©"Заметки по еврейской истории"
    года

Loading

Российская Империя, подобно Вороньей Слободке, полыхает подожженная одновременно со всех сторон: горят ее прежние окраины — Украина, Белоруссия, Киргизия, Грузия, Карабах. Внутри страны тоже неспокойно. А посему предсказывать, что может произойти в этих условиях через год-другой, — занятие сколь трудно, столь и неблагодарное.

Дмитрий Стровский и Эдуард Бормашенко
Дмитрий СтровскийЭдуард Бормашенко

НЕСКОНЧАЕМАЯ КОНЧИНА

Послесловие к 30-летию Августовского путча в Москве

“If you always do what you always did, you will always get what you always got”
Albert Einstein

«Если Вы всегда будете делать одно и то же, не следует ожидать новых результатов»
Альберт Эйнштейн

Тридцать лет назад почудилось, что приказал долго жить СССР. Ликование демократической общественности в Москве и других городах громадной страны по поводу поражения ГКЧП в августе 91-го создавало иллюзию того, что «нормальная жизнь» на одной шестой всемирной суши не только возможна, но и реальна. Оставалось, правда, не твердо проясненным, что именно следует понимать под «нормальной жизнью»? Где именно она нормальна?

В непроспавшемся общественном сознании прочно сидело, что, видимо, не в Конго и не в Сенегале. Советские газеты писали о том, что там все-таки немало нерешенных проблем. Достойных стран на земле хватало. Но где все-таки жизнь «более нормальная»: в Норвегии, в Бразилии, в США? А может, в Южной Африке? Поди знай, да еще в условиях, когда «за кордон» выпускали только по разнарядке райкома КПСС и проверить, что лучше и что хуже, для большинства советских людей было несбыточной мечтой.

Проблема понимания усугублялась еще и тем, что во всех этих странах торжествовал не очень понятный капитализм, который, несмотря на всю бичующую его советскую пропаганду, для многих советских людей виделся таинственным, но очень привлекательным миром. Но какой все-таки капитализм выбрать (с учетом многообразия форм его существования), чтобы строить новое общество в собственной стране? Все это оставалось в то время полной загадкой.

Ясно было одно: стране надо лишь чуток приосаниться, поднапрячься, и… опостылевший социализм отправится в небытие. А мы… мы будем праздновать победу, как и подобает рожденным для того, чтобы «сказку сделать былью». Правда, перед этим надо будет все-таки немного поработать для слома неуклюжей системы, но это не беда, и не такое ломали. Тем более, что нам известно, ради чего корежить старое. В начале 90-х действительно казалось, что известно.

Хотели как лучше…

Впереди расстилалось светлое, отливающее европейской ветчиной, зарубежными брендами и отпусками в Париже светлое будущее. Мы были убеждены, что худшее уже позади. В самом деле, если памятник Дзержинскому уже небрежно сброшен с постамента на Лубянской площади, все остальное достижимо. Как высказался годом раньше на одном из концертов Александр Розенбаум, «если мы напечатали Булгакова, что нам мешает обеспечить всех колбасой»?

Булгакова напечатали, чуть позже появились в супермаркетах позабытая колбаса и многое другое. А вот нормальной западной жизни на территории бывшего СССР (за исключением прибалтийских стран) тогда не наступило. Как не наступило ее и через десять лет, и через двадцать. Об этом свидетельствуют многочисленные опросы общественного мнения самых различных социологических служб. Подавляющему числу российских респондентов самого разного возраста и занятий — в ряде случаев до 80-85 проц. — свойственны исключительно пессимистические оценки того, что происходит в стране.

А мы то думали, что нормальная жизнь нагрянет скоро. «И начнется тогда в деревне Савиново совсем другая жизнь», как внушал народонаселению рекламный ролик первых постсоветских лет, отдававший знакомой верой неизбежно светлое будущее.

Хотели, как лучше, а получилось что-то совсем иное — сложное, противоречивое и не очень определенное. Со стремительным ростом цен и открывшимися свободами, с безудержной коррупцией и, наконец-то, открывшейся возможностью заниматься тем, что тебе по душе — без окрика сверху, без парткомов и первых отделов. Жизнь менялась с калейдоскопической быстротой, заполняя общественное пространство кооператорами с их безразмерными клетчатыми сумками, в которых ночевали тюки турецкого ширпотреба, и ворами в законе; «Архипелагом ГУЛАГ» Солженицына и журналом Playboy, интердевочками и обществом «Память», трансляциями пленумов ЦК и какими-то неухоженными неформалами, и т.д. и т.п. Вся эта кутерьма бурлила перед глазами, создавая ощущение хаоса и чего-то совершенно неизведанного. Это была сложная, но вместе с тем вкусная, ни с чем не сравнимая до этого жизнь. Мы ее проходили на своей шкуре и помним многое.

А до этого были годы горбачевской перестройки, и они тоже остаются интереснейшими по сей день, во всяком случае в сознании авторов. Перестройка и гласность вообще-то начинались по схожему с будущими рыночными реформами сценарию — притягательному и не очень понятному. Все чувствовали: так, как раньше, жить уже нельзя. А как именно жить и что надо делать для приближения новой — свободной — жизни, где будут цениться труд и человеческое достоинство? Для подавляющего большинства советских людей эти вопросы оставались без ответа.

Впрочем, новый лидер уже дышащего на ладан СССР Михаил Горбачев был всецело убежден в том, что победа не за горами. Стоит только, говорил он, включить «внутренние резервы». В переводе на привычный язык это означало, что надо тут чуток подкрутить, там чуток ослабить. И конечно, реализовать гласность, отсутствующую составляющую повседневной жизни. Тогда экономический механизм, застарелый и ржавый, распрямится и устремится вперед, набирая в своем поступательном движении все большую скорость и сметая на своем пути все ветхое, ненужное, отжившее. Так распорядилась сама история, внушал Михалсергеич своему народу, а по-другому и быть не может. Не то еще преодолевали…

Верил ли Горбачев в то, что говорил на тогдашних многочисленных встречах с этим самым народом? Доподлинно уже и не узнать. Даже если спросить сегодня об этом первого президента СССР, тот наверняка ответит, что, конечно, верил, просто привходящие обстоятельства помешали, не дали довести начатое до конца. Ну, и Ельцин со своим неуемным характером и непониманием всего и вся оказался «тормозом перестройки». Вместо того, чтобы действовать плавно и последовательно, рвал гужи, раздирал страну на части, зарабатывая беспроигрышную в своей дешевизне популярность, сыпал обещаниями и привел всю экономику к полному коллапсу.

По прошествии трех десятилетий трудно сказать однозначно, где именно была «зарыта собака», предопределившая тогдашние неудачи. В самом деле, на каком этапе страна ошиблась, не дотянула, промахнулась? А может быть, ни в чем она не ошиблась, но пребывала в своем естественном состоянии?

Ясно, что с перестройкой в СССР действительно если и получилось, то не очень. Впрочем, «не очень» слишком общее слово для оценки столь сложного и многослойного процесса. И потом, если миллионы людей, благодаря перестройке, получили возможность не только взглянуть на мир, но и круто изменить свою судьбу, разве у них не получилось? Для того чтобы стать богаче, конкурентоспособнее или покинуть СССР, им не потребовалось угонять самолет и отсиживать в мордовских лагерях. Все для этих людей случилось иначе, намного более мирным способом.

Так что многие за перестройку могут быть по-настоящему благодарными Михаилу Сергеевичу. При этом, правда, сам Горбачев не дождался народной благодарности. Во многом потому, что судьбы многих из 200 с лишним миллионов тогдашних граждан СССР сложились совершенно по-разному. И было немало тех, кто под громкие слова о перестройке беднел, хирел, терял надежды. Слишком уж противоречивым был сам общественный процесс того времени.

И Ельцин позже тоже не дождался аплодисментов. Не то, что бурных — никаких не дождался. И хоть поставили ему памятник в Екатеринбурге, где прошли многие годы его буйной жизни, отношение российского общества к Ельцину это не поменяло. Оно всегда оставалось сложным. В его адрес и сегодня звучат многочисленные обвинения за то, что «пошло не так», что при нем расцвела коррупция, началась война в Чечне, что рыночные реформы оказались недоведенными до победного конца. Хотя поди знай, где этот «победный конец»… Тем более, что сказать что-то в свое оправдание Борис Николаевич уже не может.

Такова, видимо, судьба всех реформаторов. Творя перемены, они, скорее всего, обременены светлыми надеждами, сложно спутанными с политической конъюнктурой. А народ в большинстве своем грезит простым и сиюминутным. Через некоторое время обнаруживаются явные противоречия: между тем, что лелеют в своем сознании творцы и что думает по этому поводу многослойное общество. Первые видят безразличие широкой части этого общества к происходящему, а «простые» люди, в свою очередь, обижается на реформаторов за то, что те не сотворили божественного, не поменяли унылую жизнь народа на жизнь более благополучную.

Именно это ощущалось и в годы перестройки, и в последующие годы строительства российского капитализма. Может, лет через сто что-то и устаканится, резкость и гнев сменятся милостью. А пока, будем откровенными, народ вспоминает своих недавних лидеров не самым теплым словом, а то и вовсе пускает по матушке на кухнях.

Верхи не могут. А низы хотят?

Если обернуться назад, к более отдаленной от нашего времени истории, то обнаруживается в высшей степени странная картина российской эволюции. Какие бы серьезные реформы не затевала власть, все, по сути дела, заканчивалось ничем. Точнее говоря, не совсем тем, о чем мечтали реформаторы.

Петр I спал и видел, чтобы «прорубить окно» в Европу и тем самым изжить в России «азиатчину», сделав страну динамично развивающейся, «дабы ни швед, ни немец грозить нам не могли». Представления Петра о динамизме, заметим, вообще-то не шли дальше формальных экономических показателей, о «переустройстве» русской души он не заговаривал, ибо мерил окружающий мир куда более глобальными категориями. Впрочем, «русскую душу», кажется в те времена еще не изобрели.

Однако и с динамизмом развития страны если и получилось, то с большой натяжкой. Шведов действительно разбили. Но выветрить из страны многовековые мздоимство и казнокрадство не удалось. И ни одному из наследовавших Петру реформаторов — Александрам Первому и Второму, Ленину, Сталину, Горбачеву и Ельцину — не удалось тоже. Вся эта «азиатчина», выраженная в бесправии и массовой нищете, оказалась удивительно прочной, длинной занозой, засевшей в бытии насельников России. Удивительная диалектика истории состоит в том, что именно эта азиатчина обеспечила бесконечную прочность Российской Империи, ее способность выживать и возрождаться вопреки всему.

Почему же азиатчина оказалась нерушимой, несмотря, казалось бы, на череду войн, крестьянских восстаний, дворцовых переворотов и прочих кровавых событий, наложивших бурный отпечаток на российскую политическую жизнь? Кое-что становится понятным после безжалостного диагноза российской общественной жизни, поставленного Мерабом Мамардашвили. По его ощущениям, если Запад (при всей условности этого понятия) всегда представлял собой развитую форму общественной жизни, то российская азиатчина знаменовала собой ее отсутствие

Попытаемся разобраться. Вы когда-нибудь пытались смотреть в США, Европе, Израиле парламентские телеканалы? И не пытайтесь, тоска зеленая. Запросы, ответы, нудные спичи, поправки, новые поправки — теперь уже к первым поправкам, одно чтение законопроекта, второе и т.д. Вместе с тем именно это и есть та самая развитая форма общественной жизни, в ходе которой каждая сторона, участвующая в обсуждении, вносит свои коррективы по существу того или иного вопроса, что-то уточняет, по поводу чего-то спорит. Словом, использует все остальные процедурные формы.

Полноценное развитие законотворчества не предполагает хаотичности. Потасовка в парламенте — азиатчина, штамповка вышеодобренных решений — азиатчина, «одобрям» и «осуждам» — азиатчина. Законодателям многих стран приходится в упорной, скучной, педантичной возне вырабатывать бесчисленные параграфы уложений и предписаний. Все происходящее выглядит тоскливым, пресным, обременительным, ненужным. Вместе с тем именно такой подход крайне необходим для плодотворного функционирования государственной системы, ответственной за благополучие общества. Собственно, движение к этому благополучию и составляет квинтэссенцию эффективной работы законодательной власти. На Западе это движение стало реальностью, обозначив высокоразвитую, хотя внешне и весьма скучную форму существования государства.

В России эта форма не приживается. Крайне редко законодательная, да и другие ветви российской власти демонстрируют примеры по-настоящему скрупулезной, вдумчивой работы над документами. Сама парламентская работа воспринимается в народном сознании как нечто может быть занимательное, но пустопорожнее. Это повелось еще с конца 80-х, да так осталось неистребимым. Иногда кажется, что в России нет действенного парламента, как нет и по-настоящему достойной исполнительной власти. Ее представители тасуются, как карты, осваивают новые должности, а заодно и новые бюджеты. А воз залежалых проблем, безнадежных так и остается в стране без движения. Страна попросту вымирает.

В подлинных преобразованиях, предполагающих скрупулезную рутинную работу властей предержащих, Россия на протяжении почти всей своей истории не была заинтересована. Вместо этого власть соблазняет народ новыми прожектами, от которых холодно и неуютно. Да, в доме заплеван пол и сортир во дворе, но величава и грандиозна Россия, и путь трясутся от страха в своих красного кирпича домиках с палисадниками злокозненные «америкосы».

Владимир Вениаминович Бибихин а перестроечные годы сетовал но то, что российская власть не ставит перед народом настоящих размашистых задач, а без них, по его мнению, русская душа вянет, ссыхается. У думаю философ погорячился: планы власти неизменно глобальны: покорение Сирии, полеты на Марс, сильнейшая в мире армия, отстраненный от глобальной информационной сети самостийный российский Интернет. Куда уж глобальнее. При этом оказывается невозможным сосчитать число школ и больниц, которые будут необходимы через считаное число лет, а люди в провинции продолжают ходить до ветру на улицу. Все это есть результат игнорирования властью скучной формальной государственной работы, непонимания того, что администрирование страны нуждается в профессионализме. Стране необходима тысяча невороватых, толковых, квалифицированных чиновников. А их нет.

Испытывающие потребность в квалифицированной, творческой, свободной работе, тонкой, но беспрерывной струйкой покидают Россию и устремляются в зарубежье, поближе к «гнилым» парламентским демократиям, подальше от ФСБ, которая получило почти неограниченную власть в современной России. Чекисты представляют собой новое, самозваное российское дворянство. И по правде говоря, если этот чекистский скелет из России выдернуть, страна скорее всего развалится, поскольку иной формы существования социальный механизм страны до сих пор не выработал.

Это проблема со стажем. Уклад жизни и мироощущение самого общества ее воспроизводят во времени. Сознание подавляющего числа россиян испокон веку зиждилось на трех незамысловатых, но прочных «китах»: «жизнь — копейка», «мы — люди государевы» и «не качай права» (последняя фраза уже в наше время трансформировалась в «не надо раскачивать лодку»). Присмотревшись к этим известным формулировкам, нельзя не заметить, что все они облекают человека на зависимость от начальства. Ну и что? Мы — люди маленькие.

Заиндевелые структуры массового сознания оказались настолько прочными, что на них не повлияли ни реформы, ни крестьянские восстания, ни революции, нацеленные, как и полагается, на смену общественных формаций. Россия в своей повседневной ментальности оказалась механизмом удивительно устойчивым в своих представлениях о себе и мире и неподвластным никакой трансформации.

Есть все основания признать: если хотя бы один из отмеченных выше «китов» сдвинулся с места, российская жизнь утратила устойчивость и неминуемо закачалась, а страна бы распалась, как некогда распалась Британская империя. Но общественное мировоззрение — штука удивительна устойчивая, так что чудес не произошло. И вряд ли произойдут.

Социально-политические механизмы временами перестают работать не только потому, что на каком-то этапе производственные силы общества вступают в противоречие с общественными отношениями, как утверждали классики марксизма. На наш взгляд, не менее существенным фактором является подрыв культурной традиции, пронизывающей не только образ жизни, но и человеческие чувства, пристрастия и интересы. Особенно в том случае, когда этот процесс инициируется внезапно, в условиях неготовности самого общества к переменам.

Реформы в России всегда происходят сверху. Петр, Александр II, Горбачев, Ельцин подгоняли народ, не слишком считаясь с его мнением. Народ цедил сквозь зубы: «По деревне мчится тройка: Мишка, Райка, перестройка». Схожей была реакция в обществе и на. Ельцина — тоже с шутками и анекдотами. На словах все соглашались: да, надо жить по-другому. Но как именно, понимали плохо, и о рыночной экономике имели примерно такое же представление, как авторы этого эссе имеют о китайской музыке. И потому сами реформы, сопровождаемые грандиозным обнищанием российского населения, шли с самого начала тяжело, если не сказать мучительно. Оставалось лишь тяжело шутить по этому поводу…

Можно обвинять в происходившем Ельцина, а с ним и всех младореформаторов во главе с Егором Гайдаром. Дескать, не хотели принимать во внимание реальность обстановки, были одержимы лишь одним им понятными проектами, резали по живому… Гайдар сотоварищи, реализуя план по превращению неуклюжего хозяйства в экономику иного типа, действительно не очень вникали в то, понимают сограждане их намерения или нет. Вместе с тем они делали в сложившихся условиях то, что совершали их экономисты-единомышленники в Польше, Чехословакии, Венгрии. Но если в восточно-европейских странах преобразования пошли пристойно, складно и те сделали зримый шаг вперед в своем развитии (и, кстати, к большему благополучию своих граждан), то в России все оказалось намного хуже. Политический плюрализм так и не состоялся, а рыночные реформы оказались половинчатыми и неустойчивыми.

В реализации любого серьезного проекта нелепо перекладывать ответственность лишь на одну из сторон. Так, может, не только Горбачева с Ельциным, а до этого русских царей-реформаторов стоит винить в случившемся, но и тех, ради кого эти перемены затевались? Разумно ли поэтому полагать, что народ оказался не причем?

Еще Ленин, говоря о возможности свершения революции, утверждал о необходимости формирования исторической ситуации, когда «верхи не могут, а низы не хотят». Сдается нам, что и реформы последних трех десятилетий буксовали не только по причине неготовности к ним институтов власти, но и ввиду «необремененности» реформами «низами». Мысль эта не нова, но сегодня, как нам кажется, значимость ее только повышается. Прежде всего потому, что России после двадцатилетия пребывания у власти В.В. Путина вновь, судя по всему, недалеко до очередных социальных катаклизмов.

Право на бесправие

Один из первых русских интеллектуалов первой половины XIX в. Петр Чаадаев в одном из своих известных «Философических писем», первоначально получивших хождение исключительно «по рукам», утверждал, что Россия показывает пример всему остальному миру, как не стоит жить. Окидывая взглядом целостную историю страны, Чаадаев делал вывод о том, что его Отечество тяготеет к «мрачному и тусклому существованию», где почти совершенно нет внутреннего развития. Все это, по его словам, определяет косность массового сознания и статичность бытия.

Все так, но эти же черты уклада неприметным образом усиливали внутреннюю устойчивость России. С одной стороны, эта устойчивость выглядела подчас поистине зловещей, не поддающаяся рациональному смыслу, а с другой — формировала внутреннюю стабильность социально-политических отношений, сохраняла атрибуты традиционной культуры в своем буйстве, неразрешенности и одновременно неумной возвышенности. Как это все столько веков сохраняется вместе — одному Б-гу известно. Но именно в этой статичности — неувядающее обаяние русской культуры.

Благословенная, опостылевшая устойчивость выражается в мало меняющемся повседневном укладе жизни. Иногда возникает упрямое ощущение, что провинциальная Россия наших дней несет в себе тот же дух, что несла она в произведениях Гоголя и Салтыкова-Щедрина. Та же неспешность, если не сказать сонность и умиротворенность всего происходящего, особенно в провинции. Те же разбитые дороги в нехоженой Сибири…

Эта стабильность в корне отличается от иной стабильности — той, что заметна в западных странах. На Западе стабильность динамична и постоянно булькает в каких-то мелких и крупных начинаниях. Люди инициативны: проводят митинги, организуют какие-то петиции к властям, проводят субботники по благоустройству… нет не личных подсобных хозяйств, а общественных территорий. Ответственность за эти территории призваны нести вроде бы городские или районные социальные службы, но часто несут сами граждане. Они же в лице своих представителей качают права в кабинетах градоначальников, и делают это столь настойчиво, что диву даешься. Происходит то, что в России поистине трудно даже представить. Разумеется, западные страны не одинаковы и стричь их все под одну гребенку нелепо. И все же…

Не скажем ничего нового, если вспомним: в просвещенной Европе вот уже многие столетия торжествует идея права. Незыблемая, никем не оспариваемая и дающая жизнеутверждающее начало многим начинаниям. Эта идея проторила себе дорогу с первыми европейскими конституциями, с появлением первых национальных парламентов. Самой идее следуют все стороны правового процесса — и те, кто что-то требует, и те, кто отбиваются от нападок истцов. Право же, по справедливому замечанию все того же Петра Чаадаева, являет собой важнейшую основу повседневного мироустройства, не дающую разрушить предшествующие начинания. От себя заметим, что наличие не на бумаге, а на практике этого самого права не позволяет Швондерам узурпировать власть и «становиться всем».

Сам Чаадаев отлично осознавал, что в его стране право влачит существование безрадостное, и надежды на то, что это состояние изменится, нет никакой. И бурая свинья из гоголевской повести, сжевавшая челобитную Ивана Никифоровича, остается ярким и устойчивым образом на все времена, сколь бы не сменилось на троне самодержцев, а впоследствии генеральных секретарей ЦК КПСС.

Российский суд, за исключением кратчайшего периода реформ царя Александра II, всегда был Басманным, т.е. преимущественно равнодушным к рассмотрению «дел». «Закон — что дышло…» — кидал народ по этому поводу, подспудно понимания, на чьей стороне в конце концов окажется правда. Конечно, тех, кто больше заплатят. «Пред вами суд и правда — все молчи!», — восклицал Лермонтов, давая понять, что российский суд в повседневной жизни — это ни что иное, как видимая заплата на общественном механизме. Дыру вроде закрывает, но часто грубовато и халтурно. Лев Толстой, не скрывая своих чувств, издевался над мышиной адвокатской возней. Более судейских Лев Николаевич презирал, кажется, только врачей.

На Западе суд и адвокатура всегда были «всем», в России к ним относились пренебрежительно, словно к надоевшей мухе. Дескать, летает себе, но, если надо, можем и прихлопнуть. И прихлопывали. И в «чугунное» правление Николая I, и в «подмороженное» царствование Александра III, и много позже в годы сталинской диктатуры.

Место права в России всегда занимала мораль. Жить надобно по совести, по правде, но не обязательно по закону, который оказывается и не главным вовсе. К пониманию этого, к слову, подводит все содержание русской литературы, ставшее барометром общественных настроений. Герои русского народного эпоса Алеша Попович и Илья Муромец, бродившие по Руси еще до рождения Гоголя и Толстого, далеко не всегда вели себя праведно: били и убивали своих соотечественников. Однако им все сходило с рук, а в народном сознании они прочно воспринимались как герои.

Но дело не в народном эпосе, разумеется. Потрясающей особенностью российского развития во все времена было то, что приходивший на царствование правитель первым делом начинал с разрушения всего того, что было заложено, накоплено и развито его предшественником. Это, кстати, далеко не всегда делалось с устрашающими заявлениями о том, что в противном случае «страна погибнет», однако они априори подразумевались. В конце концов, в ходе разрешения морально-этических вопросов не обязательно исходить воплем, можно пригрозить «товарищем маузером».

Наиболее ярким примером реализации на практике именно такого сценария стал приход к власти большевиков в 1917-м, которые во всеуслышание заявили, что только они, а не меньшевики, кадеты, эсеры и прочая «антиреволюционная шваль» смогут вытянуть страну из социально-политической неразберихи, в которой она оказалась (достаточно открыть все без исключения пролетарские газеты и журналы первых советских лет).

Впрочем, частенько страна начинала развиваться по-новому, без каких-либо декларативных заявлений. Что, впрочем, не означает, что следующие за этим перемены шли мягче и спокойнее и, главное, эффективнее. К примеру, царь Николай I ничего публично не озвучивал, обыски не проводил (если не считать связанные с «делами» декабристов) однако делал все, чтобы прежние умствования по поводу несостоявшейся конституции более не сотрясали Россию. Правда, после его 30-летнего правления Россия стала тем, что мы стало явью на примере уездного городка, в котором гоголевский городничий вершил свой бесконечный самосуд. На примере бессмертного гоголевского «Ревизора» мы видим и окружение городничего — всех этих Ляпкиных-Тяпкиных, Земляник, Бобчинских и Добчинских — людей, трясущихся за свои теплые места, и одновременно вечных мздоимцев. Ну чем не Россия в миниатюре!

Ясно, что почва такой России при всем желании не может стать плодородной. Что, собственно, и случилось. Крымскую войну страна бесславно проиграла. И произошло это не только потому, что не хватило пушек, лошадей, фуража и всего остального, необходимого для победы. Гораздо более серьезной проблемой для страны стала нехватка людей с независимым мышлением, способных «стоять, не прогнув спины» (по справедливому замечанию Кюхельбекера). В нужный момент никто из приближенных оказался не в состоянии упрекнуть Николая I в военно-стратегической ущербности, а тот полагал, что разбирается в премудростях военного искусства.

Дело, однако, было не только в дефиците свободного мышления в российском обществе, но и — что часто происходит в этих условиях — в нехватке самоуважения к себе со стороны царских подчиненных. Дефицит права как неотъемлемого условия поступательного развития государства сыграл роковую роль.

Александр III пошел по пути, протоптанному своим дедушкой. Деяния своего предшественника он публично не отрицал, не хулил его последними словами, но всю свободную мысль, передаваемую до того посредством «Отечественных записок», «Морского сборника» и прочими журнальными «рассадниками либеральных идей», прикрыл. Делалось это не обязательно формально — многие журналы того времени продолжали выходить. Но содержательно при Александре III они стали более куцыми, прекратив нести смуту в общество своим вольнодумством. «Победоносцев над России простер совиные крыла», — озвучил нравственный приговор Александр Блок одному из самых реакционных обер-прокуроров дореволюционной России.

Константин Победоносцев, кстати, был убежден, что лишь абсолютная монархия, а вовсе не правовая система может обеспечить стране достойного и ответственного политика. Проводя свою ограничительную политику, он возлагал надежды не на просвещение населения, а в первую очередь на карательно-правовую систему того времени, способную обуздать вольнодумство. И потому безжалостно преследовал независимые от государства мысли и поступки.

Прав ли был Победоносцев? Это, как посмотреть. Динамичная Европа за сто последние лет не только изменилась до не узнаваемости, но и перестала быть Европой; а Россия во многом осталась Россией. Развитие, вопреки распространенному мнению, не является общепринятым идеалом. Кстати, Карамзин под развитием понимал, развитие каната на сотни маленьких веревочек. Но ведь, развиваясь, канат перестает быть канатом.

Совесть vs. закон

В условиях, когда незыблемость права неочевидна, не формируется устойчивый алгоритм общественного развития. Совесть — возвышенна, но субъективна, а годы перемен на ее месте часто сами знаете, что вырастает. Оставалось полагаться на совесть самодержца. Самодержец презирал закон, но решал, когда пахать и сеять, открывал и закрывал СМИ, давал указания, какой проект надо ускорить, а с каким повременить (см. стиль батьки Лукашенко). Именно так и жили дореволюционная Россия, а затем и СССР.

В этих условиях можно было попытаться догнать и перегнать Америку (о чем мечтал Никита Хрущев). Однако движение по этому пути в силу неразвитости системы общественного самоуправления, выглядело настолько тягостным, что уже по пути давало сбои дыхание и пульс. Ритмичная работа и того, и другого есть все-таки следствие тренированности любого организма, а уж общественного тем более. Устойчивое право и конкурентная политическая среда и позволяют тренировать общественную мускулатуру. Глядя на сегодняшнюю Россию, поражаешься дряблости этой мускулатуры. Нет ни политической борьбы, ни ярких политиков, ни артикулированного пространства, в котором политики могут бороться. Нет, как и не было, развитой формы общественной жизни.

Вместо этого в народ сверху периодически закачиваются кванты новых идей. Эти кванты поглощаются, но не усваиваются. Именно поэтому длительное развитие России, как до 1917-го года, так и после, не давало реального процветания страны, благодаря которому «простому» человеку становилось легче дышать. И даже если такие моменты временами и возникали (сошлемся на ленинский нэп или хрущевскую «оттепель», имевшие место уже в годы советской власти), то они были настолько непродолжительными и так стремительно захлопывались «сверху», что говорить о достижении «нового качества» повседневной жизни не приходилось. Выработанная неприхотливость населения обеспечивала изумительную устойчивость Империи во времена иностранных нашествий.

Советский человек все более становился «приводным винтиком» политической системы и осторожничал с любыми инициативами. Он мог «отдать под козырек», когда этого требовали «сверху», но совершенно не стремился что-либо изменить. Эффект от проведения реформ оказывался низким не оттого, что ими всякий раз заправляли глупые или безнадежно отставшие от жизни правители. Главная проблема планомерной реализации реформ состояла в отсутствии даже минимальной конкуренции. Руководители страны сами «заказывали музыку» и сами же ее «исполняли», но делали это по большей части малоэффективно — в силу частого недостатка у них соответствующих культуры и образования. Административная лестница, выстроенная в стране, формировала у людей ощущение встроенности в общую систему и чувство боязни переступить разрешенную черту. И вообще трудно что-либо изменить, ничего не меняя. В особенности в себе. “If you always do what you always did, you will always get what you always got”.

Между тем это далеко не всегда понималось явственно. Алгоритм такого мышления и повеления вырабатывался внутри советского человека на уровне подсознания. Но такое ощущение никогда не способно породить свободу выбора и желание взять ответственность на себя.

Когда Горбачев говорил о перестройке, все в знак согласия кивали ему головами, не очень понимая, что этот процесс требует усилий не только страны в целом, но и к каждого, кто в ней живет. Советский лидер многократно говорил народу о том, что пришла пора «спросить с себя». Что и говорить, это задача почти неразрешимая. Трудно вытащить себя из болота, вцепившись в собственную прическу.

Проводы империи

Но вернемся к началу разговора. Формально, СCCР распался в 91-м, но уже после Бакинского «черного января» 90-го даже не слишком проницательные люди догадались о том, что официальные проводы социалистической империи не за горами.

Августовский путч 91-го сочетал в себе эпикриз и некролог по уходящей жизни. Те, кто его возглавил, могли чинно и благополучно жить при любой политической системе. Но им претила неопределенность, которую порождала в конце 80-х «жизнь без правил», все более и более утверждаемая на просторах уходящего в свое историческое прошлое СССР. Претила та инициатива с мест, которая разрушала привычный статус-кво между государством и обществом. Спроси их, хотели они ухода от той безнадеги, которая пронизывала всю ткань тогдашнего государственного механизма, и они — не сомневаемся — хором бы ответили «конечно». Но когда в пору горбачевского правления расшаталось и то, что виделось несокрушимым, захотелось в дрянное, но стабильное прошлое. Когда человеческую душу не устраивает то, что грядет, она неизбежно поворачивается к тому, что остается для нее привычным и понятным.

Сегодня, по прошествии 30 лет, к членам тогдашнего ГКЧП не испытываешь не то, что вражды — даже неприязни. Но не потому, что забылись детали. До сих пор перед глазами воровски дрожавшие руки Геннадия Янаева, возглавившего путч, помнятся и непроницаемые, патриотические физиономии маршала Дмитрия Язова и председателя КГБ Владимира Крючкова. Приятно думать, что лицо России представлено ликами Академиков Сахарова и Лихачева. Крючков, Янаев и Язов тоже лицо России-Януса. Лихорадочно ища выход из тупиковой ситуации, в которой оказалась страна, представители ГКЧП оказались способными лишь на то, что у них получилось. С годами их становится даже чуть жаль, по причине полной бессмыслицы, которую они затевали и которую не могли не то, что довести до конца, но даже толком начать. Хотя если бы начали с толком, крови могло бы быть много. После окончательного поражения ГКЧП страна благословила Б. Ельцина на героические дела, и новая эпоха начала свое шествие.

Перемены стали заметными уже в первые годы рыночных реформ. Пустые магазинные полки едва ли не в одночасье заполнились тем, о чем бывшие советские граждане читали только в зарубежных глянцевых журналах и видели, лишь из окон туристических автобусов. Московские магазины уже в первой половине 1990-х засияли великолепием, ничуть не уступавшим парижскому. Население столичных, а вскоре и провинциальных российских городов увидели, наконец, диковинные для тогдашнего отечественного глаза «мерседесы», «ауди» и «вольво», а кое-кому уже в первые постсоветские годы довелось побывать в Лондонах и Нью-Йорках.

Дефицит испарился. Не стало очередей, что было одновременно и странным, и удивительным. Оставалось лишь обеспечить себя достаточным количеством дензнаков, и на тот момент миллионы бывших советских людей безоглядно верили президенту РФ Б.Н. Ельцину, обещавшему сунуть под поезд то ли правую руку, то ли левую, если он не остановит вконец разбушевавшуюся инфляцию. Они верили, как это было на протяжении многих столетий, когда челом били высшему сословию Отечества, всегда обещавшему манну небесную, независимо от того, о чем шла речь. Казалось, что сбылись и пророчества русского гения академика Андрея Сахарова, считавшего, что стране поможет конвергенция с Западом.

Про возможность конвергенции Сахаров впервые заявил в 1968-м — в своем философском трактате «О прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе». Речь в этом объемном опусе шла о том, что снятие «железного занавеса» между Востоком и Западом породит единение интересов Востока и Запада. Под Востоком понимались СССР и страны Восточной Европы, тяготевшие к социализму; под Западом — «цивилизованный мир» в лице США и всех остальных наиболее развитых стран. А. Сахаров полагал, что СССР и его сателлиты унаследуют от Запада современные технологии, а тот, в свою очередь, возьмет для себя на вооружение принципы социальной защищенности, выпестованные в условиях социалистической реальности. А дальше обе стороны пойдут по жизни, крепко держась за руки, ибо вражда между ними в новых политических условиях за ненадобностью отомрет. Странно, Сахаров-физик, должен был понимать, что отсутствие градиентов, перепадов, выравнивание экономической и политической температур, неизбежно приведет к деградации человечества.

Андрей Дмитриевич Сахаров в своем политическом прогнозе ошибся. Конвергенции не случилось. Россия действительно перенимала все имеющиеся на Западе технологии, а вот западные страны не выстроились в очередь за социальными гарантиями к бывшему СССР. Оказалось, что этот шаг попросту не нужен, поскольку экономическая конкуренция «в странах хищного капитала» создала едва ли не больше гарантий, чем мог дать стабильно прозябавший Советский Союз. В СССР не существовало безработицы и было изобилие рабочих мест, чем так гордились его идеологи. На Западе была безработица, но реально работавшая и по-настоящему конкурентная экономика давала возможность безработным материально жить много лучше, чем подавляющему числу советских людей.

Трудно сказать однозначно, почему у столь глубокого человека, как Сахаров, произошел «перегиб» в оценках возможностей СССР и западного мира. Лучше всего, как нам кажется, это можно объяснить особой экономической ситуацией, которая существовала в наиболее развитых странах в конце 1960-х гг. Все-таки тогдашний экономический кризис, пронизавший всю Западную Европу и приведший к серьезным студенческим волнениям и повышению реального влияния некоторых компартий, не выглядел шуткой, но был серьезным предупреждениям власть имущим, что может вспыхнуть и новая революция. Даже рационально мыслящий Сахаров вполне мог ухватиться за эту идею. Но Сахаров все же ошибся в своих прогнозах.

Когда не до правил игры…

После распада СССР процесс пошел лишь в одну сторону, далекую от конвергенции, причем по всем направлениям. К этому времени страны Восточной Европы уже перестали быть союзниками Советскому Союзу — просто по причине отказа чехов, поляков, венгров и всех остальных от идеи социализма сразу же после совершения в их вотчинах «вельветовых революций». Москва при всем желании уже не могла остановить эти процессы. Что-то она еще продавала на Запад, но равными внешнеторговыми отношениями этот процесс при всем желании назвать было нельзя.

В сознании подавляющего числа бывших советских, а теперь уже российских граждан в эти годы сформировалась полная неопределенность относительно будущего своей страны. Думали конечно, о лучшем, а получалось… Тем более, что с каждым годом проблемы не только не уменьшались, но стремительно росли. Быстрыми темпами продолжалось расслоение общества на богатых и бедных, возрастал уровень коррупции и беззакония, страну захлестывали кровавые конфликты.

Казалось бы, самое время было менять складывавшуюся ситуацию на основе нового российского права. Но опять получалось совсем не то, что хотели. Прежде всего потому, что политическая несвобода в обществе сменилась на несвободу экономическую, временами сжимавшую много жестче. В первом случае трудновато дышать, во втором еще и трудновато просто жить, не говоря уже о том, чтобы жить достойно. До наступления первой половины 90-х миллионы российских людей даже не подозревали, что так бывает. А оказалось, что не просто бывает, но становится суровой реальностью.

По-другому, видимо, в стране случиться не могло. Не только правительство, но и «обычные» люди хотели срочной приватизации экономики, вынашивая надежду, что частная собственность, наконец-то, поможет стране выйти из складывавшейся на тот момент всеохватной безнадеги. Но ни экономических, ни правовых условий ее существования, по существу, не было. И потому все шло, что называется, с колес, и, как это традиционно бывает в России, криво, с нарушениями закона.

И снова вернемся к зарубежью. Почему экономические процессы в Восточной Европе с конца 80-х пошли много действеннее, чем аналогичные потуги, предпринятые в России в начале 90-х? Действеннее — в смысле придания «той» экономике отчетливо выраженной конкурентоспособности. Неужели чехи или поляки умнее россиян?

Конечно, не умнее. Просто странам Восточной Европы не пришлось биться по поводу вопроса о собственности. Их власти достали из своих архивов бумажки, написанные до Второй мировой войны, когда эти страны еще не были вассалами СССР, и во всеуслышанье сообщили народу, кому что принадлежит. И тогда граждане получили все то, чем их семьи когда-то владели, без каких-либо судебных разбирательств и неуемной борьбы за свою собственность, без криминальных разборок и потрясений. Но дело не только в этом. Страны-сателлиты были не обременены громадной территорией и имперским величием России. И то и другое приходилось любить, сохранять и охранять.

В ельцинской России пришлось все перераспределять по принципу: кто больше даст денег — тот и собственник. И все эти залоговые аукционы были рассчитаны не на справедливый, а в первую очередь на скорейший передел недвижимости. Что совсем ни одно и то же. При этом необходимо было тратить громадные усилия на предотвращение распада Империи. Чем-то приходилось жертвовать. Пожертвовали мелочами, ерундой: законом, свободой слова, просто свободой, парламентаризмом.

Самым показательным примером стала Конституция РФ, принятая на всенародном голосовании в декабре 1993-го. В ней черным по белому провозглашались гарантии свободы слова и массовой информации, а также право «свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию любым законным способом». То же самое подчеркивалось в Законе о средствах массовой информации, подписанном президентом Б. Ельциным за два года до этого, в котором говорилось о недопустимости цензуры, оговаривались права и обязанности журналистов, а также отношения СМИ с гражданами и организациями.

Казалось бы, все складывается замечательно, и Россия сравнялась с самыми передовыми странами, уважающими закон — в данном случае в медиасфере. На бумаге все было гладко. Реальность оказалась куда суровее. В последующие годы тот же Закон о СМИ нарушался на практике бесчисленное число раз. Это касалось прав журналистов, их аккредитации, ущемления свободы массовой информации. Редакциям и тогда, и сегодня отказывают в праве на получение информации, хотя оно четко прописано. Властные структуры по-прежнему отказывают журналистам в предоставлении информации — на основании существования в этих организациях коммерческой тайны (кто бы еще сказал, какие тайны такого рода могут быть в органах власти).

Так что наличие даже самых разумных правовых положений вступает в противоречие с существующей практикой. Эксперты указывают на то, что необходимо становление общей правовой культуры — как в системе госуправления и бизнес-сообщества, так и среди самих журналистов и массовой аудитории. Звучит великолепно. Вместе с тем очевидно: в стране, где испокон веков и при любом политическом строе правовые отношения подменялись чиновничьими инструкциями и даже полным произволом, законодательство еще долго будет давать сбои.

Вообще-то известно, как решить эту проблему: необходимо включать политическую волю власть имущих, тем самым показывая обществу направление движения. Но глядя на российские властные институты, отчетливо понимаешь, что включать эту волю, по существу, некому. Призванные наводить правовой порядок в стране либо предпочитают ничего не замечать, либо беззубы, либо трусливы, но чаще всего символизируют и первое, и второе, и третье. А руководству страны даже выгодна журчащая в результате этого мутная водица, в которую можно погрузить все несовершенства политического и экономического управления.

Особенно это стало заметным в последние двадцать лет, продемонстрировавших правовой беспредел, в котором оказалась Россия. На этом фоне окрепла, оскалившись на весь мир, власть тайной полиции, появились политические заключенные, а число убитых оппозиционных политиков и журналистов (заметим, в формально мирных условиях, а не на поле боя) исчисляется сотнями.

Кажется очевидным, что существующий статус-кво между государством с одной стороны и обществом с другой меняться в ближайшем будущем не будет. В этом не заинтересованы ни власть, ни народ. Между этими сторонами так и не сложилось правовых отношений. Государство все более захватывает себе преференции и все больше оттесняет на второй план общественные интересы. Подавив оппозицию, начавшуюся зарождаться в 1990-е годы, но потом отступившую под натиском гонений со стороны властных институтов, высшие чины российского государства, новое чекистское дворянство, олигархи почувствовали себя в своих кабинетах и дворцах уверенно. Отжать их от власти не удастся. Ни законом, ни совестью они не скованны.

Общество пассивно дожидается того, какие еще нововведения придумает российская власть в дальнейшем. И пока оно, судя по всему, не очень готово к активным контрдействиям (несмотря на протестные настроения вроде тех, что по-прежнему мерцают сегодня в Хабаровске, а до этого видели в Шиесе, Башкирии).

Вместо послесловия

Российская Империя, подобно Вороньей Слободке, полыхает подожженная одновременно со всех сторон: горят ее прежние окраины — Украина, Белоруссия, Киргизия, Грузия, Карабах. Внутри страны тоже неспокойно. А посему предсказывать, что может произойти в этих условиях через год-другой, — занятие сколь трудно, столь и неблагодарное. Что говорить о перспективе, если понять, что же происходит на наших глазах — тоже не всегда возможно.

30 лет назад, после Августовского путча, казалось, что Россия встала на тяжкий, но верный демократически ориентированный путь. Отказываясь от прошлого, она как будто уверенно смотрела в будущее. Скажем правду, если бы Россия пошла по этому пути, она скорее всего бы развалилась. И случился коллапс едва народившейся свободы. Почти то же самое происходило прежде множество раз. Так бывало каждый раз в ходе смены власти на протяжении нескольких веков. Вот и к концу 1990-х, видя нездорового Ельцина, стало понятным: никакого нового сценария развития России не случилось, и не случится. И после его ухода все пойдет по накатанной дорожке: вначале оттепель и реформы, потом реакция, репрессии и расширение политического диктата, «новичок», «полоний», принудительная психиатрия…

Свернуть на иной путь развития у России не получилось никогда, хотя, казалось бы, попыток этого было у нее не счесть. И после прихода к власти В.В. Путина в 2000 г. алгоритм национального развития остался без изменений. Вначале вроде бы начала пробиваться очередная оттепель, а сегодня, спустя двадцать лет, за российским окном уже даже не заморозки, а поистине сибирская зима. А когда проявит себя новая оттепель — одному Вс-вышнему известно.

Это-то и удается разглядеть спустя 30 лет после августовского путча? Он научил тому, что стране пока не светит сменить вектор развития. И расстановка сил в обществе остается, по существу, без изменений. Власть то делает шаг назад, давая немного больше прав обществу, а потом, в последующие годы общество делает шаг назад, вновь отдавая эти права власти. А в остальном… Как не решал ничего обычный человек — так и не решает, как не было свободы СМИ — так и нет ее. Правда, новые опричники стали не в пример богаче своих предшественников, ну и что?

Так что Россия благополучно топчется на месте никуда особенно не сдвигаясь, несмотря на изменение фасада общественного строя, переписываемую конституцию и периодическую корректировку гимна. Глубинные структуры и предпочтения народного сознания или коллективного бессознательного (в терминах Карла Юнга), остаются прочными и неизменными. Именно на них покоятся величие России, ее устойчивость и зловещее очарование.

Мы не знаем, сколько еще уготовано этой стране. Но, оказалось, что постоянство временных российских заборов не выдумано Советской Властью. Власть будет меняться, а забор останется неизменным, и безглазая власть, и безмолвный народ, и скромное обаяние России. Россия, однако…

Print Friendly, PDF & Email
Share

Дмитрий Стровский, Эдуард Бормашенко: Нескончаемая кончина: 36 комментариев

  1. Маркс ТАРТАКОВСКИЙ.

    Дмитрий Стровский
    — 2020-12-25 08:19:32(900)
    К вопросу о «далеко до катаклизмов». Можно ли было предположить еще весеой 1991 г., что рухнет СССР? Да никогда! История подчас делается стр4мительно и не подвластна, казалось бы, историческим закономерностям.
    ::::::::::::
    А можно ли было предположить ещё осенью 1945 г. — после победоносного окончания Второй мировой, что рухнет Британская колониальная империя, включавшая тогда полмиллиарда душ (едва ли не четверть человечества), над которой «не заходило солнце», а вслед за ней — Французская, Португальская, Нидерландская?.. Да никогда!
    Но мой папа-сапожник, увидев однажды давно висевшую, но случайно уцелевшую на уличном щите по завершению войны карикатуру с уродцем Ганди и подписью: «Ты скажи-ка, гадина, сколько тебе дадено!», заметил: «Что-то в Лондоне сильно нервничают»…
    Т.е. как-то ощутил запах исторической закономерности.

  2. Дмитрий Стровский

    Уважаемые критики! Можно писать много и о разном. Но меня, как человека нового в вашем окружении, удивило то, с какой легкостью многое додумывается за авторов — причем зачастую так, что авторам и не снилось. Может, все же лучше просто задать вопросы. Но вместо них постоянно — разговоры о «недальновидности» пишущих. Вольному воля, конечно…

  3. Маркс Тартаковский.

    Бормашенко-Стровскому:
    Дмитрий, дорогой, извините за посягательство на Вашу свободу: я Вас очень прошу, не переписывайтесь с Марксом Тартаковским. Это — дурной тон. Сам факт переписки с юдофобом — дурной тон.
    Отклик на статью: Дмитрий Стровский, Эдуард Бормашенко: Нескончаемая кончина
    ::::::::::::::
    Просто обязан напомнить, что в тех же комментариях к этой же статье этот же автор характеризовал меня гораздо более благоприятно:
    «Бормашенко — Беренсону. Глубокоуважаемый Лазарь, я с Вами полностью согласен. Государственного антисемитизма в России нет. Я согласен и с Марксом Тартаковским, полагающим Путина, самым удачным и, что не менее важным, удачливым русским царем XX века…»
    Какой колоссальный сдвиг в сознании!..

  4. Бормашенко

    Бормашенко-Стровскому
    Дмитрий, дорогой, извините за посягательство на Вашу свободу: я Вас очень прошу, не переписывайтесь с Марксом Тартаковским. Это — дурной тон. Сам факт переписки с юдофобом — дурной тон.

  5. Маркс ТАРТАКОВСКИЙ.

    Дмитрий Стровский
    — 2020-12-22 21:27:53(636)
    Ответ блестящ своим изяществом: «Я материал не читал», пишет он, но авторы при этом «уверены в собственной мудрости». Это ж просто перл! Вспоминаю: «Я Солженицына не читал, но я его осуждаю». Браво! Вагон мудрости на кону.
    ::::::::::::
    Мне кажется — нельзя так: уже в заголовке похоронить, а потом доказывать разом объявленное.
    Мне помнится, как один из авторов приплюсовывал мирных людей, уничтоженных оккупантами, к фронтовым потерям Кр.Армии — потому что «нельзя ведь», чтобы потери этой стороны (видимо, ненавистной автору) были примерно равны потерям другой стороны…
    Нельзя, получив однажды по физиономии (я не о конкретных авторах), обвинять всю страну, которую давно переменил, в антисемитизме и варварстве.
    Последнее замечание не относится непосредственно к данной статье, но — характерно для общего «среди нас» настроения.
    И ещё — абсолютно личное. Старческое. Так как, несмотря на бездну рисков, всё же уцелел (да — не без такого условия), я счастлив, что воспитан-родился-женился-обрёл детей да и многих внуков «в России». Только в силу этого обстоятельства могу сказать о себе: «жизнь удалась».
    И токование о «бесконечном тупике», кончине претит мне.

  6. B.Tenenbaum

    Я вот написал, что статья показалась мне несколько тривиальной — но, возможно, сказанное следует немного развить.

    СССР не стало вот уж скоро тридцать лет тому назад. Приватизация, в отличие от стран Восточной Европы, не очень-то удалась. Единственный ресурс, который и правда перешел в частное владение, оказалось право на неограниченное насилие. Естественно, вверх пошел криминал и те группы, которые были способны на какой-то почве сплотиться — отсюда и «чеченские группировки».

    И самым выгодным бизнесом оказался рэкет.

    За годы путинского правления функции крышевания перешли к «органам» [«железам», как их называл В.П.Аксенов]. Система правления копирует Орду — нет не только права собственности, но и права вообще. Как и закона, как и следствия.

    Экономика построена по принципу сырьевой клептократии, доходы сотрудников гос.аппарата — рента с занимаемой должности.

    Поскольку все это защищено ядерным оружием, система может просуществовать неопределенно долго, и прогнозы тут бесполезны.

    Признателен авторам за возможность поговорить на интересную для меня тему.

  7. A.B.

    »…России после двадцатилетия пребывания у власти В.В. Путина вновь, судя по всему, недалеко до очередных социальных катаклизмов…»
    =====
    Soplemennik: Тут авторы противоречат сами себе.
    За 20 лет Путин и Ко создали поистине гигантскую машину подавления — полицейскую, судебную, экономическую, политическую (через СМО). Собственно, авторы сами раскрывают всё это в дальнейшем тексте…
    Поэтому до любых, даже мелких \»катаклизмов\» очень и очень далеко.
    ————————————————
    Размер военно-полицейской машины в России + Росгвардия — солидный.
    Да ещё и артиллерия, да ещё и австралийское лобби… Кошмар.
    Но если захватить телеграф и телефон… кто знает… Я — на стороне авторов и народа РФ. Ожидаю катаклизмы.

    1. Дмитрий Стровский

      К вопросу о «далеко до катаклизмов». Можно ли было предположить еще весеой 1991 г., что рухнет СССР? Да никогда! История подчас делается стр4мительно и не подвластна, казалось бы, историческим закономерностям

  8. Л. Беренсон

    ГЛАШАТАИ «безмолвного народа»
    ——————————————————-
    Выступление на встрече СПЧ с В.В. Путиным 10.12.2020
    АВТОР
    Николай Сванидзе
    журналист
    Уважаемый Владимир Владимирович! Уважаемые коллеги!
    Постараюсь уложить в это краткое выступление три вопроса, которые считаю важными.
    Прежде всего, хотел бы обратить Ваше внимание на ряд резонансных дел.
    Я занимался делом Нового Величия и неоднократно Вам о нем докладывал. Помимо того, что дело было сфабриковано внедрённым провокаторам, там есть ещё одна составляющая — пытки. Руслан Костыленков был избит и изнасилован молотком. Прошу прощения за натурализм. Это было медицински зафиксировано при поступлении в СИЗО. Документы есть у адвоката . Цель — принудить к самооговору. Пытки уже не исключение, а норма, система. Я предлагаю поручить Прокуратуре в процессе апелляции по этому делу тщательно проверить информацию о пытках. Суд этой информацией пренебрёг.
    Кстати, об этом и других резонансных делах. Сейчас на сайте Эха Москвы висит текст Открытого обращения к Вам, подписанный рядом известных правозащитников. Много просмотров, людям это интересно. Попросите, чтобы Вам его показали.
    Дело Александра Шестуна, бывшего главы Серпуховского района. За экономические преступления обвинение затребовало 20 лет. За убийства, за изнасилования меньше дают. Я знаю, что Вы не вмешиваетесь в судебные решения, но Вы могли бы дать поручение Генпрокуратуре изучить обстоятельства и дать правовую оценку.
    И то же по делу Алексея Навального. Дело крайне одиозное, но я предлагаю от этого отвлечься. Неважно, как его зовут. Он гражданин Российской Федерации, общественный и политический деятель. И он чуть не умер. Очевидно, что не от гриппа. Если бы было открыто уголовное дело, можно было бы выяснить, что там произошло: Индира Ганди его отравила или он сам себя отравил, или переел турецких помидоров недоброкачественных. Отсутствие уголовного расследования по делу Алексея Навального в нашей стране имеет не только репутационные последствия, но и умаляет право граждан на защиту со стороны государства.

    Перехожу к своему второму пункту. Последние годы государственный интерес к исторический тематике очень велик. Но он грозит принять, а может быть, уже принял сильно избыточные формы. Следствием чего может стать разрушение исторической науки в нашей стране, которая снова попадает под начальственную диктовку. Это чревато казенным, формальным, безразличным отношением молодого поколения к прошлому страны. Мы уже проходили это в советские времена, когда слова были отдельно, а мысли и чувства отдельно.
    Недавно, в сентябре месяце, в Следственном комитете решено создать структуру, которая должна заниматься фальсификациями истории и наказывать за них. Да, следователи и прокуроры были на своём месте в Нюрнберге, где судили нацистских преступников и сам нацизм. И нацистские преступления досконально расследованы и осуждены. Но следователи, прокуроры, политики не должны курировать историков. Это как раз и приводит к фальсификациям. Долгим дозированием информации мы фальсифицируем, искажаем, нашу историю. Особенно, историю 20-го века. Мы до сих пор мнемся и шарахаемся в оценке сталинизма, который не исчерпывается одним Сталиным и не заканчивается на нем. Мы упрощаем события Второй Мировой войны. То, что было до неё и после неё.
    В связи с этим, мне кажется, целесообразно было бы поручить Федеральному Архивному Агентству совместно с ФСБ и МВД подготовить предложения по обеспечению доступа к историческим архивам.

    И последнее. Владимир Владимирович, в прошлом году Вы подписали распоряжение о праздновании 100-летнего юбилея Андрея Дмитриевича Сахарова. Юбилей будет 21 мая. Хорошо было бы успеть поставить ему памятник Андрею Дмитриевичу. Но памятника пока нет и не утверждено место его установки. Хотелось бы, чтобы памятник Сахарову стоял на проспекте, названном его именем. Большая просьба к Вам оказать содействие.
    У меня все. Спасибо за внимание.

  9. Бормашенко

    Бормашенко-Бархавину. Я был не столь проницателен. О бизнесе не имел никакого представления. У меня были завышенные ожидания от перестройки. Был молод, глуп, наивен.

  10. Александр Бархавин

    Бормашенко
    — 2020-12-09 21:13:07(287)
    Но, согласитесь, все то, о чем Вы пишете стало очевидно сегодня.
    ///
    Мне это стало очевидным еще в до-Горбачевские времена. Мы сидели в командировке в Ленинграде, и мой сотрудник заявил: «Да что они тан все думают? Раздать все людям, разрешить каждому свой бизнес — и за несколько лет проблемы будут решены». И я себе представил, как это будет работать в обществе, где в течение поколений вырубались те, кто проявлял какую-то склонность к бизнесу — в стране, где слово «бизнесмем» звучало как ругательство. В нормальных странах приличная доля новых бизнесов умирает довольно быстро, но в целом в экономике таких немного, ппоскольку большинство бизнесов находятся в руках тех людей, которые бизнес вести способны и склонны. По моим оптимистичным представлениям, таких людей порядка 10% — то есть 90% не способны. Причем заранее никто не знает, способен ло он вести успешно бизнес. И вот мы все роздали — и в первые же годы 90% всех бизнесов лопнули (поскольку все бизнесы — новые, и 90% их хозаев понятия не имеют, способны ли они вести бизнес).

  11. Александр Бархавин

    Ефим Левертов
    — 2020-12-09 22:00:17(292)
    обращаю Ваше внимание на время: 2020-1865=155 лет. Казалось бы, что можно было решить, но не случилось.
    ///
    Вы до сих пор не озвучили, что именно можно было решить — такого, чтобы отсчет времени шел от Гражданской войны? И почему — именно с Гражданской войны, а не с войны за независимость, или открытия Америки, или со времени первых британских колонистов? Поясню на примерах: бесплатная медицина, высадка человека на Марсе, термоядерные электростанции, победа над раком, искоренение преступности, бесплатное высшее образование для всех — вы же не скажете, что эти проблемы казалось бы можно было решить за 155 лет — но не случилось? Да и о проблемах нынешней России — вряд ли вы примете довод, что за время с отмены крепостного права их, казалось бы, можно было решить — но не случилось. И не примете совершенно оправданно.

    1. Ефим Левертов

      Не надо так, Александр: «бесплатная медицина, высадка человека на Марсе, термоядерные электростанции, победа над раком, искоренение преступности, бесплатное высшее образование для всех». Когда мы говорим о 1865 годе применительно к Америке, понятно, о чем говорим: об освобождении людей.
      Вернемся к журналу «Новое литературное обозрение», в котором как раз рассматриваются эти даты времени 1861-1865 годов применительно к России и США. Применительно к России это было время освобождения крепостных крестьян — тоже рабов. Применительно к США — временем освобождения чернокожего населения. Исходные точки почти совпадают, конечные — 2020 — тоже. Результаты — увы. Для России — сами видите. Для США — в зависимости от угла зрения. Для многих здесь ничего не видно, да и мне многое казалось не так, как сегодня. Но 2020 год показал, что и сегодня люди далеко не свободны.

  12. Л.Беренсон

    \»А когда проявит себя новая оттепель — одному Вс-вышнему известно\» — этот отказ от пророчества декларируют авторы статьи. Совершенно справедливо. Если крик чайки у Мыса Доброй Надежды может вызвать кораблекрушение в Ла-Манше, то кто рискнёт предсказать будущее завтрашнего дня. А уважаемый Э.И, Бормашенко предсказывает (правда, в качестве догадки) \»Окончание эры Путина ознаменуется чернейшим антисемитизмом. Постпутинское время будет юдофобским, Солженицынским\». Не исключено, но я говорил об итогах последних 30 лет. А будущее? Одному Б-гу известно. А связка Беренсон — Тартаковский мне показалась некомфортной лля обоих.

  13. Сэм

    Прочитал статью и не понял — а где авторы живут?
    И чем живут?
    А насчёт того, что уже в 90-м все понимали. что СССР кончается — полная ерунда.
    Была бы тогда нефть хотя бы по S50, был бы СССР и сегодня.

  14. Бормашенко

    Бормашенко — Беренсону.
    Глубокоуважаемый Лазарь, я с Вами полностью согласен. Государственного антисемитизма в России нет. Я согласен и с Марксом Тартаковским, полагающим Путина, самым удачным и, что не менее важным, удачливым русским царем XX века. Но необходимо сделать оговорку: эпоха Путина еще не кончилась. Оценка деятельности политического деятеля жестко привязана к завершению его карьеры. Вспомним Николая I. Крымская Война многое заставила переосмыслить (опять Крым!). Необходимо подождать. Но вот, что мне кажется почти неизбежным. Окончание эры Путина ознаменуется чернейшим антисемитизмом. Постпутинское время будет юдофобским, Солженицынским. Припомнят все: Азефа, Ягоду, Ротенбергов. Но это, разумеется, догадки.

  15. Л. Беренсон

    Прочитал с большим интересом этот исторический обзор. От комментариев воздержусь, опасаясь их предвзятости (чему есть основания).
    Внесу лишь одну положительную оценку в характеристику страны и её режима за последние 30 лет. В России не стало (изгнан или заглушён) государственного антисемитизма, характерной трагической константы всей прошлой истории этой страны и всех её режимов.
    Это очень важный (для меня) показатель нравственности власти любой страны, где этот вопрос актуален. Его кашерность не извиняет всех остальных пороков любого режима, но очень значима в диагностике его здоровья.

    1. Виктор (Бруклайн)

      Л. Беренсон
      08.12.2020 в 18:07

      Прочитал с большим интересом этот исторический обзор. От комментариев воздержусь, опасаясь их предвзятости (чему есть основания).
      Внесу лишь одну положительную оценку в характеристику страны и её режима за последние 30 лет. В России не стало (изгнан или заглушён) государственного антисемитизма, характерной трагической константы всей прошлой истории этой страны и всех её режимов.
      Это очень важный (для меня) показатель нравственности власти любой страны, где этот вопрос актуален. Его кашерность не извиняет всех остальных пороков любого режима, но очень значима в диагностике его здоровья.
      \\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\

      Государственный антисемитизм в России отсутствует в России лишь потому, что правящий ею диктатор не является юдофобом. При новом правителе всё может вернуться на круги своя.

  16. Ефим Левертов

    «30 лет назад, после Августовского путча, казалось, что Россия встала на тяжкий, но верный демократически ориентированный путь. Отказываясь от прошлого, она как будто уверенно смотрела в будущее. Скажем правду, если бы Россия пошла по этому пути, она скорее всего бы развалилась».
    ————————-
    Взволнованные и искренние размышления думающих людей о судьбе России. Однако главный недостаток всех этих рассуждений — нетерпение, то чем грешили наши революционеры. Итак, о нетерпении, то есть о времени, отводимом на реализацию тех или иных решений. Вот, например, авторы начинают разговор о Николае 1, а потом сразу перескакивают к Николаю 3, опустив Николая 2. А ведь в нем все дело. Он начал свою перестройку с крестьян, а Николай 3, увидев мертвого отца, разочаровался в ней и откинул общество назад. Неправильно это. Если бы он поклялся на трупе отца, что будет продолжать идти по его пути — вот это было бы правильно, не зряшной потерей времени. Именно время — главный фактор прогресса. Горбачев верил в свое дело, но предлагал не забегать вперед. Неграмотному Ельцину же не терпелось. Он поверил сказочникам о 500-стах днях и на этом провалился. Сейчас я приведу пример другой страны, и пусть меня снова упрекнут в \»неграх, которых вешают\». Американская революция освободила людей в 1865 году, и казалось, что вопрос решен и закрыт. На самом деле не так. Сейчас, через 160 лет, мы видим, что это не так. Это я не к тому, в чем меня хотят упрекнуть, а снова к вопросу о времени. Пройдет еще 160 лет, и там думаю вопрос будет решен. Дайте же и нам время! Со начала революции прошло-то всего 100 лет. Дайте еще 200!

    1. Ефим Левертов

      Конечно, следует читать: «Вот, например, авторы начинают разговор о Николае 1, а потом сразу перескакивают к Александру 3, опустив Александра 2».
      Прошу извинения за поспешность.

      1. Ефим Левертов

        Соответственно, еще одно исправление: «Он начал свою перестройку с крестьян, а Александр 3, увидев мертвого отца, разочаровался в ней и откинул общество назад».

    2. Александр Бархавин

      Ефим Левертов
      — 2020-12-08 17:12:30(121)
      Американская революция освободила людей в 1865 году, и казалось, что вопрос решен и закрыт. На самом деле не так. Сейчас, через 160 лет, мы видим, что это не так.
      ///
      Вы не могли бы уточнить, о каком вопросе вы говорите?

      1. Е.Л.

        Конечно, я имел в виду Гражданскую войну и освобождение чернокожего населения. Но, имея некоторый опыт бесед с Вами, мне бы не хотелось дискутировать об этом в комментариях к данной статье. В Гостевой — я к Вашим услугам. Но завтра.

        1. Александр Бархавин

          Е.Л.
          — 2020-12-08 22:26:25(180)
          мне бы не хотелось дискутировать об этом в комментариях к данной статье. В Гостевой — я к Вашим услугам.
          ///
          Никаких проблем — комментарии к статье появляются в Гостевой, вы можете отвечать там. Я же предпочту, если свторы статьи не возражают, комментировать здесь — чтоб было легче найти дискуссию, если понадобится позднее.

          «Американская /Гражданская война/ освободила людей в 1865 году, и казалось, что вопрос решен и закрыт. На самом деле не так. Сейчас, через 160 лет, мы видим, что это не так.
          По сути вопроса — параллели с американской Гражданской войной мне представляются неправомерными (хотя сравнение само по себе полезно) по двум причинам.

          Во-первых, эта война выполнила задачи, которые северяне (их руководство) ставило. Задач было две:
          1. Обеспечить нераспространение рабства, которое уже было запрещено в большинстве развитых стран, но в силу специфических обстоятельств продолжало процветать в нескольких штатах страны. Эта задача была выполнена с лихвой — рабство было вообще запрещено внесением поправок в Конституцию.
          2. Обеспечить целостность страны — эта задача тоже была выполнена, причем цена, которую за это пришлось заплатить, отнюдь не является чем-то исключительным в сравнении с другими подобными войнами (гражданскими в Испании и России, войной за мезависимость британских колоний).
          Естественно, Гражданская война не решила — да и не могла решить — других вопросов, ставящихся перед страной позднее.

          Во-вторых, задачи перед пост-советской Россией были несравненно обширнее, глубже и сложнее. На первый взгляд — введи частную собственность, разреши частный бизнес — и все само сработает по законам рынка, догоняй другие страну по накатанному пути. Однако это не учитывает влияние негативной селекции населения, последовательно проводимой на протяжении 70 лет советского режима. За это время общество не просто отстало, а свернуло на другой путь, и ушло по этому пути так далеко, что просто «перепрыгнуть» на новый уже невозможно — необходимо было вернуться к ближе точке развилки, и начинать оттуда.
          Мне кажется, авторы статьи этот фактор упустили. Видимо, это может служить предметом рассмотрения отдельной работы.

          1. Бормашенко

            Бормашенко-Бархавину.
            Согласен. Но, согласитесь, все то, о чем Вы пишете стало очевидно сегодня.

          2. Ефим Левертов

            «Естественно, Гражданская война не решила — да и не могла решить — других вопросов, ставящихся перед страной позднее».
            ——————
            Уважаемый Александр!
            По России я согласен с Вами.
            Что касается Америки — опять согласен, но я же обращаю Ваше внимание на время: 2020-1865=155 лет. Казалось бы, что можно было решить, но не случилось.
            Кстати, насчет неправомерности сравнения. Есть очень хороший журнальчик «Новое литературное обозрение», где этот вопрос обсуждался американскими и российскими исследователями и у меня где-то есть письмо одной американки, в котором она благодарит за интерес к теме.

  17. B.Tenenbaum

    Хорошая статья. Но — не в обиду уважаемым авторам — она показалась мне несколько тривиальной.

  18. Маркс ТАРТАКОВСКИЙ.

    Признаюсь — не стал читать, не хочется — статью с таким вот несгибаемым названием. Авторы наперёд уверены в собственной мудрости — что больше говорит о них самих, чем о сути. Модно стало хоронить Россию (был деятель лет 70 назад, который даже практически брался за дело…).
    Много бед — не трагических, но естественных, как почти у любой страны — у России, но она ныне одна из самых благополучных (хотя и не из самых богатых). Я в своём зарубежье регулярно, почти день в день, получаю относительно немалую пенсию из России (хотя уже более четверти века не приношу дохода ей своим трудом) — а это уже о многом говорит. Свидетельствуют, даже на этом сайте, о чистых городах, о прекрасных забегаловках, ставших кафе, закусочными, ресторанами, о хорошо одетых спокойных, улыбающихся людях. Хотя полно и недовольных — и попросту неудачников, мизантропов, «революционариев» по возрасту и темпераменту, — а где их нет? Да же и на площадях роскошного «Парижу»…

    1. Дмитрий Стровский

      Ответ блестящ своим изяществом: «Я материал не читал», пишет он, но авторы при этом «уверены в собственной мудрости». Это ж просто перл! Вспоминаю: «Я Солженицына не читал, но я его осуждаю». Браво! Вагон мудрости на кону.

      1. A.B.

        Дмитрий Стровский
        Ответ блестящ своим изяществом: «Я материал не читал», пишет он, но авторы при этом «уверены в собственной мудрости». Это ж просто перл! Вспоминаю: «Я Солженицына не читал, но я его осуждаю». Браво! Вагон мудрости на кону.
        :::::::::::::::::::::::::
        Oтвет странноватый. Уваж. Маркс Т. хотел как лучше, а получилось, как всегда.

  19. Маркс ТАРТАКОВСКИЙ.

    M. Nosonovsky
    — 2020-12-08 06:32:03(95)
    Хороший материал. Я бы обратил внимание на еще один аспект. В конце 1990х демократический режим Ельцина был слаб. Его потрясали, с одной стороны, стучащие касками по асфальту голодные шахтеры, с другой стороны — постоянно затевающие импичменты парламентариями. Вот тогда в правящем классе и возникла идея, будто (1) нужен сильный лидер, желательно, кегебешник \»поприличнее\», который сможет удерживать власть и (2) вместо того, чтобы выводить народ на площади, безопаснее использовать политтехнологии с их имитацией демократии.
    Результат — Путин, как бы сильный лидер. Ему импичменты не грозили, он посадил на ключевые места бывших соратников по Конторе, одновременно к их восторгу заявив, что \»чекистов бывших не бывает\», опираясь на эту корпорацию. Но тут подорожала нефть, казна наполнилась, опасность голода ушла, страна стала, как они там выражаются, \»вставать с колен\». Оказалось, что Путин — СЛИШКОМ сильный лидер — не только импичмента ему не грозит, но вообще весь демократический процесс убит засевшими по всей вертикали власти КГБшными кланами. Ну а дальше Путин и его соратники вошли во вкус, он решил сделаться вечным президентом и переписал под себя такую замечательную конституцию 1993 года.
    Возможно, если бы динамика цен на нефть была иной, то все пошло бы иначе.
    :::::::::::::::::
    Путин, конечно, засиделся во власти. И, конечно, как водится в таких случаях — заигрался. Но утверждать, что в благополучии страны при его появлении сыграла решающую роль цена на нефть — попросту привирать, сообразуясь с популярными \»либеральными\» взглядами. Путин несомненно лучший лидер России на протяжении, по меньшей мере, столетия.
    \»Стучание касками по асфальту\» — результат наглого разворовывания страны. Подчеркну — социалистической, где накопленное достояние было сконцентрировано \»в одних руках\» — государственных, что было удобно расхитителям, вмиг ставшими миллионерами и даже миллиардерами (ЮКОС и др.). У последних естественно появились конкуренты — бандитизм стал откровенным и безнаказанным… Плюс — \»чеченские\» войны по всему Сев. Кавказу — с риском гражданской межнациональной войны по всей огромной территории при уже очевидном своеволии губернаторов, обзавёвшихся своими \»министрами\» областей, краёв, чуть ли не районов…
    Путин — умный, холодный, рассудительный, отважный (вспомним беспомощных Керенского, Горбачёва, Януковича, нынешнего Зеленского…) спас гибнущую страну. Но поступить так, как в своё время в своей стране Гарибальди, не пожелал да и не смог. Многие ли на его месте смогли бы?..

  20. Soplemennik

    \»…России после двадцатилетия пребывания у власти В.В. Путина вновь, судя по всему, недалеко до очередных социальных катаклизмов…\»
    =====
    Тут авторы противоречат сами себе.
    За 20 лет Путин и Ко создали поистине гигантскую машину подавления — полицейскую, судебную, экономическую, политическую (через СМО). Собственно, авторы сами раскрывают всё это в дальнейшем тексте.
    И если Путин только услышит лишь шорох, какие-то намёки на серьёзные перемены, то развернёт машину в полную силу. И Лукашенко покажется мелким хулиганом по сравнению с ним.
    Поэтому до любых, даже мелких \»катаклизмов\» очень и очень далеко.
    ——
    Размер всей военно-полицейской машины в России ориентировочно составляeт около 2,6 млн чел.
    Численность Росгвардии — около 350 тыс. человек. В их распоряжении имеется даже артиллерия.
    https://www.znak.com/2020-02-19/proekt_poschital_chislo_silovikov_v_rossii_ih_2_6_mln_chelovek

  21. M. Nosonovsky

    Хороший материал. Я бы обратил внимание на еще один аспект. В конце 1990х демократический режим Ельцина был слаб. Его потрясали, с одной стороны, стучащие касками по асфальту голодные шахтеры, с другой стороны — постоянно затевающие импичменты парламентариями. Вот тогда в правящем классе и возникла идея, будто (1) нужен сильный лидер, желательно, кегебешник «поприличнее», который сможет удерживать власть и (2) вместо того, чтобы выводить народ на площади, безопаснее использовать политтехнологии с их имитацией демократии.

    Результат — Путин, как бы сильный лидер. Ему импичменты не грозили, он посадил на ключевые места бывших соратников по Конторе, одновременно к их восторгу заявив, что «чекистов бывших не бывает», опираясь на эту корпорацию. Но тут подорожала нефть, казна наполнилась, опасность голода ушла, страна стала, как они там выражаются, «вставать с колен». Оказалось, что Путин — СЛИШКОМ сильный лидер — не только импичмента ему не грозит, но вообще весь демократический процесс убит засевшими по всей вертикали власти КГБшными кланами. Ну а дальше Путин и его соратники вошли во вкус, он решил сделаться вечным президентом и переписал под себя такую замечательную конституцию 1993 года.

    Возможно, если бы динамика цен на нефть была иной, то все пошло бы иначе. Примерно как в Украине, например. Но в 1998 году, когда была нефть по 15 долларов за баррель, никто почему-то (кстати, интересно — почему?) не мог предвидеть, что через пять лет будет по 150, и страна разбогатеет, и проблемой станет не неустойчиовисть власти, а, наоборот — диктатура.

    1. A.B.

      «Свернуть на иной путь развития у России не получилось никогда, хотя, казалось бы, попыток этого было у нее не счесть. И после прихода к власти В.В. Путина в 2000 г. алгоритм национального развития остался без изменений. Вначале вроде бы начала пробиваться очередная оттепель, а сегодня, спустя двадцать лет, за российским окном уже даже не заморозки, а поистине сибирская зима. А когда проявит себя новая оттепель — одному Вс-вышнему известно…
      ————————
      Твой Новый год по темно-синей
      волне средь моря городского
      плывет в тоске необьяснимой,
      как будто жизнь начнется снова,

      как будто будет свет и слава,
      удачный день и вдоволь хлеба,
      как будто жизнь качнется вправо,
      качнувшись влево…»
      Aлгоритм национального развития остался таким же, каким он был всегда. Как маятник старинных часов,
      он движется влево-вправо-влево…И, если маятник качнулся вправо, можно было бы ожидать: вот теперь
      должно быть — влево. Но может быть и наоборот. ЭТИ часы — непредсказуемы.

      1. Седой

        ГЛАШАТАИ «безмолвного народа»
        ——————————————————-
        Выступление на встрече СПЧ с В.В. Путиным 10.12.2020
        АВТОР Николай Сванидзе, журналист
        Уважаемый Владимир Владимирович! Уважаемые коллеги!
        Постараюсь уложить в это краткое выступление три вопроса, которые считаю важными.
        Прежде всего, хотел бы обратить Ваше внимание на ряд резонансных дел.
        Я занимался делом Нового Величия и неоднократно Вам о нем докладывал…
        ::::::::::::::::::::::::
        Вот то-то и оно, Новое Величие, да ещё с заглавных букв… Не знаю, демократ ли уваж. Ник.Сванидзе, но уложиться можно было в одно предложение: Землю — крестьянам, власть — народу, уголовников-коррупционеров — под суд. Развели в Мастерской бодягу, а во имя чего?…
        Глашатаи-нефтяники, извините за выражение, размазывают жвачку по тарелке.
        P.S. «Дайте же время, — просит Е.Л. — Со начала революции прошло-то всего 100 лет. Дайте еще 200!» — — Помню, в конце 50-ых прошлого века, Н.Хрущев собирался догнать Америку за 20.

Добавить комментарий для Маркс ТАРТАКОВСКИЙ. Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.