На суде он признавался, что по принуждению ничего не подписывал. И если бы он был арестован как коммунист в буржуазной стране, то знал бы как себя вести. Понимая, что перед ним сидит враг, ему бы хватило стойкости не давать никаких показаний. «А перед лицом советского следователя… я не знал, как себя вести».

Леонид Флят

Леон Тальми: От Ляховичи до Лефортово

 С 8 мая по 18 июля 1952 года на заседаниях Военной Коллегии Верховного Суда СССР слушалось «Дело № 2354 по обвинению Лозовского С.А., Фефера И.С., Штерн Л.С. и др.». Фабрикация «дела», в публицистике называемого «Дело ЕАК», официально начата 16 сентября 1948 года. Дата соответствует дню, когда в Киеве был арестован поэт Давид Гофштейн, также приобщенный следствием к этой группе. Заседания Военной Коллегии проходили в специально отведенном зале военной тюрьмы Лефортово. При представлении судьям обвиняемых, а их было 15, в частности, прозвучало:

«Я, Тальми Леон Яковлевич, 1893 года рождения, уроженец местечка Ляховичи Барановичской области, по национальности еврей. Происхожу из семьи торговца, беспартийный. В момент моего пребывания в Америке с 1914 по 1917 годы являлся членом партии социалистов, затем членом коммунистической партии. Приехал сюда по переводу ВКП(б), прошел чистку, но перевод мой в ВКП(б) не был оформлен, так как я не смог найти рекомендаторов с дореволюционным стажем. Женат, имею сына. Образование незаконченное высшее, то есть один год я учился в университете. Награжден медалью “За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.”. Профессия моя журналист-переводчик. Последнее время работал в Совинформбюро. Арестован 3 июля 1949 года…»

 Попробуем расширить это краткое жизнеописание в соответствии с судейским допросом от 7 июня 1952 года[1], обращая особое внимание на связь Леона Тальми с деятельностью Еврейского антифашистского комитета (ЕАК).

  Детство

 В семье Тальминовицких, проживавшей в местечке Ляховичи, ныне районном центре Брестской области Беларуси, 23 января 1893 года родился мальчик. Назвали его Лейзером. Стенограмма дана в сокращении, и не позволяет уточнить сведения о детстве персонажа этой заметки. Но сомнений, что первоначальное образование мальчик получил в хедере, не возникает. Синагогу, как заявил на суде Тальми, он посещал только до 12 лет. Учился он и в средней школе. Но какое заведение посещал юноша, когда и где его окончил, опубликованная часть стенограммы не уточняет. По утверждению Владимира Тальми, среднее образование его отец завершил в колледже города Сиу-Сити (штат Айова).

 К 1912 году семья Тальминовицких лишается отца-кормильца. А тут еще приближается время Самуилу, старшему из сыновей, служить царю. Созревает решение перебраться к родственнику за океан.

 Эмиграция семьи

 Первыми в дальнюю дорогу отправляются Лейзер и его старший брат Сэм. Под такими именами они были зарегистрированы эмиграционным чиновником США.

Морской путь в Америку юноши начали в порту Бремен. Заветного берега они достигли к 8 июля 1912 года.

Вслед за ними в США прибыли и остальные члены многочисленной семьи.

По данным переписи 1915 года в США с Голдой Талми (Talmi) проживали 10 детей в возрасте от 6 до 24 лет.

 Лейзер Тальминовицкий, ставший в Америке Леоном Тальми, попадает в круг еврейских социалистов  — территориалистов. С 1914 года он уже член партии и активный журналист. Его вводят в состав Центрального Комитета этой партии.

К жизни в Новом Свете Тальми привыкал с трудом. Весть о Февральской революции в России, как и многих «россиян», увлекла Леона. Казалось бы, ну какое дело молодому человеку из еврейской семьи до революционных событий в покинутой им стране? Событий, к тому же, весьма сомнительной перспективы. Но Леон Тальми еще не один раз будет принимать решения, необъяснимые с точки зрения обывателя. Судьба — это ещё и характер.

 Вновь в России

 Из США Тальми прибывает в Петроград. Там он встречается с близким ему по политическим взглядам Моисеем Кацем (1885-1960), сотрудником газеты «Дэр тог», убежденным территориалистом, и с социалистом-сионистом Исайей Хургиным (1887-1925, США). Как раз в тот период решались вопросы о слиянии партий, членами которых они были, в единую партию «Фарэйниктэ» /«Объединенная социалистическая еврейская рабочая партия»/, и об издании в Киеве газеты «Найе Цайт», органе новой партии. Леон Тальми получил приглашение войти в состав редакции партийной газеты и принял его.

 В Киеве Тальми занимается переводами статей с русского на идиш. Пишет он и оригинальные очерки, маленькие статьи, фельетоны, стихи. Используя опыт жизни в США, он знакомит читателей с деятельностью организации «Индустриальные рабочие мира», предтечей компартии США.

 Партия «Фарэйниктэ» на Украине сотрудничала с Центральной Радой. Её представителями в правительстве были М. Зильберфарб (1876 — 1934, Варшава), И. Хургин и др. В Киеве Тальми знакомится со многими еврейскими активистами той поры, в том числе, с Исааком Рашкесом (1880 — 1938, Москва). В 1930-х годах Рашкес станет одним из тех, кто претворял в жизнь Биробиджанский проект.

 Падение Центральной Рады в связи с приходом в Киев частей Красной Армии заставило еврейских социалистов «полеветь»: партия «Фарэйниктэ» была переименована в «Еврейскую коммунистическую партию». Но в Киеве Советская власть тогда продержалась мало времени, ее сменил Деникин. И из Киева советские учреждения пришлось эвакуировать. В их числе была редакция газеты, в которой работал Тальми. Но сам он по какой-то причине покинуть Киев не сумел. Интересно, что через три десятка(!) лет следователи МГБ и этот факт поставят ему в вину. «Всяко лыко в строку!»

 С возвращением в Киев власти Советов Леон Тальми вновь на журналистской работе, на сей раз в редакции газеты «Комфон» /«Коммунистическое знамя»/, органе КП(б)У. Но новая напасть: к Киеву приближаются «белополяки». На сей раз эвакуация прошла для Тальми успешно. А он, оказавшись в Екатеринославе, стал сотрудником «Госиздата». Отогнали поляков, и Леон Тальми вновь житель Киева. Летом 1920 года, перебравшись в Москву, с Украиной он распрощался навсегда.

 В столице РСФСР к этому времени обосновалось много знакомых Леона Тальми по работе в Киеве. Уже БУНД и партия «Фарэйниктэ», объединились в КОМБУНД. И руководители новой организации стали вести переговоры о вступлении в РКП(б).

 В Риге в ту пору намечались мирные переговоры с делегацией новой Польши. Еврейский отдел Наркомнаца поручил Леону Тальми составить меморандум о погромах и грабежах, учиненных в период польской оккупации над еврейским населением в Белоруссии и Украине. Тальми, завершив работу над порученным ему документом, по рекомендации Моисея Литвакова (1879/?/-1937), был принят переводчиком английского языка в отдел печати ИККИ. Тогда же он знакомится с Шахно Эпштейном, о прежней работе которого редактором социалистического журнала в США был наслышан. Тот советует Тальми, не удовлетворенному рутинным трудом в ИККИ, проситься на журналистскую работу в Америку. Коминтерн в тот период активно практиковал зарубежные командировки. Просьба Леона Тальми получила положительное решение, и он, уже с женой, отправился за океан. По пути супругам Тальми поручили сопровождать до Берлина двух делегатов Коминтерна, чтобы обеспечить безопасность возвращения в Германию коминтерновцам.

 До берегов США Леон Тальми добрался в августе 1921 года.

 Возвращение в Америку

 Шахно Эпштейн, получивший от руководства Коминтерна задание участвовать в объединении разрозненных нелегальных групп коммунистического толка, был к тому времени уже в Нью-Йорке. Замечу, походя, что именно он привез известное письмо Ленина к американским рабочим. По рекомендации Эпштейна Леон Тальми поступает на работу в русскую газету «Искра». Одновременно он начинает сотрудничать с журналом «Нэйшнл», редакция которого выступала за признание Советской России. В этом издании Тальми печатал, в основном, материалы о советской литературе, в частности, о творчестве В. Маяковского.

 В 1922 году по поручению Наркомнаца и «Еврейского общественного комитета» (Евобщестком, Идгезком /идиш/) в США для организации помощи голодающим и погромленным прибыл под фамилией Михайлов И.М. Рашкес. Он создает в США отделение Идгезкома. В своей работе Исаак Рашкес опирался на многочисленные еврейские землячества, но не оставлял без внимания и богатые семьи. Печать — двигатель идей, и ИДГЕЗКОМ в Америке начинает издавать журнал на идиш «Ojfboj(Стройка)». Возглавил это издание Леон Тальми и, руководя им до 1924 года, печатал в журнале также и свои статьи.

 В 1924/25 году для активизации работы среди еврейского населения Америки Компартия США создает ИКОР, общество содействия еврейской колонизации в Крыму и других районах СССР. Переселением евреев на землю руководил КОМЗЕТ во главе с Петром Смидовичем. ИКОР, несомненный наследник ИДГЕЗКОМа, выполнял уже иные задачи. Генеральным секретарем ИКОРа назначили Илью Ватенберга, а Леон Тальми стал одним из членов бюро. Об этой организации писали неоднократно. Поэтому я упомяну лишь эпизоды, связанные только с деятельностью в ней Л.Я. Тальми.

 1924 год явился важной вехой в жизни семьи Леона и Сары Тальми, ставшей в США Софьей: у них родился сын Володя.

 В 1925 году Америку посетил поэт В. Маяковский. Леон Тальми, выполняя партийное поручение, встречает и сопровождает «ассенизатора и водовоза» русской революции по стране. Общение с Маяковским оставило след в памяти Леона. Оно вызвало и творческое вдохновение. Тальми опубликовал несколько стихов поэта, переведенных им на английский язык. А «Атлантический океан» переводчик заставил звучать на идиш.

 Когда в Москве было организовано «Общество содействия землеустройству еврейских трудящихся» (ОЗЕТ), ИКОР, формально беспартийная организация предпочла сотрудничать только с ОЗЕТ. В 1926 году в Москву на учредительный съезд ОЗЕТ прибыли 2 делегата от ИКОРа. Руководители ОЗЕТ декларировали приверженность освоению территории междуречья Биры и Биджана. Поэтому и ИКОР свою помощь стал направлять исключительно в этот район советского Дальнего Востока.

 В 1928 году Компартия США поручает И. Ватенбергу другой участок работы, а ИКОР без всякого удовольствия пришлось возглавить Л. Тальми. Ему не по душе было администрирование, руководство коллективами.

 Идея колонизации евреями Приамурья вызвала много негативных статей в еврейской прессе Запада: тайга, вечная мерзлота, близость границы, на которой сосредоточены японские войска…

 Руководители ИКОРа для успокоения общественного мнения в США и защиты инициативы правительства СССР от нападок «реакционных» журналистов решают послать в Приамурье авторитетную экспедицию, которая смогла бы представить заключение о пригодности этого района для жизнедеятельности людей. О составе комиссии я сужу, в основном, по речи Леона Тальми на суде. Возглавил её профессор Гаррис, авторитетный почвовед США (Франклин С. Харрис /Harris/). Он взял с собой своего секретаря, профессора Солса. В комиссию Гаррис предложил профессора Чарльза Кунца, экономиста-марксиста, на тот час почетного председателя ИКОРа, а также специалиста по механизации сельского хозяйства профессора Девидсона. От ИКОРа в комиссию вошли члены комитета Ватенберг, Браун и Тальми. В Союзе к ним присоединились профессор ботаники М. Савич (Хабаровск) и главный инженер Управления дорожного транспорта Ноах Лондон (Украина)[2].

 Первым из американцев в Москву 25 июня 1929 года выехал Леон Тальми. Он обеспечивал встречу в Москве зарубежных ученых и подготовку экспедиции на Дальний Восток. Примерно через месяц прибыла в СССР и основная группа. На первом этапе визита члены комиссии посетили еврейских земледельцев Европейской части страны, знакомясь с кандидатами в приамурские колонисты. А затем они выехали на станцию Тихонькая, столицу будущей автономии. Полевые исследования заняли пять-шесть недель. Для передвижения по железной дороге был выделен вагон, а на станциях и разъездах их ожидал вьючный транспорт. В сторону от железной дороги комиссия углублялась на 1-3 дня. Через 3 недели экспедицию покинул Илья Ватенберг, а к концу исследований к комиссии подключился профессор Вильсон из университета штата Мичиган.

 Леон Тальми сопровождал комиссию в качестве журналиста и переводчика. По завершении экспедиции в газете коммунистов «Morgn-Frajhajt» им публиковались очерки о работе комиссии. В 1931 году статьи были собраны в единую книгу «Ojf rojer erd» («На целине»), которую издали на двух языках: идиш и английском. Книга, без сомнения, помогла найти на Западе много сторонников Биро-Биджанского проекта, добровольцев и благотворителей. Через два десятка лет этой книге дадут оценку «эксперты» с Лубянки. Их вердикт — шпионская работа.

 В моем «запаснике» лет пятнадцать хранится не очень качественная копия фото членов Дальневосточной экспедиции.

Оно в качестве иллюстрации сопровождало статью Хаима Бейдера «Леон Тальми» (журнал «Sovetish hejmland», 1990 год).

 Из шестерых, запечатленных на этом снимке, Х. Бейдерои был назван лишь Леон Тальми. Он на снимке во 2 ряду крайний справа. Осмелюсь озвучить еще пару имен. В центре сидит председатель комиссии Ф. Харрис. Вывод основан не только на том, что центральное место на таких снимках всегда отводят самой важной персоне. Мне повезло в Интернете обнаружить портрет заслуженного учёного. Этим и объясняется смелость любителя иконографии. Фотопортретов других участников экспедиции, к сожалению, найти не удалось, но в Интернете есть несколько групповых снимков членов экспедиции. Сопоставлением двух фото удалось идентифицировать профессора Чарльза Кунца. На снимке он сидит крайним слева.

 Возвратившись после творческой командировки, Леон Тальми поступает на работу в редакцию коммунистической газеты на идиш «Morgn-Frajhajt». В тот момент в длительном европейском турне находился секретарь редакции П. Новик, и его обязанности стал исполнять Леон Тальми.

 Но после дальневосточной экспедиции Леон Тальми задумался об окончательном переезде в Советскую Россию и обратился по этому поводу с просьбой в ЦК Компартии США.

 Москва конечная

 Осенью 1932 года московская газета «Der Emes» (№273) оповестила читателей о прибытии в Москву из Нью-Йорка еврейского пролетарского журналиста, писателя и редактора журнала на идиш «Hamer/Молот» (орган Компартии США) Л. Тальми.

По линии Коминтерна он был официально переведен из Компартии США в ВКП(б). Но стать советским коммунистом Леону Тальми было не суждено. Он не сумел найти двух рекомендателей, большевиков с дореволюционным стажем. Уезжая из Нью-Йорка, Леон Тальми обещал главе ИКОРа быть их представителем в ОЗЕТе и информировать обо всех новостях освоения целины в Биро-Биджане. А редакция «Morgn-Frajhajt» просила своего недавнего сотрудника стать её собкором в Москве. Но Тальми, поселившись в советской столице, ни разу не откликнулся на поручения американских товарищей. Позже, на суде 1952 года и он, и Ватенберг объясняли это тем, что дела на Дальнем Востоке успешными не были, а такой информацией делиться с американцами они считали не возможным. Более того, с переездом в Москву Леон Тальми порывает с журналистикой и устраивается переводчиком в «Издательство литературы на иностранных языках». И делает карьеру: его назначают редактором английской секции этого издательства. Под редакторством Л. Тальми вышли из печати работы Маркса, Энгельса, Сталина, 12 томов произведений Ленина. По заданию правительства им же переведены и изданы «Стенографические отчеты» о судебном процессе Метро-Виккерс (1933) и о судах над Зиновьевым, Бухариным…

 Погром, учиненный НКВД в ЕАО, ликвидация КОМЗЕТа и ОЗЕТа не сказались на судьбе Леона Тальми, возможно, и потому, что он не участвовал в политической жизни страны с момента своего возвращения в Москву.

 22 июня 1941 года началась война. Уже 2 июля Леон Тальми записывается в ополченцы. Но его направили не на фронт, а переводчиком в Совинформбюро (СИБ).

 С сотрудниками нового учреждения Тальми был эвакуирован в Куйбышев, узнал от супругов Ватенберг, что при СИБ создается ЕАК, но сам к участию в нем привлечен не был. Зимой 1942 года Леона Тальми, как опытного переводчика, отзывают в Москву. Сведений о том, что он участвовал в мероприятиях ЕАК (I /1942/, II /1943/ Пленумы, II Радиомитинг представителей еврейского народа /1942/) мной не обнаружено.

 Осенью 1943 года начинается реэвакуация правительственных учреждений в Москву. Возвращается в столицу СИБ, и все пять антифашистских Комитетов, фактических отделов этого Бюро. Тогда же завершилась пропагандистское турне С. Михоэлса и И. Фефера по зарубежным странам. Триумфальную поездку делегации под флагом ЕАК решено было завершить очередным, третьим по счету, Радиомитингом представителей еврейского народа СССР и III Пленумом Комитета. Мероприятия эти с большим размахом проводились в начале апреля 1944 года. В Москву вызвали фронтовиков, партизан, ученых, писателей, тружеников тыла, в том числе, и из далёкой ЕАО. Естественно, что решение об этом принимали не руководители ЕАК и, даже, не СИБ. Они только исполняли директивы Инстанции.

 Примерно с этого времени Леон Тальми эпизодически принимает участие в мероприятиях ЕАК. В 1943-44 годах им опубликованы в газете «Эйникайт» две статьи общего, судя по их названию, плана. Его фамилия есть под «Обращением советской общественности к народам мира», а по просьбе Ш. Эпштейна Тальми с кратким словом выступил в дебатах III Пленума ЕАК. Участвовал Тальми в редких массовках Комитета и после войны. Но основное время, естественно, он посвящал переводческой работе в одном из отделов СИБ.

 Капитулировала нацистская Германия, за ней Япония. Победа? Ничуть не бывало! Война Сталина и его опричников с собственным народом была, увы, перманентной.

 Репрессии

 Впервые беда постучалась в дверь семьи Тальми в конце 1947 года в мундире СМЕРШ. В Берлине был арестован сын Владимир, боевой офицер, служивший после войны в экономическом Управлении Советской Военной администрации. Язык мой  — враг мой. Знание с детства английского облегчало ему общение с союзниками. Обвинить молодого офицера в антисоветчине труда не составило. К тому же он не отказался от американского презента  — книги известного советского перебежчика Виктора Кравченко.

 Об аресте сына Леону Яковлевичу стало известно 22 апреля 1948 года. В тот же день он, проинформировав об этом свое СИБовское начальство, был уволен, но… продолжал получать материалы для переводов. Замечательным переводчиком до поры, до времени дорожили.

 Реакция Леона Тальми на разгон ЕАК мне не известна. А вот после ареста Ицика Фефера 24 декабря 1948 года у него даже нашлись силы пошутить. Так Ватенберг — Островская на суде вспоминала: «Какой разговор был с Тальми в декабре? Арест Фефера ничего не имел [общего] с роспуском Комитета. Мы терялись в догадках. И Тальми, полушутя, заметил, что убит Михоэлс, а в связи с этим арестован Фефер». Ровно через месяц арестовывают друзей Леона Тальми — супругов Ватенберг и тут уже нельзя было не насторожиться. Оставалось одно: ожидать.

 На первом этапе фабрикации так называемого «Дела ЕАК» в МГБ Леона Тальми не рассматривали в числе причастных к Комитету. И даже тогда, когда 3 июля 1949 года Леон Яковлевич был арестован, против него выдвигались расплывчатые обвинения.

 Одним из первых следователей Л. Тальми был подполковник Кузьмишин. Он и предъявил подследственному обвинения. На отказ Тальми признать свою вину, в ответ прозвучало горьковское: «Если враг не сдается…» «Что я враг, еще не доказано!» «Сам факт ареста доказывает это». На суде Л. Тальми заметил, что, услышав это от начальника отделения следчасти по особо важным делам, не мог не поверить представителю советской власти. Следователи и в более цивилизованных странах не очень церемонятся с арестованными, добиваясь признаний. А что же говорить о сталинских порядках? Арестованный по политическим обвинениям был лишён помощи адвоката, прокурорский надзор — пустая формальность. И вот следователи МГБ при полной бесконтрольности превращали невинных граждан во «врагов народа».

 В январе 1950 года Президиум Верховного Совета СССР восстановил высшую меру наказания для «шпионов», «диверсантов» и «изменников Родины». Но где их взять? В марте того же года Министр ГБ В. Абакумов представил Вождю народов расстрельный список на 85 арестантов. В этом списке с 33 по 48 строчки занимали те, чьи фамилии нам известны по «Делу Лозовского, Фефера и др.». В списке не было лишь Леона Тальми. К тому моменту следствие еще не превратило его в шпиона и активиста «преступного» ЕАК.

 «Аппетит» Министра ГБ полностью тогда удовлетворен не был. Сталину полнота разоблачения «ленинградцев» и «сионистов», видимо, показалась недостаточной.

Вскоре все же Вознесенский и его «подельники», формально осужденные Военной Коллегией Верховного Суда СССР, были расстреляны, а судьба Лозовского и других «сионистов», как известно, висела на волоске еще более двух лет.

 Следствие же по фабрикуемому «Делу Леона Тальми» с изнурительными допросами, как правило, ночными, физическим давлением и психологической обработкой продолжалось. В феврале 1950 года после 25 дней, проведенных в больничном изоляторе Бутырской тюрьмы, «прозревший», Тальми начинает соглашаться с утверждением следователя, что ИКОР являлась еврейской националистической организацией. Проползли еще 4 арестантских месяца. Новый следователь проводит эксперимент, в результате которого у Леона Тальми наступает новое «прозрение». «… в конце июля 1950 года, после 14 месяцев ночных допросов и болезней — сообщал Тальми судьям, — подполковник Артемов дал мне прочесть высказывания Ленина и Сталина по национальному и, в частности, еврейскому вопросу».

 Но не только физические и психологические приемы воздействия следователей заставляли Леона Тальми подписывать неверно составленные протоколы. Дело было и во внутренней установке. На суде он признавался, что по принуждению ничего не подписывал. И если бы он был арестован как коммунист в буржуазной стране, то знал бы как себя вести. Понимая, что перед ним сидит враг, ему бы хватило стойкости не давать никаких показаний. «А перед лицом советского следователя, хотя и утверждающего, что я враг, но в котором я не вижу врага, я не знал, как себя вести».

 Обычно, на следствие мастерам Лубянки отпускали не более полугода, особенно, если фабриковалось не групповое, а персональное дело. По неясным причинам по «Делу Л.Я. Тальми» следствие затянулось. А в сентябре 1951 года возобновили следствие по «Делам» тех, кто томился на Лубянке уже более 2,5 лет, и чьи имена мы знаем по расстрельному процессу мая-июня 1952 года. Видимо, тогда же, когда было принято решение объединить следственные дела Лозовского С. А. и других в одно с номером 2354, к 41 тому, с чье-то «лёгкой руки», приобщили и «Дело Тальми Л.Я.». Логику лубянских фальсификаторов не понять. Ведь и редактор СИБ Э. Теумин, и журналист И. Ватенберг были в такой же степени близки, к «преступной» деятельности ЕАК, как и Леон Тальми. Они не были ни штатными сотрудниками Комитета, ни почетными членами его Президиума. А вот судьба у всех оказалась общей: расстрельный подвал Лефортово.

 Казнь Леона Тальми 12 августа 1952 года дополнительным трагическим эхом сказалась насудьбе остававшейся в одиночестве, но на свободе его жене Софье (Сарре) Абрамовне Тальми. В начале 1953 года по решению ОСО, она, как и родственники безвинно расстрелянных однодельцев её мужа была сослана в один из отдаленных районов необъятного СССР. Приобщим её и ещё 22 несчастных к числу жертв так называемого «Дела еврейского антифашистского комитета».

Примечания

[1]«Неправедный суд…» (Стенограмма судебного процесса…). М., Наука, 1994, стр. 13, 241-262.

[2] Отчёт экспертов. Доклад комиссии ИКОР по изучению Биробиджана (Перевод с англ.) М. 1930