Слушай меня ушами, Крик… Ты кричал про шаги времени так громко, что сам оглох и перестал их слышать. Ты любовался собой и ослеп. Ты — как старик, не видящий пальца, которым время тычет ему в глаза. Я хочу, чтобы ты прозрел и увидел жизнь…

Вячеслав Вербин

РЫЖИЙ КОРОЛЬ

Музыкально-драматическая фантазия
по мотивам произведений И.Э. Бабеля

Композитор Раймонд Паулс

(окончание. Начало в №4/2020)

ВТОРОЕ ДЕЙСТВИЕ

(Мизансцена Пролога. Люди, участвующие в сцене, одеты и выглядят совсем не так, как в первом действии. Все повзрослели или постарели на десять лет. Соломончик Каплун, например, отрастил бородку и одет в кожаную куртку с портупеей, к которой прицеплена деревянная кобура маузера. Пятирубель — в длиннополой шинели, на ремне — шашка.… Разве только Фроим Грач одет по-прежнему в парусиновую бурку и сапоги. Прошло время, и теперь в Одессе Советская власть.)

НОВОЕ ВРЕМЯ — НОВЫЕ ДЕЛА
(По сравнению с Прологом характер исполнения запева и припева — противоположный. Запев — романтически энергичный. Припев — задумчивый. Но музыкальные темы — те же.)

ПЯТИРУБЕЛЬ:
Прошлое кануло и не вернется назад…
Вихри враждебные веют.… И некуда деться…
В новой эпохе мы жизнь начинаем с аза.
Новой станет старая Одесса!
ГЕДАЛИ:
Ни иудеев нет, ни эллинов, как прежде…
ФРОИМ:
Зато все делятся на красных и не очень.
ЛЮБКА:
Хотя порою не понятно, хоть зарежьте,
Кому всё это было нужно, между прочим…
ХОР:
На перекос, и невпопад, и в разнобой
В башку вбивают людям правила прогресса.
Но терпелива и внимательна Одесса.
Такой уж это город золотой!
СОЛОМОНЧИК:
Мы — кузнецы бытия с молодою судьбой!
Надо проветрить пропахший гнильем заповедник!
Время зовет на последний решительный бой!
Не смотря на то, что он последний…
БЕНЯ: (иронически)
Не просто числиться в героях эпопеи…
ФРОИМ: (мрачно)
Ты лучше взял бы всё, что видишь, на заметку…
ГЕДАЛИ: (в тон Фроиму)
Ну, например, что с каждым днем листать труднее
Тетрадку жизни, разлинованную в клетку.
ХОР:
Но солнце каждый день встает над головой.
Рожают матери, кто принца, кто принцессу…
Каштан цветет. Волна играет.… Ах, Одесса!
Ну, до чего ж ты город золотой!

ПЯТИРУБЕЛЬ и СОЛОМОНЧИК: (вместе)
Мир будет чистым, как только что прибранный дом!
Люди все станут похожи и, значит, красивы!
Тот, кто себя назовет одесситом потом,
Скажет нам великое спасибо!..
ХОР:
Рыча, рыдая, сквернословя и стреляя,
Шагает Время так, что плавится щебенка!..
БАСЯ:
Я вас прошу! Нет, я вас просто умоляю!
Потише, граждане! Разбудите ребенка!
ХОР: (тихо, но громче от строки к строке)
Но мы живем, как будто вечность под рукой,
Покуда спрятан результат в дыму процесса…
Как в общей ране, наша кровь в тебе, Одесса!
Как в общем сердце, наша жизнь в тебе, Одесса!
Такой уж это город!
Такой уж это город!
Такой уж это город золотой!

(Как и в Прологе, происходит пластическая перемена мизансцены. В центре внимания зрителей остаются Фроим Грач и Гедали. Грач угрюмо молчит.)

Гедали: Ты молчишь, как пустыня, Грач. Ты молчишь так, что мне кажется, это я виноват, как ты молчишь.… Поговори со мной, Фроим.
Фроим: Ты не виноват, Гедали. Это я виноват. Потому что я не знаю, что говорить.
Гедали: Тогда я поговорю с тобой, Фроим… (пауза) Я видел Ивана Пятирубеля, которого уже давно не видел.
Фроим: И что Пятирубель?
Гедали: Он был весь в шинели. И вот тут у него была красная лента, а вот тут шашка… Он стал большим человеком, наш Иван.
Фроим: Это называется Большевик.
Гедали: Я знаю… Я люблю старые слова и старые вещи, потому что я — да, старьевщик. Но я читаю новые газеты, потому, что я — да, все-таки хочу слышать, как идет время. Я понимаю слова, которые не понимал раньше.
Фроим: И что же это за слова, Гедали?
Гедали: Разные. Послушай… Революция… Интернационал… Ин-тер-на-ци-о-нал.… Это звучит, как музыка, Фроим, а?… Но ведь люди завели моду играть музыку не только на свадьбах. На похоронах тоже стали играть музыку. И что-то стало так много лишних похорон, Фроим…
Фроим: Лишние похороны — это такая вещь, которой в жизни всегда много. Ты помнишь те, двойные?
Гедали: Когда Беня брал Тартаковского и хоронил дурака Савку вместе с мальчиком Мугинштейном? Помню, да. И помню еще, что тогда слободские хотели сделать нам погром. А наш друг Иван Пятирубель прогнал их из пулемета… Правда, это хорошо, что тогда он был наш (!) друг, Фроим?
Фроим: Правда… (пауза)
Гедали: Ко мне в лавочку вчера пришли и сказали: отдай на учет революции твой граммофон… Я люблю музыку, — ответил я революции… Ты не знаешь, что ты любишь, — сказала мне революция. — Я буду в тебя стрелять, тогда ты узнаешь… Мне не жалко одного граммофона для революции. Их у меня два… (Появился Пятирубель. Стоит в отдалении.) Но если Иван Пятирубель все-таки наш(!) друг, может быть, революции хватит одного моего граммофона?.. У них штаб на Екатерининской. Может быть, мне пойти в этот штаб, Фроим? Вдруг я встречу Ивана?…
Пятирубель: Зачем ходить в штаб, Гедали? Штаб сам к тебе пришел. (Раскрывает объятия, в которых, как ребенок, тонет маленький Гедали.)
Фроим: Мое почтение тебе, Иван.
Пятирубель: И тебе моё, Фроим.
Гедали: (совершенно счастлив) Я тебе говорил, Фроим?! Эти слова — как музыка! Революция?! Вот стоит перед тобой добрая революция по имени Иван Пятирубель!.. Интернационал!? Это мы — интернационал! Интернационал хороших людей! А все другое — это, как мы говорим, «ГЭвэл гавОлим. КулОй гЭвэл»! Суета сует и всяческая суета!… (Напевая нечто радостно невнятное, Гедали танцует… пока не останавливается, наткнувшись на двух красноармейцев с винтовками, вошедшими вслед за Пятирубелем. Пауза.)
Пятирубель: (просто) У меня приказ, Фроим. Революции нужны твои кони. Все до одного твои кони, Фроим. Армия изнемогает в крови. (махнул рукой красноармейцам) Выводите. (красноармейцы уходят) И передай Бене, пока еще живому зятю твоему.… Пусть сидит тихо со своими дружками. Пусть сидит совсем тихо… (Уходит вслед за красноармейцами. Слышны конское ржанье, ругань, удары… Фроим покачнулся, взявшись за сердце.)
Гедали: (кинулся к Фроиму) Что ты, Фроим! Что ты! Не умирай! Что бы ни случилось, человек должен жить, Фроим! Человек должен жить!.. Хотя бы из любопытства…
(затемнение)

СЕМЕЙНАЯ ИДИЛЛИЯ

(Музыка — вступление к номеру. Используются национальные еврейские интонации. Ночь. В свете лампы — Бася. Она беременна.)
БАСЯ:
О-ой
О-ой
Муж мой дорогой!
Время тянется так долго, липкое, как клей!
Не в обиде я совсем,
Лишь бы, беэзрАт ха-шем —
С Божьей помощью — вернулся ты к жене своей!

Дымной кровью пахнет тьма.
Этот мир сошел с ума.
Не смолкает стрельба ни во сне, ни наяву.
И в глазах, как от песка,
Страх, и слезы, и тоска…
Возвращайся!
Ты слышишь, я зову!

(За ее спиной возникает Беня Крик. Лезет в карман. Достает наган и поспешно его прячет. Из другого кармана достает и осторожно застегивает на шее жены массивную золотую цепочку со сверкающими камушками. Обнимает Басю за плечи, целует…)
О-ой…
О-ой…
Мой Король дурной…
Даришь золото напрасно ты своей жене…
О-ой…
О-ой…
Станет золотой
Жизнь моя, когда ты будешь день и ночь при мне!

Ты, кто стал моей судьбой,
Пахнешь дымом и стрельбой.
И от этого, Король, мне тревожно за любовь.
Перед Богом поклянусь:
Золотая эта гнусь
Тяжелее железных кандалов!
(снимает с шеи цепочку)

БЕНЯ: (шутливо)
О-ой…
О-ой…
Глупый я какой!..
Всё пекусь как ненормальный об своей жене!
О-ой…
О-ой…
Всё несу домой!
А жена одних претензий предъявляет мне!
(оправдываясь)
Ох, и был бы я хорош,
Если б взял хотя бы грош
У какого-нибудь старика и бедняка?!
Вещь валялась… Хошь — не хошь,
А нагнешься и возьмешь.
Бог ее подложил наверняка…
БАСЯ: (говорит на проигрыше) Богу больше нечего делать, как подкладывать тебе золотые цепочки!
БЕНЯ: Ну, может, это был не Бог, а кто-нибудь. Что, в Одессе мало осталось сумасшедших, которые теряют золотые цепочки?.. (Обнимая Басю, со значением) Иосиф спит крепко? (Бася вырывается)
БАСЯ: Муж мой, дурной и любимый! Оставь свое проклятое ремесло, если не хочешь оставить меня без мужа, а сына и будущую дочку без отца! Заклинаю тебя Богом на небе и Иосифом, который очень крепко спит в соседней комнате! (поет)
Сын
Твой
Светел, как святой…
Рыжий, словно одуванчик в полдень по весне…
Спит
Он.
И глядит свой сон…
Может быть, свою сестренку видит он во сне!

БЕНЯ:
(прижимается лицом к животу Баси)
Дочка зреет, как каштан,
В загорелой кожуре…
Мы с Иосифом ждем!
Приходи к нам поскорей
Я — Король. А вот мой дом.
Будешь ты принцессой в нем…
Только вовремя, девочка, созрей!.. (музыка оборвалась)

Соломончик: (появляясь из темноты в сопровождении двоих чекистов) Святое семейство в сборе.… Здравствуйте вам… (Бася кричит) Успокойте женщину, ей нельзя нервничать. (1-й чекист зажимает Басе рот. Беня пытается выхватить оружие. 2-й сильным ударом валит его на пол и подбирает выпавший наган. Потом поднимает Беню и сажает на стул.) Держите себя в руках, Крик… (Беня и Соломончик в упор смотрят друг на друга) Давно не виделись, а? Как летит время…
Беня: Я думал, время идет шагами. И имел через это неприятности. Теперь я вижу по вас: оно летит.
Соломончик: (с ледяной улыбкой) Новое время — новые неприятности… Мы — ваша неприятность, Крик. Потому что новое время — это тоже мы… Вы хоть уже в курсе, что у нас советская власть?
Беня: А власть, я так понимаю, — тоже вы…
Соломончик: Именно.
Беня: Тогда уже в курсе.
Соломончик: (с нажимом) Тогда, Крик, я скажу вам как власть… Вы не Король. Вы — мусор истории. И всегда им были. Даже прежняя власть хотела от вас избавиться. Но вы были хитрее прежней власти и остались живы… Что вам совершенно не грозит при НАШЕЙ власти. (Бася кричит) Я сказал, успокойте женщину! (1-й снова пытается зажать Басе рот, но она, вырвавшись, бросается на колени перед Соломончиком.)
Бася: Соломон! Я умоляю вас! У меня мамзер крепко спит в соседней комнате! И под сердцем у меня — новая тяжесть! (Соломончик слушает Басю, как слушают хорошую музыку, — еле заметно дирижируя.) Я нравилась вам когда-то, Соломон! И вы имели мужской интерес на мне жениться! Значит, вы хотели, чтобы мы оба были счастливы! И вот вы счастливы, потому что вы командуете людьми. И я счастлива, потому что я командую моим мужем, чтобы он не был каким он был раньше … Не убивайте его, Соломон! Не убивайте мое счастье!..(Пауза. Соломончик внимательно смотрит на Басю. Потом на Беню. (Тот пожимает плечами.) Потом делает жест: «убрать».
1-й оттаскивает Басю в сторону.)
Соломончик: (проникновенно) Слушай меня ушами, Крик… Ты кричал про шаги времени так громко, что сам оглох и перестал их слышать. Ты любовался собой и ослеп. Ты — как старик, не видящий пальца, которым время тычет ему в глаза. Я хочу, чтобы ты прозрел и увидел жизнь… Новую жизнь, за которую мы проливаем кровь, пока ты со своими дружками делишь остатки старой! Она ставит тебе условие, Крик. Или ты будешь с ней, или она порвет тебя…
Беня: Ну, хорошо. Если я так нужен новой жизни, уже перестаньте трогать руками мою жену, и скажите — зачем!
Соломончик: (2-му) Читай, Афоня.4
2-й: (достав и развернув лист бумаги) «Обращение Одесского Губисполкома, Штаба фронта и Чрезвычайной Комиссии… к уголовному элементу, расплодившемуся в последнее время наподобие крыс в нашей изнемогающей красной Одессе. Слушайте внимательно, суки. Потому что это в последний раз. Больше не будет никаких обращений. А будет всё по закону военного времени»… (с надеждой смотрит на Соломончика: «может, прямо сейчас и расстреляем?»)
Соломончик: Дальше.
2-й: (вздохнув) «Но если есть еще остатки чести и совести в ваших черных сердцах, рабочая власть, буквально скрипя зубами, обращается к этим остатками и объявляет, что готова простить все ваши прежние преступления, если вы поставите свое грязное ремесло на позицию чистого служения пролетариату»…
Соломончик: Еще дальше.
2-й: «Исходя из политического момента временных трудностей на фронте и голода в тылу, а также доверяя вам, Исполком решил образовать из вашего сброда продовольственный заградительный отряд под командованием Бенциона Крика по прозвищу Король»… (долгая пауза)
Соломончик: Твоя беременная жена не слышит твоего «да», налетчик! А я не слышу твоего «нет»… Что ты ответишь новой жизни, человек, имеющий шанс заслужить ее прощение?
Беня: (медленно встал, подошел ко 2-му, протянул руку. 2-й, переглянувшись с Соломончиком и получив кивок согласия, нехотя вернул Бене наган. Говорит 1-му). Не будете ли вы любезны во избежание ужасной для вас неприятности убрать свои руки… (кричит) от ЖЕНЫ КРАСНОГО КОМАНДИРА?… (Бася подбежала к Бене. Обняла.)
Соломончик: Я получил от нашего разговора всё, что хотел от него получить. Жду вас на Екатерининской… ТОВАРИЩ КРИК.
Беня: Я приду… товарищ Каплун. (вслед уходящему Соломончику и его чекистам) И передайте горячий привет вашему папаше, за которым есть небольшой должок насчет прошлого… (Соломончик резко повернулся, услышав последнюю реплику. Долгая дуэль взглядов. Потом Соломончик резко поворачивается и уходит.) МишИгинер!…Они прячутся за одними словами от других слов… Старая власть… Новая власть… Государь император… Губисполком.… Никакая власть не обойдется без Короля Молдаванки!… Потому что это — Одесса, чтоб она так жила!.. (снова застегивает на шее Баси золотую цепочку. Музыка «дуэта» буквально взрывается. Но теперь она звучит страстно, яростно и томительно. Вокал)
БЕНЯ:
Бог
Мой
За моей судьбой
Наблюдает, чтоб удача улыбалась мне!
БАСЯ:
Шлет
Он
Мне красивый сон:
Золотое наше счастье вижу я во сне!
(вместе и друг другу)
Сладок твой любовный пот,
Словно первый майский мед!
Я губами его
У тебя с груди сотру!
Я дыхание твое
Пью как пряное вино!
И когда протрезвею, то умру! (дважды или трижды на пластике)

Беня: (задыхаясь) Так ты хорошо уверена, что Иосиф крепко спит в соседней комнате?

(Беня поднимает Басю на руки и уносит ее, не видя, как из тени появилась хрупкая детская фигурка в длинной белой ночной рубашке. Это Иосиф, красивый мальчик лет десяти с огромной рыжей копной волос, опирающийся на костыли…Он провожает глазами родителей, по-взрослому качает головой и смеется. Музыка продолжается. Медленно гаснет свет.)

РАЗГОВОРЫ В ПОЛЬЗУ БЕДНЫХ
(Условно — заведение Любки Казак. Угрюмо молчащий Фроим Грач в своей неизменной парусиновой бурке — за столом. Рядом примостился Гедали. Любка Казак со стаканом в руке нервно ходит взад-вперед.)

Любка: (продолжая начатое раньше) …Ты на митинг не ходил, Фроим!. Ты ихних слов не слушал. Ты за своими кОнями плакал… (пьет)
Гедали: Уже утомитесь метаться, мадам Любка. Уже сядьте и скажите что-нибудь словами.
Любка: Цыть, старик! Я метаюсь, что у людей нет больше гроба, а их везут в Оперный театр на казенной машине! Они будут слушать «Смейся, паяц», но гроба у них уже нет!
Гедали: Я знаю «Смейся, паяц» и у меня тоже нет гроба. Говорите по очереди, мадам Любка!
Любка: (собравшись) Был торговец суконным товаром Кофман. Я знала его жену Изабеллу, которая умерла. Кофман в память о ней построил богадельню около кладбища. Чтобы там кормились нищие старики и калечные старухи.
Фроим: Ну?
Любка: И от Изабеллы, которую я знала, богадельне достался красивый дубовый гроб с суконными покрывалами и серебряными кистями… (пьет) В эту красоту клали покойника, и все делали свое дело: кому надо — плакали, кому надо — молились.… Потом семья покойника платила за гроб, и все шли пьянствовать в погребке Залмана Криворучки. И убогим доставалось объедков столько, что они засыпали на солнце вверх животами, как коты.
Фроим: Ну?
Любка: Ну а вчера на кладбище был митинг, на котором хоронили Герша Лугового. Он был красный герой, и про него говорили, сколько он страдал раньше и сколько за это убил потом. И военный большевик, который хоронил Герша, приказал, раз он такой герой, похоронить его прямо в этом красивом гробу с покрывалами и кистями.
Фроим: Ну?
Любка: Фроим! У тебя реквизировали кОней или голову? Люди с богадельни… ну, эти канторы, могильщики, обмывальщицы…Они же кормились с этого гроба! Они же его сдавали в аренду тем, у кого кто-то умер! А сейчас у всех кто-то умер! И аренды хватало на приварок, чтобы еще подкармливать нищих и калек!
Гедали: Ну, да! Хоронят-то в саванах, а молятся, пока мертвый лежит в гробу! (хохочет) Ай, евреи! Ай, негодяи! Ай, коммерсанты, чтоб им ваксн ви а цИбеле митн кОп ин дер Эрд! Чтоб им всем расти, как луковица — головой в землю!
(появился Беня в кожаной тужурке с портупеей. На ремне — кобура. На шее — бинокль. За ним несколько его сообщников. Их не видят.)
Фроим: Одесса, чтоб она так жила…. А взять доски и сделать новый гроб, — нет?
Любка: Нет! (как будто сообщая ошеломительную новость) В Одессе… исчез… тёс! (пауза)
Гедали: Тогда причем тут Оперный театр на казенной машине?
Любка: А я знаю? Может быть, хотели подсластить пилюлю. (пьет)
Фроим: Вы меня уморите, мадам Любка. Что еще за пилюлю?
Любка: (нехотя отрываясь от стакана) Такую пилюлю, что в Одессе исчез не только тёс. Мне сказали по секрету, что в Одессе исчезло еще и продовольствие. И, дайте мне знать, если вы услышите, кто теперь станет подкармливать этих убогих при богадельне! «Смейся, паяц»? Не смешите мне колики! Они все просто умрут с голода…
Беня: (веско, даже важно) Я уже слышал слово «продовольствие» сегодня в Чека и слышу его опять. Я больше не имею времени слушать за продовольствие, потому что я зашел попрощаться… Я иду за на фронт за вашим продовольствием! И я верну его в Одессу, чтоб она так жила!
Любка и Гедали: (вместе) Беня!
Беня: Командир продовольственного заградительного отряда имени Мировой Справедливости товарищ Бенцион Крик, Король красного налёта!

(свободное пение, почти рэп)5
На нас идут со всех сторон, в чем классово правы,
Белополяки, немчура, и бывшие бароны.
Они нас бьют, и мы их бьем. Но нет у нас жратвы!
И нам по интересу что?
ХОР:
— И нам по интересу что?
БЕНЯ:
— Набитые провизией вагоны!

В святых скрижалях записал один верховный зодчий
Простую заповедь войны: «Убей и отними».
Во все века необходим талантливый налетчик.
Чтоб он семью хлебами — раз! — и всех накормил.
ХОР:
Ну!
БЕНЯ:
Шлифует рельсы эшелон. В ночной степи ни зги.
Мой верный «Цейс» направлен в цель. Охрана в серой форме.
Там мясо. Пиво и табак. Бог, гансам помоги!..
И мы через секунду где?
ХОР:
И мы через секунду где?
БЕНЯ:
И мы на охраняемой платформе!
(на продолжении музыки — пластика и короткий монолог)

Беня: Будь вы хоть трижды немецкий капрал с винтовкой, но, если за вашей спиной встает Молдаванский аристократ, да еще в полночь, да еще с острой вещью, которая сверкает, как счастливая улыбка, вы — меньше, чем никто. И вы улетаете в ваше католическое небо, не успев даже спросить: «Аба, эйфО Има?», что не совсем по-немецки значит «папа, где мама». Я понятно излагаю?
Любка: (одобрительно) Понятно!
Беня: Они везут что хотят из нашего. А мы хотим вернуть то наше, что они везут. Всё просто! Одесса была просто Одессой. Теперь она стала красной Одессой. Налетчик был просто налетчик. Теперь он красный налетчик, и его уважает власть. Я понятно излагаю?
Фроим: (угрюмо) Понятно.

БЕНЯ:
Я был Король. Я есть Король. И Королем пребуду!
И это званье у меня никто не отберет!
Я слышу время! Время — гром. В нем — ни добра ни худа.
Жизнь не борьба Добра со Злом, а правильный налет!
(Бенины «сотрудники» (ХОР) пластически иллюстрируют моменты захвата эшелона, обмениваясь в ритме музыки отдельными репликами.)

ХОР: (поодиночке)
— Мин херц, вы попали,
Как говорится, в тохес…
— А что б вы хотели?
— Налет всегда событие….
— Стрелять не надо. Лишний шум.
— А это очень плохо.
— Я не хирург, но нужно сделать вскрытие.
— Забудьте навеки про «кирхен-киндер-кюхен».
— Пусть свечку поставит вам бывшая жена.
— Война — это горе.
— Война ведет к разрухе.
— Ваш эшелон набит жратвой.
— А нам она нужна!
(переход на «Танго мечты»)

БЕНЯ:
Одесса!
Это ты меня вспоила
Роскошным ядовитым молоком!
Одесса,
Ты как мать меня любила,
Хоть я и рос неласковым сынком.
Одесса,
И по-русски и на идиш
Дам слово, и меня поймет любой!
Одесса,
Твой найденыш и подкидыш,
Лишь умерев, расстанется с тобой!

(пластический номер некоторое время продолжается, и Беня принимает в нем участие.)

Фроим: Твоя жена, моя дочь… Она знает про твою красивую политику, Беня?
Беня: Она знает.
Фроим: И она не сказала тебе: «Пусть красивая политика горит огнем, а ты останься со мной и сыном и пусть будет, как будет»?
Беня: Она не сказала. Но ты хотел бы, чтоб она так сказала, Фроим?
Фроим: Когда-то городовые отдавали мне честь, потому что у меня были друзья, с которыми мы делали свои дела, и были кони, которыми я занимался.… Теперь у меня ничего нет. И никому не делает погоды, что я хотел бы, а что нет.… Но у меня есть тревога, похожая на боль в зубе. Потому, что когда власть зовет на помощь налетчика, то или у власти плохие дела, или она что-то задумала…
Беня: Ты совсем оглох, Фроим, бывший Король. Ты не слышишь шаги времени. Если власть зовет на помощь налетчика, это всего лишь значит, что пришла такая власть!.. Не тревожь свой больной зуб. Я своим ремеслом буду добывать продовольствие, и его хватит, чтобы подкармливать ваших стариков в богадельне! Король добрый. И он говорит тебе: «Всё будет в порядке, Фроим». Аль тидагИ йгиЕ бесэдэр, бывший Король! (зазвучала музыка)

ФРОИМ:6
То морем, то степью над нами
Столетья тенями прошли.
Сердцами, как будто корнями,
Мы в эти просторы вросли.
И в благословенном пространстве
Сбылись предсказанья о том,
Что в час окончания странствий.
Мы здесь свой приют обретем.
припев
«Уже садитесь, непоседы!
И отдохните от дорог…
Аль тидагИ йгиЕ бесЭдэр! —
Когда-то нам сказал пророк. —
Вы, правда, овощ — так себе.
Но, может быть, всё дело в грядке.
Читайте Тору. И будет всё в порядке.
Шабат блюдите. И будет всё в порядке.
Сидите тихо. И будет всё в порядке,
Вам Богом так предписано в судьбе».
(Беня дает сигнал своим заскучавшим «сотрудникам», и они по одному начинают уходить, поначалу пытаясь делать это незаметно.)

Но мы же не можем, чтоб тихо.
Но мы ж, если пьем, так уж пьем.
И деньги — как похоть и прихоть —
Нам яйца щекочут серпом.
И как ни стараются рабби,
Внушить нам священный завет,
Мы ноем, торгуем и грабим.
И сносу грехам этим нет.

припев
Воняя серой, прутся беды
На оскверненный наш порог.
«Аль тидагИ йгиЕ бесЭдэр». —
Нам говорит другой пророк.
«Был умным — стань как идиот!
И нищим стань, коль был в достатке.
Поменьше думай, и будет все в порядке.
Вставай под знамя, и будет все в порядке.
Бери винтовку, и будет все в порядке.
И первый маршал в бой вас поведет!»
(из налетчиков остался один Беня)

Пророки с припадочным пылом
Зовут нас покинуть свой кров.
Но тянет веревкой и мылом
От музыки праведных слов.

Шиплю, как больная гусыня.
Рычу, словно пес на цепи:
Нам новая светит пустыня —
Двоюродный предок степи!

вернулся кто-то из налетчиков. Жестами зовет и торопит Беню. Тот, после секундной паузы, уходит.
Припев:
Лишь Смерть отпразднует победы
На поле Страшного суда!
«Аль тидагИ йгиЕ бесЭдэр»
Уже не будет никогда!
С пророков новых взятки гладки.
Им ваша жизнь в навар и в цвет!
Не суйся к власти! И будет все в порядке.
Держись подальше! И будет все в порядке.
Пройдет и это! И будет все в порядке…
(говорит тихо)
Хотя мне лично кажется, что нет.
(затемнение)

ШТАБНАЯ РУТИНА

(Музыкальная интродукция. Штаб на Екатерининской. Лозунги. Плакаты. «Очистим красную Одессу от разной нечисти!», «Даешь мировую справедливость!», «Место врага — у стенки!» и т.д.… Очевидно, где-то за стеной идет собрание. Слышны отдельные неразборчивые реплики, иногда смех и аплодисменты… Мастеровой стоит с винтовкой, он — часовой. Несколько стульев, в ряд, как в коридоре поликлиники. Неподвижные, как каменные куклы, сидят Каплун старший и его Жена. Стремительно входит Соломончик. Каплун старший вскакивает.)
Соломончик: (раздраженно) Я позвал тебя по делу. Зачем ты притащил ее с собой?
Каплун: Она боится одна в лавке. Она говорит: они придут, растащат и убьют.
Соломончик: Кто?
Каплун: Я знаю? Бандиты… солдаты… Она спрятала всю бакалею в подвал и теперь боится тех, кто хочет жрать. А жрать в Одессе теперь хотят все…
Соломончик: (со смешком) А если придут и растащат, пока она здесь?
Каплун: Так может быть, хоть не убьют.
Соломончик: Да. Это утешает…. (входит Пятирубель) Отец, посиди… (идет к Пятирубелю, пожимает ему руку.) Как ты говорил, начштаба! Бог мой, как ты говорил! Ты говорил, как Маркс и Энгельс! Я увидел наше красное пролетарское будущее, когда ты говорил! Я прямо таки глазами увидел новую Одессу. Она была золотая и звонкая, как…как внутренность рояля!.. Вон сидит мой папаша. (Каплун старший немедленно вскочил, поклонился Пятирубелю и сел снова.) Он в детстве отдал меня учиться музыке. И учитель сказал: имейте дома инструмент. И папаша купил рояль…. Я был полный шлёмиль в музыке. Но мне было интересно, как устроена эта вещь, и однажды я открыл крышку…. У меня глаза чуть не ослепли от правильной красоты того, что я увидел! Каждая струна была привязана к своему железному столбику. И, если я нажимал на клавишу, по каждой струне, привязанной к своему железному столбику, бил свой отдельный маленький молоток. И струна звенела. Не вообще звенела, а так, как было ей приказано железным столбиком, молотком и моим пальцем. Правильно звенела, понимаешь?.. Я вспомнил об этом, когда услышал, как ты говорил о будущем. Мы сделаем Одессу роялем моего детства, начштаба! Городом, где все будут звенеть правильно!…
Пятирубель: (нетерпеливо) Отряд Крика вернулся? (пауза)
Соломончик: Мне доложили: да.
Пятирубель: Приказ выполнили? Эшелон отбили?
Соломончик: Эшелон отбили…
Пятирубель: Эшелон был с продовольствием?
Соломончик: Мне доложили: не совсем.
Пятирубель: А с чем?
Соломончик: В основном мануфактура. Ковры там, картины и всё такое.
Пятирубель: А продовольствие?
Соломончик: Продовольствие тоже было, в основном… спирт…. (пауза)
Пятирубель: Ч-ч-черт! (мрачно) Трофеи оприходовали?
Соломончик: (еще мрачнее) Думаю, они как раз эти трофеи в данное время и приходуют…. Если, конечно, еще осталось…
Пятирубель: (яростно) Я согласился с тобой, когда ты предложил мобилизовать воров, чтобы решить вопрос с продовольствием! Под приказом моя подпись! Ты знаешь, чем это пахнет для тебя? (Пауза. Оглушительный визгливый хохот Мастерового. На него оглянулись.)
Мастеровой: (кричит) Ревтрибуналом пахнет! Чем же еще? Говном, что ли? (бормочет) А может и говном…
Пятирубель: Заткнись! (Соломончику) Численность отряда?
Соломончик: Стволов двести.
Пятирубель: Ты представляешь себе, что могут устроить двести пьяных вооруженных налетчиков в городе, из которого выведены на фронт практически все регулярные части?
Соломончик: Я решу этот вопрос, начштаба! Есть специальный пулеметный полк Чека.
Пятирубель: (саркастически) И с продовольствием, конечно, тоже решишь…
Соломончик: И с продовольствием!
Пятирубель: (взорвался) Реквизиции не помогают, потому что всё давно попрятано! Что удается найти, отнять, выцарапать у спекулянтов — отправляется на фронт! Магазины заколочены. На окраинах начинают умирать! Те, кто раньше кое-как кормились возле кладбищенских богаделен, кричат от голода. Но они кричат: долой! И их слушают! Ты понимаешь, что это значит?!
Соломончик: Я сказал, решу. (пауза)
Пятирубель: Два дня. (резко повернулся и вышел. Каплун вскочил и поклонился вслед. Мастеровой отдал честь.)
Мадам Каплун: Соломон! Тебя убьют, Соломон!… Ох…
(Падает без сознания. Каплун старший и Соломончик хлопочут над ней, не видя, как появился Беня Крик. Он пьян и очень странно одет. Поверх кожаной тужурки на нем надето роскошное боа из черно-бурой лисы. Мастеровой отдает ему честь.)
Беня (прикладывает палец к губам) Тс-с-с! (встает в тень, его почти не видно)
Соломончик: (отцу) Слушай ушами и запоминай… (переходит на громкий торопливый шепот) Твой подвал с бакалеей не тронут. Своих не обыскивают…. Пока.
Мадам Каплун: (громко) А кончится это пока?
Соломончик: Помолчите, мама! На вашу неумную жизнь бакалеи хватит…
Мадам Каплун: Отец! Ты слышишь? Он сказал маме: «заткнись, дура»!
Каплун старший: И мне это повторить, чтобы ты таки да заткнулась? (громким шепотом) Соломон! Мне не нравится этот человек, который на тебя кричал…. Он будет твоя проблема, Соломон.
Соломончик: (так же) Есть человек — есть проблема. А если человека не будет?.. Есть Штаб — но есть и Чека. Я разберусь…. С продовольствием то же самое. Люди хотят есть. Но еды нет. Не будет людей — кто будет хотеть есть? (наклоняется к отцу, неслышно говорит жестикулируя. Каплун старший кивает.) Полчаса мне хватит, чтобы написать приказ и подписать его, где надо. (Снимает с себя и надевает на голову отца кожаную фуражку. Жмет руку. Говорит громко) Товарищ Каплун! Поздравляю вас с назначением на пост директора всех кладбищ города будущего! Нашей красной пролетарской Одессы! (уходит, не заметив Бени, мимо Мастерового, который отдает ему честь. Музыка.)
КАПЛУН:
Живешь, как бьётся рыбка очумело
Об лёд!
Но что-то в жизни вдруг произойдет,
И вот
Всё то, что так болело, и ныло, и зудело,
Становится совсем наоборот!
Гляжу на мир, начальственно прищурясь!
На целый мир отбрасываю тень!..
О Бог мой, лОмир хэрн а гУтэ бсУрэс! —
Иметь бы эти вести каждый день!
Припев:
Никто превращается в некто.
И, выше земной суеты,
Всех кладбищ товарищ директор
С товарищем Богом на ты!
Лежит бакалея в подвалах.
Покойник под камнем лежит…
Удачное время настало!
А это ведь только начало!
Как лихо меня поддержала,
Великая сила бранжи!

Вместе с женой:
К.: Теперь нас с сыном красных будет двое.
М.К.: Ура!
К.: Ведь правда, это лучше, если два?
М.К.: Ура!
Придумать надо только
Твоею головою,
Как из добра устроить два добра!
К.: Глядеть на мир, начальственно прищурясь!
Существовать, отбрасывая тень!
М.К.: О Бог мой, лОмир хэрн а гУтэ бсурэс!
Иметь бы эти вести каждый день!
Припев:
Никто превращается в Некто!
И, выше земной суеты,
Всех кладбищ товарищ директор
С товарищем Богом на ты!
Лежит бакалея в подвалах.
Покойник под камнем лежит.
Удачное время настало.
А это ведь только начало!
Как лихо ты нас поддержала,
Великая сила бранжи!
(На музыке запева Каплуны танцуют. Каждый раз, когда они оказываются вблизи Мастерового, тот отдает Каплуну честь, что заставляет Каплуна намеренно подтанцовывать к Мастеровому несколько раз.)

Припев:
Никто превращается в Некто!
И, выше земной суеты,
Всех кладбищ товарищ директор
С товарищем Богом на ты!
Лежит бакалея в подвалах.
Покойник под камнем лежит.
Удачное время настало.
А это ведь только начало!
Как лихо ты нас поддержала,
Великая сила бранжи!

Каплун: (жене) Была эпоха, когда городовые отдавали честь простым биндюжникам, а не уважаемым мастерам бакалейного дела . Теперь ты видишь, как изменилась время? Теперь ты соображаешь, кто прожил с тобой тридцать несчастных лет?.. Так вот это и есть революция, дура! (гордо позволив жене взять себя под руку, уходит мимо Мастерового, который отдает ему честь.)
Беня: (появляясь из тени в своем роскошном боа, из-под которого достает бутылку)

Здесь, к сожалению, выпущена сцена. Небольшая. Воры (Фроим, Беня и т.д.) арестованы. Все происходит на кладбище. Толпятся нищие из богадельни. Здесь же Гедали, Любка, потом Бася с сыном. Что произойдет с арестованными, непонятно. Это — большое драматическое многоточие…

Фроим: (Соломончику) Мальчик… Что ты делаешь, мальчик? Ты и эти люди — дети одной матери! Кого же ты хочешь убить? Себя?.. Тогда во имя чего? Во имя будущего? Поверь старику. Убивать во имя будущего — единственная ошибка, которую невозможно исправить. С кем ты останешься? Со сметьем?… Обращаюсь к тебе, как когда-то люди нашего народа обращались к фараону: отпусти их! Пусть они уходят. Не совсем бандиты они. И не совсем евреи они. Они — одесситы. Пусть они уйдут и оставят тебе Одессу. Может быть, ты сделаешь из нее красивый и чистый город. Но это уже будет не Одесса…
Соломончик: (кричит командуя) Убогие пусть уходят! Пусть ищут себе другое место! А этих — в камеры!
Фроим: Тогда я останусь с этими, молодой фараон. Мне уже не долго ждать.
Гедали: (Бене) Ну! Теперь ты понял, кто Король?… (Фроиму) Позволь, я останусь с тобой, Фроим. Мне ведь осталось ждать еще меньше…
(музыка)

ФРОИМ:
Может, скрипка, а может, рожок,
(Что кому предназначено Богом)
Отзвучав, приведут нас к порогу,
Высотою в полшага порогу
С бесхитростным названием «итог».
ГЕДАЛИ:
Ложь и правда, и деготь и мед,
Всё напишется с буквы заглавной.
И всё главное станет не главным
И предстанет всё тайное явным
И сердце жизни цену назовет.
ВМЕСТЕ:
А идише харц!
Угрюмый цветок!
Колючи твои лепестки.
Но ты никогда не будешь жесток
К тому, кто плачет от любви и от тоски…
ФРОИМ:
Тяжек перечень прошлых грехов,
Он не может быть переиначен
Но когда о тебе кто-то плачет,
Я скажу тебе, что это значит.
Смывает все грехи твои Любовь.
(Пятирубель становится рядом с Фроимом и поет вместе с ним и Гедали.)

Все подвешены еле дыша
На единой господней тесемке.
И еврейского сердца потемки,
И еврейского сердца потемки
Загадочны, как русская душа…

А идише харц!
Угрюмый цветок!
Колючи твои лепестки.
Но ты никогда не будешь жесток
К тому. Кто плачет от любви и от тоски…

(Перед задником — Иосиф на своих костылях и беременная Бася. На заднике высвечивается медленно разворачивающаяся картина «Исхода». Изломанные качающиеся фигуры убогих. Свет выставлен так, что процессия кажется бесконечной.)
Фроим: (Бене) Теперь ты понимаешь, кто здесь Король?…

ИОСИФ: (с хором)
В знойной пустыне ли,
В черной теснине ли,
В буйном веселье
И нежной тоске
То ли мы странники,
То ли изгнанники,
Всюду не дома,
Всегда налегке.
И сияет предвечная
Шестиконечная
Звезда наша млечная
Там вдалеке.

Жизнь, ты — погонщица.
Путь наш не кончится,
Все испытанья для сердца продля.
Так уж вышло, что нам
Бог велел верить снам.
Ждет вас, — сказал он, — святая земля.
Вечно желанная,
Благоуханная,
Обетованная
Наша земля.

Анафему пойте нам.
Номер присвойте нам.
В гетто заприте.
Сожгите в огне.
Бог наш пресветлый!
Мы верим в завет твой.
И смерть не пугает, покуда во сне
Нам сияет предвечная,
Шестиконечная,
Звезда наша млечная
Там, в вышине…

Жизнь, ты — погонщица.
Путь наш не кончится,
Все испытанья для сердца продля.
Так уж вышло, что нам
Бог велел верить снам.
Ждет вас, — сказал, — Святая земля.
Вечно желанная,
Благоуханная,
Обетованная
Наша земля!…

— з а н а в е с —