В 1886 году мошава Заморин была переименована в Зихрон Яков, увековечив тем самым память отца барона Эдмонда Ротшильда и в знак глубокой благодарности барону за его филантропическую деятельность.

Елена Лейбзон (Дубнова)

По следам поездки

Я была приятно удивлена и обрадована, получив приглашение на семейное торжество в дом отдыха «Ахузат Охало». «Какое счастливое совпадение», ― подумала я, ― ведь всего несколько дней назад я вернулась из двухдневной экскурсии, с остановкой именно в этом отеле, и была ещё полна самых теплых воспоминаний о нем, об этом прелестном уголке на берегу озера Кинерет «Ахузат Охало» ― в переводе ― усадьба. С первой же встречи ты ощущал, как внешний облик этого уютного маленького отеля сельского типа соответствовал своему названию, а состоял он из одноэтажных белых домиков, живописно разбросанных среди зеленых зарослей и ухоженных тропинок. Окаймлено оно было, словно живой изгородью, стройными пальмами и величественными эвкалиптами, разросшаяся крона которых бережно укрывала отдыхающих от палящих солнечных лучей. Но, несомненно, главным достоянием этого отеля было озеро Кинерет. Вот оно перед тобой ― гордость и краса Израиля: голубоглазое, с синей поволокой ― всего в пяти минутах ходьбы, и влечет к себе, обещая прохладу в такое знойное израильское лето. Поэтому этот уголок в южной части Кинерета, на перекрестке дорог, ведущих на север, заслуженно получил название «аттракция севера», и всегда привлекал к себе много туристических молодежных групп, которым импонировала его непритязательность, возможность переночевать, или побыть в нем всего несколько часов, передохнуть и продолжать свой маршрут. Одна группа сменяла другую, но неизменным оставался смех, шутки и беспечность, столь характерные этой прекрасной поре жизни. И не удивительно, что именно Ахузат Охало выбрала племянница, чтобы отметить бат-мицву ― двенадцатилетние дочери: место, как нельзя лучше, подходило для этой цели.
На семейное торжество, а это был еще один прекрасный повод собраться вместе, и провести конец недели в праздничной субботней обстановке, ― съехались наши с сестрой дети, их семьи и подрастающие третье поколение ― внуки. Мы с гордостью смотрели на эту поросль. И неудивительно, что наши мысли совпадали: какое прекрасное поколение выросло у нас за эти годы и как глубоки корни, которые нам посчастливилось пустить в этой земле, ставшей нашей землей.
Чувство принадлежности к ней я особенно остро ощутила после последней экскурсии. За окнами автобуса мелькали неповторимые по красоте пейзажи: ухоженные поля, их сменяли оливковые рощи, цитрусовые плантации. Страна была подобна большому цветущему саду. И глядя на эту красоту, трудно было поверить, что всего лишь сто лет назад, ― ну что это для истории, ― край этот выглядел жалким и убогим, лишенный жизни, заболоченный, с редкой рахитичной растительностью. Невольно приходили на память слова Ивана Бунина, посетившего Палестину:

«На Сионе за гробницей Давида видел я провалившуюся могилу, густо заросшую маком. Вся Иудея ― как эта могила  <…>В мире нет страны с более сложным и кровавым прошлым»…

Фотографии, которые мы видели в музеях поселений, ― эти живые свидетели прошлого, сурово и без прикрас рассказывали о нелегкой жизни халуцим, их ежедневной смертельной борьбе за эту землю, безмерной цене, которую они заплатили за законное право владеть ею, ― заставляли ценить настоящее и сопереживать прошлому. И ещё долго после посещения кладбища, расположенного рядом с «Ахузат Охало», звучали во мне трагические строки поэтессы Рахель, похороненной на берегу воспетого ею Кинерета:

Если Господня воля ―
Мне вдали от тебя
скитаться ―
Я вернусь, о Кинерет,
Позволь мне
Хоть в могиле рядом остаться.

Экскурсия, о которой я хочу рассказать, обещала быть насыщенной и очень интересной. Нам предстояло повторить путь, который проделала группа известных раввинов более чем сто лет тому назад. «Маса рабаним» ― так называлась эта поездка десяти раввинов, выпавшая на начало 1913 года. Инициатором поездки был раввин Авраам Ицхак Кук ― в то время главный раввин Яффо и сельскохозяйственных поселений Эрец-Исраэль, называемых мошавот. Среди участников этой исторической поездки был главный раввин Иерусалима шестидесятипятилетний рав Йосеф Зоненфельд, ярый противник нового ишува, не принимающий образ жизни халуцим, резко и беспощадно осуждающий их за полный отход от еврейства. Но испытывая глубочайшее уважение к раву Куку, он принял его приглашение. В компании этих важных раввинов был и блестящий ученик самого рава Кука ― рав Яаков Харлап, и рав Йонатан Гурвиц, обеспечивший финансирование поездки. В дальнейшем к ним присоединились раввины городов Тверии, Хайфы и Цфата.

Можно себе представить, насколько нелегкой ― и морально и физически ― была их миссия. За месяц группа, ― а среди них были и далеко немолодые люди, ― пересекла полстраны: от Яффо до северной оконечности Метулы. Более 20 сельскохозяйственных поселений лежали на пути их следования: Хедера, Зихрон Яков, кибуц Кинерет, Мерхавья, Пурия, Рош Пина, Цфат и так до крайнего севера.
В плену разыгравшего воображения, я представляла себе эту группу: вот они в длинных черных сюртуках, в меховых «штреймлах» ― праздничный головной убор ортодоксального еврея ― сидят, глубоко задумавшись. Начиная с алии 1882 года, это первая попытка религиозного мира проложить мостик взаимопонимания между старым и новым ишувом. Покачиваясь из стороны в сторону на рессорах легких крытых колясок, запряженных парами лошадей, подпрыгивающих на ухабах бездорожной захолустной Османской Империи, они ощущают всю тяжесть своей миссии. Но они готовы перенести трудности пути ради того, чтобы дать немножко «идишкайт» своим сбившимся с пути собратьям.
Наша же экскурсия началась с посещения Зихрон Якова, созданного в 1882 году членами организации «Ховевей Цион» ― «Любители Сиона». В 1886 году мошава Заморин была переименована в Зихрон Яков, увековечив тем самым память отца барона Эдмонда Ротшильда и в знак глубокой благодарности барону за его филантропическую деятельность. И наше знакомство с Зихрон Яаковом началось с просмотра фильма о бароне Ротшильде, его большой любви к Эрец-Исраэль, бесценном вкладе в развитие нашей страны.
А затем, вслед за экскурсоводом, мы направились в сторону старой части города. И вот перед нами кладбище: почерневшие, покосившиеся от времени, замшелые могилы. Они гнездятся, тесно прижавшись к друг другу. Странные могилки, похожие на маленькие квадратики. «Детские захоронения», ― поясняет экскурсовод, ― дети всегда были самыми ранимыми: голод, холод, малярия безжалостно косили их. Нередки случаи, ― добавил он, ― когда в одной семье из одиннадцати детей в живых оставался только один ребенок. Вот смотрите, ― он указал на крайнюю могилу с едва сохранившейся надписью. «Паута» ― прочёл и пояснил: младенец женского рода. Фамилия Аронсон. Запомните ее, ― и добавил ― а здесь похоронена ее старшая сестра, умершая через полгода после первой. Тоже Аронсон».
Прошедшие с тех пор годы, не приносят душе облегчения. В эти минуты ты словно оказался там, в том времени… Но экскурсия продолжается…
Стараемся поспеть за экскурсоводом, прекрасно владеющим историческим материалом, уверенно ведущим нашу группу. Перед нами два реставрированных памятника, их отделяет от других железная ограда, создавая впечатление семейного захоронения: мать и дочь. И опять ― Аронсоны. Да вот же она: «Сара Аронсон, ― читаю, ― легендарная героиня подпольной организации НИЛИ. Аббревиатура слов «Нецах Исраэль ло ишакер» ― «Вечность Израиля не обманет». Героиня книги Дворы Омер «Сара, гиборат НИЛИ».
Помню, как мои дочери плакали, читая эту, ставшую израильской классикой, книгу. Я тогда завидовала им. Они сопереживали героям своей страны, а мы… как далеки мы были в их возрасте от истории своего народа, от того, какие страдания выпали на его долю, и какой духовный потенциал он несёт.
А теперь я стояла у памятника героини Израиля и оживала для меня легенда ее жизни. Я словно слышала ее слова, рвущиеся под пытками:

«Вы можете разрезать меня на куски, я ничего не скажу. Я ― дочь древнего народа, давшего миру мудрость и пророков».

Ее последние слова прозвучали как завещание тем, кто остаётся:

«Вызволите страну. Убей себя, но не сдавайся».

Члены этой подпольной организации наивно верили, что английский мандат, приход которого они хотели ускорить, будет дружественным и лояльным по отношению к евреям. Но они ошиблись. Их подпольная деятельность во имя Израиля не нашла одобрения у жителей Зихрон Якова.
Проходя по главной улочке города, я, будто воочию видела, как соседи, следят из-за опущенных занавесок за разыгравшейся трагедией: Сару, окровавленную, турки волокли по главной улице, а они, даже по-человечески сочувствуя ей, не могли выразить своих чувств: боялись, хорошо знали, как жестоко карали те сообщников.

Делегация раввинов побывала в этих местах значительно раньше описываемых событий и была тепло встречена жителями Зихрон Якова. Они, как представители первой алии, еще сохранили связь с традициями, еврейством. И приезд раввинов такого уровня как рав Кук, восприняли как оказанную им большую честь.
В отличие от них, члены кооператива Мерхавия встретили делегацию раввинов с нескрываемой враждебностью. «Бешвиль ма батем? (Зачем прибыли?) ― с вызовом выкрикнул один из них. ― Напрасны ваши усилия, вы здесь ничего не добьётесь, вы не сможете на нас повлиять!» В момент появления раввинов в столовой воцарилась напряженная тишина. Ситуация накалялась. Казалось, столкнулись лицом к лицу два непримиримых лагеря: вот они стоят ― халуцим, пионеры, первопроходцы, представители нового мира, и раввины, которых они воспринимают, как старый, отживший мир, мир, против которого восстали.
Мы, зрители этой драмы, по другую сторону экрана, чувствовали себя вовлеченными в конфликт, и с волнением ждали его развязки. И стали свидетелями высочайшего душевного величия, проявленного раввином Куком. «Ло бану лэхашпия, бану лихиёт мушпаим» («Мы пришли не оказывать на вас влияние, мы пришли понять вас»).
Этот, ставший известным, ответ рава Кука не был его тактическим приемом. Он сумел, как никто другой в свое время, оценить историческую роль халуцим в деле возрождения страны, увидеть колоссальный потенциал, заложенный в этой алие.
И поэтому своим ответом он подчеркнул, что пришли они не убеждать, но понять, приблизиться…
Бежавшие от постылого галута, от черты оседлости, от процентной нормы и погромов, в большей части своей, выходцы из традиционных семей, они отбросили свое еврейство ради одной высокой цели: построить, там на Востоке, пусть маленькую, но свою желанную страну. Ни голод, ни малярия, ни арабские пули не останавливали их на этом пути.
Как-то попались мне очень характерные для алии тех лет, записки из дневника незнакомки, написанные накануне ее восхождения в Эрец-Исраэль.

«Послезавтра пойдем навстречу новой жизни. Хочу только одного: пусть оно будет тяжелым и суровым, только не серым. Хочется верить, что дорога сойдет благополучно, мы доберемся до желанной цели, будущее не обманет, и во мне всегда будет живо сознание, что мы не продешевили своей жизни. Будем жить, т. е. будем бороться».

И, вот эта безбожная алия, чей девиз был «Авода ― хи Хайейну» (Работа ― это наша жизнь), возрождала страну и создавала чудо-поселения и среди них Мерхавия. В её названии ― пророческие строки из псалма царя Давида:

«Из теснин бед воззвал я к Господу ― в ответ вывел меня Господь на простор». (118: 5)

Мерхавия ― простор в переводе на русский. И действительно, когда из гостеприимно распахнутых ворот вступаешь во владения первой прогрессивной сельскохозяйственной кооперации в Изреэльской долине, тебе словно передаётся это чувство простора. И понимаешь их, тех первых, когда они оказались хозяевами этой земли…
Аллея кипарисов-старцев ― им ведь под сто ― ведет в знаменитый «Большой Двор». Созданное в 1910 году по чертежам Александра Барвальда и при непосредственном участии профессора экономиста и социолога Франца Оппенгеймера ― оба выходцы из Германии ― поселение поражает чёткой современной планировкой, опередившей свое время: экспериментальные поля по новейшей агрономической технологии, первая в стране водонапорная бетонная башня и, конечно, во всем ― немецкий порядок.
«Большой двор» использовался как коровник и молочная ферма. Здесь же были амбары для хранения зерна, столовая, пекарня и курятник, где позднее птичницей работала Голда Меир.
А вот и гордость Мерхавии: клуб «Горен» ― альтернатива синагоге. В нем пели, пили, танцевали гопачок, вели споры о смысле жизни и новом облике еврея-социалиста. Обо всем… но только не было тут места для еврейских праздников, еврейских традиций.
Эти понятия члены кооператива полностью вытравили из своей жизни. Неслучайно, в дальнейшем Мерхавия стала одним из первых социалистических кибуцев, положивших начало левому движению в стране. В многочисленных встречах с халуцим, в задушевных беседах с ними рав Кук пытался объяснить насколько важно исполнение заповедей, связанных с Эрец-Исраэль: «шмита, трумот и маасрот». Как истинно ортодоксальный еврей он не мог идти на компромисс в этих вопросах и всеми силами пытался остановить катастрофически быстрое духовное падение людей, которых искренне ценил и любил. А любил он каждого еврея, каким бы он ни был ― это была отличительная черта рава Кука, он верил в их физический потенциал, в силу духа человека.

«Поднимайся ввысь, человек, великая сила заложена в тебе, есть у тебя крылья ветра, крылья орлов»,

― писал он в своих стихах, ставших популярной песней. На одной из встреч в поселении Пурия, он, переодевшись сторожем, на разгоряченном коне внезапно ворвался в круг танцующих, словно один из них, и принялся гарцевать ― исполняя танец-соло. Этим неожиданным поступком рав Кук хотел показать присутствующим: мой ортодоксальный облик, характерный для религиозного мира, несущий традиции наших общих с вами предков ― не препятствие к взаимопониманию.
Из рассказов очевидцев и фотохроник тех лет передо мной предстал в новом свете рав Кук: не только, как блестящий раввин, философ, поэт, но главное ― Человек, опередивший свое время. Думается мне, что семена, брошенные еще в ту знаменитую поездку, и само великое его наследие, называемое «Орот» и осветившее многим путь, продолжают давать свои всходы.
Сегодня синагога в кибуцах ― обычное явление.
Невольно вспоминаю композитора Яира Розенблюма. Он проник в суть одной из самых трагических молитв к Дням Трепета «Унетане Токеф», написав музыку такой силы, что она исполняется в Йом Кипур во всех синагогах мира. И уже это говорит о многом.
Благодаря этой экскурсии, мы познакомились с представителями легендарной семьи Куракиных ― геров, примкнувших к еврейскому народу. До сих пор вспоминаю с улыбкой курьез, который произошел в музее в Мерхавии. Перед нами выступил потомок этой семьи. Внешний облик: высокие, огромного размера сапоги, крупные руки, бицепсы ― все говорило, что перед нами мужчина, но имя ― женское. Мелькнула мысль: никак поменял свой пол на женский. Он начал рассказывать историю своей семьи, и в этот момент с ним произошла метаморфоза: появились прекрасные ямочки на щеках, засветились голубые глаза и лицо осветила улыбка. Оказалось, она ― четвертое поколение семьи Куракиных, славившихся на всю округу своим особым ростом и телосложением, наводивших страх и трепет на арабов и преступников всех мастей. Их уважали не только за силу, но и за хорошо налаженное хозяйство, честность и деловитость. Впереди нас ждала еще одна встреча с не менее легендарной семьей прозелитов: Дубровиных.
Дорога вдоль Кинерета, петляя приводит нас в Рош Пина ― называемый «праматерью поселений» ― одно из первых сионистских поселений в Верхней Галилее. Этот пасторальный уголок рядом с Цфатом расположен на возвышенности, с маленькими одноэтажными домиками, узкими улочками, мощенными круглым, отполированными за эти годы камнем. Он и сегодня сохранил свой первозданный вид.
Наш короткий визит закончился, и мы двинулись к поселению Йсод ха Мала. Чем дальше мы продвигались на север, тем быстрее менялся ландшафт: мелькали огромные дубы, лавровые деревья поражали своей благородной статью, склоны гор были покрыты плантациями оливковых деревьев.
Ощущение прохлады, идущее с Галилейских гор, подсказывало: мы близки к долине Ахула, где когда-то находилось озеро, частично осушенное сегодня. Здесь и расположена усадьба Дубровиных. С первой минуты создается впечатление, что хозяева только недавно покинули этот теплый уголок: кухонная утварь сияет, все начищено, надраено до блеска, станок для пряжи готов к работе, казалось, что и комнаты, обставленные добротной дубовой мебелью, ждут, с минуты на минуты, своих «балабатыше» ― хозяев.
С семьей Дубровиных, прибывших из Астрахани в 1903 году, мы имели возможность познакомиться по фотографиям, развешанным по стенам. Вот и глава рода: Иоав /Андрей/ Дубровин, его сыновья ― славянские лица с солидными бородами и пейсами, все с покрытой головой, как и требует еврейский религиозный обычай, рядом с ним его жена Рахель /Агафона/, с дочерьми, все они в платочках, в скромных, закрытых нарядах. Многие из них ушли из жизни раньше времени ― заболоченные, малярийные места, очагом которых было озера Ахула, подобно Молоху, взимали свои жертвы. Но Йоав Дубровин держался и дожил до 105 лет. Он любил этот народ, любил эту страну и еврейский народ ответил ему взаимностью: в их усадьбе создан музей, в котором трепетно, по крупицам, собрано все, что имеет отношение к этой семье. Здесь переплелись прошлое с настоящим: пасторальный свадебный зал с хупой под открытым небом, прекрасная столовая, где нет отбоя от посетителей. И не только эти атрибуты увековечили семью Дубровиных: они оставили прекрасно налаженное хозяйство ― и сегодня, на всю округу славятся сливы из плантаций Дубровиных, а в соседнем поселении Йосод ха Маале хранится свиток Торы, которую привез из России на свою новую, долгожданную Родину гер Йоав Дубровин.
Мы возвращаемся после двух дней экскурсии домой, в Реховот, усталые, но наполненные новыми впечатлениями. Наш путь пролегает с севера на юг. Клонится к закату день, земля, разогретая под солнцем, отдает окружающим свое тепло: пахнет травой и скошенным сеном. Минуя Кинерет, бросаем прощальный взгляд на голубое чудо, с высоты Кинерет подобен дорогому камню в зеленой оправе. Ах, как бы хотелось сейчас увидеть карету, может быть, правильнее назвать ее дилижансом, странствующих раввинов и спросить у рава Кука: «Квод ха-рав, посмотрите вокруг, узнаете ли вы эти места?»
И вдруг, о чудо, слышу я ― нет, не может быть сомнений ― это голос рава Кука:

«Еще задолго до меня этот расцвет предвидел пророк Амос, а писал он, словами Всевышнего: ″И возвращу Я изгнанных народа моего, Израиля, и отстроят они опустевшие города, и поселятся в них и будут пить вино их, и разведут сады и будут есть плоды их. И насажу Я их на земле их, и не будут они больше вырваны из земли своей, которую Я дал им″».