Блудница, ведомая голосом необузданной плоти, открывается всем, не стыдясь своей страсти. Притче важней всего утвердить верность Господу-мужу, и в этом она сурова и беспощадна. Склонный к повторам, которые волнами, повторяя движение, следуют одна за другой, Иехезкэль повторяет и повторяет: блуд, кровь, злодеяние.

Михаил Ковсан

ТРИ ПРОРОКА. ИЕХЕЗКЭЛЬ (ИЕЗЕКИИЛЬ)

Сын человечий
(продолжение. Начало в №4/2020 и сл.)

Мать-блудница и сестры-блудницы

Великие страдания рождают великие тексты. Во время великих страданий великие тексты и перечитывают.

Мать родила тебя ночью в полях,
Пуп не обрезала и не омыла,
И не осолила и не повила,
Бросила дочь на попрание в прах…
Я ж тебе молвил: живи во кровях!

(М. Волошин, Видение Иезекииля, 1918)

Блуд. Прямой смысл: об изменившей мужу жене (проститутки, храмовые в том числе, находятся на семантической периферии). Переносный смысл: о народе, предавшем Бога. Слово с высокой частотностью встречается в ТАНАХе. У Иехезкэля две, одна другую дублирующие, притчи о блуде. В обеих он чередует фрагменты аллегории и толкования. Так, притча о блудной жене начинается со слов Господа, которые пророку велено передать Иерушалаиму: «Твой род, твоя родина в земле Кнаан,// твой отец — эмори, твоя мать — хитит» (16:3).

В Учении читаем:

«Подобное делам Земли египетской, в которой вы находились, не совершайте,// и подобное делам земли Кнаан, куда вас веду, не совершайте, по законам их не ходите» (Воззвал, Ваикра 18:3).

Евреи, ушедшие из Египта, идущие в землю Израиля, находятся между молотом и наковальней. Путь назад, в Египет закрыт, а в земле Кнаан живут народы, которые Господь за их грехи изгонит, чтобы дать землю евреям (Слова, Дварим 7:1). Изгоняемые в блуде погрязли, перед евреями — опасность блудом язычества от них заразиться. Как видим, Земля обетованная — дар не простой, дар-испытание: изгнанных за блуд замещая, им не уподобьтесь. Предостережение действия не возымело. Среди греховных народов: эмори (аммореи) и хитим (хетты). Вот, в их потомков евреи и превратились. После такого сравнения слово «блуд» прокалывает весь текст, словно шило.

Новорожденную, не омытую и не спеленатую, которую, не сжалившись, бросили в поле, подбирает прохожий-Господь, предрекая: «В крови своей будешь жить» (16:6). Спаситель-Господь прикрыл ее наготу, вступил в союз с нею, выросшей, в прекрасные одежды одел, украшениями украсил, кормил тонкой едой.

А она? Благодаря красоте пошло ее имя в народы, ведь Господь ей даровал совершенство и великолепие (там же 14). Она, «уверившись в красоте, своим именем стала блудить,// на каждого идущего блуд изливая» (там же 15). Из дорогих одежд, подаренных Господом-мужем, делала возвышения, на которых блудила, из золота, серебра, которые дарил, «мужские изваяния делала и с ними блудила» (там же 17, очевидно, эти изваяния — фаллические символы). Тех, с которыми, изменяя, блудила, кормила едой, от мужа полученной, и — намек на жертвоприношения Молеху, проведении детей через огонь в долине Бен Ѓином:

Брала сыновей, дочерей, что Мне родила, в жертву их приносила — им на съедение,
блуда мало тебе?
Закланию Моих сыновей предавала,
перед ними проводить отдавала
(там же 20-21).

Блудница, ведомая голосом необузданной плоти, открывается всем, не стыдясь своей страсти. Притче важней всего утвердить верность Господу-мужу, и в этом она сурова и беспощадна. Склонный к повторам, которые волнами, повторяя движение, следуют одна за другой, Иехезкэль повторяет и повторяет: блуд, кровь, злодеяние.

Он видит помосты на перекрестках: она «перед каждым идущим ноги раскидывала» (там же 25). С сыновьями Египта блудила (там же 26), не насытившись, блудила с сынами Ашура (там же 28). Ее же любовники блудницу забросают камнями, изрубят мечами (там же 40). Господь-муж утолит ярость лишь тогда, когда ревность отступит (там же 42).

Идиомы и поговорки, укоренившиеся в народной речи, пророку чрезвычайно важны, ведь многие из них выражают предубеждения. Даже если когда-то истину отражали — теперь устарели. Крушение многое отменило и изменило. Если народ нуждается в новом сердце, то в новых поговорках нуждается и подавно.

Блудница-мать в этой притче, вероятно, древний, на два царства еще не разделенный Израиль. Но «какая мать, такая и дочь» (там же 44). Дочь-блудница — вероятно, Иеѓуда. К ней человечий сын обращается: «Ты дочь своей матери, питающей отвращение к мужу и детям своим,// сестра сестер, питающих отвращение к мужу и детям своим; мать ваша — хитит, отец — эмори»  (там же 45).

Иеѓуда-блудница — сестра блудницы Шомрон, с дочерьми от нее слева (на севере) живущей. Иеѓуда — сестра блудницы Сдом, с дочерьми от нее справа (на юге, точнее, на юго-востоке) живущей. Но хуже, чем ее сестры-блудницы, Иеѓуда-блудница пути свои извратила (там же 47).

Не сейчас, то хоть в будущем блудницы раскаются? В раскаяние их Иехезкэль не верит. Да и как поверишь, если необузданная природа блудницы во всей мощи на протяжении истории проявлялась. Потому Господь-муж не требует, не надеется, но дает блудной жене новое сердце, не из камня — из плоти, и ее, несущую свой позор, на родину возвращает.

Этому тексту параллельна притча о сестрах, дочерях одной матери, с детства блудивших в Египте. У обеих притч есть предшественница, в которой говорил Ирмеяѓу: «Было: шумом блуда землю она оскверняла,// распутничая и с камнем и с деревом» (3:9).

Во втором притче Иехезкэля — две блудницы-сестры. Старшая — Оѓала (дословно: «ее шатер», т.е. «ее Храм», Израиль). Младшая — Оѓалива (дословно: «мой шатер», т.е. «мой Храм», Иерушалаим). Даже Господними став, родив сыновей и дочерей, они не прекратили блудить, распутничая с сыновьями Ашура, их идолами оскверняясь, не переставая и с Египтом блудить. За распутство предаст их Всевышний любовникам, те с них одежды сорвут, нос и уши отрежут. 

Оѓала и Оѓалива творили множество мерзостей, они, «заколов идолам сыновей, в тот день в святилище» Господа «приходили — его осквернять» (23:39). За это праведные мужи будут судить распутных сестер «судом блудниц и судом кровь проливающих» (там же 45).
Толпа их забросает камнями, уничтожит мечами,
убьет сыновей, дочерей, в огне дома их сожжет
(там же 47).

Плачи о львице и лозе виноградной

В пророчестве Иехезкэля условно можно выделить четыре жанровых группы. Кроме прямого слова Господня, передавая которое Иехезкэль выступает Его устами, это видения, притчи и плачи. При этом чаще всего видения можно рассматривать и как притчи, а плачи являются притчами-плачами.

В главе 19-ой объединены два небольших по объему плача-притчи, обращенные к властителям Израиля. Первый плач-притча — о матери-львице, второй — о матери, которая сравнивается с виноградной лозой.

Львица? Статус, не требующий пояснений: царица. Иное — лоза виноградная, которая может быть удачной, ветвистой и плодоносной, а может быть совершенно бесплодной. «Наша» — «от вод обильных плодоносная и ветвистая» (19:10).

Львица-мать львенка вскормила, тот вырос, научился добычу терзать, и — «в яму попался, в цепях в страну Египет его отвели» (там же 4). Взяла львица-мать львенка другого, тот вырос, «от рычанья его страна и всё, что в ней, опустело» (там же 7). Но и он в яму попался, в клетку, на цепь его посадили, в Бавель к царю отвели (там же 8-9).

Надежда матери-львицы оказалась напрасной. А лоза виноградная, чьи мощные ветви были для жезлов властителей (там же 11)? Это в прошлом. Ныне — в пустыне она. «Из отростка ветви вышел огонь, пожрал плоды, ветви мощной не стало — жезла властителя» (там же 14). В отличие от плача о львице и львятах, которая породила немало разнообразных толкований и комментариев, притча о виноградной лозе достаточно очевидна. Лоза — Иеѓуда, ветвь мощная  — царь, от потомка которого (отросток ветви) выходит огонь, пожравший плоды и саму мощную ветвь — жезл властителя.

Нетрудно в львятах, взращенных царицей-львицей, увидеть последних царей Иеѓуды, ставших изгнанниками и пленниками царя-победителя. Мудрецы Талмуда и комментаторы ТАНАХа разных поколений находили в этом плаче-притче прямые исторические параллели. Мать-львицу было принято отождествлять с Иеѓудой, взрастившей пленников-львят. В благословении праотца ЯаковаИеѓуда названа львенком (Вначале, Брешит 49:9). Первого львенка отождествляли с Иеѓоахазом, царствовавшим три месяца и захваченным в плен фараоном Нехо. О нем сказано, что был в плен уведен в цепях. Так или не так поступили с царем-неудачником, но пленных в древности обычно вели позорной колонной скованными одной цепью.

В плаче-притче о попытке львицы-Иеѓуды вырастить могучего льва сказано:

«Увидела — не сбылась, пропала надежда,// взяла одного из львят — сделать льва из него» (19:5).

Возражение на утверждение это («пропала надежда») прозвучало спустя почти две с половиной тысячи лет в гимне современного Израиля: «Еще не пропала наша надежда».

Со вторым львенком, из которого львица-мать пыталась вырастить льва, отождествляли царя Иеѓоякима (Иоакима), царствовавшего в Иеѓуде в 609–598 гг. до н. э., посаженного на престол фараоном Нехо, который захватил в плен его младшего брата Иеѓоахаза. В течение первых трех лет его правления Иеѓуда была вассалом Египта, а после разгрома вавилонянами египетских сил при Кархемише в 605 г. до н. э. подпала под власть Бавеля, что продолжалось в течение трех лет, а затем восстала против чужеземного господства.

О Катастрофе, о разрушении Иерушалаима, гибели Храма Иехезкэль узнал приблизительно спустя год после случившегося.

4. От первого лица

Гора, стена и исчезнувшая дорога
Гора, стена и дорога. Начнем по порядку. С конца.

Говорить о времени, изменяющемся, текущем, которое отражается в тексте пророчества, почти невозможно, хотя сын человечий временные вехи расставляет очень тщательно, скрупулезно. Их в пророчестве много — четырнадцать. Большинство из них смысловой нагрузки почти не несет, раньше-позже, и всё.

У пророка две временные экзистенциальные исходные точки: Изгнание — Катастрофа. С изгнанием народа его личное изгнание во времени слегка разминулось, потому все же исправим: Катастрофа — Изгнание.

Катастрофа поглощает все бывшее ранее, осмысляя его временем накопления преступности и греховности, истощения терпения Господа, к Катастрофе приведшее. То, что будет после того, как народ Израиля будет на родину возвращен и Храм будет отстроен, Иехезкэль не описывает. Недостаточно разве, что живые воды, из-под порога Храма текущие, воды мертвые исцелят, и возвращенный и исцеленный народ землю от загрязняющих трупов армии Гога очистит? Цитируя, скажем: времени больше не будет. Добавим: и не было. Со времен больших пророков накануне, во время и после любой другой Катастрофы еврейство, как в зеркало, в них вглядывается.

Взрыв, крушение-изгнание, Катастрофа — это воронка, в которую проваливается, исчезая, не только Храм и народ, но и время. Ведь если погиб Израиль, к чему остальной мир, какой смысл в самом времени, ergo Творении?

Таким образом, о времени применительно к нашему тексту говорить трудно, наверное, невозможно. Что и как о вечности = безвременье скажешь?

Но минус-время не отменяет пространство, делая его, однако, дискретным. Изначально задана точка  в пространстве: Тель-Авив, селенье изгнанников на вавилонской реке. Эта точка подобна воронке, пожравшей время, в пророчестве отраженном. Из этой точки рождаются пространства видений. Видение живых, видение Господа — всё это здесь, не на небе. В видении Иерушалаима— Святое святых, центр мироздания, из которого вырастают Храм, Город, Страна.

Израиль пророк именует «на пупе земли обитающим» (38:12), а Иерушалаим — «ворота народов» (26:2); о  нем говорит: «Среди народов его поставил,// вокруг него — страны (5:5).

Таким образом, лежанка, на которой искупает грехи народа пророк, дом, где находится эта лежанка, поселение, в котором находится это изгнанническое жилье, расширяется от точки — до мира. От скромного поселенья евреев-изгнанников — до всей тогдашней цивилизации, которая видится евреям-современникам Иехезкэля страной Израиля со своими соседями, ближними, дальними.

Такой большой взрыв

В обычном, не пророческом, не провиденном мире, существующем во времени, текущем, как реки, точки пространства соединяет дорога — сакрально значимая часть пространства, с жизненным путем соотносящаяся.

Дорога — стержень пространственно-временного континуума. Даже не покидавший ИерушалаимИешаяѓу без нее не обходится, ведь перед ним шагреневой кожей сжимается пространство, отделяющее бич карающий в Господней руке от города и страны, которые тот надвигается поразить. Дорога, таким образом, у Иешаяѓу имеет не только и не столько пространственное измерение, сколь временное. У земного Ирмеяѓу и дорога земная, приводящая его из разрушенного Иерушалаима в еще не пораженный бичом Египет.

У обоих предшественников Иехезкэля «дорога», «путь» — слова, столь склонные к употреблению в переносном смысле, встречаются часто и в прямом значении и в качестве тропов. Очень часто встречаются. Инерция ожидания, продолжения — того же ждешь и от Иехезкэля: прямое значение, значение переносное, но у него у «дороги» прямого значения нет.

Казалось бы, у кого, как не у него, прошагавшего в первой «партии» угнанных по дорогам, покрывая огромные по тем временам (да и сегодня пешком путь не легкий) расстояния, в самом прямом смысле этого слова быть дороге, властвующей над пространством?

Обмануты ожидания. Не шел. Не шагал. Не тащился. В кровь сбитые ноги не волочил. Не изнемогал в ожидании спасительной ночи. Но — чудесным образом перенесся из Иерушалаима в Тель-Авив. Не было дороги, не было покоренного ногами пространства. Не было времени перехода. Дороги не было, значит, не было ни пространства, ни времени.

О Иехезкэле можно сказать: самый статичный пророк. Неподвижный. Не передвигается, не перемещается. Был в одном месте, оказался в другом? Значит, был переведен, перемещен, перенесен. Господь на долгие дни обрек его — знак, знамение, назидание — на неподвижность.

Может, это знамение более широкого свойства: не только знак несомого им наказания за грехи Израиля и Иеѓуды, но и знамение статики, парализованности, неподвижности — сколь бы долго оно не продлилось — тель-авивского бытия, выпадения из реального времени?

Когда почва ушла из-под ног, Иехезкэль утратил четкое виденье реального, до горизонта прозрачного мира, расплывшегося перед глазами.

Из времени-пространства пророка дорога изъята. Реально, физически она появляется в пророчестве один только раз, но в самом значимом своем проявлении — перепутья, перед которым останавливается Невухаднецар, решающий идти покорять или Иеѓуду или Рабат (21:25).

Слова «дорога» и «путь» у Иехезкэля встречаются не реже, быть может, и чаще, чем у предшественников. Но всегда — исключительно в переносном смысле. Вероятно, такова природа изгнания: человек выпадает из единственно реального (иерусалимского) времени и пространства.

При этом погруженность в условность бытия не является врожденным свойством пророка. Напротив. Он, земной Иехезкэль, тщательно фиксирует, отмечая даты чаще других, происходящее с ним. Он скрупулезно конкретен в перечислении стран и товаров, с которыми и которыми торгует довольно далекий и от Иерушалаима и тем более от Тель-Авива Цор. Похоже, что подобно тому, как перед пророком не Иерушалаим (даже воскресающий в памяти), но его карта, которую по Господню приказу, он начертал на глине, мир (близкие и далекие соседи Израиля) для него вовсе не существует. Вместо него — карта, заметим, очень подробная.

Мир Иехезкэля условен. Дорога условна. Условны будущий Храм, Иерушалаим, Эрец Исраэль, распределенная человечьим сыном между коленами. Условен окружающий мир, физически скукожившийся до точки пространства, которой вовсе не существует, ведь не пометишь на карте лежанку в домике скудном в случайном поселении Тель-Авив на берегу реки с чужим названием.

Мир условен. Слово условно.
Но — голос Господа, видения Бога.
Но  — провожатый по Храму, муж, в льняное одетый.
Но — живые с колесами, в ободьях которых — великое множество глаз.

Важнейший элемент пространства — стена. Ее основная функция — отделять: дом — от города, от людей — человека, город — от мира, святое отделять от профанного. У Иехезкэля огромное количество стен, которые отделяют будущий Храм от профанного мира, стен внутренних, которые структурируют  в Храме пространство, отделяя части его по степени святости. 

Стены Храма и Города — важнейшие стены Израиля. Город пророков, Иерушалаим, реальный у Иешаяѓу и Ирмеяѓу, в видении явленный Иехезкэлю, обнесен надежными стенами. Эти стены охраняет Иешаяѓу, разрушенными видит их Ирмеяѓу, у Иехезкэля со стенами более сложныеотношения, хотя и у него говорится об обмазывающих стену обмазкой негодной, лжепророках, пророчащих несбыточный мир (13:10-16).

Но главное отличие Иехезкэля не в стенах, но в дырах в стене. Приведенный в Храмвидит сын человечий отверстие в стене и слышит голос Всевышнего, призывающий подкопать эту стену, увидеть жуткие мерзости, которые за нею творят (8:7-8). Предзнаменуя изгнание, пророк по велению Господа на глазах горожан стену подкапывает (12:4-5). Иехезкэль предвещает пролом, падение стен.

Осада Иерушалаима длилась два с половиной года. В месяце тамуз 586 г. до н.э. городская стена была пробита. Царь Цидкияѓу бежал, был схвачен, ослеплен и отправлен в цепях в Бавель, где умер.

Если главная функция стен — отделять, защищать, то функция другого элемента пространства  ворот — границу между своим и чужим, между своим городом и миром чужим отпирать и запирать. Ворота — необходимое, но самое слабое, уязвимое место в стене. Именно у ворот враг ставит тараны. Поэтому в древнем Израиле, как и во всем регионе, обычно ворота представляли собой массивные сооружения с комнатами охраны и сборщиков налогов. В таких воротах обычно было двое дверей, заслоны, преграждавшие путь гостю непрошеному.

Подобно тому, как мировое пространство, словно из семени дерево, произрастает из ложа в тель-авивском доме пророка, подобно тому, как повествование Иехезкэля развивается, обрастая деталями, словно ветвями, так из точки пространства — Святого Святых — вырастает Храм. Он окружен внутренним двором, за ним — постройки Храмовой горы, с которой соседствуют участки коѓенов, город, владенья правителя. Всё вместе — это возношение народа, получившего в дар от Всевышнего землю Израиля.

Семь колен к северу от территории, Израилем Господу вознесенной. Пять колен к югу. Таков далекий от сложившегося раздел земли Израиля по Иехезкэлю — раздел теологический. Участок, наделенный большей степенью святости, стенами защищен от соседа и соединен с ним воротами. Примеры. На территорию, куда вход доступен одним только близким к Господу коѓенам, потомкам Цадока, не смеет ступить даже правитель. Если он приносит жертвоприношение, то перед ним открывают ворота, но порог он не переступает. Не смеет коѓен выйти к народу ни с едой, приготовленной из жертвы, положенной есть только ему, ни в жреческих одеждах, которыми он может народ освятить.

Таково пространство по Иехезкэлю, которое развертывается от лежанки пророка, вопиющего молчаньем своим.

Из пространства Иехезкэля выпадает дорога. Нет дороги — нет у человечьего сына горизонтали пространства. Но в нем произрастает гора — вертикаль, связывающая верх и низ, небо и землю. Выделяясь в пространстве, гора — свойственная практически всем народам и религиям мифологема. Гора — в центре мира, там, где проходит его ось (axismundi). У греков Олимп и Парнас. У северных буддистов Эверест-Джомолунгма. У евреев горы отмечают движение времени, саму историю: Арарат, Синай, Мориа, Сион.

В одном из первых обращений пророку велено передать слова Господа: «Горы Израиля, слушайте слово Господа Бога,// так сказал Господь Бог горам и холмам, равнинам, долинам»:  Меч на вас наведу, высоты ваши Я уничтожу» (6:3). Жертвенники уничтожены будут, идолам трупы сынов Израиля брошены будут (там же 4-5).

Иехезкэлю, жителю Иерушалаима, горы были близки: гора, на которой раскинулся город, горы его окружающие, горы, тянущиеся на запад к приморской долине. Ему были прекрасно знакомы террасы на склонах гор, переплетенные виноградными лозами. С этих невысоких, близких к небу, к Иерушалаиму овцами сбегающих гор в дни, когда виноград давили, крики радости раздавались по всей округе (Ирмеяѓу 25:30). Возгласам в самые радостные дни в году противопоставляет Иехезкэль этот день: «срок приходит, день смятения близок — не возгласы с гор» (7:7).

Заключая притчу о кедре, пророк, говорит о побеге с вершины высокого кедра, который посадят «на горе высокой-высокой» (17:22). Там, «на горе святой, великой горе Израиля», на этом месте весь дом Израиля Господу будет служить (20:40). В этом стихе Иехезкэль вторит Иешаяѓу: «Будет в конце времен: утвердится гора дома Господня вершиной всех гор, всех выше холмов,// и все народы к ней устремятся» (Иешаяѓу 2:2). 

Наконец, в видении Господь приводит пророка в землю Израиля и опускает его «на очень высокой горе, на которой — словно строение города» (40:2). Храм расположен на горе, и пророк вместе с провожатым идет по нему, поднимаясь. Иехезкэль в своем повествовании движется от общего к частному, так же действует и в описании Храма. Внутренняя часть Храма располагалась на самой вершине горы, поэтому необходимо было все время, идя внутрь, подниматься. При этом пространство Храма по мере движения постепенно сужалось.

Храмовая гора — центр земли Израиля, дарованной Господом народу Израиля. Он, прощенный, в Землю обетованную возвращенный, возносит Творцу возношение — «священное от земли» (45:1). Святой участок земли, отделенный-вознесенный Господу, составляет тринадцатую часть всей Эрец Исраэль в границах, определенных пророчеством Иехезкэля. В центре святого участка — Храмовая гора. Она должна быть выделена из территории, отделенной-вознесенной Господу, а вокруг нее — «нейтральное» пространство, отделяющее наиболее святую часть от остальной отделенной земли.

Обратим внимание: Господь заповедует отделить-вознести, но само действие должно быть совершено Израилем. Так замыкается круг причинно-следственной связи, определяющей отношения Творца с избранным Им народом: будете Мне народом, а Я буду вам Богом.

Поступок

Время, породившее великих пророков, рождало великое множество лжепророков. Предшественники Иехезкэля с не меньшей энергией, чем язычество, обличали пророчивших народу лживый желанный мир. Иехезкэль в гораздо меньшей степени, чем предшественники, человек инвектив, но и он передает Господни слова о «пророках, пустое пророчащих, лживое ворожащих», они «записаны в книгу дома Израиля не будут, в землю Израиля не придут» (13:9).

Лжепророк прорицает то, что готов народ услышать и рад принять. В иудаизмеистинный пророк, изрекающий слово Господа, передает народу неприятные истины, которые Израиль принять не готов, в истинности которых убеждается только по прошествии времени, и слова утешения в горе.

Это и готовность к поступку отличает истинного пророка. Когда лжепророки обмазывают стену обмазкой негодной — не устоит такая стена — Господь велит Иехезкэлю стенать, не мир, но беду предвещая. «Спросят, о чем ты стенаешь,// скажешь: От вести пришедшей растают сердца, руки ослабнут, дух омрачится, колени водой изойдут, пришла она — сбудется, — слово Господа Бога» (21:12).

Человек не властен над временем, поэтому единственный раздел между пророком истинным и пророком ложным ни интеллектуально, ни чувственно непостижим. Пророчество предельно абстрактно, вещь в себе в понимании философии Канта.

Для современника, услышавшего от пророка «обычное пророческое»: сбудется, сказанное истиной не является, ведь его не проверить. Скажи: сбудется там и тогда, — может быть, и поверю. Поэтому в «диалоге» с не верящим пророкам Господь «уточняет» время свершения. 

Слова, как известно, для общения необязательны. В простейших случаях можно обойтись мимикой, жестами. Но самый действенный инструмент убеждения — поступок, особенно сопричастный трагедии. Пограничье между жизнью и смертью, тем более гибель, обращает в символ все ей сопричастное.

Была ли в истории человечества такая эпоха, когда к слову человека не относились скептически? Слово? Слова, слова, слова. Потому не слово — но слово, именем Бога скрепленное. Клятва. Сам Господь не раз слово, обращенное к народу, к пророку, клятвой скрепляет: Жив Я.

Клятвопреступник нарушает не только данное слово, он совершает преступление перед Господом. ЦарьИеѓояхин царем Бавеля пленен и вместе с семьей, придворными, элитой в плен уведен, где проживал, не зная нужды, своим присутствием трон Невухаднецара украшая. Поставленный вавилонянами Матания-Цидкияѓу клятву нарушил, поднял восстание — от клятвопреступника Господь отступился. Судьба клятвопреступника была очень печальной. 

Если слово — слова, слова, слова, как относиться к слову выдающего себя за пророка? Если сбудется, то когда? А верить, не верить надо сейчас: в грозные дни промедление смерти подобно. В такие дни пророков не счесть, пойми, кто из них Господень посланец.

Всевышний через человечьего сына говорит с народом, от слов уставшим, слову не верящим. Потому Он обращается к самой действенной коммуникации. Коль скоро Иехезкэль пророк нового времени, иной меры ответственности человека за поступки свои, то и Господь все реже нуждается в слове: не поймут, не поверят — слова, слова, только слова. Господу ведома жестоковыйность народа, к которому Он посылает пророка:

Не к народу с языком неясным и темной речью ты послан —
к дому Израиля.
Не к могучим народам с языком неясным и темной речью, чьих слов не поймешь, не к ним тебя Я послал, они бы послушали

(3:5-6).

Господь посылает пророка со словом, которое народ заведомо слушать не станет, которому заведомо не поверит. Зачем? Затем, что и Моше Он посылает к Паро, который народ Израиля не отпустит. Потому, вероятно, что Иехезкэль послан не только к ним (которые слушать не станут) и сейчас, но и к тем и тогда, когда Его слово услышат. К тому же, Святой благословен Он неуслышанным словом убеждает человечьего сына в необходимости, неизбежности тяжкого, мучительного знака-поступка — неподвижности, немоты. Страдающий пророк — необходимость, неотвратимая неизбежность.

Ты, сын человечий, узы на тебя возложат и свяжут,
из них ты не вырвешься.
Язык к нёбу приклею, онемеешь, не будешь их обличителем:
они — дом мятежный.
Буду с тобой говорить — рот отворю, и скажешь: «Так сказал Господь Бог»,
будут слушать — услышат, не будут — не будут: они — дом мятежный

(3:25-27).

И далее Всевышний велит Иехезкэлю, взяв кирпич (вариант перевода: глиняная табличка), вырезать осажденный Иерушалаим: вокруг города вал, тараны у стен, дозорная башня, чтобы осаждающие видели, что внутри городских стен происходит (глава 4). Как обычно: общее, детали потом.

Пророк будет лежать на левом боку триста девяносто дней, день за год неся вину Израиля, и сорок дней на правом боку, день за год за вину дома Иеѓуды. Для обитателей Эрец Исраэль традиционно левая сторона — это север, а правая — это юг. Стоящий лицом к востоку обращается налево — к северу, к царству Израиль, вправо — к югу, к царству Иеѓуда.

В узах, с боку на бок не поворачиваясь, будет лежать Иехезкэль все дни осады. Есть будет хлеб, испеченный из разных видов растений, в том числе и таких, из которых обычно хлеб не пекут, — знамение голода. Вес еды — «двадцать шекелей в день,// в сутки» (один шекель — 9.6 грамм, т.е. 192 грамма в сутки; 4:10). Господь добавляет, чтобы развеять сомнения: в сутки. Воду назначено пить мерой, всего около 1.2 литра в день. Иехезкэль молча принимает испытание-наказание, знак, знамение, предупреждение о крушении, в которое из всего народа верит один только он.

Если на «виртуальную» осаду успокоенные лжепророками жители города могут внимания не обращать, то человечий сын ее ощущает физически. Испытание-наказание наглядно, явственно, очевидно. Но это не все. «Лепешку ячменную будешь есть,// в человеческом кале на их глазах испеченную» (4:12), — в знак того, что «сыны Израиля есть будут нечистый свой хлеб// среди народов», там, куда Господь их изгонит (там же 13). В ответ на мольбу человечьего сына Бог наказание облегчает, позволив навоз «вместо человечьего кала,// на нем хлеб будешь готовить» (там же 15). И все это в знак того что, когда «оскудеют у них хлеб и вода», они «сгниют пораженные своим преступлением» (там же 17).

Волосы — средоточие жизненных сил человека — символизируют множество, богатство, изобилие. В магии отрезанные волосы замещают самого человека. С волосами можно отнять у человека здоровье и силу. Согласно Учению, назир (назорей) все дни обета не смеет брить голову (В пустыне, Бемидбар 6:5). Далила отрезала волосы назируШимшону. Их потеряв, он силу утратил.

Город Храма Иерушалаим освящен присутствием Господа. В будущем Храме, описанном Иехезкэлем, у Иерушалаима будет видимо обозначенный статус, его территория будет примыкать к территории Храма. Иерушалаим — город Всевышнего, и, уничтожая осквернившийся языческой мерзостью город, Святой благословен Он велит пророку совершить поступок-знамение: «взяв острый меч, как бритвою брадобреев», обрить им голову, бороду (5:1). И сжечь треть волос в городе (имеется в виду рисунок, начертанный на кирпиче), треть вокруг города мечом изрубить, по ветру треть развеять (там же 2), малую часть взять и бросить в огонь, «от них выйдет огонь на весь дом Израиля» (там же 4).

Так от огня и меча погибнет осквернившийся город-назир, а, погибнув, зажжет весь Израиль. Оставшееся, уцелевшее, подобно изрубленным волосам, будет рассеяно по ветру.

Начертанная на глине осада, усиленная немотой, неподвижностью, голодом, — это знак. Но сбритые, изрубленные, сожженные волосы — акт магический. Точнее сказать, магический рудимент. Магические действия, совершаемые с волосами, — момент удивительный, ведь «пророческая религия иудеев была освобождением от магии, вещной трансценденции, освобождением столь радикальным, как нигде в мире»¹. Что это, знамение людям с определенным уровнем понимания? Коль такое творится, значит, несомненно, случится?

Пророк-страж, не остерегший народ, несет вину за его преступления. Но Иехезкэль пророческий долг ведь исполнил?

Пророк наказан страданием? Наказан страданием — избран?

Избран быть жертвой? Избран быть наказуемым, и — наказующим?

Быть покаранным избран? Избран — карать? 

С кем, он, пророк? С кем он, сын человечий? В отличие от предшественников почти никогда не обращающийся с молением к Господу?  Потому что свободы лишен? Потому что уверен: этот народ на этой земле существовать больше не может? 

Пророк во все времена — между молотом гнева Господня и наковальней сопричастности народной судьбе. Похоже, что последний великий пророк, сын человечий ближе других к молоту гнева.

Нет сил народ защищать. От ноши он изнемог. Чаша жалости опустела.

Господь возлагает на человечьего сына не только ответственность за грехи и преступления его народа Израиля, но и обязанность выбора. Невухаднецар — бич в руке Господа — стоит на перекрестке: одна дорога ведет к сынам Амона в Рабат, другая — в Иеѓуду, Иерушалаим. «Куда мечу царя Бавеля идти»? (21:24)

Впервые пророк должен исполнить подобную миссию. Впервые Господь на человека подобное возлагает. Не защищать, не молить о прощении, но — карать, бич карающий направлять.

Перед мечом = царем Бавеля— дорога (физическая, реальная, единственная такая в пророчестве). По воле Всевышнего Невухаднецар должен покарать народы, переполнившие чашу терпения Господа.

Стоя на распутье, царь-язычник «в начале двух дорог жребии ворожит:// трясет стрелами», «печень разглядывает» (там же 26). Все, что было начертано на кирпиче, теперь перед глазами пророка — грубо, зримо, неотвратимо. В правой руке карающего бича, над душами занесенного, —Иерушалаим, который начертавший его сын человечий, волосы изрубивший и сжегший, должен волей Господней пощадить или же уничтожить.

Иехезкэль видит и слышит: осуществляя выбор, его собственный выбор осуществляя, ставят тараны к воротам, вал насыпают, возводят дозорную башню, возносят трубление (там же 27).

А они, соотечественники, сограждане, соплеменники, они за защитной стеной, от чужих ограждающих, успокоенные лжепророками, они внутри стен беспечны, уповая на клятву, которой скрепили царь Бавеля и царь Иеѓуды союз. Забыли беспамятные и беспечные, что их царь «клятву клятв» (там же 28), скрепленную именем Господа, нарушил, презрел.

Слово — знак, иногда знак слишком явный и грубый. Иногда — слишком вялый, невнятный. Часто такой, который нетрудно проигнорировать, не услышать. Не увидеть поступок-знамение гораздо трудней.

Господь предваряет веление человечьему сыну совершить поступок-знамение словом двойного удара: «Глаза у них видеть — не видят, уши слышать — не слышат: дом мятежный они» (12:2). О ком это сказано? О жителях Иерушалаима, разумеется. Только ведь точно так не раз говорилось о языческих истуканах: «Рот у них, и не говорят,// глаза у них, и не видят. Уши у них, и не слышат,// нос у них, и не обоняют» (Восхваления, Псалмы 115:5-6).

Пророк на глазах соотечественников подкапывает стену и выносит вещи, с которыми уходят в изгнание, укладывает их на плечо, и на вопрос, что он делает, отвечает, как велел ему Бог, «это пророчество о правителе в Иерушалаиме и всем доме Израиля» (12:10). Так и случилось с царем Цидкияѓу, который бежал из города, когда в проломленные стены ворвались воины Невухаднецара. Обратился явью поступок-знамение. Сбылись слова Господа: «Сеть на него накину, будет пойман в силки,// в Бавель его приведу, Землю касдим не увидит — там он умрет» (там же 13).

 Ждет пророка и новый поступок-знамение, а перед ним и вовсе безмерное:

Сын человечий, отраду глаз мором у тебя отбираю,
не скорби и не плачь, слеза твоя не прольется.
Молчи — не стенай, не верши траур по мертвым, голову повяжи, на ноги обувь надень,
до усов не закутывайся, хлеба людей не ешь

(24:16-17).

Жена пророка вечером умерла. Сыны Иерушалаима перешли последний предел, и — знамение — Господь велит Иехезкэлю после смерти жены не соблюдать обычаи траура. Не соблюдающий траур, он — знак: некому будет ни хоронить, ни оплакивать. Утром в ответ на вопрос удивленных его поступком (о предыдущем поступке-знамении не сказано, что народ странным поведением пророка интересовался) пророк передает слова Бога: «Будет вам знаком Иехезкэль» (там же 24).

В этот день, предрекает Иехезкэль, Господь отберет у непокорных евреев «мощь, радость великолепия,// отраду их глаз, души вознесение — сыновей и дочерей» (там же 25). В этот же день Господь снимет наложенный Им в самом начале пророчества запрет говорить. В этот день из Иерушалаима пришедший беглец сыну человечьему возвестит:
В тот день при беглеце уста твои отворятся, молчать больше не будешь,
будешь знаком для них, и узнают, что Я — Господь

(там же 27).

(окончание следует)