©"Заметки по еврейской истории"
    года

Loading

Наш путь земной — набор простейших слов,
мы от рожденья в их всесильной власти:
еда, питьё, рассвет, любовь,
надежда, правда, счастье.

Самуил Кур

ИМЕНИННЫЙ  ПИРОГ

Недавно мне исполнилось… в общем, хорошая, уважаемая дата. А отмечать ее не получилось — коронавирус. Но и оставить без внимания такое событие очень не хотелось. И я приглашаю всех на мой день рождения. Давайте присядем за виртуальным столом, в центре которого — именинный пирог (к сожалению, тоже виртуальный). И — будем слушать стихи. Вслушиваться. Ведь даже если стихотворение напечатано — оно всё равно звучит. Может, о чём-то вместе задумаемся. Может — кто-то улыбнется, а кто-то возразит. А стихи… вот они. Перед  вами.

Три сосны

Три сосны на косогоре,
три сосны —
в час отчаянья, и горя,
и вины,
в дни побед, и вдохновенья,
и труда,
в миг досадных поражений
и стыда.

А одна из этих сосен
там, где бор
устремляет стрелы просек
в синь озер,
в том краю, куда за счастьем
не вернусь,
что зовется так щемяще —
Беларусь.

Средь камней сосна другая,
дочь веков,
рядом с ней кресты стругают
для Голгоф.
Помнят камни свет скрижалей
и исход.
Там свободный и опальный
мой народ.

У сосны последней, третьей,
мощный ствол,
хоть на ней полно отметин
разных зол.
Но ее с крутого склона
не сметут.
Под густой, надежной кроной
мой приют.

Непокорный, неспокойный,
где б ни шли,
растянулся косогор мой
в пол-Земли.
Домом нынешним и бывшим
он пропах.
И живу я, заблудившись
в трех соснах.

***

Наш путь земной — набор простейших слов,
мы от рожденья в их всесильной власти:
еда, питьё, рассвет, любовь,
надежда, правда, счастье.

В них — смех и страх, и шустрая молва,
движенье тела и движенье мысли,
и никакие новые слова
их не заменят в этом вечном смысле.

Они все вместе — точный знак того,
что нас хранит и в мире отличает.
Лишиться стоит нам хоть одного —
и мир, как спичка, тускло догорает…

Фонтан

Ко мне выходит юность из тумана
и в глубь аллей ведет, под шаткий кров,
где круг магический старинного фонтана
бесплатно дарит снимки облаков.

Там замер Купидон на возвышеньи,
в свой гибкий лук для нас стрелу продев,
и бронзовые гуси тянут шеи
к прозрачной, холодеющей воде.

В тот год в нетленной верности клялись мы,
как эта осень, пламенем горя,
и девочка с охапкой желтых листьев
мне улыбалась в раме сентября.

Прекрасно дуновенье светлой грусти…
Давно пустует мокрый пьедестал,
куда-то разлетелись гуси,
и ветер
листья
разметал…

На весах тысячелетий

На весах тысячелетий,
что древнее Вифлеема —
из кусочков разноцветных
мелко крошеное время.

Звезд безмолвное сиянье,
топот чудищ окаянных,
возбужденное дыханье
животворных океанов,

бег материи нетленной
в лабиринте вечных миссий,
удивление Вселенной
при рожденьи первой мысли,

холод долгого кочевья,
иссушить способный душу,
давка в Ноевом ковчеге
перед выходом на сушу,

в парусах античный ветер
и шамана звонкий бубен.
На весах тысячелетий —
то, что было, то, что будет.

Зов природы изначальной.
Слава. Зависть. Роскошь. Бедность.
Смерть. Зачатие. Случайность.
Безнадежность. Неизбежность.

Все злодейства — в виде чистом.
Все победы — без натяжек.
И неправда явных истин.
И решений легких тяжесть.

На весах тысячелетий —
всех условностей вериги,
неродившиеся дети,
ненаписанные книги.

И, наверно, так же часто,
как успевшее случиться,
опускается на чаши
не сумевшее свершиться.

Нет пределов чашам мощным,
здесь — находки и потери.
На одной — усталый Моцарт,
на другой — добряк Сальери.

На весах тысячелетий —
с кем смеемся или стонем,
и куда с рождения метим,
и чего на деле стоим.

Мы — обычнейшие люди,
с уймой пылких устремлений,
с кем-то спорим, что-то любим,
Не бежим от заблуждений.

Иногда привычно скупы,
иногда щедры без края,
и сегодняшний поступок
мы назавтра забываем.

Но каким ни будь он мелким,
хоть мы это не заметим —
от него качнется стрелка
на весах тысячелетий.

***

Еще энергии заряд —
наш талисман — повсюду носим,
а все листки календаря,
как сговорившись, тянут в осень.

Уже иные темы снов,
и не волнуют кровь вокзалы…
…А ты считала, сколько слов
друг другу в жизни мы сказали?

Их записать бы — день за днем,
подряд, страницу за страницей,
какой солидный толстый том
из этих слов бы мог сложиться!

Незавершенный диалог —
открытый текст неброских строчек,
и то, что сказано меж строк,
и недомолвки многоточий.

Забытых радостей печать.
То слово — ласковей, то — строже.
Все это — код. Расшифровать
его лишь мы с тобою можем.

Лишь нам понятен этот слой —
порой цветов, порою — шишек
за столько лет. Никто другой
такого больше не напишет.

Он не бестселлер, наш роман,
примером юным не послужит.
Он просто — наш. Такой нам дан.
И нам с тобой другой не нужен.

Благодарность

В тисках поры, глухой и серой,
спасибо тем, кто мне помог,
кто дал маршрут, краюху веры
и на дорогу посошок,

кому в пылу решений скорых
я не сумел сказать “Прости!”,
кто стал недрогнувшей опорой
в нелегких сборах и в пути.

Спасибо женщине, спасавшей
меня от горестей и бед,
спасибо женщине, сказавшей
когда-то мне упрямо: “Нет!”

Спасибо дальним незнакомцам,
чей век давно уж миновал,
но чей талант, как чуткий компас,
меня к истокам возвращал.

Приятно, будучи в ударе,
всех наставлять на свой манер.
Я мудрым старцам благодарен,
себя не ставивших в пример,

и тем, другим, кто так стремился
меня сгубить иль оскорбить —
я защищаться научился,
ну как их не благодарить!

А дети — судьи и пророки
в мои учительские дни!
Спасибо им за те уроки,
что преподали мне они.

И потому во многом светел
бывал мой путь, хоть шли гурьбой.
Спасибо всем, кого я встретил,
за то, что стал самим собой.

***

Не спросив совета у природы,
с нами под жестокий ураган
утлое суденышко свободы
вышло в необъятный океан.

Нас швыряет влево и направо,
но не быть с командой не хотим.
Мы к штурвалу рвемся, чтобы править,
и друг друга в слабости виним.

Ничего не смыслим в такелаже,
не слыхали про девятый вал,
ведь никто в шумливом экипаже
в плаванье ни разу не бывал.

Мы пока в своих каютах живы,
умудряясь скрыться от волны,
но морской болезнью пассажиры
все до одного поражены.

Где вы, под беспечным небосводом
Мирные когда-то города?
Утлое суденышко свободы
движется, неведомо куда.

Диоген

Неприкаянным, гостем непрошенным,
в обрамленье компьютерных сцен,
с фонарем и в хитоне поношенном,
озираясь, бредет Диоген —

мимо склада с Великими Тенями;
через строй постоялых дворов,
где со скидками все наслаждения —
от любви до заморских сыров;

обходя ощущения острые,
огибает ряды зазывал —
на игру с миловидными монстрами;
и вдоль тех, кто уже проиграл;

сквозь тусовку пробравшихся в лидеры;
мимо мелкой рыбёшки и щук…
Он идет, потрясенный увиденным,
и кричит: “Человека ищу!”

Не успев ни окрепнуть, ни вырасти,
обрывается крик в пустоту —
где проворные черные вирусы
пожирают его на лету.

Беспокойно людское e-логово,
что ни адрес — внутри динамит,
ощетинившись хриплыми блогами,
улюлюкает, дразнит, грозит.

Что им вечность и духа величие?
Жизнь и так, словно вздох, коротка.
И дубинами косноязычия
гонят прочь от себя старика.

Но, высокой проникшись задачею,
Диоген продолжает искать —
то попутным e-мэйлом подхваченный,
то зайдя в чью-то память, как тать.

День за днем, спотыкаясь о новости,
свой призыв повторяет в пути.

Только голос всё глуше становится
да фонарик не светит почти…

Монолог терьера

Стар я стал. И нюх уже не тот.
И в боку от бега часто колет.
Узнавать пришлось за годом год,
как тяжка собачья наша доля.

Нет, я зла и голода не знал,
мой хозяин ласков и отзывчив.
Я всегда надежно охранял
всех родных, в моей квартире живших.

Но обида жжет, как в лапе гвоздь,
как чужой и неприятный запах:
сколько сплетен слышать довелось
от мужчин и женщин о собаках!

И легенда есть, других больней,
а ее так часто повторяют —
с умиленьем говорится в ней
про бедняг — про тех, кого бросают.

Мол, сидит такая вот, одна,
может, год, на том же самом месте,
своему хозяину верна,
ждет его, не думая о мести.

Но на самом деле всё не так!
Это мы, порой ценою смерти,
подаем вам, братьям нашим, знак:
мой — подлец! И вы ему не верьте!

И несется вой в ночную тьму.
Боль пройдет. Придет обида следом.
Разве можно верным быть тому,
кто тебя продал иль просто предал?

Чтоб вилять от радости хвостом,
мало знать, что ужин будет сытным.
И когда обман приходит в дом,
мы всегда бываем беззащитны.

Всё равно — ты взрослый иль щенок.
То грустим, то мечемся, то плачем.
Мы ведь — те же люди, только Бог
наделил нас обликом собачьим.

***

Слишком долго держали нас в клетке
под обманные песнопения.
Но как славно дышалось на ветке
свежим воздухом освобождения! —
чтобы позже понять на примерах:
всюду клетки — до смерти с рождения —
а вся разница только в размерах
да в музыкальном сопровождении…

Баллада о большой дружбе

На постсоветском пространстве,
где правил Большой Тарарам,
сидели в глубоком трансе
Микола, Иван и Абрам.

Приняв горилки посильно,
промолвил Микола так:
— Нужны позарез самостийность,
бандура та прапор, свой знак.

Иван, патриот и радетель,
сообщил, что проблема не в том:
— Нам нужен отец-благодетель,
чтоб вел нас особым путем.

Послушав друзей по несчастью,
отца вспоминавших — и мать —
решил наш Абрам в одночасье,
что надо немедля бежать.

Собравшись, без лишней огласки,
Абрам за кордон улетел.
И всё совершилось, как в сказке —
у каждого то, что хотел.

Иван подобрал себе гуру
на двадцать и более лет,
и красит Микола бандуру
в красивый оранжевый цвет.

Абрам же достиг небольшого —
доволен квартиркой своей
и смотрит реалити-шоу
с участием бывших друзей.

Грустный вальс

Раз-два-три, раз-два-три, как бы не сбиться,
крепче за спутника в танце держись,
нам на балу в быстром вальсе кружиться,
а называется бал этот — жизнь.

Залы расцвечены. Люстры сверкают.
Музыка, не умолкая, звучит.
Кто-то партнеров с улыбкой меняет,
кто-то в кругу одиноко стоит.

Слишком легко в толчее разминуться,
рядом пройти, не того пригласить.
Как удалось тебе к ней прикоснуться —
и удержать, и потом закружить?

Всё бы, возможно, сложилось иначе,
трудно давать указанья судьбе,
но заглянула в оркестр удача,
чтобы сыграть свой мотив на трубе.

Вечной мелодии вечная участь —
радость дарить и пьянить без вина.
Светом любви наслаждаясь и мучась,
вы расплатились с удачей сполна.

Только внезапно труба захрипела.
Разве у вальса судьба коротка?
Вспышка огня — и ладонь опустела,
и опустилась бессильно рука.

Раз-два-три, раз-два-три, кружатся лица,
холод свободное место сковал.
И никуда не уйти, не укрыться.
Люстры горят. Продолжается бал.

***

…а бытия чертеж —
невнятен,
его вразброс наносят дни.
Хоть внешне выглядят, как братья,
по духу — разные они.

Бредут неспешным караваном.
А то галопом скачут вдруг.
Был день вчерашний —
гость незваный;
тот, что сегодня, —
лучший друг.

Как часто хищный коршун кружит,
чтоб сесть наутро на пути,
но если день тебе не нужен,
его, попробуй, пропусти!

Когда ж минувший день эпоха
возьмет,
чтоб в памяти хранить,
то в нём ни черточки,
ни вздоха
не отменить,
не заменить.

И не вернуться —
для реванша,
и не просить,
чтоб в прошлом том
какой-то факт случился раньше,
а давний — вслед за ним,
потом.

И ни к чему,
гонясь за нимбом,
лезть на былые рубежи:
тот день ушел —
каким бы ни был.
Ты счастлив тем уже — что жил.

Дождь

Он не тот — основательный и затяжной,
породнившийся с неманской темной волной,
нас загнавший в сарай, на чужой сеновал,
где лицо твое мокрое я целовал.

И — не тот, что в горах, словно кара с небес,
окатил нас внезапно — и тут же исчез,
сделав вязкой тропу и тяжелым наш груз,
а вслед усмехался ехидный Эльбрус.

И — не тот, что заглядывал ночью в окно,
и песенку тихую пел заодно,
ступая чуть слышно — чтоб спал наш малыш —
по скользким ступеням взъерошенных крыш.

Он — не тот.
Не игрив. Не лукав. Не блестящ.
Завернувшись в струинок заношенный плащ,
он бредет — еще воин, но больше не вождь.
Дождь в Сан-Франциско.
Дождь.

Именинный пирог

Пусть вёсен невелик запас,
и жизнь копировать старается —
всё происходит в первый раз!
Всё! — даже то, что повторяется.

Живу, храню пока запал,
еще вполне готов к решениям —
и потому я заказал
себе пирог на день рождения.

Не для того, чтоб закусить
каким-то соусом из Азии —
чтоб сладость жизни ощутить
во всём ее разнообразии.

И был заказ исполнен в срок.
Не стал искать ему замену я,
но первый съеденный кусок
увел меня.
В метель военную…

…спим на полу. Зима вокруг.
На стенах иней, — радость та еще.
И леденящий душу звук —
свист бомбы, подлый, нарастающий.

Одна горбушка на троих,
жуешь, боясь, что скоро кончится…
Потом, сквозь годы — терпкий жмых,
базар, а там — внаглядку — пончики.

Был на витрины жадный взгляд.
Был магазин с дразнящей вывеской.
И бесподобный аромат
тушёнки в баночке ленд-лизовской…

…смешалось всё в том пироге —
И хвоя елки новогодняя,
и сала ломтики в руке,
и хала свежая, субботняя

Во рту горчило много раз,
Не получилось тесто сладкое.
Что ж, трудно выполнить заказ
Для тех, кто путь торил с оглядкою.

Ведь довелось валиться с ног…
И жестким быть. И гуттаперчевым…
Какая жизнь — такой пирог.
Что даже лучше — сахар с перчиком.

Перевалы, перекаты

Переосмысленье. Переизбрания.
Переоценка прогнивших основ.
Из пустого в порожнее переливание.
Перелицовка идей и штанов.

Перемены — но с перестраховкою.
Передряги. Попал в переплет.
Пересылка — причем, с перековкою.
Передача — кому повезет.

Перестройка — и всё перечеркнуто.
Не у дел. Передел. Беспредел.
Кто сумел — быстро тот перечокнулся.
А президиум не поредел.

Перелет. Перевоз без посадочек.
Пережив, стали дом свой лепить.
Эх, годочков еще бы с десяточек,
чтобы просто — без “пере” — пожить!

***

Познать подлунный мир спеша,
нам не объять все связи разом.
И хоть есть сердце и душа,
мы полагаемся на разум.

Убеждены: не будет так,
чтоб чувств сомнительный анализ
и очевидной правды факт
в своем значении сравнялись.

Но мир к вершинам вознесен
и тем, что в жизни и искусстве
пасует истины резон
пред силой подлинного чувства.

Соната

В малиновой рубахе
уходит зыбкий вечер,
в малиновой рубахе
на лет минувших вече,
в малиновой рубахе —
а, значит, завтра ветер —
назло и поперек.
А ты приходишь следом —
и гаснут все экраны,
а ты приходишь следом
в цветастом сарафане,
а ты приходишь следом
порывом урагана,
которым правит бог.

И разметались фразы
в бессвязность слов летящих,
и разметались стены
пожаром губ летящих,
и разметались волны
волос твоих, летящих
сквозь звездный хоровод.
Аккорды тьмы и света
звучат неотличимо,
обрывками мгновений
промчится вечность мимо,
и медленно из бездны
вернет нас в лоно мира
малиновый восход.

Цветок

Безмолвны запахи и краски…
Молчат чудесные цветы,
поклон людской приняв по-царски,
без громогласной суеты.

А тот, кто ими очарован,
приблизил руку к лепесткам,
и был цветок мгновенно сорван
и вверх взлетел, к его губам.

Но в миг отрыва и паренья
пронзили тонкий стебелек
такие боль и наслажденье,
каких представить он не мог.

Явившись, словно ниоткуда,
они несли такой заряд,
что дрожь прошла по всем сосудам,
стал тоньше тонкий аромат.

Я это видел и подумал:
Наверно, стоит шанс иметь —
чем увядать на общей клумбе,
быть сорванным — и умереть.

А, может, мыслю так напрасно,
в цветенье — смысл красоты?

Безмолвны запахи и краски.
Молчат увядшие цветы.

Между завтра и вчера

Закручен мир во мне
спиралью ДНК,
пронзив меня насквозь
до самой сути,
и сколько ни трудись —
хоть взвейся в облака —
ее никак в прямую
не раскрутишь.

Живет во мне отец,
и что-то шепчет мать,
и голос подает
далекий предок.
Витки не разогнуть,
спираль не поменять,
не сжать хотя б в пружину
напоследок.

Не виден на просвет
запутанный узор,
где клетка каждая —
своя фиоритура.
И этот — только мой! —
порой нестройный хор
есть то, что называют
Самуилом Куром.

***

В этом пекле всегда есть вопросы,
а ответы — увы! — не всегда.
И — составом — года под откосы,
и в жару замерзает вода,

и, сачком обывательским словлен,
шмель сомнений жужжит у виска.
И висит недописанным словом
над обрывом сознанья
строка…

*** *** ***

Большое спасибо всем, кто откликнулся на мое приглашение!

Print Friendly, PDF & Email
Share

Самуил Кур: Именинный пирог: 9 комментариев

  1. Самуил Кур

    Дорогие друзья, большое спасибо за ваши тёплые слова.
    К сожалению, я всё еще в больнице, и не могу ответить на ваши комментарии более подробно.

  2. Inna Belenkaya

    Всё равно — ты взрослый иль щенок.
    То грустим, то мечемся, то плачем.
    Мы ведь — те же люди, только Бог
    наделил нас обликом собачьим.
    _________________________
    Спасибо вам за эти слова. Как верно сказано и какое удивительное совпадение. Я тоже всегда говорила(не стихами, правда), что они как люди только в другом обличье

  3. Ludmila Bekker

    С Днём Рожденья!Прекрасная идея отметить важную дату в кругу единомышленников.Творчество лучшее снадобье от печали и невзгод.Успехов,уважаемый юбиляр!

  4. Ася Крамер

    Какая замечательная подборка! Стихи «Диоген», о собаке, «Между завтра и вчера» (о ДНК предков и собственной самобытности) очень понравились — оригинальный взгляд, ни на кого не похожий. Поддерживаю Игоря Юдовича в выдвижении на лауреатство по разделу ‘Поэзия».

  5. Игорь Ю.

    Как много поэтических находок и ясных мудрых мыслей. Спасибо, Самуил. Здоровья вам.
    Выдвигаю Самуила Кура на конкурс «Автор года» в разделе «Поэзия» за стихотворный цикл «Именинный пирог»

  6. Л. Беренсон

    Какие мудрые стихи, какие ладные строчки, сколько тепла и искренности! Автору спасибо, что чувства добрые он пробудил и, пусть всего лишь на время, приглушил мои возрастные тревоги.

  7. B.Tenenbaum

    Хорошей стороной долгого пребывания на Портале является то, что встречаешь тут добрых знакомых.
    И мне, дорогой друг, поистине приятно встретить тут вас.
    Спасибо за прекрасные стихи — и пусть и им, и вам сопутствует удача!

Добавить комментарий для Л. Беренсон Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.