©"Заметки по еврейской истории"
    года

Loading

Изучение истории — в большой степени работа над ошибками. Я уверен, что сегодня, особенно сегодня, есть смысл вспомнить общую предвоенную ситуацию в Европе — весьма паршивую ситуацию, и попробовать понять, почему даже на общем плохом фоне Франция оказалась в совсем плохой.

Игорь Юдович

ПОЗОРНАЯ ВОЙНА

К 80-й годовщине Франко-Германской войны 1940 года

Клятва не увеличивает доверия к доблести людей, но только доблесть людей — к клятве.
(из Эсхила)

… сказал им: всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет; и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит.
(От Матфея. 12:25)

В этих заметках я попытаюсь разобраться в причинах позорного поражения Франции в мае-июне 1940 года. Вопрос о причинах неожиданного, почти мгновенного военного поражения великой страны всегда занимал умы европейских и американских историков и публицистов, на эту тему написаны сотни томов. Тема не обойдена вниманием ни в одной фундаментальной книге по истории Второй мировой войны. Данные заметки — попытка обобщить прочитанное, ограничить список причин главными, рассказать о них и надеяться, что читатели найдут в прошлом аналогии с настоящим. Изучение истории — в большой степени работа над ошибками. Я уверен, что сегодня, особенно сегодня, есть смысл вспомнить общую предвоенную ситуацию в Европе — весьма паршивую ситуацию, и попробовать понять, почему даже на общем плохом фоне Франция оказалась в совсем плохой.

-1-

Европейская цивилизация — это не только греческая философия, римское право, идеалы Просвещения и примат свободы личности, но и непрерывные войны всех со всеми. Взаимоотношения Франции и Германии, а также Франции и отдельных немецких государств до их объединения в 1871 году, вполне вписываются в европейскую традицию. Только в новейшие времена таких войн было пять. В 1806 Наполеон разбил Пруссию на Йене[1]. В битвах 1813-15 годов Пруссия вместе с антифранцузской коалицией взяла реванш. В 1871 году первая “позорная” для французов война закончилась унизительным договором, подписанным в Версале. В те времена неожиданное, провальное поражение Франции с недоумением и растерянностью пыталась осознать — так и не придя к единому мнению — вся Европа. В результате победы Бисмарка возникла сильная и единая Германия, главный враг Франции на следующие 70 с лишним лет. Первая мировая тоже закончилась подписанием мирного договора в Версале, но победителем уже была Франция. Франция же и настояла на некоторых особо унизительных пунктах мирного договора в отношении Германии и на неподъемных репарациях. Что, в свою очередь, было несколько ослабленным зеркальным отображением немецких требований в 1871 году.

Так что уже в 1920-30-е, когда стало ясно, что Германия не соблюдает Версальские соглашения, после всех французских дипломатических неудач с оккупацией Рурского бассейна, с неполучением из Германии ожидаемых денег и после решительного отказа уже гитлеровской Германии выполнять возложенные на нее договором обязательства по разоружению и возрождению военной промышленности у политиков и военных Франции не было сомнений, с кем будет следующая война.

Не было сомнений и у Гитлера. Для доминирования в Европе, а речь идет об его “философии” и планировании военных захватов в 20-30-е годы, главным препятствием была Франция. Об этом он ясно написал в Mein Kampf. С расчетом на войну с Францией строилась вся военная стратегия Вермахта еще до нападения на Польшу[2]. При этом у историков нет сомнений в том, что Гитлер побаивался французской армии. Особенно после того как крошечная Финляндия показала пример упорного сопротивления советскому монстру. В самом деле, хотя население Франции (50 миллионов) уступало Германии (80 миллионов), а размер экономики был примерно в два раза ниже, но Франция начала программу перевооружения в 36-37 годах, намного раньше Британии и США, и даже Германии, и смогла к маю 40 года поставить под ружье больше 3 миллионов человек, имела порядка 3,500 танков, значительная часть которых была лучше немецких. Вместе с союзными британскими и ожидаемыми союзными бельгийскими это было примерно на 1000 больше, чем у немцев. Кроме того, Франция смогла наконец достичь реального военного союза с Британией и на ее территории с сентября 39 года находился значительный Британский экспедиционный корпус. Начиная войну, Гитлер очень рисковал, но как показал май 40 года, и как я постараюсь показать в статье, сила французской армии была сильно преувеличена и существовала, скорее, на штабных картах. Или, вернее — в очередной раз подтвердилась истина, что сила армии не только в количестве солдат и качестве вооружения.

Кроме политической и военной истории последних 130 лет у обеих сторон были тяжелые воспоминания о характере прошлых войн. Жестокость и грабежи мирного населения каждый раз оправдывались тем, что враг делал подобное в предыдущей войне. Взаимный антагонизм был вполне серьезным. Жена канцлера Бисмарка в 1871, вспоминая 1806 год, говорила вслух: “Французов надо убивать и резать вплоть до маленьких детей”. Даже в Первой мировой немцы в оккупированных частях северной Франции и Бельгии позволяли себе по отношению к мирному населению куда больше жестокости, чем в любой другой оккупированной стране. Кажется, подобное называется “реваншистскими настроениями”. И они сыграли свою роль во время Парижских мирных переговоров 1918-19 годов и документов Версальского мира. “Члены американской, английской и итальянской делегаций, включая их лидеров, не один раз высказывали удивление иррациональной ненавистью французов к немцам и многочисленными попытками их унизить. Накануне подписания итоговых документов в Версале почти вся американская делегация покинула переговоры в знак протеста против требований Франции. Даже Ллойд Джордж категорически не согласился подписать соглашение в его первом французском варианте”. Похоже, что подобное отношение к немцам было в самом национальном характере французов. Жан Поль Сартр, вспоминая свое детство в начале 20 века в провинциальном французском городке, пишет в автобиографической книге “Слово”, что у них в семье, как и у большинства соседей, немцев не считали за людей. Они были “ниже, чем люди, которым просто повезло жить по соседству с Францией”.

Неудивительно, что в первый же день новой войны — 10 мая 1940 года — не ожидая от немцев ничего хорошего, миллионы французских беженцев хлынули вглубь страны, полностью заблокировав дороги для продвижения своей армии. Даже из далекого от фронта Парижа. Но мы забежали слишком далеко вперед.

Конечно, после окончания Первой мировой, или как ее называли в Европе — Великой войны — Франция имела свою военную доктрину. Она была достаточно простой и казалась ясной. Во-первых, по мнению генштаба и правительства еще одна война на территории страны совершенно недопустима; во-вторых, поскольку противником в следующей войне будет Германия, то надо сделать все возможное в дипломатическом и в военном планировании, в реальной подготовке армии, чтобы в случае нападения начать войну как можно дальше на востоке и быстро перевести ее в наступательную. Глядя на карту, французские генералы вполне обосновано решили, что если надежно защитить непосредственно соприкасающуюся с Германией южную часть границы — от Швейцарии до Люксембурга — построенной по всей военной науке системой защитных укреплений, то на севере и северо-востоке сравнительно небольшая часть границы с одной стороны защищена непреодолимыми лесами и холмами Арден, а остальная часть германской границы уже идет с нейтральными странами Люксембурга и Бельгии. Немцы не могут напасть на Францию не напав предварительно на эти страны (а до этого еще для своего удобства и на Голландию), где, как французские стратеги были уверены, получат длительное сопротивление местных армий… а там подоспеют французы, которые в решающих наступательных операциях… ну, как Жанна д Арк на белой лошади с шашкой наперевес.

Линия Мажино (красная сплошная линия). Часть ее была южнее, вдоль итальянской границы. Арденнские леса — область включающая часть Люксембурга и еще примерно 70-80 километров вдоль границы на северо-запад. Примерный размер Арденнских лесов — 100х100 километров.

С первой частью программы французы блестяще справились. Линия Мажино (по фамилии министра, который руководил строительством) на юге была построена[3]. На нее ушли почти все деньги военного бюджета, но эта тема сейчас не обсуждается. В соответствии с планом, лучшие французские войска были сосредоточены на северной части бельгийской границы, а южнее — в Арденнах и дальше вдоль Линии Мажино — поставили кого попроще. И стали ждать. В самом прямом смысле — после нападения Германии на Польшу и всех немецких побед 39-40 годов, даже после немецкого блиц-крига в почти соседней Норвегии, где были побиты в том числе и французские воинские части, французская армия в течение восьми месяцев во время так называемой “Странной войны” ничему не училась и жила как на курорте. Маневров, обучения войск и какой-либо психологической подготовки армии практически не было. Свидетельств этому больше, чем достаточно. Жан-Поль Сартр, тогда солдат французской армии на бельгийской границе (запись 26 ноября 39 года):

“Все новобранцы… вначале были полны энтузиазма, но сейчас они умирают от безделья”.

Запись в дневнике другого солдата (13 декабря 39 года):

“Проходят дни ничем не отличимые друг от друга, в полной пустоте, без какой-либо занятости… Офицеры, в основном резервисты, думают так же, как и солдаты… Ощущение, что они устали от этой войны, они снова и снова говорят, что хотели бы вернуться домой”.

Опять Сартр (20 февраля 40 года):

“Военная машина работает на холостом ходу… Вчера один сержант с искрой безумной надежды в глазах сказал мне, что все они договорятся — Англия уступит (Германии)”.

Беззаботность командования дошла до того, что за несколько дней до нападения Германии во французской армии восстановили увеличенную довоенную норму отпусков. То же сделали и в бельгийской! Воспользовавшись таким подарком от 15% до 20% (по разным источникам) офицеров мгновенно разъехались по домам.

Как сегодня известно, не было и эффективной военной разведки. Впрочем…

Обстоятельства сложились так, что гигантский прокол в этой части произошел на германской стороне. 10 января 1940 года немецкий курьерский самолет по пути из Мюнстера в Кельн заблудился в тумане и аварийно приземлился на аэродроме Бельгии. Майор Рейнберг, штабной офицер 7-й воздушной дивизии, не успел сжечь бумаги, которые он вез с собой, и был схвачен бельгийскими военными. В его сумке нашли копию “Yellow Plan”. Этот план был разработан в 39 году по указанию Гитлера для нападения на Францию[4]. В немецком генштабе (OKW) придерживались мнения, что немецкие неудачи Первой мировой во Франции были связаны с тем, что был нарушен “правильный” предвоенный план Альфреда фон Шлиффена. В 1914 году предполагалось при наступлении на Францию через Бельгию сосредоточить там практически всю армию, но по различным причинам значительная часть войск была переброшена с правого, бельгийского фланга на левый, включая туда, где к 40 году у французов была защитная линия Мажино. Штаб считал, что сосредоточив все силы на наступлении через Бельгию Германия исправит ошибку Первой мировой и ворвется во Францию в “нужном” месте, быстро дойдет до Ла Манша и быстро победит. То есть, план предполагал именно то, к чему готовилась Франция[5]. Как ни странно было для профессиональных немецких штабистов, но Гитлер весьма скептически относился к этому плану и требовал проработки варианта решающего броска через Арденны. План непрерывно перерабатывали и он прошел 29 “ревизий”. Когда он попал в руки бельгийцев, арденский вариант в нем рассматривался как дополнительный, но уже вполне вероятный.

После того как стало известно что французы знают о реальности проработки бельгийского варианта как основного и о примерных сроках нападения, Гитлер потребовал радикального пересмотра плана.

Нужно ли было это делать, неясно. Дело в том, что официально нейтральные, но фактически союзные бельгийцы поступили весьма некрасиво. Французскому и английскому военным атташе было сообщено только немногое — короткий двухстраничный обзор плана, причем не был указан источник информации. Французы ничего не знали об аварии самолета и поимке штабного офицера. В таких условиях французы могли запросто посчитать, что либо арденнское, либо бельгийское направление не более, чем попытка дезинформации. Еще хуже — бельгийцы точно знали, что это не дезинформация, что Арденнский вариант вполне реален. Они прослушивали комнату, в которой состоялась передача Рейнберга германскому военному атташе, и слышали допрос Рейнберга, из которого ясно следовало, что план — реальный документ. Но об этом бельгийцы вообще не сообщили кому-либо из своих будущих союзников по войне. После войны, оправдываясь, они говорили, что “не хотели раздражать Германию”.

Yellow Plan”, тем не менее, был срочно переделан по прямому указанию Гитлера[6] и теперь уже основной удар перепоручался армейской группе А (включающей 7 танковых дивизий из 10 возможных) под командованием Манштейна в центральном направлении через Арденны — но только после того, как вспомогательный удар правее через Голландию и Бельгию отвлечет основные силы французов. Практически весь германский генералитет по-прежнему был против, но Гитлер сумел настоять на своем[7]. На создание нового плана ушло время, хотя на его детальную разработку времени уже не хватило и войска перебрасывали в последнюю минуту и весьма хаотично.

Но французы, окончательно поверив в правильность своей стратегии, полностью прозевали срочное и массовое передвижение огромного количества войск (в том числе нескольких тысяч танков!) с бельгийского направления на арденнское. Редкие правдивые донесения разведки и разведок Бельгии и Швейцарии просто игнорировались. К чему разведка и сомнения, если все ясно.

Клэр Бут Люс, американская писательница, знаменитый журналист, политический деятель и прочее в апреле 1940 работала над статьей о готовности Франции к войне. Капитан французской армии привез ее в один из фортов Линии Мажино, “бесконечные ряды бетонных катакомб, похожие на вкопанные в землю боевые корабли”, как она после писала. Командир форта показал ей огромные пушки, ряды снарядов к ним, склады с запасами еды и медицинского снаряжения и прочее, хранящееся в огромной глубины подвалах, закрытых на не менее огромные стальные несгораемые двери. Все выглядело действительно неприступным для врага, Клэр Бут была впечатлена. Но она спросила: “Почему немцы пойдут войной именно здесь?” На что командир ответил: “Потому что для этого две большие армии и созданы — убивать друг друга”. “Но могут ли немцы пойти в другом месте?”, — спросила она. Командир и рядом стоящие офицеры засмеялись: “В каком?” “Ну, например, со стороны Бельгии и Голландии?” Французы засмеялись еще сильнее: “Немцы глупые, но не настолько глупые”. Последними, однако, посмеялись именно немцы.

-2-

Война началась 10 мая и боевые действия закончились через 6 недель. Франция, а попутно Голландия и Бельгия, были разгромлены. Французы защищаясь потеряли 124 тысячи убитыми и более 200 тысяч ранеными, примерно в пять раз больше, чем нападавшие немцы. До мая 40 года французская армия считалась самой сильной в Европе (в том числе и немецкими военными), и ее разгром всего за 6 недель произвел страшное впечатление в мире. Не менее сильное впечатление произвела и какая-то беспримерная готовность страны и армии проиграть войну. Армия сдавалась в плен целыми воинскими частями. 16-17 мая генерал Роммель взял в плен 10 тысяч французских солдат и офицеров, потеряв в бою только одного офицера и 40 солдат. Роммель был буквально потрясен готовностью французских офицеров сдаваться в плен и их “беспечным требованием оставить при них денщиков и позволить забрать личные вещи, которые обычно были весьма далеки от фронта”. Один из немецких офицеров пишет, как он был удивлен, увидев колонну из нескольких сотен французских офицеров, которые маршировали 35 километров из своего временного лагеря к пересыльной ж-д станции. без всякого сопровождения вообще. “И никто даже не пытался убежать”. Карл фон Штакельберг, немецкий журналист, сообщал:

“20 тысяч пленных, внешне похожих на заключенных, шли вглубь страны… Это было необъяснимо. Как могло случиться, что эти французские солдаты вместе с офицерами, удрученные, окончательно деморализованные могли более-менее добровольно идти в заключение?”

Подобных случаев было множество. Обычно колонну в 3-5 тысяч пленных сопровождало всего несколько немецких солдат. Британские военнопленные в свою очередь язвительно удивлялись:

“Французы хорошо готовились к плену, все они шли с вещами, в то время как мы — с пустыми руками”[8].

В целом, до 1 миллиона 800 тысяч человек из французской армии попали в плен в 1940 году, из них около миллиона провело всю войну вплоть до 1945 в немецких трудовых лагерях в Германии. И хотя значительная часть сдалась в плен после 17 июня, когда маршал Петен объявил о мирных переговорах, но примерно треть французской армии сдалась в плен до этого дня! Ситуация в армии не многим отличалась от ситуации в стране. Уже на пятый день войны, когда немцев еще практически не было на территории Франции, французский премьер-министр Рейно в телефонном разговоре с Черчиллем кричал: “Мы проиграли, все потеряно!”

26 мая, на 16 день войны, как раз в тот день, когда немцы временно прекратили танковое наступление, что спасло окруженную группировку союзников в Дюнкерке, Анри Филипп Петен, маршал и будущий лидер пронацистского правительства в Виши, послал своего помощника Поля Боудена в Венсеннский замок, в штаб-квартиру нового командующего французской армией Максима Вейгана. Цель “командировки” была узнать мнение командующего по поводу продолжения войны. Сам Петен говорил Боудену, что капитуляция неизбежна и что “легко, но глупо говорить о борьбе до последнего солдата”. И со слезами (французские маршалы очень слезливы) добавил: “К тому же это просто преступление после наших потерь в последней войне”. Боуден вернулся с хорошей новостью — Вейган согласен с маршалом. Нет никакого смысла воевать до последнего патрона. Если французская армия потеряет еще больше солдат, то стране это не поможет. Иногда правильно просто прекратить сопротивление для того, чтобы “предотвратить бессмысленные убийства”.

В конце концов, Франция капитулировала когда на ее примерно двух третях территории не было ни одного немецкого солдата и когда около 500 тысяч ее собственных солдат в центре страны еще по существу не вступили в войну.

Может быть, лучше всего ситуацию в стране и особенно в ее высшем обществе можно понять проследив судьбу Максима Вейгана. Его происхождение покрыто мраком, известно наверняка только то, что он был испанцем-каталонцем. После непонятного усыновления и странных продвижений он получил французское гражданство, закончил необходимые военные школы и к 1916 году был генерал-майором. После войны долгое время был в высшем военном руководстве страны, включая в середине 30-х должность номер один — начальника генерального штаба. Ушел в отставку в 35 году. В свои 72 года после начала Второй мировой войны в сентябре 39 года был снова призван и назначен командующим в Сирию[9]. 19 мая 40 года на 9 день Франко-Германской войны командующий французской армией Морис Гамелен, нерешительный, неспособный на концентрацию (возможно потому, что был давно болен сифилисом) был освобожден и на его место назначен Вейган… находящийся в Сирии. В разгар тяжелейших боев политическое руководство Франции назначает командующим человека, который находится в богом забытом месте, откуда он добирался до Франции три с лишним дня. Первым делом он отменяет приказ Гамелена о контрнаступлении (весьма разумный приказ для того времени и той ситуации), после чего через несколько дней, когда приказ потерял всякий смысл, подтверждает его. Еще до описываемой консультации с Петеном становится активным “пацифистом” и выступает за немедленные переговоры с Гитлером и против продолжения борьбы после сдачи Парижа. 11 июня на самом высоком уровне состоялась его встреча в Бриаре с единственными союзниками — англичанами, которые обещают любую возможную помощь. Результатом встречи было то, что Черчилль, Иден и присутствующий там де Голль — каждый из них — отметили его решительную англофобию и “пораженчество”. Это у командующего союзными войсками! Но очень скоро случилось то, что ставит окончательный диагноз состоянию армии и общества, — Максим Вейган, главнокомандующий армии страны в войне с нацистской Германией, становится министром обороны в коллаборационистском, пронацистском правительстве Петена в Виши. Куда, кстати, вошли и другие генералы французской армии, включая командующего всем южным сектором обороны генерала Гунцигера. Существует фотография, на которой генералы с невозмутимым видом сидят вместе с маршалом Петеном за столом во время первого заседания нового правительства. Историк Тони Джадт пишет:

“Три месяца после позорного, самого страшного поражения во французской истории, люди непосредственно в том виновные, были комфортабельно включены в режим, который учредили победители”.

Генерал Власов на фоне этих профессионалов-предателей выглядит мелким авантюристом-любителем.

Не удивительно, что под таким высшим военным руководством произошло, как это сформулировала американский историк Николь Джордан:

“Коллапс французской армии в 1940 был одной из самых великих военных катастроф в мировой истории”.

Результатом войны был пересмотр буквально всеми странами своих военных и дипломатических возможностей и стратегии на будущее. В основном из-за стремительности поражения Франции в европейскую войну вступила боявшаяся опоздать к дележке европейского пирога Италия, “война как минимум на поколение определила пренебрежительное отношение к Франции со стороны Америки и Англии, уничтожила Третью республику, заменив ее коллаборационистским авторитарным режимом Виши”, привела к предательству французских интересов единственным франкоговорящим (частично) государством — Бельгией (король Бельгии ответит за это отставкой после войны). На немецкой стороне результат войны поднял на недостижимую высоту авторитет Гитлера в высшем военном руководстве Германии, укрепил в нем самом представление о непогрешимости и своей гениальности, освободил силы и создал максимально удобный плацдарм для войны с Британией, еще больше убедил Сталина в правильности выбора сторон в европейской войне (во время войны, кроме всего прочего, примерно одна треть всех нефтепродуктов Германии и ее армии были советскими), способствовал захвату “под шумок” Сталиным Буковины и Бессарабии и, наконец, поставил всю огромную военную промышленность Франции на службу военной машины Германии.

Кроме видимых материальных и тактических последствий были и другие, очень важные, но не всем в то время очевидные. Во-первых, “стремительное” поражение привело к глубочайшей депрессии союзников и всех антигитлеровских сил в Европе, на некоторое время буквально сломив их волю к сопротивлению. Во-вторых, освободившись от французской угрозы на западе, Гитлер был свободен в планировании и осуществлении агрессии на востоке. Но не просто свободен. Есть многочисленные свидетельства, что именно неожиданная быстрота победы придала ему уверенность в результате войны с СССР. Логика Гитлера была следующая. Если во время Великой войны лучшие в мире армии Гинденбурга и Людендорфа не смогли за 4 года сломить сопротивление Франции, а он это сделал за 6 недель, то СССР безусловно будет легкой добычей.

Во время победной поездки по Франции в июне 40 года в разговоре с главой Генерального штаба (OKW) Кейтелем Гитлер сказал генералу, сомневающемуся в легкости победы в СССР: “Поверь мне, Кейтель, кампания против России будет как детская игра в песочнице в сравнении с этой (французской)”. Те же настроения и сравнение ожидаемой войны с СССР с победой во Франции известны из многих источников, приведу один из них. В мае 41 года Карл Бремер, директор пресс-службы на оккупированных территориях Франции, был на приеме в болгарском посольстве в Берлине. Выпив слишком много, он начал болтать лишнее. Среди прочего, он проболтался о скором нападении на СССР (включая сроки, о чем советская разведка донесла Сталину) и прочно связал будущую войну с неожиданным коллапсом французской армии, которую совсем недавно немцы побаивались.

“Через два месяца наш босс (Альфред Розенберг) будет командовать всей Россией, и Сталин будет покойником. Мы разгромим Россию быстрее, чем Францию”.

-3-

На очевидный вопрос — как это все стало возможным — должен дан ответ. Первыми на него попытались ответить интеллектуалы Франции.

Марк Блох[10], лучший историк Франции, очевидец и участник войны еще летом 40 года написал самую известную и, как утверждают историки, самую важную книгу о событиях 1940 года — “Странное поражение”[11]. Среди прочего он объясняет поражение следующими факторами:

  1. Поражение было вызвано суммой огромного количества различных ошибок. Общим в них была неспособность наших лидеров (военных и политических) мыслить в терминах новой войны… Какой бы ни была глубинная причина трагедии, первичной была страшная некомпетентность Высшего командования;
  2. Вина за поражение лежит на всех: правящем классе — военных и политиках, прессе и академии, которые проводили ущербную национальную политику и неадекватную практическую работу в отношении нацистской угрозы… Германия победила потому, что ее лидеры много лучше понимали методы и психологию современной войны;
  3. Совершенно очевидно, моральный кризис — как среди резервистов, так и среди профессиональных офицеров — был глубже, чем кто-либо мог представить.

А ведь совсем недавно, во время 10-месячной кровавой Верденской битвы 1916 года, в которой солдатом воевал Гитлер и в которой участвовали многие немецкие и французские офицеры 40 года, французская армия выглядела и воевала совсем по-другому. Многим еще был памятен знаменитый приказ французского маршала Фердинанда Фоша во время неудачных боев при Марне:

“Мой центр уже не выдерживает атаки противника, правый фланг отступает — ситуация замечательная! Я атакую”.

И какая громадная разница с 1940 годом! Андре Моруа:

“Миф о немецкой непобедимости стремительно распространялся и становился извинением для всех, кто хотел отступать. Ужасные слухи летели впереди немецких колонн и подготавливали путь для них… Города были наполнены слухами: “Вы слышали, немцы уже в Douai… немцы уже в Cambrai. Да, немцы были там, но много позже; в данный момент это было ложью. Но слухи летели от одного кафе к другому, из магазинчика в магазинчик, из дома в дом. Этого было достаточно, чтобы тысячи мужчин, женщин и детей сорвались с места; и даже испуганные военные отдавали приказ своим подчиненным частям бежать в сторону побережья, где, как потом оказалось, их всех взяли в плен”.

Но как такое могло случиться? Армия — не более, чем отражение и слепок с общества. Какова была обстановка в стране, во французском обществе, которая вызвала “моральный кризис” такой силы, в чем заключалась “глубинная” причина трагедии? И какие выводы мы можем сделать сегодня, какой урок извлечь для нас с вами?

-4-

Существует вполне обоснованное мнение, что вся европейская цивилизация — это в большой степени французская[12]. Этому способствовало накопление несравненного с другими странами богатства благодаря идеальному географическому расположению, плодородным почвам и мягкой зиме, удобным для судоходства рекам и безопасным гаваням, но в большой степени и тому, что Франция, самая старая из больших европейских стран (как минимум, с 800-летней непрерывной историей[13]), долгие столетия отличалась относительной политической стабильностью с весьма разумной единой центральной властью, сильной, богатой и единой Церковью и общим национальным языком. Конечно, в 16-17 веках потрясения Реформации и Промышленной революции не обошли и ее, но меньше, чем соседей. Конечно, Франции завидовали, конечно, у Франции были проблемы с соседями — близкими и дальними, конечно, страна вступала в различные коалиции и воевала не меньше других, но ее сила долгие годы основывалась на размере, людских резервах, накопленном богатстве, позволяющем до революции 1789 года и почти весь 19 век содержать самую большую армию в Европе, интеллектуальной силе просвещенного класса — знаменитой французской культуре: французский язык был общим языком всех грамотных европейцев. И в огромной степени на дипломатическом искусстве. Немногих в Европе можно поставить рядом. Пожалуй, Талейран и сегодня может служить образцом успешного европейского дипломата. Даже не в самый лучший в ее истории Девятнадцатый век Франция отделалась сравнительно легко.

Другое дело — первая половина века Двадцатого. То ли последствия разобщившего страну дела Дрейфуса, то ли угарный всплеск национализма и рост фашистских движений, то ли не менее трагический по последствиям нарыв коммунистических настроений в стране, то ли болезненная ревность к успехам соседей, но удача от Франции отвернулась. Почти вся настоящая военная бойня Первой мировой прошла на территории Франции. И хотя официально Франция оказалась в числе победителей, но в процентном отношении именно она потеряла больше солдат, чем любая другая страна (1 миллион 200 тысяч, как минимум). Именно на ее территории были самые большие разрушения и именно для Франции экономические потери в войне (среди победителей) были самыми тяжелыми. Как оказалось, даже французская дипломатия не спасла страну во время войны. Неудивительно, что после войны страну разрывали две противоположные национальные идеи: ненависть к Германии и желание реванша (да, французы считали, что Германия и немцы отделались слишком малой кровью — война не велась на территории Германии), и страшная, патологическая боязнь новой войны. И первое, но особенно — второе, сыграли трагическую роль в ее истории.

Вся Западная и Центральная Европа в послевоенные 20-30 годы жила в разделенном и разобщенном состоянии, в идеологической борьбе, часто переходящей в физическую, между условными левыми и правыми. Роль Коминтерна, умелая советская пропаганда, пропагандистские и реальные экономические и дипломатические успехи левых и правых тоталитарных режимов СССР, Италии и Германии, растущий национализм и “милитаризация духа”, вызвавшие рост профашистских организаций и партий в противовес “интернационалистским” социалистическим и коммунистическим — все это на фоне послевоенной разрухи и на почве не решенных войной противоречий, экономической депрессии и развалившихся империй, создали идеальную среду для политического хаоса и потери какой-либо сплоченности общества в практически всех западноевропейских демократиях. В дополнение к этому, уровень взаимодоверия и сотрудничества европейских стран упал до, пожалуй, самой низкой отметки в истории. Все видели в политике других стран только скрытые намерения вражды и обмана.

В течение 30-х во Франции практически не было стабильного правительства — с 1930 по 1940 оно менялось 24 раза! На короткий срок в 1936 возникло правительство “Народного фронта” с более-менее ясной программой и работающим парламентским большинством, “но его одинаково ненавидели и слева и справа”. Правые — за его программу реформ и еврея премьер-министра (Леон Блюм был социалистом, рьяным сторонником разоружения и уменьшения срока службы в армии), левые — за недостаточно революционную программу и нежелание идти в ногу с коммунистами (которые в основном были ярыми сталинистами), “но больше всего за отказ от помощи республиканской Испании[14] и за сохранение Социалистической партии после болезненного разрыва с коммунистами в 1920 году”. Идеологическая борьба отличалась зверской серьезностью и поглощала все силы, на возникающие кризисы и все возрастающую угрозу германского нацизма обращать внимание было некогда. Призывы к единству — того же Блюма — коррумпированная и политически ангажированная пресса, политические силы и в целом “общественное мнение” объясняли желанием втянуть страну в войну “за Данциг, за Англию или за евреев”.

Не затрагивая специально тему французского антисемитизма, надо все же сказать, что он до середины 30-х существенно отличался от, скажем, немецкого и австрийского. Во Франции антисемитизм был всеобщим, его не стеснялись, но долгое время он был “народным”, с редкими после дела Дрейфуса выбросами в государственный[15]. Все было достаточно просто и понятно на уровне французской “улицы”. Лучше всех это сформулировал юный американец Жюльен Грин во время учебы в одном из французских лицеев:

“Я понял, что следовало ненавидеть евреев так же, как немцев, иначе ты не станешь французом. А я хотел им стать”.

Антисемитизм из обывательского превратился практически в государственный, особенно в средствах информации, во время и после премьерства Блюма. Осенью 37 года респектабельная и пользующаяся относительным доверием газета Nouvelles economiques et financieres (аналог американской Wall Street Journal) не называла Блюма иначе как “еврей Блюм”, “наш бывший премьер-министр, настоящая фамилия которого Карфункельштейн”. В апреле 38 года видный интеллектуал и академик Pierre Gaxotte называл Блюма:

“расчлененная антифранцузская кукла с печальной головой палестинской кобылы[16]… Мы должны выбрать между Францией и этим человеком-проклятием. Он является воплощением всего болезненного во Франции, вызывающего болезнь нашей крови и духа. Он — дьявол. Он — смерть”.

В мемуарах Кестлера “Scum of the earth” подробно описана атмосфера ненависти и разочарования во Франции 38-40-х годов, включая всплеск антисемитизма, что подтверждают все свидетели того времени, включая де Голля, рассказавшего в своих мемуарах об атмосфере безумной идеологической разобщенности и параноидальной ненависти во французском Парламенте во время выборов правительства Поля Рейно за два месяца до немецкого вторжения.

Важной частью разброда и политического хаоса была борьба французских фашистов и чрезвычайно популярной националистической организации Action Francaise с “их зеркальным отражением” — коммунистами, борьба, часто переходящая в уличные столкновения и кровопролитие. Специальный представитель Черчилля при премьер-министре Рейно генерал Спирс, который хорошо знал обстановку во Франции, писал, что:

“весь французский высший класс, да и средний тоже, предпочитали немцев своим собственным коммунистам… и этот факт был искусно использован немцами”.

Вообще, роль коммунистов в развале страны и в шпионаже в пользу СССР была реальной и у правящего класса были все основания для репрессий.[17] В 1938 году правительство Даладье запретило коммунистическую партию. В октябре 39 года 35 коммунистов членов Парламента были арестованы. Через 4 месяца, в марте 40 года 27 из них предстали перед судом и в основном осуждены к тюремным срокам максимум до 5 лет. Дополнительно было арестовано 3400 активистов компартии, а примерно 3000 коммунистов-иностранцев высланы из страны.[18]

Франсуа Мориак, нобелевский лауреат, писал в конце 1960-х, подтверждая слова генерал Спирса:

“Сегодняшнее поколение не сумеет постичь, что воплощали Советская Россия этих лет и мадридский “Народный фронт” для французской буржуазии”.

Понятно, что все вышеперечисленное в целом вызвало во французском обществе разочарование и даже цинизм в отношении своего политического класса и политического курса (если допустить его наличие) и социальную разобщенность. “Это было время гниения, очень глубокого гниения, — сказал генерал Beaufre[19], — причины которого лежат в чрезмерных усилиях Первой мировой. Я думаю, что мы страдали всеми болезнями — как и другие победители — из-за убеждений и слепой веры, что мы были правы и очень умны…. Но со временем патриотизм потерял свою волшебную силу”.

А что же по поводу успехов французской дипломатии? К сожалению, дипломатические “достижения” этого периода не способствовали сплочению страны.

-5-

После Первой мировой победившие Союзники, минус пошедшая своим путем Россия, стали говорить о “коллективной безопасности”. Но практически сразу стало ясно, что этот вопрос уже было нельзя решить или начать решать в узком кругу 5-6 крупных государств или империй. Мир стал другим и Версальский договор породил не только унизительные условия и невыполнимые обязательства для Германии, но образовал десяток новых государств, которые со своими нерешенными территориальными проблемами и непонятными союзными обязательствами и предпочтениями только усилили послевоенный хаос[20]. Еще совсем недавно, в начале века общим представлением было что в ближайшем будущем экономически и политически растущие быстрее других Германия, Россия и США будут доминировать на мировой арене при дружеской поддержке Британии и Франции. Но уже к 1920 году совершенно неожиданно выяснилось, что никого из них не осталось среди активных игроков — Россия и США ушли в самоизоляцию, а Германия была разгромлена в результате войны. Особенно неожиданным и тяжелым по последствиям был уход Соединенных Штатов — европейского “судьи последней инстанции” и одновременно главного европейского банкира. США, к тому времени главная экономическая и моральная сила в мире, даже отказались войти в Лигу Наций. Оставшиеся Британия и Франция были настолько в тяжелом экономическом, финансовом, демографическом, но, больше всего, психологическом состоянии недоверия друг к другу, что ноша удержать Европу в стабильном и не угарно националистическом состоянии, им была просто не под силу.

После некоторого улучшения общего европейского экономического состояния и некоторой корректировки взаимных претензий договорами, особенно планом Дэвиса и в Локарно (1924 и 1925 годы) на первый план в Европе стал вопрос безопасности Франции, пока еще больше вопрос теоретический. Положительная инерция в дипломатии соблюдалась еще некоторое время и в 1928 году даже был подписан Парижский Пакт о мирном решении возникающих международных конфликтов. А потом все стало рассыпаться. Вначале по воле не самых удачливых и умных политиков (прежде всего — в США) случилась Великая Депрессия[21]. Только-только начавшая “вставать с колен” экономика большинства стран, не выдержала первой[22]. Дипломатия пошла следом.

Главной дипломатической европейской проблемой начала 30-х стало противоречие между желанием одних стран вытянуть из кризиса и усилить Германию, а с другой стороны обеспечить ту самую “коллективную безопасность”, прежде всего — Франции, теперь уже на практике. Начались бесконечные разговоры.

Лидером в этих разговорах была более социально, политически и экономически стабильная Англия, за которой стояла мощь империи и огромный флот. Франция была на вторых ролях вместе с десятком более мелких европейских стран. Идея Англии была в том, чтобы в качестве реального использовать механизм Лиги Наций, и вместе с ней, пользуясь своим военным и политическим авторитетом, бороться за права и безопасность малых народов и государств. При этом, как всегда, во главу угла она ставила свои имперские интересы[23]. Для этого Англия предпочитала держать Францию в своей, как бы союзной сфере влияния, но не давать ей слишком много самостоятельности. Для Франции же главным всегда был “германский вопрос”. Даже разбитая Германия имела гораздо большее население и выпускала к 1930 году в три раза больше стали, не считая на порядок лучшую химическую промышленность, прекрасные университеты и общее развитие науки.

Стремительные изменения в Европе начала 30-х, политическая ситуация и динамика экономического развития в Германии привели к тому, что “разговоры” приобрели конкретность и под “коллективной безопасностью” все не немецкоговорящие страны прежде всего понимали защиту от растущей угрозы со стороны Германии. Казалось, что Британия и Франция должны перестать собачиться и быть едины перед германской угрозой и проводить единую политику. В реальности Британия вместе с США именно тогда стали проводить почти открытую антифранцузскую политику (США одновременно с этим проводили и анти-английскую). Причин было несколько, в том числе финансовые, связанные с германскими репарациями и неоплаченными долгами Америке и Британии, но, наверно, главными были постоянные и сильные антигерманские настроения и действия Франции. Что из Лондона и Вашингтона выглядело как ненужная и только раздражающая Германию политика: для США — мешающая стабилизировать финансы Европы и получать выгоду от растущей торговли и инвестиций в Германию[24]; для Англии — вполне искренняя вера в несправедливость Версаля, давняя нелюбовь к Франции и вера в неагрессивные устремления Германии; для обеих стран — надежда на “германский” барьер распространению коммунизма и влияния СССР.

После ухода с политической арены Пуанкаре в 1929 году, последнего премьер-министра реально что-то сделавшего для военной защиты Франции, англичане и американцы требовали разоружения Франции.

“Ничто, вероятно, так не спровоцирует Гитлера на будущую войну, как хорошо вооруженная французская армия перед лицом невооруженной Германии”,

— это из выступления английского министра иностранных дел сэра Джона Саймона перед английским Парламентом 13 мая 32 года. В тот день, когда Гитлер представил в Рейхстаге свой бюджет на 1933 год с резким ростом расходов на создание армии и ее перевооружение, заместитель английского министра иностранных дел Энтони Иден объявил, что политическим требованием Англии к Франции является уменьшение численности французской армии с 694 до 400 тысяч[25]. Он же резко оборвал Черчилля, вызвав шумное одобрение Парламента, когда Черчилль возразил. По словам Идена, “мы должны дать Европе время на умиротворение”[26].

Франция в свою очередь, не отвергая английскую идею опоры на Лигу Наций и поддерживая ее на словах, пыталась решить свои проблемы безопасности самостоятельно, а в области коллективной безопасности стала опекуном Малой Антанты: Чехословакии, Югославии и Румынии. С каждой из этих стран было заключено соглашение, позволяющее в случае нападения Германии открыть “второй фронт” на юге континента. Еще одним из решений было уже упомянутое нами строительство Линии Мажино[27], другим — Франко-Советское соглашение от мая 1935 года. Вообще говоря, в продолжение темы о подозрительности и взаимном недоверии европейских стран, надо сказать, что количество двусторонних и многосторонних договоров и пактов, в том числе — секретных, в 20-30 годы просто зашкаливает — Википедия насчитывает их около 20. Среди них были такие для нас сегодня странные как Советско-Итальянский Договор 33 года о дружбе, ненападении и нейтралитете между СССР и Италией, Пакт Пилсудского-Гитлера в 34 году и Советско-Чехословацкий договор о взаимопомощи 35 года. Что же касается Франции, то она заключила Договор о ненападении и взаимной помощи с СССР имея в виду растущую опасность со стороны Германии[28]. Как и многие другие, этот договор был беззубым, вскоре потерял какое-то даже минимальное значение и по факту послужил только официальной причиной для Германии реоккупировать Рейнскую область.

В результате многочисленных противоречивых договоров и секретных соглашений в Европе к середине 30-х наступила полная дипломатическая неразбериха, внутри которой только три большие страны — Германия, СССР и Италия — реально занимались делом, создавая армии и наращивая военно-промышленный потенциал[29]. Остальные, не доверяя друг другу, только клялись в безусловной военной поддержке “в случае чего”. Но когда территориальная целостность Маньчжурии, Чехословакии и Эфиопии (Абиссинии) была нарушена (или в случае Чехословакии собиралась быть нарушенной) агрессией этих трех европейских стран, то ни Британия, ни Франция не выступили в их защиту. Их собственные интересы оказались важнее, вернее — показались им важнее.

После того, как Франция, обиженная на Англию после подписания последней Англо-Германского Морского пакта, не поддержала ее в Абиссинском кризисе, Англия по своим соображениям не поддержала Францию во время ремилитаризации Германией Рейнской области в 36 году, что было очередным и самым опасным нарушением Версальского договора.

Стоит отдельно заметить, что если бы в 36 году Англия и Франция выступили совместно против еще очень слабо вооруженной и политически неокрепшей Германии, то, пожалуй, Вторая мировая не случилась бы[30]. Но последний реальный шаг не допустить войну был упущен. В течение нескольких последующих лет Германия стремительно усиливалась. В марте 38 года произошел Аншлюс Австрии и вскоре начались провокации против Чехословакии. Воевать против Германии ко времени мюнхенских переговоров[31] и весьма возможного силового захвата Чехословакии было уже гораздо труднее[32]. Предательство западноевропейскими странами своих союзников не только дало Гитлеру решающую дипломатическую победу, не только подняло его статус национального героя на недосягаемую высоту (еще бы, все поразительное усиление Германии и увеличение размеров Рейха примерно на треть произошли без единого выстрела!), не только решающе усилило военно-промышленные возможности страны и армии, но и окончательно развалило любую международную антигитлеровскую кооперацию в Европе. Страны Малой Антанты разорвали дружеские отношения с Францией и “южная” коалиция перестала существовать. То же самое произошло со странами дунайского бассейна. В новых условиях все больше малых стран стали искать дружбу и защиту у Германии, что, кроме всего, привело не только к существенному росту торговли с Германией, но и к бурному росту фашистских партий в этих странах. Тем временем, даже объявив “странную” войну Германии после ее нападения на Польшу, Англия и Франция очень много, убедительно и “искренне” говорили о помощи, но практически ничем не помогли ни Польше ни Финляндии, истекающей кровью после нападения на нее еще одного агрессора и союзника Германии[33].

Расширение территории Германии к началу войны с Францией

Попутно надо отметить странные в 30-е годы попытки Франции подружиться с фашистской Италией, эти усилия продолжались вплоть до разгрома Франции. К самым удивительным дипломатическим соглашениям 30-х надо, наверно, отнести создание так называемого Stresa Front, соглашения 35 года правительств Англии, Франции и Италии. Соглашение декларировало своей совместной целью отстаивание независимости Австрии и противостояние любым дальнейшим попыткам нарушения Версальского договора со стороны Германии! Поразительное соглашение, которое иногда считают первой попыткой “умиротворения”, на этот раз — Муссолини. Оно является поразительным уже потому, что в том же 35 году Англия заключила вполне предательский по отношению к подписантам морской пакт с Германией, а Италия, в свою очередь, напала на Абиссинию. Впрочем, в оправдание Италии, Муссолини всегда утверждал, что он “согласовал” агрессию против Абиссинии с Англией и Францией именно в Стрезе во время переговоров.

Франция изо всех сил старалась не обидеть Муссолини и после, и во всех политических конфликтах 30-х пыталась заручиться его поддержкой[34]. Практически всегда — без какого-либо успеха. Эта странность не имела под собой никакого смысла, кроме как идеологического предпочтения высшего политического руководства Франции. Миссией сменяющихся правительств было недопущение объединения страны на основе антифашистского движения. Правительство Народного фронта продержалось только один год, после чего рабочее движение и профсоюзы, которые призывали к совместной антифашистской борьбе, были разгромлены реформами Даладье в ноябре 38 года. Если вспомнить предательство республиканской Испании в 36 году, то неприятный вывод напрашивается сам: Франция однозначно предпочла фашизм. Во всяком случае, в его не немецком варианте.

В общем, 1920-30 годы отмечены удивительными успехами франко-английской дипломатии! В ее защиту надо сказать следующее. Уже во время переговоров в Версале в 1918 году стало ясно, что привычная салонная дипломатия в “узком кругу” давно друг друга знающих и понимающих людей навсегда ушла в прошлое. Демократические государства не могли отныне вести свои дипломатические игры без опоры на общественное мнение, а это в огромной степени означало — на средства массовой информации. Но пресса никогда не была только источником информации и нейтральным игроком на поле создания общественного мнения. Она в огромной, может быть, в решающей степени во Франции 1930-х была проводником идеологических и внутренних национальных — партийных — движений. Подобное, возможно, не в такой степени, было и в других демократических европейских странах. Знаменитый американский историк Пол Кеннеди пишет, что в то время “политическая и дипломатическая борьба за мир (выделение шрифтом — мое) была перегружена и перенапряжена идеологическими и партийно-политическими элементами в степени до того неизвестной в мире”. Что касается Франции, то многие авторы утверждают, что значительная часть прессы была на содержании у Гитлера или у Сталина[35].

Но вернемся во Францию.

-6-

Франция — очень большая европейская страна, и естественно, в довоенное время она была разделена по многим параметрам: например, сравнительно промышленный север и аграрный юг, традиционный консервативный католицизм населения провинции и агрессивный секуляризм новой городской интеллигенции, политическая приверженность сильной монархической власти значительной части населения и бескомпромиссный республиканизм другой — и как следствие, два совершенно различных типа национализма, бешено враждующих между собой, центр интеллектуальной жизни Европы (во всяком случае, французы в этом уверены) и самое забитое в Европе крестьянство. И самое большое разделение было (и во многом осталось) — это разделение Парижа и остальной страны. Понятно, что как столица страны, город был центром политической, административной и культурной жизни, местом пульсирующей “живой” энергии, сосредоточением знаменитых университетов и научных центров и прочее, прочее. Но в отличие от большинства других западноевропейских стран, Париж был единственным в стране городом в полном смысле этого слова. Как магнит он притягивал к себе все живые соки из провинции. В этом он был похож на Москву, но в России хотя бы был еще и Петербург-Ленинград. И если чеховское “в Москву…” было символом и бедой России, то французское “в Париж…” было еще более очевидным, важным и таким же трагическим символом. Политическая и административная жизнь Франции столетиями была традиционно устроена таким образом, что вся инициатива, все указания, все регулирования, все национальные экономические и финансовые решения шли строго по вертикали “Париж-провинция” и в одном направлении — сверху вниз. Это, кроме всего, привело к максимальному огосударствлению всей политической, экономической и социальной жизни страны и, как следствие, к потере какой-либо инициативы на местах, к застою во всех сферах жизни, включая военную.

Поэтому, например, не удивительно, что не только высшее командование, не только командующие армиями, но и рядовые командиры дивизий 10 мая 40 года оказались в Париже или в ближних пригородах, где по многим воспоминаниям “шла настоящая война за захват немногих свободных шато под военные штабы”. В условиях отвратительно налаженной связи, общей паники и неразберихи, оставшиеся при войсках офицеры были брошены на произвол судьбы, на собственную инициативу, к которой они были совершенно не подготовлены.

Что сыграло свою роль в стране, где, повторю, “национальной идеей” было любой ценой избежать новой войны.

В середине-второй половины 1930-х в каждой французской семье были люди, воевавшие в Первую мировую или была память о погибших в ней. Война, ее огромные потери и последовавшая экономическая катастрофа не были “книжной наукой”, но буквальной памятью каждого человека, и надо честно признать — недоброй памятью. Пресса, литература и культурные институты страны центральной темой послевоенного времени сделали смерть, разрушение, ужасы войны и трагедию “потерянного поколения”. Подвиги, самопожертвование, военное братство и патриотизм, честное выполнение долга на войне по мнению французских интеллектуалов не имели никакого смысла, война — это бессмысленная трата ресурсов и человеческих жизней. Любая война. Серьезные усилия были предприняты в разных направлениях, чтобы вытравить в новом поколении упоминание о причинах, виновных и самом ходе войны. Профсоюз французских учителей запретил патриотические ссылки на победы Франции в войне, они были признаны “воинственными” и опасными для “организаций, борющихся за мир”. Книги, в которых говорилось о битвах на Марне, Вердене и других известных эпизодах войны, с любой точки зрения, кроме как “обоюдной трагедии”, были запрещены в учебном процессе.

В пропаганде антипатриотизма и пораженчества впереди, как ей и положено, была французская интеллигенция.

Роже дю Гар, будущий нобелиант по литературе (1937 год):

“Все, что угодно, только не война! Все… даже фашизм в Испании… Даже фашизм во Франции: ничего, даже испытания, даже рабство не могут сравниться с войной. Все, что угодно, даже Гитлер лучше войны” (написано в 1936 году).

Луи-Фердинанд Селин, великий французский писатель, даже в русскоязычной Википедии справедливо заклеймен как “антисемит, расист и человеконенавистник”, но в 30-е именно он был одним из самых, если не самым известным и популярным писателем Франции. И в этом своем статусе именно он выражал национальную идею словами:

“… Все, что осталось, все, что уцелело от французского населения, должно быть для каждого истинного французского патриота бесконечно драгоценным, неприкосновенным, священным. Только результат имеет значение. К черту все остальное! Государственные интересы! Самые тайные, самые коварные, наименее достойные, наименее лестные, но которые избавят нас от новой войны. Ничто не имеет цены, когда необходимо продолжать жить, продержаться. Избежать войны любой ценой. Война для нас, таких как мы есть, это конец музыки, это окончательная гильотина в еврейском хранилище для трупов.

Такое же упорство в противостоянии войне, какое используют евреи, чтобы ввергнуть нас туда”.

Кроме прессы, литературы и прочих культурных институтов — глашатаев истины и создателей общественного мнения, сыграли свою роль клятвенные заверения политиков и дипломатов, что Лига Наций и здравый смысл просто наций не допустит повторения ужасов недавней войны. Все, что для этого нужно — это сокращение армий и прекращение безумной траты денег на вооружение. Именно это было основной темой разговоров и обещаний в Лиге Наций в Женеве, где дипломатический вес Франции был самым большим в Европе. При отсутствии какой-либо практической возможности применить силу — у Лиги не было силовой структуры, или хотя бы теоретической возможности создать вооруженную группировку для противодействия агрессии — все, что оставалось — это разговоры о мире и сокращении вооружений. Практически все международные договора после Версаля согласовывали именно сокращение армий и вооружений. Вашингтонская морская конференция (1921-22), План Дэвиса (1924), Договор Локарно (1925), Парижский пакт (1928), Лондонская морская конференция (1930) — все они “исправляли” ошибки и недоговоренности Версаля и ограничивали морские и сухопутные численности вооруженных сил стран Европы и Азии. Все они поддерживали клятвы лидеров государств решать мировые проблемы только мирным путем, только на дружественной договорной основе. Лидеры демократических стран и СМО стали представлять недавнее военное решение “германской проблемы” в Великой войне как противоречивый результат без победителей и проигравших.

Очень многие поверили в это как в новую догму[36].

Поэтому еще одной важной причиной политического и военного бездействия было и то, что существовавшие в то время правительства Франции не могли игнорировать ими же сформулированное мнение избирателей. Создалась идеальная ситуация для политической верхушки страны — она опиралась на реальное общественное мнение, которое она же умело создавала и усиливала. А мнение избирателей, как показывают буквально все историки, было однозначным — все, что угодно, только не война. Создался удивительный как бы органический симбиоз единомнения — идеальное условие для любого демократического правительства не желающего или не умеющего просчитать ситуацию на шаг вперед.

И после двух десятилетий бесплодной, противоречивой и обычно отвратительной политической борьбы — иногда на грани гражданской войны, без внятного объяснения необходимости противостояния нацизму и фашизму, без реальной национальной программы возрождения нации и ее вооруженных сил, без всякого упоминания о патриотизме и долге подавляющее большинство населения сделало свой выбор[37].

-7-

Совершенно естественно, что общая тенденция пессимизма и пораженчества распространилась и на армию. Франция 1930-х — самая крестьянская и самая традиционная страна Европы, жизнь в которой для “низшего” класса мало отличалась от жизни, скажем 1830-х. Солдатами и младшими офицерами в армии были в основном бывшие бедные провинциальные крестьяне или такие же бедные горожане в первом поколении. Призыв к разоружению, к перераспределению ресурсов в пользу социальных реформ, к отказу от войны, как форме нового патриотизма, упал на подготовленную почву и в армии. Увиденное удивляло очевидцев-иностранцев. В ноябре 39 года недавно прибывшие во Францию командующие Британским Экспедиционным Корпусом лорд Горт и Алан Брук наблюдали парад французской 9-й армии. Увиденное поразило. Алан Брук:

“Редко я видел что-либо более неопрятное… солдаты не бриты, лошади грязные и неухоженные, полное отсутствие уважения к самим себе и гордости за свою воинскую часть. Что поразило меня больше всего — это выражение лиц этих солдат, недовольных и не знающих субординации. Я не мог отбросить мысль, что Франция не похожа на единую и стойкую страну, которая сможет взять на себя подобающую ей часть борьбы в надвигающейся войне”.

Лорд Горт, написал, что даже на фоне плохо экипированных и не опытных британских солдат французские выглядят ужасно — “у них даже нет вилок, ложек и кружек”. Во французской армии было несколько тысяч польских солдат, сумевших ускользнуть и от нацистов и от коммунистов в сентябре 39 года. Вначале они были распределены во французские части. Один из них, летчик Франтишек Корницки, писал в своем дневнике:

“Французские коммунисты и французские фашисты одинаково ненавидели нас. В Лионе было полно коммунистов. Иногда сослуживцы дружески приветствовали нас, в другой — осыпали проклятиями”.

Примерно в таком состоянии, развращенная 8 месячным бездельем, отсутствием профессионализма, с каждым 5-6 офицером в отпуске, с командирами дивизий за 60-100 километров от своих частей, с неработающей радиосвязью, с танками, разбросанными по всей линии фронта, с существенно ослабленным центральным участком фронта в Арденнах, с Британским корпусом (всего 9 дивизий), которому не разрешалось принимать никаких самостоятельных решений, с больным сифилисом главнокомандующим, известным отсутствием концентрации и в то же время подверженному странным вспышкам эйфории, со странным и непредсказуемым союзником Бельгией, с не желающими воевать солдатами, офицерами и генералами, с купленной коммунистами и фашистами прессой — французская армия начала войну.

Выдвижение огромной массы немецких войск к бельгийской границе началось вечером 9 мая… но несмотря на страшный шум в приграничной зоне никто в бельгийской армии не обратил на это особого внимания. Французские наблюдатели, тем не менее сообщили примерно в 1:30 в Генштаб о вероятном начале войны. Бельгийскую границу немцы перешли в 4:35 утра 10 мая, но главнокомандующего Гамелина разбудили только в 6:30, через 5 часов после предупреждения.

Продвижение 134 тысячной центральной германской армейской группировки группы прорыва, главных механизированных сил армии, включая 1222 танка в первом эшелоне, через узкие горные дороги Люксембурга и Арденн, по срочно пробитым рокадным дорогам, переправы через понтонные мосты и захваченный мост через Маас, даже сегодня не выглядит легким делом. Любой пилот разведывательного самолета французской армии мог увидеть, что первые пять дней все подходы к французской границе для центральной группы немцев выглядели сплошной транспортной пробкой, из которой не было бокового выхода. Сами немцы после говорили, что они создали величайшую транспортную пробку в истории. Удивительно, поразительно, необъяснимо, но Гамелин и Генштаб не послали в эту зону имеющуюся в их распоряжении авиацию, несмотря, как после стало известно, на рапорт и просьбу об авиационной поддержке французских командиров в этой зоне. В течение всей войны Генштаб вообще очень плохо представлял расположение и направление движения немцев. Даже на бельгийском участке, где были лучшие французские части и где, казалось, были детально разработаны все варианты будущей войны, и где им противостояли не самые лучшие немецкие дивизии с совсем небольшой поддержкой танками, с самых первых дней все пошло кувырком.

Выдвинувшиеся французские дивизии должны были стать частью общего сражающегося фронта вместе с голландскими и бельгийскими… но французы просто не нашли голландцев — они к тому времени уже отступили далеко на северо-восток. А бельгийские просто бежали от немцев так быстро, что их было невозможно остановить.

Уже через первые 10 дней войны ситуация для Франции превратилась в критическую. Германская Арденнская группировка вырвалась на оперативный простор (и прекрасные французские дороги) и почти не встречала сопротивления. Абсолютно неожиданно для французского командования она не пошла в центр страны в сторону Парижа, но резко свернула на север, к атлантическому побережью. Уже к 22 мая стало ясно, что немцы окружают всю северную группу франко-британско-бельгийских войск, а через несколько дней ее судьба была решена. По существу война была выиграна в первые 15 дней и в основном стремительным и безостановочным в движении танковым клином генерала Манштейна. 25 мая главнокомандующий армии Максим Вейган на заседании правительства предложил вступить в немедленные переговоры о перемирии. 8 июня немецкие части начали переправу через Сену, 10 июня правительство бежало в Орлеан, а Париж был объявлен открытым городом. 14 июня немцы вошли в Париж, французское правительство бежало еще дальше — в Бордо. 17 июня военные действия практически закончились. 22 июня Франция капитулировала, заключив в пригороде Парижа Второе Компьенское перемирие[38].

Направление ударов германской армии в мае-июне 1940 года

Неготовность к современной войне и ошибки французского генералитета с тех пор многократно обсуждены и не являются темой статьи. Просто перечислим некоторые из них очень схематично:

Отсутствие национального органа (комитета) связывающего военное и политическое руководство и принимающего решение (до войны) о приоритетах развития различных структур армии, а после начала войны — координирующего стратегические интересы страны и военные действия по обороне.

Отсутствие в высшем руководстве армии офицеров моложе 60 лет (большинство было ближе к 70-ти), знакомых со стратегией современной механизированной войны нападающего типа[39].

Структура армии была полным повторением армии Великой войны с танками распределенными поровну во всех дивизиях и удивительным непониманием роли механизированных танковых ударных сил.

Полное отсутствие внимания к контролю и взаимодействию в боевых условиях, практически полное отсутствие работающей радиосвязи.

Отсутствие какой-либо реальной доктрины использования авиации.

Удивительное пренебрежение военной и стратегической разведкой.

Совершенно неоправданные надежды на решающую помощь Британии и США, подобно тому, как это было в Великой войне.

-8-

В результате перемирия и последующей капитуляции Франция была разделена на две почти равные по площади зоны — северо-западную оккупационную, куда вошел Париж и атлантическое побережье, и юго-восточную государственно-марионеточную с центром в городке Виши. В зону Виши вошли и северо-африканские колонии Франции. Новым руководителем того, что осталось от республики Франция, стал маршал Петен. Была ли вишистская Франция законным государством, не совсем ясно. Скорее всего, была. После капитуляции состоялось вполне законное голосование членов Парламента и Сената по выборам нового главы государства. По понятным причинам не все в нем участвовали, но из общего числа в 846 человек в выборах приняло участие 649. За Петена проголосовало 65% парламентариев и 70% сенаторов. Правительство Виши (всего их было четыре) поддерживало абсолютное большинство французов и с ним в разные периоды времени установили дипломатические отношения примерно 40 стран. В том числе, США, СССР (до июля 41 года), Канады (дольше всех больших государств из-за нежелания “обидеть” своих франко-говорящих граждан) и Австралии. В международных отношениях вишистское правительство полностью следовало в фарватере Германии, с пожалуй главной доминантой — англофобией.

85-ти летний Петен был героем Первой мировой и главной фигурой военного истеблишмента все последующие годы, то есть, непосредственно ответственным за все ужасное состояние армии. Но это не помешало его популярности в глазах французов, особенно среди солдат, считавших, что у них меньше шансов умереть под его командованием. Пол Джонсон пишет, что он был неумен, что все его книги были написаны подчиненными, что его диктаторские замашки были хорошо известны и популярны в армии. Но в общенациональном опросе 35 года на вопрос — кого французы хотели бы видеть диктатором Франции, Петен занял первое место. Немаловажно, что он — сын простого крестьянина и рьяный католик — был любимцем Церкви. Кардинал Герлиер, глава французских католиков, без лишней неопределенности заявил: “Франция — это Петен; Петен — это Франция”. Петен назвал произошедшее во Франции после капитуляции “национальной революцией” и официально заменил лозунг “свобода, равенство, братство” на “работа, семья, Отечество”. Марианна, как символ Республики, был заменена на Жанну Д’Арк.

Правительство Виши и квази-государственность Франции существовали с июля 1940 по август 1944 года, хотя значительную часть этого времени территория была оккупирована немцами, и запятнали себя такими делами, что пришедший в конце войны к власти де Голль “в целях восстановления единства нации” сделал все возможное и невозможное чтобы стереть память о Петене и вишистском периоде в жизни Франции из памяти французов. В расовых вопросах между вишистским французским и фашистским германским государствами практически не было различия. Евреи, цыгане, гомосексуалисты, социалисты и коммунисты были вне закона. Конечно, как и в соседней Италии, реальная ситуация — и результат — преследования неугодных существенно отличались от Германии и оккупированных европейских стран, но объясняется это нежеланием значительного количества французов принимать активное участие в убийствах, призывом популярной и авторитетной Церкви к человеческому отношению к неугодным, действиями Сопротивления, близостью “дырявой” испанской границы и в какой-то степени отсутствием особого рвения в правительстве, в которое вошли многие политики довоенной Франции. В то же время около 45 тысяч французов вступили в добровольную государственную полицию (был большой конкурс на эту денежную работу). Присяга полицейских была короткой:

“Я клянусь бороться против демократии, против голлистских мятежников и против еврейской проказы”.

Не мешает напомнить, что власти Виши начали преследование евреев существенно раньше прямых указаний немецких властей.

Жизнь как в оккупированной зоне так и на юге очень быстро, в течение одного-двух месяцев, вошла в норму и большинство французов продолжали жить не переживая по поводу результата войны. Париж стал главным культурным и праздничным городом всей оккупированной Европы, любимым местом отдыха богатых немцев и офицеров армии. Перечень великих французских художников, писателей, актеров, музыкантов и прочих интеллектуалов, которые совсем неплохо работали и проводили время в оккупированном Париже, слишком хорошо известен, чтобы приводить его еще раз.

Интересно поговорить о другом — о событиях во время и после освобождения Франции. Прежде всего, об отношениях между французами, которые — после освобождения — представляли себя людьми незапятнанной репутации, и так называемыми коллаборационистами, работавшими или сотрудничавшими с немцами.

Францию, начиная с 6 июня 1944 года, освобождали американо-британо-канадские армии. После довольно большого международного скандала и демарша де Голля в освобождении Парижа приняла участие и французская бригада генерал Леклерка (“Свободной Франции”, или по более позднему названию “Борющейся Франции”), которая, согласно коллективной памяти французов, и освободила столицу Франции. И, конечно, во время боевых действий союзники получали помощь, иногда существенную в разведке и диверсиях, от французского Сопротивления. Особенно серьезную — в Нормандии, где Сопротивление было под жестким контролем и управлением британских и американских спецслужб.

Французское Сопротивление, или Маки́, было организацией или, вернее, конгломератом совершенно различных движений — от правых католиков до левых анархистов. О них мало кто слышал в 40, 41 и 42 годах, но по мере ухудшения положения Германии на фронтах, а еще больше — по мере организации британскими и американскими спецслужбами диверсионных отрядов[40] и значительного увеличения беглецов из немецких концлагерей и еврейских внутренних беженцев, во Франции появилось некоторое количество реальных партизанских отрядов. С каждым месяцем их становилось больше, хотя в масштабах страны количество было незначительным.[41]

После довольно быстрого освобождения значительных западных и центральных районов Франции в них образовался политический и организационный вакуум. Особенно это касалось округов Dordogne, Limousin, Correze, Massif Central. Сразу после освобождения там начались разборки между враждующими между собой группами Сопротивления, а также некоторыми группами Сопротивления и гражданским населением. Как это принято у левых движений, насилию были подвергнуты не только коллаборационисты, но и целые классы населения. Собственно говоря, кровавая внутренняя борьба началась еще до освобождения. Режим Виши докладывал своему духовному начальству в Париж о районах, “где скоро начнется жестокая гражданская война”. В одном из отчетов тайного английского агента в Лондон говорилось:

“В регионе (Limousin) одновременно происходит насилие со стороны врага (немцев), маки́ и милиции (вишистской). Здесь не существует никакой власти и закона”.

Различные группы Сопротивления начали сводить счеты друг с другом и коллаборационистами. Еще до прихода союзников было убито 6 тысяч человек. Затем, уже после освобождения, в движении получившем название Epuration Sauvage (зачистка) было убито не меньше 14 тысяч. Британские и американские солдаты пытались что-то сделать, но мало что могли.

К ужасу союзников, треть убитых были женщины.

Бравые французы, комфортабельно жившие в оккупации, наконец нашли с кем можно бороться и в чем показать свой патриотизм без опасения за свою жизнь. Их целью стали француженки, которые спали с немцами, так называемые “горизонтальные коллаборационистки”. Некоторые из них были проститутками, работавшими на свободном рынке, обслуживающем и немцев и французов. Другими были молоденькие девушки, имевшие романтические отношения при самых различных жизненных обстоятельствах. Значительной частью были женщины, у которых мужья или погибли или были в плену и которым надо было кормить своих детей. Всех “горизонталок” обычно собирали на главной площади и после битья, плевков и оскорблений подвергали публичной стрижке наголо — tondues. После чего:

“их прогоняли по улицам, иногда обливая дегтем, иногда раздевая догола, иногда разрисовывая их свастиками. В некоторых случаях — под дробь барабанов, как если бы на дворе был 1789 год”.

Джок Колвилл, один из секретарей Черчилля, был свидетелем событий в Baueux:

“Я видел, как их везли в кузове грузовика под крики, улюлюканье и свист толпы. Десятки униженных женщин с полностью стриженными головами. Они были в слезах и прятали головы от стыда. Наблюдая эту отвратительную жестокость, я был благодарен тому, что Британия ни разу не была оккупирована за последние 900 лет, и мы не могли быть судьями французам”.

Находившийся в рядах американской армии историк Форрест Пог, писал, что:

“они (женщины) выглядели как загнанные звери перед толпой охотников”.

Этот “страшный карнавал” происходил повсеместно по мере освобождения города за городом. “Как только город, городок или даже деревня были освобождены, в дело вступали ножницы”. В Шербуре по улицам ездили грузовики со стриженными девушками, в основном моложе 18 лет. Во многих городах арестовывали и издевались над всеми женщинами, кто работал на немцев, включая уборщиц. В провинции Манше за предполагаемую связь с немцами были арестованы 621 женщин. Только за летние месяцы 44 года около 20 тысяч женщин прошли через унизительную процедуру бритья голов. Каким-то совершенно изумительным образом практически не трогали мужчин, которые добровольно работали на немцев.

“Это была ревность, маскирующаяся под моральное оскорбление. Ревность была спровоцирована тем, что эти женщины получали еду за свое сотрудничество. Все просто — эти юные женщины были самой легкой мишенью и самыми очевидными и уязвимыми козлами отпущения, особенно для мужчин, которым надо было скрыть их собственные грехи и неучастие в Сопротивлении.”

Вообще, читая о довлеющей идеологической борьбе 1930-х, о неготовности к войне, о причинах военного поражения, о французском Сопротивлении и том, что происходило позже, не перестаешь удивляться подобию происходившего в те же годы в другой стране. Еще одним общим показателем были доносы. В 1944 году гражданские службы союзников и администрации де Голля в освобожденной Франции столкнулись с невиданным количеством доносов французских граждан друг на друга. Только осенью 44 года администрация де Голля в сравнительно небольшой части страны, где администрация уже смогла полностью взять под контроль жизнь населения, получила 300 тысяч доносов и жалоб, быстро разобрать которые не было никакой возможности. Конечно, среди них было много и вполне оправданной и нужной информации о криминальной активности после освобождения[42], но большинство были именно доносами о коллаборационистской деятельности соседей. Доносы часто были составлены в терминах, которые звучали слишком обще или просто странно. Соседи осуждались за “снабжение врага”, “отношения с немцами”, “плохие высказывания о членах Сопротивления и союзных солдатах”, “антинациональные разговоры во время оккупации”, “про германскую активность”, “предоставление одежды немецким солдатам” и даже “подозрительное поведение с национальной точки зрения”. При всем таком количестве доносов французов постоянно ловили на краже военного снаряжения и продуктов у расквартированных солдат. Черный рынок ворованных продуктов процветал, но, конечно, в нем участвовали и солдаты и даже офицеры союзников.

Еще одна аналогия с другой страной совершенно очевидна во взрывном количестве участников Сопротивления после освобождения. Многие французы были просто обескуражены количеством маки́ среди них. Один местный юрист в Нормандии писал:

“Невероятное количество участников Сопротивления поражает. Все деревенские парни, которые думали только о девках и о танцах по субботам, вдруг надели нарукавные повязки (участников Сопротивления) и обзавелись оружием”.

-9-

Пора подвести итоги. Собственно говоря, они уже подведены двумя эпиграфами в начале статьи. Дополню еще несколькими цитатами.

Раймонд Арон, один из самых известных французских философов, писателей и публицистов 20 века, написал после войны:

“Я жил в тридцатые в отчаянии от упадка Франции… По сути, Франции больше не было. Она существовала только в ненависти французов в отношении друг друга.”

Немецкий офицер сразу после войны 40 года:

“Французский дух и мораль были сломлены до того, как началась сама война. Они проиграли не из-за недостатков своего вооружения, а из-за того, что не знали, за что воюют. Нацистская революция выиграла битву за Францию до того, как наши первые дивизии перешли границу”.

И наконец, великий английский историк Пол Джонсон:

“После войны Франция быстро перешла в нацистский лагерь. Разоруженная социалистами, преданная фашистами, а еще больше — коммунистами и сбежавшими от ответственности правыми и центром, Третья республика развалилась, оставшись без друзей и кого-либо о ней сожалеющей”.

(Цифры приведенные в этой статье иногда значительно отличаются в различных источниках. Всего в качестве основных источников использовано 14 книг, общей высотой около 20 дюймов или 50 сантиметров, не считая информации он-лайн)

Морага, Калифорния
Март-апрель 2020. Карантин

Примечания

[1] Гегель во время битвы был профессором Йенского университета. Анализируя события, он написал, что битва на Йене есть “конец истории”. Он имел в виду окончательное превращение раздробленных феодальных княжеств и псевдо государств в “единое однородное государство”. Интересная перекличка с Фукуямой и “общей Европой”.

[2] В книге Гитлер писал, что только разгром Франции обеспечит нейтралитет Англии.

[3] Совершенно отдельный вопрос, как влияет на мораль армии и планы Генштаба создание “непреодолимой” линии обороны

[4] Первоначально Гитлер планировал нападение на Францию на позднюю осень 39 года, сразу за польским блицкригом. Но помешала общая неготовность армии, плохая погода — генералы его отговорили.

[5] Еще одна странность “Странной войны” была в том, что бельгийцы “чтобы не раздражать Гитлера” отказывались — несмотря на неоднократные усилия Франции и Британии их переубедить — строить какие-либо оборонительные сооружения на границе с Германией. А Франция — строила, но на своей границе с Бельгией. Укрепления, которые согласно ее же военной доктрине, не собиралась защищать. Историки считают, что нейтралитет Бельгии, а потом внезапная для Франции — уже 28 мая — капитуляция Бельгии, сыграли важную негативную роль в войне. Кроме того, даже после нападения Германии Бельгия несколько часов не разрешала французским войскам войти на свою территорию.

[6] Генерал-танкист Эрих фон Манштейн был, пожалуй, единственным генералом сторонником удара через Арденны еще до корректировки плана. План прорыва через Арденны часто называют “Планом Манштейна”.

[7] В том числе, согласно мемуарам генерала Гальдера, денежными взятками несогласным. Гитлер платил несогласным генералам из своего специального фонда. Армия была коррумпирована, писал Гальдер позже, “выдачей закрытых конвертов с существенной суммой”. Сам Гальдер тоже был получателем подобных конвертов.

[8] Упорнее других воевали “туземные” части французской армии. В соединениях из французских колоний были самые тяжелые потери и самое низкое количество сдавшихся в плен.

[9] Его истинная роль в Сирии не ясна. Под его командованием находилось всего три плохо укомплектованных дивизии. Есть два мнения о его миссии. По первой он готовил прорыв через советский Кавказ к нефтедобывающему району Баку, по второй — подготавливал реальную антигерманскую коалицию с Грецией, Турцией и другими странами региона. И то и другое было не более, чем фантазией пославших его в Сирию.

[10] Боевой офицер Первой мировой, в свои 53 года был старшим по возрасту действующим офицером резерва в войне 1940 года. Эвакуировался из Дюнкерка в Англию, вернулся во Францию, где для него, как знаменитого историка специальным решением правительства Виши сделали исключение, позволив еврею продолжать работать в университете. Был расстрелян в Лионе немцами в 44 году за участие в Сопротивлении.

[11] Книга дорабатывалась и дополнялась вплот до смерти автора. Издана только в 1946 году.

[12] Даже само слово “цивилизация” пришло в 17 веке из Франции. Из Франции пришло слово и понятие “интеллигенция”.

[13] Хотя французы искренне считают, что около 2500 лет. По их мнению они прямые наследники Римской империи.

[14] 450 тысяч республиканцев из Каталонии бежало во Францию в феврале 39, еще 15 тысяч из средиземноморских портов добралась в марте до французских колоний в Африке после окончательного разгрома Республики. В портах скопились десятки тысяч республиканцев, молящие о спасении правительства Англии и Франции. Обе страны отказали наотрез послать какие-либо суда для эвакуации. Практически все беженцы во Францию были интернированы и помещены в лагеря беженцев на восточном побережье Франции. Их условия, как вспоминал Кестлер, были хуже, чем в нацистских концлагерях. После падения Франции Франко потребовал выдачи 3617 республиканских лидеров, но правительство Виши передало Франко только несколько десятков. В то же время Петен передал гестапо семь самых известных республиканцев — четверо были сразу расстреляны, трое получили пожизненное заключение. И наконец, в 42-м Петен передал 5000 интернированных испанцев-республиканцев в немецкий концлагерь Маутхаузен — все они погибли.

[15] В отличие от Германии и, особенно, Англии, все крупные французские газеты полностью проигнорировали “Протоколы сионских мудрецов”. Во Франции не было и полуофициальных антисемитских лиг и других национальных организаций поскольку существовали законы против антисемитизма, отмененные правительством Виши.

[16] Отсылка к антисемитскому роману братьев Торо “Бродячая кобыла”.

[17] Коммунисты Франции и Англии в 30-е, отличались от коммунистов в начале 20-х, как небо от земли. В 30-е, особенно во второй половине, это была реальная 5-я колонна, управляемая из Москвы.

[18] Лидер французской компартии Морис Торез во время войны 40 года находился в Москве. Из Москвы в ежедневном радиовещании на Францию он призывал французскую армию к несопротивлению и немедленному мирному соглашению с Германией. Он изменил “свое” мнение на противоположное 22 июня 1941 года.

[19] Во время событий 1940 года — полковник французской армии в Алжире. Во время войны — активный помощник де Голля. После войны — генерал армии — самый известный послевоенный французский военный стратег. “Отец” французского атомного оружия.

[20] До войны в Европе было 14 различных национальных валют. После — 27. После войны в Европе появилось 20 тысяч километров новых границ! Договор в Локарно не решил множество спорных вопросов о границах в Восточной Европе.

[21] Мораторий Президента Гувера на выплату Германией репараций не только добил финансы Франции, но и вызвал жуткий анти-американский резонанс в стране.

[22] В 1932 году общее индустриальное производство Европы составляло примерно 50% от уровня 1928 года, международная торговля сократилась на одну треть и оставалось такой и в 1935 году.

[23] Англия в развитие своей послевоенной имперской доктрины похоже беспокоилась больше об Индии, Сингапуре и Палестине, чем о европейских проблемах Судет и Данцига. В этом была еще одна причина холодных отношений Англии и Франции.

[24] Торговля и инвестиции США были существенными. К 1940 году прямые инвестиции в Германию достигли 206 миллионов, что был только немногим меньше 275 миллионов инвестируемых в Британию (во Францию — 46 миллионов). Половина немецкого импорта железа и металлолома, до 73% специальных легирующих металлов, 25% меди, до 50% фосфата, значительная часть нефтепродуктов шли из США. Американские компании Standard Oil, General Motors, Ford, DuPont, IBM чувствовали себя весьма уютно в нацистской Германии.

[25] В сухопутной армии Англии было всего примерно 200 тысяч человек.

[26] Возможно, это первое использование термина appeasement в отношении гитлеровской Германии. Хотя гораздо позже Иден утверждал, что смысл этого слова в 32 году был совершенно не таким, как в 38 году.

[27] На строительство Линии уходила бОльшая часть военного бюджета, в ущерб развитию вооружений для армии.

[28] Ни в СССР, ни в Германии не сомневались, что договор между Францией и СССР был подписан “с видом на Германию”. Франция искала сближения с Германией — это не было секретом. Но 18 июня 35 года в разгар Саарского кризиса Англия опередила Францию и не только признала аннексию Саара законной (как свершившийся факт), но и заключила Англо-Германский Морской пакт. Это было не только предательством Франции, но и официальное начало активного умиротворения Гитлера. Кроме того, Англо-Германский Морской пакт развалил англо-французское единство в противостоянии Абиссинскому кризису.

[29] Спад промышленного производства и уровень инфляции во Франции был такой, что в реальных деньгах какое-то заметное увеличение военного бюджета началось только в конце 37 года.

[30] Niall Ferguson в своей книге “the War of the World” приводит следующий список акций Гитлера и Муссолини, нарушивших условия Версальского договора, после которых должен был последовать совместный серьезный ответ Франции и Британии:

  • Март 35 — объявление о восстановлении призыва в армию;
  • Март 36 — реоккупация демилитаризованной зоны вдоль Рейна;
  • Конец 36 — вступление Италии на стороне Франко в Гражданской войне в Испании;
  • Март 38 — кампания против законного правительства Австрии и Аншлюс;
  • Сентябрь 38 — Судетский кризис и угроза захвата Чехословакии.

[31] Существуют документальные свидетельства о существовании серьезного антигитлеровского противостояния среди высших чинов германской армии. Они были против захвата Чехословакии и были готовы сместить Гитлера. Неожиданный прилет в Мюнхен Чемберлена спутал их карты.

[32] Черчилль считал, что захват Чехословакии — силовой или мирный — давал Гитлеру дополнительно 80 дивизий, что было примерно равно всей французской армии в 38 году. Еще один реальный шанс Англия и Франция упустили в 39 году, после захвата Германией Польши. В середине сентября у Гитлера было только 11 боевых дивизий на западе, но все попытки на этот раз Англии заставить Францию начать вместе с ней реальную войну против Германии натолкнулись на жесткое нежелание Франции предпринять какие-либо действия.

[33] В мае 39 года военный министр Польши и генерал Гамелен подписали военное соглашение о взаимопомощи, по которому в случае нападения на Польшу Франция немедленно начинает воздушную войну против Германии, а через 16 дней вводит свои войска в Германию. Ничего из этого обещания не было сделано.

[34] При этом строила Линию Мажино на границе с Италией.

[35] Надо отметить, что “инвестиции” разведок и генштабов в СМО (средства массового оболванивания) враждебных государств и устраиваемые ими мелкие провокации являются удивительно эффективными. Организация и осуществления провоза кучки революционеров-пораженцев в “пломбированном” вагоне из Швейцарии в Петроград в апреле 1917 года обошлась в сущие копейки, а какой результат!

[36] Примером может служить резолюция Студенческого Союза Оксфордского университета о том, что “студенты этого университета отказываются воевать за Короля и Страну”. Сегодня, правда, существует мнение, что Студенческий Союз Оксфорда, где лидирующие и руководящие позиции захватили коммунисты, не выражал общее мнение всего студенческого сообщества.

[37] Большинство — не значит все и не значит, что это в равной мере относится к любому периоду 20-30 годов. В период непосредственно перед Мюнхеном, в августе-сентябре 38 года, Франция, связанная договором с Чехословакией, была настроена воевать намного серьезнее, чем Британия. Это относится к правительству, армии, к общественному мнению и даже к прессе. В этот период крайне тенденциозно, прогермански, прогитлеровски и, соответственно, антифранцузски, повела себя Британия и, прежде всего, ее лидер — Чемберлен. Это — отдельная история, ее рассмотрение остается за рамками статьи.

[38] Все памятные сооружения относящееся к Первому Компьенскому перемирию 1918 года, где Германия признала свое поражение, Гитлер приказал или перевезти в Германию или сровнять с землей. Через несколько недель ничего на этом месте не напоминало о 1918 годе.

[39] Французский перевод книги Гудериана “Achtung Panzer” был своевременно послан в каждую гарнизонную библиотеку французской армии. Как после стало известно, ни одна копия не была востребована и прочитана.

[40] Всего на территорию Франции были доставлены 375 агентов спецслужб США, 393 агента спецслужб Великобритании и 868 агентов де Голля. Когда к концу 1943 года резервы говоривших по-французски агентов оказались исчерпаны, союзники начали формировать группы из трёх человек (состоявшие из одного англичанина, одного американца и одного француза), которые были одеты в военную форму и (в отличие от агентов) открыто действовали совместно с партизанами.

[41] Лидеры Сопротивления называют цифру 400 тысяч, Французское правительство — 220 тысяч, независимые историки — до 100 тысяч, но, скорее всего — 75 тысяч.

[42] Тысячи и тысячи иностранцев — испанцев, русских, поляков, итальянцев, югославов — из освобожденных лагерей блуждали по стране в поисках еды, одежды и ночлега, многие из них занимались грабежами.

Print Friendly, PDF & Email
Share

Игорь Юдович: Позорная война. К 80-й годовщине Франко-Германской войны 1940 года: 85 комментариев

  1. Элиэзер Рабинович

    Это замечательная статья, твердо основанная на печальных фактах. Написана прекрсным языком. Жаль своего разочарования, но разве мы не знали, что только две революции в новейшей истории названы «великими» — Великая Французская и Великая Октябрьская – обе «велики» из-за жестокости и рек крови, хотя русская революция намного превзошла французскую в этом отношении. Немцам же страна так мало сопротивлялась, зато жестоко наказала своих коллаборационистов. Простые женщины были жестоко наказаны, тогда как певцы и артисты, которые поставляли немцам неограниченные развлечения (например, Эдит Пиаф), отделались лёгким испугом.

    Черчиллю и Рузвельту стоило больших усилий и, я думаю, предательства Восточной Европы, чтобы убедить Сталина вернуть Франции статус великой державы-победительницы («А что, мы и Франции проиграли?» — с насмешкой спросил фельдмаршал Кейтель, подписывая акт о капитуляции 8 мая 1945). Сталин спросил Черчилля: «А что Франция сделала для цивилизации?» Черчилль удивился (рассказ врача лорда Морана): «Сталин, что, книг не читает? Он не знает, что Франция – и есть цивилизация?»

    Уважаемый автор статьи книги очень даже читает, и с Черчиллем полностью согласен:
    «Существует вполне обоснованное мнение, что вся европейская цивилизация — это в большой степени французская»

    С этим положением мне позвольте не согласиться. От момента, когда Капитолийская волчица вскормила Ромула и Рема, и до сегодняшнего дня, через взлёт, пик и падение Рима, Италия никогда не прекращала быть источником и вдохновением европейской цивилизации. Французы, немцы поначалу были варварами на севере Римской империи. Религиозные войны никак не обошли Францию – где еще была резня гугенотов? Наполеон, великий военный лидер, совершенно провалился в создании мирной Европы – австриец Меттерних дал Европе относительный мир на столетие. Британская «Магна карта» оказалась куда более твёрдой основой европейской свободы, чем лозунг «liberte, egalite, fraternite», ни одна часть которого не могла быть выполнена. Руссо (цитата по памяти): «Если гражданин откажется быть свободным, то его силой принудят быть свободным». И о последней войне Маргарет Тэтчер сказала: «Все проблемы пришли с континента, все решения – от англоязычного мира».

  2. Oleg Kolobov

    2020 05 21 10-04 Эта, очевидно очень важная, статья сработана Игорем Юдовичем для нас (не чуждых русской культуры) сегодняшних людей, стремящихся понять положение дел в наших сообществах и сделать свои правильные выборы.
    Спасибо и комментаторам, их вклад не менее важен, например, благодарим «дядю или дедушку Сэма» за:
    В очень интересной книге Гастингса «Вторая мировая война. Ад на земле» http://flibusta.is/b/389254
    Макс Гастингс (англ. Sir Max Hugh Macdonald Hastings, род. 28 декабря 1945) — британский историк, писатель, журналист. Автор многочисленных книг о Второй мировой войне.
    • 2015 — Макс Хейстингс. Первая мировая война: Катастрофа 1914 года = Europe Goes To War 1914. — М.: Альпина нон-фикшн, 2015. — 604 с. — ISBN 978-5-91671-391-6.
    • 2015 — англ. «The Secret War: Spies, Codes And Guerrillas, 1939–45» (ISBN 978-0007503742)
    • Макс Хейстингс. Вторая мировая война: Ад на земле = All Hell. Let Loose The World At War 1939–1945. — М.: Альпина нон-фикшн, 2015. — 698 с. — ISBN 978-5916713527.
    Вот и мой пятачок:
    1) в контексте этой работы лучше начинаешь понимать значимость трудов трёх самых известных (из Киева, Екатеринбурга и Москвы) наших нынешних деятелей, кстати все трое с еврейскими корнями.
    2) также, лучше понимаешь движуху сопротивления фашизму в оккупированной Зап.Европе.
    В 1960е Воениздат переводил для серий типа «Секретные миссии» среди прочих такие ценные книги как «Человек спасший Лондон» Джорджа Мартелли (к сожалению в сети не нашёл о нём ничего), эта книга рассказывает о Мишеле Олларе (Michel Hollard) и сотнях людей, которые ему помогали (например, анализируя события после освобождения Франции, бОльшую боль испытываешь не от «пострижения в монашки» молодых женщин, зарабатывавших на жизнь своим телом, а от того, что хозяина гостиницы Пьера Памара, который отказался вступить в другую группу Сопротивления, чтобы не выдать Мишеля, казнили за этот отказ без всякого разбирательства сразу после ухода немцев.)
    Эта книга ценна именно глубоким анализом духа французов в те времена. Ещё более психологичны три книги полковника-контразведчика из Голландии Ореста Пинто. Хотелось бы найти английские оригиналы этих 4 книг, чтобы понять, что и почему было сокращено Воениздатом.

  3. Игорь Ю.

    Продолжаю получать отклики по частным каналам. Последний по времени хочу поставить под статьей.

    «В отношении евреев моё мнение такое: да, конечно, информация была, а реакции не было. Но тут у меня есть такое соображение: население, общество, государство и правительство сильно разнятся в способности воспринимать информацию и в возможности действовать по этому поводу. Например: президент может послать секретаршу (и других, кто рядом) далеко и глубоко — но не на фронт, без разрешения конгресса. Конгресс, в свою очередь, может совещаться, создавать комитеты и распускать их, бесконечно голосовать — но не воевать. Армии требуется не только приказ, но и средства осуществления, а где же они были?

    Ты сам писал об огромных усилиях множества организаций, государственных и общественных, для финансирования, организации производства и перевозок, потребовавшихся для ленд-лиза. Так то был ленд-лиз, какие-то понятные слова, цели, участники.

    А то с евреями: где оно происходит, что именно и как именно, кто виноват и что именно возможно сделать по этому поводу населению, обществу, государству и правительству. Разбомбить к чертям всех немцев? А поляков, литовцев, украинцев? А где именно — что всю восточную Европу, что ли. Никаких таких массовых средств воздействия, таких управляющих структур и обеспечивающих производств не было и не могло быть — ведь мир не был так устроен, первый раз такое было!

    Тем более — евреи… . Потом поплачем, если что».

  4. Самуил Кур

    Отличная работа! Широкий охват политических, экономических и нравственных факторов, которые, сплетаясь воедино, поставили Францию на колени — убедителен и оставляет сильное впечатление. И то, как прокоммунистические и антисемитские выпады только подливали масла в огонь, усиливая перед войной разложение французского общества. И то, как юлили великие державы и каждая тянула воз в свою сторону, что облегчало Германии ее задачу. И так далее. Одним словом, ясная и четкая картина.
    Можно, конечно, спорить о деталях, искать — и находить какие-то дополнительные штрихи, сигналы, события, связи и прочее, повлиявшее на результат. Но это — повторяю, — детали. А у Игоря собрано и сконцентрировано главное; остальное может лишь дать подсветку или подмалевку того, о чём он сказал.
    Работа объемная, выпуклая, многоплановая, многоголосая. Ее автор, безусловно, заслуживает выдвижения на звание “Автор года”.

  5. B.Tenenbaum

    А.Б. «Чем руководствовался Сталин, помогая (голосом Тереза) убрать с европейского континента единственно возможного серьезного союзника в борьбе с Гитлером?»
    ==
    Ничем, кроме желания как бы «помочь союзнику». Примерно в это же время Франко произнес речь, в которой бесстрашно критиковал Англию (да и Америку) за подавление их коммунистических партий — и это было отмечено в Германии как позитивный шаг. А в Англии отметили отсутствие требований вернуть Гибралтар.

  6. Soplemennik

    Игорь Ю.
    — 2020-05-06 05:56:41(883)

    =======
    Перечитал вновь, включая комментарии, где встречаю даже придирки по типу «Слон-живописец».
    Так и я не стану отставать:
    «… Называть пятую колонну в европейских странах коммунистами — это оскорблять эту блять»
    Чур, оскорблять красиво.
    Со времён «Хождения за три моря» стали использовать термин «блядь».

  7. Felix Simonovsky

    Всегда с интересом читаю ваши статьи, Игорь. Они для меня, во многом, получение нового знания исторических фактов и сценариев.

    Но в данном случае, я бы хотел отметить не получение этого знания фактов, а \»погружение\» в неожиданное ощущение физического переноса в атмосферу Франции середине 20-х и 30-х годов. Хотя в одном из комментариев подчеркнуто, что \»в Вашей статье нет ничего о том как весело жила Франция во время оккупации. Никогда жизнь ночного Парижа, не была такой развеселой и насыщенной, как во времена немецкой оккупации\», я как-раз и ощутил эту атмосферу легкой, и в тоже время насыщенной жизни. Безусловно, это было присуще не низшему социальному слою и ремесленникам. Но средние слои, аристократия и городская элита жила именно так, в ощущении полной расслабленности. Я так и вижу: открытые магазинчики и ресторанчики, звучит музыка, гуляют беззаботные прохожие. Именно такое впечатление у меня явственно складывалось при прочтении. Поэтому — никакой войны, никаких проблем, полная \»расслабуха\», и удержание такой атмосферы любым путем. Этому способствовала и художественная/артистическая элита, утратившая ощущение реальности происходящих исторических процессов.

    Все это говорит о специфике Вашего стиля изложения, способном вызвать неожиданные ассоциации, что свойственно настоящим писателям, с чем Вас и поздравляю. В номинации \»Автор года -2020\» я Вас, безусловно, поддержу.

  8. Александр Бархавин

    Игорь,
    Как всегда, замечательно.
    Я так понимаю (и надеюсь), что будет продолжение, и в частности — о де Голле, который «сделал все возможное и невозможное чтобы стереть память о Петене и вишистском периоде в жизни Франции из памяти французов». Интересно не только насколько он в этом преуспел, но и — если он преуспел — есть ли там свои Суворовы и Солонины.
    И еще один вопрос — о Торезе. Какова была мотивировка его агитации не-сопротивления немцам? Причем мотивировка в двух смыслах: как он объяснял французам целесообразность сдачи, и какие цели он сам (а скорее всего — его кукловод) преследовал?

    1. Игорь Ю.

      Саша, отвечаю по пунктам.
      Продолжения не будет. О де Голле после 44 года все известно. О его внешней политике — абсолютно все. Он был гремучей смесью демагога, провокатора, предателя всех союзников внутренних и внешних — то есть, выдающимся политиком. За тот год-два, что он побыл во главе Франции после 44 года, он успел сделать для Франции больше, чем другие за 100 лет. Сейчас все это забыто, но, например, году в 45 его заместителем был Морис Торез. А его поездка к Сталину и заключение анти-западного договора с советским монстром, наверно, войдет в историю как удивительный, даже уникальный по низости к союзникам договор. Ну, а потом он «спас» Республику после алжирских передряг — и обеспечил себе имя основателя Четвертой Республики. Вроде Ленина для СССР. Уговорить же французов забыть позорное прошлое было легче легкого, тому тысячи примеров и в других странах. Он общем-то был Императором. Правда, недолго. Не знаю по поводу местных Суворовых, но французская история достаточно давно без больших белых пятен. Архивы открыты — это не Россия. Историков профессиональных на западе полно, чары де Голля давно уже не действуют. Франция — интересная страна для изучения. Демократия там страннейшая, бюрократия там — грандиозная, но все, тем не менее, работает неплохо и любая критика разрешается. Хотя довольных жизнью во Франции очень немного, несмотря на, может быть, самые социалистические порядки во всей Европе (живущие в Европе, возможно, меня поправят?). Что касается Тореза, то тут еще проще. Называть пятую колонну в европейских странах коммунистами — это оскорблять эту блять, то есть, Карла Маркса. Люди, на которых влиял и которыми командовал Торез, не были коммунистами в каком-либо классическом смысле слова. Это были сталинисты. В Испании, во Франции, в Англии. В меньшей степени — в США. Поэтому «объяснять» им ничего не надо было. Надо было давать указания. Все было точно так, как в СССР после договора Молотова-Рибентропа. Утром было одно мировоззрение, вечером — другое. И первое и второе было правильным. А если сомневаешься — враг народа. Вся верхушка и большинство идеологов на местах проплачивались из Москвы, вот и весь ответ. Сейчас не могу вспомнить фамилию американского профессора, чрезвычайно известного в довоенных США — он был главным и авторитетным рупором прогитлеровского движения в США. И очень уважаемым в научных исторических кругах (!). Его статьи в газетах и речи по радио шли на американский народ практически ежедневно — ну, очень был популярен. Когда он помер уже после войны, открылось, что все это время ему перечисляли деньги из немецких специальных закрытых счетов. Абсолютно то же было с коммунистами, только платили из других счетов. Я это знаю не по книгам, а по общению с сыном одного известного всем-всем человека тех времен. Коммуниста. Ну, и по книгам.

      1. Александр Бархавин

        Игорь, с этими блятями, включая Тореза — понятно (хотя поначалу мне подумалось, что он обращался не только к сталинистам, но и другим французам). Куда более интересен вопрос о «кукловоде».
        Чем руководствовался Сталин, помогая (голосом Тереза) убрать с европейского континента единственно возможного серьезного союзнока в борьбе с Гитлером? Верил ли он тогда, что удастся обойтись без конфликта с Германией? Рассчитывал в случае столкновения управиться с Гитлером самостоятельно? В какой-то степени и то и другое? Вообще не думал о завтрашнем дне, и просто делал красивый жест в сторону союзника?

        1. Игорь Ю.

          Саша, о чем думают политики при принятии своих решений? Посмотри вокруг себя на сегодняшних — вот и ответ. Чемберлен думал одно, в то же время Черчилль думал противоположное. Поль Рейно думал как не обидеть свою новую любовницу и назначал на важнейшие роли в государстве людей ей близких, Даладье думал о том как насолить Рейно, который терпеть не мог Даладье, а оба они — Гамелена. И почти больше ни о чем. Сталин думал о том как перехитрожопить всех вокруг. Клинтонская хунта — о том как заработать побольше денег в Китае, России и везде. Они все — люди. Просто за их «думанье» потом миллионы расплачиваются жизнями. Посмотри на современный идиотизм закрытия малых бизнесов в Америке. Я сегодня разговаривал с менеджером Сити банка. Она сказала, что тысячи людей забираю все свои сбережения из банка, либо отложенные на старость, либо из-за закрытия бизнесов, потому что % интереса равне нулю, подработок нет, работать запрещено, а платить надо за аренду, мортгидж, долги, учебу и так далее. И Чемберлен и Сталин чувствовали себя героями и непогрешимыми. Как сегодня ГовноНьюсом в нашей Калифорнии. Так что вопрос «о думать о завтрашнем дне» — конечно, риторический.

          1. Александр Бархавин

            «Сталин думал о том как перехитрожопить всех вокруг»
            Игорь, это понятно. Непонятно КАК он хотел перехитрожопить в данном случае. Что он расчитывал получить, помогая Гитлеру с Францией? С Польшей — понятно, а с Францией? Возможно, сговорчивости Гитлера при разделе пирога между Германией, Италией, Японией и ожидаемом включении в эту компанию СССР?

  9. A.B.

    Бормашенко — Совершенно великолепная работа и по охвату и глубине материала… Раковая опухоль захватила всю Европу. Для меня это ужасно, ибо я люблю Европу. Европу Декарта, Паскаля, Шекспира, Ньютона, Расселла.
    Люблю совершенно иррационально, еврею любить Европу особенно не за что. Ну так всякая любовь не от ума. Европейская разруха, конечно, в головах, в душах…
    ::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::
    Интересный комментарий, охватил и углубил многие моменты. Осталось несколько непоняток, однако.
    Почему еврею не любить Европу? После последнего разрушения Храма евреи спасались в Европе. Испания, Португалия… и так далее. Но, как писал Исак Бабель, ошибаются все, и Б-г поселил их не в Швейцарии, а в России. Затем получилось, что француз (корсиканец) дал евреям избирательное право, и мы попытались избирать. Избрали на свою голову сами знаете что и кого. И хорошо, что война началась, как это ни безумно звучит. Если бы народные избранники в СССР и Германии продолжали дружить, Адольф вполне мог бы решать еврейский вопрос не только у себя, и не только в одиночку, а от Сены до Амура вместе с новыми наполеонами, царьками и монархами, вместе с Петеном, де Голлем, Иосифом В., Иосифом Бр. Тито и др. Иосифами.
    Тогда мы проиграли бы все битвы. За Францию, Польшу, Испанию, Болгарию и так далее.
    p.s «… правильней будет сказать, что Франция проиграла битву (за Францию), но выиграла войну»
    ————
    Сильвия — «Политически — да, оставшись в кругу великих держав. И все, благодаря нахальству и упрямству де Голя» (т.е., де Голля) – — Слова не мальчика, а мужа
    🙂 А европейская разруха, конечно, в головах, в душах, в мыслях и в надеждах и многих.
    p.p.s. Огромная работа Игоря Ю., без всякого сомнения, заслуживает номинации.

  10. Илья Г.

    Общие соображения, навеянные отличной статьей.
    1. Абсолютно некорректно экстраполировать межвоенную Францию на современный Израиль. Насколько мне известно, ни единый еврейский политический деятель, включая столь «любимого» здесь Либермана, никогда не говорил: «Лучше Абу Мазен, чем Нетаньяху». А вот во Франции лозунг: «Лучше Гитлер, чем Блюм (или Народный Фронт)», — был весьма популярным.
    2. Роль личности в истории никто еще не отменил. Когда во главе народа, не больно хотевшего «умирать за чехов/за Данциг», к тому же традиционно ксенофобного плюс пропитанного антисемитизмом, оказывается Лидер, каким был Черчилль, то народ деляет поворот оверштаг и сражается в одиночку, не считаясь, ни с лишениями, ни с жертвами. Когда же во главе народа оказываются засранцы типа Петена со-товарищи, то и народ ведет себя, как засранец. Потому-то все накипевшее у них зло на самих себя и вылилось на несчастных шлюшек, которые спали с немцами, точно так же, как у прибалтов зло на самих себя за сдачу своих стран без единого выстрела, вылилось на евреев.
    3. Разгром Франции ни в коей мере не говорит о неэффективности демократии. Демократическая Финляндия не сдалась Сталину и отстояла свою независимость, а прибалтийские диктатуры подняли лапки и отдали свои страны в лапы НКВД.
    4. Франция после проигранной франко-прусской войны, в которую ее втянул Бисмарк, прекрасно понимая, что Наполеон III мечтает о славе своего дяди, жила местью, желанием «встать с колен», что привело к разгулу шовинизма и расколу страны во время «дела Дрейфуса», а затем во время Первой мировой — к безумным атакам, в которых погибла масса народу, и, в конечном счете, к Пирровой победе, которая опять же вызвала раскол в обществе и очередное поражение. Отсюда вывод — нельзя жить ни реван
    5. Рассказы о якобы «веселую жизнь» жизнь французов во время оккупации надо воспринимать скептически. о-первых, во всех неславянских, да и в Чехии, странах режим был достаточно мягким: только в Голландии он стал жестоким после всеобщей забастовки против преследования евреев, после чего Зейсс-Инкварт начал проводить политку железной руки, которая привела его на виселицу в Нюрнберге. Просто для абсолютного большинства немецких военнослужащих, в массе своей выходцев из простых семей Франция всегда была несбыточной мечтой, этакой страной шикарных и доступных женщин, вкусной еды и напитков, красивой одежды и прочих «элементов сладкой жизни», которые могли себе позволить только высшие классы, а теперь же они, простые ребята, смогли себе позволить то, что им и не снилось (в Дании или Норвегии не погуляешь, как во Франции), благо рейхсмарки у них были. Поскольку спрос рождает предложение, то и появилась тьма народу, так или иначе этот спрос удовлетворявшая.
    6. Технически правительство Петена было абсолютно законным, а вот Де Голль — изменником, и этот факт тоже надо учитывать.

    1. Benny B

      Илья Г.: 1. Абсолютно некорректно экстраполировать межвоенную Францию на современный Израиль. ….
      =====
      Мне очевидно, что терпимость израильского правительства к BDS внутри Израиля, к арабскому террору против евреев и т.д. — всё это создаёт тот же процесс разложения, который был в межвоенной Франции.

      Илья Г.: … 2. Роль личности в истории никто еще не отменил. Когда во главе народа … оказывается Лидер, каким был Черчилль, то народ делает поворот оверштаг и сражается в одиночку, не считаясь, ни с лишениями, ни с жертвами. …
      =====
      Когда народ «колеблется» (и хочет и боится) — то однозначно ДА, а когда народ «принял решение» — то однозначно НЕТ.
      Эти ситуации легко отличать, наблюдая за «Окном Овертона»: публичное мнение рядового человека против «принявшего решение» народа приводит к коллективной травле этого человека. Лидера травить не будут, но будут коллективно саботировать его решение.

  11. Леонид Комиссаренко

    Бормашенко
    — 2020-05-05 20:00:28(817)

    Совершенно великолепная работа и по охвату и глубине материала. Процесс разложения, столь блистательно описанный Игорем завершается у нас на глазах.
    Воистину! Но раз пошла такая пьянка, то вот последний огурец. Гвоздь уборочной «страды» в Германии — невозможность привлечения к сельхозработам поденщиков из Польши, Румынии и др. стран Восточной Европы. Какому-то бауэру удалось на специально зафрахтованном аэроплане доставить на сезон уборки спаржи сотню румын — прибытие их показывали во всех новостных программах. Почти все забыли, что уже 5 лет изнывают от скуки полтора миллиона беженцев, в основном молодых людей призывного возраста. Но кто-то из политиков о них вспомнил и сделал соответствующий запрос. И что? Сразу же взбесились зелёные: «Люди прибыли в страну за защитой, а их на принудработы!? Не бывать этому».

    1. A.B.

      Леонид Комиссаренко: Гвоздь уборочной «страды» в Германии — невозможность привлечения к сельхозработам поденщиков из Польши, Румынии и др. стран Восточной Европы. Какому-то бауэру удалось на специально зафрахтованном аэроплане доставить на сезон уборки спаржи сотню румын — прибытие их показывали во всех новостных программах. Почти все забыли, что уже 5 лет изнывают от скуки полтора миллиона беженцев, в основном молодых людей призывного возраста… кто-то из политиков о них вспомнил и сделал соответствующий запрос. И что? Сразу же взбесились зелёные: «Люди прибыли в страну за защитой, а их на принудработы!? Не бывать этому»…
      ::::::::::::::::::::::::::::::::
      вот-вот, Леонид К. отметил самую главную угрозу Европе; от этих зелёных человечков вреда больше, чем от де Голля и Адольфа вместе взятых.

  12. Бормашенко

    Совершенно великолепная работа и по охвату и глубине материала. Процесс разложения, столь блистательно описанный Игорем завершается у нас на глазах. Раковая опухоль захватила всю Европу. Для меня это ужасно, ибо я люблю Европу. Европу Декарта, Паскаля, Шекспира, Ньютона, Расселла. Люблю совершенно иррационально, еврею любить Европу особенно не за что. Ну так всякая любовь не от ума. Европейская разруха, конечно, в головах, в душах. Сработали какие-то не вполне понятные механизмы, в результате которых европейцы дружно перестали исполнять обязанности: воина, мужа, жены, отца, дочери, друга. Сегодня, любое варварство поставит Европу на колени в два счета. Здесь Уэльбек прав. Меня тут сильно честили за мой текст о домах престарелых, но дело в том, что в этом случае мы имеем дело с метастазами все того же рака: массовым отказом людей исполнять свои обязанности. Один мой мой приятель спросил: должна ли его добрая знакомая загробить жизнь, ухаживая за немощной матерью. Если вопрос ставится именно так, то он содержит в себе и ответ. А я ответил: не загробить жизнь, а исполнить свои высшее предназначение и долг дочери. Должен ли молодой парень загробить жизнь и умереть за Францию? Французы дружно ответили нет, и получилось то, что получилось. Атмосфера же, однако, сегодня такова, что если только заикнешься об обязанностях человека, тебя немедля заклеймят мракобесом, ханжой, потреотом. Придется мне потерпеть. Похожу клейменый. Но помнить о том, что \»мертвые бо сраму не имут\» не лишне.

    1. Игорь Ю.

      Эдуард, спасибо. Вы ухватили суть статьи — описание «процесса разложения». Многие читатели искренне считают, что его не было тогда, как нет сейчас. Исходным пунктом, я думаю, они считают тот простой факт, что мир не рухнул тогда, и не рухнет сейчас. О примерно 70 миллионах жертв того разложения уже в солидном обществе как-то стало неудобно и упоминать. Вот другое дело разобраться куда пошла армия А, и куда делась армия Б. И как незащищенный мост через речку Маас решил судьбу европейской цивилизации.

  13. Леонид Комиссаренко

    Игорь, работа Ваша выше похвалы, за что и присоединяюсь к выдвижению на звание Автор года.
    Позволю себе совсем небольшую иллюстрацию к материалу. Был у меня здесь, в Германии, сосед. Венгр, участник войны. По его словам самые худшие условия были во французских лагерях военнопленных. Я не спрашивал, в чём это выражалось, но, по его словам, попасть во французский лагерь было после окончания войны самым большим несчастьем. Через некоторое время в лагерях нарисовались вербовщики из Иностранного легиона, и очень многие пленные в него вливались — хуже, чем в лагере, не будет. Так попал в ИЛ и мой сосед, отслуживший в нём 5 лет, и все в боях. что в лагере было много хуже.

    1. Игорь Ю.

      Леониду Комиссаренко
      Спасибо. Вопрос концлагерей — очень интересный и важный. Он много говорит о Франции и о характере французов. Я в сноске упомянул о лагере для беженцев из республиканской Испании. Если бы я был по-настоящему антифранцузом, то я должен был описать ситуацию в лагере. В частности. о «проспекте Даладье» — отхожем месте для 10 тысяч (по памяти) человек. Но я пытаюсь себя ограничить. И понимаю, что нежный дух многих моих читателей это описание просто не выдержит. Причем, в большей части — мужчин. А я все же ценю своих читателей.

  14. Ilya G.

    Хотели — не хотели воевать французы? Вопрос очень сложный: в короткой войне с итальянцами накануне перемирия французы оказались на высоте. Думаю, что главная причина разгрома — отсталость военной теории, французские генералы успешно «готовились к прошедшей войне», поэтому немцы и застали их врасплох со всеми моральными в том числе последствиями. Кстати, Вейган был сторонником позиционной войны, что привело его к конфликту с Пилсудским и Розвадовским, которые отвергли его идеи и провели свой план во время битвы за Варшаву

  15. Сильвия

    Soplemennik
    Компартия Польши была практически полностью разгромлена Сталиным. На территоии Польши, захваченной немцами, немногочисленные остатки входили в Гвардию Людову.
    ———————————————————————
    Гвардия Людова — это позднее. Верно, что компартия была запрещена в Польше какое-то время, но не было физической ликвидации коммунистов. Даже если были среди них и арестованные, то (мне) понятно, что с началом немецкого вторжения тюрьмы открылись. Я пробежалась по информации о польских организациях на период сентября 1939. Не нашла какой-то организованной и идентифицирующейся как коммунистической, но персонально коммунисты участвовали в защите страны.

  16. Сэм

    Уважаемый Игорь!
    Прежде всего присоединяюсь к предыдущим отзывам – очень интересная работа.
    Но собственно такую оценку могу дать Default любой Вашей работе.
    А теперь позвольте мои 2 агоры.
    Эта статья раскрывает только половину той произошедшей трагедии, трагедии, случившейся с Великой страной, страной, которая больше не хотела воевать. Не хотела после другой трагедии, произошедшей с ней на четверть века раньше, в победоносной войне, которая обернулась для неё пирровой победой.
    Я раньше искал ответ на вопрос: могла ли Франция в сентябре 1939 года начать наступление на Германию с запада, пока вермахт почти полностью был занят в Польше.
    Прочитав Вашу статью думаю, что ответ у меня есть – не могла.
    Для наступления нужно иметь его план, который бы лежал в ящике стола. На иврите так и говорят: «тохнит мимагира». В реваншистской Франции в 1914 году такой план был, и Великая Война началась именно с французского наступления. А в 1939 году – не было.
    Любая война – это война меча и щита и её ход, и её исход, определяется именно результатом их соперничества. В 1МВ, после нескольких месяцев «бега к морю», щит оказался сильнее, и примерно один и тот же щит был у обеих воющих сторон. (Я имею ввиду войну на Западном фронте.)
    К 1939 году меч был только у Германии. А её потенциальные противники (на Западе) ковали не меч, а щит. Причём против меча прошлой войны.
    Вот пример. Всем известно, и Вы об этом пишите, что исход Битвы за Францию решил немецкий прорыв через Арденны. Но как верно заметил Борис Тененбаум, нельзя считать французских генералов идиотами. И они не очень взволновались, узнав про переход немцев через Арденны.
    Потому что им ещё надо было форсировать Маас. А без артиллерии такое считался невозможным. Но в вермахте артиллерию заменили, как написал об это Илья, Юнкерсы.
    И мне кажется, что Вы слишком суровы в своём отношении к Франции.
    Было контрнаступление полковника Де Голля, сорванное именно из-за полного превосходства немцев в воздухе. (вариант альтернативной истории – чтобы произошло, если бы англичане удовлетворили просьбу Франции и перебросили бы RAF на материк. Думаю, чтобы он проиграли бы битву за Англию.)
    Была упорная оборона французов под Дюнкерком, без которой чуда Дюнкерка не произошло бы.
    А потом была Свободная Франция Де Голля, ставшая Сражающейся Францией, была оборона Бир-Хакейма в Ливийской пустыни, где сражались бойцы 1-ой лёгкой моторизованной дивизии Свободной Франции, В дивизии, между прочим, был еврейский батальон. И если коснуться еврейской темы. Нельзя забывать, что процент уцелевших в Катастрофе французских евреев был чуть ли не самым высоким среди евреев оккупированных стран.
    Немцам к 1939 году удалось выковать уникальный меч, отличавшийся прежде всего не техническими характеристиками танков, самолётов и пр., а организацией, логистикой и подготовкой солдат.
    И не так уж французы были счастливы под немецкой оккупацией. В августе 1942 года, когда британцы предприняли неудачный десант в Дьепе, его жители, решив, что пришло освобождение, абсолютно ясно выразили свои чувства.
    В очень интересной книге Гастингса «Вторая мировая война. Ад на земле» http://flibusta.is/b/389254 убедительно показано, как в равном бою немецкий солдат чуть ли не до конца 1944 года превосходил и британского и американского. И все победы союзников достигались достижением многократного превосходства, в первую очередь в воздухе. Это справедливо и для знаменитой победы при Эль Аламейне, когда для немцев Ближневосочный ТВД был второстепенным, а для Британии – единственным (за исключением дальневосточного).
    И у Франции не было ни российских просторов, ни Ла Манша.
    Правда были заморские территории. В своих мемуарах Де Голль пишет, что в один из вечеров июня 1940 года он «пошёл спать» зная, что правительство Рейно приняло решение о продолжении войны за морем, а «проснулся» уже при правительстве Петэна.
    Но вот что интересно -лучше было бы, если бы Париж, как через 4 года Рим, а за 23 года до этого Иерусалим (не формально, но фактически) не был бы объявлен «открытым городом», а превратился бы в арену боя?
    И последнее.
    Игорь, это абсолютно точно про болезнь Гамелена или что-то похожее на слухи о болезни Ленина?

    1. Игорь Ю.

      Сэм, о сифилисе Гамелена пишет такой авторитетный знаток Франции и того времени как Tony Judt, человек «не моего круга», довольно ярый анти-американист и, естественно, профессор американского университета, но общепризнанный авторитет по истории социалистических и коммунистических движений в Европе 20 века и по истории Франции. Французский для него родной и он по образованию почти француз.

      1. Zbig

        Игорь, Гамелен умер в 85 лет в здравом уме и при полной памяти, поэтому не очень похоже, что в 1940 он страдал сифилисом. Вот чем он действительно болел, так это антисемитизмом; полонофобией (не простил полякам того, что его план отвергли (говорят, что Пилсудский его чуть ли обложил) и выиграли битву за Варшаву да еще как; суперконсерватизмом с пристрастием к позиционной войне, и, конечно же, ненавистью к Республике, при которой «Францией правят жиды и гугеноты (несколько министров были протестантами)»

      2. Сэм

        Игорь. спасибо за полный и обстоятельный ответ на мой комментарий.
        Как я понял из Вашего объясненя и комментария Zbig, достоверность информации о болезни Гамелена такая же, как и Ленина.

        1. Игорь Ю.

          Сэм, опять обида, к чему? Вы в длинном отзыве высказали свое мнение. В чем-то оно не совпало с моим даже не мнением, а намерением. Ну, высказали. И я высказал. Пусть читатели выскажут свои предпочтения. Проблема с вашим длинным сообщением — по-моему — не в его правильности или не правильности, а в том, что вы отвечали на какие-то ваши мысли. В большей степени, чем на саму статью. Ничего в этом для меня или статьи плохого нет, но я не разбираю ход войны и причины ЧИСТО военных неудач. Напишите статью об этом, с удовольствием прочту. Хотя я уже прочел штук пять книг на ЭТУ тему, но прочту еще и ваши соображения. В этом узком смысле, который я пытался провести в своей статье, мне неважно были ли французские генералы идиотами. Мне гораздо важнее была их судьба после 22 июня 40 года. И судьба тех обстриженных женщин. И «праздничного» Парижа. И морали французов, как нации, а не пример Экзюпери. Что же касается болезни Гамелена, то я не доктор и не могу знать была ли она и кто ее лечил. И живут ли люди в эпоху антибиотиков и других лекарств с этой болезнью до 80 лет. Не знаю. Но я прочел о его странном поведение во время войны, именно психически странном. Что же касается того простого вопроса, кто более осведомлен — вы или Джадт, то хотя он и еврей-антиизраилист и антисионист, но книги его я читал и историк он хороший. В общем-то, известный в Америке и Англии специалист по истории Франции 30-60 годов. Что-то он знал, если такое написал. Вот по поводу его креденшел и его отношения к Виши — из ВИКИ:
          (К сожалению, Гостевая не пропускает кусок из Вики. Попробую хотя бы дать кусочек о Виши)

          Vichy was dismissed as the work of a few senile Fascists. No one looked closely at what had happened during the Occupation, perhaps because very few intellectuals of any political stripe could claim to have had a «good» war, as Albert Camus did. No one stood up to cry «J’accuse!» at high functionaries, as Émile Zola did during the Dreyfus affair. When Simone de Beauvoir, Roland Barthes and Jacques Derrida entered the public arena, it usually involved a crisis far away—in Madagascar, Vietnam or Cambodia. Even today, politically engaged writers call for action in Bosnia but intervene only sporadically in debates about the French past.[18]

          1. Сэм

            Игорь, Вы опять меня не поняли.
            Не было и никакой быть не могло обиды.
            Вы написали замечательную работу.
            Но мне показалось, что её смысл — определить причину разгрома Франции. Если я ошибься, то всё мною написанное действительно никакого отношения в Вашей статье не имеет.
            Но мне, опять-таки показалось, что причину разгрома Франции нельзя определить не вспомнив, кто и как её разгромил.
            И не только её.
            Что же касается произошедшего после её разгрома, то для меня символом Франции является не Виши и Пэтен, а Лондон и Де Голль.
            И меня больше интересует не судьба остриженых наголо женщин, а судьба к счастью большого процента выживших евреев.
            Уцелевших не благодаря той Франции Виши, а той Франции, которая была до. И снова стала после.
            Той Франции, которая вместе с англичанами спасла Ишув от эсесовцев, шедших в обозе армии Роммеля.
            А болел Гамилен сфилисом или нет, это должна была быть проблема его супруги. Если она была

  17. Е.Л.

    Игорь!
    Война 1940 года действительно была позорная. На стороне коалиции Франции, Англии, Бельгии, Голландии, Канады, доминионов было 3,3 млн войск, около 14 тыс. орудий, почти 5 тыс. танков и 4,5 тыс самолетов. С противной стороны воевало 3,35 млн человек, 7,4 тыс. орудий, 2, 9 тыс. танков и 2,6 тыс. самолетов. Преимущество коалиции очевидно. Триггером позора, я думаю были не Арденны и не Париж, а Дюнкерк, где союзники потеряли 2 тыс. человек, а немцы 8,2 тыс., союзники — 106 самолетов, а немцы — 140 и т.д. В ходе этой войны все можно было повернуть в другую сторону, но не было желания воевать. Было желание сохранить себя, да, это естественно, но более всего был страх уступить власть в своих странах оппозиционным силам, если таковые были, например, в Англии. Поэтому предпочли идти по линии минимизации потерь, что естественно, а позор поражения, так что же, его можно выдать за успех, или даже победу.

  18. В.Ф.

    Тоже грамо-постовой
    — 2020-05-05 02:14:42(692)

    Отзыв краткий, но написан наспех и небрежно. Не Петэн, а Петен (Pétain)
    ———————————————————
    Вы сердитесь… Соболезную.
    Некоторые места приходится перечитывать дважды, чтобы догадаться — что хотел сказать автор.
    Просматривать опять всю статью не могу. Но вот в самом конце: «… Третья республика развалилась, оставшись без друзей и кого-либо о ней сожалеющей”.» Наверное, «о ней сожалеющих» (кого-либо). Подобных мест много.

  19. Игорь Ю.

    В качестве приложения к статье – история с закрытием OSS Jedburgh во Франции в октябре 44 года.

    OSS – это предшественник ЦРУ, а Jedburgh – шотландское местечко, где была тайная штаб-квартира и тренировочная база OSS и аналогичной английской организации по руководству французским Сопротивлением. Большинство франко-говорящих агентов, заброшенных для руководства и организации Сопротивления было подготовлено в Jedburgh. Еще больше было парашютировано за линию фронта после высадки в Нормандии. В общем – это было одна из самых эффективных операций спецслужб США и Англии за всю войну.
    Де Голль решил разрушить всю созданную систему во Франции и закрыть отделения во Франции. И англичанам и американцам эти базы во Франции были очень нужны для дальнейшей диверсионной работы в сражающейся Европе, например, для устойчивой связи с датским и голландским сопротивлением. Во Франции в то время работало, и во многом независимо работало, несколько англо-американских спецслужб. Закрытие главной из них вызвало протест американцев и англичан. Важные люди были посланы из Вашингтона и Лондона разобраться. Из рассказа Чарльза Уинтура, английского «посла»:
    «Генерал не мог пережить тот факт, что британские и американские агенты во многом руководят Forces Francaises de I’Interieur (FFI) вместо прямого подчинения ему самому и только ему. Некоторые голлисты утверждают и верят своим утверждениям, что это англо-саксонский заговор установить древние английское королевство Aquitaine во Франции. Сейчас, когда союзные войска уже продвинулись далеко вперед, де Голь не видит в них необходимости и не может терпеть их присутствие на французской земле».

    Американским представителем был Стюарт Алсоп – двоюродный брат Президента Рузвельта. Из его ответа на вопрос в чем причина закрытия разведывательной миссии:
    «Во время инспекции фронта в районе Ройана де Голль перед группой французских офицеров Сопротивления оскорбил английского майора, агента Jedburgh, которого за ум и храбрость очень уважали члены французского FFI. Несмотря на неодобрение французов, де Голль сказал английскому майору: «Ты должен покинуть территорию Франции в течение 24 часов». Отвечая на продолжающееся неодобрение французских офицеров Сопротивления, де Голь сказал со «сталью» в голосе (в моем переводе с французского): «Это вы – те французы, которые освободили Францию». … Дальше Стюарт Алсоп говорит: «Де Голль оскорбил английского майора потому, что Jedburgh было живым напоминанием что не французы освободили Францию. Генерал был твердо настроен вернуть Франции самоуважение. И ему не нравилось, что британские и американские агенты крутятся в ЕГО Франции»

  20. Сильвия

    Замечание: историк Марк БлоК.
    Относительно французского Сопротивления. Когда-то давно уже читала, что французские коммунисты до 22 июня 1941 никаким сопротивлением не занимались. Если не учитывать группу «Комба» (на основе офицеров с осени 1940) и группу русских сотрудников музея в Париже, то по Вики до 1942 они занимались только пропагандой, выпуская подпольную газету, зато первыми активистами были еврейские подпольные группы, которые занимались спасением евреем, особенно, детей. Все остальные разнородные группы возникают гораздо позже.

    1. Игорь Ю.

      Сильвия, вы, возможно, пропустили в примечаниях. Морис Торез сидел в Москве и вещал по радио своим собратьям о немедленной капитуляции и «сложении» оружия в войне двух империалистических держав. Он поменял свое мнение на противоположное 22 июня 41

      1. Сильвия

        Игорь Ю.
        05.05.2020 в 02:26
        Морис Торез сидел в Москве и вещал по радио своим собратьям о немедленной капитуляции и «сложении» оружия в войне двух империалистических держав. Он поменял свое мнение на противоположное 22 июня 41
        ————————————————————————————————
        Я это не пропустила, то, что Торез сидел в Москве для меня новость, однако давно известное мне, что коммунисты на местах не сопротивлялись немцам. Я бы не отрицала и возможность наличия агентов Коминтерна в уже захваченной Франции.
        Интересно, как это было в других захваченных немцами странах. Не припомню подобное в Польше.

        1. Soplemennik

          Сильвия
          — 2020-05-05 12:17:14(747)

          Интересно, как это было в других захваченных немцами странах. Не припомню подобное в Польше.
          ======
          Компартия Польши была практически полностью разгромлена Сталиным.
          На территоии Польши, захваченной немцами, немногочисленные остатки входили в Гвардию Людову.

  21. Benny B

    По существу статьи: полностью согласен с тремя цитатами в её конце (параграф «9»).

    По-моему тут ключевое это «ненависть французов в отношении друг друга» — и тут стоит сравнить на первый взгляд абсолютно НЕ сравнимые общепринятые нормы отношения освобождённых французов к своим «горизонтальным коллаборационисткам» с общепринятыми нормами отношения американцев-северян к пленным из своих южных «мятежников» (и наоборот) во время гражданской войны.
    Сравнить по чёткому критерию: даже во время гражданское войны, мести своим предателям и т.д. — чему служит унижения и жестокость к своим внутренним врагам: ненависти к ним (ради своего эго, своей партии, своей идеологии и т.д.) — или любви к своей стране в целом.
    По-моему это из тех редких случаев, где в истории есть некая Свобода Выбора.

    1. Benny B

      P.S.: Коротко по поводу ошибок французского генералитета (на основе прочитанных мною книг на эту тему):

      1) В войнах иногда бывает, что именно чувство надежной защиты приводит к расслаблению и делает удачной крайне рискованную авантюру врага.
      В данном случае «авантюра» это блицкриг вермахта через труднопроходимые Арденны, а «расслабились» французские штабисты и генералы, которые плохо подготовили армию к «контролю и взаимодействию» для контратак в неожиданных боевых условиях арденнской авантюры.
      Французское общество (армия и политики) не хотело «ожесточенного сопротивления» и сдалось. Была еще проблема с разведкой, которая позволила авантюре стать неожиданной.

      2) А все остальное было довольно неплохо. Включая разрозренные контратаки отдельных французских частей и соединений и «распределение танков поровну во всех дивизиях», которое вполне соответствовала задаче «стратегической обороны».
      Если фр. армия лучше подготовилась бы к «контролю и взаимодействию», то немцы были бы близки к поражению в первом этапе войны во Франции.

      1. Игорь Ю.

        Бенни, «а все остальное было довольно неплохо» — замечательная фраза. Так надо было назвать фундаментальную книгу Ernest May «Strange Victory: Hitler’s Conquest of France». Это главная тема книги — если бы здесь чуть-не так, а там на 20 минут раньше, а тот позвонил этому, а бензин подвезли бы раньше, а… и так на много сотен фундаментального, шаг за шагом развития войны. Ее вывод, опять таки, фундаментально прост — Гитлер победил случайно. Юнкерсы, понимаешь, слишком шумно пикировали — и армия сдалась. Вот если бы… Как будто Юнкерсы были новостью для офицеров в штабе и офицеров в батальонах. Ну, как вдруг солнце взошло на западе.
        Неожиданная авантюра (замечательное выражение!) — это, я понимаю, блицкриг? Может быть, мне надо все же расширить статью и описать теннисный матч на Уимблдоне в 39 году между Францией и Германией. Просто для справки: в Англии и во Франции, я думаю, не было ни одного выпускника средней школы, который не ЗНАЛ бы, что война Германии против Франции — дело близкого будущего. Как, кстати, и похоже никто не заметил аналогии, было в СССР в 40-41-м по поводу войны с Германией. И там и там был, ах!, большой сюрприз. Блицкриг! Из девяти войн Германия в 39-41 СЕМЬ начала блицкригом (так я вычитал в оной книге). Только что, пару месяцев назад, был блицкриг против Норвегии. А в Генштабе Франции очевидно и судя по всему ожидали получения бумажки с подписью Гитлера о том, что послезавтра, после завтрака он начнет войну. И такие-то армии пойдут туда-то. Детский сад, ей Богу. Это я о французских военных.

        1. Benny B

          О военном аспекте той войны (вторичном по важности) очень правильно говорили в городе моего детства — «на каждую хитрую задницу есть свой ремень»:

          1) Весь генштаб французской армии был сторонником ТОЛЬКО стратегической позиционной войны малой кровью — на территории Бельгии. (Они готовили и контратаки и даже общее наступление в Бельгии, но это была тактика.)
          2) Несмотря на все способности вермахта и все проблемы фр. армии и общества — это был вполне исполнимый и довольно хороший план (для Франции, НЕ для Бельгии). Дело наверное бы закончилось линией полевых укреплений в Бельгии в стиле курской битвы.
          3) Но фр. не прекрыли узкую арденскую «форточку», немцы очень искуссно туда влезли со своим блицкригом и «ТОЛЬКО малой кровью» стало невозможо.

        2. Benny B

          Игорь Ю.: Бенни, «а все остальное было довольно неплохо» — замечательная фраза. …. Ее вывод, опять таки, фундаментально прост — Гитлер победил случайно. …
          ========
          Да, вы правы: это таки «замечательная (в своей глупости) фраза».
          Французская армия была ужасно подготовленна к войне с вермахтом. Из-за «проблем в обществе» она была не готова на возможные жертвы, а её командиры (от сержантов и до генералов) сделали много НЕ-профессиональных ошибок до войны и «просто» были ПОСТОЯННО «чуть-чуть хуже» в самые решающие моменты войны.
          Гитлер победил НЕ случайно.

          P.S.: в будущем я постараюсь разобраться самому и сравнить первые несколько недель войны во Франции и в СССР.

    2. Игорь Ю.

      Бенни, я не откликаюсь на все подряд отзывы только потому, что со многими я согласен. Как, например, с вашим

  22. Сильвия

    Статья по концентрации сведений и характеристик сделана отлично.
    У Франции с 19 века и до окончания 2-й мировой войны была еще одна проблема, от которой не страдала тогдашняя Европа — низкая рождаемость.
    http://www.demoscope.ru/weekly/2009/0359/analit05.php
    «Демографические проблемы Франции» Юрий Рубинский
    «…Это в известной мере предопределило исход франко-прусской войны 1870-1871 годов, после которой потерпевшая тяжёлое поражение Франция могла обеспечивать собственную безопасность лишь в союзе с другими великими державами — Россией, Великобританией, США….»

    1. игорь Ю.

      Да, Сильвия, я хотел об этом написать, об этом, кажется, есть даже в ВИКИ. И это, конечно, сыграло роль в наборе в армию, но не уверен, что в морали французов. Во всяком случае, не было предметом обсуждения в обществе. Я не нашел. Возможно в художественной литературе, но я уже основательно подзабыл художественную литературу. Тем не менее, 3 миллиона — это совсем не маленькая армия. В Англии было 200 тысяч (я знаю о разнице между армией и флотом), в США не было и 200 тысяч. Союз, к сожалению, после Великой войны было создавать не с кем — в этом трагедия времени и Франции. Англия не интересовалась каким-либо реальным союзом. Сталин — тем более. А поляков продавали все. Включая Англию после 44 года (под нажимом Сталина). Кстати, продажа поляков Англией — интереснейшая тема!

      1. Сильвия

        игорь Ю.
        05.05.2020 в 02:22
        я хотел об этом написать… И это, конечно, сыграло роль в наборе в армию, но не уверен, что в морали французов. Тем не менее, 3 миллиона — это совсем не маленькая армия.
        ——————————————————————————
        3 миллиона солдат в населении в 40 миллионов — это, действительно, вполне прилично.
        О проблемах рождаемости до 2-мировой во Франции я читала еще в России. Кажется, если память мне не изменяет, косвенно упоминал об этом и Эренбург. (Приведенная мною статья из Демоскопа дает интересное объяснение этому.) Как это влияло на мораль, не имею данных. Но вот, что любопытно: просмотрев количественные изменения населения Франции за весь 20 век, вижу просто взрыв в его росте после 2-й мировой. А последние годы Франция лидирует в Европе по рождаемости . Учесть мусульманскую составляющую? Хотя рост начался еще до войны в Алжире и начале мусульманской иммиграции.

  23. Леонид Лазарь

    Хорошая статья, Игорь!

    С Вашего позволения чуть дополню интересным фактом.

    Много было перед Второй мировой позора, подлости, трусости и предательств. Великобритания, например, не не выполнив своих союзнических обязательств, предала Грецию – свою единственную, полгода храбро сражавшуюся с фашистами союзницу. В апреле 1941 г. британское военное командование, приняло решение об эвакуации своих войск с Греции. За две недели Британия сумела вывезти 50 тысяч человек, или 80% своего военного контингента. В плен к немцам попало 6,6 тысяч британцев, 3 тысячи австралийцев и 2,3 тысячи новозеландцев.
    Это и был позор, но Британия и сегодня эту операцию считает – успешным стратегическим ходом.

    Я сейчас пишу часть – об Олимпиаде 36 в Берлине. О том, как могло случиться, что весь мир поехал в логово нацизма и две недели радостно подхихикивая, заискивал перед фюрером?

    Вот оттуда кусочек, он имеет прямое отношение к Вашей статье.
    Обратите внимание, это 1936 год.
    ======

    На рассвете 7 марта 1936 года, 19 пехотных батальонов германской армии и несколько военных самолетов были переброшены в Рейнскую область.
    Три батальона переправились на западный берег – так началась реализация плана фюрера германского народа по ремилитаризации Рейнской области.
    Операция носила название «Зимнее Упражнение», мировому сообществу эту провокацию Гитлер представлял как защитную инициативу против «окружения» враждебными государствами.
    Начальник Генерального Штаба был против и предупредил Гитлера, что германские войска не смогут отбить возможную французскую атаку.
    Гитлер его успокоил: немецкие войска покинут Рейнскую область, если дело дойдет до ответной французской атаки.
    Правительство Франции могло в течение нескольких дней мобилизовать сотню дивизий, но вместо этого издало декларацию осуждающую ввод германских войск, в которой робко намекнуло на возможную ответную военную акцию.
    Ремилитаризация Рейнской области привела к тому, что Франция потеряла последнее преимущество которое она получила в результате Версальского мира.
    Когда после окончания Второй мировой войны, французы допрашивали генерала Гудериана, он заявил: «Если бы вы, французы, вмешались в Рейнской области в 1936, мы бы проиграли все, и падение Гитлера было бы неизбежным».
    Сам Гитлер сказал: «48 часов после марша в Рейнскую область были самыми изматывающими в моей жизни. Если бы французы вошли в Рейнскую область, нам пришлось бы ретироваться с поджатыми хвостами. Военные ресурсы, находившиеся в нашем распоряжении, были неадекватны даже для оказания умеренного сопротивления».

    ====

    Теперь-внимание! Смотрим короткий сюжет открытия летних Игр 1936 года в Берлине.

    https://youtu.be/6JfHv_IE2wE

    Еще раз, это только 1936 год!
    Как бодро некоторые из выходивших на стадион команд (в том числе и совсем недавно подвергшиеся вышеописанной унизительной провокации французы), проходя мимо главной трибуны, вскидывают руки в фашистском приветствии.
    После окончания войны, оправдываясь, они объявили его – «приветствием олимпийским».
    Английским спортсменам , кстати, выкидывать руки в фашистском приветствии при всех спортивных состязаниях, рекомендовало англ. посольство в Германии, получившее соответствующее разъяснение из Лондона.

    И ещё. Жаль что в Вашей статье нет ничего о том как весело жила Франция во время оккупации. Никогда жизнь ночного Парижа, не была такой развеселой и насыщенной, как во времена немецкой оккупации.
    До поры до времени Гитлер не хотел расстраивать французов. Франция единственная оккупированная страна, где не распространялась уже переведенная на фр. яз. » Моя борьба»

    1. Игорь Ю.

      Леонид, я по-еврейски решительно обрезал примерно треть — не укладывалось в заданную форму или структуру. О послевоенном Париже я написал только то, что это был самый праздничный город Европы. Но об этом столько раз писали! Что касается Олимпиады 36 года, то это был обыкновенный позор, не такой выдающийся, как поражение в войне. Я думаю, что Сочинская олимпиада была примерно таким же обыкновенным позором. История-с. О чем я хотел написать, но пожалел читателя — это об искоренении памяти о поражении и О ТОМ, КТО ОСВОБОДИЛ Францию в 1944 новым правительством и лично страннейшим персонажем в европейской истории — генералом де Голлем. Все же французы — особый народ. Поищу ссылку и дам позже о де Голле в 44 году.

  24. Сергей Эйгенсон

    Невероятное количество участников Сопротивления поражает.
    ——————-
    Да. По-моему, в книге А.Верта я прочитал о послевоенной карикатуре в одной из французских газет, где буржуа, типа «мсье Дюпон» говорит своей жене: «Знаешь, Мари, я сегодня вступил в Сопротивление». Вообще ситуацию хорошо характеризует французское «мо» времен войны: «Де Голль спасает нашу честь, а маршал (т.е. Петен) — мебель».
    Я еще раз перечитал Вашу статью. Действительно, очень хорошая работа.

  25. В.Ф.

    Интересная работа. Я многого не знал, нам в СССР излагали историю этих лет иначе. В 1946г. вышел на советские экраны полнометражный документальный фильм \»Освобождённая Франция\» реж. С.Юткевича, там всё не так.Это была официальная точка зрения.
    Пишут, что при подписании акта капитуляции Германии, фон Кейтель, увидев за столом французов, притворно удивился и воскликнул: \»Как, мы и вам тоже проиграли!?\»
    Материал большой, но местами работа выполнена наспех и небрежно, много литературных и стилистических погрешностей, опечаток. Например, неоднократно, Бодуэн (Baudouin сотрудник Петэна) назван Боуденом. Фамилия знаменитая, аристократическая, один из Бодуэнов был королем Бельгии.

  26. Сергей Эйгенсон

    Я лично никогда темой о французской кампании Вермахта не интересовался. Разве что подростком читал эренбурговское \»Падение Парижа\». Но Илья Григорьевич сам лично на этом фронте не был.
    Но вот как-то я наткнулся в Живом журнале на цифры, приведенные Fat Yankee. Они показались мне убедительными. Привожу цитату (https://fat-yankey.livejournal.com/53764.html) :
    Опять столкнулся с мнением, что французы в кампанию 1940 г. считай что вообще и не воевали, а вот зато красноармейцы в 1941 давали ворогу прикурить. Однако, если посмотреть на безвозвратные потери (т.е. убитыми и пропавшими без вести) сухопутных войск немцев на западном и восточном фронтах, то такое мнение не подтверждается.
    полные потери суточные потери в процентах
    1939
    сентябрь 16,811 560 0.037%
    1940
    май 22,452 1,069 0.043%
    июнь 26,701 1,335 0.053%
    1941
    июнь 22,900 2,544 0.077%
    июль 54,200 1,748 0.053%
    август 56,300 1,816 0.055%
    сентябрь 47,400 1,580 0.048%
    октябрь 44,300 1,429 0.043%
    ноябрь 32,800 1,093 0.033%
    Для немецких сухопутных войск абсолютная интенсивность боёв на Востоке была только примерно в 1,4 раза больше чем на Западе, а относительная (т.е. нормированная на численность действующей армии) примерно равная. То есть пока французы и англичане воевали, они воевали почти столь же ожесточённо, что и русские. Заметно более ожесточённые бои на Востоке были пожалуй только в первую неделю войны.

    Принципиальная разница ситуаций на Востоке и на Западе не в том, что на Западе противники немцев дрались менее ожесточённо, а в том, что Западный фронт после 40 дней интенсивных боев закрылся, а Восточный и после 200 дней продолжал собирать с немцев свой ежедневный урожай в 1000-1500 смертей. И намерений закрываться не обнаруживал.
    ————
    То есть, Франция просто оказалась короче, чем Советский Союз. Ну, это не новость.
    Конечно, в 1914-м французы воевали намного лучше, чем в 1940-м. Да и намного лучше, чем армия Государя Императора Николая Малокровного.
    Тот же маршал Петен не искал способа, как выйти из войны, а героически защищал Верден. Ну. очень уж утомила французов классовая борьба в 30-х.
    Но кидать камень во французов только потому, что на Западе немцы пройдя 400 км оказались в Париже, а на Восточном фронте через 400 км еще не дошли до Могилева … мне кажется, что это не совсем правильно.

    1. Игорь Ю.

      Сергей, во французской армии было около 3 миллионов человек. Почти у каждого в руках было из чего стрелять. Без доказательства примем, что как в любой армии во французской были боевые части лучше подготовленные к боям, были офицеры, лучше подготовленные к боям, были генералы (из общего количества примерно 150+) лучше подготовленных, были люди всех рангов, которые были патриотами и не пораженцами. Даже 10% — вполне возможная цифра — дает 300 тысяч воюющей армии. Вот они, плюс немного другие, и убили те 48 тысяч немцев (по вашей таблице). Но вы понимаете, что если в обороне французы потеряли в разы больше, если треть армии сдалась в первые дни войны, если произошло все то, что произошло и мы хорошо знаем о результате, то, наверно, разница в километраже до столицы не такая уж и существенная. Война была проиграна на 10 день. От 3 до 5 дней танковые армии шли к французской границе ПОСЛЕ начала войны. И по большому счету никто в генштабе не пошевелил пальцем в том направлении. Мне кажется, что есть причины кидать камни в сторону французов. А о причинах, по которым есть причины кидать камни, я постарался написать. И армия — это только часть причины. Не самая главная. Я пытался это показать, но, наверно, не очень убедил.

      1. Сергей Эйгенсон

        Игорь Ю.
        — 2020-05-04 21:18:37(652)

        … и во французской были боевые части лучше подготовленные к боям, были офицеры, лучше подготовленные к боям, были генералы …
        —————-
        Да спору нет. Это все относится и Красной Армии. Там тоже было какое-то небольшое количество солдат, офицеров и даже генералов, умевших и хотевших воевать. Если бы их не было, Вермахт оказался бы в Москве к середине июля и война бы закончилась.
        Но дело было не в том, что Красная армия или французы воевали плохо. Просто немцы на тот момент воевали лучше всех. А все остальные сумели это понять начать воевать как следует довольно поздно.

        1. Илья Г.

          К тому, что Сергей написал: «Но дело было не в том, что Красная армия или французы воевали плохо. Просто немцы на тот момент воевали лучше всех», — необходимо добавить следующее. Когда танки прорываются оттуда, откуда их не ждали, когда немцы охотятся чуть ли не за каждым, а «сталинские соколы», как и их французские коллеги годом ранее, не могут взлететь потому, что их машины уничтожены на земле, когда пусть самые патриотичные генералы потеряли управление войсками, то моральный дух личного состава падает до весьма низкого уровня со всеми вытекающими из этого последствиями

          1. Benny B

            Илья Г.: … … то моральный дух личного состава падает до весьма низкого уровня со всеми вытекающими из этого последствиями
            =======
            Если в самых ужасных условиях НЕТ деморализации личного состава, то возникает «ожесточенное сопротивление», которое иногда даже спасает от поражения.

  27. Илья Г.

    «За кадром» статьи, и это не вина, но беда, как автора, так и многих других, писавших о «падении Парижа», остались последствия Версальского договора и события во вновь созданных на его основе странах. Казалось бы, что на 95% населенная немцами Судетская область должна была войти в состав Австрии, чего судетские немцы и добивались, но нет ее отдали Чехословакии. Казалось бы, что единственным вариантом для Австрии, лишившейся всего, чего только можно и переполненной чиновниками, изгнанными из бывших австрийских земель (от Триеста до Черновцов, от Львова до Праги), т.е. людьми, которым надо было что-то и как-то платить, оставался аншлюс, но его-то ей как раз и запретили. Потом оказалось, что «погорячились»: судетские немцы подвергались дискриминации, хотя их было больше, чем словаков, Аввстрия влачила жалкое существование и раздиралась противоборством левой Вены и консервативной провинции. Поэтому, так сказать, в глубине душе лидеров Англии и Франции требования Гитлера об объединении Австрии с Рейхом и воссоединении «страдающих судетских немцев» с Германией воспринимались как законные до тех пор, пока Гитлер не уничтожил Чехословакию. И тогда они дали гарантии Польше, на то время представляющую собой, мягко говоря, не весьма приглдное зрелище с ее оголтелым антисемитизмом от погромов до «гетто-лавок» в вузах, преследованиями меньшинств (например, Бандера сотоварищи свою деятельность начинал и вел ни против евреев, ни против русских, но против польского режима). На это наложилась чисто французская проблема: одержав Пиррову победу, Франция ощущала огромную нехватку рабочей силы, поэтому она и приняла массу белоэмигрантов, т.к. могла дать им работу, и плюс к этому «импортировала» сотни тысяч поляков (так попали во Францию семьи Эдиты Пьехи, величайшего футболиста Раймона Копа (Романа Копашевского), и многих других известных деятелей). Потом случилась Великая депрессия и взрыв ксенофобии. В межвоенных романах Сименона, помимо антисемитизма, поляки, чехи и другие славяне описаны просто как говорящие звери. Естественно, «умирать за Данциг», т.е. за этих «говорящих зверей», никто не хотел, а за Францию уже и не умели (тем более, что немцы применили такое оружие, о котором и наши фронтовики вспоминали как самое ужасное: бомбежка немецких штурмовиков с включенными сиренами). И это приводит меня вот к какой мысли: воевать за отвлеченные идеи, хоть за Данциг, хоть за Занзибар, может только и исключительно армия, комплектующаяся путем вербовки добровольцев. Призывная армия годится только тогда, когда, она, говоря словами Председателя Мао, «вооружена идеями», наче происходит, что случилось в 1916 с Российской Императорской армией, которая устала от войны за то, о чем личный состав понятия не имел.

      1. Игорь Ю.

        Илье Г., Б. Тененбаум
        «За кадром» статьи, и это не вина, но беда, как автора, так и многих других, писавших о «падении Парижа», остались последствия Версальского договора..»
        ***
        Дорогие Илья и Борис, можете верить, можете не верить, но, может быть, не в такой мере как вы, но в общем-то я знаю чем явился Версальский договор для Германии и Европы. Поэтому я бы не употреблял слово «беда». Но это, к слову. Беда на мой взгляд в том, что вы совершенно справедливо видите некоторые аспекты истории поражения Франции, но не видите, что именно эти аспекты автор данной статьи посчитал не нужными для того, чтобы донести свою мысль. Он посчитал, что абсолютное большинство заинтересовавшихся знает и о Версальском мире, и проблеме Судетских немцев, и о многих других перипетиях европейской истории того времени. Тем более, что он сам об этом писал черт знает сколько раз. На этот раз он решил написать о сугубо других проблемах Франции и французского народа, ибо посчитал, что есть и другие проблемы, которые мало известны и которые, возможно, как надеялся автор, могут сказать что-то дополнительное о характере Франции и французов того времени и он искренне думал, что Аншлюс, Судеты и даже военные действия французской армии были не самым главным в поражении. По этой же причине автор почти ничего не сказал о реальном положении в армии в мае 40-го, которое ОЧЕНЬ трудно объяснить Версальским договором. В 1783 году великую Англию унизили банды Вашингтона до какого-то невероятного уровня, но подписав Парижский мир Англия не развалилась и не пошла тотальной войной на Америку. В общем и целом, статью можно критиковать с любой стороны, но не только с той «чего в ней нет». Я так думаю.

  28. B.Tenenbaum

    Уже имел возможность выразить мое мнение автору — довоенные планы французского генерального штаба были вполне рациональными, и исходили они из осознания демографической слабости Франции и ненадежности союзных обязательств Англии. Другое дело, что качество командования германской армии оказалось выше всех похвал …
    Франция — да и Англия — вышли из Первой мировой войны надломленными. Как сказал В.Янкелевич — воюют люди, а не машины. Работа прекрасная, как и все, что выходит из под пера Игоря; единственное, что мне не понравилось — название. Позора в поведении слабых и сломленных людей я не вижу.
    Скорее героизм Англии — вещь исключительная …

    1. В. Зайдентрегер

      » … мне не понравилось — название. Позора в поведении слабых и сломленных людей я не вижу.»
      ———————————————————
      Страну, которая при первом же наскоке насильника отказалась сопротивляться, постаралась расслабиться и получить удовольствие (получила ли?), жалко, её позорить нельзя!
      А страну, с которой тот же насильник решил поступить как с Францией, но которая дала ему сначала отпор, потом заставила ретироваться, затем растёрла в порошок, эту страну не жалко, можно поливать чёрной краской круглый год, особенно обильно в майские дни!
      Тройные стандарты, однако.

      1. Soplemennik

        В. Зайдентрегер
        — 2020-05-05 08:50:20(721)
        … А страну, с которой тот же насильник решил поступить как с Францией, но которая дала ему сначала отпор, потом заставила ретироваться, затем растёрла в порошок, эту страну не жалко, можно поливать чёрной краской круглый год, особенно обильно в майские дни!
        Тройные стандарты, однако.
        =====
        Не надо лишнего, уважаемый коллега!
        Такого рода расширительные толкования свойственны Тартаковскому и Ко.
        Поливают (и не без основательных причин) нынешних хозяев России и не более того.

  29. Виктор (Бруклайн)

    Я недостаточно компетентен в теме данной работы, но меня чрезвычайно впечатлила эрудиция автора и добротность изложения материала. Поддерживаю выдвижение Игоря Юдовича Инной Ослон за эту работу на конкурс Автор года-2020 в номинации нон-фикшн.

  30. Владимир Янкелевич

    Прекрасная работа, вполне достойная номинации \»Автор года\»
    На мой взгляд недостаточно раскрыта психологическая сторона проблемы. Французы нормально воевали в Первую мировую. Хватало генералов с военным опытом. Армия была достаточно большой и хорошо вооруженной, у французов перед началом войны было больше танков, чем у немцев. Кроме того, уступая немецким машинам в скорости хода, французские танки отличались более толстой броней. НО! Воюют не танки, а люди с помощью танков. И вот с людьми было все плохо. Они были психологически деморализованы еще до начала войны. Они были не готовы воевать за свою страну. Разложение хотелось бы приписать вражеской пропаганде, но фактически оно шло изнутри, что и привело к поражению в войне.
    И тут можно добавить несколько слов о науке \»История\».
    Дело в том, что так погибла великая Римская империя. Потом это повторялось и повторялось. Франция — очень наглядный пример. Но попытки разложения изнутри стран первого мира сегодня видно невооруженным глазом. К сожалению и Израиль не избежал подобных попыток прикрытых \»свободой слова\», идеей Евросоюза об переходе от государств к \»единому человечью общежитью\».
    Тем, уто стремится раскачать ситуацию в своих странах стоит внимательно прочитать статью Игоря Юдовича, изучить предвоенный расклад сил, и послевоенные результаты. Может поможет прозреть.

    1. Benny B

      Владимир Янкелевич: … И вот с людьми было все плохо. Они были психологически деморализованы еще до начала войны. Они были не готовы воевать за свою страну. Разложение хотелось бы приписать вражеской пропаганде, но фактически оно шло изнутри, что и привело к поражению в войне. …
      ======
      Я полностью с этим согласен: было деморализовано общество, из которого были набраны солдаты, командиры и генералы, которые должны были сражаться за это общество.
      Но тут очень важно понять, что значит «деморализовано демократическое общество». По-моему это НЕ связнно НАПРЯМУЮ с конфликтами интересов, групповыми разборакими и идейными спорами в данном обществе. По-моему это НАПРЯМУЮ свазано с «потерей лояльности» своему обществу, когда некоторые отрицают святость ценности самого независимого существования своего общества.

      Например: по-моему в Израиле НАПРЯМУЮ деморализует НЕ левые и даже крайне-левые взгляды, а терпимость к BDS, к арабскому террору против евреев и постоянные «вопиющие двойные стандарты».

      1. Элла Грайфер

        в Израиле НАПРЯМУЮ деморализует НЕ левые и даже крайне-левые взгляды, а терпимость к BDS, к арабскому террору против евреев и постоянные «вопиющие двойные стандарты».

        Совершенно верно

  31. Ilya G.

    Статья очень интересная, поддерживаю Инну Ослон о ее выдвижениии в Автор года.
    Но есть два положения, с которыми я не согласен:
    1. Капитуляция.
    Франция никогда не капитулировала. Было подписано соглашение о перемирии, по которому за ней оставались все, абсолютно все, колонии, весь военно-морской флот;
    2. «Запломбированный вагон» и т.п.
    Практически все исследователи согласны с тем, что это не более, чем fake news, тем более, что в вагоне были и небольшевики.

    1. Игорь Ю.

      1. Извините Ваша честь, но я не бил его по морде. Просто направляясь в противоположные стороны мой кулак и его лицо встретились в одной точке.
      2. Удивили, Илья. Я вот все пытаюсь понять, как можно было проехать по военной Европе из Швейцарии в Петроград группе агитаторов без документов, такой проезд разрешающих. Смотрю на карту, вспоминаю маршрут движения, вспоминаю прочитанное — и не могу понять.

  32. Маркс ТАРТАКОВСКИЙ.

    Основательная работа о гниении цивилизации, доказывающая, в частности, то, что История — наука. Не пересказ событий, свидетельствующий о хорошей памяти и школьном образовании, но — сопоставление фактов с глубоким обоснованием итога.
    В этом феномен исторического ЭКСПЕРИМЕНТА, как и во всякой иной науке.
    Ничуть не оправдывая сталинизм (прочувствованный мной и на собственной шкуре), отмечу, что диктатура консолидирует общество — необходимейшее условие в критических обстоятельствах, обстоятельство, спасшее именно нас, что не мешало бы учитывать «при разборе полётов».

    1. Игорь Ю.

      Маркс, нет идеальных государственных, социальных, политических и прочих структур. И никогда не будет. История таки поставила эксперимент в 20 веке. И жестокость этого эксперимента показала, что в общем, по кругу, демократии выиграли. Что нам (другим, конечно, мы уже не увидим) покажет 21 век — мы не знаем. У демократий есть недостатки и ее условная энтропия ведет бог знает куда. С автократиями и диктатурами тоже все определилось более-менее: люди едут, убегают, оставляют, мечтают и прочее ПРАКТИЧЕСКОЕ о движении в определенную сторону, и не в сторону автократий. В чем я с вами спорить не буду, ибо вы правы, это в том, что заставить людей воевать в автократиях проще.

  33. Инна Ослон

    Выдвигаю Игоря Юдовича на конкурс Автор года-2020 за работу «Позорная война. К 80-й годовщине Франко-Германской войны 1940 года». (В номинации нон-фикшн.)

  34. Soplemennik

    Отличное исследование!
    Хотел бы добавить одну кино-картинку.
    В фильме \»Бабетта идёт на войну\» хозяйка удирающего борделя произносит:
    — Ничего страшного, девочки. Если они (немцы) и положат нас на лопатки, то не бесплатно!
    Так и оказалось. Франция стала страной-проституткой.
    https://www.youtube.com/watch?v=u2YEAIyEUPw

    1. Игорь Ю.

      Спасибо, Владимир. Да, ни одна страна покоренной Европы не жила так радостно в те годы. Правда, есть мнение, что причиной было согласие немцев считать французов почти себе равными и не выёживаться. Ни в одной другой стране Европы немцы не относились к оккупированному народу с таким дружеским пониманием. И то, что я назвал «позорной войной», безусловно не выглядело так в глазах большинства французов. Им действительно ничего не грозило в результате капитуляции.

      1. Сильвия

        Игорь Ю.
        04.05.2020 в 23:35
        Да, ни одна страна покоренной Европы не жила так радостно в те годы. И то, что я назвал «позорной войной», безусловно не выглядело так в глазах большинства французов. Им действительно ничего не грозило в результате капитуляции.
        ———————————————————————————-
        Кроме черного рынка. 🙂 Но, в принципе, я согласна с Вами, исходя только из одного факта, который совершенно перевернул мое мнение о страдающей Франции, кроме ее евреев, разумеется. Я имею в виду киноклассику (!) «Дети райка» М.Карне, снятую в годы оккупации. Вики (я сейчас проверила) почему-то пишет о 1945г. выпуска, все же упоминая оккупацию — может имеется в виду его распространение, но я помню из самого фильма год 1943.

  35. Avraam

    Очень убедительно, на богатом фактическом материале, изобилие уместных цитат, это та Франция, где даже офицеры не заглянули в книгу «Внимание танки» о своем грядущем разгроме.

  36. Элла Грайфер

    Большое спасибо. Похоже, что война только на какой-то момент прервала процесс, который к вас описан в 20-30 годах, но от возобновился довольно скоро и захватил всю Европу. Плд вопросом у меня только бывший соцлагерь.

    1. Игорь Ю.

      Элла, вы задали вопрос абсолютно правильный и невероятно сложный. Ответ даже смешно давать в двух словах. Но в двух словах — и да, и нет. Несмотря на сотрудничество со Сталиным и сталинистскими коммунистическими движениями сопротивления в 41-45 годах, именно война добила в западных странах какое-то довольно серьезное довоенное влияние сталинистов и сочувствие к ним. Послевоенная Европа и США «пошли другим путем» — социал-демократическим. Еще в 38-м это было далеко не очевидно. В общем, огромная, гигантская заслуга и войны и поведения Сталина по захвату Восточной Европы в том, что пелена с глаз европейского и американского обывателя спала. Выборы 25 июля 45 года в Англии привели к власти Рабочую партию социал-демократов… которые сразу же стали проводить открытую антикоммунистическую и антисталинскую политику. Чего не делал Черчиль и тори, как партия. За исключением той же Франции и пошумевшей в направлении привычного, скорее, хаоса, чем коммунизма, западные страны НАКОНЕЦ определились. Европа немножко раньше США. Так что процесс пошел другой. Социал-демократия и все ее издержки в разных странах — это не сталинизм. В той же Франции после войны все нормальные люди поняли, что из себя представляли коммунисты-сталинисты (а других не было) в Сопротивлении. В США, быть коммунистом-интеллектуалом в 30-е было не только открытой нормой, но и предметом обожания с стороны других интеллектуалов (ну, не всех, конечно). А уже сразу после, еще до маккартизма, было уже и неловко, и не открыто, и явно противно для окружающих. В общем, интересная тема.

      1. Элла Грайфер

        Наверное, я выразилась не точно. Я имела в виду не обязательно любовь к сталинской России — она действительно после войны на убыль пошла, а 68-й ее добил оконательно. Но на смену ей пришли другие разновидности утопии, крутившиеся вокруг того же «отнять и поделить», дурного пацифизма, «покаяния» перед Третьим миром и т.п. И сегодня, как тогда, защищать себя они не способны и не готовы, и кстати, на нас очень обижаются именно за то, что мы не хотим играть в эту игру.

        1. Benny B

          Элла Грайфер: … И сегодня, как тогда, защищать себя они не способны и не готовы …
          ====
          По-моему самое тревожный признак тут НЕ то, что «Шарли Эбдо» и ВСЯ фр. пресса прекратили публиковать карикатуры против Мухаммеда (по-моему: очень правильно прекратили). Но то, что это было сделано «втихаря», без общественного обсуждения и без протестов — притом после огромных демонстраций право-левого консенсуса в поддержку продолжения публикации таких карикатур.

          Акела (элиты) снова промахнулся на охоте — а в демократическом обществе ему нет никакой альтернативы.
          В час испытаний такое общество может быть ещё объективно очень сильным, но глубоко деморализованным. А может и не быть: всё зависит от мелких деталей. К сожалению: пропагандисты врага эти детали будут знать очень хорошо.

          1. Элла Грайфер

            По-моему самое тревожный признак тут НЕ то, что «Шарли Эбдо» и ВСЯ фр. пресса прекратили публиковать карикатуры против Мухаммеда (по-моему: очень правильно прекратили).

            И да, и нет. В принципе, конечно, ничего хорошего нет в подобных карикатурах, но коль скоро госдарство не санкционирует, а защищает тех, кто рисует карикатуры на Христа и Деву Марию, «позитивная дискриминация» Мухаммеда — дело скверное и недостойное. Это — да, признак очень тревожный.

        2. Игорь Ю.

          Элла, а почему вас это удивляет. Это мировоззрение миллионов нормальных людей (радикалов не будем считать, хотя они и создают основной шум), основанное на довольно сильной и непротиворечивой идее. То, что идея не работает на 100%, как им хотелось бы, не отменяет веры в саму идею. Разрешите я для вас переведу соображения по этому поводу не самого последнего дурака (хотя с этим моим определением не согласятся несколько авторов Портала). Вот что написал Maynard Keynes:
          \»Идеи экономических и политических философов (корявый перевод, но вы поняли), и тогда, когда они правы, и тогда, когда не правы, гораздо более весомы и значимы, чем принято представлять. По существу, именно они рулят миром. Люди в практической жизни, которые думают, что они далеки от теорий-идей и не под влиянием интеллектуалов, которые думают, что они выше всего подобного, обычно рабы идей какого-то умершего экономиста. Сумасшедшие, дорвавшись к власти, которые утверждают, что выполняют волю \»свыше\», высасывают их идиотские идеи из каких-нибудь академических трудов недавнего прошлого. Я уверен, что сила \»заинтересованного интереса\» значительно преувеличена в сравнении с силой постепенно вторгающихся идей\».
          И это его высказывание, на мой взгляд, относится не только к экономике. Идея сделать добро людям — бессмертна и была, есть и будет частью нашей жизни. Беда в том, что совершенно замечательные люди уверены, что знают как это сделать — И СДЕЛАТЬ БЫСТРО. Раньше они видели возможность в следовании сталинизму. Сегодня — радикальному социал-демократизму (условное название, естественно). А любовь к своей стране и забота о своих согражданах не очень хорошо вписывается во всеобщую любовь к человечеству. Национализм даже в малых дозах — их самый страшный враг. И, между нами, на любви к человечеству куда легче заработать дивиденды. В том числе, материальные. Люди любят любить за деньги. Другие — чувствовать себя морально превосходящими националистическую чернь. А есть и просто оболваненные СМО. Ничего по большому счету не меняется в мире с библейских времен. Но и борьба с этими перехлестами никогда не прекращалась. Даже в 30-е. Даже в 40-е. Все же мир победил и сталинизм и фашизм, в самых различных их видах. Борьба продолжается и покой нам только снится.

        3. Игорь Ю.

          Элла, а почему вас это удивляет. Это мировоззрение миллионов нормальных людей (радикалов не будем считать, хотя они и создают основной шум), основанное на довольно сильной и непротиворечивой идее. То, что идея не работает на 100%, как им хотелось бы, не отменяет веры в саму идею. Разрешите я для вас переведу соображения по этому поводу не самого последнего дурака (хотя с этим моим определением не согласятся несколько авторов Портала). Вот что написал Maynard Keynes:
          «Идеи экономических и политических философов (корявый перевод, но вы поняли), и тогда, когда они правы, и тогда, когда не правы, гораздо более весомы и значимы, чем принято представлять. По существу, именно они рулят миром. Люди в практической жизни, которые думают, что они далеки от теорий-идей и не под влиянием интеллектуалов, которые думают, что они выше всего подобного, обычно рабы идей какого-то умершего экономиста. Сумасшедшие, дорвавшись к власти, которые утверждают, что выполняют волю «свыше», высасывают их идиотские идеи из каких-нибудь академических трудов недавнего прошлого. Я уверен, что сила «заинтересованного интереса» значительно преувеличена в сравнении с силой постепенно вторгающихся идей».
          И это его высказывание, на мой взгляд, относится не только к экономике. Идея сделать добро людям — бессмертна и была, есть и будет частью нашей жизни. Беда в том, что совершенно замечательные люди уверены, что знают как это сделать — И СДЕЛАТЬ БЫСТРО. Раньше они видели возможность в следовании сталинизму. Сегодня — радикальному социал-демократизму (условное название, естественно). А любовь к своей стране и забота о своих согражданах не очень хорошо вписывается во всеобщую любовь к человечеству. Национализм даже в малых дозах — их самый страшный враг. И, между нами, на любви к человечеству куда легче заработать дивиденды. В том числе, материальные. Люди любят любить за деньги. Другие — чувствовать себя морально превосходящими националистическую чернь. А есть и просто оболваненные СМО. Ничего по большому счету не меняется в мире с библейских времен. Но и борьба с этими перехлестами никогда не прекращалась. Даже в 30-е. Даже в 40-е. Все же мир победил и сталинизм и фашизм, в самых различных их видах. Борьба продолжается и покой нам только снится.

          1. Элла Грайфер

            Борьба продолжается и покой нам только снится.

            Так вот же я и в порядке продолжения борьбы. Вчерашнюю атаку отбили, но сегодняшняя продолжается, и, кстати, мы, Израиль, волею судеб оказались ее главным объектом, но напрасно Европа надеется, что ее минет чаша сия.

  37. Борис Дынин

    Никогда специально не интересовался темой, но ее изложение, документация и неизбежны возникающие мысли о сегодняшнем дне:
    «Франции больше не было. Она существовала только в ненависти французов в отношении друг друга.», французы «проиграли не из-за недостатков своего вооружения, а из-за того, что не знали, за что воюют» (слова не автора, но так выпукло проиллюстрированные автором на протяжении исследования),
    а также стиль изложения не только держат внимание читателя (меня) в напряжении, но и убеждают в адекватности анализа и его выводов. После дискуссии в Мастерской о характере истории как науки (или не науки), перед нами пример научного исследования.

Добавить комментарий для Soplemennik Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.