это объединение в американское национальное государство, носила федеративный характер, сохраняя широкие полномочия для 13 государств-членов. Но как только национальное правительство сформировалось, оно неизбежно стало считать себя ответственным за материальное процветание, внутреннюю целостность и культурное наследие нации в целом, и действовало согласно этому пониманию. Президент Томас Джефферсон, например, сделал все, что было в его силах, чтобы низвергнуть протестантский порядок (конституционный и религиозный) в Массачусетсе и Коннектикуте, считая его угрозой культурному наследию всей нации. Авраам Линкольн пошел еще дальше, начав войну против отделения южных штатов и утверждаемого ими ужасающего права на порабощение. Одно федеральное правительство за другим боролись с практикой мормонов штата Юта, пока, наконец, не ликвидировали ее. Позже федеральное правительство вмешалось во внутренние дела непокорных штатов с целью отменить расовые законы, обеспечить соблюдение единых национальных моральных норм в отношении таких вопросов, как библейское образование, молитвы в государственных школах, аборт и гомосексуальные браки. Легко перечислить множество иных примеров.

На протяжении всей истории американского федерализма национальное правительство использовало имеющиеся в его распоряжении силы, дабы заставить штаты привести свою конституционную и религиозную практику в рамки приемлемого с его точки зрения поведения. Первоначально обещанное широкое самоопределение на уровне штатов было постепенно отнято. Я считаю расовое притеснение чернокожих американского Юга особенно позорным и сочувствую шагам, предпринятым для его искоренения. Тем не менее, стоит признать, что аннулирование шаг за шагом национальным правительством прав и свобод, зарезервированных для штатов в письменной Конституции и Билле о правах, говорит нам о природе федерального правительства в целом. Нет оснований полагать, что любая иная федеральная схема правления может быть более терпимой и успешной, чем американская. На американском примере мы узнаем, что самоопределение федеративных племен или единиц (таких как конгрегация государств Новой Англии, рабовладельческих южных штатов и мормонов Юты) не будет позволено, если должностные лица федерального правительства признают такое самоопределение угрозой материальному процветанию, целостности или культурному наследию нации в целом.

Независимо от того, насколько великодушна созданная федеральная система, и насколько однозначно основополагающие конституционные документы провозглашают определенные права федеративных племен, в конечном итоге, официальные фигуры национального (федеративного) правительства являются теми, кто определяют уровень прав и полномочий, делегируемых племенам или другим субъединицам, и эти полномочия будут урезаны или отменены путем давления, если это кажется необходимым в соответствии с мнениями о благе нации, циркулирующим в национальном правительстве. Американский случай являлся крайне благоприятным для щедрого делегирования полномочий в рамках федеративной структуры: штаты, объединенные американским федерализмом, разделяли английский язык, наследие общих законов, протестантскую религию, совместную историю борьбы против врагов и конечный триумф. Их можно было относительно легко считать одной нацией, связанной узами взаимной лояльности. По сравнению с этим, международная федерация, предлагаемая философами и государственными деятелями, является значительно более сложным предприятием. Они предполагают, что федеральный режим может быть создан для объединения наций, не имеющих общего языка, законов и религии, и никакой истории объединенной борьбы с общим врагом. Таким образом, различия между этими федеративными странами будут радикально более выраженными, чем различия между американскими штатами. И когда эти разногласия неизбежно проявятся и приведут к политической конфронтации, правительство федерации столкнется с двумя альтернативами: либо у нее будут ресурсы и решимость, необходимые для навязывания своей воли подчиняющимся ей непокорным народам, и в этом случае мы получим имперское государство во всех смыслах. Или у него не хватит ресурсов и решимости навязать свою волю, и в этом случае федерация снова развалится на составляющие народы, точно так же, как американская федерация распалась бы, если бы ее руководство не захотело принуждать составляющие ее штаты. Это то, что мы видим в наиболее известном современном эксперименте с международной федерацией — примере Европейского Союза.

Основанный на Маастрихтском Договоре 1992 года, ЕС объединяет десятки ранее независимых стран по принципу «субсидиарности» (средневековый католический термин, который теперь все чаще используется вместо американского слова «федерализм», попахивающий библейской коннотацией). Договор объявляет намерения его участников следующим образом:

…В областях, не входящих в его исключительную компетенцию, Сообщество принимает меры в соответствии с принципом субсидиарности только в том случае, если цели предлагаемых действий не могут быть в достаточной степени достигнуты государствами-членами, и потому масштаб и последствия предлагаемых действий лучше всего будут достигнуты Сообществом…

Здесь Маастрихтский договор прямо говорит о том, о чем американская конституция оставалась уклончиво неоднозначной: европейское правительство будет принимать решения касательно своих дочерних государств, как по вопросам, принадлежащим ему по договору, так и по вопросам, где «цели предлагаемого действия … [могут быть] лучше достигнуты Сообществом». Поскольку решение о том, какие цели могут быть лучше достигнуты федеральным правительством Европы, находится в руках официальных лиц этого правительства, нет препятствий для постоянного понижения власти государств-членов, кроме самоограничения тех самых официальных лиц. Поскольку подобная сдержанность не имела места быть, бюрократы ЕС, поддерживаемые федеральными европейскими судами, последовательно расширяли свои полномочия в отношении стран-членов в таких областях, как политика в области экономики, труда и занятости, здравоохранения, связи, образования, транспорта, окружающей среды и городского планирования. Таким образом, европейский принцип субсидиарности — это не что иное, как эвфемизм для империи: дочерние страны Европы являются независимыми настолько, насколько это решает европейское правительство.

Очевидный имперский характер европейского федерального правительства постоянно затеняется утверждениями о том, что Европейский союз открыл новую «транснациональную» форму политического порядка, к которой традиционные категории, используемые для описания политических институтов, не могут применяться. Сторонники ЕС часто отрицают, например, что потеря политической независимости, которой страдают государства-члены ЕС, привела, как и можно было предположить, к созданию федерального правительства. Вместо этого, как говорят, Европа разработала новую форму «объединенного суверенитета», в соответствии с которой нет правительства, а есть только совместное «управление». А раз нет федерального правительства, значит нельзя сказать, что федеральное правительство установило имперский политический порядок. Но все это притворство. Европейский союз, несмотря на этот пропагандистский трюк, имеет мощное центральное правительство, директивы которого являются юридически обязательными для европейских стран и их отдельных членов. Это правительство состоит из большой законодательной бюрократии, директивы которой налагаются на дочерние страны Европы через правоохранительные органы и судебную систему этих стран, подчиненных европейским федеральным судам. Различные назначенные и избранные органы имеют право ратифицировать эти законы или отказаться от них, но окончательная власть остается за судебной иерархией. Верно, что это мало похоже на правительственные институты. Но это, безусловно, своего рода правительство: это бюрократическая автократия, которую империи исторически использовали для управления своими народами-вассалами. Другими словами, «транс-национализм» и «объединенный суверенитет» не есть блестящее новое открытие политической теории. Это просто возвращение к европейскому имперскому прошлому. Впрочем, Европейский союз, действительно, отличается от исторических государств-империй, являющихся его предшественниками, одним важным свойством: у него нет сильной исполнительной власти — императора, способного вести иностранные дела и вести войну. То, что ЕС не обладает такой исполнительной властью, во многом обусловлено его постоянным статусом протектората Соединенных Штатов, который несет ответственность за поддержание мира и безопасности Европы со времен Второй мировой войны через посредство Организации Североатлантического договора (НАТО). Другими словами, американский президент является главнокомандующим вооруженными силами Европы, что еще раз было подчеркнуто в недавних войнах НАТО против Сербии. Это означает, что президент, по сути, играет роль императора современной Европы. Более, чем что-либо иное, такая договоренность является следствием того факта, что ни американцы, ни европейцы не испытывают особого энтузиазма по поводу альтернативного варианта: наращивания немецких вооруженных сил и немецкого императора. В Европе, как всем очевидно, доминирует Германия. Европейский союз — это германское имперское государство во всем, кроме имени. Однако, пока Германия не стремится наращивать свои вооруженные силы и не берет на себя ответственность за безопасность континента, ЕС, по-видимому, останется американским протекторатом — протекторатом, который одновременно является самостоятельной империей. Если Соединенные Штаты когда-либо откажутся защищать ЕС, все разговоры о Европе как пионере новой формы политического порядка, быстро испарятся. В этот момент Германия назначит сильную европейскую исполнительную власть и наделит ее полномочиями поддержания безопасности на континенте. Тогда восстановление средневековой германской империи в Европе будет завершено [прим.: если имеется ввиду империя Карла Великого, то она была не германской; а если — Германская империя, созданная Бисмарком, то она не средневековая], и вдохновленный Англией эксперимент по установлению европейского режима независимых национальных государств достигнет своего конца.

Истина заключается в том, что нет «федерального решения», позволяющего нам избежать выбора между имперским порядком и системой независимых наций. Международное федеральное правительство — не что иное, как временное правительство. И это так, предпочитаете ли вы рассматривать американские или европейские прецеденты. Любая международная федерация будет управляться должностными лицами, имеющими собственные взгляды относительно позволительных пределов, установленных для самоопределения субъектов. Никакие учредительные документы, независимо от того, насколько хорошо они написаны, не выдержат испытания временем в качестве эффективного барьера против взглядов этих чиновников. Ведь именно они имеют право толковать эти документы и таким образом определять ход дел. Они будут интерпретировать, игнорировать или изменять любые документы в свете их собственного понимания того, что необходимо для здоровья и процветания имперского государства, которое они неизбежно и в соответствии с давней традицией идентифицируют со здоровьем и процветанием человечества в целом.

Антиизраильские кампании бичевания

Каждые несколько месяцев Израиль публично осуждают в международных органах, СМИ и университетских кампусах по всему миру, обвиняя в нарушении прав человека, реальных или воображаемых. Конкретный случай, заставивший меня впервые серьезно задуматься об этом явлении, был рейд на турецкий корабль, пытающийся прорвать израильскую морскую блокаду сектора Газа. Рейд, закончившийся девятью убитыми в результате сопротивления находящимися на борту захвату израильскими пограничниками. Но к подобным же кампаниям привела и масса других инцидентов, в том числе израильские акции против исламского радикального режима в Газе, израильская атака иракского ядерного реактора, посещение израильским политиком Храмовой горы, покупки евреями домов в Восточном Иерусалиме и многие другие. Независимо от того, что было причиной, и от того, надлежащим ли образом исполняли возложенные на них обязанности израильские лидеры, солдаты и чиновники по связям с прессой, результатом становилась еще одна кампания бичевания в СМИ, университетских кампусах и коридорах власти — кампания посрамления, которую, исторически, немногие страны переживали на регулярной основе. И каждый раз мы, израильтяне, видим вновь, что нашу страну рассматривают не как демократию, обязанную защищать свой народ и свободу, а как своего рода бедствие. Мы снова видим, как все, что нам дорого и мы считаем справедливым, топчут перед нашими глазами. Мы снова с горечью терпим, как прежние друзья поворачиваются к нам спиной, а еврейские студенты торопятся отречься от Израиля и самого иудаизма в тщетной попытке сохранить благосклонность испытывающих отвращение сверстников. И мы опять ощущаем нарастающий прилив антисемитизма, возвращающегося после передышки, последовавшей после Второй Мировой войны. Все это неоднократно повторялось, и мы знаем, что повторится снова. С каждым годом эти вспышки становятся все более злобными и хорошо продуманными вот уже в течение десятилетий. И есть все основания полагать, что эта тенденция сохранится. Что касается реакции евреев и друзей Израиля на эти кампании бичевания, то их ответы за последние десятилетия мало изменились: мои либеральные знакомые всегда полагают, что изменения в израильской политике могут приостановить эти кампании поношений или, по крайней мере, уменьшить их размах. Мои консервативные знакомые всегда говорят, что Израиль должен «улучшить пиар». Безусловно, нам есть куда улучшать политику и отношения с общественностью. Но моя точка зрения заключается в том, что никакое из этих, в других случаях имеющих смысл действий не поможет улучшить ситуацию, потому что ни одно из них не касается сути того, что происходит вокруг легитимности Израиля. Политика Израиля за последние десятилетия менялась радикальным образом в ту или иную сторону. Убедительность, с которой Израиль представлял свою позицию в СМИ и через дипломатические каналы, улучшалась или ухудшалась. Но международные усилия с целью облить Израиль грязью, загнать в угол, делегитимизировать и изгнать его из семьи народов, продолжались, разрастались и становились все мощнее. Все это несмотря на многочисленные подъемы, спады и изгибы израильской политики и израильских отношений с общественностью.

Самый очевидный пример — это выход Израиля из Газы и последующее создание там, в сорока милях от центра Тель-Авива, независимой, воинственной исламской республики. Израильтяне и друзья Израиля могут спорить по поводу того, действительно ли уход Израиля из сектора Газа в 2005 году или аналогичный выход из зоны безопасности Южного Ливана в 2000 году принесли еврейскому государству улучшение. Но трудно спорить по вопросу, пресекли ли эти выводы войск волны ненависти и поношений, обрушиваемых на голову Израиля на международном уровне. Ненавистники Израиля просто сдвинулись на другие элементы израильской политики, в не меньшей степени разжигающие их гнев. Внутренний двигатель прогрессирующей делегитимизации Израиля действует в значительной степени независимо и без ссылок на детали конкретной политики Израиля в данный момент. Иными словами, это не удержание зоны безопасности в Южном Ливане, и не израильский контроль сектора Газа или рейд на турецкий корабль несут ответственность за то, как Израиль воспринимается на мировой арене. Эти конкретные примеры политики для недоброжелателей Израиля в значительной степени являются лишь символами чего-то более глубокого и ненавистного, снова и снова встающего перед их глазами, когда они смотрят на Израиль и его действия.

В свое время философ Томас Кун выдвинул идею, что мы натренированы видеть мир в понятиях определенной системы концепций, которую он назвал парадигмой. Парадигма определяет не только интерпретацию, которую ученый дает фактам, но и то, какие факты следует толковать: «факты», которые ученые считают приемлемыми для обсуждения, — это те, что соответствуют доминирующей парадигме или могут быть легко согласованы с этой парадигмой путем ее расширения или мелкой поправки. Те, что не могут быть встроены, полностью игнорируются или отбрасываются как несущественные. По словам Куна, даже море фактов не меняет взглядов ученого, приученного к определенной парадигме, ибо сама концептуальная основа, через которую он смотрит на мир, принципиально неспособна их ассимилировать. Как же тогда ученые меняют свое мнение? Кун утверждает, что в большинстве случаев они этого не делают никогда. Предрассудки старого поколения слишком глубоки, и требуется новое поколение ученых, не столь лояльных старой догме, чтобы справедливо оценить новую теорию. Идеи Куна оказали огромное влияние на понимание того, как строится наука. Но революция в области того, как ученые обдумывают факты, аргументируют и ищут ​​правду, не сказалась пока на том, как происходят дебаты в общественном пространстве. Если говорить о том, как ненависть к Израилю анализируется в публичной дискуссии, то большинство по-прежнему убеждены, что если бы только некоторые факты были более известны или лучше представлены, положение Израиля могло бы значительно улучшиться в глазах общественного мнения, и особенно среди либералов, являющихся наиболее жесткими противниками Израиля в Европе и Америке. Я, к сожалению, думаю иначе. Хотя битвы в СМИ, вроде той, что окружала прорывавшийся в Газу турецкий корабль, являются неизбежной необходимостью, аргументы Куна дают понять, что результаты этих поединков не окажут никакого реального влияния на общую траекторию образа Израиля в глазах образованных людей на Западе. Это положение ухудшается на протяжении последнего поколения не из-за того или иного набора фактов, а из-за того, что парадигма, сквозь которую образованный Запад смотрит на Израиль, сдвинулась. Мы наблюдаем переход от одной парадигмы к другой во всем, что связано с легитимностью Израиля как независимого национального государства.

Иммануил Кант и Парадигма Анти-национализма

В чем же заключалась старая парадигма? И что представляет собой новая, на которою смещается международное поле действий? Я начну со старой парадигмы, даровавшей Израилю легитимность. Нынешнее государство Израиль было основано, как с точки зрения международного сообщества, так и конституционно, как национальное государство еврейского народа. Оно является наследником ранних политических теорий, признающих права наций на свободу и защиту своей независимости от разбоя международных империй. Конечно, всегда были национальные государства. Но современная идея национального государства была укоренена долгой борьбой таких стран, как Англия, Нидерланды и Франция, освободившихся от посягательств универсальной империи немецких и испанских Габсбургов (то есть «Священной Римской империи»). Победа Елизаветы над испанской армадой в 1588 г. стала поворотным моментом в истории потому, что, отбив попытку Филиппа II править Англией, она подтвердила право наций на свободу от австро-испанских претензий править всем человечеством. Поражение идеала универсализма в Тридцатилетней войне привело в 1648 году к созданию новой парадигмы европейской политики, в которой ожившая концепция национального государства предлагала свободу народам всего континента. К 1800-м годам идея национальной свободы захватила умы до такой степени, что она представлялась естественным принципом упорядочения мира.

Создание независимых национальных государств должно было освободить народы, позволив им определять свой собственный курс, свою форму правления и законы, религию и язык. Греция объявила себя независимым национальным государством в 1822 году. Италия была объединена и завоевала независимость в результате ряда войн, начавшихся в 1848 г. За ними последовали десятки других национальных государств. Сионистская организация Теодора Герцля, провозгласившая путь к независимому национальному государству еврейского народа, вписывалась в эту политическую парадигму. В 1947 г., спустя несколько месяцев после обретения независимости Индией, ООН большинством в две трети голосов проголосовала за создание того, что документы ООН, именуют «еврейским государством в Палестине». Но в последующий период расцвет идеи национального государства приостановился. Более того, идея в значительной степени угасла. Стремясь создать Европейский Союз, страны Европы создали новую парадигму, в которой независимое национальное государство больше не рассматривается как ключ к благополучию человечества. Напротив, оно рассматривается ныне многими политиками и интеллектуалами Европы как источник неисчислимых бед. И напротив, многонациональная империя, которую Милл определял, как воплощение деспотизма, все чаще упоминается с любовью в качестве модели пост-национальной организации человечества. Более того, эта новая парадигма агрессивно продвигается в мейнстрим политических обсуждений других стран, в том числе таких, как США и Израиль, казавшихся долгое время неуязвимыми для нее. Как же так произошло, что многие европейцы готовы демонтировать государства, в которых они живут, обменяв их на власть международного режима? Я уже упоминал, что объединение народов под германским императором Священной Римской империи и универсальной церковью — старая европейская мечта. Философы Просвещения, отвернувшись от христианства, тем не менее сохранили эту мечту, самая известная формулировка которой была дана Иммануилом Кантом в манифесте 1795 г. «Вечный мир: философский этюд». В нем Кант атаковал идеал национального государства, сравнив национальное самоопределение с беззаконной свободой дикарей, которое, по его словам, следует справедливо презирать как «варварство» и «грубое убожество человечества». Он писал:

«Мы с глубоким презрением смотрим на то, как дикари цепляются за свою свободу беззакония. Они скорее будут вести непрекращающиеся раздоры, нежели подчинятся юридическим ограничениям … Мы рассматриваем это как варварство, жестокость и грубое убожество человечества. Нам следует ожидать, что цивилизованные народы, ныне объединенные в [национальные] государства, как можно скорее поспешат отказаться от столь унизительного состояния. Но вместо этого каждое государство блюдет свое величие … именно в том, чтобы не подчиняться каким-либо внешним ограничениям закона, и слава его правителя заключается в способности приказывать тысячам людей приносить себя в жертву».

Согласно этой точке зрения, политическая независимость — это форма жизни, в которой «дикари цепляются за свою свободу беззакония». Цивилизованные народы, начав думать и рассуждать, «поспешат как можно скорее отказаться от столь унизительного состояния» Это относится как к личности, которой следует подчиниться законному государственному порядку, таки и к народам, которым следует отказаться от любого права на независимость, подчиняясь «международному государству», которое установит над ними «общественные законы принуждения», расширяясь до тех пор, пока оно не подчинит «все народы земли»:

«Существует только один разумный путь, которым сосуществующие государства могут выйти из незаконного состояния вечной войны … Они должны отказаться от своей дикой и незаконной свободы, привыкнуть к обязательным общим законам и таким образом сформировать международное государство, которое будет продолжать расти, пока не охватит все народы земли«.

В трактате «К вечному миру» Кант утверждал, что создание международного государства, т.е. империи, является единственным возможным предписанием разума. Те, кто не соглашается подчинить свои национальные интересы директивам имперского государства, рассматривались как противостоящие историческому маршу человечества к царству разума. Те, кто настаивают на своей национальной свободе, поддерживают воинственный эгоизм на национальном уровне, являющийся таким же отступлением от здоровой морали, как и воинственный эгоизм в личной жизни. В течение многих лет кантианская парадигма, приписывающая институту национального государства врожденную аморальность, находила мало сторонников в Европе, где прогрессивное мнение находилось на стороне народов, обретающих свою независимость, и поддерживало демонтаж империи. Но когда после Второй Мировой войны к перечню преступлений, приписываемых национальному государству, был добавлен нацизм, результат оказался иным. Нацизм изображался как гнилой плод немецкого национального государства, и Кант, казалось, был полностью прав. Позволять народам вооружаться и самим определять, как и когда это оружие использовать, рассматривалось теперь как варварство и «грубое убожество человечества».

       Я уже обсуждал этот аргумент в главе V, где подчеркнул, что режим национальных государств видит мир лучше управляемым, если страны сами и независимо намечают свой собственный курс. Нацистская позиция была совершенно противоположна: Гитлер видел Третий рейх улучшенной инкарнацией того, что он называл «Первым рейхом», т.е. ничем иным как Священной Римской империей Габсбургов. Мечта Гитлера заключалась в построении своей империи на руинах национальных государств Европы. Многие европейцы, однако, отказывались видеть вещи таким образом, приняв точку зрения, что нацизм был, более или менее, национальным государством, достигшим своего уродливого предела. К осуждению западных национальных государств марксизмом присоединился либеральный антинационализм, с нетерпением стремившийся положить конец старому порядку во имя кантовского марша к Просвещению. Как отметил философ Юрген Хабермас, вероятно, ведущий теоретик постнациональной Европы, этот переход был особенно легок для немцев, учитывая роль Германии во Второй мировой войне и тот факт, что послевоенная Германия в любом случае находилась под оккупацией, не представляя собой более независимое государство. Он мог бы добавить, что в отличие от британцев, французов и голландцев, немецкоязычные народы Центральной Европы исторически никогда не жили в едином национальном государстве, так что перспективы, представляемые таким государством, были для них менее важны. Как бы то ни было, постнациональные теории нашли своих сторонников по всей Европе. Поколением позже, в 1992 году, европейские лидеры подписали Маастрихтский договор, основав Европейский Союз в качестве международного правительства, который лишил государства-члены многих прав, исторически характеризующих национальную независимость. Конечно, не все европейцы приняли этот курс. Но влияние новой парадигмы, стоявшей позади движения к Европейскому союзу, оказалось непреодолимо. Ныне в Европе и Америке мы видим поколение молодежи, впервые за четыре столетия не признающее национальное государство основой наших свобод. Там действует мощная новая парадигма, полагающая, что мы можем обойтись без этих государств. И эта парадигма поднимает прилив последствий как для тех, кто эту парадигму разделяет, так и для тех, кто ее не разделяет.

Два урока Аушвица

Меня всегда пугала перспектива того, что такая нация как Британия, бывшая светочем в политике, философии и науке, навсегда уйдет с мировой сцены истории. С моей точки зрения, Британия, Америка, Нидерланды являются формирующими компонентами семьи наций, чье независимое существование важно для меня лично. И тем не менее, моя первая забота — это Израиль, и сейчас я хотел бы разобраться, как выглядит моя страна в европейских глазах. Или точнее, как она выглядит в рамках новой парадигмы, диктующей понимание Израиля столь многим в Европе, а в последнее время, и все увеличивающемуся числу образованных людей в Америке и иных странах. Поговорим о концлагере Аушвиц. Для большинства евреев Аушвиц означает нечто особое. Это не сионистская организация Герцля убедила практически всех евреев мира, что не может быть другого пути в наши дни, кроме создания независимого еврейского государства. Это сделал Аушвиц и убийство немцами и их пособниками шести миллионов евреев. Из ужаса и унижения Аушвица вырос тот неизбежный урок, что причиной убийства была зависимость евреев от чужой военной защиты. Это мысль была четко высказана Давидом Бен-Гурионом в еврейском Национальном собрании Палестины в ноябре 1942 года:

 «Мы не знаем точно, что происходит в нацистской долине смерти и сколько евреев уже убито … Мы не знаем, не найдет ли победа европейской демократии, свободы и справедливости лишь огромное еврейское кладбище, по которому разбросаны кости нашего народа … Мы единственный народ в мире, чью кровь, как нации, можно проливать … Только наши детям, нашим женщинам … и нашим старикам положено особое обращение: быть похороненным заживо в могилах, ими самими вырытых, быть сожжёнными в крематориях, быть задушенными и расстрелянными из пулеметов … за единственный грех: … что у евреев нет политического права, нет еврейской армии, нет независимости и нет отчизны … Дайте нам право сражаться и умереть как евреи … Мы требуем права … на отечество и независимость. То, что с нами случилось в Польше, и что не дай Бог, может произойти с нами в будущем, все наши невинные жертвы, все десятки тысяч, сотни тысяч и, возможно, миллионы … — это жертвоприношение народа, не имеющего родины … Мы требуем … родину и независимость.»

В этих словах связь между Холокостом и тем, что Бен-Гурион называл «грехом» еврейского бессилия, очевидна. Смысл Аушвица заключается в том, что евреи не смогли найти способ защитить своих детей. Они зависели от других, владеющих властью порядочных людей в Америке и Британии, которые, когда пришло время, мало заботились о спасении европейского еврейства. И сегодня большинство евреев по-прежнему считают, что единственное, что действительно изменилось с тех пор, как погибли миллионы нашего народа, единственное, что является бастионом против повторения этой главы мировой истории, это Израиль.

Евреи не единственные, для кого Аушвиц стал важнейшим политическим символом. Многие европейцы тоже видят Аушвиц как центральный урок Второй Мировой войны. Но выводы, которые они делают, прямо противоположны выводам евреев. Следуя Канту, они считают Аушвиц предельным выражением варварства и «грубого убожества человечества», каковым является национальная обособленность. С этой точки зрения лагеря смерти дали абсолютное доказательство того, что разрешать странам самим решать, как распоряжаться имеющейся у них военной мощью, это зло. Очевидный вывод состоит в том, что давать немецкой нации подобную власть на жизнь и смерть было неверно. Чтобы предотвратить повторение подобного зла, следует демонтировать Германию и другие европейские национальные государства и объединить все европейские народы под одним международным правительством. Ликвидируйте национальные государства раз и навсегда, и вы запечатаете мрачную дорогу в Аушвиц. Обратите внимание, что согласно этой точке зрения, ответом на вопрос об Аушвице является не Израиль, а Европейский Союз. Объединенная Европа сделает невозможным для Германии или любой другой европейской нации подниматься вновь и вновь и терроризировать других. В этом смысле Европейский Союз выступает гарантом будущего евреев и, вообще, всего человечества. Вот вам две конкурирующие парадигмы, касающиеся осмысления Аушвица. Все смотрят на одни и те же факты. Обе парадигмы воспринимают их как данность: в Аушвице немцами и их коллаборационистами были убиты миллионы людей; свершенное там являлось абсолютным злом; евреи и другие, там погибшие, были беспомощными жертвами этого зла. И в этот момент согласие заканчивается. Люди, рассматривающие одни и те же факты через призму двух разных парадигм, видят разное:

Парадигма A: Аушвиц представляет собой невыразимый ужас евреев, женщин и мужчин, раздетых догола и безоружных, видящих, как умирают их дети и не имеющих в руках ничего, чтобы защитить их.

Парадигма B: Аушвиц представляет собой невыразимую ужас, когда немецкие солдаты применяют насилие по отношению к другим на основании мнения исключительно их собственного правительства касательно своих национальных интересов и прав.

Важно осознать, что эти две точки зрения, кажущиеся вначале даже не говорящими об одном и том же, на самом деле описывают две почти абсолютно непримиримые моральные позиции. В одном, источником зла рассматривается мандат на убийство; в другом — бессилие жертв. Кажущаяся тонкая разница в перспективе, когда мы смотрим через призму этих парадигм на Израиль, раскрывается в бездну. Те же две парадигмы, взгляд которых теперь обращен на независимое государство Израиль, видят следующее:

Парадигма A: Израиль представляет собой евреев, женщин и мужчин, с оружием в руках охраняющих и защищающих своих и чужих еврейских детей. Израиль — это противоположность Аушвицу.

Парадигма B: Израиль представляет собой невыразимый ужас, когда еврейские солдаты применяют насилие по отношению к другим на основании мнения исключительно их собственного правительства касательно своих национальных интересов и прав. Израиль — это Аушвиц.

Израиль играет исключительную роль в обеих парадигмах из-за идентификации евреев с жертвами Катастрофы. Для основателей Израиля тот факт, что пережившие лагеря смерти и их потомки могут взять в руки оружие и имеют право проходить воинскую подготовку под еврейским флагом, являлось подтверждением сдвига к более правильно и справедливо устроенному миру. Это ни в коей мере не компенсировало произошедшее. Но это давало пережившим права и возможности, которые, будь они даны несколькими годами ранее, могли спасти их близких от смерти и еще худшего. В этом смысле Израиль это противоположность Аушвицу.

В то же время Израиль имеет исключительное значение и в новой европейской парадигме. Ибо в Израиле выжившие и их потомки взялись за оружие и встали на путь определения собственной судьбы. То есть, народ, столь близкий к кантовскому идеалу отказа от себя всего несколько десятилетий назад, выбрал вместо него то, что сейчас рассматривается как гитлеровский путь — путь национального самоопределения. Именно это стоит за почти безграничным отвращением, которое многие испытывают к Израилю, и особенно, ко всему связанному с попытками Израиля себя защитить, независимо от того, насколько эти операции успешны или безуспешны, морально безупречны или сомнительны. С точки зрения многих европейцев, взяв оружие во имя собственного национального государства и собственного самоопределения, евреи просто пошли по пути того зла, которое привело Германию к созданию лагерей. Детали, возможно, отличаются, но принцип тот же: Израиль — это Аушвиц.

Попытайтесь посмотреть на это европейскими глазами. Представьте себя сегодняшним гордым голландец, чья нация подняла факел свободы в безнадежном восстании против католической Испании, войне за независимость, длившейся 80 лет. «И все же, — говорит он себе, — я готов пожертвовать этим наследием и мыслями о прошлой славе, распрощаться с государством, основанным моими предками, ради чего-то большего. Я свершу эту мучительную жертву ради международного политического союза, который обнимет, в конце концов все человечество. Да, я сделаю это для человечества». И кто же выступает против него? Кто из цивилизованных народов осмеливается отвернуться от этих благословленных нравственностью и разумом усилий по достижению спасения человечества? Представьте себе его потрясение: «Евреи! Эти евреи, которые должны бы первыми приветствовать приход нового порядка, первыми приветствовать начало спасения человечества, вместо этого утверждают себя оппонентами и строят свою маленькую эгоистичную страну в разладе со всем миром? Как они посмели? Разве не должны они принести те же жертвы, что и я во имя Просвещения и разума? Неужели они настолько испорчены, что не в состоянии вспомнить своих родителей в Аушвице? Нет, они не в состоянии вспомнить и не могут принести жертвы во имя Просвещения и разума, как я, ибо они соблазнены и отравлены тем же злом, что прежде поглотило соседнюю с нами Германию. Они перекинулись на сторону Аушвица». Совершенно не случайно мы постоянно слышим, как Израиль и его армия сравниваются с нацистами.

Мы не говорим о каких-то старых наветах, произвольно подхваченных за их риторическую ценность. В Европе и всюду, куда распространяется новая парадигма, сравнение с нацизмом, каким бы абсурдным оно ни было, является естественным и неизбежным. Это отвечает на вопрос о том, как это возможно, что на очень фундаментальном уровне факты кажутся неважными. Как возможно, что даже когда израильские действия признаются справедливыми, оборонительными и продуманно сдержанными, страну обливают кампаниями бичевания, грызущими все глубже и бьющими сильнее с каждым годом. Как возможно, что после ликвидации израильской зоны безопасности в Южном Ливане и уходе Израиля из сектора Газа ненависть к Израилю только усиливается. Ответ заключается в том, что, хотя ненависть к Израилю может в какой-то момент фокусироваться на определенных фактах о зоне безопасности, секторе Газа или турецком прорыве блокады, курс в сторону отвращения и ненависти к Израилю не зависит от этих фактов. Он обусловлен быстрым распространением новой парадигмы, видящей Израиль и независимое использование им сил самозащиты как незаконные в своей основе. Если в чем-то фундаментальном вы считаете Израиль вариантом нацизма, вас не будут впечатлять «улучшения» его политики или пиара. Улучшенный Аушвиц по-прежнему является Аушвицем. Но если это верно, и сравнение Израиля с самым одиозным политическим режимом в европейской истории встроено в новую парадигму международной политики, быстро надвигающуюся на нас, то не придут ли люди, сторонники этой парадигмы, к заключению, что Израиль не имеет права на существование и должен быть демонтирован? Ответ на этот вопрос очевиден. Безусловно, подобное сравнение ведет к выводу, что Израиль не имеет права на существование и должен быть демонтирован. А почему бы нет? Если Германия и Франция не имеют права на существование в качестве независимых государств, почему Израиль? И если мало у кого увлажнятся глаза в день, когда, наконец, исчезнут Британия и Нидерланды, почему надо чувствовать себя по-иному в отношении Израиля? Напротив. Пока евреи и их друзья с ужасом говорят о «разрушении Израиля», эта фраза никого не пугает в среде тех, кто принял новую парадигму и уже публично позволяют себе фантазировать о политических договоренностях, которые бы позволили прекратить существование еврейского государства.

Share

Йорам Хазони: Достоинство Национализма: 24 комментария

  1. Ontario14

    Бене: допустим, первый этап ответа действительно дан и допустим, что я его понял(что таки нет). ОК, хотелось бы знать сколько вообще этапов и где их дескрипция ?..

    Элле: я не знаю, но цель, как считает рав Шерки, превратить космополитизм в универсализм на основе ценностей и философии иудаизма, — см. статью с похожим названием в каталоге р. Шерки здесь. Ну и, конечно, Тшува. Не «хазара бе-тшува», не «религиозное возрождение» (что часто по р. Куку есть путь назад к тем же ошибкам, что и привели к сегодняшней ситуации), но путь вперед — т.е. «к истинной, исконной и изначальной свободе».

    1. Benny

      Ontario14: Бене: допустим, первый этап ответа действительно дан и допустим, что я его понял(что таки нет). ОК, хотелось бы знать сколько вообще этапов и где их дескрипция ?..
      =========
      Я могу только сказать своё личное мнение:
      1) Необходимый первый этап: Национальные Государства — не как «популизм», но с серьёзной мировоззренческой претензией на универсальное «единство в различии».
      2) Потом или одновременно с этим неизбежно будет «конфликт и конкуренция» 3-ёх универсальных мировоззрений: «единство в равенстве» (леволиберальный глобализм), «единство в различии», «единство под исламским халифатом» (суннитский ислам) и нескольких партикулярных: Китай, Россия, другие версии ислама и т.д.
      3) Потом или одновременно с этим люди в цивилизации «единства в различии» неизбежно начнут спрашивать вопросы «а нужно ли мне искать Бога?», «зачем, что я хочу от Него?», «а что Он хочет от меня?».

    2. Mark

      1. Я, конечно, не специалист по раву Шерки, но никогда не воспринимал его, как сторонника универсализма. Скорее наоборот.
      2. Йорам Хазони поставил диагноз «смена парадигмы», но действительно, не написал «что делать». Скорее всего, ждать, как это умеют делать только евреи. Ведь благодаря своей внутренней лояльности Израиль намного превосходит прочностью новоявленные империи.

  2. Ontario14

    Переводчик справился с задачей не более, чем отлично. В наши дни такое качество перевода впечатляет.

    Эти главы объясняют нам «кто виноват» — сионизм стал жертвой смены парадигмы. В 1947 году евреи с трудом успели зацепиться за ступеньку последнего вагона поезда старой национальной парадигмы, идущего в депо истории.

    Но вопрос «что делать» в этом отрывке не задан. Может быть он задан в других частях книги, может быть предложен ответ. Если Марк или кто-то, кто уже прочитал книгу, поделится информацией, буду весьма благодарен.

    Можно соскочить с этого поезда и пересесть на поезд глобализации и направить его туда, куда надо: в направлении универсальных ценностей иудаизма. Это единственный шанс.

    1. Benny

      Ontario14 : … Эти главы объясняют нам «кто виноват» — сионизм стал жертвой смены парадигмы. … ….
      Но вопрос «что делать» в этом отрывке не задан. Может быть он задан в других частях книги, может быть предложен ответ. Если Марк или кто-то, кто уже прочитал книгу, поделится информацией, буду весьма благодарен. …

      ===========
      Необходимый первый этап ответа предложен и немного объяснён в главе «Государство — это я«.
      Объяснён теоретически (на разных уровнях знания) и на исторических примерах.
      Если хотите ещё короче, то прочтите 4 абзаца после этой цитаты:
      « … Третий вариант создает наиболее крепкие объединения, и чтобы понять его, Хазони совершает глубокий философский экскурс в понятие «Я». …»

      И это на все 100% «в направлении универсальных ценностей иудаизма», которые крепко основаны на фундаменте биологии-этологии.
      Другими словами: при прочих равных условиях это было и будет «одобрено Естественным Отбором» для любого человеческого общества любой эпохи. От этого не уйти, это действительно в генах — притом не только ВСЕХ людей, но ВСЕХ Высших (социальных) Животных.

  3. Mark

    ««Универсальность» отказа от нац.государства не заметила в тексте. Не вижу ее и в политике Финляндии, Швеции, Швейцарии. »

    Сильвия и Бенни!
    Я предупреждал, что книга спорная. Как автору перевода, мне приятно, что вокруг текста закипели страсти, но все таки, друзья, не надо переходить на личности. Бенни, вы тут не то, что «перешли», а просто «перепрыгнули» границу.
    Что касается самого тезиса, то мне мнение Бенни ближе. И набор стран выше в вашей цитате это лишь подтверждает: это не совсем ЕС, хотя Швеция и внутри. А по поводу имперского диктата в ЕС, последнее: недавно стало известно, как Меркель обзванивала руководителей центральной и восточной Европы, чтобы не допустить переноса их посольств в Иерусалим. Про глобальную декларацию об отношеннии к мигрантам, Сильвия, рекомендую познакомиться: вещь убедительная и печальная.
    Ваш Марк

    1. Benny

      Mark : …. Бенни, вы тут не то, что «перешли», а просто «перепрыгнули» границу. …
      =======
      Вы правы.
      Фокус дискуссии должен быть на тезисах статьи.
      Это моральный и самый эффективный ответ на любые провокации любого оппонента.

  4. Benny

    Любопытно, но между «философом национализма» Йорам Хазони и «философами глобалистами» Ноам Хомски и Юваль Харари есть очень высокий уровень «научного согласия» о фактах и гипотезах. В том числе и о том, что в реальности есть мощные силы, двигающие развитие истории в сторону «смешение народов в единое Человечество под общемировым правительством».

    Различие между ними не в понимание «того, что есть», но в понимании «того, к чему надо стремиться».
    Это понимание основано на разной ВЕРЕ в способность человека решить фундаментальную проблему биологии и истории: люди передают свои гены индивидуально, но выживают только в сообществе.

    Хомский сформулировал свою веру приблизительно так (ссылка внизу): «ради двойной цели (стремления к свободе и создания порядка в обществе) я с подозрением и скептически отношусь к любому доминированию, авторитету и иерархии в человеческом обществе — начиная от патриархальной семьи и заканчивая империей. Моя презумпция в том, что обязанность доказательства лежит на сильной стороне».
    http://www.alternet.org/civil-liberties/noam-chomsky-kind-anarchism-i-believe-and-whats-wrong-libertarians

    У «националиста» Йорам Хазони обязанность доказательства лежит на слабой стороне, которая и требует изменить данную ситуацию.
    А на сильной стороне лежит серьёзная обязанность «логической и исторической проверки» требования слабой стороны.
    Фактически, Йорам Хазони гораздо больше верит в способность человека контролировать свои разрушительные инстинкты: зависть, жестокость, ненависть, стремление к богатству за счёт других и к власти над другими.

    1. Benny

      Существуют два механизма, скрепляющих людей в коллективы, — говорит Хазони, — один, локковский, основан на постоянно контролируемом свободном согласии, другой — на воспитанной всей жизнью членов коллектива взаимной преданности, которую Хазони в дальнейшем называет лояльностью.
      ==========
      Эту «лояльность своему сообществу / народу» очень трудно определить, но очень легко заметить, когда её нет.
      Например, канадский ПМ Трюдо считает очень-очень важным борьбу с «уменьшением Углеродного Следа» и поэтому он облагает канадцев многочисленными ограничительными регуляциями и «углеродным налогом».
      Но он упорно игнорирует любую серьёзную оценку реальной пользы от его благих намерений. Например, что сейчас в США Углеродный След уменьшается быстрее именно при уменьшении регуляций и отказе от «углеродных налогов»: http://torontosun.com/opinion/editorials/editorial-un-says-trudeaus-emissions-impossible

      Вывод: Трюдо интересует именно БОРЬБА за благое дело, которая ЕМУ ЛИЧНО даёт власть, деньги и уважении общества — а реальный результат для него вторичен. От канадцев он забирает очень много ТОЛЬКО ради того, чтобы взять маленькую часть себе и «своим». Это верный признак отсутствия лояльности к своей стране и к своему канадскому народу.

  5. Игорь Ю.

    «Два Трактата» Локка предлагают рационалистический взгляд на политическую жизнь, который игнорирует все связи, скрепляющие людей друг с другом, помимо согласия. … Это льстит индивидууму, поскольку важный выбор — это, якобы, почти всегда его решение. Но это плохо описывает реальный политический мир, в котором взаимная привязанность склеивает людей с семьями, племенами и народами, и каждый из нас получает определенное религиозное и культурное наследие вследствие того, что он родился в таких коллективах. Такой взгляд игнорирует обязанности, присущие как унаследованному, так и принятому на себя членству в таких коллективах.»
    ***
    Интересен вопрос практический. Сколько времени или сколько поколений нужно для того, чтобы «взгляд, игнорирующий обязанности…» и взгляд на мир, как реальный, изменился в людях окончательно (статистически, конечно)? Ведь несомненно, что в нынешнем поколении 20-30 летних таких людей существенно больше, чем было поколение назад. Когда наступит переход количества в качество? Рейган утверждал, что потеря свободы может произойти уже в следующем поколении. Наверно, для более глубоких изменений «парадигмы» нужно больше времени. Но если тенденция сохранится, то мы, возможно, еще успеем увидеть новый мир своими глазами.

    1. Benny

      Игорь Ю.: … Когда наступит переход количества в качество? Рейган утверждал, что потеря свободы может произойти уже в следующем поколении. …
      =======
      Наверное 3-е поколение, выросшее в относительном благополучии и безопасности.
      У них нет ОПЫТА СТРАХА (личного или полученного от отцов и дедов в раннем детстве), что эти КОЛЛЕКТИВНЫЕ «благополучие и безопасность» могут исчезнуть.

  6. Сильвия

    \»…голландец, чья нация подняла факел свободы в… войне за независимость, длившейся 80 лет. «И все же, — говорит он себе, — я готов пожертвовать этим наследием и мыслями о прошлой славе… Я свершу эту мучительную жертву ради международного политического союза, который обнимет, в конце концов все человечество.
    ….Эти евреи, которые должны бы первыми приветствовать приход нового порядка, первыми приветствовать начало спасения человечества, вместо этого утверждают себя оппонентами и строят свою маленькую эгоистичную страну в разладе со всем миром?…\»

    Не вижу большого смысла сравнивать положение двух народов/стран, находящихся в столь различном географическом положении. \»Гордый голландец\» находится в окружении стран и народов, согласных с голландцем по принципиальным вопросам и не имеющих никаких претензий к Голландии.
    Израиль находится в совсем иной географии, окруженный государствами с иными полит.режимами, историей и ментальностью.
    К ЕС он не может присоединиться по тем же географическим причинам. С кем ему организовать \»Ближневосточный\» БС, имея на сегодня мирный договор только с двумя соседними странами из десятка враждебных других? И тем не менее, идея некоей федерации — Израиль, Палестина и Иордания — витала в воздухе в период соглашений Осло. Оказалась нереальной, но желание быть \»вместе\» не совсем чуждо и на других континентах, вот только многовековую историю Европы на БВ не прошли, потому и результат иной.
    Если такое сравнение (гордого голландца и гордого израильтянина) результат некоей \»логики\», то налицо элементарное передергивание или интеллектуальная беспомощность .

    \»…С точки зрения многих европейцев, взяв оружие во имя собственного национального государства и собственного самоопределения, евреи просто пошли по пути того зла, которое привело Германию к созданию лагерей….\»

    Это возможное объяснение отношения \»многих европейцев\» (а интересно, сколько таких \»интеллектуалов\» в Европе?), но какое значение это имеет для Израиля? Ну, неприятно. Ну и что? Польша смело показывает фигу ЕС, как и Венгрия, а ЕС только \»озабочен\». Бывшие соцстраны отказались принимать афро-азиатских мигрантов. Даже Грецию не смогли за долги выкинуть из ЕС — себе дороже — и вливают в нее свои капиталы.
    ЕС, на мой взгляд, оказывается в некоей ловушке, выход Англии из ЕС — только доказательство этому. Все не так уж гладко в \»райской\» Европе. 😉
    Все эти парадигмы, отмеченные автором, интересны, но успокаивает не только его утверждение, что от поколения к поколению они могут меняться, но и то, что Европа на протяжении веков прошла разные виды империй/федераций: и Римскую, и Священную Римскую, и \»федерацию\» Бонапарта…. Люди сходятся, расходятся, снова сбегаются вместе…
    На мой взгляд, то, что реально определяет сегодня отношение Европы к Израилю — это два фактора (грубо говоря):
    1) изменение электората в связи с многомиллионной иммграцией из третьего мира, склонной к патриархальности во всех смыслах, т.е. к левой \»социальной\» политике;
    2) потеря левыми партиями идеологии вследствие падения коммунизма и уже давнего присвоения капитализмом многих положений социал-демократии. Иными словами, левые потеряли специфику, отличающую их от иных партий,
    и уже годы и годы маются в поисках ИДЕИ. Поначалу это были \»зеленые\», сегодня, с появлением антиизраильской массы в населении, это антисионизм.
    Сколько лет это \»суета\» продержится? Нам не дано предугадать…

    1. Benny

      Сильвия: … Если такое сравнение (гордого голландца и гордого израильтянина) результат некоей «логики», то налицо элементарное передергивание или интеллектуальная беспомощность . ….
      =============
      Верно: ваше передергивание и ваша интеллектуальная беспомощность:
      Либеральные европейцы настаивают на УНИВЕРСАЛЬНОСТИ своего отказа от национального государства.
      Доказательство: они делают это через ООН — «Global compact for migration», пока ещё добровольный, но уже часть «прав человека» в их понимании.
      И им глубоко наплевать на особую ситуацию Израиля и любой другой страны «западной цивилизации».
      Доказательство: их отношение к судьба белых фермеров в ЮАР.

      1. Сильвия

        Benny
        03.12.2018 в 21:02
        Либеральные европейцы настаивают на УНИВЕРСАЛЬНОСТИ своего отказа от национального государства. И им глубоко наплевать на особую ситуацию Израиля… Доказательство: их отношение к судьба белых фермеров в ЮАР.
        ————————————————————
        «Универсальность» отказа от нац.государства не заметила в тексте. Не вижу ее и в политике Финляндии, Швеции, Швейцарии. А настаивать можно на чем угодно, было бы желание.
        Им наплевать на Израиль? Так и я не мучаюсь бессоницей из-за проблем в Европе. Мы на равных. Мне, честно говоря, не требуется любовь соседей, ближних и дальных, только бы они мне не мешали.
        Белые в ЮАР — тема сложная, в двух словах не сформулировать, оттого уклонюсь от обсуждения ее.
        С другой стороны, в Европе обретаются только «либеральные европейцы»? Что-то Вы увлеклись.

        1. Benny

          Сильвия: «Универсальность» отказа от нац.государства не заметила в тексте. …
          ========
          С Вами абсолютно бесполезно говорить: Вы увиливаете от обоснования ВАШЕГО СОБСТВЕННОГО УТВЕРЖДЕНИЯ о «передергивании или интеллектуальной беспомощности» автора этой статьи (Йорам Хазони).

          Ещё раз: Вы назвали так авторскую «логику сравнения» ситуаций в Голландии и в Израиле, но ООН-овский «Global compact for migration» ЕДИН и для Голландии и для Израиля — а Ваши единомышленники в израильском МИДе рекомендовали правительству Израиля его подписать. Притом рекомендовали как-бы «на профессиональном уровне», то есть как-бы вообще без политики, без идеологии и без малейшей нужды в общественном обсуждении.

          Я не буду больше тратить время на обсуждение Вашего потока примитивных махинаций и вонючей грязи.

          1. Сильвия

            Benny
            03.12.2018 в 22:17
            Вы увиливаете от обоснования ВАШЕГО СОБСТВЕННОГО УТВЕРЖДЕНИЯ о «передергивании или интеллектуальной беспомощности» автора этой статьи

            Перетрудились, вкушая пончики?
            Автор пересказывает чужой тезис , который я и обругала, а Вы даже не поняли, чьи это слова и на что я реагирую.

            ООН-овский «Global compact for migration» ЕДИН и для Голландии и для Израиля — а Ваши единомышленники в израильском МИДе рекомендовали правительству Израиля его подписать.

            Понятия не имею об этом Глобале, так что и говорить не о чем. Рада, что в МИДе у меня есть единомышленники — спасибо, Вы дали мне надежду.

            Я не буду больше тратить время на обсуждение Вашего потока примитивных махинаций и вонючей грязи.

            Попейте холодной водички, не поможет — примите холодный душ. Главное — не приближайтесь к острым предметам во избежание самотравмирования.

  7. Benny

    Очень важная статья, которая позволяет понять причины конфликтов и войн ближайшего будущего нашей цивилизации.

    Комментарии:
    1) «Израиль — это Аушвиц» это очень двусмысленный перевод. Также, я не уверен, но по-моему в русской культуре принято писать не «Аушвиц» а «Освенцим».
    2) понравилась мысль: «президент ((( США ))), по сути, играет роль императора современной Европы».
    3) ВАЖНО: из этой части статьи не ясно, при каких условиях «Парадигма» становится «Утопией».

    Важная цитата, которая позволяет лучше понять дилемму «национализм и лояльность» или «общественный договор граждан»:
    ==========
    Парадигма A: Аушвиц представляет собой невыразимый ужас евреев, женщин и мужчин, раздетых догола и безоружных, видящих, как умирают их дети и не имеющих в руках ничего, чтобы защитить их.

    Парадигма B: Аушвиц представляет собой невыразимую ужас, когда немецкие солдаты применяют насилие по отношению к другим на основании мнения исключительно их собственного правительства касательно своих национальных интересов и прав.

    Важно осознать, что эти две точки зрения, кажущиеся вначале даже не говорящими об одном и том же, на самом деле описывают две почти абсолютно непримиримые моральные позиции. В одном, источником зла рассматривается мандат на убийство; в другом — бессилие жертв. Кажущаяся тонкая разница в перспективе, когда мы смотрим через призму этих парадигм на Израиль, раскрывается в бездну.

  8. Mark

    \»Я из Хазони переводила и публиковала у нас…\»
    Алла, это я вам написал предыдущий ответ: \»Да, если не трудно, узнайте, пожалуйста.\» 🙂

    1. Элла Грайфер

      Дама, что мне когда-то помогла, ничего не помнит, но отыскался в интернете некий «Институт Герцля» в Иерусалиме, где Хазони — самый главный. http://herzlinstitute.org/en/. Там и адрес контактный есть.

  9. Л. Беренсон

    Отличный анализ, убедительно о двух парадигмах оценки Аушвица и переноса её на Израиль, что, к великому огорчению, близко к истине. Тысячи разумных возражений возможны, но кто готов их слушать и тем более понимать. Я не знал процитированной здесь речи Бен-Гуриона в 1942 году. Это к вопросу, что мир долго \»не знал\» о Холокосте.

  10. Игорь Ю.

    Как замечательно, что вы обратили внимание и перевели часть книги. Замечательно еще и потому, что я почти собрался сделать то же самое. Книга очень важная, спасибо за знакомство русско-язычного читателя с такой не политкорректной и оригинальной книгой… и за то, что освободили меня от теперь уже ненужной работы. Интересно, известно ли его имя в Израиле? Я спросил двух профессоров из его же Иерусалимского университета (технарей), никто не слышал это имя. Странно.

    1. Mark

      Как замечательно, что вы обратили внимание и перевели часть книги. ….
      Игорь, спасибо. Я бы и всю книгу перевел, если бы он согласился 🙂
      Хазони совсем недавно цитировала Кэролайн Глик в J.Post. Да и с Натаниягу он сотрудничал. Но как всегда, «нет пророка…»

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.