По Люксембургу и тем, кто разделяет его взгляд на причину Катастрофы, получается, что Бог решил коллективно наказать шесть миллионов евреев за то, что они отступили от Торы, не разбираясь при этом кто грешник, а кто праведник. Удивительно, но ведь как раз именно Тора говорит о милосердии, которое готов был проявить Господь, когда решил покарать Содом. Он склонен был пощадить погрязший в грехах Содом в том случае, если Авраам найдёт там хотя бы жалкую горстку «праведников».

Яков Рабинер

Эти мучительные вопросы

Библиотека, в которой я записан, стала с недавнего времени вывешивать на  стенде списки, имеющихся в её фонде, книг на еврейскую тему. Что ж, такого рода «компас» в книжном море никогда не помешает. В тот день список был скромнее предыдущего, но любезное приглашение «приобщиться» сработало и в этот раз. Так как большинство из перечисленных книг были уже мной прочитаны, я ушёл тогда домой с единственной книгой. Называлась она «В полях Амалека», автор — израильский писатель Эли Люксембург. Имя «Амалек» мне ни о чём не говорило, но позже я разобрался, что речь идёт о собирательном образе врага евреев, этаком воинственном Юдофобе с большой буквы, живущем, увы, во все времена.

Главный герой книги Э. Люксембурга — сам автор. Потрясённый Холокостом, он озабочен одним: найти ответ на мучительный вопрос, который он обращает к Богу: «Господи, почему? За что ты сделал с нами такое?»

В поисках ответа писатель едет в Польшу, туда, где из закопчёных труб Освенцима, Майданека, Треблинки ушли c дымом в небо души миллионов наших соплеменников. Едет он с большой группой других израильтян. Все они — участники многотысячного «Марша жизни». В Польшу из Израиля и других стран приезжают евреи, преимущественно молодёжь, для того, чтобы отдать дань памяти погибших, напомнит себе и миру о трагедии, попытаться разобраться в её причинах.

Это не первый марш такого рода. Автор приводит репортажи из израильских газет о предыдущих маршах. Любопытные репортажи. Наводящие на размышления. «В Освенциме произошло столкновение групп израильских мальчиков и девочек со сверстниками — поляками. Те вырвали у них израильский флаг, изорвали в клочья, били, плевали в лицо, кричали: «Жиды, убирайтесь вон!» «И как вы на это реагировали?» — спрашивает журналист. «А наши велели ни с кем не связываться, избегать стычек с антисемитами…»

Рядом с репортажем было напечатано интервью с бывшим узником Освенцима. На вопрос, как бы он прокомментировал подобное поведение израильтян, он ответил: «Мне семьдесят лет, я старый, больной еврей. Если бы со мной такое случилось, я бы вцепился им в глотку, не дал бы живым уйти из Освенцима. Стыд, срам, позор — вот, что я могу сказать. И пусть не упрекают нас эти нынешние «герои», будто мы были стадом, которое немцы, как скот гнали на убой. Они сам оказались ничуть не лучше… Гордые сабры, израильтяне».

Но вот автор в Польше, «в недружественной стране», как предупреждает их группу гид. Чиновники натянуто любезны, к израильтянам приставлена польская охрана, видимо для предотвращения стычек с местным населением. А местное население ничего и не пытается скрыть.

«Завидев израильские флаги… жильцы высыпали на балконы. Со всех этажей нам что-то орали, делали различные знаки. А многие просто стояли на вытяжку, выбросив вперёд руку. И означало это одно, хорошо знакомое — «хайль Гитлер!».

Таких встреч было немало, хотя, с другой стороны, с хамелеоновской, всё в Польше шито—крыто: мемориалы в память замученных евреев, много мемориалов, некоторые даже очень впечатляющие; пустые, но зато обновлённые синагоги; ресторанчики «под евреев», всё-таки неплохая статья дохода, но заверни за угол — антисемитские надписи, карикатуры. Чаще всего это: виселица с подвешенной к ней звездой Давида, но попадается и свастика.

«Ничего не поделаешь, — вздыхает Эли Люксембург, — душе моей в Польше тревожно. Я — убитый на этой земле народ, смотрю на них из могильного рва, а они на меня сверху, с края рва, с удивлением: глядите, жив падло, жив пся-крев?!»

Автор то и дело пытается сегодняшним днём объяснить ужас вчерашнего, а связь того и другого, к сожалению, так и не прервалась в Польше. Ведь приди завтра там какой-нибудь ультраправый антисемит и его несомненно ждёт, говоря словами Высоцкого, «поддержка и энтузиазм» миллионов. Впрочем только ли в Польше: в России, на Украине, в Литве, Эстонии возможен такой же исход событий, с тем же неистовым «энтузиазмом» миллионов.

Вся книга Эли Люксембурга — это удивление, шок, град вопросов, которые постоянно задаёт автор себе и читателю. В прошлом разобраться непросто, мешает кровавый туман давних событий, да и трудно найти объяснение, всему, что автор открывает для себя во время поездки.

Вот например, этому: «Я видел на кладбище дорогие надгробья из белого и чёрного мрамора, — обращается он к гиду. И даты на них 1942-43-44 годы. Как понимать это? Ведь были же гетто, голод, иссохшие трупы?» «Представь себе, — отвечает гид, — при всем при этом были евреи, которые сытно ели, пили шампанское, танцевали в кафе, ресторанах, игнорируя смерть и ужас кругом».

Но мысль об этом не отстаёт от автора даже после объяснения гида и недоумение опять настигает Эли Люксембурга почти в конце книги: «Где они все… прихожане синагоги, прибывавшие к подъездам на субботние молитвы в роскошных машинах и конных экипажах? Со слугами в ливреях… Ассимилянты, прогрессисты, интеллектуалы… — где они? Ушли в Освенцим».

Почему евреи были столь беспечны, несмотря на явную угрозу их существованию? Считали её преувеличенной, предпочитали её не замечать, не думать о ней? Были абсолютно уверены в том, что их весь этот ужас как-то обойдёт?

«Немцами Моисеевой веры», — пишет Эли Люксембург, — был подписан до войны документ. Письмо, обращённое к Лиге наций, к широкой мировой общественности. В нём требовалось прекратить антинацистскую пропаганду. Им хорошо живётся при власти Гитлера. Преследование евреев — ложь и выдумка. Да будет известно всем врагам их любимого фюрера, что Германия — их настоящая и единственная родина».

Автор беспредельно искренен и взгляд у него обращён в прошлое и настоящее с одинаковой напряжённостью и честностью. Ведь он весь в поисках ответов на свои мучительные вопросы, и соотечественники, их реакция и поведение — тоже предмет его пристального наблюдения и жёсткого анализа. А оно, это поведение, скажем так — не «радует сердце и глаз».

С «галутным» всё как-будто бы ясно. Они не изменились и на этот счёт не должно быть никаких иллюзий. Ну а что свои? Что эти молодые израильтяне, участники марша в Польшу? Растравили ли им душу, как автору книги, эти страшные места: Освенцим, Треблинка? То, что пришлось наблюдать в этом плане Эли Люксембургу, повергло его в шок.

Вот участники марша едут в Тыкочин, бывшее еврейское местечко. В один из дней 41-го здесь собрали всех евреев, отвели в ближайший лес и убили там. Там же их и закопали. Все три тысячи жителей местечка были уничтожены тогда в тыкочинском лесу.

«Въезжаем в лес. Выходим из автобусов. Берём свечи, молитвенники, флаги. И углубляемся мрачной тропой в страшную неизвестность… Позади меня идёт стайка девчушек, они хихикают, обсуждая какое-то забавное происшествие в автобусе. Им ровным счётом на всё плевать. Воздух в лесу напоен чудесным озоном, им так хорошо и легко дышится… В тёмном лесу им бояться нечего. Их стерегут отборные польские парни, которым заплачено зелёненькими от Сохнута. «Девочки, имейте совесть, ведите себя потише! — стыдит их Хана (гид). И те умолкают, по-прежнему пребывая в отличном настроении. Ничего не скажешь, им повезло. Родились в нужное время, в нужном месте. Ну а эти, к которым сейчас идём, — виноваты сами. Галут есть галут, и нечего думать об этом. И вообще — это было давно!» Возвращаемся через полчаса, сказав у кованой изгороди всё, что положено возле могил. Оставив горящими свечи, вволю нащёлкавшись фотоаппаратами…»

К этим весёлым девушкам автор возвращается на последующих страницах. Он словно переводит всё время взгляд: то на врагов, то на могилы, то на шагающих рядом «девчушек».

«Мне до смерти любопытно, что наши сабры скажут. Побывав в Треблинке, в тыкочинском лесу. Исходив вдоль и поперёк Варшавское гетто. Многое мне кажется странным в их поведении. Там, где надо вопить и плакать, видел их откровенно скучающими. Жуют себе жвачку. Молоды? И как всякая молодость эгоистичны, относясь ко всему с «хуцпой» — презрением?… Видел, как наши герои вовсю стараются понравиться полякам. Заискивают, чувствуя себя виноватыми. Ощущая отовсюду презрение — работают законы галута. Видел, как наши девочки пошли сегодня к солдатам и полицейским фотографироваться. Это было в Треблинке. Тесно, в обнимку, и те их лапали, а девочки хихикали, позволяли. Слишком многое позволяли, чересчур много. А меня от этих сцен — выворачивало».

Как объяснить поведение молодых израильтянок, их столь шокирующую отстранённость от несчастий своего народа? Недостатком воспитания, эгоизмом, эмоциональной примитивностью, здоровым желанием оградить свою психику от всего негативного, обычным равнодушием одного поколения к другому? Что ж, чёрствых, видимо, только личные беды наставят когда- нибудь на путь истины, научат понимать чужую боль, сострадать. Придёт ещё и для них тот самый катарсис, очищение страданием, о котором говорил Аристотель.

Странно всё это. Ведь не всех же подряд посылали в Польшу на этот «Марш жизни». Шёл, очевидно, какой-то отбор, и девушки наверняка говорили при этом все необходимые по такому случаю, правильные фразы, вроде «Никогда не забудем!», «Никогда не дадим этому повториться!», т.е. всё, что хотели услышать от них организаторы марша.

Им эта ложь должна была казаться «ложью во благо». Благо прокатиться в Польшу. Бесплатный вояж, как никак. Ради этого можно и сказать то, что ожидают от тебя эти динозавры из отборочной комиссии. Мы призываем мир не забывать о нашей трагедии, но вот, оказывается, есть среди нас те, кому на это глубоко наплевать.

Автор книги поехал в Польшу в поисках ответов на свои мучительные вопросы. Нашёл ли он их? И да, и нет. Но прежде, чем поговорить об этом, сделаем небольшое отступление и пройдёмся бегло по другим попыткам объяснить причину Холокоста. А таких попыток было немало задолго до появления книги Э. Люксембурга. Что и неудивительно, евреи сразу после войны стали думать над тем, почему же всё таки Всевышний обрушил на свой народ такие страдания. В чём провинились перед ним евреи?

«Почему Холокост?» так называется интернетовская статья С. Мадиевского. В ней перечисляются прежние попытки еврейских религиозных деятелей осознать причину Катастрофы.

Так вот, по мнению раввина Р.Л. Рубенстайна, Холокост есть доказательство смерти Бога, иначе пришлось бы признать, что истребление евреев соответствовало воле Божьей, признать Гитлера орудием Всевышнего.

Еврейский религиозный философ Э. Берковиц со своей стороны считает причиной Катастрофы — временное сокрытие от людей лика Божьего. По его мнению такое сокрытие, а затем спасительное возвращение его есть две ипостаси непостижимой для нас сущности Божьей.

Представители ортодоксального иудаизма выдвинули несколько взаимоисключающих теорий Холокоста как кары Божьей евреям. В первом случае она была за грех ассимиляции и вероотсупничества (М. Хартом) во втором – за грех сионизма, стремление восстановить Израиль собственными силами вопреки воле Божьей. Ведь в соответствии с ней евреи должны были терпеть испытание изгнанием, покуда Бог не пошлёт Мессию, который и соберёт их в Земле Обетованной (И. Тейтельбаум).

В августе 2000 года бурю общественного негодования в Израиле вызвала радиопроповедь духовного лидера партии ШАС раввина Овадия Йосефа. В ней он заявил, что, по его мнению, 6 миллионов евреев погибли оттого, что в их теле находились реинкарнированные души грешников. Они получили от Бога вторую жизнь, чтобы понести наказание за грехи, совершённые ими в прошлых жизнях.

«В иудаизме действительно имеется каббалистическое представление о перевоплощении душ, — пишет автор интернетовской заметки об этой проповеди, — но это не спасло раввина от единодушной критики единоверцев. Сотни людей обратились в Музей катастрофы и героизма еврейского народа Яд Ва-Шем с требованием немедленно принять против Овадии Йосефа самые жёсткие меры общественного воздействия.

На радиостанцию, транслировавшую проповедь раввина Йосефа, обрушилась лавина телефонных звонков». В общем, возмущение по этому поводу неудивительно и вполне предсказуемо. Удивительным на фоне этого хора возмущённых голосов прозвучала реакция ашкеназийского раввина Израиля Исраиля Меира Лау. Лау, семья которого, как и он сам, лично пережили трагедию еврейского народа, сказал, что, как ему кажется, раввин Йосеф не желал обижать никого из тех шести миллионов погибших, которые были уничтожены нацистами. Просто Йосеф, видимо, попытался дать дополнительное пояснение Катастрофе еврейского народа. Возможно, добавил Лау, «!Йосеф обладает познаниями, которых у меня просто нет. Лично я проблемы происшедшей Катастрофы никак объяснить не могу».

Но вернёмся к книге Э. Люксембурга «В полях Амалека». Время от времени автор книги, не находя самостоятельно ответов на свои вопросы, бросается за разъяснениями к раввину по имени Цви-Гершон. Он как бы второй главный герой книги, помимо самого автора. Одна из такого рода исповедальных бесед с Цви-Гершоном завершается выводом автора о том, что Амалек, т.е. злейший враг евреев, не появляется в истории еврейского народа просто так, «всегда надо искать внутреннюю причину — где мы отступили от Торы, от Бога. И тогда Амалек — нам в наказание, всему народу, всем евреям».

По Люксембургу и тем, кто разделяет его взгляд на причину Катастрофы, получается, что Бог решил коллективно наказать шесть миллионов евреев за то, что они отступили от Торы, не разбираясь при этом кто грешник, а кто праведник. Удивительно, но ведь как раз именно Тора говорит о милосердии, которое готов был проявить Господь, когда решил покарать Содом. Он склонен был пощадить погрязший в грехах Содом в том случае, если Авраам найдёт там хотя бы жалкую горстку «праведников».

Вот это место в Торе: «И подошёл Авраам (к Господу) и сказал: неужели Ты погубишь праведного с нечестивым? Может быть, есть пятьдесят праведников в этом городе? Неужели Ты погубишь, и не простишь места сего ради пятидесяти праведников в нём? Неблагопристойно Тебе делать подобное, чтобы погубить праведного с нечестивым. Неужели Судья всей земли не учинит правосудия? И сказал Господь: если Я найду в Содоме пятьдесят праведников внутри города, то прощу всему месту ради них». Авраам в конце концов уговаривает Всевышнего не разрушать Содом если там найдётся всего лишь десять праведников. Всего десять праведников! Нет, не хотел Господь губить грешников вкупе с праведниками.

Почему же Бог, если верить Э. Люксембургу, решил уничтожить без разбору шесть миллионов евреев? Ведь среди них наверняка было немало «праведников», которые, я уверен, не только никогда не отступали от Торы, но и были глубокими знатоками её: цадики, раввины, закончившие свой путь, как и все остальные в печах Майданека и Освенцима. И я думаю — было их не пятьдесят человек, а сотни тысяч, если не миллионы. Нет, что-то не стыкуется в рассуждениях автора о том, что евреи пострадали потому что они отсупили от Торы.

Но вот в другой беседе Э. Люксембурга с раввином речь заходит непосредственно о Катастрофе. Беседа короткая, приведу её полностью.

«Сказал я ребе Цви-Гершону: «Катастрофа повергла еврейский народ в невыразимое отчаяние. И вдруг, после войны, Г-сподь подарил нам величайшую радость – государство Израиль. Существует мнение, ребе, что эти шесть миллионов послужили платой за государство, землю и независимость?» Сказал ребе Цви-Гершон: «Такое мнение существует… И почему цена была столь высокой, и почему выбор Суда пал на европейское еврейство, — об этом надо поговорить. «Род приходит, и род уходит…» — сказано у Коэлета. Хорошо известно, что поколение людей, наказанных Потопом, повторилось несколько раз, ибо велико терпение, и велика милость Всевышнего».

Цинизмом веет для меня от рассуждений о том, что трагедия шести миллионов — это, конечно, ужасно, но зато мы получили государство Израиль. Цинизмом не меньшим, чем хихиканье израильских девчонок в том страшном тыкочинском лесу. Оказывается, не стоит особенно огорчаться, ведь трагедия обернулась «величайшей радостью — государством Израиль». Не знаю как кто, а я бы предпочёл чтобы те шесть миллионов остались живы и не были истреблены, даже если бы это каким-то образом помешало созданию Израиля. Или я не прав?

Итак, подведём итоги. Наиболее распространенные версии, предложенные еврейскими теологами для объяснения причин Катастрофы, сводятся к следующим:

1. Евреи «отступили» от Торы.

2. Евреи были грешны в прошлых жизнях.

3. Гибель евреев — это плата за создание Израиля.

4. Евреи были наказаны за то, что вознамерились возродить еврейское государство, не дождавшись прихода Мессии.

Нет, думаю всё же мудрее поступил уже упомянутый израильский раввин Меир Лау, когда сказал: «Лично я проблемы происшедшей Катастрофы никак объяснить не могу». По крайней мере, честно признался в том, что он бессилен объяснить с религиозной точки зрения причину Холокоста, не пытаясь при этом, как это сделал Эли Люксембург, бросать на весы шесть миллионов убитых и государство Израиль.

При всей своей искренности, драматизме и непресекаемой исповедальной ноте, книга Э. Люксембурга «В полях Амалека» остаётся книгой мучительных и, видимо, неразрешимых вопросов, несмотря на страстный поиск автором ответов на них. Не зря, словно, неудовлетворённый разъяснениями ребе Цви-Гершона, автор опять забрасывает его вопросами, так и оставшимися без ответа, ими просто обрывается очередная глава: «Сказал я ребе Цви-Гершону: «Откуда произрастают корни нынешней Катастрофы? Из какой вины, из какого греха?»

Действительно, из какой вины, из какого греха?

Смятение и противоречия Эли Люксембурга — это смятение и противоречия всех, кто пытался и пытается найти религиозное обоснование для случившейся Трагедии. Может быть, легче было бы объяснить Холокост, исходя из идеи, что Всевышний предоставляет нам (евреям и неевреям) определённую автономию, т.е. свободу поступить так или иначе, а то, как мы распоряжаемся этой свободой и ведёт к определённым последствиям.

То, как распорядились этой свободой евреи и народы, среди которых они жили в 20-30х годах, и привело в конце концов к Гитлеру и Холокосту. Но это уже тема для другого разговора, в котором причины Холокоста должны быть рассмотрены во всей их сложности, под совершенно другим углом, чем это делает автор книги «В полях Амалека» Эли Люксембург.