Йирмейау был народным трибуном в самом высоком смысле этого слова. Его вера, его сознание своей миссии и его высокие нравственные идеалы были неразрывно связаны с окружающей действительностью, ею он дышал и о ней постоянно помнил, даже в моменты высочайшего духовного экстаза.
ПРОРОК ЙИРМЕЙАУ
Введение
Книга Йирмейау это не только собрание пророческих речений, не только историческое сочинение огромной важности, это ещё и величайшее художественное произведение. Все пророческие речения в этой книге увязаны по своему содержанию с важнейшими событиями последних лет эпохи Первого Храма. Высокая художественная ценность этой книги проистекает не из тщательной стилистической проработки, не из нарочитых красот языка, не из продуманного подбора метафор, хотя все эти признаки истинного художественного произведения, несомненно, присутствуют, а из той могучей веры, из того ясного осознания своей миссии, которые звучат в каждом пророческом речении. Художественные образы, удивительно красивые сравнения и метафоры переполняют сердце пророка. Иной раз кажется, что это сердце просто разорвалось бы, не сумей пророк тут же дать этим образам выход вовне, облечь их в совершенную словесную форму. Йирмейау был народным трибуном в самом высоком смысле этого слова. Его вера, его сознание своей миссии и его высокие нравственные идеалы были неразрывно связаны с окружающей действительностью, ею он дышал и о ней постоянно помнил, даже в моменты высочайшего духовного экстаза.
«С должной долей осторожности можно обозначить статус пророка в древности как похожий на статус публициста в наши дни. Публицист — это такой человек, который, сам будучи вне системы, стремится силой своего письменного или устного слова убедить аудиторию в своей правоте, и в тех опасностях, которые подстерегают её, если его слово не будет услышано. Однако это слово никак не меняется в зависимости от того, услышано оно или нет. Не раз пророк произносит и такие слова, которые явно не по нраву аудитории, но в которые он сам верит всеми силами души.» i
В книге Йирмейау перед нами проходит жизнь человека, который с юных лет и до последних дней самоотверженно боролся за свои идеалы. Вся длинная жизнь Йирмейау глубоко трагична, на неё падает мрачная тень предчувствия неизбежной катастрофы — падения Первого Храма. Редактор-составитель предпослал собранию пророчеств Йирмейау краткое биографическое введение:
«Слова Йирмейау, сына Хилкийау, из священников, которые в Анатоте, в земле Бинйаминовой, к которому слово Г-сподне было во дни Йошийау, сына Амонова, царя Йеудейского, в тринадцатый год царствования его. И было (оно) во дни Йеойакима, сына Йошийау, царя Йеудейского, до конца одиннадцатого года (царствования) Цидкийау, сына Йошийау, царя Йеудейского, до изгнания из Йерушалаима в пятом месяце.» (Йирмейау 1:1-3)
«Иирмйаху, сын Хилкийаху, был из рода священников в городе Анатот, восходившему, возможно, к тому священнику Эвйатару, который принадлежал к числу ближайших соратников Давида (1 Шем. 22:20 и сл.), но присоединился к тем кругам, что противились возведению Шеломо на престол (см. ч. I, с. 77 и сл.), и за это был сослан в Анатот (1 Цар. 1:7 и сл.; 2:26). Иирмйаху родился в 60–50-х годах VII в. до н.э. и обнаружил свой пророческий дар в 626 г. до н.э. Пророческая деятельность Иирмйаху продолжалась четыре десятилетия и завершилась после 582 г. до н.э. в Египте, куда пророк был вывезен против своей воли бежавшими из Йехуды участниками антивавилонского восстания.»ii (2 Цар. 25:26; Йирм. 42:1 и сл.)
В течение всей жизни преследовали пророка и душевные, и телесные страдания, и так продолжалось более сорока лет. Поистине, мало кто способен был бы выдержать всё это! Только великая вера во Всевышнего и в свою провиденциальную миссию дали пророку силы пройти этот трудный путь и не склонить голову. И эта самоотверженность была вознаграждена. Страдания пророка были преходящими, торжество его идей, торжество той веры, которую он нёс людям — это торжество вечное!
«Три царя были современниками пророчества Йирмейау: Йошийау, Йеойаким и Цидкийау. Первый не обращал на него никакого внимания, поскольку в ту пору пророк был слишком молод. Второй хотел его погубить, чтобы гарантировать тишину и спокойствие в своём царстве. Третий уже поверил ему, но был бессильным заложником своей слабости и своих страхов. Храмовые коэны воспринимали Йирмейау как возмутителя спокойствия, с которым надо бороться. Среди министров мы слышим разные голоса. Некоторые поддерживали царя, но в большинстве они склонялись к воинственным взглядам и стремились сохранить независимость Иудеи от грозной вавилонской империи. \…\ Самую сильную вражду демонстрировали те, кого Йермийау называл «лжепророки». Они всячески побуждали царя Цидкийау сформировать союз с окружающими государствами и поддержать Египет. Лжепророки становятся настоящими врагами Йирмейау.»iii
Для редактора точная дата начала пророческой миссии Йермийау очень важна: тринадцатый год царствия Йошиау — это значит за пять лет до одного из самых важных событий этого периода, радикальной реформы по централизации культа в Иерусалиме и уничтожения всех периферийных жертвенников. (II Мелахим, гл. 22-23) Царя Йоахаза редактор не упоминает в своём кратком списке. Однако в самих пророчествах это имя встречается, но только один раз (там 22:12). Таким образом, все иудейские цари, правившие перед падением Храма, в тексте упомянуты и мы узнаём, что вплоть до изгнания Цидкийау пророческая миссия не прерывалась. Если мы последовательно прочитаем все пророчества, которые относятся ко времени этих царей то увидим, что они охватывают главы 1-38. Весь дальнейший текст (гл. 39-44) — это историческое повествование, одним из главных героев которого был Йирмейау, это своего рода авторский исторический комментарий к словам пророка, который естественным образом должен был завершать книгу.
«Не следует игнорировать глубокие различия между текстами историописания в книге Йирмйаху и описанием тех же событий в Ранних пророках. Они очевидны и на уровне событийно фактографическом, например, между лишь кратким упоминанием событий в Мицпе у Ранних пророков и развёрнутым, насыщенным драматизмом повествованием в книге Йирмйаху, и на уровне стилистическом и языковом. Нельзя не заметить разницы между отстранённо сдержанным изложением в Ранних пророках, как, например, в словах: «И оставшийся народ, которого не тронул Невухаднеццар, царь Вавилона, и поставил над ними Гедалйаху» (2 Цар. 25:22 и сл.) и эмоционально напряжённым описанием тех же событий в книге Йирмйаху, в словах Гедалйаху: «Не бойтесь служить вавилонянам, сидите здесь, в стране и служите царю Вавилона, и будет вам хорошо…» (40:9 и сл.) и др. Эти и иные различия позволяют предположить, что тексты историописания в книге Йирмйаху являются не внешним дополнением к ней, а ее органической составной частью.»iv
Пророчества в гл. 45-51 едва ли входили в книгу изначально, скорее всего они были добавлены на стадии позднейшей редакции. У нас нет оснований считать их автором Йирмейау. И, наконец, в самом конце книги редактор поместил рассказ о падении Иерусалима и разрушении Храма. Этот рассказ целиком заимствован из II Мелахим 24:18-25, 25:27-30. Выбор редактора завершить книгу Йирмейау именно этим рассказом представляется довольно-таки странным и произвольным, если исходить из допущения, что в его руках была та книга Йирмейау, гл. 1-51, которую мы сейчас имеем. Но этот выбор становится вполне понятным и объяснимым, если исходить из допущения, что порядок глав в изначальной редакции был иной, а историческое повествование (гл. 39-44) в доступной редактору версии отсутствовало. В этом случае понятно решение редактора добавить главы из книги Мелахим в качестве исторического комментария или эпилога, адресованного современнику этого редактора, читателю позднейших времён, скорее всего, послепленных.
Порядок глав книги Йирмейау в Септуагинте существенно отличается от канонического (масоретского). Пророчества о народах мира (гл. 46-51) Септуагинта помещает не в конце книги, а в середине (Септуагинта гл. 25:13 и далее). Пророк говорит:
Свершу Я над той страной все слова Мои, что изрёк Я о ней, все написанное в этой книге, что пророчествовал Иирмейау обо всех народах. (Септуагинта 25:13)
И сразу вслед за этими словами следуют пророчества:
- об Эламе (Септуагинта 25:14-26 соответствует 49:34-39 масоретского канона)
- о Египте (Септуагинта 26:2-28 соответствует 46:1-28 масоретского канона)
- о Вавилоне (Септуагинта гл. 27-28 соответствует гл. 50-51 масоретского канона)
- о Плиштим (Септуагинта 29:1-7 соответствует 47:1-7 масоретского канона)
- об Эдоме (Септуагинта 29:8-23 соответствует 49:7-22 масоретского канона)
Аналогичные перестановки Септуагинта проделала с пророчествами о сынах Амона, о Кэйдаре, о Дамесеке и о Моаве. В масоретском каноне последовательность пророчеств о народах мира такая: Египет, Плиштим, Моав, сыны Амона, Эдом, Дамесек, Кэйдар, Элам, Вавилон. Этот порядок соответствует той геополитической картине мироздания, которая была принята в конце эпохи Первого Храма в Иудейском царстве, а также во времена Вавилонского галута. Этот порядок установлен позднейшим редактором. В Септуагинте порядок этих пророчеств таков: Элам, Египет, Вавилон, Плиштим, Эдом, Сыны Амона, Кэйдар, Дамесек, Моав. Вероятно, именно таков был порядок произнесения этих пророчеств и в таком порядке они были записаны Барухом бен Нерия.
Среди учёных не прекращаются споры о том, какую же из двух указанных последовательностей глав в тексте следует признать изначальной, а какую — вторичной. Есть серьёзные аргументы в пользу первичности Септуагинты. После слов «что пророчествовал Иирмейау обо всех народах», т.е. после традиционного вступительного зачина, следуют, одно за другим, девять пророчеств о разных народах в том порядке, как они были первоначально произнесены, или в том порядке, как их успели записать ученики пророка. Затем следует заключительная, итоговая формула:
«Ибо так сказал мне Г-сподь, Б-г Йисраэйлев: возьми эту чашу с вином гнева из руки Моей и напои им все народы, к которым Я посылаю тебя.» (Септуагинта там 25:15)
Далее (Септуагинта 25:18-26) перечисляются, но уже конспективно, те народы, к которым пророк послан. В этом, кратком, варианте упомянуты и некоторые народы, которых нет в полном варианте пророчества. Редактор масоретского канона предпочёл следовать тому порядку, который был издавна принят при оформлении и редактировании текстов всех пророческих книг: сначала поместил все пророчества к Израилю и Иудее, а только затем — пророчества о народах мира. Именно такой порядок мы встречаем и в книге Йехезкеля. После того, как порядок глав был изменён, слова «Свершу Я над той страной все слова Мои, что изрёк Я о ней» утратили свой изначальный смысл как вступление к пророчествам о народах мира. Теперь «та страна», над которой будут совершены все слова Всевышнего — это уже многогрешная, отступившая с пути истинного Иудея. Пророчества о народах мира были в этом варианте отнесены в конец книги.
В Первой части книги (гл. 1-23) слова пророка приводятся без ясных хронологических привязок, однако мы можем достаточно точно узнать время их произнесения из упоминаний того или иного царя в связи с тем или иным пророчеством. Первое пророчество (1:1-9) это своего рода вступление ко всей книге. Это первое, самое ранее пророчество Йирмейау, а раз так, то его следует отнести к тринадцатому году царствия Йошийау, который обозначен как год начала пророческой миссии. В гл. 21 не раз упоминается царь Цидкийау, что помогает понять время её создания:
«Слово, которое было сказано Йирмейау, от Г-спода, когда царь Цидкийау прислал к нему Пашхура, сына Малкии,\…\ И сказал им Йирмейау: так скажите Цидкийау.» (там 21:1, 3)
В гл. 24 мы встречаем указание на то, что и эти слова сказаны в царствие Цидкийау:
«После того как Невухадрэццар, царь Бавэльский, вывел из Йерушалаима Йехонйау, сына Иеойакима, царя Йеудейского, и сановников Йеудеи, и ремесленников, и кузнецов и привёл их в Бавэл» (там 24:1)
Далее гл. 25, вновь возвращает нас ко времени Цидкийау, к четвёртому году его царствия. Пророчество в гл. 26 произнесено в начале царствия Иеойакима. Однако пророчество в гл. 27 вновь возвращает нас ко времени Цидкийау. В первом пасуке (там 27:1) оно привязано ко времени Йеойакима, но содержание ясно свидетельствует об истинном времени его создания:
«И пошли их царю Эдома и царю Моава, и царю сынов Аммоновых, и царю Цора, и царю Цидона через послов, которые приходят в Йерушалаим к Цидкийау, царю Йеудейскому.\…\ Цидкийау, царю Йеудейскому, говорил я все те же слова, сказав: преклоните шею вашу под ярмо царя Бавэльского и служите ему и народу его, и живите.» (там 27:3, 12)
Гл. 28, 29 также относятся ко времени Цидкийау. Гл. 30, 31 никак не привязаны хронологически. В гл. 32 мы встречаем указание, что она относится ко времени осады Иерусалима на десятом году царствия Цидкийау. К этому же времени относятся и гл. 33, 34. Однако гл. 35 возвращает нас ко времени Йеоякима. В гл. 37 и далее рассказано, что произошло с Йирмейау во время осады Иерусалима и позднее.
Из приведённых выше примеров (их можно умножить) ясно следует, что тот, кто собрал отдельные пророчества воедино, не очень хорошо представлял себе не только время произнесения каждого пророчества, но и точное время важнейших исторических событий. Скорее всего, процесс собирания пророчеств занял несколько поколений, проходил в несколько стадий и выполнялся разными людьми. На первой стадии отдельные пророчества собирались в маленькие, короткие сборники. Все эти короткие сборники попали в руки «последнего составителя». В большинстве сборников никакой хронологической привязки отдельных пророчеств не было, или она была не точной. Поздний составитель составил из этих сборников единую книгу, ориентируясь уже на свои представления о последовательности событий, он же добавил необходимые, по его мнению, исторические примечания и дополнения. Не только в тех случаях, когда время той или иной проповеди не указано, но даже и тогда, когда время обозначено достаточно точно, последний составитель выбирает другой порядок изложения. Попытаемся понять, чем можно объяснить все эти хронологические неточности, достаточно очевидные для нас сегодня.
«И было в четвёртом году Йехойакима, сына Йошийаху, царя Йехуды…» (36:1), т.е. в 604 г. до н.э., — так начинается один из интереснейших автобиографических отрывков (шестой по счету) не только в книге Йирмйаху, но и во всем собрании Поздних пророков. В нем рассказывается о явлении, привычном в древнееврейском пророчестве, но редко обсуждаемом: о том, почему и как записывалось устное слово пророка.» v
На четвёртом году царствования Йеояйакима и на двадцать третьем году своей пророческой миссии Йирмейау получил повеление Всевышнего собрать воедино «все те слова, которые Я сказал тебе об Израиле и о Иудее» (там 36:1-6). Возможно, что и сам пророк, и некоторые его ученики вели какие-то записи этих проповедей. Теперь предстояло отыскать все эти заповеди и собрать их воедино. Вероятно, именно так поступали и другие пророки, жившие ранее. Но только в книге Йирмейау мы находим рассказ о том, как именно это собирание записей было исполнено. В этой работе пророку помогал его ученик, Барух бен Нерия. Пророк повторил вслух, специально для записи, самое важное из своих проповедей. Скорее всего, кое-что Барух бен Нерия записывал и ранее, в момент произнесения проповеди, но самое главное Йермийау повторил ещё раз, не для широкой аудитории, а специально для записи. Перед нами первый, в истории Израиля, пример диктовки и записи под диктовку, с целью составления обширного сборника.
Зимой на пятом году царствия Йеойакима, составление свитка было завершено. Скорее всего, пророк собирался прочитать его перед народом и перед знатью в один из дней всеобщего собрания в Храме. В силу каких-то причин (нечистота?), самому пророку вход в Храм был запрещён. Поэтому он вручил свиток Баруху бен Нерии. В девятом месяце (Кислев) был объявлен «пост пред Г-сподом», и в Храме собрался народ не только из Иерусалима, но и из многих окрестных селений. Барух бен Нерия должен был прочитать слова пророка в Приделе (верхнем дворе) Храма, в присутствии всего народа. Народ собрался в верхнем дворе, у входа в Храм. Барух поднялся в особое помещение («комнату») Гемарйау бен Шофана, придворного писца, и прочитал слова пророка по записи, которая была у него в руке, перед всем народом. Слова эти произвели огромное впечатление не только на народ, но и на царских писцов, которые это чтение слушали. Один из этих писцов доложил об услышанном сановникам, собравшимся в царском дворце.
«И сошёл в дом царя, в комнату писца, и вот, сидели там все сановники: Элишама, писец, и Делайау, сын Шемайау, и Элнатан, сын Ахбора, и Гемарйау, сын Шафана, и Цидкийау, сын Хананйау, и все сановники. И пересказал им Михайеу все те слова, которые он слышал, когда Барух читал по записи в слух народа.» (там 36:12-13)
Эти люди послали гонца к Баруху бен Нерия и приказали ему представить им свиток, который он читал. Барух явился во дворец, и вновь прочитал свой свиток. На сановников это чтение произвело сильное впечатление, и они захотели узнать, насколько точно были записаны слова пророка:
«И сказал им Барух: устами своими говорил он все слова эти, а я писал их чернилами в этот свиток.»
Убедившись, что они, действительно, слышали слова Йирмейау, сановники, прекрасно понимая, какой в этих словах содержится взрывчатый потенциал, посоветовали и самому пророку, и его верному ученику немедленно спрятаться, вероятно, чтобы избежать царского гнева. Лишь после этого они набрались смелости и рассказали самому царю об услышанном, а затем представили и сам злополучный свиток. Из рассказа в книге Йирмейау не очень понятно, кто именно передал свиток в руки царя. Скорее всего — перечисленные выше пятеро сановников, хотя, возможно, Элишама остался в своей комнате, чтобы охранять свиток, пока царь не пришлёт за ним гонца.
Когда царю были прочитаны три-четыре столбца, гнев монарха был настолько силён, что, не слушая далее, он разрезал свиток специальным ножом для чистки кожаных свитков и швырнул клочки в огонь. Если бы пророк и его верный ученик к тому времени не скрылись, их, несомненно, ждала бы страшная судьба. Йирмейау приказал ученику взять новый свиток, и заново написать там под диктовку всё то, что было в сожжённом свитке, «и много слов подобных.»
Это весьма существенное уточнение указывает, что второй свиток был полнее первого. Вероятно, пророк, убедившись на горьком опыте, что «рукописи горят», а судьба их авторов зависит от царского произвола, понял, насколько важно сохранить для потомства максимально полную версию своих проповедей. После этого Цидкийау царствовал ещё много лет, и в течение всего этого времени Йирмейау не только продолжал свои устные проповеди, но и регулярно диктовал их своему ученику. Сохранились ли в книге Йирмейау все эти записи? Едва ли…. Свиток Баруха Бен Нерии не дошёл до нас в своём изначальном виде. Если царь сам, своею рукою, бросил его в огонь, то нетрудно догадаться, сколько раз повторяли этот нехитрый приём идейной борьбы его многочисленные сановники, прислужники и добровольные приспешники. Власть имущие искали и сжигали копии свитка Баруха бен Нерии, а немногочисленные ученики и последователи пророка прятали и переписывали эти копии. И для того чтобы хорошо спрятать, и, главное, для того, чтобы быстро переписать, им поневоле приходилось делать сокращения. Каждый делал такие сокращения по своему разумению, поэтому от единого свитка через какое-то время перешли к нескольким версиям, очень сильно отличавшимся, в том числе — и порядком отдельных глав. Каждый тайный переписчик руководствовался своими представлениями о значимости того или иного отрывка, каждый знал только о своей версии, и не подозревал, что существуют другие, поэтому и сам порядок глав зачастую менялся. На самом позднем этапе, уже в Вавилоне или в пост-пленную эпоху, все эти версии были вновь сведены воедино, но ни пророка, ни его ученика не было уже на свете, о многих событиях той эпохи сохранились лишь туманные воспоминания, и некому было указать на явные хронологические нестыковки или на неверные даты царствия. Так, в общих чертах, выглядел процесс собирания и обработки проповедей Йирмейау, итогом которого стала та книга, которая сегодня носит его имя.
***
Йирмейау начал свою пророческую миссию, будучи ещё очень молодым человеком, на тринадцатом году царствия Йошийау. В этот период положение Иудейского царства было поистине плачевным. За сто лет до того было повержено царство Эфраима, и только маленькая Иудея чудом избежала столь же страшной участи. В массе своей жители Иудеи не испытывали никакого сочувствия к своим изгнанным братьям, вековая вражда и подозрительность между двумя царствами не исчезли даже после полного разрушения большего из них. Среди жителей Иудеи было принято теологически оправдывать страшную судьбу изгнанников Эфраима и объяснять её, как наказание за грехи. Однако сам Йирмейау всегда вспоминал Северное царство с тоской, а его изгнанных жителей — с любовью. Сто лет спустя после этой страшной катастрофы пророк переживал падение Дома Йосефа так же живо, как если бы был современником этих событий. Духовный горизонт Йирмейау был намного шире, чем у его современников, и охватывал все двенадцать колен Израиля. Говоря о великой миссии Избранного народа, Йирмейау никогда не ограничивал представление об этой миссии только Иудеей. Пророк очень неохотно, с оговорками принимал бытовавшие в ту пору упрощённые объяснения катастрофы Северного царства, как наказания за грехи. Узколобый, заносчивый национализм Иудейского царства был ему совершенно чужд. Ни Иудейское, ни Израильское царство совершенно не соответствовали тем высочайшим нравственным стандартам, которые провозглашал Йирмейау. Но поскольку именно сыны Эфраима уже испытали на себе всю страшную тяжесть Меры Суда, они вызывали у пророка большее сочувствие, чем высокомерные сыны Иудеи. Пророк с тревогой всматривался в будущее, понимая, что столь же страшная судьба уготована и тем, кто сегодня похваляется своим мнимым превосходством над униженными и рассеянными братьями в Израиле. Все эти мысли переполняли сердце Йирмейау в юности, когда он принял на себя пророческую миссию. Это произошло в тот момент, когда весь народ Израиля стоял на краю страшной пропасти. Сыны Эфраима рассеяны в далёком изгнании в Ассирии, теряют свой язык, свою религию и быстро ассимилируются, а сыны Иудеи — слабы и малочисленны, целиком зависимы от пертурбаций региональной политики. С одной стороны, пророк уверенно предсказывал Израилю великое будущее, с другой стороны лучше всех понимал, насколько плачевное настоящее этому великому будущему не соответствует. Не только политическое положение было из ряда вон плохо, не давал поводов для оптимизма и нравственный климат Иудеи, и в этом пророк видел главную опасность.
Об этом постоянно думал юный Йирмейау, на эти неразрешимые вопросы искал он ответа в тот момент, когда принял на себя пророческую миссию. Решение это далось ему не просто, ведь его характер очень мало такой миссии соответствовал. От рождения он был человеком добросердечным и мягкосердечным, отзывчивым и сочувствующим, нежным и даже изнеженным, любил всем сердцем ближнего и стремился к миру. Он был человеком общительным, любил приятное общество и терпеть не мог споры и ссоры, не любил публичных препирательств и всегда старался закончить конфликт полюбовным соглашением.
«Он был, несомненно, человеком особого склада, личностью тончайшей душевной организации. \…\ Он постоянно обуреваем сомнениями, в том числе — и в самом себе, он мучается неразрешимыми вопросами. На фоне изрекаемых им от имени Г-спода страшных пророчеств, предсказаний о неисчислимых бедствиях, часто прорывается как бы прежний, собственный голос, задыхающийся от боли, страдания, тоски.»vi
Но при этом Йирмейау вполне отдавал себе отчёт, что такой его склад характера — полная противоположность тому, что требуется от пророка. Человек мягкий, «мыслящий тростник», был призван взять на себя суровую миссию, стать «железным столбом». Человек общительный должен был обречь себя на полное отчуждение и изоляцию от привычной ему общественной среды и даже от родственников, ведь даже братья и отцовский дом прервали с ним отношения. Человек, склонный к компромиссу должен был идти до конца в своей проповеди, не обинуясь, неколебимо и последовательно. Тихий миролюбец должен стать закоренелым спорщиком и полемистом. Возможно ли вообще настолько изменить характер человека? По силам ли юному Йирмейау столь радикальное изменение самой своей природы, своего рода «рождение заново»?
Судьбоносные события тех дней дали ответ на этот вопрос. Эти события укрепили сердце Йирмейау, дали робкому юноше силу принять на себя великую историческую миссию, от которой он, вначале, пытался отказываться. В самом начале своей книги пророк пересказывает нам беседу между ним и Всевышним. Ещё юношей услышал пророк слова, поразившие и очаровавшие его:
«Прежде, чем Я создал тебя во чреве, Я знал тебя, и прежде, чем ты вышел из утробы, Я посвятил тебя, пророком народов Я поставил тебя.» (там 1:5)
Юный избранник пытается робко возражать:
«И сказал я: увы, Г-споди Б-же, ведь я не умею говорить, ибо я (ещё) отрок.» (там 1:6)
Но, как и в другом, более известном сюжете избрания, все эти возражения отвергаются с порога:
«Но Г-сподь сказал мне: не говори: «я отрок», а иди, к кому бы Я ни послал тебя, и все то, что Я прикажу тебе, ты будешь говорить. \…\ И вот, Я поставил тебя ныне укреплённым городом, железным столбом, и медными стенами на всей этой земле, против царей Йеудеи и сановников ее, священников ее и народа этой земли.» (там 1:7, 18)
Какие же именно события тех дней повлияли, осознанно или подсознательно, на готовность мягкого и доброжелательного Йирмейау превратиться в «железный столб и медные стены»? Страшная опасность нависла в те дни над Израилем. Дикое и дерзкое племя захватило уже всю Сирию и устремило свой взгляд в сторону Египта. На пути к Египту лежала Иудея… Несмотря на это в Стране Израиля не верили, или не желали верить, что опасность столь близка. Однако Йирмейау было дано узреть в пророческом видении, что Всевышний «бдительно следит за словом Своим», иными словами, угроза могучего народа — это некий составной элемент грандиозного метаисторического катаклизма, миновать который — не в силах людских. Во втором видении сказано ещё проще и понятнее: «с севера начнётся бедствие», «все племена северных царств» обрушатся на Иерусалим. В течение многих веков канонические комментаторы толковали эти слова, как угрозу со стороны Вавилона. Вавилонская угроза, однако, не существовала ещё на тринадцатом году царствия Йошийау. Кроме того, Вавилон расположен к востоку от Иудеи, а не к северу. Современные учёные сходятся на том, что речь идёт о племени ашкеназим, которое в тот момент распространилось в Сирии, в Стране Израиля и в городах плиштим. Вероятно, ТАНАХ обозначает этим именем группу скифских племён, которые проникали на Ближний Восток несколькими волнами через Кавказ, и представляли большую угрозу многим цивилизованным государствам этого региона в течение целого столетия. На сей раз волна скифских кочевников устремилась в Египет, избрав самый верный путь: через Страну Израиля и города средиземноморского побережья. Египетский фараон сумел откупиться от них баснословными дарами и убедил их вернуться туда, откуда пришли. На обратном пути скифы вновь прошли через города плиштим и Страны Израиля. Об этом страшном набеге упоминает также и Цефания:
«Все истреблю совершенно с лица земли, слово Г-спода! Истреблю человека и скотину, истреблю птицу небесную и рыб морских, и вводящих в заблуждение нечестивых, и истреблю человека с лица земли, слово Г-спода!» (Цефания 1:2-3)
О разрушительном нашествии скифов в этот же период времени упоминает также и Геродот. Он особо подчёркивает, что скифы разграбили и разрушили до основания огромный храм в Ашкелоне. Об опустошении Ашкелона и других городов побережья пишет и пророк Цефания:
«Ибо Аза покинута будет и Ашкелон пустошью (станет), Ашдод среди дня изгнан будет, и Экрон будет искоренён.» (там 2:4)
Именно в это страшное время начал Йирмейау свою пророческую миссию. Первая глава, как ясно видно из её содержания, это введение ко всей книге Йирмейау. Во второй главе мы видим суровые упрёки Израилю за то, что он оставил Всевышнего и служит чужим божествам. Эти упрёки начинаются с яркого, незабываемого образа:
«так сказал Г-сподь: Я помню о благосклонности ко Мне в юности твоей, о любви твоей, когда ты была невестою, (как) шла ты за Мною по пустыне, по земле незасеянной.» (Йирмейау 2:2)
Очень может быть, что эти трогательные, нежные слова должны ещё сильнее акцентировать всю греховность греха вероотступничества, сопоставимого по своей мерзости только с изменой супругу. Возможно, что в это время скифы вторглись в Страну Израиля, захватили и разрушили большую часть городов Иудеи. Пророк так описывает те страшные события, свидетелем которых он стал:
«Рычали на него львы, подняли голос свой и сделали землю его пустынею; (и) города его сожжены и обезлюдели.» (там 2:15)
Точное время этого пророчества мы узнаём из слов, которые следуют сразу вслед за ним:
«И сыновья Нофа и Тахпанхэйса сокрушили темя твоё, не за то ли сделано это с тобою, что оставил ты Г-спода, Б-га твоего, в то время как Он вел тебя по пути? А ныне, что тебе на пути в Египет? Пить ли воду Шихора (Нила)? И что тебе на пути в Ашшур, — пить ли воду реки (Перат)?» (там 2:16, 18)
С одной стороны, мы видим суровое осуждение идолопоклонства, измены Тому, Кто «вёл тебя по пути». Однако служение идолам, как массовое и повсеместное явление, уже не существовало в Иудее после кардинальных реформ на восемнадцатом году царствия Йошийау. С другой стороны, пророк упрекает своих современников за легкомыслие и политический авантюризм. То они возлагают все надежды на Египет и обращают взор туда, чтобы заключить союз против Ассирии, то обращают взор в Ассирию, чтобы заключить союз против Египта. Отсюда видно, в момент произнесения этих слов ассирийское царство ещё существовало, и было одной из значимых сил в противостоянии на древнем Востоке, эти детали помогают нам привязать пророчество во времени.
В первых главах книги Йирмейау мы ещё не находим той важнейшей и самобытной идеи пророка, которая помогает нам безошибочно отличить его от всех предшественников. Той идеи, которая увела его из привычного и родного ему мира, и перенесла в совершенно новый мир, дотоле ему незнакомый. Пока что мы видим пророка, который борется против идолопоклонства, против служения Баалу, укоренившемуся в Иудее, особенно во времена Менаше, и против той недальновидной, авантюристической внешней политики, которую веками практиковали цари и Израиля, и Иудеи, против бесконечного лавирования между Ассирией и Египтом, заискивания то перед одним царством, то перед другим, а иногда и перед обоими одновременно. В наши дни такую политику называют реал-политик. Однако ещё Ошэа упрекал за неё своих современников:
«Эфрайим ветер пасёт и за ветром восточным гоняется; весь день множит он ложь и грабёж; и с Ашшуром союз заключают они, и отвозится оливковое масло в Египет.» (Ошэа 12:2)
Именно такая политика и погубила, в конечном счёте, как Эфраим, так и Иудею. Но Йирмейау не придумал ничего нового, когда бросил вызов такой политике. В этом плане он лишь продолжил богатую традицию Поздних Пророков. То же самое верно и в отношении борьбы против идолопоклонства, которая проходит лейтмотивом сквозь проповедь всех его предшественников.
На первом этапе своего пророческого пути Йирмейау лишь усиливает и акцентирует идеи своих предшественников. Главное испытание и уникальная, неповторимая миссия у него ещё впереди….
Примечания:
i בנימין לאו ירמיהו גורלו של החוזה ידיעות ספרים 2010 עמ’ 17
ii И. П. Вейнберг Введение в ТАНАХ Пророки Гешарим Иерусалим 5765 Мосты культуры М 2005 стр. 67
iii בנימין לאו ירמיהו גורלו של החוזה ידיעות ספרים 2010 עמ’ 21
iv И.П. Вейнберг там стр. 68
v И.П. Вейнберг там стр. 69
vi Г.В. Синило Древние литературы Ближнего Востока и мир ТАНАХа Минск 1998 стр. 285
