В эти годы очень важной частью жизни был кинематограф. Что бы там не говорили эксперты, телевидение если и не убило, то смертельно ранило кино. Сейчас в кинотеатры ходят девочки из средней школы да на дешевые дневные сеансы пенсионеры по старой памяти. А в сороковые и в начале пятидесятых в кино ходили все — от Генерального секретаря ЦК ВКП(б) И.В. Сталина, у которого были кинозалы и в Кремле, и на всех дачах, до обеих Насть из нашей квартиры, солдатских вдов, живших очень бедно.
ШКОЛА ШКОЛ
(продолжение. Начало в № 1/2023 и сл.)
В одну из зим, когда я очередной раз был в Голицыне на каникулах, в середине буднего дня приехал дядя Вова и с ним незнакомый мужчина. Разделись они, сели обедать. Бабушка зажарила яичницу на самой большой сковороде, выпили они бутылку водки, ушли. Хоть меня и выгнали в бабушкину комнату, углядел я на госте золотую медальку и значок в форме красного флажка с золотыми буковками на лацкане пиджака. Оказалось, что дядька привозил в поссовет[1] знаменитого токаря-скоростника Павла Борисовича Быкова (1914–2013), лауреата Сталинской премии первой (по другим сведениям — второй) степени и депутата Верховного Совета СССР двух созывов. Он должен был убедить председателя поссовета и весь совет отменить решение об отчуждении от бабушкиного участка 9 соток в пользу секретаря совета Маргариты Ивановой. Хлопоты оказались напрасными. Хотя на плане участка в момент передачи его бабушке в пользование (1923 г.) указана площадь 37х26 = 962 квадратных сажени, что составляет 4 338 квадратных метров (бабушка, округляя в свою пользу, всегда говорила — 45 соток, правда существуют немного отличающиеся коэффициенты перевода саженей[2] в метры, правильнее сказать, существовали разные сажени). Кусок в 9 соток отрезали, разделив участки наш и Шестаковых. Дядя Вова так и не построился на бабушкином участке, а собирался. Вскоре он ушел со своего Завода шлифовальных станков на опытное научно-исследовательское производство в поселок Лоза под Загорском, где получил половину стандартного «финского» дома со всеми удобствами и участком.
Немного о развлечениях. В теплое время года я в Москве жил только пару месяцев сентябрь и май. Тогда почти все время многочисленная орава дворовых детей во дворе и тусовалась. Тогда самого этого слова в русском языке не было, но оно лучше всего подходит общению без взаимных обязательств. Строгих корпораций, вражды и стычек «наш двор на их двор», тем более улица на улицу, район на район в то время я не помню. «Огольцы», как называли приблатненых хулиганов, пока еще не настоящих «урок», нами пренебрегали и существовали в своем мире, с нами не контактировали и не смешивались. А вот мой однокурсник по институту и очень близкий товарищ А.М. Пославский, живший в эти же годы на Бутырском валу, рассказывал, что ему случалось ходить в школу с половинкой ножниц или с велосипедной цепью в кармане. Может быть, мне просто повезло.
Часть игр были гендерно амбивалентными. К ним относились «прятки», и усложненный их вариант «двенадцать палочек», отличающийся от обычных пряток, способом отсчета времени, за которое играющие должны спрятаться от водящего. В этой игре на нижний конец дощечки, опирающейся серединой на кирпич или брусок, укладывались двенадцать палочек. Затем один из игроков изо сей силы бил ногой по верхнему концу дощечки, и палочки, как акробаты в цирке, высоко взлетали и рассыпались по земле довольно далеко друг от друга. Водящий должен собрать все палочки и положить их на дощечку и только после этого начинать искать спрятавшихся. Далеко отойти от дощечки водящий не может. Любой из прятавшихся, если добежит до нее раньше водящего, имеет право опять ударить по дощечке и все ранее найденные могут бежать снова прятаться. Иногда играли так, что право «выручить», имел только последний не найденный спрятавшийся.
Девочки играли вместе с мальчиками еще в круговую лапту. Это командная игра. Одна команда становилась внутри прямоугольника, начерченного на земле (асфальта и тем более ухоженных газонов не было не только в нашем дворе, но, вообще, почти нигде в Москве). Другая команда делилась на две части и выстраивалась у торцов прямоугольника. Их задачей было «осалить» всех находящихся внутри круга, попав в них мячом. Обычно это был детский резиновый мяч, не спортивный футбольный или волейбольный, а девчачий раскрашенный в несколько цветов. Главное, мяч не мог быть маленьким, как теннисный, а сантиметров 20 и больше диаметром. Осаленный должен выйти из круга и превратиться в зрителя. Если тем, кто в круге удавалось поймать брошенный мяч прежде, чем он коснется земли, последний из выбитых возвращался в круг. Если это случалось, когда вся команда еще внутри круга, она получала запасное очко, и следующее удачное попадание не засчитывалось. В настоящую лапту, в которую в отрочестве играла моя мама, ни в нашем дворе, ни в Голицыно уже никто не играл, и правил этой игры я не знаю.
У нас во дворе увлеченно и часто играли в «штандер», игра явно дореволюционная. Слово «штандер», несомненно, восходит к немецкому stehen — стоять. Отчасти она похожа на круговую лапту, только команд нет, а есть водящий и остальные игроки. Мяч, на этот раз чаще небольшой, может быть даже теннисный, подбрасывают как можно выше, а игроки разбегаются, водящий старается как можно скорее взять его в руки. Лучше всего попытаться его поймать, не дав ему упасть и укатиться далеко. Как только мяч оказывается в руках водящего, он кричит «Штандер!», и играющие должны остановиться там, где их застал крик. Задача водящего бросить мяч так, чтобы задеть любого из играющих. Тогда тот становится водящим и подобрав мяч, должен высоко подбросить его, снова заполучить его в руки и остановить разбегающихся игроков криком «Штандер!». Если игрок сумеет поймать брошенный в него водящим мяч, он в свою очередь имеет право подбросить мяч повыше и подальше, водящий бежит его ловить, все игроки бегут в противоположную сторону. Ну, и так далее, пока не позовут ужинать или спать.
Странно, но девчонки играли с нами и в «ножички». Таких игр было две. Та, в которой могли участвовать девочки состояла в том, чтобы завоевать всю площадь круга диаметром метра полтора-два. Играют несколько человек, можно играть даже вдвоем. Круг делится на сектора по числу играющих, и каждый становится в свой сектор. Первый игрок бросает нож так, чтобы он воткнулся в землю в соседнем секторе, и проводит прямую линию вдоль плоскости лезвия. Точно это называется след плоскости В (лезвие), пересекающей плоскость А (земная поверхность). Сектор оказывается разделенным на две части. Владелец сектора выбирает одну из частей и становится на нее, а мечущий нож игрок стирает участок границы и увеличивает площадь своей территории. Первый игрок опять бросает нож и делит участок на две части. Если нож не воткнулся в землю или не попал в соседний участок, а также если нож попал в собственный сектор включая границу, ход переходит к следующему игроку. Наконец участок делается размером меньше следа одной ноги, тогда ее забирает себе бросающий, а безземельный становится зрителем. Надо сказать, нож довольно часто не втыкался, попадая в камешек, присыпанную железяку, стеклышко или еще что-нибудь.
Другая игра с тем же названием «ножички» была не для слабого пола. Цель первым бросить нож несколькими разными регламентированными способами так, чтобы он воткнулся в землю. Первый бросок простой — нож берется за черенок и бросается лезвием вниз. А дальше бросок все усложняется. Сначала бросаешь «с ладошки», то есть кладешь нож на ладонь черенком к себе и быстро повернув ее добиваешься, чтобы нож воткнулся в землю. Потом тоже самое с ножом на тыльной стороне кисти. Потом «с пальчиков» — уперев кончик лезвия в палец левой руки и придерживая торец черенка указательным пальцем правой, делаешь резкое движение правой, так чтобы нож кувыркнулся и воткнулся в землю. И так поочередно со всех пяти пальцев. Затем нечто подобное нужно было сделать «с коленки», «с ремня» или «с пуза», «с локотка», «с плечика», «с головки». Последний бросок был «росписью». Следовало бросить нож, взявшись за кончик лезвия примерно так, как берется в руки ученическая ручка. Пройти все эти попытки без единого промаха обычно не удается никому. Если нож не воткнулся, передаешь его следующему метателю и ждешь его промаха чтобы повторить свой последний неудавшийся бросок. Обычно так играли вдвоем или втроем, иначе очень долго было бы ждать своей очереди.
Были игры, происходящие от «чехарды», прыжков через согнувшегося человека, упершегося ладонями в колени, с опорой на его спину. Таких игр было две.
Обе начинались одинаково, играющие должны были определить водящего и главного из играющих «отмерного». Для этого «конались» особым образом, то есть не «считались», как при игре в прятки или жмурки, не «сговаривались» как в играх двух команд и не «конались на палке». Для этих двух игр конались, прыгая без разбега от проведенной на земле черты, называвшейся «чира».
Прыгнувший дальше всех становился «отмерным», ближе всех — водящим.
Первая игра называлась «простой козел», так же, как назывался спортивный снаряд, обязательно стоявший во всех школьных спортивных залах в то время. Он состоял из верхней части похожей на небольшой сундук с полукруглой крышкой, обшитый войлоком и дерматином со всех сторон, и четырех довольно высоких крепких ног. Водящий собственно и заменял этот снаряд, поэтому и назывался тоже козлом. Это слово не имело в то время теперешнего оскорбительного оттенка. Играющие должны по очереди прыгнуть через козла определенным образом. Первым прыгает выигравший конание. Он же определяет стиль очередного прыжка, выкрикивая его название.
При игре в простого козла водящий остается на одном месте, на чире. Были прыжки с «без ручек» (довольно сложный вариант, особенно если прыгающий много ниже ростом, чем «козел»), «с одной ручкой» и «с двумя ручками». Почти все прыжки совершаются со стороны спины «козла». Но помню, была комбинация, называвшаяся «в Америку за золотом, из Америки с говном». Во время первого прыжка, который за золотом, следовало оставить на спине козла свою кепку (манера мужчинам ходить без головного убора распространилась, когда я был уже в старших классах, а окончательно утвердилась к концу 1950-х). Обратный же прыжок совершался со стороны головы «козла». Это редкий случай, когда отмерному достается наиболее трудная задача. Ухватить из стопки кепок только свою верхнюю, не повалив всей стопы не так просто.
Другая игра называлась «отмерной козел» или просто «в отмерного». Играющие выстраиваются в колонну по одному в порядке результата конания, козлом становится показавший худший результат, последним — прыгнувший дальше всех — отмерной. Козел становится на черту, и игроки по очереди прыгают через него. Прыгнувший последним отмерной отмечает место приземления, и козел перемещается на эту отметку. Следующий прыжок почти всегда «без одного». Это означает, прыгающий должен отталкиваться от земли, не заступив за черту, от которой началась игра. Когда расстояние от козла до черты становится слишком большим для прыжка «без одного», Отмерной объявляет следующий прыжок «с одним», то есть прыгающие могут до прыжка один раз коснуться ногой земли за чирой. У водящего есть право оспорить назначение прыжка «с одним». Для этого он должен прыгнуть, не заступая за чиру, через отмерного временно занимавшего место «козла». Далее все повторяется, прыгают с «с двумя», «с тремя» и так далее. Можно было по уговору играть с выбыванием игроков, не справившихся с очередным прыжком, или с заменой «козла» неудачником.
Наконец летними были две игры на деньги — «пристенок» и «расшибалка». Эти игры расцвели буйным цветом после денежной реформы декабря 1947 года, когда бумажные купюры поменяли в отношении 1:10, а разменные монеты не поменяли и их покупательная способность сильно выросла.
Игра в пристенок состоит в бросании монеты в кирпичную или каменную стену так, чтобы, ударившись гуртом и отскочив от стены, она упала возможно близко к монете соперника. Если расстояние между монетами меньше расстояния между кончиками большого и любого другого пальца той же руки, бросавший забирает монету противника себе. Так играют два игрока, при этом используются обычные разменные монеты.
Если игроков больше, то можно каждому играть специальным «битком». Начальные ставки все участники кладут «на кон» — начерченный на земле в примерно полутора метрах от стены квадратик. Если после броска биток ложится близко к другому битку, то удачливый игрок забирает из кона начальную ставку, а неудачник забирает свой биток и выходит из игры. Впрочем, он может продолжить игру, положив «на кон» новую ставку. Так играют, когда время ничем не лимитировано. Если время ограничено, например, перемена, а чаще, один прогуливаемый урок, то добавлять ставки «на кон» запрещалось. Игра идет пока кон не опустеет. Забрать все, что лежит на кону, можно, если биток после удачного броска окажется внутри квадратика кона. Конаются в этой игре бросая битки так чтобы биток оказался внутри кона. Первым играет тот, чей биток лежит ближе к кону, последним — обладатель наиболее удаленного от кона битка.
В «расшибалке», «расшибалочке» или «расшиши» (это слово не склонятся) коном является стопа из монет разного достоинства — ставок всех игроков. Монеты укладываются пирамидкой, чем больше диаметр, тем ниже лежит монета, все одной стороной (орлом или решкой, слов аверс и реверс ни во дворе, ни на замощенной шлаком площадке позади школы мне слышать ни разу не довелось). Ударив по этой пирамидке брошенной «битой», можно часть монет перевернуть оборотной стороной вверх и забрать их себе. Биты делали сами, расплавляя в крышке от баночки гуталина или вазелина кусочки свинцовой оболочки электрических проводов или олова, если удавалось его раздобыть. Конаются в этой игре бросая биту с расстояния метров десять, стараясь уложить ее на чиру, такую же черту на земле, как при конании в козле.
Все эти игры умерли со взрослением нашего поколения, уже мой сын не играл ни в одну из них.
Еще до школы у меня водились рогатки, бабушка отбирала их у своих учеников в промышленном количестве, в школе с рогатками велась непримиримая борьба. Это были довольно опасные игрушки. Подбиралась раздваивающаяся ветка, обрезалась по размеру рук и ошкуривалась. К кожаному лоскутку, называемому коженкой, привязывали две резиновые полоски или жгута, а другие концы резинок привязывали к «рогам» рогатки. Лучшей для рогаток считалась резина, нарезанная из противогазной маски.
Зажав камень подходящего размера в коженке и натянув резины, следовало прицелиться и плавно отпустить коженку. Камень полетит «…наудалую. И горе нашему врагу!»[3]. На уроках настоящие рогатки не использовались. Зато, сделав на концах тонкой резинки петли и надев их на большой и указательный пальцы левой кисти вы получали метательное орудие для «пулек». Пульки были двух видов. Более опасные и потому более строго преследуемые представляли собой согнутые U-образно кусочки алюминиевой или медной проволоки. Другого сорта пульку можно было изготовить, очень туго скрутив клочок бумаги и сильно его послюнявив, чтобы он не раскручивался, а потом согнув, как проволоку.
Должен признаться, меня рогатки не привлекали, у меня в Голицыно всегда были луки. Первый мне сделал дядя Вова еще летом 1943 г. Позже луки делал и дядя Женя, вернувшийся из Германии весной 1946 г. Оба они, складные и рукодельные «от младых ногтей», просто не могли видеть без отвращения луки, которые я пытался смастерить сам.
В эти годы была и более опасная забава. Это было изготовление и использование «поджигов». Поджиг — общее название, самодельного огнестрельного оружия. Это оружие часто предназначалось не для производства выстрела пулей или картечью, а для производства звука выстрела. В те годы более или менее официально массово продавались пугачи — игрушечные пистолеты и револьверы двух видов — пробочные, они-то и были настоящими пугачами, и пистонные.
Пробочные были гораздо громче. В них звук выстрела имитировался взрывом заряда по форме действительно очень похожего на пробку от пузырька с лекарством. Такая пробка представляла собой стаканчик из необожженной глины, заполненный составом похожим на состав головок спичек. От удара бойка состав взрывался с довольно громким звуком. Такого рода игрушки продавали полуподпольные кустари. Мне такие были пару раз куплены на железнодорожной станции в Голицыно. Не могу вспомнить, чтобы такое оружие было мне куплено в Москве. Хотя на Усачевском рынке, а тем более на легендарной Тишинке, и не такое можно было купить. Так или иначе, пробочные револьверы довольно скоро исчезли.
Пистонные пистолеты снаряжались зарядами, которые, собственно, не могут называться пистонами. Они никуда не вставляются плотно, а должны бы — с латыни piston переводится как поршень.
Это была капля затвердевшей или высохшей массы взрывчатого вещества между двумя склеенными слоями тонкой бумаги. Они тоже были двух видов: в виде отдельных квадратиков чуть меньше сантиметра или в виде довольно длинной ленточки, скрученной в рулончик. Отдельным пистончиком нужно было заряжать пистолет перед каждым выстрелом. Рулончик позволял довольно долго палить одиночными выстрелами, после каждого выстрела при взводе курка механизм автоматически двигал ленточку на нужное расстояние. Что за наслаждение было при игре на бегу палить, не прерываясь. Но много лучше все-таки придумать и сделать что-нибудь самому.
Самый простой поджиг состоит из заглушенной с одного торца металлической трубочки диметром 3–4 мм и такого же диаметра гвоздя. Нужно наскоблить с нескольких спичек так называемой серы, зарядить ею трубочку и вставить в нее гвоздь. Если ударить по шляпке гвоздя, то от удара заряд воспламенится, звук выстрела обеспечен. Но не дай бог проделать это, ударив по гвоздю молотком или камнем. «Пороховые газы» швырнут гвоздь в сторону открытого торца трубочки, и хорошо если только в руку, а не в глаз или лоб. Поэтому юные изобретатели придумали привязывать один конец веревочки к трубке, другой — к гвоздю у самой шляпки и с размаху ударить шляпкой гвоздя в стену. Случилось мне видеть поджиг с использованием в качестве трубки ключа от какого-то древнего сундука или ворот. Вариантов конструкций было множество, но сводились они к описанному (ох, не нравится мне это слово с самого детства!) принципу.
Каюсь, в эти годы я освоил способ производить шум неожиданный и пугающий для окружающих, главным образом, прекрасной их половины. Если незаметно бросить на пол или асфальт пистон для детской игрушки, наступить на него и резко одним движением растереть, он от трения нагреется и взорвется довольно громко. Последний раз я проделал это, будучи уже инженером, на первом году моей командировочной жизни. В один день дважды — на рынке и в универмаге, город вот запамятовал. Главное нужно сохранить неизменным выражение лица. Действительно, «…такая пустая и глупая шутка»[4].
Зимой развлечений было много меньше. Главным было катание на коньках прямо на мостовых. Погодинка и окрестные переулки были замощены булыжником, автомобили укатывали снег на мостовых в плотный слой по которому можно было кататься. Коньки были самые разные; «норвеги» — с длинными и узкими лезвиями совершенно не годились для катания по мостовой, теперь такие коньки называются беговыми. Чуть лучше дело обстояло с «гагами» — у них лезвие было тоже узкое, но они были в полтора раза короче (наверняка название связано с королевской столицей Нидерландов). Когда через лет пять стали играть в хоккей с шайбой появились похожие на гаги «канады», которые отличались отсутствием на мыске насечек и, главное, лезвие у них было не прямое, а чуть-чуть закругленное. Конечно, к этому времени никто не катался на коньках по улицам. Лучше всего подходили для катания по мостовой «снегурки» (как раз у меня такие были) и «английский спорт». Этого сорта коньки не имели трубчатых элементов, а лезвие у них было раза в три шире, чем у гаг и норвег. Самое то, что надо. У снегурок лезвие спереди заворачивалось кверху, как это рисуют на рождественских открытках, а у английского спорта мысок был срезан под острым углом, что делало их похожими на утюги. Коньки с ботинками были диковиной. Большинство прикручивали коньки к валенкам. Существовало два способа креплений конька к валенку. Наиболее распространённым был способ скручивания дух веревочных петель. Сначала пяточная петля, накинутая на подъем валенка, вращением конька, закручивается так, что пятка валенка оказывается плотно прижатой к подпятнику. Затем передняя петля закручивается плоской палочкой, как тетива лучковой пилы, пока подошва валенка не прижмется плотно к передней платформе конька. Чтобы петля не раскрутилась, палочка подсовывается с усилием под заднюю петлю. Думаю, именно так «мальчишек радостный народ» и обувал «железным острым ноги», прежде, чем «коньками звонко резать лед»[5]. По рассказам бабушки, мой прадед делал ей и другим своим многочисленным детям деревянные коньки с железными полозьями, и они привязывали их к валенкам точно таким же способом, как я. А вот барышней, учась в Духовщинской гимназии, она каталась в ботинках, к которым коньки прижимались в подошве и каблуку винтами устройством на подобие струбцины.
Другой способ использовал приятель Вова Шехтер, у него как раз были коньки «английский спорт». Яшу Резника на коньках я не помню, может быть, у него их тогда и не было. Этому способу научили Вову старшие сестры, а те в свою очередь научились ему в городе Чусовой на Урале, где семья жила года три в эвакуации. Резники в эвакуации были в узбекском городе Коканде, так что Яшин старший брат Миша ничему зимнему не мог научиться. Этот способ я не сумею описать, скажу только, что он не предполагает скручивания петель, заключается в оплетении валенка двумя веревками, которые серединой закреплены под передней и задней опорой конька. Заглянул сейчас в Google, там есть, правда невнятные, картинки с обоими способами.
Особые удальцы, к числу которых я, признаюсь, никогда не принадлежал, предпочитали обходиться вообще без коньков, а катались просто на подошвах своих ботинок, или во что там они бывали обуты, прицепившись за борт грузовика длинным крючком из толстой стальной проволоки.
Малый Саввинский переулок довольно круто спускается к Москва-реке. Там зимой пацаны из ближайших домов катались на «рулевых».
Рулевые — это спортивный снаряд, пародия на современный боб, сани для бобслея. К куску толстой фанеры сзади шурупами прикрепляются два конька, а впереди через отверстие в фанере болтом крепится, но не сильно затягивается, дощечка с прикрученным шурупами коньком. Сверху к дощечке приколачивается поперечная короткая планка. Если гонщик лежит на фанере животом, то он может поворачивать передний конек руками. Если же он сидит на фанерке, то передним коньком управляют, держа в руках натянутую веревку, привязанную к концам поперечной планки.
Там же в Малом Саввинском сразу за домом Шехтера была еще более крутая горка на спуске к пятой казарме[6]. Там катались на санках. Там-то я и стал свидетелем, самого страшного происшествия моего детства. Парнишка, которого я знал в лицо, но с которым не общался, живший где-то совсем рядом, на санках въехал под сдававшую задним ходом полуторку[7]. И ему расплющило голову. Я видел эту неестественной формы голову всю в крови, когда он еще дышал, но уже ничего не чувствовал.
В эти годы очень важной частью жизни был кинематограф. Что бы там не говорили эксперты, телевидение если и не убило, то смертельно ранило кино. Сейчас в кинотеатры ходят девочки из средней школы да на дешевые дневные сеансы пенсионеры по старой памяти. А в сороковые и в начале пятидесятых в кино ходили все — от Генерального секретаря ЦК ВКП(б) И.В. Сталина, у которого были кинозалы и в Кремле, и на всех дачах, до обеих Насть из нашей квартиры, солдатских вдов, живших очень бедно. Но и они по несколько раз в год бывали в Свердловке. Фильмы смотрелись по несколько раз, как теперь смотрят разве что балет или как по многу раз слушают музыку на концертах. Я, например, смотрел «Пятнадцатилетний капитан» (фильм вышел в 1945 году) семь раз, и «Дети капитана Гранта» (фильм довоенный, 1936 года) вряд ли меньше.
Особенно интересны были западные фильмы. Это были немецкие и американские фильмы, полузаконным образом попавшие в нашу страну. Захваченные Красной армией в оккупированной Германии и размноженные уже в СССР, они начинались титрами: ««Этот фильм был взят в качестве трофея после разгрома Советской Армией немецко-фашистских войск под Берлином в 1945 году». Часть из них не шла в центральных кинотеатрах, но на окраинах и в клубах их показывали. Фильмы были не дублированы, а шли с субтитрами. Из немецких помню «Петер» (1934) с Франческой Гааль и «Девушка моей мечты (1944) с Марикой Рёкк, «Индийская гробница» (1938). Из американских, конечно на первом месте четыре серии «Тарзана» (1932 — 1948) с олимпийским чемпионом Джонни Вайсмюллером и обезьяной Читой. Всего на разных студиях Вайсмюллер сыграл Тарзана 12 раз. У нас в Свердловке, мне помнится, показывали только четыре. «Три мушкетера» (1941), «Охотники за каучуком» (1938), «Бемби» (1943) — гениальный фильм У. Диснея, подаренный автором СССР. Одни названия чего стоят! «Сестра его дворецкого» (1943) с Диной Дурбин памятна мне тем, что там я впервые в жизни увидел пылесос. Часть названных фильмов была завезена вполне легально, например, знаменитая «Серенада солнечной долины» (1941) с политически неоднозначной десятикратной чемпионкой мира, шестикратной чемпионкой Европы Соней Хени и с оркестром Глена Миллера.
Потом была десятилетняя полоса прекрасных итальянских и французских фильмов. Где это все? Было и прошло. А тогда я ходил в кино уж точно не реже, чем раз в неделю, теперь — реже, чем раз в месяц.
Незадолго до окончания четвертого класса нас сфотографировали на память о начальной школе. На фото 34 ученика, наша Екатерина Порфирьевна Ерёменко и завуч Вера Марковна.
4К класс школы №37 ФОНО г. Москвы. В центре завуч Вера Марковна и наша обожаемая учительница Екатерина Порфирьевна Еременко. В верхнем ряду слева моя компания: третий – Яков Резник, четвёртый – Владимир Шехтер, пятый – Андрей Левин.
Примечания
[1] Поссовет — поселковый совет народных депутатов. Орган местного самоуправления.
[2] Старая русская мера длины, после 1835 г. принята равной 7 английским футам или 213,36 см. Вышла из употребления в СССР после перехода на метрическую систему в 1924 г.
[3] Лермонтов М.Ю., «И скучно, и грустно», 1840.
[4] Пушкин А.С., «Прозаик и поэт», 1825.
[5] Пушкин А.С., «Евгений Онегин», гл.4, XLII.
[6] Казармами назвались дома для рабочих, которые строили на рубеже XIX и XX вв. фабриканты попрогрессивнее. Это были трех-четырехэтажные красного кирпича здания с коридорами во всю длину здания и множеством отдельных комнат, в каждой размещалась одна семья. В казармах были общие большие кухни, в которых дровяные плиты для приготовления пищи топили специальные работники. Там был водопровод и канализация. Отопление тоже было централизовано.
[7] Полуторка — ГАЗ-АА советский грузовой автомобиль Нижегородского (в 1932 году), позже Горьковского автозавода, грузоподъёмностью 1,5 т (1500 кг), поэтому и назывался в народе полуторка. Образцом послужил американский грузовик Форд модели АА образца 1930 года. Выпуск прекращен в 1949 г. Всего разных модификаций автомобиля было выпущено чуть меньше миллиона. Эксплуатировался до середины 1960-х.
