Как ответить на вопрос, почему идишские писатели в Израиле подвергаются такому бойкоту, почему они оказываются в таком трудном положении — в галуте, подобного которому еще в мире не было? Ответ прост: ведь идишские писатели приехали в Эрец-Исраэль не так, как те отчаявшиеся в своих странах «ассимиляторы», которые не были приняты там в «гойский» круг.

[Дебют]Мордехай Цанин

МИФ О ГАЛУТЕ

Авторизированный перевод с идиша и примечания Льва Беринского

Мордехай Цанин (1906-2009) — автор не только целого ряда романов, повестей, рассказов, стихотворений и переводов из ТАНАХа на идиш — в его литературном наследии огромное множество эссе, очерков, публицистических статей, литературоведческих и лингвистических трудов. Предлагаемая читателям статья «Миф о галуте» («Дер митос галут») была им написана и вышла отдельной брошюрой в 1994-м году, на волне нашей «большой» алии с ее социальной и культурной проблематикой, но и по сей день, спустя пятнадцать лет тема, поднятая писателем, не потеряла, увы, своей актуальности.

 Л.Б.

Колонизация племен, народов и территорий с глубочайшей древности и чуть ли не до наших дней редко была мирной: как правило, она начиналась с кровавых войн и нередко заканчивалась уничтожением или насильственным прекращением развития побежден­ных. Евреи, или иврим, как их тогда называли, вторгшиеся во втором тысячелетии до н.э. на террито­рию Ханаана и вскоре полностью захватившие ее, не составляли исключения: они поступили так же, как многие другие до них и после них, — вспомним хотя бы крушение Римской империи и последовавшее за ним Великое переселение народов. Не следует забывать, что и жители Ханаана тоже не были первыми хозяевами этой страны. И точно так же, как они победили, изгнали или растворили в себе прежних обитателей этого края между империей хеттов и Египтом, еврейские племена под предводительством Иешуа бин-Нуна (Иисуса Навина) одолели хананеев и стали их преемниками на этой земле. Завоевания такого рода были, повторю, процессом естественным и — пока сила порождала право — легитимным на протяжении всей истории человечества.

Случилось, однако, так, что еврейское завоевание Ханаана имело некоторую специфическую особенность, решающим образом сказавшуюся на дальнейшей судьбе потомков Авраама и навсегда выведшую ее из рамок обычного хода вещей.

Известно, что Аврам, называвшийся впоследствии Авраамом, покинув свои шатры в Уре Халдейском неподалеку от Персидского залива в месопотамском Двуречье, собрал домашних и стада и отправился по дуге Плодородного Полумесяца сначала на север, в сирийский Харран, а затем — на юг Ханаана, пройдя более чем шестисоткилометровый путь. Такая миграция и в наши дни нормальна и естественна, особенно среди кочевых племен: засухи, наводнения, внутренние раздо­ры срывают их с места и побуждают искать более благоприятные условия. Однако это вполне заурядное путешествие приобрело в Харране, где семейство уже собиралось осесть, новый, небывалый до тех пор смысл. «И сказал, — говорится в Книге Бытия (12:1), — Господь Авраму: пойди из земли твоей, от родства твоего и из дома отца твоего, (и иди) в землю, которую Я укажу тебе». Семидесятипятилетний Аврам послушно исполнил пове­ление: взял свою жену Сару, племянника Лота, стада и скарб и снова пустился в путь. Когда он пришел в Шхем, где жили тогда хананеи, Господь опять обратился к нему: «потомству твоему отдам Я землю сию» (Быт., 12:7). Следующим шагом было заключение завета между Ним и Аврамом: «потомству твоему даю Я землю сию, от реки Египетской до великой реки, реки Евфрата: Кенеев, Кенезеев, Кедмонеев, Хеттеев, Ферезеев, Рефаимов, Аморреев, Хананеев, (Евеев,) Гергесеев и Иевусеев» (Быт, 15:18-21).

Перед нами, разумеется, явление не политического или военного характера, а уникальный, сверхъестествен­ный факт закрепления Богом за человеком и его потомством определенной, очерченной четкими граница­ми территории. С этого момента Ханаан на веки вечные становится для еврейского народа Землей Обетованной (то есть обещанной), а ее завоевание — делом, угодным Богу. Завоевание — это должно окончательно совершиться и завершиться, когда Мессия (Машиах) въедет на белом осле в Иерусалим и призовет всех евреев, живых и мертвых, войти в новое Царство Израиля.

Из этого следует весьма серьезный вывод: пока не придет Мессия — будь это завтра, через год, через сто лет или даже через тысячу — евреи, рассеянные по всему миру, включая изобильную золотом Америку, будут пребывать в галуте (изгнании) и молиться об избавлении (геуле). Отсюда понятна ежедневная молитва верующих евреев:

 «И в Иерусалим, Твой город, возвратись милосердно и пребывай в нем, как Ты обещал».

Понятно и то, что крайние ортодоксы, считающие себя ревнителями истинной веры, члены организации «Нетурей карта» из иерусалимского квартала Меа Шеарим или последователи Сатмарского раввина в Нью-Йорке враждебно относятся к сионистскому государству, созданному до пришествия Мессии. И даже «Агудат Исраэль», охотно принимающая от этого государства огромные суммы, не признает его де-юре: ни его флага, ни гимна. Можно только удивляться кротости, с которой эта партия терпит подпись одного из своих руководителей на государственных денежных знаках: он возглавлял какое-то время финансовую комиссию Кнессета.

Естественно, не обошлось без парадоксов: зачинатели сионизма в большинстве своем были настолько ассимилированы и антирелигиозны, что Теодор Герцль в своем основополагающем труде «Еврейское государство» («Der Judenstaat») писал буквально следующее: «Но, может быть, в конце концов у нас будет теократическое правление? На это, положим, можно ответить отрицательно. Религия нас соединяет, но совесть — освобождает. Мы не дадим даже возникнуть бессильным желаниям нашего духовенства. Предоставив им наши храмы, как предоставляем нашей милиции казармы, мы настолько уделим им права и уважение, насколько того заслуживают и требуют обязанности того и другого. Всякий может свободно исповедовать какую ему угодно религию, или вовсе никакой не исповедовать, подобно тому как он ничем не связан с той или иной национальностью. И если случится, что среди нас будут жить лица других исповеданий или других национальностей, то они будут так же пользоваться всеми правами, как и аборигены страны». В то же время эти антирелигиозные отцы-сионисты целиком, без каких-либо ограничений восприняли религиозный миф, гласящий, что Страна Ханаанская, она же Эрец-Исраэль, дана Богом евреям навечно и, что бы на свете ни произошло, всегда будет принадлежать только и исключительно еврейскому народу. Следовательно, евреи, которые живут не в Эрец-Исраэль, пребывают в галуте-изгнании и должны быть освобождены даже путем насильственной алии, как предлагает «суровый сионизм» (ционут ха-азхари).

Другими словами, Мессия из рода Давидова может въехать в Иерусалим не только на белом осле, но и на белом лимузине. Две тысячи лет галута — две тысячи лет тоски по избавлению и возрождению Царства Израиля —торопят заветную дату.

Ни у одного народа на земле нет в языке такого понятия, как «галут» в том смысле, какой придает ему еврейский народ. Существуют высылка, изгнание или временная эмиграция во избежание преследований со стороны правящего режима. Так, в царской России революционеры спасались от сибирской ссылки в Швей­царии, образуя там знаменитую «русскую эмиграцию». В первой половине 19-го века группа политических деятелей во главе с основателем романтизма в польской литературе Адамом Мицкевичем укрывалась от гонений царизма в Париже, создав там «польскую эмиграцию». Они не дождались свободы для своей родины, но успели за несколько десятилетий организовать польское мессианско-мистическое движение. На том их «галут» и завершился, подобно тому, как завершился с февраль­ской революцией 1917 года в России швейцарский «галут» Ленина и Троцкого.

Еврейское изгнание длится почти две тысячи лет, и, несмотря на возрождение еврейского государства, мил­лионы евреев остаются в галуте.

За эти две тысячи лет наш народ упустил по меньшей мере две исторические возможности создать на галутных территориях собственное государство, причем «инфрас­труктура» такого государства в обоих случаях была уже готова. Но этому мешал заключенный между Богом и патриархом Авраамом завет, согласно которому Он даровал его потомкам большую страну «от реки Египет­ской до великой реки, реки Евфрата». Дело в том, что в обе эпохи упущенных возможностей жизнь галута основывалась исключительно на религии. Евреи поисти­не не представляли себе другой страны для свободной и самостоятельной жизни, кроме Эрец-Исраэль, откуда они были изгнаны после разрушения Иерусалима.

Первая возможность основать новое еврейское госу­дарство возникла, еще до зарождения ислама, в Йемене — стране, которую римляне называли «Arabia felix» («Счастливая Аравия»). Евреи занимали там ведущие позиции и держали в своих руках торговлю не только со всем Аравийским полуостровом, но и с близлежащей Африкой. Между тем набиравшая силу Византийская империя начала мощную кампанию по обращению в христианство идолопоклонников-африканцев и много­численных арабских племен. Православные миссионеры проникли в Йемен и буквально насели на его правителя Абу-Кариба, требуя, чтобы он и его подданные приняли «истинную веру». Но евреи этой страны, небезоснова­тельно видевшие в христианстве, как и евреи всего мира, серьезную опасность для своего будущего, тоже не сидели сложа руки. Они повели против миссионеров активную борьбу как в самом Йемене, так и в Африке, предлагая в качестве альтернативы закон Моисея. Кон­чилось тем, что Абу-Кариб со всеми своими сыновьями и подданными принял иудаизм и дал себя обрезать. (Не без оснований можно полагать, что сегодняшние фалаши и фалашмуры — прапраправнуки тех черноко­жих абиссинцев, которых йеменские евреи обратили в свою веру. Свидетельством смешения йеменских евреев с аборигенами Эфиопии может служить и тот факт, что среди представителей большой алии из Йемена в начале 50-х гг. было немало негроидов. Кстати говоря, некоторые еврейские понятия уцелели в языках Черной Африки. Я сам посетил в ЮАР селение Цанин. Это название происходит от арамейского слова цана, означающего плетеную корзину: в Цанине в свое время жило множес­тво плетельщиков корзин. В иврите же понятие цана стало сугубо книжным словом).

Но «счастливая Аравия» так и не стала «счастливой Иудеей»: евреи, как сказано, не стремились возродить свое государство вне Эрец-Исраэль. Ежедневно молясь об утраченном Иерусалиме, они упустили реальный исто­рический шанс, открывшийся им у Баб-эль-Мандебского пролива, на юго-западной оконечности Аравийского полуострова. А вскоре стремительно распространявший­ся ислам огнем и мечом добился того, что не только коренное население Йемена, но и многие жившие там евреи приняли магометанство.

Второй шанс был упущен тремя-четырьмя столетия­ми позже.

Речь идет о Хазарском каганате.

В ту пору, когда в Европе совершалось Великое переселение народов, на территории Причерноморья, крымских степей и Северного Кавказа появились коче­вые хазарские племена. В исторически короткий срок они успешно наладили сельское хозяйство, особенно ското­водство, развили государственность. Во главе союза племен стоял каган и его представители. В религиозном отношении хазары были примитивными идолопоклонни­ками и вопросами веры интересовались мало. Зато большой интерес стали проявлять к ним духовные лица, представлявшие три крупнейшие религии — иуда­изм, православное христианство и ислам. Почти однов­ременно крупные еврейские торговцы Востока и Запада оценили возможности молодого народа, не имевшего представления об экспорте и импорте, но уже присту­пившего к строительству городов. Поначалу еврейское проникновение в хазарскую среду не имело целью конкуренцию с христианскими и магометанскими мис­сионерами: речь шла, выражаясь современным языком, о бизнесе и крупных проектах развития. Вскоре евреи приобрели у верхов хазарского общества большую популярность в качестве строителей, советников, пере­водчиков, врачей и организаторов международной тор­говли. Когда же до них дошло, чего добиваются от недавних кочевников настырные миссионеры, евреи — йеменская ситуация повторялась один к одному — начали вести «контрпропаганду», адресуя свои усилия правящим кругам, и прежде всего — самому кагану.

Веротерпимость у хазар простиралась так далеко, что в их высшем суде рядом с туземными судьями сидели по паре еврейских, христианских и арабских судей. Не зная особенностей ни одной из трех предложенных ему на выбор религий, каган Булан устроил диспут: пусть каждая сторона выложит перед ним свой «товар», и он купит лучший. В результате дискуссии он принял еврейскую веру и тут же дал себя обрезать. Одновре­менно с ним перешли в иудаизм еще четыре тысячи хазар, принадлежавших в основном к «сливкам» общес­тва. Один из следующих каганов — Овадия — начал строительство молитвенных домов и ешив для изучения Торы.

Похоже, что диспут представителей трех монотеисти­ческих религий — иудаизма, христианства и ислама — получил большой резонанс среди мыслящих евреев. Спустя примерно пятьсот лет, в 1141 году, один из величайших еврейских поэтов, философ-мистик Иегуда Галеви создал знаменитейшую свою книгу, известную под названием, данным ей переводчиком с арабского оригинала на иврит Иегудой ибн-Тиббоном, — «Сефер а-Кузари» («Книга хазара»), описывающую этот ученый спор.

Казалось бы, коль скоро речь идет о стране, заселен­ной бывшими язычниками, принявшими иудаизм, автор «Кузари» должен был бы занять четкую политическую и национальную позицию. Не пустяк все-таки — огромная территория, где евреи, более тысячи лет назад утратив­шие свою государственность, могут чувствовать себя полноправными хозяевами! Однако великий мыслитель Галеви ни словом не касается в своей книге политических последствий перехода кагана в еврейскую веру, зато подробно развивает собственное религиозно-философ­ское учение. А на вопрос кагана к раввину, почему, так страстно славя Святую Землю, он не отправляется туда жить, еврей отвечает: «Ты, царь, совсем пристыдил меня: это, в самом деле, один из слабых пунктов в религиозной жизни, где практика не соответствует теории». И, победив в диспуте, еврейский мудрец отправляется в Палестину. Как видим, Иегуде Галеви, погибшему в самом конце сво­его долгого пути в Иерусалим, и в голову не могло прийти, что ев­рейское госу­дарство может существовать в каком-либо дру­гом месте.

До сих пор точно не извес­тно, что стало причиной круше­ния Хазарского каганата, но нельзя не задать­ся чуть менее умозрительным вопросом: почему евреи, превра­тившие хазар­ских правителей в верных привер­женцев иудаиз­ма, не предпри­няли ни малей­шей попытки ос­новать у них но­вое еврейское го­сударство? Ответ, видимо, будет все тот же: потому что Бог, явив­шийся нашему праотцу Аврааму после ухода Лота в долину Иорда­на, указал перво­му еврею не на Крым или Кав­каз, а очертил границы страны, где еще жили хананеи и ферезеи: «возведи очи твои, и с места, на котором ты теперь, посмотри к северу, и к югу, и к востоку, и к западу. Ибо всю землю, которую ты видишь, тебе дам Я и потомству твоему навеки» (Быт, 13:14-15). И мог ли Авраам и его богобоязненные потомки пойти против замысла Божия?

Собственно говоря, если применить термин «галут» в нашем понимании ко всем племенам, которые были изгнаны со своей земли или сами покинули ее вследствие климатических бедствий либо по иным при­чинам, то надо будет признать, что в изгнании пребывают все западные народы.          Вернемся еще раз в эпоху, когда после распада Римской империи в четвертом и пятом веках началось Великое переселение народов и полудикую Европу наводнили ост- и вестготы, лангобарды и алеманы, франки, вандалы и гунны. В непрерывных схватках с умирающим Римом и друг с другом они основывали новые государства в Италии, Испании, Галлии, в долинах Дуная, Рейна и Майна, в Северной Африке. Ничуть не заботясь о том, что они находятся в изгнании, все они отказались от прежней национальной или племенной идентификации и стали со временем итальянцами, испанцами, голландцами, французами; вестготы, сме­шавшиеся с германскими племенами и осевшие в Центральной и Северной Европе, положили начало не только немецкому народу, но и будущим англосаксам.

Эти драматические события происходили через четы­реста-пятьсот лет после разрушения Второго Храма в Иерусалиме, когда понятие «галут» уже прочно закрепи­лось в сознании еврейского народа. Попробуйте, однако, сегодня сказать испанцу, немцу, бельгийцу или голлан­дцу, что, начиная с четвертого или пятого века, он тоже находится в изгнании, — и на вас посмотрят, как на кандидата в психбольницу.

Кроме индейцев, потомков инков и майя, все белые, черные и желтые народности, населяющие обе Америки, не являются автохтонными на этом громадном континен­те. С тех пор как Христофор Колумб открыл Америку, туда стекались носители всех языков и вер, представители всех рас. Белые пришельцы грабили, вытесняли, изгоняли, наконец попросту вырезали тузем­цев. Согласно традиционному еврейскому подходу к проблеме, все народы в обеих Америках, говорящие на английском, испанском, португальском, французском, голландском, итальянском и идише, пребывают в изгнании и, стало быть, должны мечтать об избавлении от него. Но скажите клану Рокфеллеров или Кеннеди, скажите Картеру, Рейгану, Бушу или президенту Биллу Клинтону, что им следовало бы вернуться обратно на родину, откуда эмигрировали их деды, — и они воспримут ваши речи как дурную шутку.

Многим памятен визит покойного президента Кеннеди в Западный Берлин, когда, стремясь продемонстрировать его населению поддержку Соединенных Штатов, он воскликнул по-немецки: «Я — берлинец!» По дороге в Германию Кеннеди посетил Ирландию и заехал в поселок, откуда его прадед или прапрадед эмигрировал в Америку. Он охотно воздал честь предкам, но отнюдь не выражал мечты об избавлении от своего американского изгнания. И даже негры, привезенные в Америку насильно, как живой товар, перенесшие рабство, разделение семей, дикий расизм и суд Линча, вряд ли поймут того, кто напомнит им, что они находятся в галуте и должны молиться о возвращении в родную Африку.

Лидеры американских сионистов вели жесткую борь­бу с нарушителем табу Бен-Гурионом, романтически полагавшим, что евреи США ради своего избавления должны репатриироваться в Государство Израиль. Кон­чилось прозаически: американские сионисты предупре­дили Бен-Гуриона, что если он рассчитывает на финан­совую и политическую поддержку Израиля пятью-шестью миллионами американских евреев, ему придет­ся отказаться от идеологической посылки, в соот­ветствии с которой они находятся в галуте. Они были согласны считать себя частью всемирной еврейской диаспоры, но напоминали, что по свету рассеяно множес­тво ирландцев, китайцев и других, отнюдь не считающих, что они находятся в изгнании, и не вздыхающих о Мессии-спасителе.

После разрушения Иерусалима в 70 г. н.э. на территории Римской империи жили примерно два миллиона евреев. В качестве пленников, рабов или свободных граждан они достигли страны, которая сегодня называется Румынией, намного раньше, чем там сформировался народ, принявший римскую куль­туру и выработавший язык на основе латыни. Евреи проникли на территорию Испании и сегодняшней Франции за несколько веков до того, как на этих землях осели вестготы. И, собственно говоря, у евреев было не меньше возможностей создать свое государство в Галлии или на территории нынешней Бельгии и Голландии. Герцль готов был, как известно, принять «угандийский вариант» и даже поселить евреев на Огненной Земле, если бы католическая Аргентина согласилась уступить им эту малонаселенную часть своей огромной территории. Мечта Герцля о воссозда­нии еврейского государства родилась в 19-го века, когда земной шар был уже, по существу, пол­ностью поделен между высокоразвитыми народами и их суверенными государствами. Спросим себя: почему эта вдохновенная идея не пришла кому-нибудь на ум в те времена, когда даже в Европе огромные пространства были еще «бесхозными», а евреи уже освоились во всех уголках бывшей Римской империи?

Ответ: виновато понятие «галут» в сугубо еврейском его значении.

Почти все существующие ныне народы укоренились на территориях, покоренных ими в тяжелых кровавых войнах. Войны в Европе почти никогда не прекращались — вспомним Столетнюю войну между Англией и Фран­цией (1337-1453), Тридцатилетнюю войну между като­ликами и протестантами (1618-1648), долгие гуситские войны (1419-1437). Есть и более близкие во времени примеры. Несмотря на то, что во всех этих войнах христиане убивали христиан, Бог стоял в стороне, никого не карая, никому не покровительствуя, а словно бы дожидаясь, пока сильные не уничтожат последнего из слабых.

Как это всегда водится между соперниками, когда речь идет о власти и хлебе, на Ханаанском «плацдарме» народы также вели истребительные войны вплоть до полного уничтожения друг друга. Однако, как мы уже знаем, в данном случае у Бога был свой план, связанный с будущим еврейского народа и исполнившийся через патриарха Авраама и его потомков. Союз, заключенный между Творцом и Авраамом, был позднее ратифици­рован во время стояния евреев у горы Синай, когда Господь сказал Моисею: «Иди отсюда ты и народ, который ты вывел из земли Египетской, в землю, о которой Я клялся Аврааму, Исааку и Иакову, говоря: потомству твоему дам ее. И пошлю пред тобою Ангела (Моего), и прогоню Хананеев, Аморреев, Хеттеев, Ферезеев, (Гергесеев,) Евеев и Иевусеев. (И введет он вас) в землю, где течет молоко и мед (Исход, 33:1-3).

(Трудно удержаться и не привести концовку этого фрагмента, не имеющую прямого отношения к теме эссе, но, возможно, подсказывающую объяснение причин столь длительного «неприхода» Мессии: «…ибо Сам не пойду среди вас, чтобы не погубить Мне вас на пути, потому что вы народ жестоковыйный» — примечание переводчика).

Из этих слов Господа со всей очевидностью явствует (как и подтвердили дальнейшие события), что завоевание Ханаана совершится вследствие кровавой войны с заведомо определенным исходом. Иешуа бин-Нун не мог не победить в этой войне по той простой причине, что она была выиграна заранее и на вечные времена.

Таким образом, вывод ясен, как де-факто, так и де-юре: Страна Ханаанская, позже Эрец-Исраэль, Святая Земля, отдана евреям Богом и принадлежит только им. Никогда, ни при каких обстоятельствах они ни на миг не забывали, что это их страна и что с помощью Бога, чьей волей им был дарован Ханаан, они должны вернуться в нее. И евреи носили с собой и в себе Тору и молитву о возвращении в Эрец-Исраэль. Когда же оно совершит­ся? Когда придет Избавитель. Эту минуту можно приближать, но ее нельзя торопить. Один лишь Бог знает времена и сроки. Только Ему и решать, когда наступит час избавления.

Теодор Герцль, ассимилированный еврей, не питав­ший к Палестине никаких сантиментов, после ряда неудачных попыток найти хоть какую-нибудь территорию для создания еврейского государства, вернулся к мысли об Эрец-Исраэль, поскольку, как пишет он в книге «Der Judenstaat», евреи ментально привязаны к этой стране

Из сказанного следует простой вывод: галут есть не столько географическое состояние, сколько религиозный статус, и он будет продолжаться до тех пор, пока действительно не явится Мессия. Как говорится, глаза проглядев в его ожидании, евреи, странствуя по всей Европе от Крыма до берегов Атлантики, не раз имели гипотетическую возможность, повторим, осесть на территории какой-нибудь Испании или Галлии и создать там собственное государство. Но если изгнание из Земли Израиля и пребывание вне ее после разрушения Храма означает жизнь в галуте, то, даже завоевав, скажем, Швейцарию или Голландию и осев там до пришествия Мессии, евреи все равно оставались бы в галуте. Перед таким трудным испытанием религиозные евреи не хотели быть поставлены. Вспомним, что, когда после разруше­ния Первого Храма вавилонский царь Навуходоносор увел евреев в плен, а позднее персидский царь Кир разрешил желающим вернуться на родину, — огромное большинство бывших пленников решило остаться в Вавилоне. И уже только в новое время, в 1949 году, премьер Ирака (древле Вавилона) Нури Саид, получив от евреев жирный «бакшиш», позволил им выехать в Израиль.

Евреи истово и нетерпеливо ждали прихода Мессии и молились о нем. Неудивительно, что за минувшие столетия среди них время от времени появлялись «мессии», однако всякий раз оказывалось, что это были шарлатаны и самозванцы.

Ранний сионизм ничего общего не имел с религией. И если бы переменчивый Натан Бирнбаум, много раз­мышлявший о проблеме галута, не посоветовал Герцлю назвать основанное им движение сионизмом, трудно представить себе, какое другое название могло бы выразить его сущность. Кто знает, может быть, «территориализм»?

Сугубо религиозное понятие «галут» пережило в высшей степени странную метаморфозу. Светские сионисты, которых люди верующие без колебаний могли бы назвать еретиками, заповеди Торы не соблю­дали, субботу нарушали, не отказывались от сочного трефного бифштекса. Однако именно они не только присвоили и использовали идею Божьего обета относи­тельно Эрец-Исраэль, но и слово «галут» наполнили столь демоническим содержанием, с такой свирепостью нацелились на уничтожение замечательной культуры, созданной евреями в галуте, что им могли бы позави­довать самые оголтелые враги еврейского народа.

Не успела завершиться величайшая во всей нашей истории катастрофа, как ивритский писатель Хаим Хазаз написал пасквильную пьесу против галута, поставленную тель-авивским театром «Габима» в дни, когда в Биркенау, Треблинке, Собиборе и других лагерях уничтожения еще не остыл пепел миллионов замученных нацистами евреев. Устами одного из своих персонажей он призывал на голову галута такие бедствия, проклинал его столь яростными проклятиями, что язык не поворачивается повторить их. Перечитайте главу 26 из Книги Левит — и вы получите отдаленное представление о том, в каких выражениях этот вульгарный пошляк поносит евреев галута, как он выкрикивает: «Да сгорит галут! Да будет проклят последний еврей, который останется в галуте!». И чтобы зритель все это мог вообразить себе более наглядно, на сцене с помощью технических средств был устроен «пожар», иллюстрировавший, как именно дол­жен гореть галут. Что ж, этот пожар на сцене «Габимы» был, похоже, и вправду некоторым подобием адского пламени, уничтожившего Варшавское гетто.

Нужно ли обладать слишком богатой фантазией, чтобы представить себе, как выглядело бы Государство Израиль, если бы пожелания Хаима Хазаза исполни­лись и был бы действительно проклят последний еврей галута, а сам галут исчез в огне?

Религиозные евреи тоже недовольны галутом, но по-другому, не так, как его сионистские отрицатели. Они жалуются Богу и молят Его не о гибели галута, но об избавлении от него, от жалкого сего состояния, они молятся о приходе Мессии и восстановлении Храма. Однако правда заключается в том, что не столько галут был насильственно навязан евреям, сколько они сами на себя его навлекли. Но это — особый разговор.

На протяжении почти двух тысяч лет галутные евреи в подавляющем большинстве упорно держались за свою веру, не стыдились своего еврейства, даже демонстрировали его, шли за него в огонь со словами «Шма Исраэль». Будучи беззащитным меньшинством в христианском море, они не отказывались от своих традиционных одежд, не пытались приладить к враж­дебному окружению свой внешний вид и уклад жизни, создавали — и создали! — собственный народный язык, идиш, и уже в одном этом ощущается истинное само­уважение и гордость. При всех налагавшихся на них ограничениях евреи галута явили нравственную силу, позволившую им удержать и сохранить свой modus vivendi и воспитать в этом же духе бесчисленные поколения. До известного времени евреи Европы были единственным целиком грамотным народом. Они готовы были пожертвовать жизнью ради обучения своих детей, тогда как в христианской среде долгие столетия царило массовое невежество. В ряде европейских стран евреи играли важную экономическую и политическую роль; правители не могли обойтись без них. Что касается разных гетто, то они, конечно, были, но большинство их евреи создали сами, с тем чтобы жить на особицу, по-своему. Собственно, в странах со смешанным населением и стратифицированным, многослойным обществом на сегодняшний день гетто, и не только еврейские, стали широко распространенным явлением. Даже в США, стране свободы, куда текли из Европы гонимые и преследуемые, — до сих пор еще живут обособленно, в своих кварталах и гетто, вопреки распространенной теории «плавильного котла», ирландцы, итальянцы, китайцы, пуэрториканцы, чернокожие и, разумеется, евреи. В Лондоне, столице первой в Европе демократической страны, евреи издавна сосредоточены в собственном гетто — Уайтчепле.

Конечно, евреи страдали от преследований, дискриминации и бесправия. В еврейских местечках Восточной Европы царила неописуемая нищета, но там же общинная еврейская жизнь порождала бесчисленные примеры красоты, идеализма и человечности. Новое Царство Израиля было построено этими идеалистами из польских, российских, румынских местечек; обновленное еврейское государство возвели те, кто вырос и воспитан был в гетто.

 Но потом пришли люди-«плагиаторы», перенявшие религиозную концепцию галута как мира несчастья и унижений, и стали возводить на галутных евреев напраслину: это, мол, люди, лишенные самоуважения и достоинства, бездельники и попрошайки, угодничающие перед панами, умеющие только что жаловаться и клянчить. И так привилась и укоренилась эта напраслина, что и по сей день израильтяне, когда хотят подчеркнуть чье-либо — не важно чье именно — недостойное поведение, обзывают такого человека галутником, с важностью рассуждая о «галутной психологии».

Насколько безграничное отрицание галута («шлилат а-галут») отравило души молодого поколения в Эрец-Исраэль накануне воссоздания государства, можно судить по тому, что в 40-х годах возникло общественное движение, поставившее себе целью отрыв от мирового еврейства и создание в Израиле новой нации — уже не евреев, но неких «израильтян-иврим», — которая включала бы в себя представителей исламских и христианских общин, живущих в этом регионе, при условии что те заговорят на иврите. Однако друзы, черкесы, бедуины, шииты и сунниты, католики и марониты отказались от предложенной им чести, и вопрос о новой нации повис в воздухе.

Исторический парадокс заключается в том, что идея практического воссоздания еврейского государства возникла параллельно с секуляризацией европейского еврейства (его сдвигу от религиозности к светскости) и разочарованием ассимилированных еврейских интеллигентов, таких, как Теодор Герцль, Макс Нордау, Лейб Пинскер, Натан Бирнбаум и др., в их попытках вчлениться, органически вжиться в культуру стран проживания. Религиозное еврейское движение присоединилось к сионизму лишь на Четвертом сионистском конгрессе, выговорив себе право на самостоятельную деятельность без вмешательства «ассимиляторов».

Человеческие общества в мире издревле были орга­низованы в государства или племена, обитающие на самостоятельных территориях. И евреи, даже став всемирным народом, имели такие же права на собствен­ное государство, какие были у французов, голландцев или испанцев. Но религиозная ностальгия евреев по возвращению в Сион, их грезы о приходе Мессии приводили в течение девятнадцати столетий, с одной стороны, к уходу от возможностей создать такое государство, а с другой — сотворили драму галута. Но нет ничего бессмысленнее утверждения, что если народ почти две тысячи лет живет без своего государства, то это значит, будто он живет в изгнании. Иначе мы должны были бы согласиться с мыслью, что в галуте живет весь мир. При том что мир не ожидает Мессию.

Что касается христиан, то их Избавитель (Христос), как они полагают, уже приходил. Религиозные евреи ждут Мессию из рода Давидова, который должен избавить их от галута. Не так давно покойный Любавичский ребе, использовав грандиозные возможности рекламы и масс-медиа, призвал евреев приготовиться к приходу долгожданного Мессии, хотя уже Царство Израиля (пусть и без царя, но с президентом) восстановлено безбожниками. Эти еретики не стали дожидаться Избавителя: их коллективный Мессия родился именно в галуте Восточной Европы.

* * *

Похоже, однако, что галут необратимо впитался в еврейскую кровь: не только религиозные евреи не могут жить без галутного комплекса, превратившегося в часть их философии, но даже вырвавшиеся из галута отцы нашего сионистского отечества создали галут в самом Государстве Израиль. В этот галут они заключили евреев, создающих духовные ценности на языке идиш и несущих с собой великое наследие духовной культуры еврейского народа, в том числе и его замечательную восточноевропейскую культуру, которая, вопреки всем формам ассимиляции, явила собой национальное чудо. Автор этих строк должен прямо сказать, что, вместе со многими другими идишскими писателями, поначалу в Палестине, а затем и в Государстве Израиль, он тоже был загнан в этот галут и тоже — не благороднейшим образом.

Если говорить о духовных невзгодах, то ни один еврей ни в одном галуте не подвергался таким испытаниям, какие выпали на долю идишских писателей в Палестине и в Государстве Израиль: с одной стороны, идишский писатель как гражданин несет все гражданские обязанности — платит налоги, включая и те, которые непосредственно обращаются против него, он служит в армии и посылает слу­жить детей и внуков; с другой стороны — как литератор, как наследник боль­шой еврейской культуры он подверга­ется бойкоту, он нищ и заброшен, как если бы жил в пустыне. Государствен­ные средства массовой информации, включая ивритскую прессу, открыты даже для тех, кто только-только выучил алфавит. Но для идишских писателей они закрыты. Книга на идиш, будь она превосходной во всех отношениях, не удостоится ни широкого обсужде­ния, ни хотя бы упоминания в израильских масс-медиа, вот разве что в идишской гетто-радиопередаче продол­жительностью всего в 25 минут.

Два с половиной года назад в статье под названием «После полустолетия» («Исроэль-штимме», 1.6.92) я рассказал о семи евреях — иноязычных писателях, которые надеялись обрести в Израиле дом, обрели же чувство бездомности и неприкаянности, вынести которого не смогли. При первой возможности — вот уж поистине парадокс! — они сбежали в галут, чем и спаслись. Один из них — Роман Брандштетер, внук галицийского новеллиста и просветителя Мордехая-Давида Брандштетера. Перед второй мировой войной Роман Брандштетер был в Варшаве редактором сио­нистского студенческого журнала на польском языке. Попав в Вильну как беженец, он вместе со своими друзьями, такими, как Давид Лазар (позже соредактор газеты «Маарив») и брат Моше Клейнбойма (Снэ), сделал все для того, чтобы попасть в Палестину, за которую он так страстно боролся в своем журнале. Но, поскольку он писал по-польски, здесь его приняли как чужака, как нэта зар, «чужую ветвь». Его отчаяние было так велико, что сразу по окончании войны он уехал в Рим, принял там католицизм и женился на сестре польского кардинала. Вернувшись в Польшу, Роман Брандштетер стал знаменит как один из самых попу­лярных драматургов.

В чем-то схожа и судьба ныне всемирно известного поэта и сатирика Станислава Ежи Леца. В годы второй мировой войны он сражался против нацистов, прошел через несколько концлагерей и чудом выбрался из этого ада. Как человек, симпатизирующий коммунизму, он после войны был назначен культурным атташе при польском посольстве в Австрии. Когда после образования Государства Израиль в Вене было создано израильское посольство, на одном из приемов Лец познакомился с израильскими дип­ломатами, и они убедили его в том, что он должен оставить Польшу и вместе с семьей репатрииро­ваться в Израиль, где его, несомненно, примут по-королевски и создадут все условия. Кончилась эта история совсем не весело: в Израиле он очень скоро остался без крыши над головой, семью кормить было нечем, и Станислав Ежи Лец стал ночным сторожем на стройке. Он обратился к польскому правительству с просьбой о «помиловании» и позволении вернуться в Польшу. Поскольку Лец был лучшим сатириком в тогдашней польской литературе, ему было дано такое разрешение, с условием, что в течение года он не опубликует ни строчки в польской прессе. Год прошел, и Станис­лав Ежи Лец снова заблистал в польской сатире и поэзии, и его произведения стали переводиться на многие языки.

Как ответить на вопрос, почему идишские писатели в Израиле подвергаются такому бойкоту, почему они оказываются в таком трудном положении — в галуте, подобного которому еще в мире не было? Ответ прост: ведь идишские писатели приехали в Эрец-Исраэль не так, как те отчаявшиеся в своих странах «ассимиляторы», которые не были приняты там в «гойский» круг. Ведь идишские писатели в детстве ходили в хедер, учились в ешиве, так что Эрец-Исраэль был для них больше, чем идеология. Первые впечатления их детства — это впечатления от чтения Торы, бессмертные образы народа Израиля и страны Эрец-Исраэль. Когда же народный поток, порожденный сионизмом, принес их сюда, им пришлось здесь искать не то что политической или сохнутовской карьеры, но — хоть какой-нибудь заработок на день насущный. И они часто не находили его, потому что писали на идиш. В конце концов идишский писатель устраивался в каком-нибудь киббуце, где к нему по крайней мере относились терпимо, и там продолжал создавать свои рассказы и стихи, в которых воспевал Землю Израиля. Идишские писатели принимают свой галут в Израиле точно так, как религиозные евреи принимают исторический галут — с верой и надеждой на избавление.