Если отбросить многочисленные оценочные суждения в отношении предпосылок и причин случившегося, то неопровержимым остается факт: 26 июня президент Финляндии Рюти объявил по радио о состоянии войны с Советским Союзом и через три дня с финской стороны начались активные боевые действия. Ленинградские студенты даже предположить не могли, насколько большую роль это сыграет в их жизни.
СЕМЕЙНЫЕ ПРОГУЛКИ
Эсфирь Цлаф — Ирина Вениаминовна Бронштейн (1922–2001). Мамина сестра
(продолжение. Начало в №2-3/2020 и сл.)
МОЛЧАНИЕ
Глава 2
Со студенческой скамьи — на фронт
Основанный в 1899 году Политех — заведение серьезное, с мощными традициями. Среди его выпускников множество выдающихся профессоров, академиков и даже нобелевских лауреатов. Учиться в нем — великая честь и большая ответственность. Однако, судя по документам, юная Фира Цлаф не отличалась прилежностью в учебе.
Что же интересовало девушку? Куда были устремлены ее думы в тот период? Это нам неизвестно. Единственное воспоминание моей мамы о сестре-студентке: «родители очень беспокоились о каких-то проектах, невыполненных к сроку». Беспокоились и помогали. Учеба была платной: 200 рублей за семестр при том, что среднемесячная зарплата по стране оценивалась тогда в 339 рублей.[1] К тому же требовалось прибавить деньги и на карманные расходы, ведь стипендию Фира не получала. С учетом того, что работал только отец-бухгалтер, далекий от дома престижный ВУЗ доставался семье непросто.
А Фира действительно никак не укладывалась в сроки: по непонятной причине напропускала много занятий, что, конечно же, моментально сказалось на успеваемости. Появились неприятные «хвосты». Ее зачетная книжка вызывает уныние: за два семестра «хор.» — лишь по начертательной геометрии да по иностранному языку, а напротив остальных предметов в ведомости стоит жалкий «уд.» или просто отметка о пройденном курсе со сданным зачетом.
Забегая вперед, отмечу: ни физика с химией, ни высшая математика с литейным делом ей больше никогда не понадобятся, а, вот, начертательная геометрия и английский… Впрочем, об этом мы еще вспомним.
* * *
22 июня 1941 г. вспыхнула война с Германией. А 25 июня в небе над Финляндией неожиданно появилась туча самолетов с красными звездами на фюзеляжах — 263 бомбардировщика и 224 истребителей и штурмовиков. За шестеро суток ударам подверглось 39 финских аэродромов.
В воспоминаниях Главного маршала авиации Новикова, бывшего в ту пору командующим ВВС Северного фронта, это событие описывается как превентивная атака на аэродромы — реакция Советского Союза на угрозу совместных финско-немецких вооруженных действий.[2]
С противоположной стороны картина выглядела иначе: маршал Маннергейм, бывший Верховным главнокомандующим финской армии, отмечал в мемуарах, что несмотря на официальные заявления Финляндии о желании сохранить нейтралитет, отдельные налеты на ее территорию начались сразу же после нападения Германии на СССР, а с 25 июня воздушным атакам подверглись не только аэродромы, но и гражданские объекты. Массированные бомбардировки повлекли за собой многочисленные жертвы среди мирного населения.[3]
Политики тогда не смогли найти общего языка, ну а маршалы тем более. У каждого из них своя версия событий, своя правда. А ведь они не простые очевидцы, а непосредственные участники, стоявшие в те дни у штурвала истории. Чего же ожидать от исследователей, перебирающих сегодня архивные документы далекого прошлого? Если отбросить многочисленные оценочные суждения в отношении предпосылок и причин случившегося, то неопровержимым остается факт: 26 июня президент Финляндии Рюти объявил по радио о состоянии войны с Советским Союзом и через три дня с финской стороны начались активные боевые действия.
Ленинградские студенты даже предположить не могли, насколько большую роль это сыграет в их жизни.
Из многочисленных воспоминаний о том времени мы знаем, что, не ожидая повесток, девушки наравне с юношами устремились на призывные пункты. Однако в первые месяцы войны женщин в действующую армию не брали, призывали лишь тех, кто имел военную специальность – медиков, связисток и пр. Получили отсрочку от мобилизации и многие сотрудники и учащиеся Политеха, поскольку институт готовил кадры для инженерных войск. Но молодых людей это не радовало, они всеми силами рвались на фронт.
Вместе со своими товарищами Фира записалась в народное ополчение.
28 июня 1941 г., досрочно закончив первый курс, она была отчислена из института «ввиду призыва в РККА». И с этого дня пошел новый отсчет ее жизни — жизни, полной физических страданий и душевных мук.
Ей было 18 лет.
* * *
В июне 1941 г. ленинградские военкоматы не справлялись с толпами добровольцев, поэтому запись студентов производили прямо в институте.
Осознавали ли они, что стоят в очереди за смертью? Каковы были их мотивы? Что ими двигало? Романтическая тяга к военным приключениям? Беззаветная вера в ту самую «победу малой кровью на территории врага», о которой тогда беспрестанно говорилось и писалось?
Отчасти, может быть и так: романтику никто не отменял — на то и молодость, чтобы сердца горели.
— Спешили на фронт. За орденами. Перед девчонками красоваться. Боялись, война закончится без нас.[4]
Но сколько могло быть таких юных мечтателей? Не все же двести тысяч? А что руководило остальными? Неосознанный ответ на острый стресс — попытка заглушить тревогу и страх активным дейстием? Приверженность социальным нормам — «куда все, туда и я»?
Понятно, что в условиях страшной неразберихи первых месяцев войны бывало всякое — и манипулирование, в том числе.
«Валя окончила Рязанское пехотное училище. По ее словам, вместе с ней училось около 400 женщин и девушек: «Что же они все добровольцами были? Считались добровольцами. Но ведь как шли! Собирали молодежь, приходит на собрание из райвоенкомата представитель и спрашивает: “Как, девушки, любите советскую власть?” Отвечают —” Любим”. — “Так надо защищать!” Пишут заявления.» [5]
А вот рассказ еще одного юного «добровольца»:
«Недели через две вызвали в горком комсомола. А там: «Желаешь? Нет? А так ты против советской власти?» Вот так нас, добровольцев, набирали. Мне не было тогда и семнадцати. Нас записали, сказали: «Идите домой и ждите». Через два дня повестка: явиться к стольким-то часам на вокзал; иметь кружку, ложку… Собрали нас полный эшелон. Из ребят своей группы я никого не встретил. Довезли до Чудово. Там говорили, что впереди немцы бомбили мост. И нас повернули на Волховстрой. Приехали в Ленинград. Там определили в 4-ю дивизию народного ополчения.» [6]
Было, конечно же, и административно-партийное участие. Без него в те годы ничего не делалось: не то что армию — и партизанского отряда не собрали бы с вилами да топорами.
4 июля 1941 г. с грифом «не опубликовывать» Сталин подписал постановление Государственного комитета обороны «О добровольной мобилизации трудящихся Москвы и Московской области в дивизии народного ополчения». [7]
Это был партийный приказ для коммунистов и комсомольцев, которые, в конечном счете, составили более трети общей численности ополченцев, что свидетельствовало об их авангардной роли в мобилизации горожан. Однако, чрезмерная активность иной раз оказывается пагубной. П.И. Сидоров, член партии с 1908 года, наблюдавший за вербовкой «добровольцев» в Москве, писал И.В. Сталину:
«Партийные низшие организации без всякого разбора и спроса записывают в народное ополчение всех, стараясь выполнить наивысший процент! Между собой партийные руководители хвастают, кто больший процент завербовал. А происходит не вербовка, а запись в принудительном порядке всех своих рабочих и сотрудников, не взирая даже на возраст, инвалидность, специальность и желание».[8]
* * *
В то же самое время ленинградские власти, не забывшие горьких уроков «зимней войны», раньше других осознали невозможность быстрой комплектации боевых частей и уже 27 июня на совещании в горкоме партии приняли решение о создании в городе семи стрелковых дивизий. На следующий день это решение утвердила Ставка Верховного главнокомандования, после чего началось формирование добровольческих частей и подразделений.
Процесс набора был стремительным. К 10 июля число записавшихся составило уже 110 тысяч, а всего набралось около 200 тысяч добровольцев. Так родилась Ленинградская армии народного ополчения (ЛАНО) во главе с генерал-майором А.И. Субботиным, в состав которой входило более 10 стрелковых дивизий, 16 пулеметно-артиллерийских батальонов и несколько отрядов, предназначенных для заброски в тыл противника. Штаб армии располагался в здании Ленгорисполкома.[9]
И все-таки, возвращаясь к вопросам мотивации призыва, нельзя утверждать, что в ополчение шли или от безрассудности, или по принуждению. Молодежную среду того времени отличала не только безудержная романтика, но патриотический настрой и высокий моральный дух. Если проанализировать многочисленные воспоминания студентов Политеха, главными причинами записи в добровольцы были нравственная потребность и томительно-бездеятельное состояние в обстановке всеобщей мобилизации сверстников. Студенты не могли чувствовать себя комфортно за учебным столом в полупустой аудитории, зная, что в это время их друзья находятся под вражеским огнем.
— Но тут, сами понимаете, напали фашисты. Они рвутся к Лениграду кровавой лавиной, напролом. Срочно нужна помощь нашим измотанным войскам. По городу объявляется призыв в народное ополчение. Каждый, кто хочет, независимо от возраста, должности и даже состояния здоровья может идти в ополченцы и получить оружие…
В институте <…> происходила запись, и он записался одним из первых. Вот и все. Так он стал рядовым 3-й дивизии народного ополчения Фрунзенского района.[10]
* * *
— Здесь были в большинстве студенты и студентки, были рабочие и работницы, а также мастера. Здесь были кандидаты и даже доктора наук!
А инженеры? Инженеры тоже были, даже много было их.
В дивизию вошли люди, которые в те грозные дни, нависшие над Родиной, отказались от брони или других различных льгот, освобождавших их от мобилизации в действующую Армию. Туда шли те, кому дороги были их Родина, любимый город и свобода. Туда шли парни и девушки, но были и дедушки. Там было много командиров запаса, на которых была одета обычная солдатская форма и вместо пистолета выдана под номером винтовка.[11]
* * *
1-го июля перед входом в столовую студгородка Политехнического института висел большой транспарант «Дадим роту студентов-добровольцев для защиты Родины». Рядом с ним – объявление, в котором говорилось, что при клубе студентов работает комиссия по приему заявлений в Ленинградскую Армию народного ополчения.
Фиру записали дружинницей в санитарную роту 3 стрелкового полка. Многих будущих бойцов она хорошо знала по институту. Для обучения и инструктажа велели 4 июля явиться с вещами в медсанбат, находившийся в 320-й школе — неподалеку от Пяти углов по ул. Правды, 32.
От тех времен остался «Список личного состава санитарной роты 3 стрелкового полка» на четырех листах. Подавляющее большинство составляли 18–20-летние девушки, многие даже без среднего образования.
И здесь Фира меняет свое отчество Беньяминовна на русифицированное Вениаминовна, с которым останется на всю жизнь.
* * *
Родственникам она о своих планах не сообщила, родителям не написала. Они пытались ее разыскать через деканат факультета. Оттуда пришел ответ: «Ваша дочь Цлаф Э.Б. ушла добровольцем-дружинницей в РККА».
Куда ушла? Где ее искать? Кому писать?
Все эти вопросы легли тяжелым грузом на сердце моих бабушки и дедушки. Три долгих года они отчаянно пытались хоть что-то узнать о судьбе дочери.
А она в это время…
Впрочем, не будем забегать вперед.
(продолжение следует)
Примечания
[1] «Статистическая таблица ЦСУ СССР «Среднемесячная денежная заработная плата рабочих и служащих по отраслям народного хозяйства СССР в 1940, 1945, 1950-1955 гг.» // Сборник документов «Советская жизнь. 1945-1953 гг.» М.: РОССПЭН, 2003.//Архив: РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 41. Д. 113. Л. 161-161об. Типографский экземпляр. http://istmat.info/node/18454
[2] Новиков А.А. В небе Ленинграда (Записки командующего авиацией). — М.: Наука; 1970.
[3] Маннергейм К.Г. Мемуары. — М.: Вагриус, 2000.
[4] Агулянский Илья «Я был в финском плену. Повесть-быль». — М.: АСТ; 2012.
[5] Шнеер А. «Плен. Советские военнопленные в Германии, 1941-1945» .Vol. I, II. — Мосты культуры / Гешарим; 2005.
[6] Ремезов Геннадий Михайлович/Воспоминания/Проект «Я помню» Интервью и лит.обработка: А. Чупров, правка — О. Турлянская; 2010г. https://iremember.ru/memoirs/pulemetchiki/remezov-gennadiy-mikhaylovich/
[7] Млечин Л. «Один день без Сталина. Москва в октябре 41-го года»; М.; Центрполиграф;2012. стр.239.
[8] Пилишвили Г. Д. «История формирования народного ополчения РСФСР в годы Великой Отечественной войны на примере Москвы и Ленинграда». Ученые записки: электронный научный журнал Курского государственного университета. 2014. № 2 (30).
[9] — Выписка из протокола №46 п. 12с заседания бюро Ленинградского горкома ВКП(б) от 4 июля 1941г. «О формировании Ленинградской Армии Народного ополчения» (ЦГАИПД СПб) https://spbarchives.ru/documents/10157/6255577e-190b-4e22-bf39-7c1788e4f1b5— Трофимова Т. «Многотысячная армия ленинградских ополченцев: от рабочих до интеллигентов». Сетевое издание «Дети блокады», 22.12.2016.
http://pomniblokadu.ru/news/15348018— «Ленинград в осаде. Архивные документы второй мировой войны»; Архивный комитет Санкт-Петербурга. 2014
Глава 1. «Крепость на Неве. Создание и укрепление обороны города». https://blockade.spbarchives.ru/section_1/introduction_1.html— Соболев Г.Л. «Ленинград в борьбе за выживание в блокаде. Книга первая: июнь 1941 – май 1942». Изд. СпбГУ, 2015.
[10] Итигин Александр (журналист) «Ивано-партизано. Об ополченце первого полка Иване Нестерове». В книге воспоминаний «Уходили на фронт добровольцы»; СПБ, «Петербург — XXI век», 1995; стр.145-154.
[11] Дулеев К.С. «Все как было». Рукопись ветерана 3-й Ленинградской дивизии народного ополчения (Любезно предоставлена Р.А. Пановым).
Очень внимательно читаю Ваши «Семейные прогулки», всякий раз лишь сокрушаюсь, что части столь коротки, а хочется дальше, дальше.
В Финляндии война, начавшаяся после советских бомбардировок 25-го июня 1941 года, называется «Jatkosota» («Война-продолжение»). Кто на ней оказался хлебнул ничуть не меньше, чем те, кто воевал в других местах. Но тот факт, что бабушка Фира потом вернулась… Хорошо, что не оказалась на другом фронте.
Очень хорошо написано. Автор выбрал верный темп повествования и ведет читателя, словно это плавание в море воспоминаний.
Дорогой Сергей, мне особенно ценен твой отзыв-реакция коллеги по профессии и по литературе. Спасибо большое, мне тепло от твоих слов.