ЗАМЕТКИ ПО ЕВРЕЙСКОЙ ИСТОРИИ

В Библии, когда Бог открывал себя Аврааму, Иакову и Моисею, Он начинал просто с обращения к ним по имени. Их ответом, одновременно наиболее первичным и самым глубоким, — было простое хинени: «Здесь я!». 

Рабби Джонатан Сакс

ИСПРАВИТЬ ПОВРЕЖДЁННЫЙ МИР
Этика ответственности

Неавторизованный перевод с английского Бориса Дынина

(окончание. Начало в № 2-3/2019 и сл.)

Глава 20

О мечтах и ​​обязанностях

Каждый раз, когда человек встает за идеал, или действует на благо других, или борется с несправедливостью, он дает начало маленькому ручейку надежды. Затем, сливаясь воедино, миллионы таких ручейков образуют поток, способный разрушить самые неприступные стены насилия и угнетения.
Роберт Кеннеди [1]

В двадцать первом веке человечество столкнулось с проблемами, масштаб и объем которых ставит под сомнение возможность их решения. Углубились экологические проблемы: глобальное потепление, эрозия биосферы, разрушение тропических лесов, самое быстрое с начала цивилизации исчезновение биологических видов. Растет неравенство между богатыми и бедными: в некоторых частях мир богатство выросло за пределы мечтаний предыдущих поколений; в других частях мира целые регионы и нации страдают от нищеты, болезней, засух, нехватки жилья, безграмотности и отчаяния. Каждый день умирает 30 000 детей от предотвратимых болезней. Сто пять миллионов детей в мире не ходят в школу. Сорок миллионов страдают от ВИЧ/СПИДа. Три сотни миллионов фермеров не могут прибыльно торговать из-за торговых барьеров. Половина мира живет в нищете. Американцы больше тратят на косметику и европейцы на мороженое, чем два миллиарда человек на образование и санитарию, практически отсутствующих во многих частях мира[2].

Все эти проблемы дополняются политическими: этнические конфликты, гражданские войны, последовательные волны беженцев, распространение террора и международные конфронтации. Государства, переживающие перманентные кризисы, создают дополнительную опасность. Громадные трудности создания стабильных государств с верховенством закона, уважением к правам человека на развалинах тиранических и диктаторских режимов очевидны, как показали события в Ираке и Афганистане. Тем временем террор, вдохновляемый такими группами, как Аль-Каида, стал глобальной угрозой, угрожая безопасности каждого человека в одной стране за другой, поощряя распространение религиозного экстремизма и варварских актов насилия против невинных людей. Хуже всего страх, что эти факторы могут объединиться в форме оружия массового уничтожения — химического, биологического или ядерного — и оказаться в руках людей, у которых не будет никаких угрызений совести при его использовании во имя Бога и апокалипсиса. Китайское проклятие: «Да приведется вам жить в интересное время», похоже, исполнится в обозримом будущем.

Эти проблемы настолько обширны, настолько взаимосвязаны и глобальны, что их решения лежат вне возможностей национальных государств, даже сверхдержав, таких как Соединенные Штаты или Европейский Союз. Можем ли мы изменить ситуацию? Каждый из нас по отдельности не больше, чем песчинка на морском берегу, рябь в океане, пылинка на поверхности бесконечности. Мы ежедневно сталкиваемся с этими проблемами на наших телевизионных экранах и впадаем
в когнитивный диссонанс. Мы хотели бы помочь, но наши возможности слишком малы. В результате наш ум обращается внутрь, и мы стремимся найти удовлетворение в себе, в узком кругу семьи и друзей, или в спасении внутри закрытой религиозной общины.

Такой психологический настрой проявляется почти во всех западных странах. Он приобретает радикально различные формы, от потребительства до «духовности» и погружения в себя, вплоть до агрессивных форм религиозной практики и веры, отвергающих все современное. Эти явления очень непохожи друг на друга, но у них есть нечто общее: попытка создать безопасное пространство, укрыться от внешнего мира, найти небо в бессердечном мире. Кристофер Лаш проницательно заметил: «Мы стараемся выжить в трудные времена»[3].

В этой книге я даю противоположный ответ. Теперь, как никогда раньше, мы должны протягивать руку дружбы незнакомцам, помогать нуждающимся. Власть несет с собой ответственность, и огромная мощь, создаваемая современной технологией, медициной, мировой информационной сетью и экономикой, требует ответственности того же масштаба. Мы можем изменить ситуацию, и только мы можем ее изменить. Без добровольного вклада людей доброй воли, политики бессильны и международные резолюции остаются хорошими словами, выпущенными в воздух.

В основе этой книги лежит метафора, возникшая в уме еврейского мистика, поселившегося в деревне на вершине холма на севере Израиля в шестнадцатом веке после одной из великих человеческих трагедий средневековья — изгнания евреев из Испании. Рабби Ицхак Лурия открыл надежду посредине катастрофы. Божественный свет, первоначально заполнявший творение, оказался слишком мощным. Произошло «разбиение сосудов», в результате чего фрагменты Божьего творения разрушились, и Его свет затерялся в обломках катастрофы. По словам рабби Лурии, мы должны «исцелить» или «исправить» мир путем поиска этих фрагментов и освобождая их один за другим. Это был замечательный образ, потому что он отказался признать катастрофу неизлечимой. Вместе с тем он не предполагал, что ее преодоление будет мгновенным, легким или драматическим.

Как и люди, о которых я писал, и как рассказ Лорена Айзли о морской звезде, лурианская каббала предложила добиваться спасения мира малыми шагами. Бог не просит кого-либо спасти весь мир сразу. Наоборот: попытка «силой приблизить конец» обычно приводит к насилию и катастрофе. Вместо этого Бог просит нас сделать, что мы можем, когда мы можем. Мы исправляем мир шаг за шагом, одну жизнь за раз, один акт за раз, один день за раз. Одна жизнь, сказали раввины, подобна вселенной[4]. Измените одну жизнь, и вы начнете менять мир. Каждое щедрое дело, каждое целебное слово, каждый дружеский жест приближает спасение. Каждый из них есть буква, которую мы вписываем в книгу жизни.

Мы можем изменить ситуацию. Три тысячи лет назад должно было казаться абсурдной попытка вождя группы рабов, бежавших на свободу через бесплодную пустыню, донести до людей весть, которая в конечном итоге изменит моральный ландшафт Запада. Позднее израильские пророки сохранили ее во время катастроф и отчаяния. И те немногие, кто выжил Холокост, восстановили еврейскую жизнь, после того как посмотрели в глаза ангелу смерти. Нет ни одного движения, ни одного сдвига в совести мира, которое бы не начиналось с нескольких индивидов, дерзнувших вообразить невозможное, сказать мужественное слово, совершить необычное. Слово «невозможно» не было в их словаре, и оно не должно существовать в нашем.

Давным-давно в пустыне Моисей созвал людей и объявил, что им предстоит построить святилище, которое станет видимым домом божественного присутствия среди них. Затем он произнес странные слова:

когда будешь делать исчисление сынов Израилевых при пересмотре их, то пусть каждый даст выкуп за душу свою Господу при исчислении их, и не будет между ними язвы губительной при исчислении их;
всякий, поступающий в исчисление, должен давать половину сикля, сикля священного; в сикле двадцать гер: полсикля приношение Господу. (Исх. 30: 12-13)

Очевидно, пересчитывать израильтян было опасно. Почему? Обычно, когда страны проводят переписи, они делают это, полагая, что в численности населения заключена сила. Но сила еврейского народа никогда не была в его численности. Моисей сказал им: «Вы малочисленнее всех народов» (Втор. 7:7). И они остаются малым народом до сих пор. Американский писатель Милтон Химмельфарб однажды заметил, что количество евреев во всем мире меньше статистической ошибки в переписи населения Китая. Чем же тогда измерять их силу? Библейский ответ удивительно красив: попросите их дать, а затем посчитайте дары. Народ может быть численно мал, но его вклад в жизнь человечества может быть огромным.

Моисей добавил одну небольшую деталь: каждый, сказал он, должен дать половину шекеля. Этим он сказал: никогда не думай, что ты должен сделать все один. Каждый из нас должен осознать, что мы не можем выполнить свою задачу в одиночестве: нам нужен кто-то другой, чтобы сделать шекель целым. И вместе с тем любой наш вклад имеет значение. Мы приносим нашу половину с уверенностью, что другие присоединятся к нам, возможно, вдохновленные тем, что мы делаем. Мы можем изменить мир, но нам нужны партнеры, и лучший способ их найти, дать личный пример. Добродетель заразительна. Одно доброе дело порождает другое. Важно начать. Я помню, как при поступлении в университет я впервые пришел в библиотеку. Одновременно у входа появились два дона. Один сказал другому: «После Вас». Другой ответил: «Нет, пожалуйста, после Вас». Вежливость их была замечательной, но они могли стоять перед входом вечно. Когда речь идет о страданиях и несправедливости, лидер скажет не «после тебя», но «после меня».

*          *          *

Слишком часто в последние годы религия открывается миру отталкивающим лицом: либо резким и агрессивным, либо слабым и затуманенным. Приходят на ум слова Йейтса:

У добрых сила правоты иссякла,
А злые будто бы остервенились.[5]

Так не должно быть. Ни одно из этих лиц не обращено к исцелению мира. Ни одно из них не соответствует зову небес в наши дни. В ответ на фундаментализм ненависти, мы должны создать контр-фундаментализм любви, помня без колебаний и двусмысленностей, что Бог ждет от нас именно этого — исцеления Его поврежденного мира.

Вы читаете религиозную книгу, еврейскую книгу, и мне не нужны оправдания ни того, ни другого. Правда заключается в том, что каждый из нас может внести вклад в общее дело, верующие ли мы или нет, евреи, христиане или мусульмане, независимо от того, представляем ли мы великие не-Западные традиции или более современные формы духовности. Все, к чему я стремился при написании этой книги, было ясно озвучить один из голосов в разговоре человечества, помня, что ни один из них не может выразить всю совокупность мудрости, и нет ни одного, у которого нечему учиться.

Если у одного религиозного голоса есть что-то сказать особенное, не слышимое у других, то каждый из них имеет значение. Я очень плохо запоминаю имена. Вижу знакомого человека и не помню его имя. Поэтому одна строка в книге Псалмов всегда внушала мне трепет: Бог «исчисляет количество звезд; всех их называет именами их». (Пс. 146:4) Назвать кого-либо или что-либо по имени означает наделить значением, признать уникальность. Бог знает, кто мы. Бог греческих философов знал вещи в общем, но не в их партикулярности: классы, но не индивидуальности; типы, но не личности. В сердце же еврейской Библии звучат изумительные слова: «да обратит Господь лице Свое на тебя» (Чис. 6:26), зная, любя и бросая вызов каждому из нас в нашей сингулярности. Ни один из нас не может быть заменен, замещен, считаться лишним. Есть дела, которые только мы можем сделать, и никто иной. Это видение не уникально для иудаизма, и даже если бы оно было таковым, я надеюсь, оно может разделяться всеми, поскольку нет более сильного утверждения достоинства личности и потенциального величия человеческой жизни. Сегодня, в момент написания этой книги, на земле живет около шести миллиардов человек, но никакая сила на земле не может ограбить кого-либо из нас от нашей категорической ценности в глазах Бога.

В Библии, когда Бог открывал себя Аврааму, Иакову и Моисею, Он начинал просто с обращения к ним по имени. Их ответом, одновременно наиболее первичным и самым глубоким, — было простое хинени: «Здесь я!». Жизнь — это Божий вопрос. Мы ответ на него. Ответ может быть хорошим или плохим, но всегда единственным. Богу не нужно знать или получить наше подтверждение, что Он есть Бог. Ему нужно знать, что мы слышим Его, что готовы быть достойными Его зова и взять в свои руки ответственность, которую Он доверил нам, наделив нас полномочиями и силой своего доверия.

Это религиозное видение, но вам не обязательно быть религиозным, чтобы разделять его. Одна хасидская история говорит об ученике, спросившем своего учителя: «Рабби , ты веришь, что Бог создал все с определенной целью?» — «Я верю», — ответил раввин. «В таком случае, рабби, почему Бог создал атеистов?» Рабби остановился и улыбнулся: «Бог создал атеистов, чтобы мы никогда не принимали существование зла. Иногда у нас, у кого есть вера, слишком много веры. Мы принимаем зло в нашем мире как волю Бога. Но оно не является волей Бога, поэтому Бог и создал атеистов, чтобы вылечить нас от этой иллюзии».

Религия, в которую я верю, является требовательной, морально революционной силой. В последней главе известной книги «Бунт» Альберт Камю говорит:

Бунт непрестанно сталкивается со злом, после чего ему приходится всякий раз набирать силы для нового порыва. Человек может обуздать в себе все, чем он должен быть. И должен улучшить в мироздании все, что может быть улучшено. Но и после этого, даже в самом совершенном обществе, будут умирать невинные дети. При всем своем желании человек способен лишь арифметически уменьшить количество горя в мире. Но несправедливость и страдания останутся, и, сколь бы ограниченны они ни были, они не перестанут быть причиной возмущения… И перед лицом этого зла, перед смертью, человек всеми силами своего существа взывает к справедливости[6].

Эти слова могли бы послужить кратким изложением моей книги с одним исключением. То, что Камю видит как восстание против Бога во имя человечества, иудаизм видит как восстание против худших инстинктов человечества во имя самого Бога. Его голос никогда не перестает спрашивать нас, почему мир, как он есть, еще не есть мир, каким должен быть. Вера — это вопрос. Наш дела — единственный адекватный ответ.

А как насчет тех, кто не верит, кто спрашивает, существует ли правосудие и Судья? Блейз Паскаль (1623–62), один из самых ярких умов семнадцатого века, воспользовался открытой им теорией вероятности для ответа на религиозные вопросы. Когда ему было 30 лет, он сформулировал знаменитое «Пари Паскаля», соединившее две его любви: математический расчет риска и жизнь веры[7].

Либо Бог существует, утверждал он, либо нет. Если мы живем без веры и затем обнаружим после смерти, что были неправы, мы будем бесконечно страдать в аду. Если мы живем с верой, тогда, если Бог существует, мы унаследуем после смерти вечное блаженство, а если Он не существует, мы просто перестанем быть. Стратегия наименьшего риска означает жить с верой в Бога, поскольку, по крайней мере, она избавляет нас от худшего из возможных результатов.

Я восхищаюсь Паскалем. Его «Мысли» принадлежат к классике религиозной литературы, и, конечно, его «Пари» содержательнее и тоньше, чем я его изложил. Но если бы я попытался заключить свое пари, оно было бы скромнее. Я бы сказал неверующим: либо Бог существует, либо нет. Если Он существует, мы будем вознаграждены за свою жизнь. Если Он не существует, мы будет по-прежнему вознаграждены, поскольку нет большей награды, чем знание, что вы исцелили часть боли этого глубоко расколотого мира, смягчили чье-то горе, вылечили хоть часть его болезней.

В этом и заключается суть вопроса. Счастье никогда не может быть достигнуто по требованию. Подобно пришествию Мессии в еврейской традиции, это одна из тех вещей, которые появляются только тогда, когда вы не думаете о ней. Счастье возникает из жизни, хорошо прожитой в стремлении к добру ради него самого. В нас есть нечто, глубоко заложенное, что заставляет нас чувствовать себя вовлеченными в судьбы других. Является ли это сочувствием, участием, благожелательностью, состраданием, совестью, долгом, просвещенным эгоизмом, взаимным альтруизмом по терминологии социобиологов или тем, что я называю заветом человеческой солидарности? Я не знаю, но это близко к сердцу того, чем является человек, кем он должен быть. Ни удовольствие, ни желание, ни успех, ни слава, ни богатство и ни власть не могут хоть отдаленно конкурировать с этим как источник удовлетворения или самоуважения.

Об этом говорили многие. «Все могут быть большими, — сказал Мартин Лютер Кинг, — потому что каждый может служить». И Альберт Эйнштейн: «Достойна только та жизнь, которая прожита ради других людей». И Конфуций: «Тот, кто хочет обеспечить благо для других, уже обеспечил его себе». И Эдмунд Берк: «Никто не совершил большую ошибку, чем тот, кто ничего не сделал, потому что мог сделать только мало». И, возможно, лучше всего сказал Исайя в стихе, который евреи читают в «Субботу утешения» вот уже почти 2000 лет после дня плача о разрушении Храма в Иерусалиме:

Утомляются и юноши и ослабевают, и молодые люди падают, а надеющиеся на Господа обновятся в силе: поднимут крылья, как орлы, потекут — и не устанут, пойдут — и не утомятся… (Исайя 40:30-1)

Парадокс альтруизма состоит в том, что надежда, которую мы даем другим, возвращается к нам, не уменьшаясь, но увеличиваясь. Возможно, вера и возникла в делах, а счастье в щедрости и смысл жизни в мужестве принять риск ради идеала. Так или иначе, я знаю, что самым большим достижением в жизни является момент, когда мы оказались агентом надежды для другого человека.

*          *          *

Самая большая опасность, с которой сталкиваются сегодня западные общества, это чувство бессилия перед миром выходящим из-под контроля, перед проблемами слишком великими для решения и перед ненавистью слишком глубокой, чтобы быть излечимой. Это то, что Роберт Кеннеди упомянул прежде, чем он произнес слова, взятые эпиграфом к этой главе. Он говорил об «опасности тщетности, опасности убеждения, что один человек не может ничего сделать против огромного множества бедствий в мире»[8]. Политика отчаяния — худший вид политики. Те, кто жаждет власти, с легкостью манипулируют чувством бессилия. Страх быстро превращается в гнев, ярость, насилие, террор, ксенофобию и паранойю в одном направлении, и в капитуляцию, трусость, пораженчество и примиренчество в другом. Когда Франклин Д. Рузвельт сказал: «Единственное, чего нам следует бояться, — это самого страха», он произнес истину, не потерявшую значения и в двадцать первом веке.

Единственное противоядие от страха это ответственность: отказ поверить в то, что мы ничего не можем сделать, никогда не обвинять других, превращая их в козлов отпущения наших разочарований и страхов. Легко жаловаться и перекладывать вину на другого. Мужество рождается в момент, когда мы перестаем жаловаться и вместо этого лично протестуем против зла мира, делая добро, сколь бы незначительным оно ни было. Этика ответственности придает людям удивительную стойкость, способность пережить любую неудачу и смотреть в будущее без страха. В течение последних четырнадцати лет я ношу с собой дневник со словами другого Рузвельта (Теодора). Они придают мне силы в тяжелые дни:

Наши симпатии принадлежат не скептику, который вновь и вновь просчитывает варианты; не тому, кто указывает нам, где оступился герой, или рассказывает, где лидер мог бы сделать лучше. Наша вера и хвала возносится к тем, кто действительно в центре событий, чье лицо обезображено грязью, потом и кровью; кто храбро сражается и по-настоящему страдает; кто, ошибаясь, вновь и вновь преодолевает преграды и приближается к истине; потому что не может быть попыток без ошибок и препятствий; но именно такой человек искренне страдает ради свершения; он обладает потрясающим энтузиазмом, рвением и способностью жертвовать собой; он не жалеет себя и тратит свою жизнь на то, что стоит таких усилий; кто в случае победы удостоится славы и почестей высших достижений, а в случае поражения по крайней мере проиграет храбро и бесстрашно, и его место будет никак не среди тех холодных и робких душ, не знающих ни побед, ни поражений[9].

Знать, что Бог дает нам возможность рисковать, прощает наши недостатки, поднимает нас, когда мы падаем, и верит в нас больше, чем мы верим в себя, — это лучший из известных мне путей вписать в хронику дней свою историю и оставить ее в наследие тем, кто идет за нами и чье будущее мы опекаем.

Каждый хороший поступок, каждый исцеляющий жест зажигает свечу надежды в темноте мира. Что было бы с человечеством после Холокоста, если бы не память о тех мужественных людях, которые спасали жизни, спасали детей, спасали всех, кого могли? Бывали моменты, когда корка хлеба, просто улыбка возрождали у жертв волю к жизни. Одна весть поддержки может сообщить тем, кто в опасности, что они не одиноки. Один акт гостеприимства может спасти одинокую жизнь на грани отчаяния. Слово одобрения может дать силу тому, кто потерял волю к сопротивлению. Мы не можем знать заранее последствий, приведенных в движение действием малейшей доброты.

«Маленький свет, — сказал еврейский мистик, — отгоняет много тьмы». И когда свет соединяется со светом, мой с вашим и ваш с другим, танец лучей, каждый из которых мал, становится столь красивым, что надежда перестает быть иллюзией. Зло, несправедливость, угнетение, жестокость не имеют окончательного слова. Пусть «из такого кривого полена, как человек, ничего прямого не выстругаешь», но должны ли мы быть прямыми, чтобы смотреть вверх? Нужно ли быть идеальным, чтобы быть добрым? Я могу сказать только то, что чувствую: люди, с которыми я встречался, которые зажгли свет в жизни других людей, дали мне силы для продолжения моих усилий. Я должен признаться: у меня никогда не было кризиса веры в Бога, но были времена, когда я был близок к потере веры в человечество. Однако простая порядочность — на идиш menschlichheit — обычных людей восстановили мою веру в человечество. Каждое щедрое, или дружественное, или мужественное дело порождает другие, вдохновляет другие, вызывает изменения в мире. Один акт, совершенный ради него самого из любви, — писал Маймонид, — дает нам долю в будущем мире[10].

*          *          *

Я провел большую часть своей жизни, думая о жизни, наблюдая за людьми, читая книги, ища учителей, примеры для подражания и пытаясь отличить то, что в конечном итоге имеет значение, от того, что только кажется значимым в проходящий момент. Я не претендую на мудрость, но я узнал:

*что в жизни каждого из нас есть цель;

* что уяснение этой цели требует времени и искренности, знания себя и мира, но цель существует и может быть раскрыта. Каждый из нас имеет уникальную совокупность талантов, особую сферу влияния, и в пределах этой сферы, будь она размером в семью или государства, наше присутствие может изменить ее;

* что там, где то, что мы хотим сделать, соответствует тому, что должно быть сделано, это то место, где Бог хочет, чтобы мы были;

* что даже самое маленькое доброе дело может изменить чью-то жизнь;

* что важна не честь, которую мы получаем, но честь, которую мы оказываем другим;

* что важно не сколько богатства мы накопили, но как многим мы поделились с другими;

* что те, кто тратят хоть часть своей жизни на службу другим людям, являются самыми успешными, счастливыми людьми;

* что нет большего подарка нашим детям, чем позволить им видеть, как мы жертвуем чем-то ради идеала;

* что религии достигают самого высокого уровня, когда перестают беспокоиться о душах других людей, но заботятся об их мирских нуждах;

* что никакая религия, которая преследует других, заслуживает уважения, и никакая религия, которая проклинает других, заслуживает восхищения;

* что мы чтим мир, созданный Богом и названный Им добром, ценя добро в мире и в других людях и ища его;

* что ничего не достигается в результате этических компромиссов. Мы можем добиться чего-то в ближайшей перспективе, но потеряем в долгосрочной, а важна именно долгосрочная перспектива;

* что моральное здоровье не менее важно для качества жизни, чем физическое;

* что слово одобрения может придать смысл чьей-то жизни;

* что, унижая других, мы унижаем самих себя; поддерживая других, мы поднимаем себя;

* что мир — это книга, в которой наша жизнь является главой, и вопрос заключается в том, вдохновятся ли ее содержанием те, кто прочитает ее;

* что каждый день — это вопрос, заданный нам Богом;

* что каждая ситуация, в которой мы оказались, не произошла случайно: мы здесь, сейчас, в этом месте, среди этих людей, в этих обстоятельствах, чтобы действовать или сказать слово, которое излечит одну из ран мира;

* что почти каждый день у нас есть возможность изменить жизнь других;

* что добродетель не должна бросаться в глаза, чтобы завоевать уважение;

* что лучшие люди совершают добро, не думая о награде, понимая, что помощь другим это скорее привилегия, чем возможность;

* что цинизм принижает тех, кто его практикует;

* что интерес к себе просто неинтересен;

* что не самый богатый или могущественный, или успешный, или самонадеянный человек имеет наибольшее значение или вызывает наибольшую любовь к себе;

* что боль и одиночество — это формы энергии, которые могут быть преобразованы в добро, если мы обратим их вовне, чтобы распознать и уменьшить боль или одиночество другого;

* что люди, по которым мы больше всего тоскуем, это те, кто наполнял наши жизни надеждой;

* что способность дарить сама по себе является подарком;

* что мы можем влиять на мир, но только возвышая жизнь, поднимая ее от простого существования к духовным высотам и придавая ей величие;

* что в тех, кто щедр к другим, мы приближаемся к божественному присутствию, как только возможно близко в нашей краткой жизни на земле;

* что лучший способ получить благословение быть благословением;

* и что, если мы будем слушать достаточно внимательно, — а слушание это искусство, требующее долгого обучения и большого смирения, — мы услышим голос Бога в человеческом сердце, говорящий, что у нас есть работа, и что Он нуждается в нас.

«Добро представляет собой реальность, мечтой которой является Бог», — сказала Айрис Мёрдок[11]. «В мечтах рождается ответственность», — написал В.Б. Йейтс[12].

Иудаизм есть хранитель древней, но все же неотразимой мечты. Лечить, где другие наносят раны, исправлять, где другие уничтожают, искупить зло, превращая его отрицательную энергию в добро — в этом заключен смысл этики ответственности, рожденной в радикальной вере в Бога, призвавшего нас к свободному соучастию в Его творении. Таким мне видится жизнеутверждающая вера: мужество взять на себя риск ответственности и стать партнерами Бога в создании мира, который должен быть.

Примечания:

[1] Robert Kennedy, ‘A Tiny Ripple of Hope’, speech to the National Union of South African Students’ Day of Affirmation, Cape Town, 7 June 1966, in Brian MacArthur (ed.), The Penguin Book of Twentieth-Century Speeches (London: Penguin, 1993), pp. 366-73.

[2] See Jonathan Sacks, The Dignity of Difference (London: Continuum, 2002), and the literature cited there. (См. Джонатан Сакс, «Достоинство различия», перевод Б.Дынина, М., Мосты культуры, 2008, и библиографию).

[3] Christopher Lasch, The Minimal Self: psychic survival in troubled times (New York: W.W Norton, 1985).

[4] Mishneh, Sanhedrin 4:5.

[5] W. B. Yeats, ‘The Second Coming’, in Norman Jeffares (ed.), W. B. Yeats: selected poetry (London: Macmillan, 1984).

[6] Albert Camus, The Rebel (Harmondsworth: Penguin, 1962) , p. 267.

[7] Blaise Pascal, Pensèes, trans. A.J. Krailsheimer (Harmondsworth: Penguin, 1966), pp. 149-55.

[8] Robert Kennedy, ‘A Tiny Ripple of Hope’, in The Penguin Book of Twentieth-Century Speeches, p.37l.

[9] Theodore Roosevelt, ‘Speech at the Sorbonne, Paris, 23 April l9l0’, in The Works of Theodore Roosevelt, Memorial Edition (NewYork: Charles Scribners, 1923-26), vol. 15, p. 354.

[10] Maimonides, Commentary to the Mishnah, Makkot 3:17 .

[11] Iris Murdoch, Metaphysics as a Guide to Morals (London: Chatto & Windus, 1992), p.496.

[12] W. B. Yeats, epigraph to Responsibilities and Other Poems (London: Macmillan, 1916). The phrase was popularized by Delmore Schwartz, who took it as the title of his first book: In Dreams Begin Responsibilities (Norfolk, CT: New Directions, 1938).