Владимира Орлова фамилией наградил прадед, николаевский солдат, получивший после двадцати пяти лет службы «царю и отечеству» надел в Крыму. В придачу — родовое имя командира полка. Своё за годы военных тягот подзабыл. Или не знал, как его воспроизвести на кириллице. От отца поэту досталось отчество — Натанович, от матери — характерная горбинка на носу.
ВЛАДИМИР ОРЛОВ
В стихах, в письмах, в воспоминаниях, в отзывах литературоведов
Вокруг арбуза
В начале шестидесятых в «Неделе» — в первом в стране читабельном еженедельнике — попалась на глаза сказка о трёх охотниках. Перевод с французского. Об охотниках, у которых «Патронов у каждого столько бывало, /Что с ружьями просто случалась беда. /Одно без патронов никак не стреляло, /А два не заряжены были всегда». Спустя годы собкор «Комсомольского знамени» по Крыму и Львову Коля Лесин (он же, в будущем, писатель — Николай Самвелян) с удовольствием перекатывал на языке строку-стихотворение «У арбуза — всюду пузо!». Пока до меня не дошло, что давно знаю автора стихотворения, что именно его подпись стояла под «Тремя охотниками».
Посчастливилось лично познакомиться с поэтом. Убедился, озорные строки-прибаутки (а то и поговорки!) то и дело выпархивали из его стихотворений в самостоятельную жизнь. Обрастая по пути легендами: «Лилипуты были рослыми вначале, по причине мелких споров — измельчали», «Видно лошадь, знает что-то, если так она молчит», «Коль друзей встречать рогами, станут все они врагами», «Мать — овца, отец — баран, дочка — баронесса». Ну и конечно, «У арбуза — всюду пузо».
Эта строка вообще обросла домыслами. То и дело натыкаешься в Интернете на фантазии самодеятельных литературоведов. Некий Аркадий Левит, к примеру, утверждает:
«Однажды в дружеском кругу, наслаждаясь арбузом, Орлов вдруг спросил:
— Какая примечательная особенность арбуза?
— Сладкий, — ответил один.
— Сочный, — сказал другой.
— Всё просто: у арбуза — всюду пузо.
— А ведь верно! — восхищались друзья…».
Убеждён, люди, которым довелось общаться с Владимиром Натановичем, пожмут плечами. К словесным играм поэт обычно прибегал при общении с детьми. Искренне гордился, что сохранил в себе любознательность восьмилетнего. К взрослым — другой подход. Строкой про арбуз он вполне мог прокомментировать сочувственное замечание окружающих на предмет возрастного увеличения живота. И «закрыть тему».
Владимир Орлов
Большинство орловских поговорок вначале обосновались в его стихотворениях. Как правило, в заключительных строках. Каковые в баснях именуются моралью. За исключением, разве песен Орлова. В них перлами могут быть пронизаны начальные строки. Или строки припева: «А пока, пока, по камешкам…».
Что же касается «арбуза», у меня сохранилась копия письма В. Орлова киевскому критику М.С. Петровскому. Поводом послужили происки некоего плагиатора. Всегда находятся желающие присвоить себе чужое. Особенно, если иным делягам кажется, будто строки «плохо лежат» и недостаточно застолблены. Годы спустя иные из сотрудников киностудий мультиков считали себя вправе заменять фамилию автора своей. Письмо Орлова датируется декабрём 1969 года. Привожу его полностью:
«Уважаемый Мирон Петровский!
Простите, не знаю Вашего отчества, мне его не сообщил Я. Махлин. Хочу Вас поблагодарить за то, что Вы похвалили мои давние строчки «…у арбуза — всюду пузо».
Правда, их Вам прислал другой человек — «молодой автор», который поставил под этими строчками свою фамилию.
Если смотреть на этот эпизод без юмора, то уже порядком надоел этот «молодой», под 50 лет, автор.
Если не ошибаюсь, его фамилия Лазов.
Я его знаю 13 лет. За эти годы он много раз «одалживал» строчки, четверостишия, мысли, образы и темы не только у меня. Это Вам могут подтвердить член СП В. Михайлова и поэт М. Артёменко, живущие в Крыму и ловившие В. Лазова на плагиате.
Что касается моего «арбуза», то, видоизменив эти стихи, плагиатор в прошлом году опубликовал их в «Костре». Лев Всеволодович Мочалов — сотрудник журнала — уже предупреждён о проделках этого «автора.
Сообщаю Вам, что моё стихотворение «Танина загадка» (одно из первых моих стихотворений для детей) было опубликовано в газете «Крымский комсомолец», №94, 9 августа 1959 года.
ТАНИНА ЗАГАДКА
Говорит ребятам Таня:
«Кто под солнцем на баштане
Сладко дремлет в тишине,
Кверху пузом на спине?»
Вдруг сказала Оля тихо:
«Таня, тут неразбериха,
Нет спины ведь у арбуза,
У арбуза — всюду пузо».
Я благодарен Я. Махлину за своевременное предупреждение. Надеюсь, оно в какой-то мере и Вам пригодится.
Всего Вам доброго! С НОВЫМ ГОДОМ!»
В уголке машинописной страницы — подпись Владимира Орлова. Буква «В» с точкой, затем большая буква «О» с хвостиком внизу. И адрес. Тогда Орловы жили ещё не на улице, названной в честь венгерского города-побратима Симферополя (Кечкеметской), — а в старой квартире на ул. Гагарина.
«Кажи (не кажи) своё личико»
Литстудия при издательстве «Молодь» в пятидесятых-шестидесятых стала инкубатором для литераторов Украины. Достаточно назвать фамилии нынешних классиков — Лины Костенко, Васыля Симоненко, Винграновского. Справедливости ради, надо сказать, что на занятиях литстудии не они правили бал. Доминировали менее талантливые, но более пробивные. Чьё единственное достоинство заключалось в том, что они писали на украинском языке. Большинство из них чуть ли не скопом вскоре приняли в Союз писателей УССР. Потому, когда на нынешней авансцене завывает писательница по фамилии Ницой — не надо удивляться. Она прямая наследница писателей-бездарей, принятых на скорую руку в СП.
Посещали особняк издательства (до войны в нём размещалось консульство фашистской Германии, с обретением страной независимости — поселилось Посольство Индии — Я.М.) и студийцы, пробовавшие силы на русском языке. Выступали с новыми стихами в очередь с остальными. Но Юнна Мориц, вскоре переехала в Москву. В Киеве издал книжечку басен Генрих Шахнович. И только.
В конце пятидесятых «Молодь» готовила к печати книги поэтов, живущих в провинции и писавших на русском языке: Владимира Орлова из Симферополя и Иосифа Курлата из Донецка-Северодонецка. Не исключено, сие мероприятие руководство украинского отделения Союза писателей каким-то боком приурочило к недавнему присоединению Крыма к УССР. Дескать, мы новых граждан любим и уважаем.
Пройдёт десять-пятнадцать лет, портреты обоих новобранцев появятся в справочнике писателей УССР. В сопровождении названий десятков их книг, вышедших в престижных издательствах Украины и Союза. Орлов при жизни стал классиком, произведения его вошли в учебники и школьные хрестоматии, в репертуар самодеятельности.
Однако для понимания событий, случившихся в конце пятидесятых, придётся несколько оживить подробности взаимоотношений в те далёкие годы. О них не говорили вслух, но на судьбу рукописи они подчас влияли сильнее, чем литературные достоинства.
Владимира Орлова фамилией наградил прадед, николаевский солдат, получивший после двадцати пяти лет службы «царю и отечеству» надел в Крыму. В придачу — родовое имя командира полка. Своё за годы военных тягот подзабыл. Или не знал, как его воспроизвести на кириллице. От отца поэту досталось отчество — Натанович, от матери — характерная горбинка на носу.
Иосифу Курлату подозрительное имя и фамилию подарил отчим, усыновивший мальчика в ползунковом возрасте. То есть, внешне этот автор стихов о героях-пионерах никак не был похож на представителя «не той национальности».
Вот и ответ, почему редактор издательства «Молодь» Андрей Мясткивский в один и тот же день послал начинающим авторам телеграммы прямо противоположного содержания.
Владимиру Орлову: «Не показывайся в Киеве, пока книга не выйдет».
Иосифу Курлату: «Немедленно приезжай, иначе книга не выйдет».
Спасибо республиканской пионерской газете, благодаря работе в ней мне посчастливилось познакомиться и с Орловым, и с Курлатом. Оба рассказали об этой истории почти слово в слово.
Книгу стихотворений Владимира Орлова издательство «Молодь» всё равно не издало. Не потому, что он нарушил просьбу редактора и посетил знаменитое помещение издательства на ул. Подвальной (позднее — Ярославов Вал). Поэт сам попросил вернуть рукопись. Повлиял совет Михаила Аркадьевича Светлова, давшего Орлову рекомендацию на вступление в Союз писателей. Автору «Гренады» и «Каховки» понравились стихи крымчанина. Некоторые строки он с удовольствием подержал на языке. Но подвёл гостя к стеллажу и сказал:
— Передо мной на полке шеренга сборников, подаренных мне друзьями-поэтами. Одни я буду перечитывать, другие — вряд ли. А вот стихи, адресованные малышам, обязательно возьму в руки. Не раз. Детям буду читать, внукам.
Слова Михаила Светлова стали для Орлова напутствием на всю творческую жизнь. Разве горбачёвская перестройка и связанные с нею события, заставили поэта оглянуться на жизнь взрослых. Но это уже, как подчёркивает ведущий популярных детективных историй, совсем другая история.
Первая книжка Орлова для детей вышла в свет в 1958 году, называлась она «Тимошкина гармошка». Гармошка в книге совсем не случайна. Музыкальный слух у Владимира Натановича был отменным. Он мог воспроизвести, не солгав ни в одной ноте, чуть ли не целые симфонии. А во время отдыха на берегу моря пересвистывался «со знакомой скворчихой».
Но мы — о первой книге поэта для детей. Её прочёл и одобрил Самуил Яковлевич Маршак. В доказательство подарил сыну Орлова свою книжку, с такой надписью:
«Дорогой мой Юрий,
Твой отец знаком
По литературе
С дедом Маршаком».
Жена поэта
В начале 1969 года меня перевели из республиканской молодёжной газеты «Комсомольское знамя», в республиканскую же детскую «Юный ленинец». По сегодняшним меркам, газета имела громадный тираж, за 300 тыс. экземпляров. Правда, более чем втрое уступала по тиражу украиноязычной «Зірке». Но наш конкурент — всесоюзная «Пионерская правда», тоже стоившая копейки, но обладавшая куда большими возможностями. И штатом.
Поводом к моему перемещению послужили события в Польше. Генсек тамошней компартии Гомулка был уличён то ли в любви, то ли в ненависти к евреям и караимам. ЦК ЛКСМУ мигом отреагировал на сигнал из отдела пропаганды ЦК КПУ. Дал указание редакциям подведомственных газет освободиться от нежелательных элементов с точки зрения пятого пункта в паспорте. Надо отдать должное редактору «Комсомольского знамени», Анатолию Мельниченко. Он взял под козырёк, но призадумался. В «Юном ленинце» как раз не хватало для создания партячейки одного члена партии. Он и предложил мою кандидатуру редактрисе. Идеологи из ЦК укр. комсомола подумали и дали добро.
Ближе к июню выпросил командировку в Симферополь, к поэту Владимиру Орлову. Запастись свежими стихотворениями для летних номеров «Юного ленинца». К счастью, наши интересы с редактрисой Г.А. Литвиновой совпали. Она тоже считала, что летние каникулы поблекнут без весёлых, наполненных бликами солнца, произведений Орлова.
Книг поэта на моих полках не было. Несколько лет гонялся по магазинам, но их сметали с прилавков до моего прихода. Сказывалась реклама, её организовывали «поэту из Симферополя» радиопередача «С добрым утром!», 16-я стр. «Литературной газеты», журналы «Мурзилка», «Костёр» и «Крокодил».
Гостю неудобно отказывать. Владимир Натанович читал стихи до ужина, во время и после. Органичные, мгновенно запоминающиеся, пронизанные улыбкой, подкованные звонкими рифмами. Врезались в память раз и навсегда.
Когда взгрустнётся или, когда хочется поднять собеседникам настроение, и сейчас декламирую стихи Орлова. Начинаю с «Вороны»:
— Кра! — кричит ворона, — Кража!
Караул! Грабёж! Пропажа!
Вор прокрался утром рано!
Грош украл он из кармана!
Карандаш! Картинку! Пробку!
И красивую коробку!
— Стой, ворона, помолчи!
Помолчи ты, не кричи!
Жить не можешь без обмана!
У тебя же нет кармана!
— Как! — подпрыгнула ворона
И моргнула удивлённо. —
Что же вы сразу не сказали?
Кар-р-раул! Кар-р-ман укр-р-рали!
Чаще всего перехожу на цикл стихотворений о белом пуделе, на коренное стихотворение подборки «Прогулка»:
Спит старушка на кушетке,
Чёрный пудель — на полу.
Просыпается старушка —
Пудель смотрит на неё.
— Вечер, — думает старушка, —
Не пора ли погулять?
— Да, — подумал чёрный пудель, —
Мне давно гулять пора!
— Нужно, — думает старушка, —
Взять и пуделя с собой.
Да, — подумал чёрный пудель, —
Нужно взять её с собой.
— Ах, — подумала старушка, —
Где же спрятан поводок?
— Да, — подумал чёрный пудель, —
Ей нельзя без поводка!
— Пусть на привязи гуляет, —
Так подумала она.
— Да, — подумал чёрный пудель, —
Пусть идёт на поводке.
— Что ж, — подумала старушка, —
Он теперь не убежит.
— Да, подумал чёрный пудель, —
Не заблудится теперь.
Чёрный пудель и старушка
Молча вышли из ворот.
Совершенно неизвестно,
Кто кого повёл гулять!
Дошла, наконец, в тот памятный вечер очередь до свежих, только что из печки, стихотворений. Всего-то восьмистишие — а целая история о корабле, мечтавшем в морях о родном причале. Пришвартовался, потёрся щекой о шершавую стенку, ощутил тепло родных канатов — опять захотелось в море.
Жена поэта, Нонна Гавриловна, периодически вплывала в комнату, меняла тарелки, подливала чай. Вдруг резко вырисовалась на первом плане:
— Чего это ты при мне опять читаешь о своём корабле. Я тебе уже сказала: хочешь в Москву — езжай!
Разбудило меня настырное крымское солнце. Глянул на часы — шести утра нет. Слышу, не один я в квартире проснулся. Тихонько топаю на кухню воды попить. За столом хозяин с хозяйкой. Улыбаются и вдохновенно дуются в дурака.
Начало переписки
С той весны завязалась наша переписка. Плюс открытки к праздникам. Для почты эти пристрастия советских людей были сущим бедствием. Киевскому главпочтамту, например, в конце декабря-начале января приходилось чуть ли не втрое увеличивать контингент обработчиков. Праздничный приработок отца моего друга, пенсионера, приблизительно равнялся размеру пенсии.
Знаю, жена Владимира Натановича Нонна Гавриловна вместе с дочерью Татьяной, одно время размышляли над тем, как собрать воедино тексты открыток за подписью Орлова и его надписи на подаренных книгах. Впрочем, поздравительные тексты В.Н. в прозе тоже имели орловский привкус: «Пусть дед Мороз принесёт тебе полный мешок радостей и сладостей!».
В.Н. побывал у меня в гостях в маленьком северном городке. Я у него в Крыму. Поздравления стали обрастать намёками: «Желаем тебе здоровья и хорошей памяти! Чтобы ты помнил о своих друзьях не только летом, но и в неотпускное время!».
Однако вернёмся в начало семидесятых. Владимир Натанович писал мне больше по делу — как сотруднику детской газеты. Позволю себе здесь и далее опустить полагающиеся письмам приветствия и пожелания, оставить только текст и даты, каковые пунктуальный Орлов ставил в конце страницы.
«30.03.70. Посылаю несколько стихотворений, что-то давно у Литвиновой (редактор газеты — Я.М.) не публиковался. В моих делах робко намечается перелом в лучшую сторону. Усилия друзей (а м. б. что-то другое) сказались на выступлении Барто на 3-ем съезде писателей РСФСР. Я к этому съезду отношения не имею, но моя фамилия фигурировала в положительном звучании на этом съезде. Больше никого из писателей с Украины Барто не упоминала. Опять же из «Детгиза» сообщили, что ничего и никто моей книжке не угрожает.
Итак, я понёс потери. Две книжки (в «Малыше» и в Новосибирске) вылетели из плана 70-го года, и, м.б., навсегда. Однако это вовсе не означает, что борьба прекратилась. Она продолжается уже без моего вмешательства и её результаты будут проявляться долго и во многих случаях неожиданно для меня (Гонения на Орлова начались после публикации невинной эпиграммы, совпавшей день в день с вводом войск стран СЭВа в Прагу — Я.М.).
В докладе Барто есть абзацы, где она лягает М.Петровского. И опять непонятный приём: толково и ясно не объяснены причины критического отношения к статье Петровского. Буду в Киеве, непременно с ним увижусь. Пусть он мне расскажет всё подробно.
Привет и поклон Литвиновой. Скажи ей, что я остро помню обещание посылать меня в интересные командировки.
25.05.72. Пишу и думаю, посылать тебе новое стихотворение или не посылать? Мой адрес ты знаешь. Чтобы скорее меня найти, спросишь двор ресторана «Селена». В глубине двора находится дом, который построил ЖЭК.
18.09.73. Извини, пишу от руки. Как-то теплее получается. Спасибо за весточку. Судя по твоей газете, коллектив в редакции хороший. Я рад за тебя. Ты, видимо, вписался в город, в местность, в людей.
Не так давно я был в Киеве, говорили в «Юном ленинце» о тебе, хорошо вспоминали.
Моя жизнь наполнена премьерами кукольных спектаклей. Видимо, незаметно для себя стал поклонником этого вида искусства. Стихи для детей пишутся всё реже. Очевидно, временное явление. Во всяком случае, хочется так думать.
Живи долго и красиво!
9.12.73. Письмо твоё взбудоражило, прозвучало походной трубой. У меня, как у старого боевого коня, тревожно раздулись ноздри, а ноги стали рыть землю.
Я готов приехать на твой край земли. А что для этого нужно — тебе видней. Очевидно нужен вызов из твоих приграничных краёв, чтобы усё было официально. В обмен на Сияние готов выступать в школах, перед участниками вашей Всесоюзной стройки ит.д. Остальные детали на месте. Действуйте, Ваше Сиятельство!
5.01.74. Действуешь ты оперативно! Но не точно. Я же писал о весне, а ты мне — крещенские морозы. Но не в этом суть. Я не понял, как ехать. Чтобы на эту «Арктику» (название поезда — Я.М.) попасть, необходимо в определённое время прибыть в Москву или в Ленинград? Это раз. Можно ли, допустим, лететь в Мурманск из Симферополя, а уже оттуда добираться до тебя? Это два. И когда лучше прилететь в Ленинград, чтобы сесть на эту «Арктику»?
Что из фруктов тебе привезти? Или у вас их там больше, чем у нас? Могу крымских яблок, крымского вина. Пиши — не стесняйся, мы же не красные девицы. Настаиваю на ответе! Не ответишь — не приеду. На полном серьёзе.
23.01.74. Когда ты получишь это письмо, я, очевидно, уже буду собираться в дорогу. Вчера сдал вызов, через 8 дней, сказали, будет готов пропуск. Так вот, если пропуск дадут (всё может быть), то вслед за письмом прикачу я.
Сразу я собраться не мог. Очень много таких дел, которые нужно было завершить. К тому же одет, не очень тепло для Севера — у меня даже перчаток не было. Теперь более-менее подготовлен.
Командирует меня Крымское отделение Союза писателей Украины.
24.02.1974. Немного отошёл от дороги, от первоочередных забот и вот я вам пишу.
В Симферополь добирался самолётом, который почему-то заночевал в Борисполе. Только прилетел домой, как понадобилось назавтра лететь в Донецк, на сдачу своего спектакля.
Дел ещё множество, они начнутся с понедельника. Сейчас на дворе суббота. Написались два новых стихотворения и на душе благодать. Сегодня получил обе посылки из Ковдора, с рыбой. Все довольны и рады.
В следующем письме вышлю справку о зарплате и обратные билеты. Чуть погодя вышлю в ДК обещанные пьесы и книжки. Пьесы нужно сдать на машинку, ибо у меня — по одному контрольному варианту.
Не знаю, как у тебя на севере, а у меня на юге промозгло, туманно и зыбко. Ждём весны, лета и твоего приезда. Жди следующего письма, привет всем!
15.03.74. Спасибо тебе за все газеты сразу. Всё получил. Фото — во!
Здесь уже тепло, на термометре +15°. А у вас там, наверное, снег. Бр-р! Всё собираюсь прислать тебе чего-нибудь в посылке, но руки не доходят. Не доходят так же до пьес. Но и то, и другое, непременно пришлю.
Рыбку ещё всю не съели. Доедаем. Ем и вспоминаю Ковдор и тебя.
Писать больше не о чем, приедешь — поговорим!
21.03.74. Наша переписка приобретает стабильность. Поздравляю с четырёхполоской! Это уже газета!
Сейчас у меня горячая пора — «Неделя детской книги». Как только всё утихнет, вышлю в Мурманск небольшую рукопись, посмотрим, что из этого получится.
Туркмения молчит. Вот уже третий год они морочат мне голову, обещают вызвать, но делают это с чисто восточным коварством. Аллах с ними! Больше не переведу ни одного стихотворения. А ты жди бандероль!
Позволю себе сделать паузу. Стихотворную. За неделю пребывания в городке на границе с Финляндией (находится на траверзе резиденции ихнего Санта-Клауса, города Рованиеми) Владимир Натанович с утра до вечера встречался со школьниками — на уроках и в школьном зале, со строителями Всесоюзной стройки, с коллективами ДК и просто с читателями. В перерывах написал несколько стихотворений. В сборниках мне попалось только одно из них. У меня сохранились рукописные оригиналы.
ЗИМНЕЕ УТРО
Пар клубят
Носы и трубы.
Всюду шубы,
Шубы, шубы.
Даже небо
Спозаранку
В серой шубе
Наизнанку.
НИКТО НЕ ОБИЖАЕТСЯ
Был у снега
Длинный путь —
Снегу нужно
Отдохнуть:
Он садится на луга,
На — высокие
Стога,
На — опушку,
На — избушку,
На — столетнюю
Старушку,
На — скамейки
На — кусты,
На — заборы
И — мосты,
На — пальто
И — рукавицы,
И девчонкам —
На ресницы,
На — известных футболистов,
На — заслуженных
Артистов,
На — причёски
И — носы,
Генералу —
На усы,
На милицию
Снижается…
И никто
Не обижается.
Гость из Крыма удивлялся: как это машины могут ездить и не скользить по снегу? В те времена за околицей городка бетонка заканчивалась. А по грунтовке только зимой и можно было проехать. Направлялись мы с ним на выступление в подсобное хозяйство комбината, часть пути совпала с дорогой на свалку. Белый снег густо засеяли оранжевые пятна. ОРС накануне побаловал ковдорчан апельсинами…
Сияние севера
Гром прогремел над головой Орлова в конце августа 1968 года. Популярная среди интеллигенции «Литературная газета» впервые за годы своего существования появилась тогда в киосках не в среду, а в четверг. Всё из-за двустишия В. Орлова на шестнадцатой странице:
— Мы все друзья и все мы братья,
Сказал удав, раскрыв объятья.
Никого из «принявших меры» не интересовало, что эпиграмма пролежала в загашнике отдела юмора полгода, выстояв традиционную очередь среди материалов, подписанных к печати… Главный редактор спохватился в последний момент и остановил печатную машину. Эпиграмма — на 16 стр., а на первой — сообщение ТАСС «о братском и бескорыстном танковом походе на «Пражскую весну».
В гости в Ковдор Орлов приехал спустя четыре с половиной года. Запреты на книги поэта и публикации в периодике постепенно поутихли. В середине восьмидесятых книги поэта снова начали выходить. Оказалось, за годы вынужденного молчания автор переключился на стихи для взрослых. Так и назвал один из сборников: «Прочтите взрослым».
…За день до прощания гостя с Ковдором местная интеллигенция заполнила до отказа зал Дома культуры. Весь вечер зрители повторяли вслед за автором знакомые со школьных и с дошкольных лет строки.
Накануне радио сообщило, что «злопыхателя Солженицына выдворили из страны». Под конец обмена вопросами и ответами в передних рядах поднялся товарищ в штатском. Впрочем, никто не сомневался, в каких органах сей интересант получал зарплату.
— Товарищ поэт, расскажите нам, как вы относитесь к писателю Солженицыну?
Зал притих, упёрся глазами в Орлова. Гость выдержал паузу и ответил вопросом:
— Простите, а кто это такой?
Смех и аплодисменты, весь вечер, сопровождавшие выступление Орлова, враз смолкли. Тишина оглушила. Вослед зал взорвался хохотом. Гражданин в штатском сел, вскочил, снова сел и под аккомпанемент топота ног кинулся в боковые двери…
Назавтра была суббота, командировка поэта подходила к концу. Захотелось как-то разбавить мрачноватые впечатления от встречи с товарищем в штатском, угостить друга достопримечательностью города добытчиков железа — массовым взрывом на руднике «Железный». Таким способом дробили (рыхлили) скалу, пропитанную феррумом и другими полезными минералами, иначе руду не погрузить на самосвалы и не свезти на обогатительную фабрику. А с транспортом, то есть с двадцатипятитонными и сорокатонными БЕЛАЗами, было туго. Чтобы увеличить число откаточных смен, начальник рудника Виктор Азариевич Эйдельман (позднее взявший ради детей фамилию жены и ставший «Смирновым, который Эйдельман») свёл взрывную смену к одному разу в месяц. Одновременно взрывал тысячу тонн тротила. Эквивалентных одной двадцатой атомной бомбы, сброшенной американцами на Японские города.
Темнеет в феврале быстро, дно ямы-карьера покрыла синеватая дымка. С борта хорошо видно, как тонкие белые молнии пронизали сгустившиеся сумерки — импульсы к детонаторам ринулись по шнурам. Воздушная волна ударила в лицо, усилив густой звук массового взрыва. Бетонная подушка под ногами заходила ходуном. От зарождающего чёрного гриба глаз не оторвать. А Виктор Азариевич кричит:
— Вверх, вверх смотрите! Предупреждал же!
Будто по мановению рук Гулливера-жонглёра, камни — размером с чемоданчик, чемодан и баул — висят в воздухе. Но и те, что поменьше, величиной с яйцо, защитную каску раскроят — охнуть не успеешь. Пронесло.
Владимир Орлов смотрел не на камни, не на разросшийся до гигантских размеров чёрный гриб. Смотрел на начальника рудника.
— А твой Витя — настоящий поэт! Такие расчёты лишь истинному вдохновению подвластны.
В устах Орлова — всем комплиментам комплимент! Звание поэта он ставил выше всего.
С остеохондрозом не шутят
29.04.74. Прими праздничную рубаю:
По всей земле — весенняя расцветка,
Весной поёт моя грудная клетка.
Я к вам пишу: цветёт моё стило.
Как майская трепещущая ветка.
26.06.74. Тимофеев (редактор Мурманского книжного издательства — Я.М.) мне не написал. Пока не получу от него ответ на моё письмо, рукопись высылать ему не буду. Неудобно.
09.03.77. Скоро пошлю тебе свою новую книжку. Вернее, не тебе, а твоему малышу. Должны появиться и другие книжечки. И все — цветные.
У нас — весна. И хотя идут дожди, многие деревья цветут, летают пчёлы. Кусты в зелени. Так что привет от нашего тепла вашим морозам… Привет твоим близким!
03.01.78. Спасибо за труды! Это ведь надо — сесть за машинку и отстукать письмо на 60 газетных строк. Жаль, нет у меня газеты, тебе бы полагался гонорар.
От мурманских режиссёров и от актёров, с которыми ты разговаривал по поводу пьес, я получил столько же писем, сколько от редактора Мурманского издательства…
Мои дела идут. Жду выхода новых книжек, мультика и пластинки со стихами. Кое-что из лучшего вышлю тебе.
К концу года количество театров, поставивших мои пьесы, может дойти до тридцати. Сейчас их около двадцати. Кукольные пьесы — кукольные гонорары. Хотя сейчас гонорары всё ощутимее, так как появилось несколько взрослых театров.
Привет Северному сиянию от южного дождичка!
19.02.78. Я понимаю, что ты не Бог, не царь, но ты — герой, ибо живёшь на Севере. А коль скоро ты герой, то совершай героические поступки. Впрочем, не обязательно. Шутю. Плюнь ты на этот театр: надо будет — сами меня найдут. Если бы я знал, что ты свирепо реагируешь на шутки, предупреждал бы, что это — шутка. Жутко?
Только что вернулся из Москвы, где по заданию ЦК ВЛКСМ писал пионерское приветствие 18-му съезду комсомола.
В твоей газете очень мне понравился заголовок: «КрАЗ — и нет газона!». Прелесть, как симпатично. Не шутю. Стихи — меньше. Тоже не шутю. Видимо, уже скоро вышлю тебе кое-что новенькое. Сам жду — не дождусь.
Будут новости — сообщай.
Будут новости — сообщу.
04.03.78. Одновременно с этим письмом отправляю в Мурманск пару пьес. Сообщаю, чтобы ты был в курсе. Послал наобум, не зная имени, отчества и фамилии режиссёра.
Будь здоров! Следи за периодикой.
18.03.78. Стихи понравились, но, уверен, что напечатаны не будут: интуиция. А читать их на выступлениях — можно: будут приниматься.
Редколлегия — собирательный образ, который образами мыслить не может. Поэтому ничего хорошего от этой дамы нам ждать не приходится.
Из приветствия комсомолу ни одной строки со мной нету. Очень сожалею, но увы. Такие строчки брать с собой не хотелось. Да и тебе они ни к чему. Они попали в общий котёл и там растворились.
30.10.79. С праздником тебя и твою семью! Желаю светлой Полярной ночи!
Жизнь идёт вперёд к …прошлому. Всё повторяется, но не всегда в новом качестве. Радуют меня радио и периодика — «Колобок», «Нева», украинские журналы. Написал новую детскую пьесу и считаю её своей удачей. Пока она ещё не залитована, но уже четыре театра, зная о ней, подали заявки в Министерство. Работы много. Видимо, год Солнца и Ребёнка подействовали на меня положительно. Не отказывался даже от телесценариев и приветствий. Слушай иногда радио: «Вечерний Маяк», «Доброе утро», «Вы нам писали».
Бывай! В Крыму — тоже!
Р.S. Много ездил и забыл отправить письмо. За эти две недели написал ещё одну пьесу. Ну прямо позор какой-то — так из меня хлещет.
Забот полон дом. Купили чёрного пуделя. 15-го будет ей месяц. Теперь весь ритм дома подчинён этому существу.
27.12.80. Так уж сложилось, что я не мог тебе отписать подробное письмо. Теперь попытаюсь.
В марте я заболел. Стали неметь руки, потом ноги. Обратился к врачам. Сказали — остеохондроз. И началось лечение. Физиотерапия не помогла. Становилось хуже. На своём юбилее (пятидесятилетие — Я.М.) уже еле передвигал ноги. Почерк изменился, стал корявым. В июле поехал к разрекламированному «Литературной газетой» доктору Касьяну (под Полтаву). Он оказался шарлатаном. Колотил он по моему больному позвоночнику и уверял, что скоро всё пройдёт.
Еле-еле дотянул до юбилея и уехал в Херсонскую водолечебницу. Мне там делами растяжение позвоночника, кололи, купали в сероводороде. Заметно полегчало, ходить стало лучше. Но онемение рук, спины и груди не прошло.
14 октября меня вызвали в ЦК ВЛКСМ писать пионерское приветствие. Воспользовался случаем и при помощи одного своего московского друга был осмотрен в ЦИТО (Центральный институт травматологии и ортопедии). Там мне сказали, чтобы я срочно ложился в нервную клинику. Через Минздрав меня запихнули в нейрохирургию Первого московского медицинского института. Начались тщательные исследования. Стала появляться чувствительность в руках.
Видишь по почерку, теперь не скажешь, что руки не подчиняются. Врачи сказали, что Касьян и всё предыдущее лечение было для меня смертельно. Ибо кроме остеохондроза меня настигла другая хворь, при которой желателен полный покой. В связи с улучшением состояния операцию, на позвоночнике отклонили и отпустили под наблюдение врачей домой.
Такие вот, вкратце, дела. Пью лекарства и очень не хочу возвращаться в Московскую клинику, куда обязали прибыть в случае ухудшения.
Почти не работаю. Год вылетел в трубу. Судя по лёгким признакам болезнь отступает, хотя вряд ли она до конца оставит мою территорию.
…Моя болезнь, видимо, началась с нервного стресса, связанного с Министерством культуры УССР. Стычка произошла из-за новой пьесы, которая только что вышла в театрах и по ней снимался мультик. Пьеса эта, кстати сказать, переведена в Польше и Чехословакии, там идут и другие мои вещи. Победа пришла, но спустя год. Она мне дорого обошлась.
07.01.81. Болячка моя оказалась серьёзной, воюю с ней с марта прошлого года (с переменным успехом). Зато закончился, будь он неладен, Високосный год. С началом Нового появился небольшой прилив. Стал писать, что меня очень радует.
Возможно, появятся признаки улучшения здоровья, а юбилей прошёл, по мнению присутствовавших, весело. Вручили мне Грамоту Верховного Совета и премию им. Трублаини. В Польше и Чехословакии идут пьесы. Недавно перевели ещё одну, новую. Оттуда шлют слова благодарности, которых здесь не дождёшься. Шлют вырезки из газет, журналы с откликами, афиши, фотографии. Жду сообщений из Болгарии, там тоже собираются что-то поставить.
31.01.81. Спасибо за книжку! (Сборник воспоминаний о Льве Квитко, составленный М. Петровским. Почему-то в Кандалакшу прибыл целый контейнер, а в Киеве и в Симферополе эти книги не поступили даже в лавки Союза писателей — Я.М.).
… Ты что — только что родился на свет или до твоей ковдорской берлоги так долго доходит то, что нам, живущим ниже по меридиану, давно стало привычным и без чего мы просто жить уже не в состоянии? В таком случае, эвакуируйся ещё севернее. Там холодней и тебя примут тепло.
Ну пробудешь ты в своём Ковдоре некоторое время замом редактора (районной газеты — Я.М.). Тебе, что — там навеки оставаться? Твоё пребывание в Ковдоре через годик кончится. Потерпи. Побудь годочек в нашей шкуре.
Перечисляю названия своих книжек, которые вот-вот выйдут в Москве, но до Симферополя могут-таки не добраться: «Утренний поезд», «Хрюша обижается», «У меня полно хлопот», «Живой букварь», «Я великан» (перевод с аварского), «Петрушкин театр». Это те книжки, что не успели когда-то выйти, теперь выходят кучей. Сколько сможешь — столько купи!
А я болею. Сдвиги в сторону улучшения микроскопические. Если так будет продолжаться, то к моменту окончания жизни я буду здоров.
Умная собака
Редактор не самой крупной по тиражу газеты в Киеве, но весьма авторитетной по аудитории — печатного органа Краснознамённого военного округа — полковник Булатов любил приговаривать, что его должность сродни режиссёру в театре. Думаю, в советских условиях такое сравнение имело под собой основания.
С редакторами книжных издательств был меньше знаком, проработал рядом с ними около года. Правда, это было крупнейшее по названиям и тиражам издательство в Киеве — «Наукова думка». Мог бы рассказать о царивших там порядках, но не буду. К творчеству они не имели даже приблизительного отношения. Зато, там, где обрезать или вычёркивать — специалисты экстра-класса. Возможностей и полномочий хватало.
А могли бы пользу приносить. Как это делал рядовой редактор заштатного областного издательства в Мурманске Александр Борисович Тимофеев. Это он в тяжёлые для фотокора военных лет Харлея времена (того самого, автора снимка: «Знамя Победы над Рейхстагом») издал объёмный сборник фотографий мастера. Он же протянул руку помощи барду Александру Городницкому, когда того не подпускали на пушечный выстрел к печатному станку. Да что говорить, в столице Западного заполярья в восьмидесятые годы появилась серьёзна группа членов Союза писателей РСФСР. Всё благодаря стараниям рядового члена Союза журналистов, А.Б. Тимофеева.
…Признаюсь, не сразу понял, за что на меня обиделся Владимир Орлов. В ответ на мой радостный визг по телефону по поводу его стихотворений и эпиграмм в «Литературке» и «Крокодиле» — я их вырезал на память — Орлов мрачно произнёс:
— И ты туда же! Много развелось желающих вырезать мои стихи!
К сожалению, проявились в те годы, как нынче говорят на Украине, активисты. Зафиксировали не столько фамилию автора эпиграммы, на 16-й стр. «Литературки» в августе 1968 года, сколько его возмутительную национальность. И продолжали продолжать вычёркивать Владимира Орлова из редакционных и издательских планов. Везде, куда могли дотянуться в силу служебного веса. Последние десятилетия двадцатого века считались в наших широтах эпохой телевидения. Так вот, ни одна телестудия Советского Союза и возникших на его просторах независимых стран при жизни поэта ни разу не допустила его стихи в эфир. Не трудно предположить, тут не обошлось без строгого указания чиновника, стоявшего многие годы у кормила заглавного средства массовой информации. Про то, как сей деятель вычёркивал из репертуара и смывал плёнки известных певцов и певиц «не той национальности», хорошо известно. Стихи же Орлова вообще не прозвучали с экрана ни разу. За исключением шоу юмориста Михаила Задорнова. Там Орлова декламировали, но без указания… фамилии автора.
Внесли свою лепту в замалчивание (или в зачёркивание?) вклада Владимира Орлова и литературные чинуши. Тот же редактор журнала «Дружба народов» Баруздин (не парадокс ли, само название печатного органа диаметрально противоречило взглядам человека, подписывавшего журнал «В печать и в свет»). Старалась, как могла и такая одиозная фигура перестроечного и постперестроечного периода, как писатель Проханов. Тот самый, чей «профессиональный взгляд» до сих пор превозносит центральная телекомпания России, утверждая, что именно этот «инженер человеческих душ» знает, почему «история сделала свой выбор». Будем надеяться, Проханов всё-таки переобулся. Хотя поверить затруднительно.
Если с оглядкой на метаморфозы, случившиеся со вторым секретарём ЦК КПУ Кравчуком. Всё меньше свидетелей его бурной активности в должности заведующего отделом пропаганды «Киевского ЦК». Могу лично засвидетельствовать: по указанию этого «певца за сценою» (в те годы вершители судеб не спешили казать своё личико) были в один присест вычищены из молодёжной газеты почти все лица с «пятым пунктом в паспорте и с горбинкой на носу». В том числе и я.
Порядки на идеологических фронтах породили мрачноватую шутку: «Если в Москве стригут ногти, то в Киеве режут пальцы». Кравчук тщательно, или, если по-украински, «ретельно» придерживался данного постулата. Не исключено, его за такую хватку журили, но всё равно считали ценным кадром. И двигали-двигали знатока «рідноі мови» родом с Западной Украины по цековской лестнице. Вплоть до кресла второго секретаря ЦК.
Опыт борьбы за чистоту идеологии Кравчука очень пригодился. Прежде он и его прямые подчинённые не стеснялись возмущаться тем, к примеру, фактом, что в женских парикмахерских г. Черновцы на хорошо оплачиваемых должностях работают преимущественно мастера «не коренной национальности». После обретения Украиной независимости сей деятель с той же пеной ненависти у рта обличает происки России вообще и русских в частности.
В семидесятые, в один из приездов моих в Симферополь, В.Н. познакомил меня с новым членом семьи. Добродушная, пушистая «девочка», круглая, как колобок. Без конца ластилась, норовила лизнуть по носу. Внешний вид обманчив. Собака — представительница особой охотничьей породы, зубы загнуты назад. Способна вытащить из норы суслика, а то и лисицу.
В ожидании, когда же хозяин возьмётся за ум, то есть, пойдёт на охоту и её возьмёт с собой, Джулька (так, кажется, звали собачку) времени даром не теряла. Передушила в округе массу котов и пёсиков. Не только беспризорных. Хулиганку вынужденно держали под домашним арестом. Она и радовалась любому гостю. Опасаясь мести соседей, Орловы затворницу выводили на прогулку глубокой ночью.
Но стоило хозяину произнести заветное слово, как Джулька мигом принимала заветную стойку. Нет, не банальный «фас». Гость превращался во врага, когда команда наполнялась раскатистым «р-р», когда звучало слово «редактор!». Считайте, повезло, если обошлось рваной штаниной. Владимир Натанович долго объяснял, что к чему, но я отказывался верить. Тогда он спустил команду с губ…
По свидетельству Нонны Гавриловны, жены поэта, визитёры частенько покидали их дом в непрезентабельном виде. Нитки были в дефиците, далеко не всегда удавалось подобрать их по цвету.
Подозреваю, изодранных штанин было не меньше, чем истерзанных котов. Остаётся только догадываться, как Джулька реагировала на редакторш, облачённых не в брюки, а в юбки.
Прощай, страна огромная
Перестройка развязала языки и пооткрывала плотины. До сих пор читаю книги, приобретённые в те годы. А самиздатовскую продукцию бывало за ночь проглатывал. Дошли, наконец, руки до толстых журналов. И то правда, газетные киоски тогда брали верх в конкуренции с книжными магазинами.
В житье-бытье советских людей вросла привычка ожидать пришествия коммунизма. Однако неизменные посулы властей всё чаще оборачивались полной противоположностью. Читать тогда действительно было вдоволь. Остальные потребности приходилось постоянно урезать. Потому даже августовский путч и последующие события 1991 года воспринимались как выход из тупика. Хоть какой-то.
В воздухе всё ощутимее пахло грозой. Однако приближение неизбежной развязки мы вряд ли ощущали.
21.06.88. Вчера вернулся из пионерлагеря. Перед отъездом мельком виделся с твоими, Татьяной и Петей. Они загорели и посвежели. Устроил их в комнату в 100 м от моря. Подробности расскажут сами, не хочу их перебивать.
Теперь о письме из издательства. Среди получивших такие письма есть и ты. Дело в том, что мафия нашего издательства больно сильно разгулялась. Противоборствующие силы объявили в прессе и по радио конкурс на читательские предложения по улучшению работы этой конторы.
Л. Ткаченко — коммерсант от литературы — расположил взятками издательство. «Твоё» письмо писал не я, я дал твой обратный адрес: п.г.т., Умба Мурманской губернии. «Письмо» твоё писали противоборцы. Теперь такие письма собраны и мафия приумолкла.
Что касается «Л.Г.», ты читаешь меня на 16 стр.? А коль скоро не читаешь, то и спроса с тебя нет. Я, например, больше читаю, чем пишу.
В Мурманской драме поставлены две мои пьесы — «Золотой цыплёнок» и «Шуршик». Так что я до твоих родных заполярных кругов добрался.
Со здоровьем — хо(хе!)рошо: потихоньку передвигаюсь, но скорость падает. Жена твоя расскажет.
Привет Белому морю от Чёрного!
25.12.90. С Новым годом! Пусть он будет удачным, светлым и лёгким!
12.08.91. Не видишь моих стихов от того, что ушёл из детской газеты и не читаешь детской литературы. Хотя в недетской иногда тоже мог бы встретиться со мной. Очевидно, ничего не читаешь. Только пишешь, как я.
Как твои дела? Нужно ли искать тебя в Киеве, если как-нибудь приеду?
24.12.91.
Выпьем нашу водку
С удовольствием
И закусим ихним
Продовольствием!
…На этом заканчивается советский период нашей переписки. С октября 1992 года мы с Орловым опять стали жить в одной стране, но она скукожилась до размеров Украины. Новый президент новой страны по фамилии Кравчук всё настойчивее требовал возврата на Малую Родину людей, разбежавшихся по Большой Родине. Даже карами угрожал. Не то, чтобы я испугался кравчуковских санкций. Мама умерла на излёте перестройки, квартиру в Киеве охранял один отец. А ему давно уже перевалило за восемьдесят. Сын в 92-ом закончит школу, ему в институт поступать. Лучше жить рядом. Да и случившиеся на Севере преобразования не вдохновляли. Привык, что отпускных — моих и жены — хватало на полтора месяца отдыха. В том числе в Киеве. На обильные витамины, на комфортное путешествие туда и обратно.
Зарплата начала улетучиваться в день получки. Отпускных, подсчитал, едва хватит, чтобы с двумя контейнерами добраться до Кандалакши, 100 км на пригородном поезде. А дальше как? Пришлось приватизировать шикарную редакторскую трёхкомнатную квартиру. С видом на озеро. Продать её. На вырученные 800 долларов (в пересчёте с рублей) добираться домой. Справедливости ради этих денег хватило на ремонт киевской квартиры, на другие платы осталось. В те месяцы шикарный обед в ресторане с выпивкой и заморскими фруктами обходился максимум в 1 (один) доллар с портретом американского президента.
В одночасье рухнули законы и положения, которые — при всех своих недостатках — поддерживали на плаву членов Союза писателей. Разве что некоторое время продолжала функционировать комиссия по защите авторских прав.
Спектакли в кукольных театрах продолжали приносить Орлову кукольный доход. При стремительно свирепствовавшей девальвации. Издательства — сменившие или не сменившие вывеску и принадлежность — в корне видоизменили свои взаимоотношения с автором. Перестали платить гонорары, зато вознамерились брать плату за печать и тираж. Появился оригинальный метод взаимозачёта. Неизвестное доселе издательство из города Днепропетровска выпустило в свет большим тиражом сборник В. Орлова «Еврейское счастье». К цитированию его полагаю вернуться попозже. Пока скажу, что вместо гонорара спонсоры послали автору контейнер с его книгами.
Не знаю, как у других знакомых Владимира Натановича, у меня торговля книжками не получилась. Дарить — от себя и по поручению автора — другое дело. Не смог освоить новую профессию и автор сборника. Пакеты с книжечками, размером в четверть тетрадного листа, украшенные запоминающимися рисунками, лежали в квартире поэта спустя пять и десять лет после его кончины. Татьяна Владимировна, дочь поэта, несколько раз высылала мне посылки с «Еврейским счастьем».
«Клуб кота бегемота» и «хоровод»
По возвращении с Кольского п-ва два раза редактировал в Киеве (по году или чуток дольше) частные газеты. Привлекал думающего читателя произведениями украинских авторов знаменитой 16 стр. «Литературки» — Владимира Орлова и Феликса Кривина. На предмет гонораров поставил хозяевам изданий жёсткие условия. Они согласились.
Письма Орлова стали более деловыми. Честно признаюсь, меня распирала гордость от возможности хоть как-то скрасить жизнь человеку, одарившего меня дружбой.
Прежде Владимир Натанович обычно клеил конверты из бумаги для машинописи. С начала девяностых он стал изготавливать конверты из серой, так называемой, обёрточной бумаги.
09.07.94. Получил газету. Хорошая, сделана интересно и со вкусом. Несколько огорчительна публикация Руденкова — у неё не очень приятный запашок. Надеюсь, это случайность, а не традиция.
Спасибо за обильную публикацию! В будущем не давай так обильно, это ведь стихи. Витамины в большом количестве не усваиваются. И не части. Часто давать — быстро иссякнут. Извини, если заподозришь менторские нотки. Просто я с тобой без церемоний.
Недавно выслал тебе детскую подборочку. Думается, детский уголочек украсит газету, придаст ей некую домашнюю доверительность.
Юмористическую страницу предлагаю назвать «ККБ» — «Клуб кота Бегемота». Есть ведь «Клуб 12 стульев» по Ильфу и Петрову. Почему бы не открыть по Булгакову? Тем более, что он — киевлянин. Да и ККБ почти КГБ. Созвучие привлечёт внимание.
Обнимаю всех. В том числе и тебя!
17.07.94. Жаль, конечно, что проездом к морю ты не заглянешь ко мне. Но ещё больше жаль, что не будет проезда к морю!
У нас в Крыму относительное затишье: перед грядущей голодухой, безводьем, полным экономическим развалом, в который нас вверг Мешков и инвалиды умственного труда его Верховного Совета. Пользуясь этим затишьем, в Крым хлынул поток россиян. С рублями и баксами. Им здесь вольготнее, нежели в Сочи.
Что лично у нас? У нас пока на кухне газ. А было так, что его не было. Зато почти нет воды. Кто её выпил — неизвестно. Но кое-кого подозревают. Идёт посильная подготовка к зиме. По ТV объявили, что зима будет.
А я ещё изредка что-то царапаю. Жду выхода в 95-ом книжки в «Малыше». Там же — двух игрушечных переизданий. Это единственный островок, с которым ещё не разорвана связь.
Юра (сын Орлова — Я.М.), как я уже сообщал, живёт в Израиле. В ноябре будет год. Нонне открыли визу и где-то в сентябре она едет в гости. Дочь с мужем и младшим внуком живут в Юриной квартире и ждут окончания строительства кооператива. Может быть, в этом году переедут.
(Добавлю от себя. Владимир Натанович гордился успехами Юрия на литературном поприще, поспособствовал изданию в 1988 году его сборника фантастических рассказов «Здравствуй, Марабу», романа «Серебро морского песка». А в Израиле Юрий так и не прижился. Спустя 15 лет вернулся на землю отца и прадеда, продолжил осваивать ниву фантастики. Основные усилия сосредоточил на увековечении памяти отца. Юрий Владимирович составил и добился издания двух объёмных книг Владимира Орлова — к восьмидесяти и к девяностолетию со дня рождения: «Цветные слова» и «Бухта Барахта». А ещё выпустил сборник своих сказок, написанных «по мотивам» стихотворений отца — «Улица волшебных стихов». Как он сам объяснил, взял за основу формулу: «музыка такого-то на стихи такого-то». Получились «Сказки Юрия Орлова на стихи Владимира Орлова» — Я.М.).
А я подготовил небольшую рукопись виршей — «Еврейское счастье». Обещают (в который раз) издать. Этим и живу. Если можно назвать жизнью безвылазное сидение в хате. Ноги почти в полном отказе. Так что живу с двумя отказницами. В прошлом году на даче был один раз, в этом году — ещё ни разу. Моря даже во сне не вижу.
Где печатаюсь? В Питере, в Москве, в Израиле. Но не в Киеве. Получил письмо из Швеции, ответил. Кое-что им выслал, жду результата. Живу на иждивении пьес. Они, слава Богу, идут. В основном — в России. На Украине — тоже, но все их перевели на укр. мову.
Высылаю для твоей газеты всё, что попало под руку.
КОРОЛЕВСКАЯ БЛОХА
В модном плаще
И сверхмодном берете
Едет блоха
В королевской карете.
Бьют барабаны
И трубы трубят.
И населенье
Построено в ряд.
В конном строю,
Позади экипажа,
Блещет оружьем
Дворцовая стража.
Следом за стражею —
Слуги двора:
Певчие, лекари
И повара.
Но почему же
Молчит населенье?
Что-то не то у него
Настроенье!
Трубы трубят,
Барабаны стучат.
Толпы народа
Стоят и молчат.
Бедной блохе
Поплохело немножко,
Но отвернула она
От окошка…
Видимо, с улицы
Ветер донёс
Что-то похожее
На дихлофос.
НА ПЛОВ
— Здоров, баран!
— Здоров, здоров!
— Куда идёшь?
— Иду на плов!».
03.08.94. Чтобы моё письмо не шло порожняком, решил вложить в него детские вирши. Авось пригодятся газете.
Что у меня? Работа, ожидание новостей, старость, болезни… Новости случаются не часто, но случаются. От этих случек повышается настроение. Твои звонки тоже имеют к этому отношение, не меньше, нежели письма из театров, из Израиля, Швеции, Калифорнии. Когда новостей поднакопится побольше, я тебе, если заинтересуешься, о них напишу.
Дома дела идут своим чередом. Работа на огороде, закатки на зиму. Переживания по поводу засухи. В том числе мозгов крымских руководителей.
К Земле обетованной — после обильной информации — перестал испытывать чувство благоговейности. Впрочем, Земля здесь ни при чём, а при чём люди, в основном аборигены. Но об этом при встрече. Или более в подробном письме.
11.08.94. Спасибо за звонок и за весьма приятные сообщения. Даже в Израиле мне сейчас не платят за стихи столько! Впрочем, я ещё ничего не получил.
Пишу по другому поводу. Я здесь дружу с городской газетой. Зам. главного редактора, очень симпатичная журналистка, ищет связи (творческие) с газетами за пределами Крыма, чтобы стать собкором по нашему региону. За порядочность и профессионализм Марины Косаревой — так её зовут — я ручаюсь. Если тебе нужен такой собкор, сообщи — я тебя с ней свяжу, для этой цели сообщи свои телефоны. Да и мне они не помешают.
Детскую страничку, вернее, уголок, можно назвать «Хоровод». Или «Весёлый хоровод.
19.08.94. Как поживает «Клуб кота Бегемота?».
22.09.94. Для «Частного дела» (название газеты, которую я редактировал — Я. М.) материалы готовятся. Ты их в скором времени получишь.
У нас тут не только холера, но и желтуха, и бр. тиф, и вши. А воды осталось — максимум на пару недель. Боюсь, что в связи с карантином Нонна застрянет в Израиле.
Жду от тебя вестей! Привет жене, сыну и твоему святому духу!
28.09.94. Материал о студенческом бизнесе я тебе выслал, не нарушая его девственности, нарушай сам — ты моложе.
10.10.94. И вот я подумал: а чем «Частное дело» хуже «Литературной газеты»? Там напечатали недавно «Сказочки» В. Орлова, а в «Клубе кота Бегемота» их нет. И вот я настриг по сусекам немножко и высылаю. Нехай лежат.
Важно, что ККБ набирает силу. Вскоре о нём, надеюсь, заговорят здесь и там.
12.10.94. Принимай моего «Голубя мира», начиная с «Цыплёнка» и заканчивая «Вороной». Вложил бы в конверт и другие героев, но твоя газета без того утомлена Орловым. В игру я втянулся с головой, вербую для тебя авторов — хороших и разных.
20.10.94. М. б., я лезу не в своё частное дело, но вдруг и ты согласишься, что уже пора. Имею в виду «Карусель кота Бегемота». Одна девчушка из Евпатории принесла мне несколько рисунков, их вместе с виршами высылаю тебе. Уверен, у кота Бегемота может быть своя собственность, в том числе «Карусель».
Девочке из Евпатории я заплатил. В случае публикации ей высылать ничего не надо. Я ей сказал, что выплачиваю гонорар. Понимаешь, она потратилась на поездку в Симферополь и обратно.
01.11.94. Всю минувшую тревожную неделю не писал. Только сегодня на рассвете появился стишок. Созвонился со спонсором из Днепра. «Еврейское счастье» сдано в типографию. Задержка из-за отсутствия обложечной бумаги.
…Денег из киевского ВААПа ещё не получил. От них, практически, осталась четвёртая часть, когда получу — останется десятая. Вот такая защита авторских прав на Украине.
17.12.94. С Новым годом! Остальное придумайте сами.
Дорогие Мáхлины!
(А, быть может, Махлины),
Мы за вас под свет Луны
По сто грамм бабахнули!
Ваш папа Крымский».
Надежда на завтрашний день
13.02.95. Хочется надеяться, что бандеролька не затеряется в пути. Книжка «Еврейского счастья» получена мною два дня назад. Идёт активная подготовка к её продаже.
22.03.95. Сегодня получил щедрый, как всегда, гонорар из твоей газеты. Это — главное событие дня. А на днях было ещё одно событие. Мой приятель из Севастополя отправился по делам в Киев и прихватил с собой «Еврейское счастье». По наивности своей, он зашёл в синагогу, к тому самому ортодоксу, что так взъелся на тебя и твоё предложение. Показал ему, бедняге, эту книжку. На бедного израильского раввина второй раз свалилось «Еврейское счастье». Такая же реакция, только более бурная. Ибо мой приятель имел смелость поспорить с руководителем синагоги.
Таким образом книжка приобрела скандальную известность в религиозных кругах и, думается, не только Киева…
Высылаю детскую подборку. Авось пригодится.
27.06.95. У меня нет сил. Вот уже месяц, как ни одной новой строки. Старые иногда дотягиваю.
28.06.95. Никак не приду в себя. Причин много, но есть главная — усталость. Хотел было написать «старость», но, предвидя возражения, решил изменить слово. Слово-то изменил, но ничего от этого не изменилось. Высылаю одну из сказок. Из издательства «Малыш» прислали оттиски моей книжки под названием «Приключения Каштанчика».
10.07.95. Что мы имеем на сегодняшний день? Надежду — на завтрашний. Вот уж завтра непременно что-то случится: здоровье улучшится, стихи напишутся, хорошее письмо придёт, друг позвонит, гонорар из «Независимости» пришлют… Так и летит время.
Нельзя сказать, что ничего не случается. Недавно, к примеру, на меня приехали поглазеть две дамы из Ялты. Очень хорошие дамы, совершенно не тронутые цивилизацией. Вчера пришла бандероль с газетами «Частного дела», сегодня пакет с тонкой моей книжечкой из «Малыша». Три дня назад — бандероль с «Балаганом» и «Балагашей». Авось и завтра что-нибудь произойдёт.
Надо бы сесть за машинку и веером разослать вирши куда попало. Но при одной мысли о работе хочется немедленно лечь в постель и заснуть. Ибо только во сне чувствую себя здоровым.
Интересно, когда у тебя в твоей новой газете появится страничка с ККБ? Хорошо бы снова собрать под одной крышей прежних авторов?
Наш огород нас исправно снабжает кабачками, огурцами, малиной. Недавно сняли ведёрко персиков (ранних). Ждём поздние, ждём картошку, перец, помидоры. Кое-что поздно посадили — и наши овощи выбились из графика.
21.07.95. В американской прессе появилась рецензия на «Еврейское счастье». Дача даёт небывалый урожай кабачков. Завтра на два дня еду их пожирать. Из «Зеркала» и «Независимости» — ни копейки.
Изредка беспокойный спонсор «Евр. счастья» спрашивает, как идёт распродажа? Всё, что наторговал, отдал ему. В московской рекламной газете «Витрина», наверное, уже появился материал. Если повезёт, к спонсору должны пойти заказы из России.
Надоело получать по баксу за подборку. И писать стишки надоело. Скоро два месяца не пишу. И ничего — всё нормально. Тупею понемножку. И нахожу в этом кайф.
05.10.95. «Идёт еврей качается — пособие кончается». Это из «Балагана». Судя по некоторым приметам, ты тоже закачался. Из твоей газеты получил сто хренов. До сих пор за август не шлёт «Зеркало недели». Всех нас качает.
Зато ежемесячно получаю пакет с «Балаганом» и «Балагашей». Журналы шлют в качестве гонорара. Почти во всех — мои вирши. И на этом спасибо.
Почти кончился наш садово-огородный сезон. Почти весь урожай в банках. Только от этих банков у меня нет счетов. Готовимся к суровой зиме. Уже сейчас по много часов не дают электроэнергию. Зимой обещают давать не более десяти часов в сутки. Купили фонарь на аккумуляторах и японскую керосиновую печку. Ибо тепла тоже не обещают.
У меня резкий спад производства. Как пишу, так и дышу. А дышу с трудом, при помощи аэрозолей.
03.12.95. Не люблю, когда ты молчишь. Чаще всего — это не болезнь, а материальный кризис, от него все болезни.
Вот я имею право болеть, ибо накопил до хрена худ. произведений. А ты ещё не накопил до хрена, а всего — до колена. Так что, давай пиши, а потом болей. На здоровье. А чтобы сейчас болеть, надо в самом деле иметь здоровье!
Рад выслать тебе твою публикацию из Ростова. Когда старший товарищ говорит: надо писать и отсылать — надо слушаться старшего товарища.
А «Зеркало недели» таки не заплатило за август.
(окончание следует)
