ЗАМЕТКИ ПО ЕВРЕЙСКОЙ ИСТОРИИ

Сошествие Всевышнего привело к смещению в сознание подсознательных образов, смешению всех понятий и утрате цели. Вряд ли все жители Содома, от юнцов до старцев, намеревались вступить в гомосексуальные отношения с бесполыми ангелами.

Ярослав Ратушный

КНИГА ИОВА И МЕТАФИЗИКА ЮНГА

Один из многочисленных смыслов необыкновенно глубокой Книги Иова — только в состоянии пророчества отчасти открываются божественные замыслы: «Знаешь ли ты законы неба, чтобы установить его власть на земле» (Иов 38:33).

«Ответ Иову» полагают вершиной метафизического творчества Юнга, желавшего незадолго до смерти переписать все свои труды, кроме этого.

Психоаналитика Бога, подобная пособию по человеческим неврозам и психозам, возможна только с позиции примитивного образца гностицизма, предполагавшего превосходство пневматика над демиургом.

Страдающее биполярным расстройством самовлюбленное деспотичное божество с узкой полосой рефлектирующего сознания «не могло оценить свои бурные эмоции».

Погружение в бессознательное вызвало «дикость и звериную жестокость», но одновременно смутное ощущение вопиющей несправедливости.

Нуждавшееся в самоутверждении божество, «отличающееся от архаичного царька лишь объемом», невротически жаждало восхваления людей и ревниво следило за их «задними мыслями».

Бог только в людях мог осознать собственное существование, иначе ему грозили «припадки слепой разрушительной ярости и погружение в адское одиночество и мучительное небытие».

Юнг с непринужденной легкостью заявил, что Творец обладал всей полнотой качеств, поэтому сумел создать мир с недоразвитым сознанием.

Видение Иезекиля подвигло метафизика к выводу о трех звериных и лишь одной человеческой составляющих божественной личности.

На престоле из сапфира восседало «лишь подобие человека», что объясняло аморальное поведение при доминировании бессознательного.

Человеческая часть божества побудила сотворить Адама, как партнера и собеседника для переноса скрытых бессознательных побуждений.

Недоверчивый Бог «нервно переживал саму возможность сомнения в его превосходстве», что побуждало к двусмысленным действиям, спровоцировавших грехопадение.

Действительно, заповедь Адаму крайне противоречива: удвоенный императив есть от каждого дерева сада и предостережение не есть от древа познания.

Любое действие и даже бездействие неминуемо влекли к нарушению первой или второй части божественного приказа.

Сатана, названный «старшим сыном Бога», описан как трикстер, склонный к плутовству, провокациям и досадным инцидентам.

Каин «точная миниатюрная копия сатаны» — в этом тайная причина особой божественной защиты злодея.

Однако первым убийцей был Авель, зарезавший живые существа, когда еще не было смерти в мире, ставший в христианской традиции прообразом Иисуса.

Служение Каина подчеркнуто божественным наставлением, защитой и невыносимостью изгнания от лика Всевышнего.

Под влиянием сатаны люди совершали «странные неожиданные выходки», заставившие «ошеломленного Бога» вмешиваться в их дела и даже устроить потоп.

Впрочем, вызвавший катастрофу моральный балаган начали сыны божьи — падшие ангелы, бравшие силой понравившихся женщин.

Слишком бессознательное, чтобы быть моральным, божество «нарушило по меньшей мере три заповеди» в истории с Иовом.

Тайный мотив передачи верного раба в руки сатаны связан с потребностью в разбирательстве внутреннего конфликта.

Иов оказался в опасной ситуации, разглядев теневую сторону противоречивой божественной сущности, ведь «человеку не позволено иметь свое мнение о Боге, особенно если тот таковым не обладает».

Он с ужасом обнаружил, что «Бог не только не человек, но нечто меньшее человека, ведь бессознательность естественна для животного».

Бог возвысил Иова «втаптывая в прах, и тем самым вынес приговор себе, дав страдальцу удовлетворение, оставшиеся всеми непонятым».

Осознание человеком божественной сути вынудило Творца познать себя, иначе весь мир, кроме него самого, узнал бы о «скандальной бессознательной раздвоенности».

Страдания Иова инициировали воспоминания о Софии — первой супруги и наперсницы, забытой ради неблагодарных людей.

Создатель намеревался расторгнуть союз с Израилем, но утаивал это от себя, поэтому

проецировал свое вероломство на самого верного раба.

Благотворное влияние божественной мудрости пробудило новый творческий импульс к созданию богочеловека, рожденного земной женщиной — воплощения Софии.

Бог осознал моральное превосходство Иова и захотел стать человеком для обретения нравственности и искупления несправедливости.

Противоречие между неосознанными импульсами и возникшей моралью могло быть разрешено только принесением в жертву самого себя.

Распятие позволило в полной мере ощутить выпавшие на долю Иова муки, но вся евангелическая история произошла из-за «тревожности бессознательного».

Вызванная несправедливостью душевная травма заставила уйти на покой и передать управление миром более совершенной ипостаси.

Однако «парадоксальность Бога вызвала неразрешимый внутренний конфликт раздираемого на противоположные части человека».

Неисчезнувшая темная божественная сторона проявила «ужасающую манию разрушения» в Апокалипсисе Иоанна.

Завершает причудливую метафизику утверждение, что «невозможно определить, являются ли божество и бессознательное двумя разными величинами».

Многолетние эксперименты с психикой приблизили самоотверженного ученого к отождествлению себя с «богом внутри».

Эрнст Джонс иронично заметил, что «богоподобные люди не в состоянии пережить существование какого-либо иного бога».

Сумеречная фантазия позволяла Юнгу общаться с древними богами, мифическими и синтезированными личностями, открывавшими потусторонние тайны.

Эксклюзивная многоголосица не подсказала, что мир намного сложнее, а сакральные тексты неизмеримо глубже, чем могло показаться психоаналитику скрытых божественных побуждений.

Почитаемая сокровищницей откровений Книга Иова многократно цитируется в Зогаре для объяснения тайн творения.

В древних текстах приводятся противоречивые мнения о проблеме страдающего праведника и благополучного грешника.

В мидрашах Иов подвергся страданиям за молчание на совете фараона или был жертвой для отвлечения внимания сатаны при переходе Израиля через море Суф.

Выделяется мнение о наказании за слишком большую праведность: «Иов разделял, а не соединял добро и зло, и той же мерой судим» (Зогар, Лех леха 35).

Оптимально определение греха как противодействие божественному замыслу: разделять соединенное Всевышним, и соединять разделенное небесами.

Нижний мир определяется взаимодействием противоположностей, поэтому человек должен оставаться посредине и не впадать в крайности.

Иов понимал хрупкость своего счастья: «Постиг меня ужас, которого я боялся» (Иов 3: 25) — страшился гибели детей, не имевших причин хулить Бога, но жертвы не приносят на всякий случай.

Разговор на небесах — метафора всеобщего принципа. Согласно Зогару Иову следовало во имя святости дать небольшую долю сатане.

Опасно слишком удалятся от зла, поскольку полные праведники не принадлежат этому миру и привлекают внимание высших сил.

Праведник отдан во власть другой стороны подобно закону полагать чистым полностью покрытое проказой тело.

Сатана оказался способен провоцировать нападение различных народностей, насылать смертоносный ураган и сводить божий огонь.

Самый богатый и счастливый на Востоке человек, глава большой дружной семьи, в одночасье стал самым бедным и несчастным.

Иов с беспримерным смирением принял невообразимые потери: «Нагим я вышел из чрева матери моей и нагим возвращусь туда» (Иов 1:21).

Несравнимое с гибелью детей кожное заболевание могло изнурить страдальца и спровоцировать богохульство.

Сатана требовал «кожа за кожу», выражение аналогичное око за око, означающее желание другой стороны возместить ущерб.

Согласно мидрашу Иов был поражен двумя противоположными видами язв, делавшими невозможным лечение.

Окаменевшая от горя жена, оставленная в живых по одному из мнений для дополнительного искушения, посоветовала проклясть Бога и умереть.

Несносные духовные и телесные муки не заставили праведника хулить Бога устами, отсюда сделали вывод о «проклятии в сердце» (Баба-Батра, 16А).

Смерти детей повергли Иова в состояние шока и рефлексии к предыдущему благочестию, но отсутствие страха после потерь способствовало полной откровенности.

По окончанию шивы и осознания постигшего горя он дал волю чувствам, прокляв свой день рождения и ночь зачатия.

Иов упрекал Бога за продолжение опостылевшей жизни, изнемогая в ожидании смерти и избавления от невыносимых страданий.

Древние люди сдержанно относились к загробному миру. Беспрецедентное внимание к заупокойному культу в Египте не сопровождалось обещанием воздаяния.

Нет вечного блаженства от близости божеств, а только возвращение в первородный дом и простая работа в поле.

В Берешит Раба и Зогаре описаны пять уровней души, включенные друг в друга как сердцевина и оболочка.

Витальная душа частично остается в могиле и перевоплощается после очищения в шеоле, дух проверяется на входе в нижний сад, а душа возносится в высший Эден.

Вряд ли саддукеи, подобно атеистам, верили только в видимый мир. Вероятно, они отрицали сохранение личности после смерти, поэтому служили без ожидания будущей награды.

Иов требовал справедливого суда при жизни, а не в конце времен: «Человек ляжет и не встанет, до скончания небес не пробудится» (Иов 14:12).

Три друга были полны сочувствия, но после дерзких речей затеяли дискуссию с прямыми и косвенными обвинениями страдальца.

Ночное видение Элифаза сопровождалось ужасом, трепетом костей, вставанием дыбом волос, а затем нечто «прокралось» в сознание.

Откровение должно быть по крайней мере оригинальным, а не поведать, что люди умирают, подобно моли, не познав небесную мудрость.

Страдания естественны как полет искр или птиц, поэтому гневливый глупец будет наказан, а праведник огражден от всех опасностей мира.

Верх бестактности — сказать потерявшему десять детей человеку о многочисленном, как полевая трава, потомстве.

Услышавший вместо утешения холодные богословские размышления и намеки на его грехи Иов упрекнул друзей в черствости.

Создатель не должен преследовать ничтожного человека без надежды оправдания, поскольку небесное правосудие осуществляется по неизвестным принципам.

Оппоненты осудили высокомерное сомнение в божественной справедливости и повторили древнюю идею о неизбежности грехов: «Нет на земле праведника, который делал бы доброе и не согрешил» (Коэлет 7:20).

Увещевания лишь усилили дерзость страдальца, обвинившего Бога в каре без разбора, истреблении невинных, покровительству злодеям, передаче земли во власть нечестивцев.

Иов просил даже не милосердия, а небольшую передышку перед смертью: «Он убивает меня, не буду надеяться» (Иов 13:15).

Богословская дискуссия перешла в ссору со взаимными обвинениями, поэтому уставший от банальных проповедей страдалец не желал слушать «бесполезных лекарей».

Интеллектуальные мучители, бередившие измученную душу бездоказательными обвинениями, с непоколебимой уверенностью вещали о награде праведников и наказании грешников.

Иов возразил, что отрицающие Бога люди живут в полном благополучии: «Что Всемогущий, что мы будем служить ему» (Иов 21:15).

Стихи о счастье грешников отнесли к поколению потопа, жившее почти тысячу лет без болезней, страха, труда и каких-либо забот.

Допотопные люди были уничтожены за полное обращение ко злу, хотя только катаклизм полностью проявил и отделил зло.

В Талмуде потоп объясняется космической катастрофой: «Всевышний передвинул две звезды из созвездия Плеяд» (Брахот 59А).

В третьей речи Элифаз перешел от намеков к прямым обвинениям в богохульстве и преступлениях против обездоленных людей.

Иов напомнил о своих многочисленных благодеяниях, праведном суде, всеобщем влиянии и славе подобной царской власти.

А теперь против него обратились жена, родственники, друзья, наперсники, слуги, приживалы, даже низкие люди и малые дети.

Основательный сатана лишил жертву всего и изолировал в кругу жестоких мудрецов, ценивших свое мировоззрение выше сострадания.

Возможно, главный посыл Книги Иова не в проблеме страдающего праведника, а в невероятной сложности познания Бога.

Внезапный разрыв от всех дел и привязанностей приблизил Иова к обретению пророческого дара и познанию Всевышнего.

Согласно Зогару Авраам не только прервал привычную жизнь, но и отказался от всех накопленных с рождения мыслей.

Навязанный нам образ Вавилонской башни предполагает абсурдное возведение достигающей небес постройки.

Вероятно, люди пытались ментально подняться к небесам, а восстание было подавлено изнутри, через души людей.

Сошествие Всевышнего привело к смещению в сознание подсознательных образов, смешению всех понятий и утрате цели.

Вряд ли все жители Содома, от юнцов до старцев, намеревались вступить в гомосексуальные отношения с бесполыми ангелами.

Жители города собрались ночью из-за общей тревоги, ощущаемой после сошествия Всевышнего для осуществления суда.

После вынесения приговора беспокойство сменилась безмятежностью, поэтому Лот беспрепятственно прошел сквозь толпу для спасения замужних дочерей.

Яков видел во сне удивительную лестницу, по которой спускались и поднимались ангелы — его психика была порталом, связывающим небеса и землю.

Через уровни души осуществлялись пророчества и манипуляции над царями и народами, вынужденными совершать безрассудные поступки.

Мистики Колесницы поднимались в духовные миры и не считали безумие и даже смерть высокой ценой за возможность или иллюзию увидеть божественное сияние.

Р. Авраам Абулафия, разработавший уникальные методы блокировки сознания, утверждал, что каждый человек может установить контакт с небесами и стать пророком.

Р. Хаим Виталь писал, что грехи и несоблюдение заповедей мешают постичь духовные миры, связанные с пятью уровнями души.

Уставший от бесплодных препирательств Иов изрек о невозможности человеческого разума постичь небесные замыслы, поскольку «на земле нет мудрости».

Пятый участник диспута, гневно отчитавший Иова за нападки на Бога, а предыдущих ораторов за неубедительность аргументов, был уверен в истинности своих слов: «Совершенный в знании перед тобой» (Иов 36:4).

Молодой проповедник напомнил, что Всевышний иногда говорит с людьми во сне, когда сознание свободно от оков повседневности.

Иов и раньше знал, что космос бесконечен не вдаль, а вглубь, поэтому высшее начало находится внутри: «Из плоти моей увижу Бога» (Иов 19:26).

Рамбам обратил внимание, что Иов не назван мудрым, иначе осознал бы, что беды вознесли его пророчеству и близости к Богу.

Однако древний автор полагал, что истину нельзя постичь от учителей или умных книг, а только из глубинных слоев психики: «Мудрость из ничего произойдет» (Иов 28:12).

Элиу обнадежил страдальца: «Если есть у него ангел заступник, один из тысячи» (Иов 33:23) — в древности, в другие времена наверняка один из миллионов.

Все люди обладают витальной душой (нэфеш) и духом (руах), но нешема большая редкость, нужно иметь душу, чтобы продать подобно Фаусту.

Впечатляющий божественный монолог начался с ключевого вопроса: «Кто это омрачает Промысел бессмысленными словами (Иов 38:2).

Дальнейшие приписываемые Богу речи доказывают, что все слова лишены смысла даже для приблизительного описания божественности.

Для Иова не было новостью, что Всевышний управляет всем космосом от далеких созвездий до воронят и помета горных козлов.

Какое откровение убедило страдальца отказаться от постоянных требований объяснить его вину и жестокое наказание?

Во многих культурах есть притча о человеке, который не понимает страшные поступки ангела для предотвращения ужасных событий в будущем.

Еще сложнее постичь план творения, описанный в Зогаре как одновременные метаморфозы в двух двойственных мирах.

Непонимание божественной воли — лейтмотив сакральной истории, поскольку Создатель одинаково воспринимает противоположности, а люди двойственно: «Одно сказал Бог, два услышал я» (Теилим 62:12).

Древний автор умело сохранил интригу до окончания книги, но мог скрыть разгадку в многословии персонажей.

Элиу упомянул, что дважды говорит с человеком Бог, который (далее по тексту) дважды требовал ответы на многочисленные вопросы.

Иов отказался от долгожданной возможности диалога, поскольку уже говорил дважды — многочисленные сетования шли от сознания, а второй раз от подсознания.

Он «положил руку на уста» (Иов 40:4) — заткнул свой рот, несмотря на жгучее желание жаловаться на несправедливость, ведь любые слова бесполезны перед Богом.

Красочное описание хтонических чудовищ, выражающих мощь глубинных слоев психики, пробудило блокированную страданиями душу (нешема).

Именно к ней безответно взывал Иов с мольбой о заступничестве: «На небесах мой свидетель» (Иов 16:19).

Ведь нешема соприкасается с высшими уровнями, не связанными с нашим миром: «Есть душа у души и ангелы у ангелов» (Зогар, Мишпатим 455).

Иова убедили не божественные слова или мощные образы Бегемота и Левиафана, а видение Бога заставило раскаяться в «прахе и пепле».

Подразумевается видение в духе, неслучайно Всевышний говорил из бури — символа бессознательного, воспринимаемого как хаос.

Три демагога заслужили наказание небес, поскольку упорно защищали Бога от нападок богохульствующего страдальца.

Вряд ли древний автор, органично сочетавший мудрость, трагедию и тонкую иронию, намекал на правоту Иова о страдании праведников и благоденствии грешников.

Догматизм намного хуже неизбежных ошибок на пути к истине, которую, согласно Зогара, можно постичь только неосознанно.

Бог затеял разговор с сатаной не из любопытства или хвастовства, возможно, страдания были необходимым условием для возвышения души праведника.

Компенсация имущества не могла утешить потерю детей, поэтому возникли предположения, что они остались живыми.

В более убедительной версии семь новорожденных сынов были реинкарнацией прежних, в отличие от трех дочерей, ведь женщины реже мужчин вступают в круговорот душ.

В саркастическом счастливом финале Бог все возместил страдальцу и воздал за душевные и телесные муки, наверное, в другой жизни.