©"Заметки по еврейской истории"
  февраль-март 2021 года

Loading

Нужна решимость! Дело в ней!
Дерзнув — растопчем подлый фатум;
И мир усвоит, что еврей
Не раб, не жертва — триумфатор!

Алекс Манфиш

МИРУ О НАС

(поэма)

Образ еврейского народа и его истории
Предание о самих себе

Кто бывает на коне, тот бывает и под конём.
(польская пословица)

Алекс МанфишВ ком справедливости росток —
До злого хруста пальцы стисни.
Еврей — страдалец? Видит Бог,
Не знаю штампа ненавистней!

Кто молвил — книг священных чтец
Иль кавалер всемирных премий, —
Что нам терновый свит венец
Что нам — вселенской скорби бремя?

И что же я в ответ скажу
На это тягостное слово?
Я вам, пожалуй, предложу
Вглядеться в контуры былого.

Да, там и кнут, и тяжесть пут,
И на аренах кровь, и властность
Фанатиков, вершивших суд,
И пред клевещущим безгласность.

Да, там, увы, к рубцу рубец,
Чужбин, чей ряд несчётен, злоба,
Молчанье слюдяных небес
И скверная усмешка сноба.

С копыт и лат, с чупрын и пик
Ручьём там хлещет кровь младенцев;
Зверья с дубьём там вой и рык,
Петлюра там, и там Освенцим.

И здесь, теперь, в стране своей
Окружены мы злобой вражьей.
И кто-то скажет: да, еврей,
Ты первый в списке тех, кто страждет.

От сотен стрел наш тяжек щит,
И пастыря не слышен отклик…
И возглас чей-то уж звучит:
Еврей, не избран ты, а проклят.

Но, инокровный или свой
То молвил — скорбно иль ехидно, —
Что, если всё же за листвой
Нам вековых лесов не видно?

Да, нам! И мы чужим даём
Ту мысль. Не мойры и не норны (1) —
Мы сами о пути своём
Вещаем на волне минорной.

А разве знали скорби мрак
Лишь мы? В чьих рёбрах нож острее —
Кому решать? И разве враг
Не падал в пыль к ногам еврея?

Подчас кручин жестокий след
Видения иные застит,
Но не был чужд еврею свет
Веселья, торжества и власти.

Взойди ж из-за деревьев, лес!
Коль древности вам отзвук дорог —
Там слава битв, там царства блеск —
Пускай утраченный в раздорах…

Там плен; но ведь ему вослед —
Века могущества и мира;
Там дружба тех, кто не был слеп, —
И Македонского, и Кира. (2)

А за насилье иль навет
Мы — и без царства, — насмерть били:
Приди на праздники побед
И честь воздай еврейской силе.

Мы дань платили? Да, пусть так:
Сие не значит — безоружны!
Мы верили: венец и стяг
Сумеем взять, коль будет нужно.

И — взяли в срок! И всем царям
На зависть — царство было снова,
Где крепок дом, где славен Храм
И властно иудея слово… (3)

И вновь — проигранная рать,
И Храм сожжён, и вновь плененье;
Но всё же слабыми назвать
Нас не спеши, иноплеменник!

Представь-ка лучше: вот боец,
Чей ратный путь безмерно долог.
Ему ль в укор — на лбу рубец,
Рука в бинтах, в груди осколок?

Вот так народ наш: да, стократ
Прострелен стяг, и кровь на ниве;
Но вкупе с тягостью утрат —
Века державности в активе!

Предвижу, скажешь ты в ответ:
«Но вы с изгнанием смирились,
Вы из чужбины бездну лет
В свой край священный не стремились.

Вы пили ненависти яд,
Вкушали злую соль кочевий.
У вас скорбей таится клад
В глазах, в осанке и в напеве».

Да, взял ты верную струну.
Я сам усматривал когда-то
В том слабость нашу и вину…
И всё ж — вглядимся непредвзято.

За веком век. Народ разъят.
И в каждой из земель был нажит
Пускай непрочный, но уклад,
И был уют, пусть зыбкий даже…

Мы свыклись с тем, как жизнь текла;
И кто б позвал, и кто б возглавил,
И в край, что разорён дотла,
Без пароходов плыть заставил.

Не войско в латах! Кто б сумел
Пелёнки, юбки и седины
Собрать из множества земель
И сделать гвардией единой?

И — бросить в бой! Когда же кровь
Впиталась бы в подзол песчаный,
То — бросить в труд! Без тракторов,
На дикой пустоши нещадной…

И бросить средь долин и гор —
Без стен, без града, без колодца…
Построили б? Но труд не скор,
А кровь невинных быстро льётся…

В словах, что жизнь ценней земли,
Не малодушье — разум зрелый;
И мы детей не повлекли
В пучину волн, под вражьи стрелы.

Нет, то бездумность мотылька —
Не видя жал, пьянеть от мёда;
И мы смирились в те века
Пред непосильностью исхода.

«Вы ждали чуда» — скажешь ты.
Мы ждали — я отвечу кратко.
Из книги жизненной листы
Не вырвешь, комкая украдкой.

И наш народ её листал,
И ждать умея, и надеясь,
Прочтя однажды «Час настал»,
Не лечь костьми — свершить, содеять!

На окровавленных листах
Той книги — нам явилось слово:
Земля и власть, венец и стяг —
Лишь приложенье, не основа.

А главное — взрастить народ,
Что не крушит, а созидает,
Что лишь в ответ — не первый, — бьёт,
Но если бьёт, то побеждает.

Мы в зеркале веков былых,
Где царства жезл и рабства путы,
От злата отличали блик
И силы сталь — от пены вздутой.

Мы видели удел держав,
Чью ткань вязали спицы копий,
Чьё чрево жаждет смертных жатв,
Чьи дрожжи — кровь и стон холопий.

Мы видели: за жизнь тех царств
Народ не встал бы… нет народа.
Их плоть — не домик ли из карт,
Что не одной к тому ж колоды?…

Мы поняли — постигнет тлен,
Что кровью лишь одной добыто:
За взлётом — крах, за блеском — плен,
Триумфу вслед — проклятье Тита… (4)

И навсегда отверг народ
Соблазны Марсовой служильни:
Тот глуп, кто ради битв живёт,
Тот мудр, кто бьётся ради жизни!

Не тем ли светят нам сквозь мрак
Заветы мудрости праотчей?
Доколе не заставит враг
Стать воином — еврей, ты зодчий!

Коль даст судьба крутой вираж,
Возьмите меч, но вплавьте в память:
Им защитишь, но не создашь,
Он — лишь ограда, не фундамент.

И не на нём мы возвели
Своей безмерной силы зданье.
На нашей почве расцвели
Сплочённость, разум и преданье.

И вот — всмотрись (но без очков,
Фатально и привычно чёрных)
В узор скитальческих веков,
Где видишь ты сплетенье тёрна.

Взгляни! Ведь там не только тьма,
Не только слёзы и потери, —
Там твёрдость веры, блеск ума
И мощь купеческих империй.

Там знаний бил для всех родник:
Малыш там кушал с мёдом букву
Из теста… (5) ; и не чужд был книг,
Кто шил одёжку и обувку.

И даже в сумраке невзгод,
На кочевой волне тревожной,
Там был священный свет суббот,
И был причал семьи надёжной…

«Но вас так часто — скажешь ты, —
Терзала ярость толп окрестных,
Взметясь на зубьях клеветы —
За чёрный мор иль за опреснок».

Да, изнывал не раз еврей
Пред черни бешенством, отчаясь…
И всё же лучше, всё ж светлей
Тех толп мы жили — я ручаюсь!

Мы знали: все, кто жив, уйдут
В миры нездешние; и надо,
Жить так, чтоб молвил вечный суд:
«Вы люди — не исчадья ада».

Пусть град не пощадил полей,
Но — сколь цвелось, — цвели колосья;
А чернь та бешеная? Ей —
И жить, и издыхать по-пёсьи.

Ты скажешь мне: «Но в свой Закон
Евреи загнанно и сиро
Ушли, и не был им знаком
Ни бала плеск, ни звон турнира.

Взмывала ввысь краса дворцов,
Клинки весёлых шпаг сверкали;
Но мимо душ их, грёз и снов
Тот пышный поезд мчал веками».

Что ж, значит, ты жалеешь нас —
Чуть свысока, — за путь унылый?
Мы это слышали не раз;
За малым дело — так ли было?

Злым не на радость языкам
Имён старинных отголосок:
Вот знаменитый музыкант,
А вот и медик, и философ. (6)

Их жаль тебе? Они без шпаг —
Поэт, советник, врач и мастер!…
Мне ж — глупых жаль, что за пустяк,
За тень, за призрак — дрались насмерть.

Жаль клавших жизни за фантом
На злой алтарь бесплодной спеси,
Не полюбив, не став отцом,
Не спев и не дослушав песен…

Нет, чванству, с чьих шальных пружин
Взлетишь — и вдребезги о скалы, —
Не поклонялись мы! За жизнь
Пил до краёв еврей бокалы.

Он славил жизнь, любовь и дом —
Не пляску жал, что гибель сеют, —
В субботу, в праздник, под венцом
По древней вере Моисея.

Жалеть не надо нас, поверь.
Мы в честных схватках, чей пусть грозен,
Но чист закон, то брали верх,
То — a la guerre… — из сёдел оземь.

Comme a la guerre!… (7) То не в упрёк
Отважным, что сражались с нами;
Но ратный счёт у нас неплох,
И гордо плещет наше знамя.

Да, скорби пламень негасим
По безоружным жертвам подлых;
Но жив народ, и полон сил,
И твёрд наш дух, и светел облик…

Достались кол, и червь, и срам
В удел свирепым вражьим стаям;
А мы? Смотри — ты видишь сам,
Что мы живём и побеждаем!

Нет, сердобольная печаль
Нам не нужна! Не хмур наш жребий.
Всё есть у нас: оружья сталь,
Глаза красавиц, шутки ребе…

И кладью доброю своей,
Поверь, щедра у нас котомка:
Надёжность дружбы — для друзей,
Преданья мудрость — для потомка.

И здесь, теперь, в стране своей,
Ужель мы будем тем покорны,
Кто нам внушает, что еврей
Рождён для жизни многоскорбной?

За грех чужой — не нам страдать!
Иль мало миру мы служили?
Чужую мерзость искупать
Хотим ли? Можем ли? Должны ли?

Мы не подставим плеч ярму
Политмаразменной морали.
К себе и к близким — вот к кому —
Еврей, на службу не пора ли?

Настало время — взять своё!
Да — властно взять! И смыть обиды!
И прочь, как драное тряпьё,
Швырнуть страдальчества хламиды.

Одежды счастья нам к лицу,
Простор… и власти блеск старинный.
Пора, изгнав из душ овцу,
Сдружиться с удалью орлиной.

Нужна решимость! Дело в ней!
Дерзнув — растопчем подлый фатум;
И мир усвоит, что еврей
Не раб, не жертва — триумфатор!

И, для порядка хмуря взор,
Но молвив всё ж «Люблю за дерзость»,
Наш путь одобрит сквозь укор
Вселенских высей самодержец.

Завершено в 2010

Примечания

(1) Норны — германские языческие «повелительницы судеб», аналогичные греческим мойрам.

(2) И персидские цари, начиная с великого Кира, и правители лоскутных грекоязычных царств, начиная с Александра Македонского, очень считались с евреями, не навязывали еврейскому народу своих обычаев и не ущемляли его, достаточно широкой, автономии. Евреи были авторитетной силой в Персидском царстве, и это иллюстрируется хотя бы тем, что они смогли уничтожить с оружием в руках великое множество тех, кто жаждал истребить их (события, в память коих празднуется Пурим). Когда селевкидский царь Антиох Эпифан начал проводить политику религиозного насилия по отношению к евреям, Маккавеи вышвырнули «греко-сирийцев», как бешеных собак. Я пишу «греко-сирийцы» в кавычках, поскольку «греческими» государства, образованные наследниками Александра, были только по языку и преобладающей культуре; сами же греки были народом ничуть не менее зависимым, чем евреи.

Объективности ради надо отметить, что в иудейской среде многие сами добровольно приобщались к греческой культуре — блистательной, кто бы стал это отрицать, — и в народе создалась культурно-психологическая «пятая колонна», только наличие которой сделало возможными чьи-либо (конкретно — Эпифана) попытки заставить евреев отказаться от своего мировоззрения.

Сама по себе государственная независимость не очень нужна была евреям в тот период (до Антиоха, естественно), поскольку в многонациональных царствах они чувствовали себя достаточно неплохо, обладали могуществом и благосостоянием. Об этом свидетельствует сам тот факт, что те времена мало описаны в еврейских источниках, а чем менее «интересна» эпоха для тех, кто мог бы увековечить её события, тем она — рассуждая логически, — благополучнее.

(3) Хасмонейское царство, павшее в 37-ом г. до н.э.

(4) По еврейскому преданию, Тита, чьи войска захватили Иерусалим и сожгли Второй Храм, постиг загадочный недуг: некое насекомое, поселившись в его голове, причиняло ему невыносимую боль. Я не настаиваю на историчности этого предания, тем более, что оно содержит, в том числе, крайне неправдоподобный момент (будучи извлечено из мозга Тита, это насекомое оказалось якобы «величиной с голубя»)… Для меня это просто художественный образ.

(5) Если уж совсем точно, в «хедерах» (от евр. «комната») — начальных школах, — пальцами малышей, только-только начинающих учиться чтению, водили по книжным страницам, намазанным мёдом. Тем самым символизировалась сладость книжного учения, и эмоционально закреплялся некий положительный «образ книги». Некоторые мамы делали и печенье в виде букв.

(6) Дам несколько примеров. Упоминание о философах сразу вызовет в памяти большинства читателей имя Спинозы, которое комментировать незачем. Что касается музыки, то Соломон дей Росси, виолончелист и композитор, в 17-ом веке заложил основы итальянской школы виолончельной игры. Ещё ранее, в 16-ом веке, в Италии был известен композитор Давид Сачердоте. Правда, еврейские религиозные авторитеты не всегда одобрительно относились к деятельности таких людей: дей Росси, например, порицали — не знаю подробно, за что, но думаю, что в основном за тесное соприкосновение (видимо, неизбежное) с миром церковной музыки. Дело, однако, в том, что религиозные институты всегда и везде склонны к консервативности, и отношения между ними и «творческой интеллигенцией» ни у одного народа не были идеальными. Л.Н. Толстого, допустим, вообще отлучили от церкви, но не мешает же это ему быть великим писателем земли Русской. А дей Росси от синагоги, как бы то ни было, не отлучали.

В число евреев — деятелей европейской культуры, — я не включаю, правда, крестившихся Мендельсона, Малера и многих других. Но надо учесть, что в основном евреи (подобно любому иному народу) творили на своей национальной почве: процветали, например, философия и поэзия… При этом они — даже в лице тех, кто не пожелал ассимилироваться, — внесли свой вклад в культуру окружающих народов.

В медицине евреи вообще лидировали. Достаточно сказать, что, как бы к ним в целом ни относились, евреями были врачи у пяти римских пап, у французской королевы Марии Медичи (жены Генриха 4-го, матери Людовика 13-го) личным врачом был еврей Илия Монтальто, а ещё в конце 12-го столетия Ричард Львиное Сердце предлагал должность врача знаменитому Маймониду (Моше бен-Маймон) прославившемуся не только на медицинском поприще, но и в качестве учёного и философа.

(7) Здесь я разбил на две части известное французское выражение «На войне (A la guerre — а ля гер)… как на войне (comme a la guerre — ком а ля гер)».

Print Friendly, PDF & Email
Share

Алекс Манфиш: Миру о нас (поэма): 9 комментариев

  1. Анатолий Берлин

    Праведный ответ
    Все в мире смертно, кроме еврея; все уходит,
    но он остается.
    Марк Твен
    Вращается Земля и всё, в ней Сущее,
    И счастье, рядом волнами бегущее…
    Благодаря за радость жить и прочее,
    Я чувствую в Творенье что-то Отчее…
    Анатолий Берлин

    Священника спросили как-то раз:
    Нам докажи существованье Бога,
    Хотим уверовать, что вправду есть у нас
    Творец, и есть к нему дорога…

    В грехах погрязшие,
    смердим во лжи и мрази…
    А существуют ли
    божественные связи?

    «Я приведу всего один пример, –
    Ответил батюшка, притронувшись к иконке, –
    Существовало много всяких вер,
    Цивилизаций, сгинувших в воронке
    Пространства-Времени…
    Но есть один народ,
    Который, вопреки мирским законам,
    Оболганный, истерзанный живёт,
    Пронзённый юдофобским лексиконом…

    Ему Всевышним принесён обет:
    Уйдут во тьму миры..
    Евреи – НЕТ!»

  2. B.Tenenbaum

    Dmitry Garanin
    — 2021-03-31 19:40:24(339)

    Отличная поэма, добротно сделанная, со многими находками, и правильного направления.
    ==
    Замечания такого рода — самый верный способ убить произведение. Особенно изумительный пассаж о «… правильном направлении …».

  3. Юрий Деген

    МАСАДА
    Ион Деген

    Геройством нас не просто удивить.
    Со смертью подвиг возносился рядом.
    Геройство — это трусость утаить
    И первым встать за рвущимся снарядом.

    Но на скале пустынной я стою.
    Пред безнадежным мужеством немея.
    Три года не щадили жизнь свою,
    Сопротивляясь римлянам евреи.

    В боях с нацизмом и в сраженьях здесь
    Мы среди лучших были неизменно.
    Я знаю, чья заквашена в нас смесь.
    Я знаю, чьи завещаны нам гены.
    7.02.1994 г.

  4. Алекс Манфиш

    Большое спасибо всем давшим доброжелательные отзывы.

    Л. Беренсон 14.03.2021 в 11:53
    Завершено 10 лет тому назад. Как изменился бы сегодня нарратив поэмы, изменился ли бы?
    Автор сознательно не упомянул Мендельсона и Малера (по-моему, напрасно), но ведь за Мейербером, основоположником жанра большой оперы, (и его родными Берами) нет греха религиозного отступничества. Вообще этот пункт авторских комментариев, по-моему, уязвим. Либо не упоминать имён вообще, либо — не так скупо.
    Я высоко ценю переводы автора ивритских стихов. Есть ли среди них переводы масштабной поэзии Шауля Черниховского? Спасибо и удачи.
    ———-
    Нарратив не изменился. У меня и сейчас, когда я пишу на еврейско-израильские темы, одна из установок – культивировать в себе и демонстрировать миру не страдальчество и загнанность, а силу, уверенность, умение побеждать.
    В этом большом примечании № 6 мне важно было проиллюстрировать, что жизнь «не проходила мимо». Об этих обстоятельствах биографии Мейербера даже не знал. Интересно…
    Переводов Черниховского у меня нет. Здесь, на этом портале, есть перевод поэмы «Барух из Майнца», выполненный (прекрасно, по-моему) Ханохом Дашевским. А век назад Черниховского переводил Ходасевич. Вот здесь, например, его работы:

    https://www.hodasevich.su/poetic-translations/saul-chernikhovskii.html

    Всех с наступающим праздником.

  5. Л. Беренсон

    Очень хорошо и по части еврейства, и по части поэтического жанра. Завершено 10 лет тому назад. Как изменился бы сегодня нарратив поэмы, изменился ли бы?
    Автор сознательно не упомянул Мендельсона и Малера (по-моему, напрасно), но ведь за Мейербером, основоположником жанра большой оперы, (и его родными Берами) нет греха религиозного отступничества. Вообще этот пункт авторских комментариев, по-моему, уязвим. Либо не упоминать имён вообще, либо — не так скупо.
    Я высоко ценю переводы автора ивритских стихов. Есть ли среди них переводы масштабной поэзии Шауля Черниховского? Спасибо и удачи.

  6. Soplemennik

    Mikhail Shifman 14.03.2021 в 03:16

    … если прочитать фамилию Манфиш справа налево,то получается Шифман,то есть я.
    ======
    И рыбку съесть. Фиш нам?

  7. Борис Дынин

    Прочитал Вашу поэму, уважаемый Алекс, после напоминания коллегой А.В. о «Предостережении» Галича в России 1964 г., и подумал, как далеко ушли российские евреи от того года. Тому «предупреждению» противостоит Ваше «утверждение». Хватит перепевать слова о «ливреях», ибо «Наш путь одобрит сквозь укор Вселенских высей самодержец.» Спасибо за жизнеутверждающую поэму о евреях.

  8. Mikhail Shifman

    Потрясающая поэма!Браво автору!Интересно,но если прочитать фамилию Манфиш справа налево,то получается Шифман,то есть я.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.