Мне снилось, что кто-то ломится в дом, и я запираю двери.
В тумане кто-то кричал: «Погром!». Мне снились собаки и эти… звери.
Трудно во сне отыскать ключи, я не способна сказать прости,
Я слышу снова: «Молчи-молчи», вижу обух в крови и темень-темень.

Браха Губерман 

«С былью спит в обнимку небыль»

Стихи

***

Здесь должен был расти цветок из пчел, да, должен, только так и не расцвел,
он даже не проклюнулся, как млечный, глухой и топкий смысл в моем зерне,
когда с тобой срослись мы на земле в той синей джинсовой слепой зиме,
две льдинки на стекле со словом вечность,
Ты говорил тогда не те слова, сплетал мотив не мой, не подвенечный,
и знак судьбы смешной, шестиконечный в углу листа пунктиром рисовал.

***

Где-то далеко-далеко, высоко-высоко, за десятью морями
в тысячатристадвадцатом царстве над облаками
стоят две огромные чаши горного хрусталя.
В одной звенит жизнь, а в другой кашляет смерть.
В одной чаше — кровь, а в другой — слезы.
Не плачь, мы же мальчик
этой мужской и военной страны в сапогах и пилотке из фетра.
Мы тонконогий мальчик-зима с хрустальными глазами.

Погром
Мне снилось, что кто-то ломится в дом, и я запираю двери.
В тумане кто-то кричал: «Погром!». Мне снились собаки и эти… звери.
Трудно во сне отыскать ключи, я не способна сказать прости,
Я слышу снова: «Молчи-молчи», вижу обух в крови и темень-темень.
Топот и пух подушек. Ушли они.
Сядь, послушай. Мне снилось.
Я вижу погром. Погром! Они говорят: «Мы завтра придем!»
Ты прогони их тени.
Кровь, шепот молитвы, темень-темень.

***

Я просто камень положу,
цветов не надо, нет, не надо,
Здесь жизнь, там смерть, по рубежу
Бараки, проволока, ограда.
Родился — умер. Не воскрес.
Когда воскреснет, неизвестно.
Под вечным солнцем нет чудес.
Глухое вымершее место — местечко.
Огород и двор. Любили, верили, рожали.
Рубили, вешали, сжигали. Две стороны одной медали.
Старуха, рукоять, топор.
Вокзал, вагон, тепло печи.
Немного пепла у границы.
Мне некогда там появиться,
Оттуда некому прийти.

***

Аарон говорит:
— Как это, мама, как же так, отчего кто-то такой смелый.
«Это земля моя», — скажет и схватит ее в кулак, чтоб не шумела.
А земля для любых людей, разных, для львов и сороконожек.
Я говорю:
— Летит белым облаком лебедей,
И на зеленый мяч в синей авоське очень похожа.
Мячик зеленый несет свой груз, летит, мы с балкона глядим встревоженно.
Йоси говорит:
— Зеленый мяч — наш арбуз, красный и сладкий. Мне можно, мам, правда, мне можно.
Я говорю:
— Красный сок. Осторожно, сынок, осторожно.
Израильская колыбельная
Тихо, тихо, очень тихо. Все давным-давно заснули.
В зоопарке спит слониха. Спят в калашникове пули.
Замер город бесконечный. Фонари погасли в парке.
В поле танк храпит беспечно, в сонном море — две русалки.
Вся в песке пустыня дремлет. Каска спит с бронежилетом.
В бтре спит разведчик, рядом — дуло пистолета.
Под щекой заснуло небо, а на кладбище — кроты.
С былью спит в обнимку небыль. Засыпай скорей и ты.