Антисемитская кампания 1953 г. имела целью не только оклеветать «врачей-отравителей», но и выяснить отношение населения к евреям вообще, оценить, насколько советская общественность готова к радикальным мерам — депортации, высылке, созданию замкнутого еврейского псевдогосударственного образования в отдаленном географическом районе СССР и пр.

Леонид Смиловицкий

ЕВРЕИ БЕЛАРУСИ: ДО И ПОСЛЕ ХОЛОКОСТА

Главы из книги [1]

(продолжение. Начало в №8-10/2020 и сл.) 

«Дело врачей»

«Дело врачей» вошло в историю как пример агонии режима, готового на любые крайности ради самосохранения, и как апогей большой послевоенной чистки, неожиданно обернувшейся против ее организаторов. Первые годы после войны стали временем напряженного противостояния Советского Союза странам Запада, в котором антиеврейская политика Москвы оказалась оружием первостепенной важности. После идеологических кампаний второй половины 1940-х гг. еврейская тема не рассматривалась иначе как борьба с национализмом, космополитизмом и сионизмом. Не одобряли власти и проявление интереса к судьбе евреев в годы войны. В связи со смертью Сталина дело о «врачах-отравителях» просуществовало недолго, но его резонанс ощущался еще многие годы. Официальная интерпретация событий была дана Н.С. Хрущевым на ХХ съезде КПСС в 1956 г. и оставалась таковой вплоть до конца 1980-х гг.[2] Советским историкам не разрешалось знакомиться с архивными материалами, следственными делами обвиняемых или упоминать западную точку зрения на то, что произошло в начале 1953 г.[3] Только после распада Советского Союза в августе 1991 г. возникли условия, позволившие выяснить причины, логику и ход этой последней идеологической кампании Сталина, которая могла оказаться роковой для советского еврейства[4].

Подготовка кампании

В послевоенной Белоруссии евреи были широко представлены в партийном и советском руководстве, среди деятелей науки, культуры и образования. В 1947 г. в Борисове среди 360 представителей городской интеллигенции евреи составляли 53 чел., а в Ворошиловском районе Минска из 3 438 чел. — 748 чел.[5] В Бобруйске среди 539 номенклатурных работников горкома партии было 112 евреев[6], в 1952 г. в Академии наук Белоруссии работали 429 научных сотрудников, в том числе 63 еврея, и т. д.[7] К началу 1953 г. евреи в Белоруссии продолжали занимать многие важные должности в средствах массовой информации. Среди редакторов республиканских газет и журналов они составляли 11,1%[8]. Ответственным секретарем журнала «Коммунист Белоруссии» работал Б.Г. Зельцер, ответственным секретарем журнала «Работнiца i сялянка» («Работница и крестьянка») — И.О. Шифрина[9]. Главными редакторами газеты «За радзiму» («За Родину») и гродненской районной газеты были Абрам Менделевич Левин и Исаак Фомич Авилов[10], в Бресте ответственным секретарем Общества по распространению политических и научных знаний работала Бетя Наумовна Лойберг. На курсах пропагандистов при Минском городском комитете партии читали лекции заведующие кафедрами основ марксизма-ленинизма Я. Левин (юридический институт) и Б. Харик (институт народного хозяйства), старшие преподаватели педагогического института Г. Фридман, М. Канторович и др.[11] Среди инженерно-технических работников промышленности БССР евреи составляли 15,5%, а среди кадров науки и культуры — 16%[12].

Что касается медицинских учреждений, то в Минске должность главного врача 1-й клинической больницы занимал Шульц, главного врача 5-й поликлиники — Дрейзен, ассистентов терапевтической клиники — Нейфах и др., за просвещение отвечали доценты медицинского института Гинзбург, Кацман, Канторович и Меламед[13].

В республиканском Комитете радиоинформации из четырех работников был один еврей, а в числе трех областных корреспондентов этого Комитета работали два еврея: Эпштейн и Рубинчик. В Главном управлении по охране литературных тайн в печати при Совете министров БССР из восьми цензоров двое были евреи[14]. В 1952 г. доля евреев в руководящих кадрах республики составляла 3,89%, в том числе на уровне городского и районного звеньев — 4,12%[15]. Вследствие этого власти в республике оказались в затруднительном положении. С одной стороны, они обязаны были выполнять указания общесоюзного центра, с другой — вынуждены считаться с конкретными исполнителями, многие из которых оставались прекрасными работниками с многолетним стажем, участниками партизанского движения, ветеранами войны. Успех начатой кампании во многом зависел от активности пропагандистов и агитаторов местных Советов, преподавателей учебных заведений. При этом следовало сохранить контроль за идеологическими работниками — не допустить инакомыслия, предупредить возможные отклонения от заданной генеральной линии партии.

Важная роль отводилась периодической печати. Отсутствие в Советском Союзе альтернативных источников информации облегчало эту задачу, и официальная пропаганда без труда манипулировала общественным сознанием. Людей приучили к тому, что печатное слово обладало реальной силой, с которой нельзя не считаться. Вслед за центральными изданиями, выходившими в Москве: «Правда», «Известия», «Труд», «Коммунист» и др. — в антисемитскую кампанию включились республиканские, областные и районные газеты. Вначале все сводилось только к перепечатке материалов центральной прессы. 14 января 1953 г. «Советская Белоруссия» (Минск) поместила полный текст сообщения ТАСС и целиком передовую статью «Подлые шпионы и убийцы под маской профессоров-врачей», опубликованную в «Правде» за 13 января. В тот же день это сделали «Заря» (Брест), «Гродненская правда» и все остальные областные газеты республики. Затем читателям предложили интерпретацию событий в местной прессе. Газета «Знамя коммунизма» в Полоцке в середине января опубликовала статью под названием «Черные пятна на белом халате». В ней в негативном свете представали самые уважаемые медики города и области: главный врач Полоцкой областной больницы Яков Кореневский, заведующие хирургическим и детским отделениями этой же больницы Исаак Кристалл и Анна Лейкина, заведующая туберкулезным диспансером Нина Кренгауз, заведующий станцией переливания крови Семен Лэках, областной врач-уролог Марк Тайц и др.

В газетах и журналах страны появилось множество статей о «Джойнте», в их числе: «Факты о “Джойнте”» Д. Картена[16], «Сионистская агентура доллара» Н. Сергеева[17], «Ощипанный “Джойнт”» Н. Грибачева[18], ответы на вопросы читателей «Что такое “Джойнт”?»[19] Эту инициативу подхватили республиканские издания. 25 января 1953 г. «Советская Белоруссия» поместила статью В. Минаева[20], которая называлась «Сионистская агентура американской разведки». В ней разъяснялось, что сионизм представляет собой реакционное буржуазно-националистическое течение, что сионисты враждебно относятся ко всему лагерю мира и демократии, ведут клеветническую кампанию против СССР и поддерживают политику США, направленную на завоевание мирового господства. В заключение делался вывод о том, что разоблачение шайки врачей-убийц наносит удар по главарям сионизма и их хозяевам, а пойманных агентов настигнет неизбежное возмездие.

С 17 по 21 февраля 1953 г. большинство республиканских и областных периодических изданий: «Советская Белоруссия», «Могилевская правда», «Витебский рабочий», «Заря», «Гродненская правда», «Бальшавiк Беларусi» и др. — перепечатали статью Яна Марека из журнала «За прочный мир, за народную демократию» (№ 6, 1953 г.) под заголовком «“Джойнт” — филиал американской разведки». В ней утверждалось, что сионистский «Джойнт» целиком зависит от американских секретных служб и очень щедр, когда речь идет о троцкистах, меньшевиках, эсерах, бундовцах и буржуазных националистах, членах кулацких партий, шпионах и предателях. В феврале 1953 г. в республике был перепечатан фельетон из «Правды» «Простаки и проходимцы», в котором в роли проходимцев представали евреи, а простаками те, кто им верил и брал их на работу. Подобные фельетоны, в которых полностью назывались фамилии, имена и отчества «евреев-вредителей» и «жуликов», захлестнули столичную и провинциальную прессу. Термины «сионисты», «бундовцы», «националисты», «вредители» стали синонимами слова «еврей».

Одновременно газеты писали о честной, простой и мужественной русской женщине Лидии Тимашук, которая помогла разоблачить «убийц в белых халатах». 21 февраля 1953 г. «Советская Белоруссия» продолжила эту тему перепечаткой очерка Ольги Чечеткиной «Почта Лидии Тимашук» из «Правды» за 20 февраля 1953 г. В ней говорилось, что советские люди по всей стране: в Иркутске, Риге, Клайпеде, Ленинграде, Симферополе, Минске и других местах — полны благодарности человеку, разоблачившему врачей-убийц. При этом подчеркивалось, что, где бы ни находился советский человек, ему необходимо помнить о попытках иностранных империалистов заслать агентов, шпионов-диверсантов и убийц. Так продолжалось до 4 апреля 1953 г., когда все газеты страны известили об окончании кампании, опубликовав стандартное сообщение Министерства внутренних дел СССР, в котором говорилось о допущенной органами МГБ ошибке, невиновности врачей и их полной реабилитации.

Начало кампании и социальный состав выступавших

Первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии Николай Патоличев сообщал в Москву, что рано утром 13 января 1953 г. в Минске у киосков «Союзпечать» образовались длинные очереди за газетами. Люди громко читали и перечитывали сообщение ТАСС, выражая свое возмущение коварными приемами врачей-вредителей. Далее, используя терминологию «Правды», Патоличев писал, что белорусский народ заклеймил поведение изменников Родины, ставших извергами человеческого рода, растоптавших священное знамя науки, продавших честь и совесть американскому и английскому империализму за кровавые доллары. В информации говорилось, что партийные организации Белоруссии немедленно усилили политическую работу по повышению бдительности трудящихся, улучшению работы с кадрами, в том числе и в медицинских учреждениях.

На предприятия, в учреждения, колхозы, машинно-тракторные станции (МТС) и учебные заведения немедленно направили агитаторов для публичного чтения сообщения ТАСС и проведения бесед об усилении политической бдительности в борьбе с беспечностью и ротозейством. Во всех областях, городах и районных центрах БССР срочно проводили «летучие» митинги протеста, на которых говорили не только о «врачах-убийцах», но и об ошибках в работе промышленных предприятий, учреждений и сельского хозяйства. Партийные комитеты на местах сообщали о резком увеличении количества «сигналов», «писем трудящихся» о неблагополучии с кадрами в советских, хозяйственных органах и учреждениях здравоохранения. ЦК КПБ обязал областные, городские и районные партийные комитеты немедленно доложить об этих «откликах и предложениях».

Первые митинги и собрания по материалам ТАСС были организованы на промышленных предприятиях республики уже в утренние и ночные смены 13 и 14 января. В Минске они состоялись в цехах тракторного и автомобильного заводов, паровозного депо, обувной фабрики им. Тельмана, станкостроительного завода им. Кирова, галантерейного комбината им. Фрунзе, телефонного завода, завода металлических конструкций, мотовелозавода, в высших и средних учебных заведениях, Академии наук БССР[21], в Витебске — на фабрике «Знамя индустриализации», в домостроительном комбинате, педагогических и медицинских учреждениях, колхозах и МТС области; в Полоцке — на фабрике «Красный Октябрь»; в Бобруйске — на заводе им. Сталина, фабрике «Красный пищевик», лесокомбинате, судоремонтном заводе, в школах, техникумах и других местах[22]. 14‒19 января 1953 г. обобщенные информационные отчеты об этом поступили в ЦК Компартии республики из Минской, Брестской, Гомельской областей; 20 января — из Бобруйской и Витебской; 21 января — из Гродненской, Могилевской и Полесской областей. Местные партийные комитеты подчеркивали, что они обобщили отклики трудящихся из районов и отдельных промышленных предприятий, учреждений и колхозов. В Бресте на собрании в типографии им. Ворошилова присутствовали 86 чел., на городской электростанции — 87, в мастерских городского промышленном комбината — 60 чел., в железнодорожных мастерских — 96 чел.[23] В Полесской области к 21 января 1953 г. провели 1 346 бесед по материалам сообщения ТАСС, на которых присутствовали 53 тыс. 850 чел. и выступили 1 963 оратора. 3 февраля 1953 г. Могилевский ОК КПБ докладывал в ЦК КПБ, что беседы агитаторов по разъяснению материалов газеты «Правда» о врачах-вредителях были «как никогда многолюдны»[24].

Партийные и советские инстанции считали принципиально важным максимально расширить социальный состав выступавших. В присланных материалах приводились примеры высказываний рабочих, колхозников, служащих и интеллигенции. Однако особое внимание уделялось выступлениям рабочих, которые олицетворяли, по мнению властей, неподкупный и объективный голос всех советских людей. В информации первого секретаря ЦК КПБ Патоличева от 14 января 1953 г. приводились примеры из 39 выступлений по Минску и Минской области. Ораторами были 28 рабочих, в том числе один шофер, один сталевар, один электрик и одна уборщица, восемь мастеров и инженерно-технических работников и три секретаря первичных парторганизаций институтов Академии наук БССР[25].

В докладных записках из Полесской области приводились примеры из семи выступлений, авторами которых были один токарь, два рабочих железнодорожника, три колхозника, служащая и главный врач туберкулезного диспансера. В информации по Бобруйской области использовались примеры из восьми выступлений, все авторы которых являлись тружениками «от станка». По Витебской области 14 выступавших были подобраны следующим образом: один тракторист, два разнорабочих, портниха, мастер завода, два колхозника, диспетчер железной дороги, секретарь партийной организации коммунального банка, начальник цеха домостроительного комбината и заведующий кафедрой педагогического института[26]. В Бресте власти отдали предпочтение машинисту паровоза, стрелочнику, бухгалтеру, составителю поездов, счетоводу из отдела рабочего снабжения, стрелку военизированной охраны, маляру, электросварщику, диспетчеру, заведующему базой и др.[27] В отчете по Гродненской области приводились примеры, среди которых были рабочий, заведующий кафедрой сельскохозяйственного института, врач областного отдела здравоохранения, работник Дома народного творчества, директор средней школы, секретарь комитета ВЛКСМ педагогического института, бригадир колхоза и рабочий фанерного завода[28].

Анализ социального состава тех, кого власти использовали для проведения кампании против «банды врачей-отравителей», показывает, что большинство их привлекали из рабочих далеко не всегда передовых промышленных предприятий и колхозников из отсталых хозяйств. Бросается в глаза минимальное количество интеллигенции, недостаток которой возмещался партийными функционерами (секретари первичных партийных организаций), ответственными работниками учебных заведений (директора школ, заведующие кафедрами вузов, руководители отделов народного образования) и медицинских учреждений (главные врачи больниц и поликлиник, работники областных и городских отделов здравоохранения). И те и другие входили в номенклатуру партийных комитетов. Такой выбор был неслучайным. Власти считали, что мнения людей труда и лидеров-партийцев (функционеров) будет вполне достаточно для того, чтобы успешно провести кампанию и скрыть отсутствие аргументов у обвинения. На самом деле способность выступавших оценить деятельность профессоров-медиков, многие из которых пользовались мировой известностью, была чрезвычайно ограничена, да она и не требовалась.

Проявления массового психоза, антисемитизм

Антисемитская кампания 1953 г. имела целью не только оклеветать «врачей-отравителей», но и выяснить отношение населения к евреям вообще, оценить, насколько советская общественность готова к радикальным мерам — депортации, высылке, созданию замкнутого еврейского псевдогосударственного образования в отдаленном географическом районе СССР и пр. Лейтмотивом выступлений на митингах, собраниях, лекциях и политинформациях стало утверждение, что евреи не заслуживают никакого доверия и отношение к ним должно быть соответствующим. В публичных высказываниях в Минске отмечалось, что «еврейская нация» начиная с 1918 г.[29] непрерывно предает родину, в Витебской области — что большинство ран стране было нанесено при участии евреев или под их руководством: покушение на жизнь Ленина, убийства Горького, Куйбышева, участие в троцкистской оппозиции и шпионаж[30]. В Гродно работники предприятия пищевой промышленности заявляли, что евреи, работая во всех отраслях народного хозяйства, только «мешают, вредят, обворовывают и пользы никакой не приносят», а сотрудники педагогического института — что евреи от других народов СССР отличаются семейственностью, продажностью и космополитизмом[31]. В Витебске призывали не допускать евреев на работы, связанные с материальными ценностями[32]. В Бресте дружинники городской пожарной охраны заявляли, что все евреи одинаковые и надеяться на них не следует[33], а в Минске предсказывали, что разоблачение врачей-евреев это только начало и что вскоре будут вскрыты другие диверсии. Своего апогея огульные обвинения достигли на заводе металлоконструкций, где призвали «мстить всем жидам за их преступления», что являлось подстрекательством к погромам[34].

Отмечалось, что евреи якобы не работали физически и вели «паразитический» образ жизни, при этом предлагалось уволить евреев из всех медицинских учреждений, заведений торговли и пищевой промышленности и подвергнуть трудовому перевоспитанию. Отказать евреям в доверии предлагали в Гродненском педагогическом институте: «удалить из больниц, аптек, продуктовых магазинов и складов», «ограничить прием в партию и в десять раз усилить бдительность в отношении тех евреев, которые занимают ответственные посты»[35]. На Гомельском хлебном комбинате задавались вопросом: «Неужели не хватает белорусов и русских, чтобы всю торговую сеть не отдавать в руки евреев?»[36]

В городском поселке Корма Гомельской области колхозники рассказывали, что они воевали на фронтах гражданской и Второй мировой войны, многое видели и «всегда замечали за этой нацией (евреями. — Л.С.) желание увильнуть от трудностей и устроиться получше». В Бобруйске на лесокомбинате и судоремонтном заводе подчеркивали, что «большинство евреев привыкли жить чужим трудом»[37]. В паровозном депо станции «Минск‒Пассажирский» и Минском телефонном заводе требовали «всю эту нацию» поставить к станку, и «пусть они работают, как мы». Это предложение поддержали рабочие минской фабрики им. Кагановича: активнее провести чистку советского аппарата от еврейских националистов и заставить их оправдывать свою честь физическим трудом — мозолем. Педагоги из Витебска старались теоретически обосновать необходимость перехода евреев к физическому труду: «только физический труд позволил бы евреям избавиться от мелкобуржуазных предрассудков и перевоспитаться в духе дела Ленина‒Сталина»[38].

Обсуждение сообщения ТАСС приводило многих к выводу о том, что если вредительство возможно в Москве против руководителей партии и государства, то почему его не должно быть на местном уровне? Люди строили предположения о просчетах местных врачей, среди которых было много евреев, об их халатности, непрофессионализме и стяжательстве. От врачей был сделан переход к работникам торговли, общественного питания и финансов, а от них — ко всем евреям вообще. В Витебске на домостроительном комбинате заявляли, что нет никакой уверенности в том, что таких же подлых убийц нет в «нашей» среде. В Бобруйске на судоремонтном заводе высказывали озабоченность, что если еврейская банда была раскрыта в Москве, то нет гарантии, что они не орудуют в Бобруйске, «где евреев больше, чем в другом советском городе»[39]. В Минске на галантерейном комбинате им. Фрунзе заявляли об отравлениях мяса, колбасы и других продуктов «жидами города» — заведующими рынков, директорами магазинов и работниками торговых организаций[40]. В Бресте некоторые юристы не исключали возможность, что враг попытается проникнуть и в адвокатуру города. В тресте зеленого строительства работники-евреи опасались репрессий со стороны властей, а некоторые русские, «которые и прежде недолюбливали евреев», осмелели и нападают на них — в гостинице, парикмахерской, магазинах, транспорте и других общественных местах[41].

Жертвами массового психоза чуть не стали сами белорусы, которых население принимало за евреев. На станции Мотыкалы в Брестской области рабочие приняли за еврея начальника снабжения строительного поезда № 825 белоруса Н. Быковского, который в результате дефекта речи не выговаривал букву «р», и со словами «вы хотели убить наших руководителей» напали на него[42]. В 3-й клинической больнице Минска нападению подвергся белорус врач-хирург, доцент А.Я. Барель, человек слабого телосложения, низкого роста и с большим носом. Один из больных прижал его к стене и бил со словами: «Жидовская морда, ты будешь меня оперировать как следует или зарежешь?»[43]

Характерной особенностью большинства публичных выступлений была их выраженная эмоциональная окраска. Эпитеты, которые использовали выступавшие, носили оскорбительный характер. Многие из них были заимствованы из арсенала периодической печати, радиопередач, лекций и докладов, которые готовили пропагандисты партийных комитетов и лекторы Общества по распространению политических и научных знаний и лекционных бюро при исполкомах местных Советов[44]. Можно выделить следующие группы эпитетов:

— международные: «наймиты империализма, которые стали хуже фашистских зверей»; «агенты иностранных разведок, осквернившие честь деятелей науки»; «продажная банда шпионов и диверсантов»; «орудие американских разбойников» и др.;

— общечеловеческие: «злейшие враги человеческого рода»; «подонки человеческого общества»; «рабовладельцы-людоеды»; «убийцы-злодеи», «потерявшие человеческий облик»; «хищные человекообразные звери» и др.;

— профессиональные: «врачи-отравители»; «палачи в белых халатах»; «ученые-убийцы»; «наглые вредители»; «врачи-прохвосты»; «пресмыкатели перед буржуазной наукой и образом жизни»; «врачи-бандиты», «врачи-душители», «врачи-изверги», «врачи-террористы» и др.;

— личные: «омерзительные бандиты»; «гнусные сволочи»; «подколодные гады»; «поганая сволочь»; «бандиты-нелюди»; «национальные предатели»; «жиды-пройдохи», «банда уродов» и др.

Иллюстрацией могут служить примеры, заимствованные из информации для ЦК КПСС, подготовленной секретарями ЦК Компартии Белоруссии Николаем Патоличевым и Михаилом Зимяниным. Подсобная рабочая на строительстве общежития Минского медицинского института Алевтина М. говорила: «Я просто не знаю, что и сказать от гнева. У меня на глазах слезы. Я чувствую, что подобные выродки есть в Минске, и особенно среди евреев. Надо казнить этих предателей рода человеческого!» Варвара А. из колхоза им. ХI съезда ВЛКСМ Вилейского района Молодеченской области в своем выступлении сказала, что у нее сердце обливается кровью и нет слов, чтобы выразить негодование. Она потребовала самого сурового наказания «убийцам и их хозяевам»[45].

Большинство терминов, которые использовались в кампании зимы и весны 1953 г., были опробованы во время чисток 1930-х гг. Они отложились в обыденном сознании, стали привычными, удобными штампами. Разнообразие вносили новые действующие лица — империалистические США, государство Израиль и организация «Джойнт». В отличие от кампании 1948‒1949 гг., когда слова «еврей» и «еврейский» подменялись замысловатыми и не вполне понятными широким слоям обывателей терминами «космополит» и «космополитизм», в 1953 г. вещи называли своими именами. Слово «еврей» стало тождественным понятиям «сионист» и «националист», и именно их режим открыто называл своими непримиримыми врагами. Евреев обвиняли в недостаточной преданности родине и групповщине, отсутствии понимания русской души и русского характера. Исключение составляли некоторые формулировки, обнаруживавшие несостоятельность при первом беспристрастном рассмотрении. Приведем только один пример. Министр юстиции РСФСР В. Беляев в своей статье в «Правде» назвал арестованных врачей слугами рабовладельцев-людоедов из США и Англии[46]. Высказывание стало очень популярным в печатной и устной пропаганде и не подвергалось сомнению. В то же время оно было абсурдным по своему содержанию, поскольку американские и английские государственные деятели не были ни рабовладельцами, ни тем более людоедами. Выброс эмоций, резкие выражения и самые сильные эпитеты по адресу арестованных врачей организаторы кампании считали уместными и необходимыми для достижения поставленной цели. Это помогало скрыть отсутствие фактического материала, которого не хватало у обвинения, и настраивало общественное мнение на нужное отношение к будущим жертвам.

Сообщение ТАСС о врачах-вредителях оказало мощное воздействие на обыденное сознание. Люди боялись вредительства в медицинских учреждениях, а подозрительность и страх стали обычным явлением. Врачи и администрация туберкулезного диспансера Полесской области протестовали против «выродков», которых нельзя назвать врачами.

В Витебске на фабрике «Знамя индустриализации» люди высказывали предположения о том, что врачи сделают с рядовыми гражданами, если профессора в Москве позволяют себе так подло поступать с руководителями партии и правительства. В Орше работницы артели «Красный Октябрь» заявляли, что после раскрытия предательской банды к врачам вообще страшно обращаться. Диспетчеры железнодорожной станции Витебск предлагали органам государственной безопасности проверить работу детских учреждений, где «слишком часто делают какие-то уколы (прививки. — Л.С.)», из-за которых дети болеют, и заменить воспитательниц-евреек на русских и белорусок[47].

Вскоре появились «свидетели», которые рассказывали о просчетах евреев-медиков, их недобросовестном отношении к исполнению своего профессионального долга и тяжелых последствиях неправильного лечения. Такая деликатная тема, как здоровье человека, во внимание не принималась. В Мозыре главный врач городской поликлиники Додельзон якобы выписал больному мышьяк с неизвестной целью. В родильном доме Бреста отсутствовали многие медикаменты, которые можно купить за деньги из-под полы. Из этого делали вывод, что «без евреев там не обошлось». В железнодорожной поликлинике Бреста больному Сергею М. поставили неправильный диагноз, когда же тот прошел повторный рентген в другом месте, то выяснилось, что он здоров. Работница из Минска Раиса О. заявляла, что, несмотря на крайнюю нужду в медицинской помощи, она никогда не обратится к «врачам-жидам». О своем горе рассказал машинист Минского паровозного депо Виктор М. Когда у него заболела трехлетняя дочь, он обращался ко многим медикам и дошел до Министерства здравоохранения БССР, где, по его словам, засели одни евреи. Никто не смог ей помочь, и девочка умерла[48]. Служащие из Калинковичей рассказали, что больных госпитализировали в клинике министерства путей сообщения, где их губил профессор-вредитель Александр Г.[49]

В женской консультации Гродно посетительницы отказывались идти на прием к гинекологам-евреям под тем предлогом, что они «паразиты» и не заслуживают доверия; в областной отдел здравоохранения жаловались жители, которые просили очистить инфекционную больницу от врачей-евреев и заменить их русскими[50]. С требованиями проверить работу евреев-медиков выступили рабочие, колхозники и служащие Минской, Могилевской, Витебской, Брестской, Барановичской и Гомельской областей республики.

В областной больнице Бреста на собрании коллектива работников приводились примеры халатного отношения евреев к своим обязанностям. В частности, говорилось о больших недостатках в работе терапевтического и центрального поликлинического отделений, которыми заведовали врачи Герценштейн и Кру, о том, что больным приходилось подолгу дожидаться приема. Назывались фамилии Горфункель и Каплан, которые «возомнили» себя незаменимыми специалистами. Из Гродно сообщали, что у хирурга областной больницы Марголина больные боятся оперироваться[51]. В Минске недоверие выражали директору НИИ ортопедии и травматологии Министерства здравоохранения БССР профессору Моисею Наумовичу Шапиро и его заместителю по научной части профессору Борису Яковлевичу Ципкину; заведующему хирургическим отделением 3-й клинической больницы Минска Юрию Ильичу Тайцу перед операцией некоторые больные просили посмотреть им в глаза[52].

Резонанс, вызванный сообщением ТАСС, оказался настолько велик, что привел к заметному росту антисемитизма. Министр МГБ БССР Баскаков сообщал в Центральный комитет Компартии республики, что 13 января 1953 г. в 12 часов дня на площади им. Ленина в Пинске во время вещания из Москвы у репродукторов собралось до двухсот человек, раздавались возгласы о том, что если бы евреев расстреливали, то они бы этого не делали[53]. На автомобильном заводе в Минске рабочие говорили о том, что евреи-врачи по «указке» американо-английских фашистов сознательно губили людей, которые обращались к ним за исцелением, и что история не знает таких вероломных методов убийства, какие применяли «человекообразные звери» к своим пациентам. На минском станкостроительном заводе им. Кирова заявляли, что вся еврейская нация не стоит одной светлой жизни Жданова и Щербакова, а в Бобруйске в механическом цехе завода им. Сталина призывали организовать открытый судебный процесс над врачами-евреями[54].

Из различных мест БССР сообщали в Минск, что связи с «делом врачей» рост антиеврейских настроений среди населения значительно усилился. Определенная часть жителей республики считала, что гибель в Минске главного режиссера Московского государственного еврейского театра Соломона Михоэлса — это свидетельство вины евреев. Виктор С., работник отдела технического контроля Минского тонко-суконного комбината, говорил, что Михоэлса убили сами евреи, для того чтобы скрыть его разоблачение как врага народа. Игорь Т., считал факт гибели Михоэлса свидетельством того, что корни шпионской организации еврейских националистов находились в Минске[55]. Из Гродно, Лиды и Волковыска информировали, что отношения между белорусами и евреями обострились и дали себя знать традиции польского антисемитизма, разжигавшегося в Западной Белоруссии до 1939 г. В Гродненской литографии был вывешен плакат «Бей жидов — спасай Россию!», а учитель городской средней общеобразовательной школы № 2 Виктор П. заявлял, он настолько ненавидит евреев, что готов «задавить их собственными руками»[56].

Особый случай произошел в Минске, где на имя секретаря Ворошиловского РК КП(б)Б В. Ермака пришло анонимное письмо от рабочих инструментального завода с угрозами в адрес руководителей этого предприятия. В письме указывалось, что после ознакомления с хроникой ТАСС они, рабочие, не могут успокоиться и требуют изгнать с завода «паразитов-евреев», которых ненавидят. При этом подчеркивалось, что если райком партии не хочет для себя неприятностей, то он должен выполнить это требование в течение пяти дней. В противном случае рабочие обещали «убрать» евреев самостоятельно. 16 января 1953 г. Ермак сообщил секретарю ЦК Компартии республики М.В. Зимянину и министру МГБ БССР М.И. Баскакову, что в письме речь шла о секретаре партийной организации Минского инструментального завода Моисее Шлемовиче Расовском, члене КПСС с 1928 г., заместителе директора завода Евеле Давидовиче Гобермане, члене КПСС с 1930 г., и начальнике электрического цеха беспартийном Николае Рафаиловиче Мельцере[57].

Местные органы власти обеспокоило такое развитие событий. Из Брестской, Бобруйской, Витебской, Молодеченской, Полоцкой и других областей приходили запросы в ЦК Компартии Белоруссии и Совет министров республики с просьбой разъяснить, какие формы и методы массово-политической работы с населением допустимы для того, чтобы противодействовать растущим проявлениям антисемитизма и национализма. Были проведены проверки государственных учреждений, отраслей промышленности, науки и культуры, в которых было занято наибольшее количество евреев. В Гродно в феврале 1953 г. состоялось совещание руководителей медицинских учреждений под руководством секретаря обкома партии Н.Е. Авхимовича. На нем присутствовали работники областной, городской и инфекционной больниц, фельдшерско-акушерской школы, Дома ребенка, детских садов, яслей и санитарно-эпидемиологической станции. Выступавшие говорили, что шпионы могут быть любой национальности и что это требует повышения бдительности. Авхимович интересовался, кто и как из сотрудников названных учреждений здравоохранения области высказывался после сообщения ТАСС от 13 января 1953 г., какие отзывы были среди населения о работе врачей-евреев (хирургов И. Марголина, С. Тейтельбаума, медсестры М. Иоффе и др.). В заключение он подчеркнул, что ЦК партии изучает состояние кадровой политики в медицинских учреждениях и что необходимо «принять меры»[58].

Предвзятое отношение властей заставило многих евреев самим подумать о переходе на другую должность или место работы. Увольнения и даже ареста опасался доцент Минского медицинского института Кацман, который хотел оставить работу консультанта в Лечебной комиссии при ЦК КПБ. Для этого, по его словам, он объявил «итальянскую забастовку» — не приходил в лечкомиссию под предлогом плохого самочувствия, занятости на основном месте работы и пр.[59] Главный врач Гродненской психиатрической больницы Каплан просил областной отдел здравоохранения освободить его от занимаемой должности и перевести на другую работу[60]. Аналогичные сообщения поступали из Бреста, Витебска, Орши, Могилева, Слуцка, Чашников и других мест Белоруссии.

10 февраля 1953 г. арестовали Марию Вейцман, уроженку Пинска, врача областной системы Госстраха, родную сестру первого президента Израиля Хаима Вейцмана. В представлении МГБ говорилось, что Мария Вейцман среди своего окружения проводила сионистскую агитацию и с враждебных позиций критиковала советскую действительность. Арестованную допрашивали обо всех ее шести сестрах и четырех братьях. Уже после смерти Сталина, 20 марта 1953 г., Вейцман заставили признать, что она «злорадствовала» по поводу кончины Жданова и «высказывала пожелания смерти Сталину». 12 августа 1953 г. Особое совещание при министре МВД СССР определило Вейцман наказание в виде пяти лет исправительно-трудовых лагерей, но на основании Указа Президиума Верховного Совета СССР от 27 марта 1953 г. об амнистии признало необходимым освободить ее от наказания и из-под стражи[61].

Обвинения в шпионаже и призыв к бдительности

13 января 1953 г. газета «Правда» поместила редакционную статью «Подлые шпионы и убийцы под маской профессоров-врачей». В ней говорилось, что врачи-изверги находились на службе иностранных разведок, которым они продали душу и тело, став их наемными и платными агентами. Утверждалось, что большинство врачей-террористов были куплены филиалом американской разведки международной еврейской организацией «Джойнт». Для большинства, впервые услышавшего о ней, уточнялось, что это шпионская сионистская организация, которая прикрывается благотворительностью и опирается на «растленных» еврейских буржуазных националистов. Целью «Джойнта» якобы являлось истребление советских руководителей и развязывание Третьей мировой войны. Так кампании официально был придан антиеврейский характер. Тема предательства интересов родины и еврейского антипатриотизма присутствовала в большинстве выступлений. Наветы и домыслы выступающих о коварстве евреев и их связи с американскими и английскими империалистами проявились здесь в полной мере. Много говорилось о «кровавых» долларах, на которые «купились» ученые-медики, о том, что евреи, пострадавшие в годы войны от нацизма, начали служить американским фашистам.

В некоторых выступлениях ударение делалось на то, что белорусские и американские «жиды» имели тесные связи еще до Второй мировой войны. Мария Х., бухгалтер восстановительного поезда из Бреста, заявила, что «жиды» всегда поддерживали связь с Америкой. В пример она привела еврейский погром 1937 г., когда Западная Белоруссия входила в состав Польши. Тогда американские евреи возместили убытки жертвам погрома и построили жилье, а после войны под видом помощи они вербовали за доллары прислужников из евреев. Секретарь комитета комсомола Брестского педагогического института О. сказал, что 99% евреев, проживающих в СССР, ориентировались на США, надеясь, что американские империалисты создадут им условия для занятия частным предпринимательством, поэтому за доллары евреи готовы творить самые гнусные дела[62].

Домохозяйка Елена Б. из Гродно отметила, что она давно знает «еврейскую нацию», которая ненавидит русских, считает их ничтожными людьми, и поэтому неудивительно, что они связались с американцами[63]. Студентка Пинского учительского института Варвара В. потребовала принять самые строгие меры к шпионам, чтобы они в дальнейшем «не гадили нашу русскую землю»[64]. Железнодорожник Геннадий Н. подчеркнул, что агенты американской разведки забрались в самое сердце советской страны, а Валентина В., работница фабрики им. Дзержинского из Минска, недоумевала, почему «эту банду» раскрыли так поздно, ведь в Москве знали, что евреи связаны с Америкой, получали оттуда письма и посылки, что к хорошему привести не могло. Она предложила сократить до предела эти связи. Электрик Минского тонкосуконного комбината Кондратий Д. пошел еще дальше, заявив, что в случае войны Советского Союза с Соединенными Штатами Америки евреи станут «первыми предателями родины»[65].

Ряд выступавших граждан увязывали тему шпионажа с результатами Второй мировой войны, когда бывшие союзники по борьбе с нацизмом стали противниками. На Минском автомобильном заводе говорили, что империалисты напрасно полагали, будто после окончания войны Советский Союз ослабеет, наоборот, он вышел обновленным и более сильным. Испугавшись могущества СССР, они решили подорвать его путем вербовки предателей, которые начали убивать советских людей. В гальваническом цехе Минского мотовелозавода заявляли, что люди не забыли старую войну, а шпионы хотели навязать новую, принести горе и страдание: «Американские и английские заправилы должны знать, что советская родина сильна, она будет цвести и крепнуть». По-своему оценили московские события на Минском автомобильном заводе, где подчеркивали, что связь с Америкой «страшнее бактериологической войны в Корее»[66]. Чрезвычайно актуальной стала тема бдительности, подсказанная средствами массовой информации. Основные газеты и журналы Белоруссии поместили статьи корреспондентов «Правды» Б. Плотникова и А. Липатова «Ротозеи — пособники врага»[67] и Н. Козева «О революционной бдительности»[68]. Одновременно с ними появились местные импровизации. Брестская «Заря» поместила запись лекции агитатора Г. Тарабчука на машинно-тракторной станции городского поселка Маларита[69], озаглавленной «Быть бдительным», а «Советская Белоруссия» — статью без подписи «За революционную бдительность во всем и везде»[70]. Подобные публикации носили откровенно пропагандистский характер, призывали укреплять советскую разведку и карательные органы, соблюдать государственную тайну и проявлять политическую бдительность. Отсутствие фактического материала и бездоказательность, по мнению организаторов кампании, должны были заменить высокий ранг их авторов. Со статьей «Бдительность — драгоценное качество советских патриотов» выступил министр юстиции РСФСР В. Беляев[71], а председатель Верховного суда БССР

Е. Болдырев — со статьей «Бдительность — наше оружие»[72].

Партийные комитеты республики внимательно следили, как развиваются события, и сообщали руководству республики о настроениях людей. Заведующий отделом партийных, профсоюзных и комсомольских органов Бобруйского ОК КПБ Чулицкий писал в Центральный комитет КПБ о том, что население области делает правильный вывод о необходимости повышения политической бдительности на всех участках работы, о готовности противостоять проискам империалистов и покончить с самоуспокоенностью[73]. Работник отдела кадров Брестского отделения Белорусской железной дороги Федорцов заявлял, что коммунисты ослабили бдительность и сами виноваты в случившемся. Начальник политического отдела железной дороги Устинов приводил слова машиниста поезда Ильи К. о том, что в ответ на злодеяния американских наймитов необходимо быть всегда начеку как на работе, так и в быту[74]. Секретарь Гродненского ОК КПБ Королев приводил слова Ульяны Б. из колхоза им. Ворошилова: «Пусть “проклятые отравители” знают, что советские люди не утратят бдительности и не позволят мешать своему счастливому труду»[75]. Анатолий Х., слесарь артели им. Крупской, удивлялся: «Сколько лет вредила эта группа врачей, а мы и не видели — всем нам нужно быть бдительными и помогать органам выявлять таких негодяев»[76].

С другой стороны, сообщалось об упреках в адрес работников министерства государственной безопасности, которое не раскрыло «заговор» своевременно. В Минске об этом говорили на тракторном заводе электросварщик Андрей К., секретарь парторганизации инструментального цеха Дмитрий С. и начальник кузнечного цеха Василий П. На автомобильном и велосипедном заводах задавались вопросом о том, что могло случиться, если бы органы МГБ раскрыли заговор врачей не в 1953 г., а через пять лет?[77] В Бресте старший стрелочник железной дороги Петр Л. сокрушался, что органы безопасности недостаточно бдительны и слабо еще контролируют деятельность отдельных людей[78].

Власти постарались использовать тему бдительности максимально, вплоть до призывов (негласно, через доверенных лиц) повысить производительность труда. Комбайнер Брагинской машинно-тракторной станции Максим С. выступил с инициативой в ответ на «наглые действия наемных убийц» еще честнее трудиться на благо родины и выполнить задачи, поставленные ХIХ съездом КПСС. Работник городской типографии в Бресте Н. Князев призвал мобилизовать усилия для выполнения плановых заданий и достойно встретить день выборов в местные Советы в марте 1953 г.[79] На Мозырском городском промышленном комбинате рабочие пообещали честно трудиться и повысить производительность труда на 150%, а отдельные работники взяли обязательство выполнять ежедневные нормы на 200%. Токарь из Молодечно Е. Полякович заявил, что обязуется выполнять дневные задания на 150‒160%, и призвал следовать его примеру[80].

В Полесской области колхозник хозяйства «Первомайск» Давыдов-ский говорил о необходимости повседневно укреплять родной колхоз, а Ольга Туровец из колхоза «Мичуринец» Петриковского района, заявила, что «назло врагам и во славу родины» она обязуется от каждой свиноматки вырастить за год по 14 поросят. По ее мнению, это должно внести вклад в повышение экономического и жизненного уровня трудящихся и укрепить могущество родины[81].

(продолжение следует)

Примечания

[1] Общие положения настоящей темы изложены, например, в следующих работах: Я.Л. Рапопорт. На рубеже двух эпох. Дело врачей 1953 г. Москва, 1988 г.; Г. Костыр-ченко. В плену у красного фараона. Москва, 1994 г., с. 348-357; Его же. Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм; Я. Айзенштат. О подготовке Сталиным геноцида евреев. Иерусалим, 1994 г., с. 61-78; Ф. Лясс. Последний политический процесс Сталина, или Несостоявшийся геноцид. Tель-Авив, 1995 г.

[2] «О культе личности и его последствиях»: Доклад первого секретаря ЦК КПСС Н.С. Хрущева ХХ съезду КПСС 25 февр. 1956 г. // Реабилитация. Политические процессы 1930‒1950-х гг. Москва, 1991 г., с. 53.

[3] R. Conquest. Power and policy in the USSR: The Struggle for Stalin’s Succession, 1945‒1960. New York, 1967; Y.Gilboa. The Black years of Soviet Jewry, 1939–1953. Boston, 1971; B. Pinkus. The Jews of the Soviet Union / Cambridge University Press, 1988; M. Altshuler and A. Chenstov. Party and Popular Reaction to the “‘Doctor’s Plot”, Dnepropetrovsk Province, Ukraine, pp. 49-65; “More about Public Reaction to the Doctors’ Plot (in Ukraine)”: Documents, introduced by M.Altshuler // Jews in Eastern Europe, 1997, №2 (30), pp. 24-57.

[4] К.А. Столяров. Голгофа. Москва, 1991 г.; Л.Л. Бернштейн. Евреи и политические процессы в Советском Союзе в 20‒80 гг. ХХ столетия. Киев, 1994 г.; А. Борщаговский. Обвиняется кровь. Москва, 1994 г.

[5] НАРБ, ф. 1, оп. 9, д. 53, лл. 104, 127.

[6] Там же, ф. 4, оп. 62, д. 328, л. 481.

[7] Там же, оп. 73, д. 19, л. 130.

[8] Там же, оп. 5, д. 38, лл. 40-51.

[9] Там же, оп. 7, д. 388, л. 318.

[10] Государственный архив общественных объединений Гродненской области (бывший партийный архив областного комитета партии Гродненской области; далее — ГАОО Гродненской области), ф. 1, оп. 1, д. 52, л. 88.

[11] НАРБ, ф. 1, оп. 22, д. 15, л. 198.

[12] ГА Брестской области, ф. 1, оп. 6, д. 57, л. 8.

[13] НАРБ, ф. 1, оп. 9, д. 119, лл. 46, 48, 54.

[14] Там же, ф. 4, оп. 109, д. 32, лл. 113, 115, 125; оп. 9, д. 22, л. 125.

[15]А.Т. Лейзеров. «Национальный состав партийного, государственного, хозяй-ственного аппарата в Белоруссии, 1920‒1950 гг.» // Актуальные вопросы государства и права: Научные труды Белорусского государственного университета. Вып. 4. Минск, 1994 г., с. 102.

[16] См. Литературная газета, 24 янв. 1953 г.

[17] См. Труд, 15 февр. 1953 г.

[18] См. Крокодил, № 5, 1953 г.

[19] См. Литературная газета, 24 февр. 1953 г.

[20] См. Новое время, № 4, 1953 г.

[21] НАРБ, ф. 4, оп. 62, д. 324, лл. 162-170, 180-182, 203-212.

[22] НАРБ, ф. 4, оп. 62, д. 352, лл. 1-4.

[23] ГА Брестской области, ф. 1, оп. 10, д. 170, лл. 5-9.

[24] НАРБ, д. 352, лл. 18, 55.

[25] Там же, д. 324, л. 162-169.

[26] НАРБ, д. 324, лл. 211-212; д. 352, лл. 1-3.

[27] ГА Брестской области, ф.1, оп. 10, д. 170, лл. 1-4.

[28] ГАОО Гродненской области, ф. 1, оп. 29, д. 12, лл. 13-19.

[29] НАРБ, ф. 4, оп. 62, д. 324, л. 170.

[30] Там же, д. 352, л. 13.

[31] ГАОО Гродненской области, ф. 1, оп. 29, д. 12, лл. 16, 18.

[32] НАРБ, ф. 4, оп. 62, д. 352, л. 14.

[33] ГА Брестской области, ф. 1, оп. 10, д. 170, л. 6.

[34] НАРБ, ф. 4, оп. 62, д. 324, л. 217.

[35] ГАОО Гродненской области, ф. 1, оп. 29, д. 13, лл. 18-19.

[36] НАРБ, ф. 4, оп. 62, д. 324, л. 217.

[37] Там же, д. 352, л. 2.

[38] Там же, д. 324, лл. 14, 164, 165, 182.

[39] НАРБ, ф. 4, оп. 62, д. 352, л. 3, 12.

[40] НАРБ, д. 324, л. 162.

[41] Yad Vashem Archive, P-21/4-83.

[42] ГА Брестской области, ф. 1, оп. 10, д. 170, л. 160.

[43] Запись беседы с доктором медицинских наук Марком Юрьевичем Тайцем в Иерусалиме 4 окт. 1996 г. // Архив автора.

[44] По состоянию на 1 августа 1952 г. в БССР насчитывалось только внештатных лекторов более 40 тыс. чел. (см. Советская Белоруссия, 17 авг. 1952 г.).

[45] НАРБ, ф. 4, оп. 62, д. 324, лл. 166, 216.

[46] В. Беляев. «Бдительность — драгоценное качество советских патриотов» // Правда, 10 февр. 1953 г.

[47] НАРБ, ф. 4, оп. 62, д. 352, л. 15.

[48] Там же, д. 324, лл. 162, 165; ГА Брестской обл., ф. 1, оп. 10, д. 170, лл. 1, 3, 7.

[49] Там же, д. 352, лл. 19-20.

[50] ГАОО Гродненской области, ф. 1, оп. 29, д. 12, л. 16.

[51] См. Заря (Брест), 8 апр. 1953 г. Статья была написана в марте 1953 г., но по недосмотру редакции опубликована с опозданием в несколько недель, когда ситуация в «деле врачей» коренным образом изменилась.

[52] Запись беседы с М.Ю. Тайцем 2 янв. 1997 г.// Архив автора.

[53] В годы войны в гетто Пинска оказалось 27 тыс. чел., включая евреев из окрестных местечек и деревень (20 тыс. 200 евреев в 1939 г.), из них 8 тыс. чел. нацисты расстреляли в августе 1941 г., 17 тыс. 913 чел. — в октябре 1942 г. и последних 150 евреев-специалистов — в декабре 1942 г. Всего в Пинске, по материалам ЧГК СССР, погибло 59 тыс. 081 чел., включая 20 тыс. 300 чел. военнопленных, а 2734 чел. были угнаны в Германию // ГАРФ, ф. 7021, оп. 90, д. 24, л. 2.

[54] НАРБ, ф. 4, оп. 62, д. 324, лл. 159, 180, 182; д. 352, л. 1.

[55] Там же, д. 324, лл. 164, 181.

[56] Директором Гродненской литографии работал Моисей Гиршевич Гофмеклер. См. ГАОО Гродненской области, ф. 1, оп. 29, д. 13, л. 17; д. 100, л. 129.

[57] НАРБ, ф. 4, оп. 62, д. 352, л. 4.

[58] ГАОО Гродненской области, ф.1, оп. 29, д. 29, лл. 4-18.

[59] НАРБ, ф. 4, оп. 62, д. 324, л. 158.

[60] ГАОО Гродненской области, ф. 1, оп. 29, д. 12, л. 19.

[61] Г. Костырченко. В плену у красного фараона. Москва, 1994 г., с. 351-354.

[62] ГА Брестской области, ф. 1, оп. 10, д. 170, лл. 1, 19.

[63] ГАОО Гродненской области, ф. 1, оп. 29, д. 12, л. 18.

[64] НАРБ, ф. 4, оп. 62, д. 324, л. 160.

[65] Там же, лл. 164, 214.

[66] НАРБ, ф. 4, оп. 62, д. 324, лл. 167-168, 181.

[67] См. Правда, 31 янв. 1953 г.

[68] Там же, 6 февр. 1953 г.

[69] См. Заря, 6 марта 1953 г.

[70] См. Советская Белоруссия, 13 марта 1953 г.

[71] См. Правда, 10 февр. 1953 г.

[72] См. Советская Белоруссия, 4 марта 1953 г.

[73] НАРБ, ф. 4, оп. 62, д. 352, л. 1.

[74] ГА Брестской области, ф. 1, оп. 10, д. 170, л. 1-2.

[75] ГАОО Гродненской области, ф. 1, оп. 29, д. 12, л. 14.

[76] НАРБ, ф. 4, оп. 62, д. 352, л. 2.

[77] Там же, д. 324, лл. 181, 206.

[78] ГА Брестской области, ф. 1, оп. 10, д. 170, л. 1.

[79] Там же, л. 6.

[80] НАРБ, ф. 4, оп. 62, д. 324, лл. 215-216.

[81] Там же, д. 352, лл. 20-21.