©"Заметки по еврейской истории"
    года

Виктор Суворов: У ВАС ПРОДАЕТСЯ КОПЕНГАГЕН?

Loading

У Сталина тоже концлагеря, и возникли они во времена, когда ни про какого Гитлера мир еще ничего не знал. Но раз Сталин против Гитлера, о сталинских лагерях помолчим. Против этого заблуждения восстал Юлий Борисович Марголин. Потому не получил ни признания, ни Нобеля. Хотя и заслужил.

Виктор Суворов 

У ВАС ПРОДАЕТСЯ КОПЕНГАГЕН?

Виктор СуворовЛетом 1968 года замполиты и пропагандисты всех видов и рангов готовили орды бойцов и командиров Советской Армии к выполнению священного интернационального долга. Их напев был прост и понятен: братский народ Чехословакии в беде, идем помогать, идем вразумлять, идем разъяснять непонятливым, сбившимся с правильного пути, что наша дорога к счастью единственно верная, сами мы c этого пути не свернем, но и младшим братьям не позволим!

Миссия предстояла трудная. Бойцы идеологического фронта, начиная с ротных и батальонных, кончая пропагандистами Главного политического управления Советской Армии и лекторами Центрального Комитета Коммунистической партии, нам разъясняли, что каждый солдат, каждый сержант, старшина и офицер должен стать дипломатом, послом великого Советского Союза, каждый обязан нести правду заблудшим братьям, разъяснять непонятливым преимущества того образа жизни, который мы учредили в своей стране, который мы навяжем всем нашим соседям собственным примером, добрым советом, а если надо, то и силой.

И вот час пробил. Тысячи танков и бронетранспортеров, десятки тысяч автомашин, сотни тысяч бойцов-освободителей вломились в братскую страну. И вдруг оказалось, что замполиты, пропагандисты и агитаторы зря старались. Мы сами без всяких инструктажей и указаний превратились в идеологических бойцов, убежденных и яростных.

Причина: за Державу обидно!

В этой самой Чехословакии дороги мощеные, улочки умытые, домики беленькие, черепичные крыши красные, трамвайчики бегают, в магазинах товара навалом, чистенькая пивная на каждом шагу, а пьяные дядьки в грязи не валяются. Потому каждый из нас, уязвленный той картиной, вдруг становился пламенным оратором. И не нужно нам указаний сверху, не нужно инструкций замполита! Мы без подсказок политотдела добровольно в идеологическую борьбу включились! У вас дороги мощеные? Да наши дороги лучше ваших! А еще у нас Валя Терешкова в космос летала! У нас не то что женщины, у нас собаки в космос летают: Лайка, Чернушка, Белка и Стрелка! Вот! И Енисей перекрыли! И Ангару! Наш атомный ледокол в Арктике льды ломает! А у вас в Чехословакии ни одного ледокола нет, ни атомного, ни обыкновенного! И вообще!

Терзала нас злая зависть: бля, у них колбаса в магазинах трех разных сортов, а им все мало! У них не выстраиваются километровые очереди за керосином, а они, гады, недовольны! У них даже сосиски на витрине лежат, а они, сволочи, бунтуют! Мы вам покажем как бунтовать! А товаров у нас в Союзе завались! И лучше ваших! И очередей нет! И колбаса ста семи разных сортов!

Доблестной Армии Страны Советов не впервой было вести бои на идеологическом фронте.

В сентябре 1939 года, почти за три десятка лет до нашего похода в Чехословакию, освободители предыдущего поколения вломились в Западную Украину и Западную Белоруссию. Их готовили так же, как и нас. Заблаговременно были отпечатаны миллионы плакатов, на которых радостные босые мужики, бабы и дети, одетые в тряпье, радостно встречают бойцов Красной Армии.

И было тогда все точно так, как и три десятка лет спустя: освободители, обалдевшие от увиденного, врали освобождаемому народу о счастливой жизни в Советском Союзе. Врали не столько потому, что так велели комиссары, а все больше по внутреннему велению, врали потому, что страшно было самим себе признаваться: жизнь украинского и белорусского мужика под гнетом польских панов куда как лучше жизни мужика в образцовом сталинском колхозе.

И потому каждый боец превращался в агитатора и пропагандиста. Хороша ли жизнь в Советском Союзе? Ох, хороша! Вы о такой и не мечтали! Все ли есть в магазинах? Да всего завались!

Но коса иногда находила на камень. В освобожденных Красной Армией районах, которые раньше принадлежали Польше, присутствовал зловредный скептически настроенный, сомневающийся еврейский элемент, тысячелетиями приученный не верить словам, как бы красиво они ни звучали. И не просто было советскому освободителю, даже самому политически подкованному, обмануть мудрого еврейского старца с библейской бородой:

  —Есть ли в советских магазинах галоши?
  —Сколько угодно! Всех цветов и размеров!
  —А керосин?
  —Да хоть залейся!
  —А гвозди с топорами?
  —Все есть!
  —Но одной штуки у вас точно нет! Копенгаген у вас в магазинах не продается!
  —Есть Копенгаген! У нас Копенгагена сколько хошь! В любом магазине!

Вранье бойцов несокрушимой Красной Армии становилась очевидным в разговоре с любым умным человеком. Но действия говорили больше любых слов: обалдевшие бойцы и командиры гребли все, что видели. Где за деньги, а все больше — в качестве трофея. Кто-то ухватил полсотни велосипедных звонков, понятия не имея, зачем ему столько, а кто-то умыкнул два патефона и ящик фонариков электрических.

Следом за Армией-освободительницей стройными рядами пришли партийные секретари, комиссары, агитаторы, чекисты, менты и вертухаи. И понеслось. Процесс имел официальное название — Глубокие социально-экономические преобразования.

В следующем 1940 году помимо Западной Украины и Западной Белоруссии, под мягким кавказским сапогом товарища Сталина оказалась Бессарабия, Северная Буковина, Эстония, Литва, Латвия. И там — та же картина: парткомы, райкомы, колхозы, социалистическое соревнование, НКВД, депортация неугодных, ликвидация подозрительных.

Однажды на излете прошлого тысячелетия издатели небольшой страны, которая еще недавно была республикой Советского Союза, пригласили побывать у них. Сидим в уютной пивной на берегу моря Балтийского. Беседа ручейком журчит. А когда крепко поддали, я им претензии выложил: вы же, гады, сотни лет под немецким игом изнывали, а летом 1941 года у вас тут гитлеровцев цветами встречали!

Горячие парни мне морду бить не стали. Вместо мордобоя вежливо объяснили: было дело — сотни лет изнывали под германским игом, этого не забыть, да только все те сотни лет померкли перед одним годом советской власти.

На новых землях освободители творили злодеяния, не утруждая себя заметанием следов, не принимая в расчет вероятности того, что с этих территорий однажды предстоит убраться. Летом 1941 года освободителям пришлось бежать далеко и быстро, оставляя за собой архивы, которые не было времени сжечь, пыточные камеры, со стен которых не было возможности смыть кровь, горы трупов, которые не успели зарыть.

О том, что творили сталинские освободители в Эстонии, Литве и Латвии, в Бессарабии и Северной Буковине, в Западной Украине и Западной Белоруссии, написано много. Свидетелей тысячи. Кому-то посчастливилось выжить, а потом уйти в Финляндию или Швецию, в Канаду или Югославию, во Францию или в США и там рассказать обо всем, что пришлось пережить. Поразительно, но все свидетели говорили об одном и том же.

Источники разнородные, а показания однородные.

Одно из самых ярких свидетельств оставил Юлий Борисович Марголин. В 1939 году он приехал в Польшу навестить родственников. В сентябре собирался возвращаться в родную Палестину.

Но 23 августа Риббентроп и Молотов заключили пакт о ненападении. Ни о каком разделе Европы в том пакте не было ни слова, ни намека.

Но каждый, кто был способен хоть немного мыслить самостоятельно, понял: это война.

Между Германией и Советским Союзом не было общей границы. Следовательно, у Гитлера не было возможности напасть на Советский Союз. Зачем же Сталин подписал с Гитлером пакт о ненападении, которое в тот момент было невозможно даже теоретически?

Между владениями Гитлера и владениями Сталина лежала Польша. У Германии были территориальные требования к Польше. Потому Польша ни при каких условиях не могла позволить вступление германских войск на свою землю. Правительство, армия и народ Польши были полны решимости защищать свою страну от германского нашествия. Следовательно, Гитлер не мог напасть на Сталина, предварительно не сокрушив Польшу.

Так вот: договор о ненападении был подписан на тот случай, когда между владениями Сталина и Гитлера возникнет общая граница. То есть на случай, когда Сталин и Гитлер разделят Польшу между собой. Проще говоря, это был не пакт о вечном мире, а о разделе суверенной страны, это пакт о начале войны в центре Европы.

Книга Марголина «Путешествие в страну Зе-Ка» была написана в 1946 году. Юлий Борисович в то время понимал то, чего не понимали и не хотели понимать твердолобые вожди западных демократий: Вторую мировую войну развязал Сталин:

«Вечером 23 августа 39 года стало ясно, что будет война. В этот вечер мир узнал о пакте Сталина и Гитлера. Чувство ужаса, с которым мы приняли это известие, можно сравнить с чувством посетителей зоологического сада, на глазах которых отворяется клетка с тиграми. Встают голодные звери, и дверь из клетки отрыта для них. Это и было то, что «вождь народов» сделал 23 августа: спустил на Европу бешеного зверя — дал благословение немецкой армии броситься на Польшу… Это не был кратчайший путь к уничтожению Гитлера, но зато — кратчайший путь к разгрому Европы. В сентябре 39 года начался разгром Европы с благословения Сталина».

В этом коротком отрывке за 40 лет до меня Юлий Борисович Марголин выразил всю суть «Ледокола»: 1 сентября 1939 года Гитлер, заручившись поддержкой Сталина, развязал войну в центре Европы, которая в ХХ веке неизбежно превращалась в общеевропейскую, а затем — в мировую. Сталин использовал Гитлера в качестве инструмента для сокрушения Европы.

Представляю, как взъелась на Марголина вся «прогрессивная общественность» за такие слова.

Юлий Борисович оказался в той части Польши, которую захватила Красная Армия. И попало зернышко меж двух жерновов. С одной стороны Гитлер и борьба за жизненное пространство, с другой — товарищ Сталин и борьба за счастье всего прогрессивного человечества.

И вот первые встречи с освободителями, и сотни вопросов жителей о порядках в Стране Советов, и вдохновенные рассказы бойцов о счастливой жизни, о том, что магазины завалены товарами, что в продаже есть все, даже Копенгаген. Марголин продолжает:

«Не подлежит сомнению, что основная масса населения Западной Украины и Белоруссии в момент вступления Красной Армии была полна искренней благодарности и великих надежд… Советская власть в течении одной зимы превратила население занятых областей — без различия классов, народностей и политической принадлежности — в противников».

Марголин подробно описывает «коренные социально-политические преобразования». Простой украинский мужик результат тех преобразований выразил просто:

«Паны двадцать лет старались из нас сделать поляков, и не удалось им. А большевики из нас за два месяца сделали поляков».

И уж если в результате освободительного похода западные украинцы и белорусы стали врагами Советского Союза, то что говорить о поляках? Гитлер шел на Восток, Польша стояла на его пути, собой заслоняя Советский Союз. Но Красная Армия ударил в спину Польше. Цвет нации, — 21857 польских офицеров и государственных служащих, попавших в лапы НКВД, — Сталин истребил. (Справка Шелепена Хрущеву 3.3.1959). А солдат, учителей, служителей культов — в лагеря.

«Какое затмение ума заставило Политбюро послать в лагеря полмиллиона польских граждан в 1940 году? На что они рассчитывали? На то, что все они там вымрут? Или на то, что они выйдут оттуда друзьями Советской власти?».

Не подлежит сомнению, что когда летом 40-го года послали в лагеря сотни тысяч польских граждан, советское правительство не ожидало, что Польша, когда-либо восстанет, как самостоятельный политический фактор… В этом они ошиблись: ровно через год положение радикально изменилось, и им пришлось объявить «амнистию» польским зэка. Лагеря перестали быть тайной для мира… Многие поляки, прошедшие через заключение в лагерях, фашизировались под их влиянием. В других условиях они стали бы друзьями России. В этих условиях они вынесли из лагерей не только смертельную ненависть к советскому строю, но и грубый преступный шовинизм».

На освобожденных землях сажали многих. Дошла очередь и до Марголина:

«19 июня 1940 годав 10 часов вечера зашел за мной милиционер и забрал в милицию… Ровно в 10 часов ВКП(б) в образе курносого парня с младенческим лицом вошла в мою комнату. Увидев чемоданчик, милиционер улыбнулся и сказал: «Это не нужно. Вас только вызывают на полчаса, на разговор к начальнику». У меня отлегло от сердца. Я не знал, что это обычная в таких случаях уловка. Милиционер должен за вечер привести ряд людей, и не хочет, ни пугать их, ни ждать, пока они соберутся… Переступив порог милиции, я, не зная того, переступил черту, которая разделяет два мира».

Обвинили Марголина в том, что находится на территории Советского Союза без соответствующих документов. В Советский Союз он не сам пришел. Это Советский Союз пришел туда, где на законных основаниях находился гражданин Марголин. Но данное обстоятельство не сочли смягчающим. Приговор: вот тебе пять лет исправляться на лесоповале, чтоб в следующий раз случайно на освобождаемых территориях не оказался. Срок, казалось бы, детский. Но освобождение — в июне 1945 года. А во время войны — без разницы: пять или двадцать пять. Даже и один год — это смертный приговор: «этапы, ушедшие зимой, растаяли в пути от голода».

У Марголина был предшественник — Данте Алигьери, который прошел через все круги ада. По этому пути, через все круги, прошел и Юлий Марголин. Описание — на два тома. Их я принципиально не комментирую: лучше него мне все равно не рассказать.

Вот только два примера из множества.

Царский полковник живет на юге Франции. Ему под 60. Идет война Германии и Советского Союза. Старикан решает пробраться из Франции в Россию, чтобы стать в ряды защитников Родины. Кроме того, у него написан научный труд по военной психологии, который наверняка пригодится его соотечественникам в их правом деле. Через множество преград и приключений он проходит сквозь оккупированную Европу, пересекает линию фронта и обращается к советскому командованию. Его встречают и с почетом и везут в Москву. На Лубянку. Тут ему вломили десятку. А он никак не может отказаться от своих старорежимных привычек и взглядов. Попадает он в лагерь, где мотает срок Юлий Марголин. Порядки там такие:

«Под дверью стояла плаха, на которой рубили мясо для вольных. К плахе прилипали микроскопические кусочки сырого мяса, их сразу же подбирали и глотали на месте».

Царский полковник, никак не желающий понимать, куда его занесло, решает найти в огромной стране родственников. Он пишет письма. И однажды получает ответ! Чудом выжившие родственники нашлись и отвечают! Бравый полковник тут же отправляет письмо с просьбой выслать ему посылку продуктовую. Но ответа уже не получил. Он так и не понял, что своим письмом обрекает на смерть дорогих и близких ему людей. Им ведь тоже теперь впаяли по десятке за связь с врагом народа. Полковник отмотал в лагере только первый год из десяти. Первый и последний. До второго года он не дожил.

И еще пример. Людей сажали во все годы рабоче-крестьянской власти. И кому-то срок вышел в 42-м. Что с такими делать? Не отпускать же домой во время войны. Потому приказ: до особого распоряжения. Не до конца войны, не до победы, а до распоряжения. И те, у кого срок вышел в 42-м и 43-м, продолжали сидеть. Правда, чаще умирали, чем доживали до того распоряжения. И тех, кто в 44-м отмотал и в апреле 45-го, тоже не отпустили потому как распоряжение еще не вышло. А срок Марголина завершился 22 июня 1945 года. После войны. И его отпустили! Вот так просто взяли и отпустили. Понятно, помурыжили слегка для порядка. Без этого у нас никак. А тысячи доходяг, срок которых истек во время войны, так и продолжали сидеть. Потому как им не до конца срока, а до особого распоряжения. Которое забыли дать.

И вот центральный вопрос книги:

«Миллионы людей погибают в советских лагерях. Их слишком много, чтобы можно было поставить вопрос «за что?» Столько виновных нет во всем мире. Но остается вопрос: зачем?»

* * *

Самые стойкие заблуждения те, которые стоят на гранитном постаменте неопровержимых фактов. Так бывает: события чудовищные, факты неоспоримые, и вот из этих событий и фактов мы делаем заключение, которое кажется единственно верным.

Но так только кажется. Из неоспоримых фактов можно сделать выводы весьма далекие от истины.

Пример:

Гитлер — кровавое чудовище (кто бы возразил?), Сталин воевал против Гитлера, следовательно, Сталин добрый освободитель.

Проще говоря: если Гитлер — людоед, значит Сталин — вегетарианец.

Пример из того же ряда: Гитлер — злодей, у него концлагеря. Сталин воевал против злодея Гитлера, против гитлеровских лагерей, значит Сталин не злодей. У Сталина тоже концлагеря, и возникли они во времена, когда ни про какого Гитлера мир еще ничего не знал. Но раз Сталин против Гитлера, о сталинских лагерях помолчим. Против этого заблуждения восстал Юлий Борисович Марголин. Потому не получил ни признания, ни Нобеля. Хотя и заслужил.

Юлий Марголин попал в мясорубку сталинских лагерей, чудом выжил и написал великую книгу. Призываю и требую эту книгу читать.

И поперек каждой страницы писать большими красными буквами:
«ТАКУЮ СТРАНУ ПОТЕРЯЛИ!»

15 ноября 2016 г. ‎‏

Share

Виктор Суворов: У ВАС ПРОДАЕТСЯ КОПЕНГАГЕН?: 2 комментария

  1. Суравикин

    Очерк В. Суворова, как практически всё, что он пишет — замечательный. Дай бог ему здоровья и удачи.
    Увы, людям, продолжающим выискивать «положительное» у тогдашних палачей и у их нынешних продолжателей — военных преступников у руля нынешней России — «хоть кол на голове теши». Но мы поблагодарим судьбу что рты людям типа Марголина и Суворова уже не заткнуть. И поблагодарим сайт Берковича что он напоминает о них.
    .

    .

  2. admin Автор записи

    Статья Виктора Суворова из-за технической накладки оказалась включенной в другую работу. Теперь она представлена отдельно, как и положено. Мы приносим извинения за неудобства.

Добавить комментарий для admin Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.