©"Заметки по еврейской истории"
  октябрь 2018 года

Михаил Ковсан: Три пророка. Иешаяѓу (Исайя)

Loading

Вселенная Иешаяѓу: страны, народы, государства, враги, дороги и города, и над всем этим, освящая, — огромное, доселе никем и никогда невидимое небо с бесконечностью звезд-имен Всевышнего. Одни светят ярче, другие слабей, и среди них звезда, своими лучами соединяющая небо и землю: Святой Израиля, величайшая из возможных наград, тяжелейшее из всех изведанных испытание.

Михаил Ковсан

Три пророка. Иешаяѓу (Исайя)

(продолжение. Начало в №7/2018 и сл.)

Михаил КовсанЧудо: молитва, пророчество

Когда человек обращается к Богу? Одни ответят: «Всегда». «Никогда», — скажут другие. Скажут первые правду? Скажут правду другие? Несомненно, самое чистое, искреннее обращение к Богу — когда человек, не надеясь более на силы свои, уповает на милость Господню, молит Его о чуде. Совершенное Господом чудо, к которому причастен пророк, — весть об этом в народе расходится стремительней ветра. Память народная хранит чудеса долго, а те, что свершились при участии Иешаяѓу, вечно.
В дни царствования царя Иехизкияѓу царь Ашура Санхерив после того, как его послы в Иерушалаим возвратились ни с чем, подступает к городу, осаждает его. Попробуйте представить себя в осажденном городе. Кажется, обычная жизнь: из печных труб поднимаются в небо дымы — готовят еду, с кувшинами на плече дочери небогатых семейств несут домой воду, мальчики стайками возвращаются после учебы, отцы семейств заняты трудами дневными. Но всё это происходит беззвучно. Потому что город наполнен чуждыми звуками, которые доносятся из-за каменных, еще вчера казавшихся неприступными стен. Гул, звон, скрип, блеянье, ржанье — всё нарастает, ширится, заполняя собой, словно туман низину, утлую скорлупку за стенами городскими. И она становится похожей на корабль, маленький, старый, которой давно не смолили. Первый порыв ветра перевернет, а море всё громче, всё выше волны, и всё страшней. Затихший город слушает, что происходит за стенами, во вражеском лагере, внимая своей судьбе. Но происходит чудо: выходит ангел Господень и поражает в стане врагов сто восемьдесят пять тысяч. В страхе снимает Санхерив осаду, пораженный, бежит.
Таков фон. Но истинный сюжет не в том, что случилось, а — как. О том, что случилось с войском Ашура, рассказано в двух стихах. Всё остальное «пространство» пророчества об этом событии занимает рассказ о том, как это случилось.
Когда Иехизкияѓу сообщили о требовании посланцев Ашура, он в знак траура разодрал одежды свои, облекся во вретище и пришел в дом Господень (Храм). Одновременно он посылает за Иешаяѓу сыном Амоца. Царь возносит молитву, и пророк — Господни уста, передает ответ Всевышнего: «Пусть царь Иехизкияѓу не боится царя Ашура». Несколько раз возносит Иехизкияѓу молитву, и пророк, обличая пороки царя, передает ему утешительный ответ Всевышнего. В момент, когда Санхерив подошел к Иерушалаиму, в ответ на молитву Иехизкияѓу пророк передает слова Господа: враг не войдет в город, не пустит туда стрелу, насыпи против него не насыплет, дорогой, которой пришел, уйдет.

Я защищу этот город, спасу
ради Себя и ради раба Моего Давида
(37:35).

Слово Господа исполнено в точности: мор поразил войско Ашура, бежит Санхерив. Всё, что свершается в мире, происходит по воле Божьей. Не своей волей идет завоевывать Иерушалаим царь чужеземный. Он — бич в руке Божьей. А потому спасение не в колесницах, не в войске, но в преданности Творцу. Молитва может быть услышана Господом или нет, может быть принята или нет, но вера человека способна творить чудеса. Господь лишь отвечает раскаявшемуся, возносящему молитву. А услышав, приняв молитву, отвечает устами пророка.
Все чудеса, которые вершит Господь, Он совершает «ради Себя», «ради имени Своего», ведь заветное желание Господа — распространение в мире веры в Одного и Единого. И если язычество племен и народов пагубно, но простительно — они еще не пришли к истинной вере, то язычеству избранного народа нет никаких оправданий, и оно карается самими строгими и тяжелыми карами.
«Деяния отцов — пример сыновьям». Эта нравственная максима приложима ко всем национальным культурам. Царь Давид не случайно назван «рабом Господним». Он, несмотря на прегрешения, идеальный еврейский царь. Традиция считает его автором Восхвалений. Он — завоеватель Иевуса, основавший на его месте новую столицу, которая первоначально носила имя «город Давида» (так и сегодня именуется древнейшая часть Иерушалаима). По всему этому Господь не случайно упоминает имя Давида, ради которого дано царю Иехизкияѓу и жителям Иерушалаима спасение. «Ради Давида»: помни, царь Иехизкияѓу, пращура своего, помни о вере его истовой, безграничной, помни, как плясал он перед ковчегом Завета, помни, как молился Давид, как искоренял он язычество.
Беда не приходит одна. Войска Санхерива ушли, царь иудейский может спокойно вздохнуть. Но он заболел смертельной болезнью, и пророк приходит сказать, чтобы сделал он завещание, ибо открыто пророку: царь не выздоровеет, умрет. Иешаяѓу, в отличие от многих других пророков, не просто близок к царскому окружению. Он его часть, и вместе с тем — вне его. Собственно говоря, его положение при дворе ничем не отличается от положения в среде народа. Он его неотъемлемая частица, и он — вне. Вполне вероятно, что в те месяцы, годы, пока Всевышний его не призывает, пророк ведет обычную, не слишком отличную от жизни своих современников и сограждан жизнь. Но всё мгновенно меняется по зову Господню. Открыто ему, что царская болезнь смертельна, и он выполняет миссию, возложенную на него, заботится о преемственности власти. Это тем более важно, что в древности в Иеѓуде не было четко прописанных законов наследования. Пример — тот же Давид. Когда заболел смертельно, когда жизнь приближалась к концу, началась суета сыновей-претендентов, суета вокруг трона, завершившаяся воцареньем Шломо.
Наряду с национальными и глобальными пророчествами мы находим у Иешаяѓу и частное, дворцовое. Вместо одного царедворца, вероятно, домоправителя царского, возгордившегося и высоко в скале высекшего себе последнее пристанище, будет поставлен другой, на которого будет возложен ключ дома Давида, но и он падет по прошествии времени.

Одену в одежду твою, поясом укреплю, власть твою в руки его передам:
он будет отцом жителю Иерушалаима и дому Иеѓуды.

Возложу ему на плечо ключ дома Давида:
он отопрет — не закроют, он закроет — не отопрут.

Вобью его колом в крепкое место,
престолом славы он станет отчего дома
(22:21-23).

Исследователи хронологии событий едва ли не единодушно (случай не частый) считают, что осада Иерушалаима Санхеривом и болезнь царя Иехизкияѓу — события, весьма далеко во времени отстоящие друг от друга. Но это — «голая» хронология. У текста пророчества логика своя, не всегда с хронологией совпадающая. Услышав слова пророка, царь прибегает к единственному средству. Он обращает лицо к стене (деталь, позволяющая увидеть смертельно больного, не способного подняться с постели царя, не сказав прямо об этом) и обращается к Богу с молитвой, говоря, что делал угодное Господу. О молитве царя много не сказано, точнее не сказано почти ничего. Но сказано больше: царь разразился горестным плачем. Всевышний в ответ, призывая пророка, велит сказать Иехизкияѓу: Господь услышал его молитву, увидел слезы его и прибавляет к дням жизни царя пятнадцать лет, в знак чего на солнечных часах тень на десять ступеней возвратится, т.е. продолжительность дня «на десять ступеней» увеличится. Предкам царя, предкам Иешаяѓу Господь являл знамения и «покруче» — останавливал на время боя солнце. Воистину, «деяния отцов — пример сыновьям».
Модель поведения человека в беде, описанная в эпизоде с царем Иехизкияѓу, самым тесным образом связана с конкретным временем и конкретными персонажами. Более того, о случившемся с Санхеривом мы узнаем и из ассирийских источников. Чудо царского исцеления столь значимое событие, что о нем рассказано дважды. Второй раз о нем пишет сам царь, добавляя интересные детали. И главное, в царском описании есть живое слово — молитва к Всевышнему, и подробность: пророк приходит к царю, велит принести пласт сушеных смокв и натереть воспаленное место, и предвещает выздоровление.
В молитве Иехизкияѓу обратим внимание на несколько весьма знаменательных стихов. Обращаясь к Творцу, царь говорит, что обретя жизнь, он кротко, в душевной горести проведет своих дней остаток; он уверен, что Господь исцелит и оживит его, что великая горечь ему будет во благо, ибо Господь душу его возжелал из гибельной ямы.

Не преисподняя возблагодарит Тебя, и смерть не восславит,
не будут на Твою истину уповать в могилу сошедшие.

Живой, живой, возблагодарю я Тебя, как сегодня,
Твою истину поведает отец сыновьям.

Господь мне спасение,
песни будем мы петь все дни нашей жизни в храме Господнем
(38:18-20).

Сравним со стихами пророка сказанное в Восхвалениях.

Ведь в смерти нет памяти о Тебе,
кто возблагодарит Тебя в преисподней?
(6:6)

Господь поднял душу из преисподней,
оживил — в яму я не упал.

Пойте Господу, верные,
благодарите святое имя!
(30:4:5)

Властители Сдома, народ Аморы

Слово Господа, слушайте, властители Сдома,
внимай Учению Бога, народ Аморы
(1:10).

Почему с этого стиха, со столь тяжкого обвинения мы начинаем разговор о пророчестве как инвективе? Нам, пережившим век двадцатый, с ужасами которого не сравнится никакая иная эпоха, трудно испугаться инвектив Иешаяѓу. И когда пророк говорит «горе», мы невольно проецируем сказанное на наш исторический опыт, который никто никогда предсказать не сумел. Это похоже на ситуацию с мистикой: ну, какая, скажите, может быть мистика после Кафки?
Одно из излюбленных пророком слов — междометие, выражающее удивление, предостережение, ошеломление, переведенное нами как «горе». Им часто начинаются стихи:

«Горе встающим утром — шехар ищущим,// в сумерки вином себя воспаляющим» (5:11); «Горе сочиняющим законы преступные,// пишущим указы неправедные» (10:1); «Горе! Грохотанье многих народов громом морей грохочет,// племена ревом вод громадных гудят (17:12).

Каким бы тяжелым, обличающим не было слово пророка о других народах, оно не может сравниться с тем, как обращался он к народу родному, которому Всевышним дарована особая сыновняя близость. Но кому много дано, с того и спросится много. Правители и народ равно ответственны в неверии, в несоблюдении заповедей. Конечно, мера ответственности не одинакова. Для правителей у пророка есть особые темы: разврат властью, богатство. Но и в народе пророк не видит покорного агнца: мол, его развращают, что же поделать.
Выше мы остановились на формуле «слушай — внимай». Слова эти — призыв, глас, знак сообщения чрезвычайной важности. А теперь — об образе, прошивающем все книги ТАНАХа, отпечатавшемся едва ли не во всех языках мира. Особый характер пророчеству придает симметричный призыв, характерный риторике поэтических книг ТАНАХа, призыв, обращенный в равной мере к властителям и народу, властителям Сдома и народу Аморы, вызывающий в сознании представление об абсолютной греховности (сравните с понятием Амалек, обозначающем абсолютное зло).
Вспомним. До Господа доходит вопль о греховности Сдома и Аморы (Садом и Гоморра), о зле, творящемся там. Праотец Авраѓам спорит с Господом об их судьбе. Спор завершается обещанием Господа не уничтожать многогрешные города, если там найдется хотя бы десять праведников. Два посланца Всевышнего приходят в Сдом под видом обычных людей, едят приготовленное Лотом, племянником Авраѓама; жители Сдома требуют от Лота выдать гостей — познать их; посланцы поражают ослеплением жителей Сдома, спасают Лота и его семью от наказания, уготовленного Господом городам. Ни один праведник не обнаружился. Сдом и Амора уничтожены. Но зло велико, греховность неистребима. Лот с дочерями оказываются в пещере; дочери, полагая себя единственными оставшимися на земле, напоили отца вином; рождаются сыновья, ставшие родоначальниками народа Моав и сыновей Амона. Эти близкие родственники евреев жили на восточном побережье Мертвого моря.
Более тяжелого обвинения и властителям (царь не назван, но кто как не он первый властитель?) и народу придумать было никак невозможно. Мы не знаем и не сможем узнать никогда, как соотносятся публичные речи пророка с тем, что дошло до нас в письменном виде. Но обвинение современным ему Сдому, Аморе появляется в первой главе, в первом письменном фрагменте пророчества. То ли это отражение публичной деятельности пророка, то ли такова воля редактора (возможно, самого Иешаяѓу, возможно, учеников пророка; и это нам никогда не узнать), но, как бы то ни было, перед нами впечатляющее начало, обвинение во всех возможных грехах.
Отношение к пророкам властителей и народа всегда было, как бы мягче сказать, настороженным. Более точно: враждебным. Конечно, бедному люду было совсем не в тягость слушать грозные инвективы в адрес знати, царских чиновников, богачей. Даже приятно. Но вот в свой адрес… Это весьма удручало, волновало и оскорбляло. Но был испытанный выход: камни в гористой Иеѓуде всегда в изобилии. Даже поле, обрабатываемое поколениями, и то в мелких камнях. Побитие каменьями — вид смертной казни. Кстати, швырянье камней в осужденного «широкими народными массами» было делом редким; если до этого доходило, то в самом конце, когда осужденный никак не хотел умирать. А смертная казнь — прерогатива суда и царя, так что даже с ненавистным народу и власти пророком просто так безнаказанно не разделаешься.
Представим. Первое выступление. Скажем, на площади городской. Никому не известный молодой человек, которому далеко до титула «старца», вдруг, обнаглев, бросает всем и вся вызов. Обращение «Слушайте, небеса, и, земля, внимай!» — только фигура речи? Но дальше:

Господь говорил:
Сыновей Я взрастил и вознес — они против Меня восстали.

Вол знает владельца, осел — ясли хозяина,
Израиль — не знает, народ Мой не ведает
(1:2-3).

Этот текст не что иное, как обоснование права пророка швырнуть в лицо слушателей комом грязи — таким, от которого вовек не отмыться. В каждом социуме есть четкая грань, обозначающая возможное. Пророк эту границу переступает не по воле своей, но по воле Того, Чей голос говорит устами его. Попробовал бы царь, помазанник Божий, так обратиться к народу! Ни один такого не делал, хотя многие из еврейских властителей были с народом не слишком лицеприятны. Но то, на что царь не способен, волен совершить пророк, смысл существования которого в слове правды, сколь тяжелым бы ни было.
Первые же слова инвективы, ведущей к Сдому-Аморе, — крайний, на первый взгляд, невозможный контраст: Израиль — сыновья Господа, их он взрастил и вознес, а они, Всевышнему изменив, стали хуже домашней скотины, которая знает хозяина и ему повинуется. Пророк оперирует универсальными, внятными всем, богатым и бедным, образованным и не очень, понятиями. В самом деле, что могло быть ближе собственных сыновей и домашних животных, которые находились обычно в одном дворе, под одной крышей с хозяевами? В отличие от человека, животные не обладают свободой воли. Человек с рождения наделен свободой воли, правом выбора — повиноваться отцу или нет, равно как Отцу всего мира — Всевышнему.
Напомню, слова эти, как и всё сказанное пророком, обращено к людям, хорошо знакомым с Учением. Во-первых, уровень грамотности евреев в древнем мире превосходил уровень окружающих народов настолько, что не поддается сравнению. Можно с достаточной степенью уверенности сказать, что уровень грамотности мужского населения, городского в особенности, приближался к стопроцентному. Во-вторых, слушание Торы рано вошло в культурно-религиозный обиход самых широких кругов населения. Конечно, данные, свидетельствующие об этом, у нас имеются куда более поздние, чем эпоха Иешаяѓу, но ничто из ничего не прорастает. Вероятно, тогда уже закладывался фундамент и широкой народной грамотности и знания текста Святого писания. Но даже если сказанное преувеличение, отражение слишком оптимистичного взгляда, несомненно: базовые понятия Учения были широко укоренены в народе, а потому слушателям пророка цитаты были совсем не нужны, достаточно было намека.
Евреи, сыновья Всевышнего, против Господа преступили. На мгновение отвлечемся. Глагол, употребленный Иешаяѓу, можно перевести по-разному, его значение «совершать неправое», «совершать преступление», что надо понимать как преступление всех заповедей, всех моральных запретов. Иначе кто имел бы право швырнуть, как камень тяжелое, как грязь после дождя: Сдом-Амора. На что намекает Господь, говоря Израилю «Мои сыновья»? Что это за сыновья, которые против отца преступили?

Если у кого будет сын буйный и непокорный, не слушающий голос отца своего и голос матери, и наказывали — он их не слушал. Схватят его отец и мать, к старейшинам города к воротам места этого приведут. Скажут старейшинам города: «Этот наш сын буйный и непокорный, не слушающий наш голос, обжора и пьяница». Забросают его камнями все люди этого города — умрет, и зло в себе искоренишь, весь Израиль услышат и устрашатся (Слова, Дварим 21:18-21).

Итак, ситуация, которую описывает Учение. Родители сына, чье поведение становится невыносимым, приводят его к городским воротам, к старейшинами, и, приведя соответствующие доказательства (обжора и пьяница, не следует только эти определения понимать буквально), добиваются смертной казни — побития камнями. При этом синтаксис этих стихов однозначно свидетельствует: родители обязаны привести своего сына и доказать, что он достоин смертной казни. Известны ли случаи применения этого закона? Однозначно: нет. Из чего следующий вопрос: зачем этот закон нужен, и не является ли отступлением от Святого писания его неприменение?
С ответом на этот вопрос повременим, а пока попытаемся прочитать текст снова, вдумываясь в определения: что такое буйный и непокорный (бен сорер уморе), что такое обжора и пьяница? Вся процедура понятна, описана подробно, не допуская множественности толкований. А вот определения качеств сына столь расплывчаты, столь субъективны, что не могут не требовать пространных уточнений. Насколько он должен быть обжорой и пьяницей, чтобы «удостоиться» статуса? К тому же в самом этом «титуле» содержится, пусть и частично, ответ на вопрос: стало ли его поведение невыносимым и за рамками семьи? Море имеет значение «показывающий», «демонстрирующий», т.е. его поведение не просто противоречит семейным и социальным нормам, оно демонстративно. В дальнейшем Традиция (Мишна, Санѓедрин 8:1-5; Вавилонский талмуд, Санѓедрин 69а) уточнила данные Торой определения во всех возможных аспектах. Оставляя эти уточнения за рамками повествования, скажем, что согласно Мишне, закон становится исключительно теоретическим, лишенным какого-либо практического смысла. Тогда он зачем? Во-первых, предназначен для случаев в полном смысле этого слова вопиющих, в обычные нормальные рамки не укладывающихся. А главное назначение — служить предостережением и сыновьям, и в еще большей степени — матерям и отцам.
Бросив в лицо властителям и народу тяжелое обвинение, пророк продолжает нагнетать риторические инвективы:

Горе, грешное племя, народ, от вины согбенный, семя злодеев, дети преступные!
Оставили Господа, презрели Святого Израиля, вспять повернули.

Куда бить вас еще? Грешить вы продолжите —
будет в немочи голова, и занедужит сердце.

С головы до ног нет места живого: раны, ушибы, свежие язвы —
не очищены, не перевязаны, елеем не смазаны

Страна ваша пустынна, города огнем сожжены,
землю чужие сжирают, от разора врагов безлюдна
(1:4-7).

Если начальные стихи фрагмента были обращены к «сыновьям», племени, народу, семени, детям, и риторика обращения была суровой, гневной, жестокой, то последующие стихи звучат в смягченном регистре, который задан более мягким, редко означающим суровое обхождение Господа, — «дочь Сиона». Так, в «Песни песней» словосочетание «иерусалимские дочери» появляется в исключительно положительном или, в крайнем случае, нейтральном контексте. Сравним, в каких случаях, по какому поводу появляются «дочери» в Восхвалениях:

«Будет гора Сион веселиться,// дочери Иеѓуды торжествовать// от Твоей справедливости» (48:12); «Услышав, веселится Сион,// Иеѓуды дочери торжествуют// благодаря Твоей справедливости,// Господи» (97:8).

Не удивительно, что традиционно «мягкое» обращение к народу появляется в конце выделенного нами фрагмента. Подчеркнем: это отнюдь не конец главы, но — логическое завершение самодостаточного отрывка. Отсюда — предположение: перед нами в стихах 2-8 первой главы пророчества — речь пророка, его устное слово. Что же касается стиха 10-ого («Слово Господа, слушайте, властители Сдома, внимай Учению Бога, народ Аморы»), то он мог служить как камертоном рассматриваемого фрагмента, так и началом еще одной речи пророка — против лживых, неискренних, отвратительных Господу жертвоприношений.
Итак, заключительный аккорд речи пророка, в котором дочь Сиона, покинутая, одинокая, сравнивается с шалашом в винограднике, в период сбора винограда многолюдном, но зимой — одиноким, покинутым:

Дочь Сиона останется, как шалаш в винограднике,
как на бахче сторожка, как осажденный город
(1:8).

Дочь Сиона покинута Господом за грехи. Она одинока. Но она — тот малый остаток народа, те немногочисленные в любую эпоху праведники, та малая горсть, то зерно, из которого вырастает народ.

Если б малый остаток Всемогущий Господь не оставил,
были бы Сдомом, на Амору похожи
(1:9).

Бренчание украшений ножных и изгнание

В Учении содержится подробное описание жертвоприношений: когда, по какому поводу, с какой целью. На все вопросы дан точный, скрупулезный ответ. Понятно, далеко не все были знатоками, поэтому решающее слово имели коѓены (жрецы), и те, кто постоянно служил при Храме, жившие в Иерушалаиме, и те, кто жил в других городах и служивший в Храме в свою «стражу». Коѓеном можно было родиться, им нельзя было стать. Ни ученость, ни праведность — ничто «генетическую несостоятельность» компенсировать не могло. Коѓенство рода могло и пресечься, если кто-либо нарушал «предписания». К примеру, коѓен не мог жениться на вдове или разведенной. Если женился, коѓенство пресекалось.
Иерусалимский храм содержался на средства царской казны, а коѓены и левиты, служившие в нем, были государственными чиновниками, во главе которых стоял Главный коѓен. В обязанности его заместителя входило поддержание порядка. «Стоящие на страже у порога» — ответственные за сборы, певчие, стражи, «хранители одежд» — штат был огромен. Царь зачастую сам принимал решения по вопросам культового характера, тем самым нарушая заявленное Учением разделение властей: Моше был национальным лидером, а его брат Аѓарон — Главным коѓеном и духовным вождем народа.
Итак, центр религиозной жизни с древних времен и вплоть до разрушения римлянами в 70-ом г. н.э. — это Храм. Посредник между человеком и Господом — коѓен. Средство связи человека с Творцом — жертвоприношение, которое приносится в Храме. Молитву возносят везде. Жертвоприношение можно принести в определенное время. Вознести молитву можно всегда. Тем самым присутствие Бога, а точнее способ восхождения к Всевышнему становится универсальным: в любое время, в любом месте, всегда и везде. И посредник не нужен.
Зарождение этого образа отношений между человеком и Богом — в деятельности пророков, которые по преимуществу в слове слышали голос Всевышнего. В утверждении такого образа религиозного бытия не для евреев только, но — через них, для всего человечества, сыграл Иешаяѓу сын Амоца, провозгласивший: «Не приносите больше пустого дара». Нет, против жертвоприношений Иешаяѓу не выступает. Он выступает против жертвоприношений формальных, не сопровождаемых раскаянием. Принес жертву — и продолжает вести образ жизни, Всевышнему неугодный. Такими жертвами Он «пресыщен», такой жертвенной крови Он «не желает», такие воскурения — мерзость. И даже если после всего вы протянете руки, сколько бы вы не молились, Господь не услышит (1:11-14):

Прострете руки — глаза отведу, молитву умножите — не услышу:
кровью ваши руки полны.

Омойтесь, очиститесь, зло ваших дел с глаз Моих удалите,
зло прекратите.

Учитесь добру, правду ищите, павшего поддержите,
сироте — правосудие, и за вдову вступитесь
(там же 15-17).

В последнем из процитированных стихов Господь не только требует от народа учиться добру, правосудию, как условиям, при котором будет молитва принята (заметим, жертвоприношение в эту систему координат не входит), но и повторяет хорошо известный принцип, неоднократно провозглашенный Учением, называющего Господа: «Вершащий суд сироте и вдове, пришельца любящий, ему хлеб и одежду дающий» (Слова, Дварим 10:18); требующего: «Не искривляй суд пришельца и сироты, одежду вдовы в залог не бери» (там же 24:17); «Не творите в суде беззаконие, не будь к бедняку снисходителен, богатому не угождай, ближнего своего суди справедливо» (Воззвал Ваикра 19:15). Что может быть страшнее для человека, чем, потеряв отца и мужа, стать беззащитным — сиротой и вдовой:

Стали сиротами: нет отца,
как вдовы, матери наши.

За серебро пьем нашу воду,
наши дрова за плату приносим.

В шею нас гонят,
измучились — не отдохнуть.
(За что? Эйха? 5:3-5).

Сам «Господь пришельцев хранит, сироту и вдову поднимает» (Восхваления, Псалмы 146:9); Всевышний наречен отцом сирот, судьей вдов (там же 68:6), Богом мести, судьей земли, призванным воздать грешникам, которые «убивают вдову и пришельца,// губят они сироту» (там же 94:6).
Учение издревле установило законы защиты слабых, то, что мы сегодня называем социальной справедливостью, законы, ставшие краеугольным камнем общества, по которым мы судим о его гуманности. Отметим одну особенность. Учение, равно как и другие книги ТАНАХа, не свод законов, выстроенный в привычном сегодня порядке, оно более похоже на прецедентное право: из отдельного случая вырастает общий принцип. Способы защиты в древнем мире были не всегда схожи с нашими современными. Одно из средств — левиратный брак, согласно которому на братьях лежала обязанность «установить имя» умершему, женившись на его вдове. Тем самым, важнейшей задачей левиратного брака было обеспечить существование вдовы, которая, оставшись одна, была обречена на социальное попечение общины.
Правосудие — краеугольный камень угодной Господу общественной жизни. Модель многих речей Иешаяѓу и других пророков — это суд, на котором Всевышний выступает судьей, а пророк — обвинителем. По такой модели, к примеру, построена большая часть первой главы пророчества, о многих стихах которой мы говорили. Развивая идеи Учения и своего предшественника пророка Амоса, Иешаяѓу, ставя мораль над культом, бичует сильных мира сего, обличая алчность, развращенность, цинизм, предрекая Господню кару: разрушенные города, заброшенные дома. Лишь малую часть из погрязшего в греховности племени Господь оставит в живых, но они, раскаявшись, обратятся к Всевышнему, станут ростком, из которого, словно дерево, вырастет возрожденный народ.
Весь жар своих обличений, всю остроту саркастического жала Иешаяѓу направляет против богатых. И в этом он, наверное, наименее интересен, потому что не только в инвективах пророков, но и во всех книгах ТАНАХе подобные обвинения звучат всегда, постоянно и непременно. Видимо, обличение богатых за разврат, за образ жизни, несовместимый с моралью, за подкупленный суд возникает вместе с богатыми. Вопрос: неужели бедные столь моральны, сколь бедны? Пророки не идеализируют бедность, но богатство заметней, особенно готовое выставить себя напоказ. Такое показное бахвальство вызвало к жизни замечательную сатирическую картину, нарисованную пророком. Сатира выполнена реалистично, что позволяет хоть с этой, пусть и не самой главной, но весьма любопытной стороны, увидеть жизнь современной пророку Иеѓуды.
Из всего раздражающего разнообразия похвальбы богатством взор пророка выхватывает «дочерей Сиона»: не путать с «дочерью Сиона» — идиомой, имеющей, как правило, положительную коннотацию. Ходят дочери Сиона, вытянув шею и подмигивая, плавной поступью выступая (по-русски сказать бы, выступая, словно пава) и бренча украшениями ног. Право, раздражающая картина! И это, еврейские девушки! Понятно, что из богатых семей. У бедных такая шея, такая походка, такие украшения — откуда?
Услышав раздражающее бренчание, пророк предрекает кару Господню. Вместе с проказой и обнажением срама провидит, что Всевышний отнимет у них: украшения ног (пророк начинает с бренчащего, видно, здорово его завело!), сетки для волос и полумесяцы, подвески, браслеты, покрывала для лиц, головные повязки, запястья, ленты для волос, украшения на груди, амулеты, перстни, носовые кольца, одежды нарядные, покрывала, платки, кошельки, зеркала, дорогие ткани, нарядные уборы, накидки. Не будет у них ни бальзама, ни поясов, ни пышных причесок (3:16-24).
Уф. Конечно, особой уверенности в точности перевода нет. Названия бытовых вещей всегда переводить очень трудно. Но, тем не менее, впечатляет! Даже давая волю своему раздражению и реагируя на постыдную картину со всей силой сарказма, в крайности пророк не впадает. Иначе пророчество обернется брюзжанием, раздражающим иного читателя не меньше, чем украшения девичьих ног. Остается лишь констатировать доскональное знание предмета и, соответственно, пристальный интерес. И то сказать, на то он пророк, чтобы знать все стороны жизни, интересоваться многим. Если же кто-либо из психологов-фрейдистов усмотрит более значимую связь между бренчанием украшений ножных и личностью пророка, то сказать на это можно одно: на то они и психологи. Для нас важнее другая и очевидная для Иешаяѓу связь: между бренчанием и изгнанием.
Адрес инвектив Иешаяѓу, если можно так выразиться, общенародный. Он обвиняет в прегрешениях весь народ, сильных и слабых, ученых и неучей, богатых и бедных. Только сильные, ученые и богатые несут ответственность большую.
Если во всех рассмотренных выше примерах слово пророка прямое, часто острое, как меч или наконечник стрелы, то следующий фрагмент — это притча, излюбленный жанр не только ТАНАХа, но и всей литературы Востока.
Притча о винограднике совершенно прозрачна. На плодородном холме был у Него виноградник, который Он окопал, от камней очистил, выстроил башню (сторожевые башни на виноградниках были зримой приметой тогдашней Иеѓуды) и высек давильню. Потому Виноградарь с полным основанием надеялся, что виноградник принесет плоды добрые. Но тщетными были надежды — принес плоды дикие. Понятно, в этом более всего повинны сильные и богатые. Потому на них, дом к дому и поле к полю присоединяющим, обрушивается гнев Всевышнего. Дома опустеют, поля и виноградники оскудеют. Горе тем, кто с раннего утра ищет шехар, кого вино разжигает. Горе тем, чей слух на пиршествах услаждают музыкальные инструменты (5:11-12).

Потому будет изгнан мой народ неразумный,
знатным людям его — голодать, простым — засыхая, жаждой томиться
(там же 13).

Считается, что первым произнес слово галут Амос. Жили они с Иешаяѓу в разных царствах, принадлежали к разным социальным кругам, но говорили на одном языке и оба думали по-еврейски. Галут — по-русски «изгнание», в отличие от слова «диаспора», значение которого: рассеяние, при котором часть народа живет вне национального очага. Диаспора — состояние добровольное. Греки в давние времена расселялись по островам и побережью не только Средиземного, но и Черного моря. Да, и евреи знали диаспору: издревле они селились в Египте, Риме, в других местах.
Не только ТАНАХ, но и вавилонские источники, и Геродот свидетельствуют: изгнание населения были обычной политикой вавилонских, затем персидских царей. Однако самые массовые проводились Ашуром, политика которого препятствовала существованию внутри империи национальных образований. Впервые переселение значительной части покоренного населения в провинции Ашура осуществлено во второй половине 8 в. до н.э. с целью предотвращения восстаний, а также с целью заселения провинций метрополии. Изгнание населения Израиля было не одноразовым; наиболее массовое происходит в 722 г. до н.э. На место изгнанных были поселены другие народы, которые, смешавшись с оставшимся населением, дали начало новой народности — самаритянам.
Изгнание вавилонское (его предсказал Иешаяѓу, или, если угодно, оплакал Второисайя) свершилось спустя почти сто пятьдесят лет, когда в ответ на восстания была угнана большая часть населения Иеѓуды. Пророк Ирмеяѓу был среди тех, кто пытался предотвратить крушение государства, но это не удалось: Храм был разрушен, храмовая утварь увезена, Иудейское царство перестало существовать, значительная часть населения была угнана в Вавилон. Забегая вперед, скажем, что в вавилонском изгнании появляются еврейские города, в одном из которых, Тель-Авиве пророчествовал последний большой пророк — Иехезкэль. Из всех народов, изгнанных Ашуром и Вавилоном, лишь евреи вернулись в свою страну, не только отдельные личности, но организованная национально-религиозная община. Возвращение из вавилонского плена было осознано еврейской традицией как осуществление пророчества Иешаяѓу, прочитав пророчество которого царь Корах (Кир) разрешил евреям вернуться на родину и отстроить Храм.
В годовом цикле чтения Учения с древнейших времен особое значение имеет первая суббота после Девятого ава, которая именуется «Утешайте», по первому слову ѓафтары (40:1).
Один их наиболее распространенных рефренов Учения — напоминание об Исходе, о том, что Господь освободил Свой народ из галута, вывел из Египта, из дома рабства. В книге Слова (Дварим, 4:28-30) читаем о наказании: «Служить будете там богам, творению рук человека из камня и дерева, они не видят, не слышат и не едят, и не обоняют. Оттуда будешь искать Господа Бога, найдешь, всем сердцем своим, всей душой своей Его вопрошая. В беде, когда все это постигнет тебя, в будущем возвратишься к Господу Богу, Его голос услышишь».
Галут, изгнание — наказание, но наказание особого рода, в котором заложено искупление, а, следовательно, и награда. Исход и галут — две точки историософской картины еврейства: избранный Господом народ идет в Землю обетованную, чтобы служить Всевышнему, но, развратившись, изгоняется, и, пройдя испытания, отыскав заново Бога, прощен и возвращен: «Если на краю небес будут заброшенные твои, оттуда Господь Бог тебя соберет, возьмет тебя и оттуда (Слова, Дварим 30:4).
По этой канве вышивали свои пророчества Иешаяѓу и пришедшие вслед за ним Ирмеяѓу, Иехезкэль и другие пророки. Иешаяѓу был свидетелем изгнания одноплеменников из Израиля. Через полтора столетия, уже после смерти пророка его пророчество оправдалось: была изгнана родная ему Иеѓуда, родной пророку Иерушалаим. За что? За бренчание украшений ножных! С какой целью? Искупления, возвращения к Господу:

Утешайте, утешайте народ Мой, —
ваш Бог говорит
(40:1).

Кто же призван утешать Господень народ? Иероним — христианский святой и учитель церкви, умерший в начале 5 в., переведший Ветхий Завет на латынь, а вслед за ним и Вульгата (перевод на народную латынь) призыв consolamini толковали возвратной формой глагола: «утешайтесь».

4. Торите путь Господу

Глас вопиющего в пустыне

Голос в пустыне зовет: «Торите Господу путь,
ровняйте в пустоши нашему Богу дорогу».

Возвысится дол, гора и холм станут ниже,
станет прямой кривизна, горы — долиной.

И явится слава Господня,
и увидит каждая плоть, что уста Господа изрекли
(40:3-5).

И в другом месте, словно отзываясь на призыв человека, Господь повторяет:

И сказал Он: Ровняйте, ровняйте, дорогу торите,
устраняйте с пути Моего народа, устраняйте преграду
(57:14).

И еще раз, словно не в силах расстаться с любимым мотивом, пророк призывает:

Проходите, проходите ворота, путь торите народу,
ровняйте, ровняйте дорогу, от камней очищайте, народам знамя вздымайте (62:10).

Со всех сторон Иерушалаим окружают холмы и горы, в одних местах круто, в других полого обрывающиеся долинами, редко — широкими, чаще узкими. По горам, холмам и долинам — вытоптанные тропы, тропинки, пути-дороги. По ним идут редкие путники, по ним беззвучно шагают в пыли тихие, покорные животные, неприхотливые, рожденные в этих местах и для этих мест. Осел незаменим, он пройдет там, где лошадь не поднимется или увязнет. Три раза в год со всех сторон идут в Иерушалаим паломники, как заповедано. Они утаптывают тропы, делают шире пути-дороги. Но порой проносится вихрь, и тогда дороги вгрызаются в мягкие скалы, тропинки становятся дорогами: идут к Иерушалаиму воины воевать, взрывать, долбить стены.
Война римлян — это прокладка дорог. Легионы тяжелы, широки, перед ними идут прокладывающие пути. Не одну страну римляне завоевали, дороги построив. Порой кажется, что не манией завоеваний, а манией прокладки дорог были они одержимы. По некоторым и до сих пор ездят. Хоть прошло без малого два тысячелетия. Завоевания позабылись. Дороги остались.
В древности, столь глубокой, что и римлян строителей-завоевателей еще не было, путь царю торили сотни гонцов. Дол и низины возвысить они не могли, равно как сделать холмы и горы низиной. Но, глядишь, где-то кривое спрямили, срыли маленький холмик, одним словом, что-то там протоптали.
Повторим: ни с одной стороны к Иерушалаиму не пройти-не проехать путем прямым. Как не пойдешь, не поедешь: горы — низины, холмы — ущелья. Отсюда понятен образ, с которого начинается «послевавилонская», «утешительная» часть, приписываемая гениальному поэту-пророку, решившему не укрыться — облечься великим именем. Как бы то ни было (подробности нам никогда не узнать), но своего он добился. И всё потому, что был достоин бессмертия.
К чему призывает голос? Торить Господу путь, ровнять Богу дорогу. Дважды синонимичными выражениями сказано одно и то же: перед читателем традиционный параллелизм — краеугольный камень танахической поэзии, с наибольшей силой, убедительностью и последовательностью проявляющийся в Восхвалениях, самой поэтичной книге ТАНАХа.
«Торите Господу путь, ровняйте в пустоши нашему Богу дорогу». Наверное, здесь стоит поставить восклицательный знак, но главное — к кому пророк обращается? К человеку? Слишком сомнительно, что он в состоянии изменить рельеф столь радикально, превратив горы-холмы, созданные Творцом, в долину.
Но сколь бы закоренело материалистически не был настроен читатель, ему ясно: возвышенное станет ниже, возвысится — низкое. Образ прозрачно понятен: перед славой Господней всё станет ровным и равным, перед ней нет ни царя, ни раба, ни бедного, ни богатого, ни мудреца, ни глупца. И вслед за этим явится слава Господня, т.е. такое проявление Господа, которое в наибольшей степени внятно каждому человеку, даже отнюдь не пророку. Поэтому второй стих этого фрагмента («Возвысится дол, гора и холм станут ниже,// станет прямой крутизна, горы — долиной») в той же степени соотнесен с первым (ответ на призыв торите-ровняйте), как и с третьим, объясняя, что есть слава Господня.
Всё сказанное до сих о трех интересующих нас стихах, относится к категории вещей очевидных. А теперь о второй части последнего процитированного стиха. Всё дело в скромном предлоге, который по заведенному среди предлогов во всех языках обычаю может иметь массу значений. В данном случае речь идет о том, в каком из двух значений выступает предлог ки: «ибо, так как» или «что».
Вариант первый. В результате явления славы Господней увидит каждая плоть, ибо уста Господа изрекли. Иными словами: Господь изрек-повелел, и каждый человек видит славу Его, которая явлена в том, что горы и долы изменят свое природное естество.
Вариант второй, грамматически более вероятный: Увидит каждая плоть, что уста Господа изрекли.
Проблематичность прочтения очевидна. Что получается? Человек увидит то, что говорит Господь? Так, именно так. Человеку дано зрением, самым убедительном способе восприятия действительности, ощутить то, что он никогда, ни при каких обстоятельствах увидеть не может! Простыми словами: каждая плоть видит то, что говорит Господь. Таким образом, сказанное Господом превращается в зримый образ, как на горе Синай.
Вот, оказывается, что хотел нам сказать пророк, приравнявший происходящее здесь и сейчас к происшедшему там и тогда. Статус предстояния пред Господом всего народа, каждой плоти — самый высокий из всех возможных. Через пророка Моше Господь дает избранному (именно для этого избранному!) народу заповеди. Задача народа — заповеди положить краеугольным камнем своего бытия, и тем самым, благодаря своему примеру, — передать всем народам мира. В этом смысл и значение знаменитого пассажа Иешаяѓу:

Многие народы пойдут, говоря: «Идите, взойдем на гору Господню, в дом Бога Яакова, Он научит Своим путям, и будем ходить стезями Его,
ибо из Сиона выйдет Учение, из Иерушалаима — слово Господне»
(2:3).

А теперь о лингвистическом курьезе, давшем заглавие главке. Знаки контилляции играют роль пунктуации. Так вот, там, где у нас двоеточие («Голос в пустыне зовет:») в глубокой древности была поставлена переводчиком точка. Благодаря ей в старославянском и русском появилась идиома, ничего общего не имеющая с оригиналом: глас вопиющего в пустыне.

Ничто, меньше ничтожества

Первую же главу тот (или — те), кого принято называть Второисайя, начинает с хорошо разработанной в книгах мудрости темы, которую можно назвать доказательством Божьего бытия. Может, то, чем довольствовался современник самого Иешаяѓу, уже не достаточно?

Голос говорит: «Возвещай», и сказал другой: «Что возвещу?»
«Всякая плоть — трава, ее бытие — цветок полевой».

Засыхает трава, вянет цветок, когда дыхание Господа дунет;
трава — это народ.

Засыхает трава, вянет цветок,
а слово нашего Бога вечно пребудет
(40:6-8).

Сравним.

Тысяча лет
в глазах Твоих,
как день вчерашний, минувший
и стража ночная.

Течь их влечешь — станут сном,
как трава, утром исчезнет.

Утром расцветет и исчезнет,
к вечеру увянув, засохнув
(Восхваления, Псалмы 90:4-6).

Вечность Господа и мгновенность человека, уподобленного траве, — противопоставление и образ традиционные. Особенно явственны они в Иудейской пустыне и в Иудейских горах, где солнце с беспощадной, жестокостью в знойный полдень мгновенно выжигает живое. Этот пассаж — первое доказательство Божьего бытия. В том, что это доказательство необходимо народу, свидетельствует Голос велящий:

На высокую гору взойди, Сиону благовествующая, мощно голос возвысь, Иерушалаиму возвещающая,
взойди, не страшись, скажи городам Иеѓуды: «Вот ваш Бог»
(40:9).

Если первое доказательство Божьего бытия — вневременность, вечность, то второе — сила, мощь, власть:

Господь Бог могуче грядет, у Него могущество власти;
с Ним награда, добыча — пред Ним
(там же 10).

Благовествующий, возвещающий голос — образ, горное происхождение которого ясно каждому, который хоть раз вслушивался в горы, где любое, самое малое слово обретает силу и мощь. Холмы перебрасывают звук, словно мячик, и он летит, возвышается, пока неведомая преграда не остановит, невидимая сеть не уловит. А может, всё дело в том, что слово сделало свое дело? Кто мог услышать — услышал, кого должно было слово достичь — того и достигло.
И далее еще один традиционный образ — хорошо разработанный в Учении образ пастыря-пастуха. В легенде (вполне возможно, она издревле сопровождает образ Моше) рассказывается, как один ягненок отбился от стада, и пастух Моше отправился на поиски. Ягненок, которого он нашел, совершенно обессилел, и Моше, положив на плечо, принес его назад. Моше — пастух, Всевышний — Пастух: привычная, ежедневно ощущаемая метафора, одна из древнейших в языке народа, вплоть до завоевания Страны обетованной бывшего народом исключительно пастушеским.
Переводческая ремарка. В русском языке «пастырь» и «пастух» настолько прочно осели в разных стилистических нишах, что родство между ними едва ощутимо. «Пастырь» — в нише высокого, «небесного» штиля; пастух — в нише земной. Если сегодня в русских селах еще осталась такая профессия, то, во-первых, об этой местности априори ничего хорошего с экономической точки зрения говорить не приходится, а о том, кому досталась незавидная должность: это перед последней стадией — просить подаяние. В иврите нет «пастыря» и «пастуха». В нем редко встретишь столь категорично, как в русском, разведенные стилистические ниши.
Характерная тенденция: от стиха к стиху в пророчестве следует умаление человека. Автор сравнивает его, да и весь мир с Творцом, к которому ничего «прибавить» не смеет. Что можно прибавить к вечному? Еще несколько тысяч столетий? Что прибавить к неизмеримой мощи Господней? Ничто не прибавишь и к безмерной Его доброте (доказательство третье). К Нему — не прибавишь. Значит, сравнивая, — убавляй. Что и делает автор, у которого стадо состоит из едва народившихся ягнят (именно таких, надо думать, пастухи отогревали за пазухой) и их матерей: «Как стадо пастух, рукою Своей пасет, ягнят собирая, за пазухой их нося,// маток водя (40:11).
И далее следует целая серия риторических вопросов, развивающих тему безмерного величия Бога, по сравнению с которым все явственней безмерная малость Его творения — человека:

Кто горстью воду измерил, а небеса — пядью, мерил прах земной мерой,
на весах взвесил холмы и горы?

Кто дух Господень измерил,
мудрость свою поведал Ему?

С кем совет Он держал, кто вразумлял и учил Его стезям правосудия,
обучал Его знанию, путь разума поведал Ему?
(там же 12-14).

Посему не только человек, но и народ — ничто перед Ним: «Вот, народы — каплею из ведра, пылинкою на весах,// вот, острова Он пылью вздымает (там же 15). Поэтому всех ливанских лесов (ими отличен был северный сосед Израиля) не довольно для жертвенника, а всех ливанских животных не довольно для жертвоприношения: «Для огня и Ливана мало,// для жертвоприношений — животных его (там же 1:16).
Говоря о малости, ничтожестве человека, Коѓелет сын Давида, царь в Иерушалаиме (т.е., как утверждает Традиция, царь Шломо), создал языковую формулу, соперничать с которой вряд ли кто-либо когда-нибудь сможет:

«Ничтожное ничто, — сказал Коѓелет, —
ничтожное ничто, всё — ничто».
(Коѓелет, Екклесиаст 1:2).

Пророк, не желая соперничать с тем, с кем соперничать невозможно, решив не прибегать к явной цитате, идет иным, не менее успешным в литературном отношении путем:

Все народы пред Ним ничто,
меньше ничтожного, полое по сравнению с Ним
(40:17).

Последнее слово развернутого сравнения (тоѓу — полое) отсылает читателя к моменту Творения, когда, кроме неба и земли, еще не было ничего, а сама земля была тоѓу вавоѓу — полой, пустой (Вначале, Брешит 1:2). Может быть, именно ради этого слова, напоминающего, что Господь — Творец мира и человека, может, ради него пророк отказался от замечательной формулы Коѓелета?

Кому уподобите Бога?

Завершив тему, но, не исчерпав ни доказательную базу бытия Господа, ни возможностей риторических, пророк переходит к традиционному обличению язычества. То, что, начиная с Учения, ни одна книга ТАНАХа эту тему никак не минует, говорит о ее актуальности. Отсюда — вопрос пророка: «Кому уподобите Бога,// образ какой с Ним сравните? (40:18)
И — традиционное описание языческого идола, которого отливает мастер; другой золотом его покрывает, приделывает серебряные цепочки. Это — дорогой вариант. Дешевый: не гниющее дерево, мастер… Суть одна. Надо думать, в стихах, где описаны идолы (там же 19-20), отразились реалии времени. Речь идет о небольших статуэтках, которые люди приносили служителям культов. Подобные были найдены археологами на Ближнем Востоке во множестве и разнообразии.
Ни с точки зрения содержательной, ни с точки зрения поэтической инвективы Иешаяѓу против язычества отнюдь не новы. После классического описания Восхвалений (Псалмы 115:4-9) пророки отваживались лишь выхватывать из этой картины отдельные образы.

Их идолы — серебро, золото,
дело рук человека.

Рот у них, и не говорят,
глаза у них, и не видят.

Уши у них, и не слышат,
нос у них, и не обоняют.

Руки — и не осязают,
ноги — не ходят,
горлом они не воркуют.

Как они, будут их мастерящие,
всякий на них уповающий.

Израиль, на Господа уповай!
Он — помощь и щит.

Пророчество Иешаяѓу — важнейшее звено в непрерывной борьбе за утверждение Одного и Единого Бога, которая продолжается и сегодня. Христианство, победив язычество, языческих богов не убило, загнав в маргинальный угол народных поверий, понизив их «статус»: бывшие боги превратились в царей-королей, культурных героев.

Национал-социалисты находились у власти в Германии 12 лет — с 1933 по 1945 гг. И за этот ничтожный исторический промежуток ввергли протестантскую по преимуществу Германию в бездну нового язычества. Национал-социализм объявил христианство расово чуждой религией, чисто еврейская идея прощения которого ослабляет волю арийца. Созданное идеологом национал-социализма А. Розенбергом, очищенное от еврейского духа «позитивное» германское христианство отвергало весь Ветхий и большую часть Нового завета, объявляло Иисуса не евреем, но «нордическим мучеником», спасшим мир от еврейского влияния, провозглашало Гитлера новым мессией, пришедшим освободить человечество от евреев. «Античность лучше современности, т.к. она не знала христианства и сифилиса»; «совесть — это еврейское измышление, предназначенное для порабощения других рас»; евреи виноваты в том, что принесли человечеству истинное наказание — мораль (Гитлер).
Коммунисты правили на одной шестой части суши намного дольше. Их успехи по возрождению язычества были не менее впечатляющими. Достаточно вспомнить то ли быль, то ли легенду. В достославные времена выпало одному скульптору трудное, ответственное счастье — создать памятник великому усатому вождю. После того, как плод его вдохновений был отлит в бронзе, возник мучительный вопрос: что делать с глиняной заготовкой? Разбить? А если хранить, то как? Решение было принято воистину, хотелось по привычке сказать, соломоново. Глиняное изваяние не разбили, но сохранили, упрятав внутрь бронзового кумира.
Евреев Учение «лишает» какого-либо языческого прошлого. Еврей не бывший язычник, он, с чем историки религии не согласятся, никогда язычником не был. Переболеть дурной болезнью язычества, от соседей заразившись, — да, разумеется, неоднократно. Но, выздоровев, став самим собой, к себе вернувшись, он еще более утверждается в монотеистическом самосознании. Учение переполнено предостережениями против язычества в любой его форме, в любом виде, по любому мыслимому и не мыслимому поводу.
Исследователи, сравнивая различные тексты, приходят к выводу, что описания принесения детей в жертву, сожжения, которые мы встречаем у пророков, скорей всего являются риторическим преувеличением. Тексты исторического и юридического характера в составе ТАНАХа повествуют не о сожжении, но проведении детей через огонь, т.е. языческой церемонии инициации — посвящения. В спор не вступая, заметим: современные язычники пошли намного дальше древних.
Пророк видит множество разнообразных проявлений язычества: распаляющихся под деревьями, детей убивающих (57:5); видит идолов, истуканов, собранных Израилем — «неверной женой», видит «племя буйное», по скверной дороге идущее вслед за помыслами своими (65:2); племя, жертвы в садах приносящее, на кирпичах воскуряющее (там же 3); видит в могилах живущих, мясо свиное едущих, в чьих сосудах варево гнусное (там же 4). Борьба с язычеством у пророков ведется с двух позиций. С одной стороны, отрицается какое-либо, пусть самое малое, влияние языческих божков на судьбу людей и народов, высмеивается зряшная вера человека в сотворенное самим же собой. С другой стороны, ведется неутомимое утверждение Одного и Единого Бога, определяющего судьбу людей и народов.
Борьба против язычества изобилует иронией, сарказмом, которые куда как сильней самых грозных филиппик воздействуют на слушателя и/или читателя.

Создатели истуканов — пустое, их желанные — тщетны,
сами себе свидетели, не видят, не слышат — на посрамление
(44:9).

Для еврейской мысли всех времен важнейшим является суд. Не может быть ни справедливого общества, ни праведного царя (в древности именно цари отправляли судейские функции), если вершится неправедный суд. Что является на суде первичным? Не судья, но — свидетели. Так вот, у истинного Властелина мира есть бесконечное множество свидетелей, которые могут удостоверить Его истинное могущество. Кто спас Иерушалаим от неминуемого вторжения Санхерива, царя Ашура? Кто спас царя Хизкияѓу от смерти, в ответ на молитву даровав ему пятнадцать лет жизни? У каждого разумного человека может быть один и только один ответ: Бог истинный, Бог, не созданный никем, но сотворивший и небо, и землю, и самого человека. Отсюда следует естественный вопрос: «Кто божество создал,// тщетного истукана отлил? (там же 10) Ответ в последующих стихах: это кузнец (12), это плотник, который делает божество «по образу красивого человека» (13). И далее — тщательно прорисованная картина рукотворности идола, акцент которой на профанноcти «побочного продукта» жизнедеятельности человека, который рубит деревья и

Этим будет топить, из этого взяв, согреваться, зажигать, печь хлеб,
создавать божество, ему поклоняться, перед созданным преклоняться.

В огне половину сожжет, на другой для еды мясо зажарит, наестся,
согреется, скажет: «В огонь глядя, согрелся».

Из остатка сделает истукана —
простираться, кланяться и молиться, приговаривая: «Спаси, Ты ведь мой Боже»
(там же 15-17).

Заметим, что истукана язычник делает не из цельного дерева, его создание не главное, что плотника занимает, но делает из оставшегося после обогрева и приготовления еды, поставив в профанный ряд мнимую святость. Таково истинное положение безногого и безрукого, не видящего и не слышащего, а главное — сотворенного божества. Кто же верит в них? Глупцы, которые

Не знают, не разумеют:
замазаны их глаза — не зрят, сердца их не мыслят.

Сердцем не разумеет, ни знанья, ни пониманья сказать: «Половину я сжег на огне, хлеб на углях испек, мясо зажарил и съел,
остаток мерзостью сделаю, перед чурбаном буду я простираться»
(там же 18-19).

К кому обращена эта филиппика? К человеку? К народам? Господь обращается к пророку, через него — к евреям, через которых обращается к каждому человеку и человечеству. Потому не удивительно, что завершается фрагмент обращеньем к Израилю:

Помни это, Яаков, Израиль, ты раб Мой,
Я создал тебя, ты Мне раб, Израиль, Меня не забудь
(там же 21).

Имена Всевышнего

Утверждение истинного Бога — особо сильное качество Иешаяѓу, создающего целую систему доказательств единственности Бога, Его всемогущества, несотворенности, для чего выстраивающего систему имен Всевышнего, ведь одно имя не способно определить Его, создавшего мир, в котором природа и деяния человека бесчисленны и многообразны. Теонимы — имена Бога — играют важную роль в постижении мира, определяют «лица необщее выраженье» того или иного текста ТАНАХа.
Познавая мир в себе и себя в мире, пророк жаждет познать первооснову мертвого и живого — Творца, пытается разъять на доступные человеку составляющие единое, цельное четырехбуквенное, табуированное имя Святого благословен Он («Я — Господь, это имя Мое», 42:8). Пророчество Иешаяѓу поражает обилием имен-определений Господа, которые являются неотъемлемой частью динамичной картины, нарисованной тысячелетними мазками, широкими, плотными и рельефными. В самом начале — целая гроздь имен: Властелин, Всемогущий Господь, Могучий Израиля (1:24). Последнее словосочетание в ТАНАХе появляется единственный раз (в пяти случаях находим словосочетание Могучий Яакова).
Имя Всемогущий Господь (о нем мы говорили в 1-ой главе) в книге Иешаяѓу встречается очень часто, и это не удивительно, ведь в ней описываются многочисленные войны с соседями Иеѓуды. Это имя-определение встречается в Восхвалениях (Псалмы 24:10), в свою очередь, восходя к Учению, где Он назван Богом богов, Владыкой владык, Богом великим, могучим и грозным (Слова, Дварим 10:17), и «Мужем войны» (Слова, Шмот 15:3).
У Иешаяѓу Господь является со знаменем и свистком, подобно военачальнику, который, командуя войском, поднимая руку, возносит знамя, и, созывая воинов, свистит в свисток (5:26).
Сила, мощь, могущество — из этих Господних качеств Иешаяѓу, ясно сознавая неисчерпаемость темы, возводит многогранную конструкцию, в основании которой единственное имя Всевышнего.
Имя Бог (Элоѓим) пророком употребляется редко, чему найти объяснение нелегко. Элоѓим — форма множественного числа от Эль и Элоѓа. От этого корня ведет начало и арабское имя Аллах. Эль в ТАНАХе бытует в нескольких вариациях: Бог Всесильный, Бог Всевышний, Бог крепкий.
В кабале говорится о семидесяти двух именах Бога, а в исламе, по слову пророка Мухаммеда, девяносто девять имен. Воспевание имен Аллаха, сопровождаемое танцами, — духовная практика суфиев, мусульманских мистиков. В индуизме практикуется повторение имен Бога. Но сколь бы ни множились имена-определения Господа, в их основе всегда лежит не абстрактное, но земное — опыт в познании мира. В Притчах (Мишлей 18:10) читаем:

Могучая башня — имя Господне,
туда бежит праведник и возвышается.

В основе образа — древний принцип градостроительства. Внутри города, обнесенного стеной, было еще одно укрепление, часто с возвышавшейся башней, нередко последним оплотом защитников города.
Часто пророк собирает имена Всевышнего гроздьями, а порой ритм появления имен и определений Всевышнего выстраивает пророчество, как в одном из фрагментов 37-ой главы.

Всемогущий Господь, Бог Израиля, восседающий на керувах, Ты — Единственный Бог всем царствам земли,
Ты сотворил небо и землю.

Простри, Господи, слух — услышь, отверзи, Господи, очи — узри,
услышь все слова Санхерива, пославшего хулить Бога Живого.

Верно, Господи,
цари Ашура разорили все страны и земли.

Предали богов их огню,
ибо они не боги, творение рук человека из камня, из дерева, их истребили.

А ныне Господь Бог наш, спаси от его руки,
и все царства земные узнают, что — Единственный Ты.

Послал Иешаяѓу сын Амоца к Хизкияѓу, сказав:
«Так говорил мне Господь Бог Израиля, ты молился Мне о Санхериве, царе Ашура.

Вот слово, сказанное Господом о нем:
Издевается над тобой дева, Сиона дочь, глумится, головой тебе вслед качает дочь Иерушалаима.

Кого поносил, кого ты хулил, на кого голос ты повышал,
высоко глаза поднимал, на Святого Израиля!
(37:16-23).

Молитва царя начинается с обращения, в котором гроздь имен и определений Всевышнего, первое из которых — устойчивое словосочетание Всемогущий Господь. Тем самым на первый план выдвигается ипостась Господа-Воина, что само собой разумеется в момент, когда Иерушалаиму угрожают войска Санхерива. За ним следует имя Бог Израиля, национальное имя, также естественное в устах царя во время войны. Третье имя-определение — «восседающий на керувах».
Впервые керувы (в русской традиции: херувимы) появляются после изгнания первых людей. Господь ставит керувов «охранять путь к древу жизни» (Вначале, Брешит 3:24). Охранять что от чего? Древо жизни — святое, охранять — от профанного.
Следующее имя — Единственный Бог всем царствам земли: единственность Бога дана в сочетании с Его универсальностью, национальный Бог Израиля явлен как Бог всего человечества.
И, наконец, говорится: «Ты сотворил небо и землю». Господь — Творец мира, универсума. Это определение — одно из самых популярных в тексте пророчества.
В молитве Хизкияѓу имена Господа выстроены в стихе в определенном порядке, представляя расширяющееся представление о Боге (каждое последующее имя предыдущее не отменяет, но вбирает в себя): от Бога-Воина, защищающего Город и народ от врага, до Господа — Творца мироздания. Здесь же мы встречаем еще одно имя Всевышнего, вероятно, по замыслу автора, обобщающее все перечисленные: Бог живой. И, наконец, в этом фрагменте появляется имя Святой Израиля.
Язычество стирает грани между человеком и божеством, наделяя его человеческими качествами, иногда, как греческая языческая мифология, поднимаясь до эстетического совершенства. Монотеизм возводит между Богом и человеком труднопреодолимые преграды. Чем строже монотеизм, чем «чище», тем сильней, непреодолимей преграды. Лишь в редчайшие мгновения приятия Богом молитвы, словно тонкий рассветный луч, пробивается почти не ощутимая связь человека с Всевышним. Отсюда — насущная необходимость в «проламывающем» барьер отчуждения посреднике — устах Господа. Человек этого посредника не избирает, он его получает. Но каким образом используются эти «уста», зависит от человека.
Бог и всё с Господом связанное — тщательно охраняемая от человека территория. В Господне святилище ограничен доступ — нечистый туда не войдет; только непосредственные служители Господа имеют доступ на территорию, освященную присутствием Бога.
Вселенная Иешаяѓу: страны, народы, государства, враги, дороги и города, и над всем этим, освящая, — огромное, доселе никем и никогда невидимое небо с бесконечностью звезд-имен Всевышнего. Одни светят ярче, другие слабей, и среди них звезда, своими лучами соединяющая небо и землю: Святой Израиля, величайшая из возможных наград, тяжелейшее из всех изведанных испытание.

Взяли сыновья Аѓарона Надав и Авиѓу каждый совок свой, поместив в них огонь, на него воскурения положили, принесли пред Господом чужой огонь, который им не заповедал. Вышел огонь от Господа, их пожрал, погибли они пред Господом. Сказал Моше Аѓарону: «Это то, что сказал Господь, говоря: Моими близкими освящусь и перед всем народом прославлюсь»; молчал Аѓарон (Воззвал, Ваикра 10:1-3).

Приближение к Господу, служение Ему не может совершаться человеком согласно его собственной воле и разумению. Такова природа абсолютной святости: чем ближе приближаешься к ней, тем более должен быть достоин ее. Устная Тора настойчиво ищет объяснения странной смерти сыновей Аѓарона. Одно из них: принесли огонь чуждый. Но ведь намерения-то были благие! За что? Были пьяны; были одеты не так, как положено; вошли, не совершив омовения; не было у них детей — не исполнили заповедь плодитесь и размножайтесь; не было у них жен — из-за гордыни; не были в ладах друг с другом — каждый внес свой совок. Это только часть предлагаемых объяснений (Ваикра раба, гл. 20). Разумеется, одни объяснения, предлагаемые мудрецами, представляются более убедительными и более вытекающими из текста, другие — менее. Но каждое из них само по себе решающим не является. Даже их совокупность не может приблизить нас к пониманию происшедшего. Надав и Авиѓу не достигли той степени совершенства, которая позволила б им приблизиться к Творцу, хотя это стремление свойственно большинству людей. Постичь сокрытое, стремление к Откровению — важнейшая сила, движущая человеком.
Если в книге Воззвал (Ваикра) речь идет об опасности святости для человека, то в книге Иешаяѓу имя Господа Святой Израиля указывает на опасность святости для избранного народа. Отметим, что это имя Господне сразу появляется на страницах пророчества (1:4). На протяжении всего текста пророчества происходит испытание святостью человека, народа и самого пророка.
Одно из важнейших качеств Бога-Творца — творение имени: «Ввысь глаза поднимите, глядите, кто сотворил, кто ведет воинство счетом, всех по имени называя?» (40:26) Господу, творящему имена, подражая, и человек-пророк создает имена. Разнообразие Господних имен-определений у Иешаяѓу поражает поэтической ненасытностью. Одни из них мелькают раз-другой, иные появляются часто. Даже гениальный поэт, автор Восхвалений в таком буйном разнообразии уступает Иешаяѓу.
Господь может быть назван Поражающим (9:12), что подчеркивает главную идею пророчества: цари и народы, несущие Иеѓуде смерть и разорение, не что иное, как бич в руке Господа. Он может быть назван Всесильным (13:6), Праведным (24:16, 26:7), Многомилостивым (55:7), Утешающим (49:10), Богом истины (вариант: Богом верным, 65:16; встречается единственный раз в ТАНАХе), Скалой твердыни (17:10), Единственным (37:20), Богом Давида (38:5), Царем Яакова (41:21).
Еще одну группу имен можно условно назвать «пространственно-временной»: Бог вечный (40:28), Обитающий на Сионе (8:18), Возвышенный, Превознесенный, Существующий вечно (57:15). В другом месте Господь так определяет Себя: Я — первый, и Я — последний, кроме Меня, нет Бога иного (44:6).
Пророчество об избавлении и спасении как источник радости и величия — характерная особенность Иешаяѓу, ставшего свидетелем первого в истории еврейского народа массового изгнания Израиля, жителей северного царства. Он же (и/или его ученики, создатели жанра «пророчество Иешаяѓу») провидел изгнание жителей Иеѓуды. Подобно тому, как вместе с тьмой рождается свет, вместе со злом — добро, так вместе с изгнанием рождается освобождение. И если Господь стоит у начала изгнания, тем более Он Тот, кто рождает Освобождение. А потому одно из наиболее распространенных имен Господа в пророчестве Иешаяѓу — Избавитель (Спаситель, 25:9, 43:14, 44:6, 49:26, 54:5, 60:16).

                                           (окончание следует)

Share

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.