До памятника ли, когда на протяжении последних пяти лет жизни Сталина по всей стране последовательно изничтожались все и любые очаги еврейской культуры? Кому-то в Киеве, возможно, казалось, что это только местная проблема, что надо только достучаться и докричаться — до Кремля и до кремлевского горца, и он уж тогда задаст всем этим гужеедам окорот. Слепая наивность!
МОНУМЕНТАЛЬНАЯ СКУЛЬПТУРА И АРХИТЕКТУРА
Из книги «Бабий Яр. Рефлексия» — Москва: Издательский Дом «Зебра E», 2022
1945 (при Сталине): Идея памятника
Идея памятника в Бабьем Яру напрашивалась с самого начала.
Молва приписывала ее Илье Эренбургу, но именно что молва и именно что приписывала: каких бы то ни было документальных подтверждений чьей бы то ни было инициации не обнаружено. Конечно, как никто другой Эренбург понимал всю сакральность события и всю знаковость места. Но, — и тоже как никто другой, — понимал и всю трудность, точнее, безнадежность задачи.
В последние месяцы войны и первые после победы Эренбург был в опале и ждал ареста. Так что сомнительно, чтобы с идеей памятника в Бабьем Яру выступил именно он. Да кто бы ни обратился, — рассчитывать в ЦК партии на поддержку и понимание не стоило.
Тем не менее, 13 марта 1945 года, — возможно, в преддверие пятилетия расстрела (а все правители чутки к юбилейным и круглым датам!), — правительство и компартия Украины постановили — построить в Бабьем Яру правильный памятник[1]. Были выделены средства и заказан проект — архитектору Александру Власову, главному архитектору Киева, и скульптору Иосифу Круглову.
Уже 4 апреля в «Правде» появилась заметка ее киевского корреспондента:
«Бабий Яр известен всему миру[2]. Здесь от рук гитлеровских мерзавцев мученической смертью погибли многие десятки тысяч киевлян. По решению правительства Украинской ССР в Бабьем Яру будет установлен монумент жертвам немецких варваров. Принят проект памятника, разработанный архитектором А. Власовым. Монумент будет представлять собой облицованную полированным лабрадоритом призму высотой в 11 метров. На поверхности монумента выгравирован акт Государственной Чрезвычайной Комиссии о зверствах немецких оккупантов. Барельеф из белого мрамора изображает мать с погибшим ребенком на руках. В цокольной части памятника будет находиться музей. У входа в него будут стоять две гранитные фигуры с вечно горящими светильниками»[3].
Назавтра, 5 апреля 1945 года, в «Правде» вышла статья о нацистских злодеяниях в Латвии, и в ней был помянут и проект памятника в Бабьем Яру:
«Пусть знают грядущие поколения, какая опасность угрожала народам в грозную годину мировой истории и от какой катастрофы Красная Армия и советский народ спасли свою Родину и все человечество»[4].
Образ матери с ребенком непроизвольно указывал бы, — точнее, опираясь на контекст, намекал, — на национальную принадлежность большинства жертв. В газете «Эйникайт», выходившем на идише органе ЕАК, даже появилась заметка М. Айзенштадт о намечаемом строительстве мемориала расстрелянным в Бабьем Яру
«140 тысячам жителям Киева, в основном евреям — женщинам, старикам и детям»[5].
Увы: желаемое тут выдавалось за действительное, мечта за явь. Ибо даже такой глухой намек противоречил бы краеугольной советской идеологеме, сформулированной коллективным Главпуром:
«Да, фашисты убивали, но не евреев, а всяких и разных — мирных советских людей!»[6].
Однако Министерство культуры СССР сочло проект Власова и Круглова неудовлетворительным. А позднее, в контексте борьбы с «космополитизмом», вопрос и закрылся (точнее, накрылся) как бы сам собой[7].
До памятника ли, когда на протяжении последних пяти лет жизни Сталина по всей стране последовательно изничтожались все и любые очаги еврейской культуры? В том же Киеве, в частности, были закрыты Кабинет еврейской культуры АН УССР и идишский альманах «Дер Штерн».
Кому-то в Киеве, возможно, казалось, что это только местная проблема, что надо только достучаться и докричаться — до Кремля и до кремлевского горца, и он уж тогда задаст всем этим гужеедам окорот. Слепая наивность!
Короля отныне играл сам «Союз советского народа», со словом «интернационализм» на своем знамени, означавшим одно: катастрофу Бабьего Яра — как национальную, еврейскую, — строго-настрого забыть, не сметь ее вспоминать, больше к этому не возвращаться!
Не побрезговали тогда даже топонимикой: самый Бабий Яр на всякий случай переименовали в Сырецкий Яр!
1959 (при Хрущеве): Первый конкурс
Между тем Киев, огромный и голодный на строительство город со всеми своими кранами и планировочными кульманами, уже подбирался к своему лобному месту — Бабьему Яру.
В течение многих послевоенных лет это место массового убийства пребывало в самом что ни на есть запущенном и плачевном состоянии: свалка да пустошь. Даже поставленный когда-то столбик с дощечкой «Сваливать мусор строго воспрещается, штраф 300 руб.» завалился, а потом и вовсе утонул в мусорной стихии[8].
Тогда эстафету памяти взял на себя Виктор Некрасов. 10 октября 1959 года, то есть вскоре после очередной годовщины расстрела, в «Литературке» вышла его статья: «Почему это не сделано? (О памятнике погибшим в Бабьем Яру)».
«…И вот я стою на том самом месте, где в сентябре сорок первого года зверски были уничтожены тысячи советских людей, стою над Бабьим Яром. Тишина. Пустота. По ту cторону оврага строятся какие-то дома. На дне оврага — вода. Откуда она?
По склону оврага, продираясь сквозь кусты, поднимаются старик и старуха. Что они здесь делают? У них погиб здесь сын. Они пришли к нему…
У меня тоже погиб здесь друг. В Киеве нет человека, у которого бы здесь, в Бабьем Яру, не покоился бы (нет, тут другое слово нужно) отец или сын, родственник, друг, знакомый…
Я стою над Бабьим Яром и невольно думаю о других местах, где так же, как здесь, от руки фашистов безвинно погибли люди. Лидице, Орадур-сюр-Глан, Освенцим, Майданек, Дахау, Саксенхаузен, Равенсбрюк, Бухенвальд… Я был в прошлом году в Бухенвальде. На высокой горе, над долиной, где уютно расположился Веймар, стоит памятник. Гранитные пилоны с названиями стран, сыны которых замучены были в этом лагере, над пилонами — башня. И беспрерывно на этой башне бьет колокол, чтоб люди никогда не забывали о том, что здесь произошло…
Недавно проводился международный конкурс на проект памятника в Освенциме. Полностью восстановлена Лидице, сровненная с землей гитлеровцами. У нас в Советском Союзе воздвигнут памятник в Луганске, в противотанковом рву, где были расстреляны сотни невинных людей, есть памятник жертвам фашизма в Кисловодске…
И, стоя над пустынным, залитым водой Бабьим Яром, я вспомнил, что и здесь npедполагалось воздвигнуть памятник. Был даже проект этого памятника работы известного архитектора А.В. Власова — строгий, простой, в виде призмы. Над эскизами росписи, посвященной трагедии Бабьего Яра, работал художник В. Овчинников. Где сейчас эти проекты? Почему о них забыли?
Сейчас в архитектурном управлении города Киева мне сообщили, что Бабий Яр предполагается «залить» (вот откуда вода!), иными словами, засыпать, сровнять, а на его месте сделать сад, соорудить стадион…
Возможно ли это? Кому это могло прийти в голову — засыпать овраг глубиною в 30 метров и на месте величайшей трагедии резвиться и играть в футбол?
Нет, этого допустить нельзя!
Когда человек умирает, его хоронят, а на могиле его ставят памятник. Неужели же этой дани уважения не заслужили 195 тысяч киевлян, зверски расстрелянных в Бaбьем Яру, на Сырце, в Дарнице, в Кирилловской больнице, в Лавре, на Лукьяновском кладбище?!»[9]
Помимо пафоса императивной мемориализации Бабьего Яра отметим в этом тексте Некрасова, архитектора по образованию, несколько других важных черт. Аккуратно обходя все еврейское, как и все антисемитское, Некрасов публично заговорил о масштабности и всеобщности проблемы. Он отсылал к мировой практике сохранения памяти о трагическом и требовал не приносить Бабий Яр еще раз в жертву — жертву сиюминутности и утилитарности. Бабий Яр — овраг смерти — он предлагал превратить в Бабий Яр — овраг памяти.
Но к концу года — 22 декабря — «Литературка» вернулась к теме и опубликовала письмо группы киевлян-фронтовиков, «поддержавших» Некрасова, но так, что от оврага со всей его сакральностью ничего не осталось бы. В двух словах: даешь парк в новом жилом районе города, а в парке этом — пожалуйста! — можно любой памятник возвести, а хоть и жертвам фашизма!
«Свято чтит советский народ память о своих сыновьях и дочерях, погибших от рук немецких фашистов в годы Великой Отечественной войны. С вниманием и любовью охраняет он могилы погибших, и лучшие скульпторы страны создают памятники бессмертной славы героев.
Надо ли говорить, как это важно и значительно и для памяти погибших, и для воспитания подрастающего поколения в духе глубокого уважения к тем, кто отдал свои жизни на фронтах войны или пал жертвой фашизма. Думается, что в городах и селах — всюду, где есть могилы жертв минувшей войны, необходимо украшать их цветами, создавать памятники, разбивать у могил скверы.
Именно в этом — пафос статьи В. Некрасова, опубликованной в «Литературной газете» 10 октября 1959 года под рубрикой «Писатель предлагает». Естественно, что это выступление, касающееся трагически известного Бабьего Яра, привлекло особое внимание киевлян. В. Некрасов предлагает на месте расстрела установить памятник.
Мы также считаем, что это необходимо сделать в ближайшее время. Но, как нам представляется, предложение В. Некрасова требует некоторых коррективов.
У Бабьего Яра создается новый жилой район Киева, там строятся современные многоэтажные жилые массивы со всеми удобствами. Скоро этот отдаленный район будет связан троллейбусом с центром города. Территория Бабьего Яра будет благоустроена, здесь предположено разбить парк и в парке установить памятник жертвам фашизма.
Надо ли сохранять овраг, как он есть? Мы, авторы этого письма, все участники Отечественной войны, жители Шевченковского района, обсудив этот вопрос, пришли к твердому убеждению: нет, не надо. Ведь в той же Лидице не стали сохранять пепелище и место расстрела такими, как они были после изгнания фашистов, а разбили здесь розарий. Думаем, что и в данном случае в Бабьем Яру надо создать парк с памятником в центре.
В. Ярхунов, депутат Шевченковского районного Совета депутатов трудящихся, Н. Власов, А. Ермаков, В. Есипов, А. Кончиц, П. Курочкин, А. Михаилов, В. Сараев»[10].
А 3 марта 1960 года та же газета — под рубрикой «По следам выступлений “Литературной газеты”» — поместила материал, в котором уже не общественность, а начальство — заместитель председателя Киевского горисполкома — присоединился к ветеранам и разъяснял читателям, что именно из-за неблагоустроенности самого района в Бабьем Яру до сих пор не сооружен памятник.
Но — радуйтесь! Уже
«…в этом году начнутся работы по озеленению склонов Бабьего Яра, в ближайшее время там будет разбит парк, в центре которого, по решению правительства Украинской ССР, принятому в декабре 1959 года, будет в будущем установлен памятник-обелиск с мемориальной доской памяти советских граждан, замученных гитлеровцами в 1941 г.»
Эта благая весть, как известно, привела к катаклизму — к Куреневской трагедии 13 марта 1961 года, унесшей десятки, если не сотни человеческих жизней.
Тем не менее Некрасов четко поставил вопрос, а Евтушенко в 1961 году до предела его заострил, снайперски увязав то, что «над Бабьим Яром памятника нет», с подлинной и главной причиной этого отсутствия — с общесоветским антисемитизмом, помноженным на местный коэффициент.
Так что накануне 20-летия со дня трагедии ничто — ни статья Некрасова, ни поэма Евтушенко, ни даже грязевой сель-убийца — ничего не могли и не смогли изменить в главном — в отношении властей к еврейским жертвам:
«…Украинский ЦК партии считал, что люди, расстрелянные в Бабьем Яру, памятника не заслуживают.
Я не раз слышал такие разговоры киевских коммунистов: — Это в каком Бабьем Яру? Где жидов постреляли? А с чего это мы должны каким-то пархатым памятники ставить?»[11] [12]
1965 (при Брежневе): Второй конкурс
К слову, не было памятника и не-еврейским жертвам тоже!
И все-таки вода камень точит: с не-еврейских жертв все и началось…
Уже на первом властном году Леонида Ильича Брежнева (1906-1982), уроженца Украины, коммеморативные события начали принимать иной оборот.
Сначала, 30 мая 1965 года, ЦК КПУ принял постановление
«О сооружении памятников-монументов в память советских граждан и военнопленных солдат и офицеров Советской Армии, погибших от рук немецко-фашистских захватчиков в период оккупации г. Киева»[13].
26 июля 1965 года председатель Совета министров УССР И. Казинец обратился в Совмин СССР с инициативой открытия сразу двух памятников — на месте лагеря советских военнопленных в Дарнице и в Бабьем Яру. Добрó — резолюция А.Н. Косыгина: «Согласиться!» — было получено уже 11 августа[14].
И снова, как и в 1945 году, то есть за год до очередной круглой годовщины, был объявлен закрытый конкурс на лучшие памятники. При этом конкурс на памятник в Бабьем Яру официально назывался конкурсом на памятник в Шевченковском районе г.Киева.
В регламенте конкурса было сказано, что монументы[15] должны были —
«…художественным образом отображать героизм и непреклонную волю нашего народа в борьбе за победу великих идей коммунизма, за честь и свободу Родины, мужество и бесстрашие советских граждан перед лицом смерти от рук немецких палачей, должен показать зверское лицо гитлеровских захватчиков. Монументы должны также выражать всенародную скорбь народа о тысячах незаметных героев, отдавших, жизнь в годы немецко-фашистской оккупации»[16].
Такая постановка задачи не имела, конечно же, ничего общего с тем, что происходило с евреями в Бабьем Яру! Здесь был нужен совсем другой по своему смыслу памятник:
«…Памятник не героизму, непреклонной воле, мужеству и бесстрашию, а памятник трагедии беззащитных и слабых. Памятник в Варшавском гетто — это памятник восстанию, борьбе и гибели, в Дарнице — зверски расстрелянным солдатам, бойцам, людям, попавшим в плен сражаясь, людям в основном молодым, сильным. Бабий же Яр — это трагедия я беспомощных, старых, к тому же отмеченных особым клеймом. История второй мировой войны (а значит, и всех войн) не знала столь массового и сжатого срока расстрела»[17].
Тем не менее конкурс состоялся. Он прошел в два тура, в первом участвовало 20, а во втором — 12 проектов. Вернисаж проходил в киевском Доме архитектора в декабре 1965 года: выставка имела огромный успех, проекты бурно обсуждались, в том числе и в печати.
Среди участников устной дискуссии были Сергей Параджанов и, разумеется, Виктор Некрасов, которому самому, если перейти на уровень отдельных проектов, больше всего нравился проект под девизом «Черный треугольник» — две исполинские призмы, одна из которых чуть наклонена к другой[18]. Может быть, еще и тем нравился, что перекликался с власовским проектом 1959 года.
Позднее, уже в Париже, Некрасов вспоминал:
«Я просмотрел около тридцати проектов. Передо мной прошли символы и аллегории, протестующие женщины, вполне реалистичные, полуголые мускулистые мужчины и фигуры более условные, и вереницы идущих на казнь людей… Я увидел лестницы, стилобаты, мозаики, знамена, колючую проволоку, отпечатки ног… Увидел много талантливого, сделанного сердцем и душой (это, пожалуй, один из интереснейших конкурсов, которые я видел), и мне вдруг стало ясно: места наибольших трагедий не требуют слов»[19].
Общественной — не государственной — экспертизой лучшим был признан первый из трех проектов Ады Федоровны Рыбачук (1931-2010) и Владимира Владимировича Мельниченко (род. 1932) «Каменный венец мучений» (архитекторы А. Мелецкий и М. Будиловский)[20].
Вот как его описывает искусствовед и философ Карл Кантор:
«…Когда два молодых тогда живописца, скульптора и архитектора Ада Рыбачук и Владимир Мельниченко представили на конкурс в 1965 году свой проект памятника «Бабьему Яру», я сказал себе — такой нужен. И, возможно, только такой. И только для Бабьего Яра…
Воздвигая высокую стену из могучих каменных блоков, окружающую, обнимающую, охраняющую место погребения расстрелянных, скульпторы как бы возрождают замытый овраг. Вот он снова перед нами — исчезнувший было Бабий Яр. Спускаясь по широким ступеням к Урне с «прахом» убитых, ты не просто созерцаешь со стороны некий монумент, но как бы сам повторяешь путь тех, кто некогда был сброшен на дно оврага. А камни-блоки стены, вдоль которой идешь, вдруг словно бы оживают. Это ведь та самая череда покорно идущих на гибель евреев. И ты идешь вместе с ними…
Камни, из которых составлена стена, движутся сначала в мерном ритме; потом шаг сбивается, ритм рвется; камни начинают раскалываться, крошиться, оседать. Это падают расстрелянные, подкошенные пулями люди[21]. Камни давят на душу; почти физически ощущаешь впившиеся в тело, в голову острые углы камней. Вспоминаешь терновый венец Христа, ибо эта стена — подобие каменному венцу вокруг чела избранного на страдания народа. Еще не видя тогда надгробных камней еврейских кладбищ, Ада и Владимир «угадали» их в своем проекте»[22].
Что-то близкое испытывал, видимо, и Исаак Трахтенберг:
«В проекте Ады и Володи камни стены как бы начинают распадаться и крошиться, что ассоциируется с падением расстреливаемых героев…
К сожалению, проект так и не был воплощен в жизнь. И никто не прочтет те горестные и трогательные слова, которыми Ада и Володя хотели сопроводить памятник. В книге они четко выступают на густом черном фоне, где белые буквы складываются в прощальные слова:
”Вам, павшим не на поле боя и не с оружием в руках, лишенным возможности защищать и защищаться вам, погибшим безвинно и бессмысленно, нашим братьям и сестрам, матерям и отцам, друзьям детства, вам, которых мы не встретили, вашим жизням — вашей жизни этот памятник поставили живые — вашим мыслям, вашим талантам и способностям, ненаписанным книгам, несыгранным для нас симфониям, несделанным для нас открытиям вашей любви и вашим надеждам, трудам ваших рук, которые мы не успели пожать”.
И в этих словах присутствует глубочайшая человечность, гражданственность и почитание памяти ушедших…»[23].
По инициативе Януша Качмарского, председателя Варшавского отделения Союза художников Польши, этот проект экспонировался в Варшаве, в Доме художника, в декабре-январе 1967-1968 гг. На открытии выставки известный польский актер Войцех Семен прочел стихотворение Евтушенко «Бабий Яр».
Другим фаворитом публики был проект скульптора Евгения Жовнеровского и архитектора Иосифа Юльевича Каракиса (1902-1988):
«Проект И. Каракиса представлял собой семь символических оврагов Бабьего Яра. Между ними перекинуты мостки (сохранившаяся часть Бабьего Яра превращается в заповедное место, куда не должна ступать нога человека), дно яра покрыто красными цветами (маками) и камнями — как напоминание о пролитом здесь море крови советских граждан. Центральную часть памятника-мемориала он предлагал в 3-х вариантах. Статуя скорби о погибших, в которой незаживающими ранами врезаны изображения героизма, страданий и гибели — это первый вариант. Второй — бетонный памятник — стена, пробитая силуэтом человека, вдоль правой стороны пандуса на бетонной подпорной стене размещены мозаичные панно из естественных гранитов на тему Бабьего Яра. Третий — группа каменеющих человеческих тел в виде расколотого дерева с двухярусным мемориалом внутри, где главенствующая роль была предоставлена фрескам Зиновия Толкачева. С левой стороны от входа за оврагом — мемориальный музей, частично врытый в землю»[24].
Согласно объяснению Жовнеровского, приближаясь, посетители издали видели облик скорбящей Матери. Чем ближе, тем явственней проступали в камне статуи рельефы: сцены расстрела на дне Яра. Пандус уходил вниз, под уровень Яра. Небольшие по высоте, широкие ступени словно бы сами по себе замедляли шаг. Человек как бы уходил в Яр. Это создавало то траурное состояние, в котором находился каждый в этом страшном месте[25].
«…Основной мыслью было осознание того, что Бабий Яр — это огромная братская могила, по которой нельзя даже ходить. Следовательно, к скульптуре, которая представлялась авторам высотой в 15-20 метров, должна вести навесная бетонная дорога-пандус, в которую вдавлены следы от колючей проволоки. В конце дорога вздымается вверх как от взрыва — символ страшного пути, ведущего в никуда»[26].
Впрочем, интересными были и другие проекты, например, Абрама (Абы) Мелецкого. Это комплекс, начинающийся гранитным блоком с надписью «Бабий Яр» на нескольких языках и заканчивающийся подпорной стеной с семью художественно оформленными оврагами-кручами. В одном из них лежал гриф скрипки, в другом — мячик, в третьем — разбитая коляска, зонтик и т.д.[27]
Некрасов сетовал, что из-за разительного расхождения между регламентом конкурса и миссией памятника многие съехали на боковую дорожку и топчутся вокруг героических внешне лозунгов типа «Не забудем, не простим!» и «Это не должно повториться!». В то же время он понимал, что власть, решаясь поставить свой памятник, поставит на самый плохой или никакой, то есть новый, внеконкурсный. Лазарь Лазарев зафиксировал свой разговор с ним об этом на выставке:
«”А как ты думаешь, какой памятник поставят?” Я указал на какой-то маловыразительный, вполне традиционный памятник — из тех, что как две капли воды похожи на многие другие, уже установленные: ”Наверное, что-нибудь в таком роде. Привычно”. — ”Наивняк, — воскликнул Некрасов, — какой наивняк! Это было бы ничего. Поставят самый бездарный — из тех, кто даже не попали на эту выставку, не пропустила конкурсная комиссия»[28].
И как в воду глядел! Конкурс как таковой окончился ничем. Вывод властей: да, проекты интересны, но во всех — перебор трагедийности и недобор прописанной героической борьбы советского народа против оккупантов.
Был объявлен второй конкурс, уже под более общим девизом: «Дорога. Смерть и Возрождение жизни». Но и этот закончился ничем. Новые проекты были забракованы все по тем же фальшивым критериям.
Республиканское руководство просто-напросто заказало памятник другому — своему — скульптору, но даже это произошло спустя чуть ли не целое десятилетие!
1966 (при Брежневе): Закладной камень
Между тем неформальные ежегодные встречи каждое 29 сентября, в годовщину трагедии, продолжались. Но, начиная с середины 1960-х гг., традиция приобрели дополнительный аспект. Здесь стали собираться евреи, в основном, молодые, которых, помимо памяти об убиенных, объединяло еще и другое — сильнейшее желание покинуть СССР — страну, упорно отказывавшую им в этом праве, точно так же, как и в праве честно и спокойно вспоминать эту трагедию. Вспоминая мертвых, отказники выступали за свободу эмиграции для живых. Власть же внимательно следила за ними, выпускала редко и неохотно, клеймила «сионистами».
Апогея это неравное противостояние достигло в 1966 году, когда трагедии Бабьего Яра исполнялось уже четверть века — 25 лет. В тот год митинг получился как бы двуглавым, как уже отмечалось. Первый прошел 24 сентября 1966 года — ровно за день до Йом-Кипура — в память о том, что кануном Судного дня был и тот солнечный понедельник 29 сентября в 1941 году.
Собралось около полусотни человек, пробравшихся сюда через пролом в стене Лукьяновского польского кладбища. Автором идеи и мотором ее осуществления был Эммануил Диамант, еврейский отказник-активист, один из создателей киевского нелегального «Еврейского клуба». Оказался на этом митинге и Виктор Некрасов, которого привел режиссер-документалист Рафаил Аронович Нахманович (1927-2009).
Никто не знал, что именно полагается делать, никто ничего не приготовил, если не считать плакат на белой ткани с надписями «Бабий Яр» — на русском в центре и на иврите по краям, — и с цифрой «6 000 000» и датами «1941 сентябрь 1966» — посередине. Его закрепили на кирпичной стене кладбища, и никто не трогал его еще несколько дней![29]
А 29 сентября 1966 года состоялся другой митинг — уже не столь стихийный и довольно многолюдный. Это был еще и всплеск кампании против плана властей построить на костях расстрелянных спортивный комплекс. Работы уже было начались, но, благодаря Некрасову, напечатавшему в центральной прессе резкую протестную статью, были приостановлены.
Пришли на тот митинг, помимо Некрасова, и украинские диссиденты-националисты — Иван Дзюба (1931-2022), Борис Антоненко-Давидович (1899-1984) и Евгений Сверстюк (1928-2014). Митинг вскоре распался на спонтанные группки и площадки, где к собравшимся обратились — практически одновременно — несколько разных ораторов. Их было как минимум пятеро — Дина Проничева, Виктор Некрасов, Борис Антоненко-Давидович, Иван Дзюба и Леонид Белоцерковский. Не было ни сцен, ни микрофонов, слова неслись буквально из толпы и в толпу, так что лучше уж уточнить: не ораторов, а говоривших.
Здесь же, на митинге в Бабьем Яру — первом, в котором, наряду с еврейскими национальными активистами-отказниками, приняли участие и украинские диссиденты-националисты, состоялось примечательное сближение одних с другими, и консенсус этот сохранялся еще долго.
Между тем власть, как ни странно, прислушалась к митингующим и приняла свои меры. Уже в октябре в яру появился закладной камень из гниванского гранита, и на нем — надпись по-украински:
«Тут буде споруджено пам’ятник громадянам Києва, загибли від рук німецько-фашистських загарбників»[30].
На открытие приезжал сам генсек Брежнев. На фотографиях самого камня бросаются в глаза
«…две скрещенные линии, предопределённые структурой камня, как бы символически перечеркивают эту надпись, как бы ниспровергают смысл написанного»[31].
С появлением камня само собой определилось место сбора и встречи: «У камня». Многие настолько привыкли к этой плите с перечеркнутой трещиной текстом, что стали воспринимать ее как сам памятник.
Вот как смотрел на камень Виктор Некрасов.
«…но есть камень. Кусок полированного гранита не больше комнатного серванта, и на нем надпись, обещающая в будущем памятник. ”Тут буде споруджено…”.
Что ”буде споруджено”, сооружен памятник, особой уверенности нет — за тридцать лет не нашлось ни времени, ни средств… А может быть, это и лучший из выходов. И не потому даже, что уровень нынешней нашей скульптуры не сулит ничего хорошего, а просто потому, что в одиноком этом камне таится некая логическая закономерность. В его сиротливой скромности и безыскусности, в самой казенности высоченных газетных слов гораздо больше горести и трагизма, чем в любой группе полуобнаженных непокорных или, как теперь говорят, непокоримых — атлетов со стиснутыми челюстями и сжатыми кулаками»[32].
Не только опасения основательные, но и слова — пророческие.
1976 (при Брежневе): Мускулистый памятник
Ибо государство, в ответ на нарастающее давление снизу, заставило себя шевелиться.
4 октября 1971 года, то есть в 30-летнюю годовщину расстрелов в Бабьем Яру Киевский горсовет принял решение № 1595 «О сооружении памятника советским гражданам и военнопленным солдатам и офицерам Советской армии, которые погибли от рук немецко-фашистских оккупантов в районе Сырецкого массива г. Киева».
Подготовительные работы начались, по некоторым сведениям, уже в 1972 году[33], тогда же наверняка был готов и проект, коль скоро его автор — скульптор Михаил Григорьевич Лысенко (1906-1972)[34] — успел умереть в том же году, то есть за четыре года до открытия памятника! Сам же по себе проект — ничто иное как исковерканная конкурсная идея Е. Жовнеровского и И. Каракиса[35].
Строительство, если и шло, то ни шатко, ни валко. Но в 1974 году — в порядке «ответки» на сионистские происки — власти твердо решили его форсировать. Секретарь Киевского горкома КПУ А. Ботвин в письме в ЦК КПУ от 18 сентября 1974 года обосновывал это так:
«В связи с тем, что в настоящее время лица еврейской национальности, так называемые “отказники”, вынашивают идею создания общественного комитета по сбору средств для сооружения памятника в Бабьем Яре, в газете “Вечірній Київ” накануне 29 сентября будет опубликован материал о проекте памятника и его строительства[36]»[37]
Прошло еще два года, и вот 2 июля 1976 года — через 35 лет после самой трагедии! — советская власть явила миру свой похабный и безальтернативный памятник, нисколько не отвечающий духу произошедшей здесь трагедии[38].
Заказанный Управлением культуры Киевского горисполкома, он представлял собой многофигурную бронзовую композицию высотой в 14 метров. Всего фигур 11, среди них — коммунист-подпольщик, солдат, моряк, влюбленная пара, мать с ребенком и старая женщина, но нет ни одной, хотя бы отдаленно напоминавшей еврея[39]. Иосиф Бегун в своих воспоминаниях приводил слухи о первоначальных вариантах скульптур с узнаваемо еврейскими лицами, которых якобы заставили переделать в «интернациональные»[40].
Название монумента — «Советским гражданам и военнопленным солдатам и офицерам Советской Армии, расстрелянным немецкими фашистами в Бабьем яру, памятник». На бронзовой плите такой текст на русском языке:
«Здесь в 1941–43 годах немецко-фашистскими захватчиками были расстреляны более ста тысяч граждан города Киева и военнопленных»[41].
И снова ни слова о евреях, хоть и было их из убитых 90% и хоть они и только они убиты были потому — что евреи. «Не мемориал, а всего лишь громоздкая, помпезная материализация лжи», — припечатал Наум Мейман[42]. Натан Эйдельман уточнил: материализация подлости. Он записал в дневнике 23 мая 1985 года:
«Затем — Бабий Яр, подлый памятник (лица, украинская сорочка)»[43]
Тем не менее открытие происходило при огромном стечении народа. Выступали исключительно официальные лица и отобранные «представители народа», дружно говорившие о борьбе и победе над фашизмом. И, понятно, ни слова о гибели евреев[44].
Фотографии памятника и репортажи с его открытия обошли все мировые газеты. Глядя на них, Виктор Некрасов, выступая в Париже на «Радио Свобода» 16 июля 1976 года, процитировал и прокомментировал одно из таких описаний:
«…Читаю дальше: ”Ступени ведут к 15-ти метровой скульптуре. Над оврагом застыли 11 фигур. Впереди коммунист-подпольщик. Он смело глядит в лицо смерти, в глазах твёрдость и уверенность в торжестве нашего дела. Крепко сжал кулаки солдат, рядом моряк заслоняет собой старую женщину. Девушка, под градом пуль, склонилась над своим любимым. Падает в яму юноша, не склонивший головы перед фашистами. Скульптуру венчает фигура молодой матери, символ торжества жизни над смертью, победы светлых сил и разума”.
Как-то странно это всё читать. В Бабьем Яру похоронены в основном старики и старухи, немощные, ничего не понимавшие, шедшие, как кролики в пасть удава. Их гнали эсэсовцы, гнали, гнали, гнали. И вот когда смотришь сейчас на эту фотографию, которая передо мной, и видишь этих крепких, мускулистых солдат, этих моряков, сотканых из бицепсов, из всех видов мускулатуры, которая есть. Когда видишь этого подпольщика со сжатыми кулаками, непонятно вообще, как они, вот такие, как изображены на памятнике, как они просто не разметали весь этот конвой, который их гнёт. Здесь сила, а Бабий Яр — трагедия, слабость, трагедия старости, трагедия детей, которые шли на смерть. И всё-таки памятник есть. По фотографии трудно судить, по дошедшим до меня из Киева сведениям, какое-то эмоциональное начало в нём есть. Вот глядя сейчас на эту фотографию, я думаю, всё-таки через 35 лет после этого варваского поступка, памятник воздвигли. Есть теперь куда класть цветы, и где молча постоять, может быть уронить слезу.
Десять лет тому назад, 29 сентября 1966 года я был в Бабьем Яру. Там собрались люди, у которых кто-то погиб — дети, братья, отцы, деды. Они стояли, не зная, куда положить свои цветы, они плакали. И глядя на них, я вдруг почувствовал, что надо сказать несколько слов. Я не могу точно их воспроизвести. В тот же день очень хорошо выступал в Бабьем Яру Иван Дзюба, его речь есть, напечатана. Но я помню, что я в своём выступлении говорил о том, что не может быть, чтоб на этом месте варварского расстрела, не было бы памятника — памятник будет. Мне потом за это крепко досталось, меня таскали на партбюро. Зачем я выступаю на сионистском сборище, зачем и всё, но на это мне легко было ответить: ”Не я должен был выступить, а в этот святой день — 25-ю годовщину, выступить кто-то из ЦК, из обкома, из райкома хотя бы — никого не было”. Тем не менее, это выступление, особенно Ивана Дзюбы, настолько сильно прозвучало, что через десять дней на этом месте появился камень, который десять лет стоял. Сейчас памятник, на котором мы видим подпольщика? смело глядящего куда-то спокойно, мы видим женщину, которая олицетворение какой-то ясности, но мы не видим тех самых, того маленького еврейского мальчика или того старого еврея, старую бабушку — нет их. Мускулы, мускулы, мускулы, и протесты, ясное видение победы. И это в сентябре 1941 года.
Но памятник есть, есть куда положить цветы»[45].
И надпись, и церемония, и, главное, сам памятник в точности соответствовали советской идеологеме Бабьего Яра: еврейские жертвы никак не обозначены, их вербальным заместителем служили выражения «мирные граждане» и, особенно часто, «советские люди». Холокост, мол, не уникален, а фашисты уничтожали советских граждан, среди которых были и русские, и евреи, и татары, и поляки…
В праве на свою отдельную память — даже в таком вопиющем случае, как Бабий Яр! — евреям было в очередной раз отказано. Борьба за восстановление справедливости уткнулась в жесткое идеолого-административное «нет».
В 1989 году по инициативе Антисионисткого комитета советский монумент 1976 году обзавелся двумя дополнительными памятными плитами: на них — на русском и на идише — воспроизведен тот же самый текст, что и на имевшейся уже плите.
Но, как было уже замечено: спасибо и на этом. Все-таки стало куда положить цветы…
1969-1992 (при Никсоне и других). Глобус Бабьего Яра
Коммеморация Бабьего Яра, столь зажатая и стесненная в по-советски антисемитском Киеве, не могла не выплеснуться наружу, во внешний по отношению к СССР и Украине, но так или иначе связанный с еврейством мир.
Соответствующие инициативы зафиксированы в США, Израиле, Австралии и Японии.
Самая ранняя из таких инициатив — американская. Мемориальный парк Бабий Яр (Babi Yar Memorial Park) в Денвере, столице штате Колорадо[46], расположился на 12 гектарах, самый ландшафт которых по-своему увековечивал память о жертвах трагедии. Пересеченный рельеф, небольшой естественный овраг, солнечно-сухой микроклимат и даже растительность — живо напоминали собой «киевские» реалии.
Участок под мемориал был выделен в 1969 году мэром Денвера Вильямом Мак-Николсом-младшим под специальное место для тех жителей, кто хотел бы выразить где-то свой протест или беспокойство. Очень быстро функционал места трансформировался — из «Гайд Парка», пространства споров и дискуссий, в некое пространство скорби и солидарности.
Идея соотнести его именно с Бабьим Яром возникла в конце 1969 года, вскоре после того, как группа денверских евреев[47] посетила Киев и Бабий Яр. Там, на своей бывшей и все-таки родной Украине они застали крайнюю степень государственного антисемитизма, забвения и презрения к памяти жертв Холокоста.
Треск лживых речей гида, проваренного в горкомовских инструктажах и в райкомовских собеседованиях, заронил в сердцах денверских земляков боль, тревогу и самое настоящее отчаяние. Кто-то из группы, а может быть и все до одного, инстинктивно насыпали в свои носовые платки по горсточке земли из Бабьего Яра, и на такой случай у растерявшегося гида инструкций не было.
Инстинктивно — потому, что они не могли знать об официальном игноре официальной просьбы директора Яд Вашема прислать ему для музея немного земли из Яра[48].
В советской же оптике это, конечно же, воровство почвы и настоящее преступление! Но ни в колонию, ни под слой пульпы, как еврейские кости, отправить нехороших туристов за их самоуправство власти не могли, да и таможенники, если бы вдруг обнаружили эти платки, только подивились бы тяжести американских нестираных соплей.
Ссыпав по возвращении всю контрабандную овражью землю в один металлический запаянный цилиндр, денверские евреи — и тоже почти инстинктивно — решили разместить его где-нибудь у себя в городе как драгоценный сосуд памяти и как лекарство от кремлевского небытия.
Первоначальный замысел был скромен и ограничивался поименованием в честь Бабьего Яра одной из улиц в городе. Но вскоре выяснилось, что безымянных улиц в Денвере уже нет, тогда как безымянные зеленые участки еще есть. Так и возникла идея сквера или парка, после чего в 1970 году был создан «Фонд Парка Бабий Яр» под руководством Элен Гинзбург и Элана Глаза. Им удалось заручиться письменной поддержкой Евгения Евтушенко и Анатолия Кузнецова, а первые две строчки евтушенковской поэмы стали своего рода знаменем и девизом инициативы.
Узнав о проекте, к нему захотела присоединиться и денверская украинская община: мол, украинские же евреи в Бабьем Яру погибли — карикатура на нынешнюю войну памятей в Киеве. Но Комитет категорически против этого возражал — именно в свете той роли, которую в трагедии сыграли украинские полицаи. Фонд же — не возражал, но при условии, если украинская община внесет солидное пожертвование. Так что и отношения Комитета с Фондом, как это, увы, принято у евреев, тоже напрягались время от времени. К слову: среди спонсоров Парка большинство — не-евреи и не-еврейские организации.
Между 1971 и 1983 гг. денверский Мемориальный парк «Бабий яр» развивался с акцентом на усиление природного и ассоциативного сходства с киевским оврагом. Со временем замысел этот развился и оформился в нечто зримое и тактильное: есть в нем и «Лес, который все помнит», и «Народная площадь», и круглый амфитеатр для дискуссий и споров, в самом центре которого установлен цилиндр с землей из Бабьего Яра. Открытие парка в его нынешнем виде состоялось в 1983 году: ежегодно в последние дни сентября здесь проходит церемония в память о расстрелянных в Бабьем Яру.
В 2005 году Фонд передал Парк вместе с его инфраструктурой на баланс Денверского Мицель-Музея (Denver’s Mizel Museum), хорошо вписавшись в его профиль: социальная справедливость + преподавание Холокоста + современная еврейская культура. Уже в 2006 году музей объявил международный конкурс по редизайнингу Парка, в 2009 году в нем победила архитектурная команда Юлиана Бондера и Кшиштофа Водичко. В содержательном плане переход под эгиду большого музея привел к расширению контента и пополнению проблематики Бабьего Яра в одноименном Парке в Денвере за счет событий Голодомора (sic!) и 11 сентября 2011 года[49].
Второй американский проект — и тоже парк! — в Нью Йорке, в Бруклине, еще точнее — в районе Брайтон Бич, населенном преимущественно еврейскими иммигрантами — выходцами из России и СССР. Это — «Треугольный парк Бабий Яр» (Babi Yar Triangle Park), заложенный и названный так в 1981 году. «Треугольный» он потому, что оконтурен тремя улицами — Brighton 14th Street, Corbin Place and Ocean View Avenue, но на самом деле границы парка — не треугольник, а более сложная конфигурация, напоминающая скорее пентагон[50].
На его реконструкцию были выделены серьезные муниципальные средства, работы были закончены в 1988 году, и в 1989 году парк был официально открыт, а на его открытии выступал Евтушенко.
Памятник жертвам Бабьего Яра имеется также на еврейском кладбище Филадельфии.
Теперь об израильских проектах. Прежде всего это «Долина Уничтоженных общин» в Яд Вашеме в Иерусалиме — реквием-монумент в память о более чем пяти тысячах еврейских общинах, уничтоженных во время Холокоста[51]. Строительные работы начались в 1983 году. Первый участок монумента был открыт 26 апреля 1987 года, а 14 октября 1992 года комплекс открылся весь и целиком.
Это рукотворный каменный лабиринт, состоящий из 107 стен, сложенных из высоких скалоподобных блоков. Их периметр и перегородки повторяют карту Европы, а отсутствие крыш символизирует не только смерть, но и небо, то есть вечную память.
На стенах — на четырех языках — высечены названия убитых общин, в том числе и киевской. А внизу, у подножья киевского блока, лежит еще один, полуутопленный в почву камень, на котором высечено: «Бабий Яр».
Третий израильский проект — тот самый кенотаф жертвам Бабьего Яра, установленный в Тель-Авиве, на городском кладбище Нахалат Ицхак, куда были перезахоронены кости, привезенные Эмануилом Диамантом из Бабьего Яра.
1991 (при Горбачеве и Кравчуке): Возвышение «Меноры»
В контексте Бабьего Яра совершенно особое место занимает 1991 год — 50-летняя годовщина трагедии и ее памятование. Заблаговременно был создан Оргкомитет «Бабий Яр», обратившийся в ЮНЕСКО с предложением объявить 1991 годом Бабьего Яра[52]. Номинально Оргкомитет возглавлял заместитель председателя Совета министров Украины академик Сергей Комисаренко[53], но мотором юбилея был, конечно же, Илья Левитас. В подготовке участвовали и другие, например, режиссер Александр Шлаен.
И вот что им тогда удалось: конференция о Бабьем Яре с участием коллег из Яд Вашема, документальный фильм Шлаена, поэтическая антология, украинское издание «Черной книги» и выставка «Геноцид еврейского народа во Второй мировой войне» в Киевском городском историческом музее.
Но, бесспорно, самое главное и долгожданное достижение юбилейного года — первый еврейский памятник в Бабьем Яру — сама пирамидальная «Менора», открытая 5 октября 1991 года! Расположенная вдалеке от аутентичных площадок расстрела, она стоит у верховья небольшого яра-отрога, у обрыва которого ставят свечи и возлагают цветы.
Постамент в виде 15 ступенек, разбегающихся на четыре стороны, был выполнен из желтоватого гранита, напоминающего иерусалимский камень. На стеле — цитата из ветхозаветного «Исхода»: «Голос крови брата твоего вопиет ко мне от земли» (на иврите и по-украински), здесь же — памятные камни от президента Израиля. Авторы «Меноры» — архиектор Юрий Паскевич, скульпторы Яким и Александр Левичи[54]. Главный же хлопотун — Илья Левитас, а главные спонсоры — американский «Джойнт»[55] и израильский «Сохнут»[56].
Это как бы памятник-уточнение, памятник-поправка: люди, помните, — доминирующий расстрельный контингент этого места — не абстрактные советские граждане, а евреи — пусть безымянные, но конкретные евреи!
В Википедии можно прочесть:
«Возможность установить памятник появилась на Украине только после распада СССР».
Это и неточность, и лукавство. Неточность в том, что возможность эта появилась (точнее, была отвоевана) еще до этого распада: хоть номинальная независимость Украины и была провозглашена 24 августа, сразу же после провала путча в Москве, сам же распад СССР как геополитическое событие случился в декабре, после Беловежской пущи, когда «Менора» уже несколько месяцев как стояла. Появившись, она вросла в эту землю и стала концентром многих последующих событий, не исключая и 80-летие трагедии в 2021 году.
Нынче от бывшей конторы еврейского кладбища к памятнику проложена вымощенная плиткой «Дорога скорби»[57], по ее бокам — мацевы, эти чудом сохранившиеся надгробия с Еврейского кладбища.
Тогда же на территории бывшего Сырецкого концлагеря открылся памятный знак жертвам Сырецкого лагеря СД[58], огромные землянки которого возвышались (если это слово только применимо к землянкам) почти прямо над яром. Узники лагеря — советские военнопленные и не только — безусловно второй по массовости контингент тех, кто погибли в Бабьем Яру; они же преобладали среди тех, кого, перед тем как расстрелять, привлекли к «Операции 1005» (эксгумация и кремация старых и новых трупов) и кто совершил героический побег в ночь перед собственным расстрелом[59].
На памятнике — металлическая табличка с надписью на украинском языке:
«На этом месте во время немецко-фашистской оккупации за решетками Сырецкого лагеря замучены десятки тысяч советских патриотов»[60].
1992 (при Кравчуке). Крест оуновцам
Уже через пять месяцев, 21 февраля 1992 года, активисты ОУН установили над оврагом памятный дубовый Крест[61] в ознаменование 50-летия со дня расстрела немцами поэтессы Елены Телиги (1906-1942), а также более чем 600 оуновцев-«мельниковцев»[62].
В 1993 году расположенные поблизости улицы Дмитрия Коротченко и Демьяна Бедного были переименована в улицы Елены Телиги и Олега Ольжича, причем в 1994 году на стене дома 8 по улице Ольжича была открыта гранитная мемориальная доска со следующей надписью на украинском языке:
«Улица названа в честь украинского поэта, ученого-археолога, проводника ОУН Олега Ольжича (Кандыбы), 1907–1944»[63].
В 2006 году, при Ющенко, к кресту были добавлены три гранитные памятные доски. На центральной высечен трезубец и следующий текст на украинском языке:
«В 1941-1943 гг. в оккупированном Киеве в борьбе за независимое украинское государство погиб 621 человек. Среди них — выдающаяся поэтесса Елена Телига. Бабий Яр стал им братской могилою. Героям слава!»
Слева и справа — две каменные плиты с именами репрессированных немцами оуновцев[64]. В 2009-2010 гг. крест несколько раз подвергался атакам вандалов: его пытались сжечь, спилить или свалить.
Отвлечемся ненадолго от рефлексии ради исторической субстанции. Расстрелянные оуновцы — коллаборанты чистой воды: в основном, это сотрудники городской администрации (включая бургомистра Багазия), арестованные и ликвидированные немцами на стыке 1941 и 1942 гг. за вызывающую и ставшую для них неприемлемой нелояльность себе. Но эти репрессии нисколько не индульгенция и не талон на их переквалификацию из палачей (почитайте любой номер «Украинского слова»!) в жертвы нацистского оккупационного режима.
Сами расстрелы оуновцев производились не в Бабьем Яру, а в тюрьмах гестапо или вспомогательной полиции. Захоронение их трупов — условно-предположительно — могло происходить как в противотанковом рву на Сырце, так и в братской могиле на Лукьяновском кладбище. Но разве гипотеза, основанная на таком допущении, достаточное основание для коммеморативных решений? — Нет!
За источниками цифры «621» историк ОУН Сергей Кот[65] отсылает к эмигрантским изданиям[66]. При этом он уклоняется не только от их критической верификации, но хотя бы от цитирования или описания. Реальных имен, зафиксированных на боковых плитах, набралось всего 62, включая и несколько случайных, попавших в этот ряд по недоразумению или по умыслу [67].
Иными словами, как сама эта цифра — «621» — сугубо мифологична[68], так и место установки креста — сугубо условное и символическое. Причисление же оуновцев к жертвам Бабьего Яра — это даже не историческая неточность и не бестактность даже, а намеренная провокация и наглый рейдерский захват чужой исторической памяти по липовым или отсутствующим векселям.
Тем самым прямо здесь, в Бабьем Яру, искусственно создавалась конфликтная историческая среда и поле для лобового коммеморативного противостояния. Освободившиеся, как и евреи, от советского диктата, новые «молодые националисты» — продолжатели идеологии и дела ОУН-УПА — восприняли обретенную всеми свободу как собственное право на безнаказанный беспредел и с радостью вернулись к тактике агрессии и практике вандализма. При этом большинством они никогда не были, зато пассионарности им было не занимать.
Тем не менее каждое 21 февраля здесь, у креста, а начиная с 2017 года, у индивидуального памятника самой Е. Телиге, — свой день памяти Бабьего Яра — своего Бабьего Яра — отмечали современные продолжатели дела ОУН-УПА.
1999 (при Кучме). Самосев памятников
Тому, что из бутылок были выпущены джинны самосева памятников и самозахвата памяти, которому искренне обрадовались представители памяти о других категориях жертв Бабьего Яра. К концу 1990-х гг. это привело к такому феномену как самосев памятников в пространстве памятования.
Начиная с 1999 года, памятники в ареале и ореоле Бабьего Яра стали появляться один за другим, словно грибы из грибницы. Так, в 1999 году — в квартале между улицами Щусева и Академика Грекова, неподалёку от места, где в овраге были найдены футбольные бутсы, — открыли памятник расстрелянным киевским футболистам — гранитный куб с символически выбитой гранью, в которой замер бронзовый футбольный мяч[69].
В 2000 году — буквально в 30-40 м от «Меноры» — был поставлен еще один в Бабьем Яру деревянный крест — в память о расстрелянных немцами в ноябре 1941 года архимандрите Александре (Вишнякове), протоиерее Павле и схимонахине Есфири, призывавших оказывать немцам сопротивление. И тут же рядышком — еще пять металлических крестов-кенотафов, посвященных отдельным священнослужителям. В 2012 году рядом построили небольшую часовню.
Еще в 2000 году близ советского монумента хотели поставить бронзовый памятник-кибитку цыганам, расстрелянным в Бабьем Яру, но киевские власти тогда отказались, сославшись на нежелательность визуальной конкуренции с советским монументом[70].
30 сентября 2001 года при выходе из станции метро «Дорогожичи», появилась бронзовая фигура девочки с поломанными игрушками — памятник расстрелянным в Бабьем Яру детям[71].
В этот же день, в присутствии президента и мэра, в Бабьем Яру открыли памятник расстрелянным детям в парке возле метро «Дорогожичи» и закладной камень Еврейского Мемориально-просветительского общинного центра «Наследие» (для краткости его называли Общинным), красивый закладной камень — со следующей надписью: «Я помещу Мой дух в вас, и вы будете жить». Представители 150 еврейских общин со всей Украины положили в замывно-насыпной грунт оврага сосуды с землей из своих городов, символически солидаризируясь тем самым с проектом, выражая ему свою поддержку и санкционируя.
В 2001—2004 гг. на территории психиатрической больницы им. И.А. Павлова было установлено три различных памятника погибшим пациентам и сотрудникам больницы.
1992 (при Ющенко). Памятники остарбайтерам
В 2005 году открылся монумент как бы всем жертвам нацизма, но по сути — памятный знак сугубо украинским остарбайтерам[72]. На серой гранитной стеле — несколько надписей на украинском языке. На лицевой стороне — «Память во имя будущего», на тыльной — «Миру, изуродованному нацизмом» и «Поклонимся памяти 3 миллионов граждан Украины, насильно вывезенных во время Второй мировой войны в нацистскую Германию, многие из которых были замучены непосильной рабской работой, голодом, истязаниями, казнен и сожжен в печах крематориев» — говорят о миллионах советских граждан, вывезенных в нацистскую Германию. На последней надписи стоит штамп «Ost» — как на нашивке, которую должны были носить остовцы и остовки. Примечательно, что все украинцы-остовцы переписаны тут из граждан СССР в граждане Украины. Да и апостроф же в слове «Памʼять» сделан в виде латинской буквы «u», что означает «украинцы».
В марте 2005 года — возле Подольского трамвайного депо — был открыт памятный знак жертвам Куренёвской трагедии. Он представлял собой две гранитные доски с надписями на украинском языке. Текст на первой доске:
«Вечная память невинно погибшим в результате Куреневской трагедии» завершается четверостишьем: «Трагедія ранить душу / Втрата бентежить серця / Пам’ять не вмерти мусить / Скорботі не знати кінця…».
Текст на второй доске увековечивает исключительно инициатора и, предположительно, мецената и автора четверостишия, что на первой доске: Установлена к 45-й годовщине Куреневской трагедии по инициативе и на средства “Партії Захисників Вітчизни” и Суслова Ивана Михайловича 13.03.2006»[73].
Очень важными вехами стали три памятника, открытые в 2009 году. Первый из них — Татьяне Иосифовне Маркус (1921-1943), советской подпольщице-еврейке, решительно сжавшей кулаки возле колючей проволоки[74]. Важно пояснить: памятник Маркус, еврейке по национальности, — это памятник не еврейке, а героической подпольщице — «грузинской княжне Маркусидзе» по легенде. Надпись на памятнике на украинском языке:
«Татьяна Маркус. 1921–1943. Герой Украины. Известная киевская подпольщица».
Ее арестовали в августе 1942 года и примерно через полгода пыток убили. Маркус — единственная женщина, получившая посмертно звание «Герой Украины». Но произошло это в 2006 году, — то есть спустя 50 лет (sic!) после первых посмертных представлений на звание еще «Героя Советского Союза»!
Памятник писателю Анатолию Кузнецову открыли 29 сентября 2009 года на углу улиц Кирилловской и Петропавловской, неподалеку от дома, где он жил. Скульптура[75] изображает события, предшествовавшие массовым расстрелам: бронзовый мальчишка в кепке на низком постаменте читает приказ немецких властей «всем жидам города Киева» о том, куда и с чем им явиться утром 29 сентября 1941 года.
Открыли памятник театрализованным представлением: улицу перекрыли колючей проволокой, на столбах развесили копии того приказа, из колонок звучали аутентичные записи на немецком и украинском языках, а актеры исполняли роли немецких фашистов и евреев, которые вели и которых вели на расстрел. Установку скульптуры оплатил «меценат, пожелавший остаться неизвестным»[76].
Третий — самый незаметный — это закладной камень будущего памятника погибшим в Бабьем Яру цыганам. И на нем следующий текст по-украински: «На этом месте будет установлен памятник жертвам Холокоста цыган». Через год вандалы разрушат этот закладной камень, а в 2011 году появится более чем скромный новый камень с надписью: «В память о цыганах, расстрелянных в Бабьем Яру»[77]. В 2016 году прикатит сюда, наконец, из Каменца-Подольского и бронзовая «Кибитка», отвергнутая коммунистическими эстетами районного уровня еще в 2000 году, сославшимися на нежелательность визуальной конкуренции с советским монументом[78].
2011 (при Януковиче). Памятник «Дорога смерти»
В 2011 году, к 70-й годовщине трагедии, было установлено еще несколько памятных знаков. Наиболее художественным и выразительным из них, безусловно, является памятник «Дорога смерти» — бетонная плита с отпечатками многих и многих ног[79]. Она установлена на условном месте начала фактической дороги смерти — того участка последнего пути евреев, откуда уже невозможно было убежать. На положенной перед ним небольшой черногранитной плите надпись по-украински:
«Тут начиналась «Дорога смерти», которой 29 сентября 1941 года фашистские оккупанты гнали евреев на расстрел в Бабий Яр».
2017 (при Порошенко). Памятник Елене Телиге
Важной вехой стало открытие 25 февраля 2017 года в Бабьем Яру — недалеко от станции метро «Дорогожичи», на пересечении улиц Е. Телиги и Мельникова — еще одного знака оуновцам, на этот раз не общего, а индивидуального. Это памятник украинской оуновской поэтессе Елене Телиге[80]. К слову — уже второй в Киеве: в 2009 году на территории студенческого городка Киевского Политехнического университета была установлена скульптурная композиция из бронзы: поэтесса изображена сидящей на лавочке с тетрадью на коленях и цветком в руках.
Но Телига дорога Порошенко не как поэтесса, а как украинка и расстрелянная немцами патриотка, то есть как национальный символ. А Богдану Черваку — её биографу и главе современной ОУН (а заодно и первому заместителю предсе- дателя Госкомитета Украины по телевидению и радиовещанию и члену Совета радикально-националистической партии «Свобода») — ещё и как сапог, вставленный в проём чужой двери и не дающий ей закрыться.
На открытии памятника поэтессе выступали министр культуры, директор Украинского института национальной памяти и мэр Киева, сооружение освятил Митрополит Киевский и всея Руси Филарет. Собравшиеся развернули лозунг с цитатой из Е. Телиги: «Родину может спасти только украинский национализм»[86]. Всем раздавали газету современного ОУН со статьей, озаглавленной «Украинский Бабий Яр» и четко сигнализирующей: всё, с монополией евреев в этом месте и с Парадом символов покончено, начинается — Война символов! Начинается украинская Храмовая гора и украинская Интифада!
Непонятливым или неграмотным Червак пояснил устно:
«Бабий Яр — это украинская земля, тут погибли украинские герои, тут наша, украинская власть и наш, украинский народ, обязанный чествовать память прежде всего украинцев… Строительство мемориала Холокоста в Бабьем Яру без героев ОУН — это «антигосударственная и антиукраинская провокация». Украинцы никогда не допустят унижения ОУН и Олены Телиги, надругательства над героями, память о которых неотделима от Бабьего Яра. Попытка без украинцев установить в Бабьем Яре какой-то «центр», «мемориал» или «комплекс» — путь к разжиганию межнациональной вражды. Мы никому не позволим не уважать наших героев»[81].
Чем вдохновил Эдуарда Долинского, главу Украинского Еврейского комитета, на такую реакцию:
«Надо прислушаться к вождю ОУН и подумать о сооружении скульптурной группы посвященной ”Неизвестному полицаю — члену ОУН”. Будет уместно создать памятник главному редактору газеты ОУН ”Украинское слово” Ивану Рогачу и его сотруднице Олене Телиге, указывающим евреям путь в Бабий Яр и раздающим им газету с известной статьей ”Главный враг народа — жид”»[82].
Смешно, конечно, но куда в бóльшей степени — грустно и тревожно…
Но вернемся к объявленной Черваком войне символов: она не замедлила со своей деметафоризацией! Вскоре после открытия памятника Телиге — в ночь на 18 марта 2017 года — неизвестные и неустановленные вандалы облили монумент черной краской[83].
2017 (при Порошенко и Зеленском). Объекты Международного центра Холокоста «Бабий Яр»
Памятник Телиге был, кажется, последним по времени скульптурно-архитектурным объектом, никак не связанным с созданным в 2015 году МЦХ.
В мае-сентябре 2017 года со дна Репьяхова Яра подняли более 70 мацев — чудом уцелевших мемориальных плит и надгробий из некрополя бывшего Лукьяновского еврейского кладбища. 27 сентября 2017 был открыт «Лапидарий»[84] — мацевы, установленные вдоль «Дороги скорби», которая идет от здания на ул. Мельникова, 44, где располагалась контора бывшего кладбища, к памятному знаку «Менора». И ровно через месяц после открытия лапидария — нападение вандалов и на него, после чего семь мацев оказались поверженными на землю.
Деятельность МЦХ в области архитектуры малых форм заметно активизировалась с приходом к его рулю режиссера Ильи Хржановского.
Первая в этом ряду — аудиовизуальная инсталляция «Зеркальное поле» — была открыта в конце сентября 2020 года. Это гигантский сферот («Древо жизни»), созданный художником Денисом Шибановым и звукорежиссером Максимом Демиденко. Его конструкция — отражающий небо зеркальный диск-подиум диаметром около 40 м с установленными на нем 10 шестиметровыми колоннами из нержавейки. И колонны, и диск прострелены тысячами пуль того же калибра, что использовались при расстреле в Бабьем Яру. В результате человек видит свое отражение, как бы иссеченое пулями.
В подиум встроен электроакустический орган из 24 труб, для которого разработан специальный алгоритм перевода имен жертв в звук. Круглосуточно звучат имена жертв, их перекрывают звуки и шумы исчезнувшего мира — архивные записи довоенного Киева, уникальные песни на идиш 1920-1930-х гг. и другая музыка.
14 мая 2021 года, в День праведников-украинцев, спасавших евреев во время Холокоста[85], архитектурное обживание территории вокруг Бабьего Яра МЦХ увенчалось самым настоящим шедевром — 12-метровой символической синагогой «Место для размышлений» — зданием-трансформером из векового амбарного дуба и с нарисованным ночным небом на потолке, сфокусированным на 29 сентября 1941 года. Более всего в разобранном виде здание напоминает детскую книжку-раскладушку, а ее тугой скрипучий механизм — цепные ворота или корабельный руль. Автор шедевра — швейцарский архитектор Мануэль Герц[86].
Следующий артефакт, открытый 5 октября 2021 года неподалеку о синагоги — к 80-летию трагедии, стала инсталляции «Кристаллическая стена плача» сербской арт-дивы Марины Абрáмович. Это антрацитовый монолит сорока метров в длину и трех в высоту, в которую ритмически вмонтирована вставная челюсть из 93 подсвечиваемых в темноте кварцитных кристаллов-клыков. Клыки расположены в три ряда таким образом, чтобы десятки желающих могли бы, не мешая соседу, прижаться к ним сразу головой, сердцем и животом, — дабы предаться приличествующим месту размышлениям, например, о всепрощении. К арт-удачам будущего мемориала этот объект не отнесешь: он феноменально оторван от сути места, в которое неуклюже воткнулся и ощерился.
На осень 2021 года планировалось и открытие первого в этом комплексе музейного пространства — «Кургана памяти»[87]. Сам курган — около 80 м в длину и ширину и 12 м в высоту — представлял бы собой асимметричную пирамидальную конструкцию из металла и камня, как бы парящую в воздухе. Его крышу выложат камнями, собранными со всей страны, — отсыл к иудейской традиции, когда на могиле оставляют камни в знак памяти и уважения. С помощью 3D-моделирования курган должен был воспроизвести историю расстрелов первых двух дней трагедии — 29–30 сентября 1941 года.
К осени 2021 года с открытием не успели, перенесли, как казалось, ненадолго — на весну 2022 года…
Примечания
[1] Совместное постановление ЦК КП(б)У и СНК УССР № 378 «О сооружении монументального памятника на территории Бабьего Яра» (Евстафьева Т. К истории установления памятника в Бабьем Яру // Еврейский обозреватель. 2002. Июнь). И. Левитас связывает с этим решением появление в районе оврага «…передвижной автолавки, куда куреневские мальчишки могли за небольшое вознаграждение сдавать вещи, собранные близ места расстрелов. В основном это были мелкие личные вещи: расчески, очки и прочее. Правда, с не меньшей скоростью инициатива государства сошла на нет» (Левицкий И. Еврейский общинный центр: такого нет нигде, но в Киеве — будет?! // ).
[2] Явное преувеличение для ситуации 1945 года! — П.П.
[3] Памятник погибшим в Бабьем Яру // Правда. 4 апреля 1945. С. 3.
[4] Палачам латышского народа не уйти от кары! // Правда. 5 апреля 1945. С. 1.
[5] Ayzenshtadt М. А denkmol in Babi Yar // Eynikayt. 7 yuli 1945. Z. 2.
[6] Позднее, лозунг этот будет сочтен оригинальным советским вкладом в отрицание Холокоста.
[7] Справедливости ради, следует сказать, что советское руководство и вообще не торопилось с коммеморацией не только жертв Холокоста, но и важнейших битв и героев войны. Так, памятник-ансамбль «Героям Сталинградской битвы» на Мамаевом кургане открыли только в 1967, а мемориальный комплекс «Хатынь» — в 1969 г.
[8] Некрасов В. Камень в Бабьем Яру // Виктор Некрасов. Арестованные страницы / Сост. Л. Хазан. К.: Лаурус, 2014. С. 183—193.
[9] Некрасов В. Почему это не сделано? // Литературная газета. 10 октября 1958. С. 2.
[10] Литературная газета. 22 декабря 1958. С. 2.
[11] Кузнецов А. Бабий Яр. Роман-документ. М.: Астрель, 2010. С.516-517.
[12] Кузнецов, 2010. С.516-517.
[13] Евстафьева, 2017. С. 25. Со ссылкой на: ДАК. Ф. Р-1. Оп. 8. Д. 347. Л. 103.
[14] Там же, с.26. Со ссылкой на: ЦДГАОУ. Ф. 1. Оп. 31. Д. 2647. Л. 81-82.
[15] Речь шла также о памятнике на месте шталага в Дарнице.
[16] Некрасов В.П. Новые памятники // Декоративное искусство СССР. 1966. № 12. С.23-24.
[17] Некрасов В.П. Новые памятники // Декоративное искусство СССР. 1966. № 12. С.24-25.
[18] Некрасов В. Новые памятники // Декоративное искусство СССР. 1966. № 12. С. 27.
[19] Некрасов В. Записки зеваки. Франкфурт-на-Майне: Посев, 1976. С. 76.
[20] Другое название: «Когда рушится мир. Бабий Яр». Описание ряда проектов см. в: Некрасов В.П. Новые памятники // Декоративное искусство СССР. 1966. № 12. С.23-27. См. также: Багаутдинов А. Как цензурировали мемориал / Спецпроект фестиваля «Хроники катастрофы». Бабий Яр. 80. 1942-2022 // В сети: https://33771.novayagazeta.ru/
[21] Сами эти блоки испещрены дырами-кавернами, явно символизирующими следы от пуль. — П.П.
[22] Рыбачук А., Мельниченко В. Когда рушится мир… Киев: ЮРИНФОРМ, 1991. С. 11. Там же критическое замечание Кантора: «Моему ощущению мешают лишь несколько элементов фигуративности в стене. Воображение не нуждается в подсказках». Под фигуративностью здесь подразумеваются антропоморфные элементы в стене из блоков — фрагменты лиц, кисти рук и т.п.
[23] Трахтенберг И.М. Бабий Яр. Прошлое и современность. Киев, 2016. С.138-141.
[24] Евстафьева Т. К истории установления памятника в Бабьем Яру // Еврейский обозреватель. 2002. Июнь
[25] Жовнеровский Е. Конкурс на памятник // Бабий Яр. Иерусалим: Союз землячеств выходцев из СССР, 1981. С. 105-106.
[26] Лазарев Л. То, что запомнилось… О Викторе Некрасове и Андрее Тарковском. М.: Правда, 1990. С. 27.
[27] Евстафьева Т. К истории установления памятника в Бабьем Яру // Еврейский обозреватель. 2002. Июнь
[28] Там же. С. 28.
[29] Этот митинг запечатлен на двух документальных съемках, сделанных в этот день. См. в главе «Кино и телевидение».
[30] Из писем // Бабий Яр. Иерусалим: Союз землячеств выходцев из СССР, 1981. С. 64.
[31] Диамант Э. Снова эхом отзывается в памяти: Бабий Яр… (Вып. 3) // Мастерская. 2016. 11 августа. В сети: https://club.berkovich-zametki.com/?p=24315
[32] Из статьи В. Некрасова «Камень в Бабьем Яру» (1973). Впервые в: Некрасов В. Арестованные страницы: рассказы, интервью, письма из архива КГБ / Сост. Л. Хазан. Киев: Лаурус, 2014. С. 183—193.
[33] Рыбачук А.Ф., Мельниченко В.В. «Когда рушится мир…»: Книга-реквием — книга-памятник. Киев: Юринформ, 1991. С. 45.
[34] Соавторы: А. Витрик, В. Сухенко, арх. А. Игнащенко, Н. Иванченко, В. Иванченков. По некоторым сведениям, после смерти Лысенко доводил до реализации его сын Богдан.
[35] Гербер А., Прокудин Д. Мы не можем молчать // Школьники и студенты о Холокосте / Под ред. И. Альтмана. М.: Фонд «Холокост», 2005. С. 211—212.
[36] Ср.: Федоров О. Навiки безсмертнi // Вечiрнiй Кїев. 1974. 27 сентября. С.1, 3. В этой статье Бабьему Яру, впрочем, был посвящен всего один абзац, анонсирующий начало строительства «величественного мемориала» уже в следующем, 1975-м, году.
[37] Мицель М. Запрет на увековечение памяти как способ замалчивания Холокоста: практика КПУ в отношении Бабьего Яра // Голокост і сучасність. 2007. № 1. С. 20. Со ссылкой на: ЦДАГОУ. Ф. 1. Оп. 25. Д. 1044. Л. 148.
[38] В путеводителях мемориал фигурировал позднее и вовсе как «Памятник в Сырецком массиве» (Бабий Яр: К пятидесятилетию трагедии 29, 30 сентября 1941 года / Сост. Ш. Спектор, М. Кипнис. Иерусалим: PRISMA-PRESS, 1991. С. 183-184).
[39] Рохлин А. Писатель и время // Некрасов В. В самых адских котлах побывал…: Сборник повестей и рассказов, воспоминаний и писем. М.: Молодая гвардия, 1991. С. 385.
[40] Бегун И. Еврейский венок: Холокост. Десятилетия молчания // Новое время. 1999. № 50. С. 29. Был еще и другой слух. Мол, перед открытием памятника произошел казус: кто-то бдительный заметил и настучал, что памятник расположен около видимой сверху шестиконечной звезды. Работы приостановили, сделали фотосъемку, но никакой крамолы не обнаружили.
[41] В 1989 г. по инициативе Антисионисткого комитета советский монумент 1976 г. обзавелся двумя дополнительными памятными плитами: на них — на русском и на идише — воспроизведен тот же самый текст, что и был на имевшейся уже плите.
[42] Мейман Н. Монумент у Бабьего Яра // Континент. 1978. № 15. С. 181.
[43] См. на сайте «Прожито».
[44] Жовнеровский Е. Конкурс на памятник // Бабий Яр. Иерусалим: Союз землячеств выходцев из СССР. 1981. С. 106.
[45] См. в сети: https://nekrassov-viktor.com/books/nekrasov-o-pamiatnike-v-babem-yaru/
[46] См. также сайт музея: https://mizelmuseum.org/exhibit/babi-yar-park-a-living-holocaust-memorial/
[47] Все они, по-видимому, членствовали в Колорадском комитете по делам советских евреев (Colorado Committee of Concern for Soviet Jewry, или CCCSJ) и боролись за права своих собратьев-отказников, или «рефьюзников», как они говорили.
[48] В 1957 г. Бен-Цион Динур (1884, Хорол, Полтавская губ. — 1973, Иерусалим) историк, министр образования Израиля в 1951-1955 гг. и первый президент Яд-Вашема в 1953-1959 гг., — обратился к еврейской общине Киева с просьбой прислать мешочек с прахом жертв из Бабьего Яра. Вопрос рассматривался в МИДе, откуда, в конце концов, П.А. Вильховый, Уполномоченный Совета по делам религиозных культов при СНК СССР по УССР, получил следующее указание: «Просьбу профессора Динура из Израиля целесообразно оставить без ответа. А представителям религиозной общины, если они обратятся за разъяснением, можно ответить, что евреи — жертвы фашистского террора — были советскими гражданами, и советские организации возражают против отправки их праха за границу» (Файнштейн А. [Беседа с А. Чисниковым]/ «Иудаизм без прикрас». Как в Киеве «еврейский вопрос» при Хрущеве решали // Еврейская панорама. 2019. № 12. В сети: https://evrejskaja-panorama.de/article.2019-12.iudaizm-bez-prikras.html).
[49] См. подробнее: Rapson J. Babi Yar: Transcultural Memories of Atrocity From Kiev to Denver // The Transcultural Turn: Interrogating Memory Between and Beyond Borders (Media and Cultural Memory / Medien und kulturelle Erinnerung, Bd. 15). De Gruyter, 2014. P.139-162.
[50] См. план: https://s3.amazonaws.com/media.nycgovparks.org/images/common_images/capital-project-tracker/Babi%20Yar%20Triangle%20Playground%20Reconstruction%20Schematic_20180409_B.jpg
[51] Сама идея принадлежала Ицхаку Араду.
[52] См. интервью с А. Шлаеном: Академия геноцида, или Монолог о Страшном суде // Комсомольское знамя. 1990. 8 мая. С.4-5; «Бабий Яр»: к полной правде // Вечерний Киев. 1990. 12 октября.
[53] Комисаренко С. О трагедии Бабьего Яра — во весь голос / Послесловие к кн.: Трахтенберг И.М. Бабий Яр. Прошлое и современность. Киев, 2016. С.333-336.
[54] Их проект победил в небольшом и краткосрочном конкурсе, объявленном 7 февраля 1991 г. и проходившем в режиме блиц.
[55] American Jewish Joint Distribution Committee, сокр. JDC, «Американский еврейский объединённый распределительный комитет» (англ.). До 1931 г. — «Объединённый распределительный комитет американских фондов помощи евреям, пострадавшим от войны» — крупнейшая еврейская благотворительная организация, созданная в 1914 г. Штаб-квартира находится в Нью-Йорке.
[56] Сохну́т а-Йеуди́т ле-Эрец-Исраэль (иврит) — «Еврейское агентство для Израиля» (JAFI) –международная сионистская организация с центром в Иерусалиме, занимающаяся Алией (репатриацией в Израиль) и помощью репатриантам, а также вопросами, связанными с еврейско-сионистским воспитанием и еврейской Диаспорой.
[57] Архитектор А. Гайдамака.
[58] Угол улиц Дорогожицкой и полковника Шамрило.
[59] Авторы памятника в Сырце — практически же, что и у «Меноры»: скульптор А. Левич, архитектор Ю. Паскевич, инженер Б. Гиллер.
[60] Каталог, 2017. С. 250.
[61] По некоторым сведениям — на коллекту, собранную украинской эмиграцией в Канаде.
[62] Сведения об официальном основании, на котором этот крест был установлен в Бабьем Яру, мне лично не встречались. Не могу исключить, что такого основания и не было, и памятник установлен по желанию и инициативе современной ОУН.
[63] Каталог…, 2017. С. 252.
[64] По некоторым сведениям, эти плиты были добавлены в композицию позднее, в 2006 г.
[65] Кот С. Учасники підпіллЯ ОУН(м) — жертви БаБиного Яру (1941–1943) // Бабин Яр: масове убивство… С.110.
[66] Інформаційний відділ ОУН. Втрати Організації Українських Націоналістів за панування німецького імперіалізму в Україні в роках 1941–1944. [Б. м.], 1946. С. 1–3; Полікарпенко Г. Організація Українських Націоналістів під час Другої Світової війни. [Б. м.], 1951. С. 144–145.
[67] Например, Романа Фодчука, служившего переводчиком в вермахте и погибшего на войне, но совершенно в другом месте.
[68] Типологически она схожа с цифрой «28» из советского пропагандистского мифа о героях-панфиловцах.
[69] Скульптор Юрий Багалика, архитектор Руслан Кухаренко. Это был уже третий памятник украинским футболистам (команда «Старт», представлявшая хлебозавод), выигравшим 9 августа 1942 г. легендарный «Матч смерти» у немецкой команды. Первый памятник — гранитная скала с горельефными фигурами четырёх футболистов — был установлен 19 июня 1971 г. на стадионе «Динамо». Второй — в 1981 г., на стадионе «Старт» (б. «Зенит»), на котором проходил тот матч.
[70] В письме от 23 ноября 2000 г. тогдашний заместитель городского головы Анатолий Толстоухов указывал: «…концепция архитектурно-планировочного решения мемориала [расположенного здесь старого памятника погибшим советским гражданам — В.Н.] состоит в том, что внимание зрителей концентрируется непосредственно на скульптурной композиции на фоне ландшафта. Монумент удачно вписан в аутентичную местность и отсутствие на сегодняшний день на этом участке дополнительных монументальных сооружений только подчеркивает его значимость» (Литовченко Т. Культурный центр «Бабий Яр»?! // Политика и культура. 2002. № 17. 21-27 мая. С. 43). В результате отлитая уже кибитка «откочевала» в Каменец-Подольский, откуда она вернулась в Киев и в Бабий Яр, но только в 2016 г., к 75-летней годовщине трагедии.
[71] Cкульптор Валерий Медведев, архитекторы Юрий Мельничук и Р.И. Кухаренко.
[72] Скульпторы П. Боцвин и Т. Давыдов.
[73] Каталог, 2017. С. 264. “Партії Захисників Вітчизни” («Партия защитников Отечества») — политическая партия, существовавшая в Украине в 1997-2020 гг. Самостоятельно на выборах в Раду ни разу не собрала больше 0,65 % голосов; в 2006 г. ее председатель, Ю. Кармазин, прошел в Раду по списку Блока В. Ющенко «Наша Украина».
[74] Мемориальная доска Т. Маркус, установленная в 1991 г. на здании киевской школы № 44, весной 2016 г. была похищена вандалами. Новая — аналогичная — доска была установлена в 2017 г. Автор памятника, как и доски на здании киевской школы № 44, где Таня Маркус училась, — скульптор Валерий Медведев (архитектор Е. Костин). См. интервью с ним: М. Френкель. «…А искусство вечно» / [Интервью с В. Медведевым] // Еврейский обозреватель. 2013. 12 декабря. В сети: https://jew-observer.com/imya/a-iskusstvo-vechno/
[75] Ее автор Владимир Журавель.
[76] На мероприятие из Москвы приехал сын Анатолия Кузнецова Алексей. Он гордился, что в Киеве открыли первый памятник его отцу.
[77] Каталог, 2017. С. 267.
[78] В письме от 23 ноября 2000 г., № 005-958, тогдашний заместитель городского головы Анатолий Толстоухов указывал: «…концепция архитектурно-планировочного решения мемориала [расположенного здесь старого памятника погибшим советским гражданам — В.Н.] состоит в том, что внимание зрителей концентрируется непосредственно на скульптурной композиции на фоне ландшафта. Монумент удачно вписан в аутентичную местность и отсутствие на сегодняшний день на этом участке дополнительных монументальных сооружений только подчеркивает его значимость» (Литовченко Т. Культурный центр «Бабий Яр»?! // Политика и культура. 2002. № 17. 21-27 мая. С. 43).
[79] Памятник в рекордно короткие сроки спроектировал Константин Скретуцкий, а профинансировала общественная организация «Киев. Стратегия 2025».
[80] У Бабиному Яру в Києві відкрили пам’ятник діячу ОУН, поетесі Олені Телізі // Радио Свобода. 2017. 25 февраля. В сети: https://www.radiosvoboda.org/a/news/28332116.html
[81] Глава Украинского еврейского комитета прокомментировал строительство мемориала в Бабьем Яре // Лехаим. 2017. 17 июля. В сети:
https://lechaim.ru/news/glava-ukrainskogo-evrejskogo-komiteta-prokommentiroval-stroitelstvo-memoriala-v-babem-yare/
[82] Там же.
[83] См. в сети: Радченко А. «І тоді брати з Москви і брати-жиди приходили і оббирали братів українців льнидо нитки»: Олена Теліга, Бабин Яр та євреї // Україна Модерна: мiжнародний iнтеллектуальний часопис. 2017. 27 марта. В сети: https://uamoderna.com/blogy/yurij-radchenko/teliha
[84] Лапидариями называют экспозиции образцов краткого резного письма на камне, в том числе и на надгробиях.
[85] Памятная дата, учрежденная Верховной радой Украины в феврале 2021 г.
[86] Синагога победила в номинации «Культурный объект» общественного голосования престижной архитектурной премии Dezeen Awards 2021.
[87] Спроектирован берлинской архитектурной компанией SUB. Его создание осуществляется МЦХ в сотрудничестве с НИМЗ.
