©"Заметки по еврейской истории"
    года

Loading

Нужна решимость! Дело в ней!
Дерзнув — растопчем подлый фатум;
И мир усвоит, что еврей
Не раб, не жертва — триумфатор!

Алекс Манфиш

МИРУ О НАС

(поэма)

Образ еврейского народа и его истории
Предание о самих себе

Кто бывает на коне, тот бывает и под конём.
(польская пословица)

Алекс МанфишВ ком справедливости росток —
До злого хруста пальцы стисни.
Еврей — страдалец? Видит Бог,
Не знаю штампа ненавистней!

Кто молвил — книг священных чтец
Иль кавалер всемирных премий, —
Что нам терновый свит венец
Что нам — вселенской скорби бремя?

И что же я в ответ скажу
На это тягостное слово?
Я вам, пожалуй, предложу
Вглядеться в контуры былого.

Да, там и кнут, и тяжесть пут,
И на аренах кровь, и властность
Фанатиков, вершивших суд,
И пред клевещущим безгласность.

Да, там, увы, к рубцу рубец,
Чужбин, чей ряд несчётен, злоба,
Молчанье слюдяных небес
И скверная усмешка сноба.

С копыт и лат, с чупрын и пик
Ручьём там хлещет кровь младенцев;
Зверья с дубьём там вой и рык,
Петлюра там, и там Освенцим.

И здесь, теперь, в стране своей
Окружены мы злобой вражьей.
И кто-то скажет: да, еврей,
Ты первый в списке тех, кто страждет.

От сотен стрел наш тяжек щит,
И пастыря не слышен отклик…
И возглас чей-то уж звучит:
Еврей, не избран ты, а проклят.

Но, инокровный или свой
То молвил — скорбно иль ехидно, —
Что, если всё же за листвой
Нам вековых лесов не видно?

Да, нам! И мы чужим даём
Ту мысль. Не мойры и не норны (1) —
Мы сами о пути своём
Вещаем на волне минорной.

А разве знали скорби мрак
Лишь мы? В чьих рёбрах нож острее —
Кому решать? И разве враг
Не падал в пыль к ногам еврея?

Подчас кручин жестокий след
Видения иные застит,
Но не был чужд еврею свет
Веселья, торжества и власти.

Взойди ж из-за деревьев, лес!
Коль древности вам отзвук дорог —
Там слава битв, там царства блеск —
Пускай утраченный в раздорах…

Там плен; но ведь ему вослед —
Века могущества и мира;
Там дружба тех, кто не был слеп, —
И Македонского, и Кира. (2)

А за насилье иль навет
Мы — и без царства, — насмерть били:
Приди на праздники побед
И честь воздай еврейской силе.

Мы дань платили? Да, пусть так:
Сие не значит — безоружны!
Мы верили: венец и стяг
Сумеем взять, коль будет нужно.

И — взяли в срок! И всем царям
На зависть — царство было снова,
Где крепок дом, где славен Храм
И властно иудея слово… (3)

И вновь — проигранная рать,
И Храм сожжён, и вновь плененье;
Но всё же слабыми назвать
Нас не спеши, иноплеменник!

Представь-ка лучше: вот боец,
Чей ратный путь безмерно долог.
Ему ль в укор — на лбу рубец,
Рука в бинтах, в груди осколок?

Вот так народ наш: да, стократ
Прострелен стяг, и кровь на ниве;
Но вкупе с тягостью утрат —
Века державности в активе!

Предвижу, скажешь ты в ответ:
«Но вы с изгнанием смирились,
Вы из чужбины бездну лет
В свой край священный не стремились.

Вы пили ненависти яд,
Вкушали злую соль кочевий.
У вас скорбей таится клад
В глазах, в осанке и в напеве».

Да, взял ты верную струну.
Я сам усматривал когда-то
В том слабость нашу и вину…
И всё ж — вглядимся непредвзято.

За веком век. Народ разъят.
И в каждой из земель был нажит
Пускай непрочный, но уклад,
И был уют, пусть зыбкий даже…

Мы свыклись с тем, как жизнь текла;
И кто б позвал, и кто б возглавил,
И в край, что разорён дотла,
Без пароходов плыть заставил.

Не войско в латах! Кто б сумел
Пелёнки, юбки и седины
Собрать из множества земель
И сделать гвардией единой?

И — бросить в бой! Когда же кровь
Впиталась бы в подзол песчаный,
То — бросить в труд! Без тракторов,
На дикой пустоши нещадной…

И бросить средь долин и гор —
Без стен, без града, без колодца…
Построили б? Но труд не скор,
А кровь невинных быстро льётся…

В словах, что жизнь ценней земли,
Не малодушье — разум зрелый;
И мы детей не повлекли
В пучину волн, под вражьи стрелы.

Нет, то бездумность мотылька —
Не видя жал, пьянеть от мёда;
И мы смирились в те века
Пред непосильностью исхода.

«Вы ждали чуда» — скажешь ты.
Мы ждали — я отвечу кратко.
Из книги жизненной листы
Не вырвешь, комкая украдкой.

И наш народ её листал,
И ждать умея, и надеясь,
Прочтя однажды «Час настал»,
Не лечь костьми — свершить, содеять!

На окровавленных листах
Той книги — нам явилось слово:
Земля и власть, венец и стяг —
Лишь приложенье, не основа.

А главное — взрастить народ,
Что не крушит, а созидает,
Что лишь в ответ — не первый, — бьёт,
Но если бьёт, то побеждает.

Мы в зеркале веков былых,
Где царства жезл и рабства путы,
От злата отличали блик
И силы сталь — от пены вздутой.

Мы видели удел держав,
Чью ткань вязали спицы копий,
Чьё чрево жаждет смертных жатв,
Чьи дрожжи — кровь и стон холопий.

Мы видели: за жизнь тех царств
Народ не встал бы… нет народа.
Их плоть — не домик ли из карт,
Что не одной к тому ж колоды?…

Мы поняли — постигнет тлен,
Что кровью лишь одной добыто:
За взлётом — крах, за блеском — плен,
Триумфу вслед — проклятье Тита… (4)

И навсегда отверг народ
Соблазны Марсовой служильни:
Тот глуп, кто ради битв живёт,
Тот мудр, кто бьётся ради жизни!

Не тем ли светят нам сквозь мрак
Заветы мудрости праотчей?
Доколе не заставит враг
Стать воином — еврей, ты зодчий!

Коль даст судьба крутой вираж,
Возьмите меч, но вплавьте в память:
Им защитишь, но не создашь,
Он — лишь ограда, не фундамент.

И не на нём мы возвели
Своей безмерной силы зданье.
На нашей почве расцвели
Сплочённость, разум и преданье.

И вот — всмотрись (но без очков,
Фатально и привычно чёрных)
В узор скитальческих веков,
Где видишь ты сплетенье тёрна.

Взгляни! Ведь там не только тьма,
Не только слёзы и потери, —
Там твёрдость веры, блеск ума
И мощь купеческих империй.

Там знаний бил для всех родник:
Малыш там кушал с мёдом букву
Из теста… (5) ; и не чужд был книг,
Кто шил одёжку и обувку.

И даже в сумраке невзгод,
На кочевой волне тревожной,
Там был священный свет суббот,
И был причал семьи надёжной…

«Но вас так часто — скажешь ты, —
Терзала ярость толп окрестных,
Взметясь на зубьях клеветы —
За чёрный мор иль за опреснок».

Да, изнывал не раз еврей
Пред черни бешенством, отчаясь…
И всё же лучше, всё ж светлей
Тех толп мы жили — я ручаюсь!

Мы знали: все, кто жив, уйдут
В миры нездешние; и надо,
Жить так, чтоб молвил вечный суд:
«Вы люди — не исчадья ада».

Пусть град не пощадил полей,
Но — сколь цвелось, — цвели колосья;
А чернь та бешеная? Ей —
И жить, и издыхать по-пёсьи.

Ты скажешь мне: «Но в свой Закон
Евреи загнанно и сиро
Ушли, и не был им знаком
Ни бала плеск, ни звон турнира.

Взмывала ввысь краса дворцов,
Клинки весёлых шпаг сверкали;
Но мимо душ их, грёз и снов
Тот пышный поезд мчал веками».

Что ж, значит, ты жалеешь нас —
Чуть свысока, — за путь унылый?
Мы это слышали не раз;
За малым дело — так ли было?

Злым не на радость языкам
Имён старинных отголосок:
Вот знаменитый музыкант,
А вот и медик, и философ. (6)

Их жаль тебе? Они без шпаг —
Поэт, советник, врач и мастер!…
Мне ж — глупых жаль, что за пустяк,
За тень, за призрак — дрались насмерть.

Жаль клавших жизни за фантом
На злой алтарь бесплодной спеси,
Не полюбив, не став отцом,
Не спев и не дослушав песен…

Нет, чванству, с чьих шальных пружин
Взлетишь — и вдребезги о скалы, —
Не поклонялись мы! За жизнь
Пил до краёв еврей бокалы.

Он славил жизнь, любовь и дом —
Не пляску жал, что гибель сеют, —
В субботу, в праздник, под венцом
По древней вере Моисея.

Жалеть не надо нас, поверь.
Мы в честных схватках, чей пусть грозен,
Но чист закон, то брали верх,
То — a la guerre… — из сёдел оземь.

Comme a la guerre!… (7) То не в упрёк
Отважным, что сражались с нами;
Но ратный счёт у нас неплох,
И гордо плещет наше знамя.

Да, скорби пламень негасим
По безоружным жертвам подлых;
Но жив народ, и полон сил,
И твёрд наш дух, и светел облик…

Достались кол, и червь, и срам
В удел свирепым вражьим стаям;
А мы? Смотри — ты видишь сам,
Что мы живём и побеждаем!

Нет, сердобольная печаль
Нам не нужна! Не хмур наш жребий.
Всё есть у нас: оружья сталь,
Глаза красавиц, шутки ребе…

И кладью доброю своей,
Поверь, щедра у нас котомка:
Надёжность дружбы — для друзей,
Преданья мудрость — для потомка.

И здесь, теперь, в стране своей,
Ужель мы будем тем покорны,
Кто нам внушает, что еврей
Рождён для жизни многоскорбной?

За грех чужой — не нам страдать!
Иль мало миру мы служили?
Чужую мерзость искупать
Хотим ли? Можем ли? Должны ли?

Мы не подставим плеч ярму
Политмаразменной морали.
К себе и к близким — вот к кому —
Еврей, на службу не пора ли?

Настало время — взять своё!
Да — властно взять! И смыть обиды!
И прочь, как драное тряпьё,
Швырнуть страдальчества хламиды.

Одежды счастья нам к лицу,
Простор… и власти блеск старинный.
Пора, изгнав из душ овцу,
Сдружиться с удалью орлиной.

Нужна решимость! Дело в ней!
Дерзнув — растопчем подлый фатум;
И мир усвоит, что еврей
Не раб, не жертва — триумфатор!

И, для порядка хмуря взор,
Но молвив всё ж «Люблю за дерзость»,
Наш путь одобрит сквозь укор
Вселенских высей самодержец.

Завершено в 2010

Примечания

(1) Норны — германские языческие «повелительницы судеб», аналогичные греческим мойрам.

(2) И персидские цари, начиная с великого Кира, и правители лоскутных грекоязычных царств, начиная с Александра Македонского, очень считались с евреями, не навязывали еврейскому народу своих обычаев и не ущемляли его, достаточно широкой, автономии. Евреи были авторитетной силой в Персидском царстве, и это иллюстрируется хотя бы тем, что они смогли уничтожить с оружием в руках великое множество тех, кто жаждал истребить их (события, в память коих празднуется Пурим). Когда селевкидский царь Антиох Эпифан начал проводить политику религиозного насилия по отношению к евреям, Маккавеи вышвырнули «греко-сирийцев», как бешеных собак. Я пишу «греко-сирийцы» в кавычках, поскольку «греческими» государства, образованные наследниками Александра, были только по языку и преобладающей культуре; сами же греки были народом ничуть не менее зависимым, чем евреи.

Объективности ради надо отметить, что в иудейской среде многие сами добровольно приобщались к греческой культуре — блистательной, кто бы стал это отрицать, — и в народе создалась культурно-психологическая «пятая колонна», только наличие которой сделало возможными чьи-либо (конкретно — Эпифана) попытки заставить евреев отказаться от своего мировоззрения.

Сама по себе государственная независимость не очень нужна была евреям в тот период (до Антиоха, естественно), поскольку в многонациональных царствах они чувствовали себя достаточно неплохо, обладали могуществом и благосостоянием. Об этом свидетельствует сам тот факт, что те времена мало описаны в еврейских источниках, а чем менее «интересна» эпоха для тех, кто мог бы увековечить её события, тем она — рассуждая логически, — благополучнее.

(3) Хасмонейское царство, павшее в 37-ом г. до н.э.

(4) По еврейскому преданию, Тита, чьи войска захватили Иерусалим и сожгли Второй Храм, постиг загадочный недуг: некое насекомое, поселившись в его голове, причиняло ему невыносимую боль. Я не настаиваю на историчности этого предания, тем более, что оно содержит, в том числе, крайне неправдоподобный момент (будучи извлечено из мозга Тита, это насекомое оказалось якобы «величиной с голубя»)… Для меня это просто художественный образ.

(5) Если уж совсем точно, в «хедерах» (от евр. «комната») — начальных школах, — пальцами малышей, только-только начинающих учиться чтению, водили по книжным страницам, намазанным мёдом. Тем самым символизировалась сладость книжного учения, и эмоционально закреплялся некий положительный «образ книги». Некоторые мамы делали и печенье в виде букв.

(6) Дам несколько примеров. Упоминание о философах сразу вызовет в памяти большинства читателей имя Спинозы, которое комментировать незачем. Что касается музыки, то Соломон дей Росси, виолончелист и композитор, в 17-ом веке заложил основы итальянской школы виолончельной игры. Ещё ранее, в 16-ом веке, в Италии был известен композитор Давид Сачердоте. Правда, еврейские религиозные авторитеты не всегда одобрительно относились к деятельности таких людей: дей Росси, например, порицали — не знаю подробно, за что, но думаю, что в основном за тесное соприкосновение (видимо, неизбежное) с миром церковной музыки. Дело, однако, в том, что религиозные институты всегда и везде склонны к консервативности, и отношения между ними и «творческой интеллигенцией» ни у одного народа не были идеальными. Л.Н. Толстого, допустим, вообще отлучили от церкви, но не мешает же это ему быть великим писателем земли Русской. А дей Росси от синагоги, как бы то ни было, не отлучали.

В число евреев — деятелей европейской культуры, — я не включаю, правда, крестившихся Мендельсона, Малера и многих других. Но надо учесть, что в основном евреи (подобно любому иному народу) творили на своей национальной почве: процветали, например, философия и поэзия… При этом они — даже в лице тех, кто не пожелал ассимилироваться, — внесли свой вклад в культуру окружающих народов.

В медицине евреи вообще лидировали. Достаточно сказать, что, как бы к ним в целом ни относились, евреями были врачи у пяти римских пап, у французской королевы Марии Медичи (жены Генриха 4-го, матери Людовика 13-го) личным врачом был еврей Илия Монтальто, а ещё в конце 12-го столетия Ричард Львиное Сердце предлагал должность врача знаменитому Маймониду (Моше бен-Маймон) прославившемуся не только на медицинском поприще, но и в качестве учёного и философа.

(7) Здесь я разбил на две части известное французское выражение «На войне (A la guerre — а ля гер)… как на войне (comme a la guerre — ком а ля гер)».

Print Friendly, PDF & Email
Share

Алекс Манфиш: Миру о нас (поэма): 9 комментариев

  1. Анатолий Берлин

    Праведный ответ
    Все в мире смертно, кроме еврея; все уходит,
    но он остается.
    Марк Твен
    Вращается Земля и всё, в ней Сущее,
    И счастье, рядом волнами бегущее…
    Благодаря за радость жить и прочее,
    Я чувствую в Творенье что-то Отчее…
    Анатолий Берлин

    Священника спросили как-то раз:
    Нам докажи существованье Бога,
    Хотим уверовать, что вправду есть у нас
    Творец, и есть к нему дорога…

    В грехах погрязшие,
    смердим во лжи и мрази…
    А существуют ли
    божественные связи?

    «Я приведу всего один пример, –
    Ответил батюшка, притронувшись к иконке, –
    Существовало много всяких вер,
    Цивилизаций, сгинувших в воронке
    Пространства-Времени…
    Но есть один народ,
    Который, вопреки мирским законам,
    Оболганный, истерзанный живёт,
    Пронзённый юдофобским лексиконом…

    Ему Всевышним принесён обет:
    Уйдут во тьму миры..
    Евреи – НЕТ!»

  2. B.Tenenbaum

    Dmitry Garanin
    — 2021-03-31 19:40:24(339)

    Отличная поэма, добротно сделанная, со многими находками, и правильного направления.
    ==
    Замечания такого рода — самый верный способ убить произведение. Особенно изумительный пассаж о «… правильном направлении …».

  3. Юрий Деген

    МАСАДА
    Ион Деген

    Геройством нас не просто удивить.
    Со смертью подвиг возносился рядом.
    Геройство — это трусость утаить
    И первым встать за рвущимся снарядом.

    Но на скале пустынной я стою.
    Пред безнадежным мужеством немея.
    Три года не щадили жизнь свою,
    Сопротивляясь римлянам евреи.

    В боях с нацизмом и в сраженьях здесь
    Мы среди лучших были неизменно.
    Я знаю, чья заквашена в нас смесь.
    Я знаю, чьи завещаны нам гены.
    7.02.1994 г.

  4. Алекс Манфиш

    Большое спасибо всем давшим доброжелательные отзывы.

    Л. Беренсон 14.03.2021 в 11:53
    Завершено 10 лет тому назад. Как изменился бы сегодня нарратив поэмы, изменился ли бы?
    Автор сознательно не упомянул Мендельсона и Малера (по-моему, напрасно), но ведь за Мейербером, основоположником жанра большой оперы, (и его родными Берами) нет греха религиозного отступничества. Вообще этот пункт авторских комментариев, по-моему, уязвим. Либо не упоминать имён вообще, либо — не так скупо.
    Я высоко ценю переводы автора ивритских стихов. Есть ли среди них переводы масштабной поэзии Шауля Черниховского? Спасибо и удачи.
    ———-
    Нарратив не изменился. У меня и сейчас, когда я пишу на еврейско-израильские темы, одна из установок – культивировать в себе и демонстрировать миру не страдальчество и загнанность, а силу, уверенность, умение побеждать.
    В этом большом примечании № 6 мне важно было проиллюстрировать, что жизнь «не проходила мимо». Об этих обстоятельствах биографии Мейербера даже не знал. Интересно…
    Переводов Черниховского у меня нет. Здесь, на этом портале, есть перевод поэмы «Барух из Майнца», выполненный (прекрасно, по-моему) Ханохом Дашевским. А век назад Черниховского переводил Ходасевич. Вот здесь, например, его работы:

    https://www.hodasevich.su/poetic-translations/saul-chernikhovskii.html

    Всех с наступающим праздником.

  5. Л. Беренсон

    Очень хорошо и по части еврейства, и по части поэтического жанра. Завершено 10 лет тому назад. Как изменился бы сегодня нарратив поэмы, изменился ли бы?
    Автор сознательно не упомянул Мендельсона и Малера (по-моему, напрасно), но ведь за Мейербером, основоположником жанра большой оперы, (и его родными Берами) нет греха религиозного отступничества. Вообще этот пункт авторских комментариев, по-моему, уязвим. Либо не упоминать имён вообще, либо — не так скупо.
    Я высоко ценю переводы автора ивритских стихов. Есть ли среди них переводы масштабной поэзии Шауля Черниховского? Спасибо и удачи.

  6. Soplemennik

    Mikhail Shifman 14.03.2021 в 03:16

    … если прочитать фамилию Манфиш справа налево,то получается Шифман,то есть я.
    ======
    И рыбку съесть. Фиш нам?

  7. Борис Дынин

    Прочитал Вашу поэму, уважаемый Алекс, после напоминания коллегой А.В. о «Предостережении» Галича в России 1964 г., и подумал, как далеко ушли российские евреи от того года. Тому «предупреждению» противостоит Ваше «утверждение». Хватит перепевать слова о «ливреях», ибо «Наш путь одобрит сквозь укор Вселенских высей самодержец.» Спасибо за жизнеутверждающую поэму о евреях.

  8. Mikhail Shifman

    Потрясающая поэма!Браво автору!Интересно,но если прочитать фамилию Манфиш справа налево,то получается Шифман,то есть я.

Добавить комментарий для Л. Беренсон Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.