То, что я весь обусловлен своим еврейством — с моего самого раннего, граничащего с младенчеством, сталинского детства — отнюдь не превращает меня в ура-еврея. И тем не менее ренегатство советского времени забыть не готов. Я не нашел в википедии имен Плисецкой и Райкина как членов антисионистского комитета советской общественности. Но я ничего не могу поделать со своими воспоминаниями.
ПО ХОДУ ДЕЛА
Странички дневника
Между евреями и народами христианской Европы стоит кровь — Спасителя ли («Кровь Его на нас и на детях наших!»), самих ли евреев, измеряемая пудами — стоит кровь, и все тут. Что мне с этим делать, вечному даннику христианской культуры?
***
Любить Малера то же, что просто любить. (Сегодня день рождения Малера.)
***
Пишешь, как заведенный, не конвертируя свою мысль в поступки — только в слова. И ведь прекрасно сознаешь всю тщетность единственного своего занятия. «Зато, — уговариваешь себя, — запойно пишущий стреножен по части дурных поступков».
***
фото 1
Скрипичный класс в еврейском местечке. Конец 1920-х. Жена учителя ревновала его к моей бабке — у него училась моя мать (сидит по левую руку от учителя).
Впрочем, лубочный «идишкайт», ряженые клезмеры, объяснение в любви штеттлу — сегодня это та подножка, на которую запрыгивают антисемиты всех направлений, от университетских человеколюбцев, в недавнем прошлом стыдившихся своих местечковых родичей, до иранских мулл, милующихся с пейсатой публикой из «Нетурей карта». Декларативный идишкайт с одной стороны оправдание тому, что Теодор Лессинг называл «еврейским самоненавистничеством» (judischer Selbsthass), с другой стороны замечательное алиби для антисемитов, готовых признать Израиль на условиях, гарантирующих его уничтожение. Если последние мне безразличны: они решают свои проблемы (а что за мой счет, я уж за себя как-нибудь постою), то первые, такие знакомые, такие объяснимые — Боже, как они противны.
***
Сегодня я бы уже не назвал еврея объектом политкорректности даже в Германии. Все меняется, и я сам уже давно пенсионер, осевший в Берлине.
***
По словам Папы, договор между Богом и Его народом нерасторжим — «дары Господни не могут быть взяты назад». Тем самым еврей более не объект миссионерской деятельности Рима. Конец двухтысячелетней попытки меня обратить. Нет, лично я не скажу: слишком поздно. Я — дожил.
***
Позвонил один из моих героев, одноклассник, коего я уже полвека как похоронил — с чужих слов. А он вполне здравствует. Чаще случается наоборот. (Рассказ «Убийство на пляже» )
***
У меня родился внук, у Яэли и Эсти брат, у Иосифа и Валески сын. Его нарекли двумя звучными именами: Моисей Иммануил (Moses Immanuel).
***
17 мая. Я не имел счастья знать Елену Шварц, я имел честь ее знать. Кто вспоминает в этот день Старовойтову и Новодворскую, тот не вспомнит о Шварц. И наоборот. А ведь как бы по одну сторону баррикад, но только как бы.
фото 2: первая слева Елена Шварц. Комарово, 1990 г.
***
Вчера близ Цюриха в поместье Витгенштейна была хупа. С полсотни гостей. Хозяин, член одной с Джан-Лукой студенческой корпорации, предоставил свой замок. Как в кино. От меня требовался тост.
— Дорогие друзья! В Европе много швейцарий: Саксонская Швейцарии, Франконская Швейцария. Есть даже Волжская Швейцария. Моя дочь предпочла оригинал. Когда-то, впервые услыхав о Джан-Луке, я вообразил себе Вильгельма Телля в облачении папского гвардейца — так что с луком вместо алебарды. Это был герой романа-фэнтэзи, современная версия сказочного принца. И я не скажу, что реальный Джан-Лука, с которым мы теперь на «ты», так уж сильно от него отличается. Во всяком случае, он поразил стрелою яблоко в первую минуту нашего знакомства. Войдя к нам и услышав доносившуюся из соседней комнаты какую-то музыку, он как бы между прочим заметил: «Английская сюита Баха». Если б он подъехал к дому в английской карете, это произвело бы на меня меньшее впечатление. Без ложной скромности скажу, что Джан-Лука оказался столь же меток и в выборе невесты — теперь уже жены. Это в нем, конечно, национальное. Кстати, этот выбор был доведен до моего сведения таким экстравагантным способом, что ни о какой попытке воспротивиться ему — совершенно гипотетической, разумеется — не могло быть и речи. Мириам в один из своих уикендов летит в Цюрих, по моим расчетам, ей лететь еще минут тридцать. Вдруг в кармане у меня звонит телефон. Я как раз возвращался из магазина — в одной руке сумка с провизией, в другой ключ. Суечусь: «Алло» — «Это говорит Джан-Лука, — мне помешало потерять сознание то, что следующие его слова были: — Я еду в аэропорт встречать Мириам. Могу ли я сделать ей предложение, она еще ни о чем не знает». — «О да, конечно, какое счастье!» И потом долго не мог попасть ключом в замочную скважину.
Моя Мириам, ни единой секунды не сомневаюсь в том, что тебя ждет с Джан-Лукой феерическая, полная захватывающих моментов, богатая впечатлениями жизнь.
Дорогой Джан-Лука, что ждет тебя, мне сказать труднее, потому что Мириам моя дочь, которую я бесконечно люблю. Я пристрастен. Если я стану говорить, что думаю, это покажется бахвальством без всякой меры.
В заключении хочу рассказать старый израильский анекдот. Моисей сорок лет странствовал по пустыне, потому что заблудился. В действительности он хотел привести евреев не в Израиль, а в Швейцарию. Отчасти, как мы видим, это ему удалось. Мазл тов!
***
Человек со скрипкой на улице, и перед ним футляр с мелочью — он мой брат. И подам ему непременно. И поющий, и декламирующий перед прохожими — артисты. «Попрошайка» — в любом контексте — выдает безликого технаря. (На задержание ребенка, декламировавшего на улице стихи.)
***
Вчера нас постигло стихийное бедствие (наводнение в Шарлоттенбурге с последующими фб-вопросами: «Вы в порядке?»). А мы даже не в курсе. Когда б не фб, так бы и жили полными игнорантами. Старый человек сидит дома, что-то кропает у себя в тетрадке. Ему хорошо и покойно.
***
Мучительная почечная колика привела меня к Старому Фрицу в белом халате. «Зауфер унд треппе лауфен», сказал он мне («надраться и бегать по лестнице»). Сусанночка купила два литра пива. В продолжение часа под горячим душем я его пил, непрестанно изображая секту трясунов. Теперь повторяю вслед за немецкими пацифистами: «Ни видер бир». (Слоган немецких пацифистов: «Nie wieder Krieg».)
***
Почтовая карточка с видом Клагес Маркта в Ганновере. В этом городе я прожил (провел) тридцать пять лет. В двух шагах от Клагес Маркта, на горке, старинное еврейское кладбище, ранний XIX век. В войну под ним было бомбоубежище. Называлось «схорониться под евреями». (Рассказывал наш квартирный маклер — у его жены Маргот на руке был голубой номер).
***
На днях услышал, как «вскрикнули десять тысяч воинов» в гомеровской «Илиаде». Улица кинулась на нас с Сусанночкой, не то преследуя, не то удирая от разъяренного быка, как в Памплоне. Бык в образе белого минибуса. Ей-Богу, пожалел, что в руках ничего, запустил бы в водителя. Времени все осознать было довольно. Вдавил Сусанночку в стену дома, затем мы оказались заблокированными в магазинчике бижутерии. Веселая компания: аргентинец, две продавщицы-азиатки, подросток из Цюриха, пятеро израильских детей от года до тринадцати с мамой и бабушкой. Я единственный, у кого работал мобильный телефон. Предчувствую счет. Чикнул, как Сусанночка успокаивает девочку из Герцлии, рядом ее брат, которому на бар-мицву подарили круиз. Сусанночкин иврит на девочку подействовал благотворно. А мальчик, прислушиваясь к происходившему снаружи (мы думали, что «мехаблим» заперлись по соседству и взяли заложников), повторял: «Зэ ло хофиш» — это не каникулы.
фото 3: Барселона, 17 августа 2017 г.
***
Когда дешевка попадает в нерв, она становится шедевром. В моем случае мимо нерва. Тем острей чувство зависти к другим. (О фильме Феллини «Восемь с половиной», музыка Нино Рота.)
***
Некто Аким К., первый тромбон у Мравинского — весельчак-черносотенец, женатый на еврейке, — сказал арфистке Толстой: «Знаешь, у тебя все впереди. А когда нагнешься, то сзади». То же самое он мог бы сказать Поклонской. Если она не «прогнется» перед нынешней властью, то у ней еще все впереди.
***
«ТАСС. РАССКРЫТИЕ КРУПНОЙ ПОЛЬСКОЙ ШПИОНСКОЙ ОРГАНИЗАЦИИ В РУМЫНИИ. Берлин, 24 октября. Германское информационное бюро передает из Бухареста, что легионерская полиция раскрыла широко разветвленную польскую шпионскую организацию в Румынии. Одновременно из Румынии выехало в Стамбул много поляков, которые также изобличаются найденными документами. В так называемой организации «Помощь польским беженцам» был обнаружен центр по изготовлению фальшивых паспортов. Здесь же были обнаружены брошюры, направленные против Германии и прежде всего против ее руководителей, в частности против Гитлера. Установлено, что бывший начальник полиции и руководитель отдела государственной безопасности генерал Маринеску получал за сокрытие этих материалов большие взятки». («Советский Сахалин», 27 октября 1940 года.)
Кто эти сотни польских шпионов, по фальшивым документам бежавших через Румынию в Турцию и далее, куда уж получится? Дававших на лапу разным маринеску?
***
Сегодня ночью в Берне у Мириам и Джан-Луки родился первенец, Каспар Мозес. Наш четвертый внук.
***
Сусанночка, начитавшись в фб о словоохотливых таксистах, утверждает, что они проходят специальный курс: разговоры с пассажирами в жанре vox populi, это входит в число дополнительных услуг. Лично я, когда читаю в фб многочисленные рассказы о фонтанирующих таксистах, вспоминаю чей-то хрестоматийный ответ цырульнику — на вопрос, как его постричь: «Молча».
На снимке: одно из первых образцово-показательных послевоенных такси перед МАЛЕГОТом. По случайному совпадению в него садится мой отец — по крайней мере, мне так кажется — игравший тогда в Михайловском театре, про даму мне ничего неизвестно. На заднем плане видны строительные работы: отец рассказывал, как к приезду иранской принцессы на Площади Искусств был спешно разбит сквер, десятью годами позже в нем был установлен аникушинский шедевр.
***
На трибунах русские болельщики — народ не самый бедный, социально активный, в зрелом возрасте — развернули последовательно изображения Ленина, Сталина. Отнюдь не Николая II.
***
После завтрака лежу с карандашом, глаза слипаются… вдруг голос:
— Нет, Россию нельзя затоптать.
***
Звонила Мириам:
— Ты же знаешь, существуют диалекты и социалекты, как в Лондоне. А у русских есть еще политалект. Я же люблю на улице подслушивать, о чем говорят. Тут (в Берне) русских много. По тому, какими они словами пользуются, видно, какие у них политические взгляды.
— А разве в других языках не так?
— Не настолько. В европейских языках очень много английских слов, поэтому не так чувствуется. В русском языке их тоже много, но не так. Русский язык очень яркий, агрессивный.
***
Кто-то с умилением воспроизводит видео: солдат отламывает арабским детишкам от своего бутерброда, говоря по-русски: «Разделим по-братски, пацаны». Ну, вообще-то отдает не последнее. Так покупаешь цыгану-попрошайке вафлю. Но скажу с последней прямотой, а служил я и садирником, и мелуимником, в общем, наслужился: израильская армия в человеческом отношении для воюющей страны… ну, лучше, чем в Библии не скажешь: нэс ле-гоим — чудо, ниспосланное язычникам.
***
Я бы запретил себе иметь двойное гражданство. В рассуждении моей израильской лояльности Трамп это подарок судьбы и даже Путин наряду с московскими евреями вполне заслужил право на «запасной аэродром». Ну, а сточки зрения моей европейской лояльности, фрейдовскими корнями уходящей в «украденный мир», и «границу на замке», то тут первый из них — дремучий заокеанский боров, а второй — запятнанный кровью обидчивый гебешник.
Роман «Что делать?»
***
Это утро огрело смертью Юрьева. Ни слова больше, кроме того, что несметный талант. Из общих знакомых никто ничего не мог сказать. Сусанна позвонила к Оле — раздражение, питаемое моею персоной, на Сусанночку не распространяется. Олег умер во сне; здоровым человеком он отнюдь не был, сидел на таблетках.
***
С Шубертом, Малером и Шостаковичем прожил всю жизнь, как с болью в сердце. Не могу отделаться от чувства, что Малер до конца не понимал, чтó он пишет. Это Лева Рубинштейн поет советские песни, то раскавычивая их, то закавычивая, в зависимости от политической погоды на дворе: в хорошую погоду можно и без кавычек, в стужу кавычки неизбежны. У Малера никакой з/к, закавыченности, быть не может, немецкая гофмановская ирония в кавычках не нуждалась, она у Малера лежит на поверхности. Уже несколько дней слушаю его Шестую. Итальянское кино сильно навредило Пятой. Копеечная пошлость «Смерти в Венеции» (у Висконти), уцепившись за высокую пошлость Малера, сделала свое дело. Сегодня день рождения Малера.
***
О том же.
Отличие Томаса Манна от Висконти. Томас Манн был современником своей пошлости, современником югендштиля. С югендштилем сражался весь передовой двадцатый век да так яростно, что себя же и изранил, а югендштиль ушел непобежденный. Пошлость непобедима прежде всего потому, что она бывает прекрасна как мало что. Также и Томас Манн. Порожденье густого немецкого филистерства, на котором чего только не поналипло, от тайного гомосексуализма до явного антисемитизма, он кончил библейскими небесами во всей их бескрайности. А с Висконти что взять — киношник. И вашим и нашим за три копейки спляшем. Между Висконти «Сэнсо» и Висконти «Людвига Баварского» — пропасть. Когда-то, выдавая себя за шестнадцатилетнего, я много раз смотрел «Рокко и его братьев» и умирал от этого оперного веризма — как в «Паяцах», как в «Сельской чести». Но потом уже победило самое низкопробное, что есть в веризме. Разумеется, всякое суждение есть суждение вкуса, желательно своего, а не чужого.
***
Едва научившись читать, я принялся за Чехова, в котором узрел великого учителя жизни. Первое, что я у него прочитал, было «Женщины с точки зрения пьяницы».
Чехов
***
Послал Берковичу: ЧЕРНЫЙ ДЕНЬ КАЛЕНДАРЯ
Сусанночка вернулась с торговой Вильмерсдорферштрассе и делится впечатлениями:
Турок идет по улице и скандирует:
— Гер-ма-ни-я домой! Гер-ма-ни-я домой! — с горьким злорадством. Он оскорблен, он хочет быть вассалом того, кто всех сильней, хочет гордится своим господином.
Немка пролетарского вида в отделе чемоданов:
— Проиграли! Что дальше?
Коротконогая еврейка в магазине «Т.К.Макс», в трубку:
— Ты ему уже перцу дала?… Нет, ты ему уже перцу дала? Чемпионы мира! Позор на всю Европу!
Азиатка, с ног до шляпки в немецком флаге, гордо идет, ни на кого не глядя. («Нет, Лёник, ее надо было видеть».)
Две молоденькие немочки, пуская мыльные пузыри на перекрестке, громко говорят в пространство, так чтоб все слышали:
— Это не Германия проиграла, это немецкая сборная проиграла.
Обслуживание в корейском ресторане прекратилось, все ушли на фронт, сгрудились перед телевизором.
Двое русских стоят перед «Тото» (букмекерской конторой), совершенно потерянные:
— Ну все… это кошмар…
Поравнявшийся с ними третий:
— Так и должно быть на русской земле.
А за пять минут до того, как Сусанночка вернулась, звонок. Мириам, из Берна, мрачно:
— Германия проиграла… Теперь держи кулаки за Швейцарию.
(Киевлянка-френдесса в фб: «А у нас тут свои особенные мысли возникают: это такой хитрый ход, придуманный Меркель, чтоб и не бойкотировать, и не ехать к Путину».)
***
Фестиваль Спивакова в Кольмаре. До того, как начался концерт, красненькая фигурка на телеэкране забила в ворота черненьким гол — к печали моей жарко антипутинской компании. Вот уж тайна сия велика есть.
Спиваков, по скрипичным понятиям, старец, играл сонату Франка исключительно юно (я не слышал его лет пятьдесят). Что, я должен был хотеть, чтобы он облажался, ввиду его «гражданских доблестей»? Некогда «Этерна» выпустила пластинку: на одной стороне Куленкампф (гитлеровский Ойстрах) срывается в финале концерта Сибелиуса и позорно не может его закончить, а на другой стороне Менухин в пору своего недолгого расцвета играет тот же концерт Сибелиуса. Вот как мы их. Помню свое отвращение к этой гедееровской затее.
***
Семейная гробница: Жорж Дантес и его жена, урожд. Гончарова. Близ Кольмара, Эльзас. Пятнадцать лет назад, когда был здесь, не хватило духу съездить. На этот раз решился.
Семейная гробница: Жорж Дантес и его жена, урожд. Гончарова. Близ Кольмара, Эльзас
***
Фб полон Корчаком, до умопомрачения в одних и тех же выражениях, с одной и той же картинкой. А что как в пору охоты на педофилов (привет Дмитриеву и Медвежьегорску) написать, что он был на самом деле педофил? Не сомневаюсь, что тяга к хоровому пению, помноженная на нынешние информационные возможности, даст результаты в мгновение ока. «А-а…» — скажут все и дружно намотают на ус.
***
В палангской библиотеке попался Аксенов. «Гламур-мур-мур». Человек, которого талант и художественная интуиция поощряют писать абы как. Красивые ноги у чувихи, а чулки колесом.
***
В Паланге умираю от жары — то же, что от жажды умираю над ручьем. Бодрствуйте, ибо близок конец времен. Он наступит раньше, чем жовто-блакытный прапор взовьется над Кримом, а Россия пойдет войной на Москву.
***
— Мама, она думает, что я съедобный. Я спас ее из песка, — мальчик рассматривает божью коровку на руке.
Услышал на пляже, как одна русская говорит другой: «Она его отнаташила». «Отнаташить» — окрутить иностранца.
В русскоголосом мире писать на пленэре это как с горки съезжать. Но через неделю птичий гомон в родной березовой роще начинает мешать, хочется назад в привычную немую фильму, к компьютеру — разбирать каракули час назад законченного романа.
***
Какой-то ряженый призвал «выжигать каленым железом практику пыток». Кафка. Если совсем коротко, то Кафка это буквально понятая метафора.
Или в своей оторванности я не понимаю черного юмора?
***
Ему и точно и смешно. «Оз, Гросман, А.-Б. Иешуа и еще 177 израильских писателей: «Сионизм = фашизм». Нобелевский комитет: «Но у нас нет столько премий»». (Прочитал в интернете.)
***
«Швейк» был моей путеводной звездой. Не успел я стать первокурсником московской консерватории — мне только стукнуло семнадцать — как нас послали на овощебазу. Ошуюю скрипач Крамаров (двоюродный брат киноартиста), позднее стяжавший премию на конкурсе Паганини; одесную Третьяков, годом позже первая премия на Чайковском, звезда советской скрипичной школы.
На овощной базе
***
«Грек это турок, который хочет быть итальянцем». Проверил в поисковике: нету.
***
За обедом восьмилетняя Яэль — пятилетней Эсти: «Принцесса Лаура, не чавкай»
***.
«13 августа». Назовите эту дату сегодня уроженцу Германии, Берлина — она ему ничего не говорит. Падение Стены — другое дело. И год, и число назовут. А здесь: «Тринадцатое августа? Не знаю…». (Я поставил эксперимент, произвел миниопрос. Назвал число — опрашиваемые с высшим образованием, средних лет, урожденные западные берлинцы. Выражение лиц, как у двоечников.)
Солдат помогает ребенку выбраться
Не знал этого снимка: солдат помогает ребенку выбраться. Невольно вспомнил — благодаря униформе — «Weisse Rose».
***
Книга Юлия Марголина как литературное произведение конгениальна шаламовским рассказам. Первые семь глав, произвольно, по по соображениям текущей политики, опущенные в свое время издательством им. Чехова (1952), — представляют собою описание тщетных попыток вырваться из гибнущей Польши обладателя палестинского паспорта. Появление в интернете этой книги, разрешенной к продаже только в Израиле, — большое литературное событие.
***
Фрейд, академик Павлов, Бернард Шоу — они мне все на одно лицо.
***
Ежегодное паломничество к мемориалу Беньямина в Портбу. Иосиф встает в шесть утра и идет из Баньюльса через горы, как шел Беньямин. Мы же с детьми приезжаем электричкой, это две остановки до испанской границы, и встречаемся на станции. Как и Вальтер Беньямин, эти дети родились в Берлине.
В Испании
***
На полке стоит по-советски обернутый в кальку четырехтомник «Тихого Дона» (изд.1947). Стал читать с начала. Неужто, кроме меня, эту книгу все читали?
***
Человек, поющий баритоном в микрофон советские песни. Сокрушаются о культурной утрате даже те, кто воротит нос. А по-моему, в Обезьяней Великой Палате Кобзон как раз хорошо смотрелся.
***
Я уже давно не пишу, я мастерю. (Сегодня, в последний день лета разменял восьмой десяток.)
***
Музей Изобразительных Искусств им. Пушкина начинался рядом с нашим домом. Сюда, в Шарлоттенбург, тащился в трамвае по жаре Цветаев с Мариной и Асей. Эти мастерские гипсовых слепков стоят по сей день. Когда веду Эсти на балет, каждый раз прохожу мимо.
***
Читаю: «Это вызов православным Руси! Опера „Саломея“ — антихристианская провокация в Беларуси XXI века». Ну, ладно. С России, с Белоруссии, с Украины взятки гладки. Но ведь на Западе то же самое: чистят Марка Твена. Интересно, как с Вольтером?
***
Годовщина Бабьего Яра по григорианскому календарю. Пост 8 тишрея.
Доблесть гоев: «Живи опасно» (в каноническом переводе «гоим» — «язычники»). У евреев: «Живи неудобно». Пейсатое гетто: все уродливое, сломанное, кое-как починенное. В Судный день под кушеткой сдохла кошка, и только на Пасху обнаружили, когда искали хомэц. А все — в память о разрушенном Храме. Я все разбрасываю, все валяется. Сусанночка, убирая: «Что, в память о разрушенном Храме?»
В шестидесятых на Симхастойре молодежная еврейская толпа на Лермонтовском, разгоняемая поливальными машинами, скандировала: «Алэ гоим — мишугоим, алэ идн — инвалидн» («Все гои сумасшедшие, все евреи инвалиды»).
Толстой постоянно в дневниках: углубляйся в себя, познай в себе другого. А чем я всю жизнь занимаюсь? Копаюсь в своем еврействе.
***
Нельзя один эпизод Катастрофы иллюстрировать изображениями другого ее эпизода. Это тоже фальсификация. Как-то раз в Армянском квартале увидел плакат с изображением груды черепов. Черно-белую якобы фотографию, а в действительности репродукцию с картины Верещагина «Апофеоз войны». Здесь недопустим монтаж, недопустима никакая подделка.
***
Гостит Мириам:
— В Нойкельне нельзя быть евреем, а в Марцане нельзя быть арабом.
Русскоязычные в Германии в боевом братстве с молодцами из АдГ, причем русские евреи вполне могут сходить за русских. Мне хорошо, я старый. Лежу и держусь за печень.
***
Прочитал очередной некролог: мол, нам его будет не хватать. Нет, когда я помру, мне себя не хватать не будет. Все свое унесу с собой.
***
А вот я не стану насмехаться над Саакашвили. Я тоже грыз на уроках свой пионерский галстук, мечтая убежать за границу и стать как Ван-Гог.
Школьные зарисовки
***
Несколько дней с L.
— «Отдать землю, жить в избе» это маниакальный страх смерти (у Толстого). «Я» смертно, а мужик знает только «мы», речь безлична, говорит пословицами — как Меа Шеарим притчами, то-то «еврей всегда в хорошем настроении». По Толстому, «любовь это души, не разделенные телами». А Федоров еще написал ему: вы хорошо пишете, но прошли мимо главного — смерти. (Сейчас готовится полный Федоров по-французски.)
На книжной ярмарке в Блуа будут представлены исключительно филологи и историки, которые между собой, как кошки с собаками. Инициативная группа женщин-историков составила петицию против дискриминации женщин в их профессии. На исторических кафедрах преобладают и задают тон профессора-мужчины. Дескать это из-за порочной практики оценивать соискателей по числу публикаций. У женщин меньше времени писать: рождение и уход за ребенком и все с этим связанное. «Думаю, что не подпишу. Подсчитывать число женщин и посчитывать число публикаций — какая разница?»
— Приснился сон. На улице шум. Кто-то стучится в дверь. На пороге женщина. Просит ее укрыть, идет охота на историков. Подумала: а мне-то что. И отказала.
***
В продолжение толстовской темы. Старение как разрушение телесной переборки между душами. «Возвратился на лоно Авраамово», «приложился к народу своему», «олах ле-оламо». Каждый, кому уже недолго осталось, лелеет надежду, что переборки распадутся легко, без мучительного треска. Велико искушение помочь им в этом «своею собственной рукой», но это не по правилам и чревато — а чем не знаешь.
Бабушка Гитуся усмехалась (у старых женщин это выходит уж как-то очень криво): «У Соломона восемьсот их было. Вот и говорит, что все суета сует».
Если бы у Толстого под старость лет ампутировали ногу, он бы проповедовал ампутацию одной ноги. То же и Лесков. И нашлись бы последователи.
***
Лежу в больничной палате и читаю: «Лежу в письменном столе». (Борхес, «Клинок».) Чередую Лескова с Борхесом — принимать антибиотик нужно с чем-то еще ради сохранения какой-то там фауны. (Когда-то Волохонский, памятуя, что я музыкант, дал мне прочесть свой трактат о темперации, руководство для настройщика органов. Очень изысканный ученый текст, что-то о соотношении интервалов, с отсылками к Пифагору — я уж не помню, да, собственно, ничего и не понял, о чем сказал ему к его разочарованию. «Анри, а вы можете спеть терцию?». Нет, не может. Допускаю, что так же и Борхес — когда он пишет о гностических ересях или пишет свое «Оправдание каббалы».
***
Насколько сознаешь, что признание и успех не синонимы, настолько готов занизить планку.
***
Пастернаковское настроение: стоять с сумкой (не с узелком, правда) на трамвайной остановке, а за спиной больница. Сусанночка еще на работе. Придет, а я дома.
***
Новенькая уборщица с Украины на вопрос: чем вы занимаетесь? «Я наращиваю реснички и делаю ваш» (to wosh, waschen).
***
Оля Сконечная пишет: «Удивительно, что скрепострадальцы до сих пор не выдвинули версию, что Марк Леви — настоящее имя Владимира Набокова». Как же, выдвигали. Во второй половине эмигрантских восьмидесятых Струве приписывал Набокову авторство «Романа с кокаином». Поскольку невооруженным глазом было видно, что такое невозможно — что со «Струвы» взять — я подивился Кублановскому, тогда, правда, приближенному Струве и всячески желавшему своим сюзереном иметь Солженицына. Он активно участвовал в группе поддержки сей гипотезы, чем как читатель полностью дискредитировал себя в моих глазах. «Русская мысль» допустила внутрипартийную полемику (все были свои, не «синявские»). Запомнилась чья-то фраза о диалогах с оплаченным ответом, несовместимым с набоковским уровнем. Даже после опровержения Веры Набоковой «Личарда верный», Кублановский написал в духе того, что «все-таки она вертится». Сегодня читаю, что не мог сам Кублановский написать известное письмо («Слепые зарубежные поводыри»), уж больно корявый канцелярит. Мог. Понимать написанное в строчку, а не в столбик, не сильная его сторона. По-видимому, также и писать, да еще когда человеку за семьдесят. По себе знаю, как сдают.
***
Вечер Гуголева в гайдаровском центре в Газетном переулке. В разделе «гражданская лирика» сплошной Босх, в остальных залах Нольде, Дикс.
***
Ирина Шистер
На снимке слева. Ирина Шистер с дочерью Марией. Нанимала квартиру на Песках: Конная, 20. Мещанка иудейского вероисповедания, пользовалась правом постоянного проживания вне черты еврейской оседлости как жена отставной козы барабанщика — «отставного нижнего чина, прошедшего военную службу на основании рекрутского устава». Mlle Шистер, служащая в „Лионском Кредите», жила в Париже. В Августе Четырнадцатого гостила в Петербурге, гостевание стало бессрочным. Ей было уже к тридцати, когда она вышла замуж за недоучившегося студента-медика Иону Гиршовича.
На снимке справа. Гражданка Ирина Шистер — и карандашом приписано: «Январь 1918». Спустя тридцать лет в этой же самой квартире на Конной я родился. Все равно не получается процитировать Бродского: «В каких рождались, в тех и умирали гнездах».
(Irina Taytslin — Ира Гиршович, моя кузина, которую назвали в память о прабабке — исправляет: это был дом восемь. Я взглянул в википедию. Дом построен в 1911-12 гг. архитектором Наткиным (уж не родственник ли Роберта Наткина, художника?), стиль модерн. Такие же строил в Петербурге мой двоюродный прадед Борис Гиршович, умерший в одиннадцатом году; широкая публика не раз бывала в одном из его строений, в кафе «Норд». В каких отношениях были между собой эти два уроженца черты оседлости, знать не могу — Гиршович был знаменит. Наверняка знали друг друга.)
***
Привез из Москвы вырезной шаблон — этакую картонную трафаретку с картинками, фломастерами и стихами для Эсти. Подпись под первой же картинкой:
Наш воробьишка патриот,
Живет в России круглый год.
***
То, что я весь обусловлен своим еврейством — с моего самого раннего, граничащего с младенчеством, сталинского детства — отнюдь не превращает меня в ура-еврея. И тем не менее ренегатство советского времени забыть не готов. Я не нашел в википедии имен Плисецкой и Райкина как членов антисионистского комитета советской общественности. Но я ничего не могу поделать со своими воспоминаниями.
(Может, в антисионистский комитет они не входили — к тому времени я уже уехал. Я хорошо помню их участие в антиизраильской вакханалии после Шестидневной войны.)
***
Не поклонник нынешнего польского правительства, как и многих других польских правительств, я все же хочу сказать тем из моих соплеменников, что злорадствуют, когда речь заходит о разгроме польской армии осенью 39-го: стыдно.
***
Неисполнение Вагнера в Израиле: кому хуже? Это те же антисанкции. Полувековой бойкот Штрауса сказался: седоголовая аудитория не в состоянии воспринять «Жизнь героя», этот десерт, вызывающий шквал аплодисментов в других странах (припоминается концерт в Биньяней Аума). А теперь уж, в попсовую эру, и вовсе поздно. Прошляпили.
***
Что касается национальных культур: обретая «культурную идентичность», рискуешь потерять культурную (психическую?) адекватность. Это к тому, что на днях смотрел по телевизору интервью с одной дамой, депутатом житомирского облсовета, по примеру львовского облсовета объявившего вне закона «русский культурный продукт».
***
фото 12
Угар НЭПа, афишный столб на Невском. Ретели, Поддубный, а в Таврическом саду юморист Хенкин. Сейчас эти афиши будут заклеены другими, расклейщица уже приступила к работе. Тротуар такой высоты, что можно присесть — или это основание тумбы? Толстовка и портфель выдают в мужчине приспособленца. Небось ему есть что вспомнить. Например, как в 916 году в Одессе у него на глазах из окна выбросился его отец. Моисей Ионович Гиршович, разбитый параличом, послал сына за газетами, перевесился через окно и… Дед Иона — на этом снимке ему чуть больше сорока — и сам умер от кровоизлияния в мозг перед войной. От того же умер и мой отец, тоже Моисей Ионович. Я всегда считал: «не подведу», разделю их судьбу. Разве что при рождении, вопреки проговóренному в молитве имени Иона, меня назвали Леонидом, не столь взрывоопасно. Якобы бабушка Маня называла деда Иону Лёней. Когда они познакомились, он представился: «Йоня», а ей послышалось «Лёня». Так и пошло. В Израиле, заполняя какую-то бумажку в «мисрад апним» (МВД), я спросил у чиновника, не назваться ли мне Ионой, тот отсоветовал: женское имя. И правда, среди израильтян Иона мне повстречался лишь однажды: прокурор Иона Блатман. На процессе Демьянюка его компетентность оставляла желать лучшего, но это уже из другой оперы.
***
Шел с Маросейки на Мясницкую переулками. В одном имело место что-то молодежное и над входом горело: «Люби то, чем занимаешься». Нет чтоб «Занимайся тем, что любишь». Страна Иванов Денисовичей, идеология Гулага.
***
Нынче эрэф Ханука совпадает с первым адвентом. В Петропавловской церкви (Берн) поет петербугский камерный хор — вход свободный. Может быть, даже и сходил бы, но все же присоединюсь к мужам. Покамест сижу на городской скамье, одной рукой держу коляску, в которой спит Каспар Мозес, а в другой руке держу «Автобиографию» Соломона Маймона. Спасибо подарившему ее, так бы не удосужился прочесть. А тут еще в современных Маймону декорациях.
***
Разница между певцом и запевалой — казалось бы оба солируют, но последнему необходим хор, который бы его подхватил. О хористах говорить не приходиться. (Оплеван ансамблем песни и пляски под управлением Татьяны Толстой. И с какой страстью плевались.)
***
Ставить себя на чье-то место легче, чем этого не делать. Но если альтернативная история и существует, то альтернативный Бог невозможен. Он определил для тебя время и место. И не задавайся вопросом: а как бы ты на их месте — если сможешь. (Читал «правду» о восстании в Варшавском гетто.)
***
Написал в фб:
С Новым годом! Guten Rutsch!
По-английски мне поздравлять некого. По-еврейски невозможно: написать «шана това» — отпасть в язычество. Хотя… немецкое «гутен руч!» («плавного скольжения в Новый год!») якобы произошло от еврейского «рош», а вовсе не от глагола rutschen (скользить). Так что от рош а шана никуда не деться.
***
фото 13
«Выбирайте „Советское Шампанское“ по своему вкусу: сладкое, полусладкое, полусухое».
Вкусовой ассортимент как при царе: не «суше» полусухого. Тогда как в Первую мировую из шампанских вин победил «брют» — вкус диктовали англичане. Россия оказалась за бортом исторического процесса.
(окончание следует)
