©"Заметки по еврейской истории"
    года

Loading

Внизу хлопнули двери легковой машины. Это приехал лейтенант ГАИ. Он заехал познакомиться с самыми близкими членами семьи, посмотреть, как идёт подготовка к свадьбе, и заодно прогуляться со Стасей до ближайшей рощи…

Джейкоб Левин

ТРИ СЕСТРЫ

Джейкоб Левин— Слухай, Ядька! Пока жених моется во дворе, вытяни у него паспорт из пинжака. Он у унутренем кармане. Пинжак висить на стуле. Чуе моё сердце — сбежить прыщавый! — так возбужденно шептал Никодим Брылёв своей вездесущей вертлявой жене Ядвиге пока Валерий, голый по пояс, мылся во дворе под ручным умывальником. Было летнее утро четверга, а свадьба была назначена на субботу. В субботу ЗАГС был закрыт, поэтому семья собиралась везти туда жениха на следующей неделе, когда он будет похмеляться после свадьбы. Так надёжнее. Везти жениха в ЗАГС трезвым было рискованно. Все считали, что после свадьбы, когда жених увидит какие расходы честно понесла семья, он уже не сбежит. Что он — жид, что ли? Хотя, кто их знает, городских…

За три дня Валерию уже изрядно надоело быть центральным объектом внимания деревни Бурдино.

Никодим, человек с лицом актёра Никулина, и его жена Ядвига уже сколотили во дворе временные столы на сорок два человека. Закололи кабанчика, зарезали трёх гусей и трёх куриц, нарвали спелых яблок. В погребе ждали три ведра холодного берёзового сока, затянутые марлей. Конфеты «Белочка», перемешанные с конфетами «Мишка косолапый» и «Кара-Кум», уже лежали в небольшом эмалированном тазике.

Свежие костистые окуньки и маленькие пескари, с чешуёй, наловленные утром сыном Алеси в речке Кротовке, ждали своего запекания в тесто. Таинство изготовления шмурдяка в кустах орешника, вперемежку с пьяным сном, закончилось, и теперь батарея бутылок самогона с добавлением экстракта из апельсиновых корок стояла в доме под иконой. Молодым полагался коньяк. Апельсиновые корки для улучшения вкуса самогона привёз из Минска друг соседа и поэтому теперь он тоже числился среди гостей.

Валерий уже второй день молча гулял с Алесей вдоль околицы, украдкой подглядывая в сторону вокзала.

— Понравилось тебе у родителей? — тревожно спрашивала у него Алеся.

Валерий уклонялся от ответа.

Он познакомился с Алесей в Институте сельского хозяйства, где они числились младшими научными сотрудниками. Жениться на ней он не собирался и от скуки просто «ломал комедию». Кому нужна жена-деревенщина, да ещё с чужим ребёнком?

Но она относилась к нему хорошо, наверное, любила, и он покорно согласился поехать с ней в её деревню.

— Теперь в самый раз с ней заканчивать. Сейчас или никогда, — думал Валерий. Не жениться же на ней в самом деле.

А она по своей простоте заблуждалась и принимала всё за чистую монету. Жизнь её пока ничему не научила.

Свадьбе старшей дочери родители придавали огромнейшее значение.

Этому было несколько причин.

Красавицей Алесю было назвать трудно.

Первую попытку выйти замуж она сделала в семнадцать лет. У них дома стал появляться сержантик из воинской части, что была около. Деловитый, серьёзный. Разговаривал мало и всегда приезжал по ночам, после вечерней поверки. Первым делом он привёз и положил под кровать «дембельский чемоданчик». Это говорило о том, что у парня были серьёзные планы на будущее. Раза три он ещё приезжал на зелёном военном мотоцикле.

Назначение чемоданчика было — стать залогом будущих семейных отношений, и он был истолкован семьёй как часть будущего хозяйства. Родители и соседи стали поговаривать о свадьбе. Жениха звали Геннадий, он был с Урала и нравился Никодиму. Его встречали, как родного, и кормили сытно, хоть и ночью. Однако всё вышло по-другому. Жених вдруг исчез, и больше его никогда не видели.

Никодим решил открыть замочек от чемодана. Он сделал это при помощи ножниц. Там лежало несколько небольших кусков жёлтой фланели, едва годных на портянки, стоптанные сапоги «Б/У» из подменного фонда и несколько разноцветных поломанных мыльниц. Рукодельцы их резали на пластмассовые полоски, ромбики и квадратики и клеили из них «браслеты» для часов. Всё это не представляло никакой ценности и говорило о том, что жених на самом деле серьёзных намерений не имел, а использовал чемоданчик как приманку. Ни фотографий, ни писем в чемоданчике не оказалось. Но номер мотоцикла Никодим запомнил. Когда ему надоело ждать жениха, он собрался и отнёс чемоданчик в воинскую часть. Там сказали, что сержант Ловчиков давно демобилизовался.

Алеся родила сына с едва заметной заячьей губой. Но родители тогда были ещё молодыми, и это принесло им радость, а Алеся с горя и от безысходности засела за учебники и какими-то правдами и неправдами поступила в Минский институт сельского хозяйства.

Следующую попытку выйти замуж она сделала уже защитив диплом.

Тот был геологом. Алеся скрыла от него, что у неё есть сын. Они сняли недорогую квартиру в Минске. Геолог, когда выпивал, искал с кем бы подраться или на худой конец померяться силой. Через две недели он напился пьяным и с друзьями избил студента. Геолога посадили на три года.

Всё это время сын Алеси воспитывался в деревне у родителей, и когда она там появлялась, называл её «тёткой поганой».

И вот теперь, когда она наконец нашла нужного человека, к тому же сотрудника, и свадьба должна была вот-вот состояться, подозрение закралось в её женское сердце. Уж больно Валерий косился в сторону железнодорожного вокзала, когда они по вечерам гуляли вдоль околицы.

Гуляние вдоль околицы летом считалось важной частью деревенской жизни. В деревне было двадцать семь дворов. Летом вся молодёжь деревни собиралась на станции рядом с железнодорожным вокзалом без десяти восемь вечера. А в восемь часов и пять минут приходил скорый поезд на Минск. Он появлялся из леса, привозя лесные запахи, и стоял ровно одну минуту, потом он исчезал вдали, увозя с собой приклеенных к окнам вагонов насекомых, размазанных шмелей, пауков и больших лесных стрекоз. Люди на перроне провожали его тоскливыми взглядами, стояли ещё минут пять и расходились по домам. Провожание поезда было ежевечерним летним ритуалом в деревне Бурдино. Других занятий там не было.

— Ну што, найшла паспорт? — шёпотом спросил жену через открытое окно Никодим.

— Не, не найшла. Але ж, насильно мил не будешь. Оставь ему паспорт, Никодим. Сбежить, так он и так сбежить… Ой, не везёт нашей Алесе!

— Я тебе сбегу! — почти закричал на неё Никодим. — А поросёнок! А гуси? А закуска? А водки я сколько нагнал?

— Вот ты её и выпьешь, — отвечала Ядвига.

— А позор какой буде перед людьми, коли сбежить? Я тогда в Кротовку брошусь! Буду там плавать, як той дохлый крот. Я позору не вытерплю! И ведь не скажешь ему гаду ничего. Обидится…

— А вдруг он и не думает сбежать? Тогда что? Сбежить, так он и без паспорта сбежить, — резонно ответила Ядвига.

В это время в оконном проёме появилась младшая дочь Стася.

— Ну хоть бы уже поскорее сбежал, — сказала она.

У неё была совсем другая судьба. Стася была красивой стройной девушкой с тонкой талией, библейским лицом, но с гадким характером, и за её будущее родители не опасались. Когда ей, воспитательнице детского сада, исполнилось восемнадцать лет, она вышла замуж, и красивый лейтенант-ракетчик увёз её на Камчатку. Командир дивизиона, когда закончилась проверка её документов в Москве, пришёл к ним в новую квартиру, познакомился, обнял её и выразил надежду, что с такой женой лейтенант легко дослужится до генерала.

Но он ошибся. Через восемь месяцев вернувшись с двойного дежурства, молодой муж застал Стасю в объятиях капитана, своего командира, усатого, моложавого красавца с лицом карточного вольта.

После недолгих разборок, командир полка купил Стасе билет на самолёт, и она с синяками вернулась домой и опять зажила у родителей. Так красивое начало семейной карьеры жены офицера-ракетчика неожиданно бесславно было закончено. Теперь Стася с нетерпением ждала свадьбы старшей сестры, и чтобы не терять времени, пока встречалась с женатым милиционером из ГАИ. Он тоже был приглашён на свадьбу и числился среди почётных гостей.

На будущее у Стаси были свои секретные планы…

Хотя, закуски, известный фотограф из Минска, знаменитый баянист, дрожжи и сахар для самогона стоили немалых денег, Никодим смог бы это позволить. Не смог бы он только позволить позора перед соседями в случае побега второго жениха. Ведь среди них были и те, кто тайно со злорадством мечтал о том, чтобы жених Алеси сбежал в Минск на вечернем экспрессе.

Неожиданно приехала на маршрутном такси средняя сестра, Данута, с ясным взглядом, непомерно высоким лбом и синими глазами. С ней был муж, лысоватый брюнет Изяслав. Она прибыла на свадьбу издалека, из самого Питера, ночью и теперь отсыпалась на душистом чердачном сене, пахнувшем её детством.

Стася с нетерпением ждала, когда средняя сестра с мужем проснутся. Ей не терпелось проверить свой план. У неё была мечта перебраться в Питер.

Сестра Данута с мужем Изяславом были самые ожидаемые гости. Их ждали все. Кто с нескрываемым волнением, кто с любопытством, а кое-кто и с неясным страхом.

Они прибыли в деревню Бурдино впервые за семь лет после того, как пьяный Никодим высказал Изяславу всё, что он думает о евреях и выгнал их обоих из своего дома. Примирение так и не состоялось, но теперь повод для приезда на свадьбу был очень знаковым.

Поздним утром Данута с мужем позавтракали на чердаке кислым молоком с укропом и картошкой с деревенским маслом, которые принесла им Ядвига. Хотя время уже было не раннее, уставший Изяслав, поев, опять улёгся спать. В этот момент к ним на чердак и пожаловал Никодим.

— Ну, как доехала, Данута? — спросил он как будто Изяслава с ней рядом не было, а сам Никодим расстался с дочерью только вчера и между ними не было нескольких лет ссоры.

— Спасибо, папа, хорошо, — в тон ему ответила Данута.

Отец спустился по приставной лестнице вниз, а на смену ему поднялась Стася.

Она понизила голос до шёпота, чтобы не разбудить Изяслава, и невпопад сказала:«привет», обняла сестру и долго не отпускала её. Наверное, ждала пока не потекут слезы, но так и не дождалась.

— Сколько же лет мы не виделись, Данута, — шептала Стася. — Я тогда ещё ребёнком была. Помню, когда ты из Питера после аборта приехала, вся зелёная, еле на ногах стояла, а Алеся тебе сказала: «Ты сука чёрная, зачем под лодкой свою честь отдала! И кому?»… А тебя, бедолагу, тогда без наркоза так выдрали, что мама не горюй… Ведь тебе только семнадцать было… «У меня так не будет», — тогда говорила Алеся, — «у меня всё будет красиво, только после свадьбы и с цветами в настоящих бумажных корзиночках!» Забыла, как её солдат бросил… А теперь опять всей семьёй сидим и смотрим, как бы и этот женишок от неё не сбежал. Я бы радовалась, если бы такой дрыщ сбежал от меня. А тогда, я ещё ничего в жизни не понимала и всю ночь проплакала, её жалеючи…

— Ладно Стася, не вспоминай. Сейчас не время, — сказала Данута, вытирая свои слезы.

— Буду скучать по тебе, когда вы с Изяславом обратно в Питер уедете, — сказала Стася. — Я с тобой вблизи жить хочу и никогда не расставаться… Ты ведь, сестра, тогда не знала, что это Алеся отцу твой секрет выдала.

— Какой секрет? — удивилась Данута.

— Ну, то, что он — Изя, а полное его имя Израиль. Это она сдуру рассказала отцу про то, что он, Изяслав, назвал себя так, чтобы отец не понял, что он жид — то есть еврей… Отец бы и сегодня этого не знал. Жили бы все счастливо…

Внизу хлопнули двери легковой машины. Это приехал лейтенант ГАИ. Он заехал познакомиться с самыми близкими членами семьи, посмотреть, как идёт подготовка к свадьбе, и заодно прогуляться со Стасей до ближайшей рощи…

Изяслав уже не спал и лежал на сене с открытыми глазами, но он не спешил спускаться с чердака. Холодный приём, который ему оказал отец, подсказывал, что он зря поддался на уговоры жены и приехал на эту свадебку. Получалось, что отец не простил ему чего-то. А чего он ему не простил, Изяслав так и не понял. Может быть того, что он еврей? Но ведь из всех дочерей лучше всех сложилась жизнь у его жены.

В полдень пришёл сухонький старичок в старомодном костюме с жилеткой и часами с цепочкой, бывший классный руководитель Дануты, учитель истории Иван Адамович Сапега. Он пришёл, чтобы повидать свою любимую ученицу и заодно сообщить, что присутствовать на свадьбе Алеси он не сможет. Приезжает в субботу из Москвы внук — кандидат наук.

Родом учитель был из городка Заславль, что не очень далеко от Минска, но после выхода на пенсию жил почему-то в Бурдино. Старичок уселся на завалинку, под лестницей, ведущей на чердак в ожидании Дануты.

— А Вы кто будете, — спросил он у Изяслава, когда тот спустился с чердака по лестнице.

— Я муж Дануты, а Вы её любимый учитель? — догадался Изяслав.

— Да, был учителем… А Вас как величать скажете, по батюшке, или…

— Зовите меня просто Изяслав.

— Какое редкое древнерусское имя, искренне, без иронии восхитился учитель.

— А я, знаете, живу здесь, но родом я из Заславля, это не очень далеко. Так вот Заславль в незапамятную старину назывался Изяславль.

— От чего же его переименовали?

— О, это длинная история. У вас терпения не хватит. А вот и моя любовь, воскликнул учитель и раскрыл свои старческие объятия.

По лестнице с чердака спускалась Данута.

— Как увидел её, так сердце сжалось! Как же так случилось, что такая умница после девяти классов стала швеёй — мотористкой? Это ж преступление!

— Да нет же, — сказал Изяслав. — Это не так! Она только вначале была швеей. Она теперь у нас учёная. Мы, когда расписались, жили у моей матери, а она преподаватель математики в вечерней школе. Данута пошла в вечернюю школу, закончила её и единственная из всей школы поступила на физмат, в ЛГУ. Про неё в газете писали. Национальный Белорусский кадр!

— Это после вечерней-то школы! — восхитился старый учитель.

— Более того, её оставили в Университете преподавать, — с гордостью сказал Изяслав. — Я же говорю — национальный Белорусский кадр!

— Вот как!.. — шептал потрясённый учитель истории.

— А-а-а, так вы уже познакомились, — спросила Данута и обняла учителя.

— То, что я про тебя услышал, согрело моё сердце. Ты по-русски чисто говоришь, не «гэкаешь»?

— Да, я чисто говорю, Иван Адамович. Ведь преподаю.

В это время появилась вечно бегущая Ядвига.

— Пойду, матери помогу, Иван Адамович, потом отдельно обо всём поговорим.

Изяслав остался с учителем.

— А вы чем зарабатываете на хлеб насущный? — спросил учитель.

— Я лицензированный переводчик с английского. Когда приезжают туристы — то делегации вожу. Перевод Орвелла недавно закончил, жду отзывов. Вот, в Англию собираюсь… Сейчас выпускают…

Они помолчали.

— Так зачем же переименовали Изяславль в Заславль, — просто так, чтобы не молчать, спросил Изяслав.

— Это монахи переименовали. Государственного антисемитизма тогда ещё на Руси не было, но монахи уже не хотели, чтобы город Заславль звался на еврейский манер. Ведь они знали, что имя «Изя» взято от «Израиль», а вместе со славянским словом «Слав», что означает славянин, составило имя Изяслав. Изя и Слава.

Толкование, что имя «Изяслав» означает: «стать знаменитым» и «Взять славу». Это потом наши историки придумали. Для того, чтобы скрыть, что в Византии и Европе славянского раба называли просто: «слэйв». Без имени. А никакая не «слава». С нашими историками это часто бывает. Но имя «Изя» никакой славянской коннотации не несёт.

Потом городок отошёл к Литве, а литовцам было всё равно, как его называть, лишь бы покороче, вот он и стал Заславлем.

Кстати, если обратиться к еврейской ономастике, то именем «Изяслав» стали называть позже своих сыновей и другие Полоцкие князья, потомки Изяслава, сына Владимира Красное Солнышко. Но Изяслав, сын Владимира был назван самым первым.

— А что, в Заславле жили евреи?

— Да. Испокон веков. Археологи это подтвердили. А мои предки по отцу, были из литвинов, тоже с незапамятных времён жили в Изяславле. Так вот, моя бабушка нашла в огороде еврейскую серебряную субботнюю чарку для церемоний. Как ей объяснили евреи, она была датирована по-древнееврейски, годом 6370, то есть 862 годом по Христианскому исчислению!

Это случилось ещё до того, как этот город был построен Князем Владимиром, Крестителем Руси. А построен он был им для его строптивой жены Рагнеды и его малолетнего сына Изяслава, не на пустом месте. Владимир глупым не был и знал, где выбрать место для них. Поэтому позже Изяслав приобрёл от своих соседей евреев страсть к чтению. От «народа книги».

Назвал же Владимир своего сына Изяславом совершенно сознательно — потому что сам был полукровкой и рождён был от матери еврейки по имени Малка или Малуша и от отца, шведа, по имени Свендослаф, а по-русски, Святослав. В Скандинавских источниках её звали Малфреда и отрицаний того, что она была еврейкой, сказания скальдов не содержат. А вот у наших историков, эти отрицания на каждом шагу. Помню, до войны, как в руки книжку об истории Руси возьмёшь, так в глаза сразу бросается, что дескать «ключница Малуша не была еврейкой». Даже, когда ещё никто и спросить об этом не успел.

А между тем, была она дочерью Любечанского раввина Мелеха. Она грамотная была, поэтому княжна Ольга и взяла её в услужение, а потом сделала ключницей. Ведь только евреи в ту пору учили грамоте женщин. А брат её старший, Добран, по русски Добрыня , конюхом был при дворе у Шведской княжны Ольги. Великая должность!

Раввин Любечанский, отец Малуши, был богат и знатен, поскольку имел множество прихожан…

Иван Адамович оседлал своего исторического конька…

— Недавно я прочёл «новейший опус». Оказывается, некоторые наши государственные историки почти согласны, что Малуша, была еврейкой, но почему-то, извиняются и чтобы смягчить «вину» княжича Свендослафа, за связь с еврейкой, они пишут, что Малуша напоила его, бедного, перед тем, как лечь с ним. «Вину» со шведа Свена за связь с еврейкой, наши историки стыдливо пытаются снять и переложить на прелестницу. Но шведам-то всё равно, кем она была, они не дикари. И где наши историки эту чушь берут?

В общем, правда становится более или менее прозрачной, если внимательно читать «Повесть Временных Лет» или Лаврентьевскую летопись на старом русском языке… Но сейчас, эти документы переведены со старорусского языка на современный русский так, что после перевода понять можно только то, что ключница Малка была кем хочешь, только не еврейкой…

Главный «закопёрщик» русской истории, Татищев, вообще писал, что Малуша — дочь купца из Любека, то ли из Гамбурга. Теперь её происхождение стало главной головной болью русских историков и переводчиков. Оригиналы летописей на руки не выдают, переснимать страницы не позволяют. Люди правды не знают… Но это отдельный разговор…

— Да Иван Адамович, теперь и я вспоминаю что-то. И я слыхал, что Владимир Креститель был по матери евреем, сказал Изяслав.

— Ничего удивительного. Тогда грамотных хазарских евреев вокруг было немало. Они вдоль реки Припяти жили. И вдоль реки Великой, на княжеской службе у Ольги были и в дружине они состояли. И в жизни Древней Руси они принимали активнейшее участие. И даже свою монету чеканили, где на аверсе еврейскими сошками о Моисее было сказано!

Но этих фактов в России почему-то не признают. Все материалы, указывающие на эти факты, за последние двести пятьдесят лет были перевраны и подвергнуты чудовищной правке. Не хотят русские люди быть крещёнными Владимиром, сыном еврейки Малки. Про крещение Христа позабыли…

А официальные борзописцы несут ещё больший абсурд! Что это басни евреев, с целью опорочить Христианскую церковь и вообще опорочить всё Христианство, которое, между прочим, самими евреями и было создано. Про то, что Христос и все апостолы евреи, они уже и не помнят. Не помнит наш народ и то, что все Библейские герои, которых мы любим и чьи имена носим, тоже были такими же евреями из не почитаемой ими Торы.

Вот так и живём лохматыми дураками, родства не помнящими в своём парадоксальном мире— закончил учитель истории.

Изяслав почесал затылок и сказал:

— В общем, всё это я уже где-то слышал. Вы уж меня простите, не знаю правда это или нет…

— Но теперь вы слышите всё это от профессионального историка! — обиделся учитель. Хоть я и не еврей, но меня за эту правду из партии исключили и отправили преподавать в деревенскую школу. Я со стороны отца, потомок Великих литовских князей, хоть сейчас русский историк. Мой отец преподавал историю ещё на курсах высших красных командиров РККА!

А наш официоз — это просто бандиты и они из народа бандитов делают. И наш народ тоже бандит, что бы Вы там ни говорили!

Иван Адамович замолчал, хотя его сухие пальцы ещё дрожали от возмущения.

— Я не хотел Вас обидеть, Иван Адамович, — сказал Изяслав.

Но учитель истории отошёл в сторону и уже разговаривал с невестой Алесей.

Валерий до самого вечера прикидывал, как лучше сбежать от всего этого гостеприимства. Завтра, в пятницу вечером уже может быть поздно, будут «пасти» и могут к приходу скорого поезда ждать на перроне. Про субботу нечего и думать, свадьба уже будет в разгаре. Эх, зря он расслабился.

Нужно «сваливать» уже сегодня, сейчас. Но идти сейчас на станцию и там ждать пока семья выпустит пар — нельзя. Там его до вечернего скорого наверняка найдут. Односельчане подскажут. Самое умное — это свалить сегодня, но не на вокзал, а провести ночь где-нибудь… За ночь и утро семья перебесится, а завтра вечерним поездом можно будет спокойно уехать. Но где провести эту ночь?

Когда солнце зашло и спала жара, все сидели во дворе, Валерий незаметно зашёл в дом, отрезал небольшой кусок сала, отломил хлеба, затем набрал в бутылку воды, быстро собрав свой чемоданчик, оставил входную дверь закрытой, и подошёл к окну. Открыв его проволочный крючок, он спрыгнул в высокую траву и, пригибаясь, побежал в сторону соседских стогов и забрался в один из них. Издали в сумерках из стога сена, ему было видно, как засуетилась семья и забегала по двору. Потом двор опустел.

— Побежали ловить меня на станцию, — догадался Валерий. В темноте он перебрался в самый дальний стог, почти километр от дома и вскоре уснул.

Следующий день тянулся, как вечность.

Никодим с лейтенантом ГАИ целый день ездили по окрестным деревням и спрашивали у людей, не видели ли они худого парня с чемоданчиком в руке. А к вечеру, потеряв надежду, когда вот-вот должен был прийти скорый поезд, они приехали на станцию в Бурдино, зашли на вокзал попить воды и заодно убедиться, что никого там нет. Когда же прибыл скорый поезд, Никодиму показалось, что в самом дальнем конце состава крохотная фигурка метнулась от общественной уборной к поезду и исчезла в нём. Они вскочили в вагон и прошли из конца в конец весь состав. Жениха не было…

— Сбежал и этот, собака, — сказал в сердцах Никодим.

Когда через час, на следующей стоянке они сошли и на маршрутке вернулись в свою деревню, была поздняя ночь.

Валерий к этому времени уже был в Минске и грел чай на кухне в своём общежитии.

Никодим с лейтенантом ГАИ допили вторую бутылку Молдавского «коньяка».

Рано утром пьяный Никодим, шатаясь, подошёл к своему забору, взял не прибитый гвоздями суковатый еловый горбыль, который по старой деревенской традиции никогда не прибивали. Он служил специально для драк. Поскольку настоящий — белорусский жених сбежал, Никодим решил подняться на чердак, чтобы разобраться с Изяславом. Но Изяслав уже не спал и в одних трусах наслаждался на опушке леса ароматным утренним воздухом. Когда Никодим был уже совсем близко, в двух шагах, Изяслав заметил его и хотел было броситься бежать. Но Никодим настиг его и ударил горбылём по голове. Однако, будучи пьяным, промахнулся и попал по лицу. Изяслав упал и потерял сознание.

Когда он открыл глаза, у него во рту скрипела земля, перемешанная с кровью.

«Значит всё, что говорил Иван Адамович Сапега, было правдой! Наш народ действительно бандит!» — это было первым, что пришло в голову Изяславу. Он выплюнул изо рта кровь, зубы, землю и впервые подумал: «Неужели это моя земля? Нет, мои здесь только зубы и кровь…»

Данута теперь преподаёт в Бостонском Университете. Изяслав владеет собственными такси…

Сына Алеси призвали в армию, в Минск. Он дослужился до чина прапорщика и теперь охраняет президента Беларуси. А сама Алеся, наконец, вышла замуж за турка Джамаля. Они познакомились во время туристической поездки в Константинополе.

Никодим и Ядвига не выдержали позора, продали дом и переехали в Минск. Стася живёт с ними. Всей семьёй они занимают квартиру Изяслава и Дануты. Никодим устроился работать на временную работу, разбирает старую газовую котельную, а Ядвига подметает на рынке.

Лето, 2005

Print Friendly, PDF & Email
Share

Джейкоб Левин: Три сестры: 6 комментариев

  1. Zvi Ben-Dov

    Хороший рассказ.
    Но я ведь из Белоруссии — поэтому (мысленно) «правил» для себя диалоги, представляя, как бы они звучали на «гремучей» смеси русского с белорусским. Это было нетрудно с учётом месяцев, которое я провёл на картошке (и на сене) в белорусских деревнях пока учился в институте — да и после, когда вернулся из армии и работал на заводе.

    1. Джейкоб

      Да, дорогой Цви…. Случилось так, что и я жил в Белоруссии и там закончил Белорусскую началььную школу и кое- что ещё помнил до 1957 года.,
      Потом уехал в Латвию и всё позабыл, Но потом на три с половиной года был призван в армию и прослужил под Минском, в Уручье, три с половиной года… Тогда столько служили. Но говорил только на «трасянке». А она в каждой области, как известно была своя. Потом жил в Латвии, а там Белорусский не популярен. Понимают едва только в Латгалии. Я и забыл всё . Но литературу и историю помню хорошо. Вот такая география…

      П.С. Для напоминания: -«Трасянкой» в Черте Оседлости называли смесь Русских, Белорусских и Еврейских слов по аналогии с работой вилами, когда вилами поддевают сено и трясут, чтобы перемешать его и сделать сено пригодным для еды домашнему скоту.

  2. В. Зайдентрегер

    » … средняя сестра, Данута, с ясным взглядом, непомерно высоким лбом и синими глазами. С ней был муж, лысоватый брюнет Изяслав. Она прибыла на свадьбу издалека, из самого Питера, …»

    «Никодим и Ядвига не выдержали позора, продали дом и переехали в Минск. Стася живёт с ними. Всей семьёй они занимают квартиру Изяслава и Дануты.»

    Просьба уточнить: где жила Данута, в Питере или в Минске?

    1. Джейкоб

      Дорогой В.Зайдентрегер, Ваше замечание по существу.
      Данута жила в Питере
      Ниже приведена заглавными буквами последняя , «обрезанная» фраза из-за которой возникла «непонятка»
      «..У неё была мечта перебраться в Питер. КОГДА ОНА УЗНАЛА, ЧТО ЕЁ СЕСТРА УЖЕ ЖИВЁТ ТАМ, А В ПРЕЖНЕЙ КВАРТИРЕ В МИНСКЕ ЖИВУТ КВАРТИРАНТЫ, ТО И ВОВСЕ ПОТЕРЯЛА ПОКОЙ»

      Последний абзац и некоторые слова были сокращены по неосторожности моего редатора. Просим прощения .
      Все действия происходили в Минске, в «Бурдино» и в Заславле.
      Это один из тех рассказов, которые действительно имели место быть. только название деревни «Бурдино» переделано и придумано мной.

  3. Джейкоб

    Дорогой господин Беренсон!
    Для меня нет никого лучше читателя знающего и поннимащего нашу историю. Это, как встретить благодарного человека и старого друга и обменяться с ним мнениями. Сколько таких встреч нам отведено на наш век?

  4. Л. Беренсон

    Первым делом потянуло читать проверенного автора. Не ошибся. Не классика, как и задумывалась сочинителем, — беллетристика. С отличными бытовыми деталями, занимательными и огорчительными, с героями, скупо, но убедительно представленными, с еврейским ответвлением сюжета, что не ново у Джейкоба Левина. Рассказ датирован началом века, но историческая его часть (Изяслав), восходящая ко временам крещения Руси, как нельзя кстати современным потугам российских властных историографов очистить свою древнюю историю от всякой хазарской каганской нечисти. Молодец автор: то ли провидец, то ли адаптировал свой текст к нашим актуалиям, а возможно, уже тогда эти тенденции путинской России им были замечены. В этой части рассказ к тому же информативен. Для меня, во всяком случае. Спасибо.

Добавить комментарий для Л. Беренсон Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.