ЗАМЕТКИ ПО ЕВРЕЙСКОЙ ИСТОРИИ

Жизнь была не особенно простая, но она была хороша. А потом всё изменилось. Понимаете, я никогда до того не видел самолётов, но 1967 году я вдруг их увидел, и это были военные самолёты. Они бомбили Иорданскую военную базу возле Наблуса, не помню её названия. Но я помню звук этих самолётов, словно гром. Я смотрел вверх и видел, как из них сыпались бомбы. Это было страшно.

Тувиа Тененбом

УКРОЩЕНИЕ ЕВРЕЯ.
ПУТЕШЕСТВИЕ ПО ОБЪЕДИНЕННОМУ КОРОЛЕВСТВУ

Перевод с английского Минны Динер

(продолжение. Начало в № 5-7/2022 и сл.)

Не Хотите ли Попробовать Президентские Апартаменты

Я, кстати, знаю случайно кое-что о Марване Коукаш. Моё путешествие по островам требует постоянные перемещения на большие расстояния. А это значит и постоянные смены мест обитания. А, поскольку я являюсь избалованным человеком (так случилось), то я люблю останавливаться время от времени в американских отелях. Я спал во многих отелях — от без- до пятизвёздочных, изучил, что почти все из них (не всегда, но часто) предлагают мне то, что мне требуется: хороший стол, хороший стул возле него и холодильник. Европейские гостиницы не всегда предлагают это. Некоторые из них, к примеру, предлагают замечательные спальни с импозантными подушками, что по их представлению заставит вас представить себя Царём Давидом. Но здесь нет холодильника, а стол так прекрасно инкрустирован разными дорогими породами дерева, что ограничивает вас даже в намёке об удобстве. А мне нужен комфорт.

Когда я был в Манчестере, я остановился в отеле DoubleTree by Hilton и мне очень понравилось там. Окна в комнате были от пола до потолка, прекрасный стол и удобный стул. Был и холодильник для моей сладкой Диетической Колы и горького лимонада. Мне нужно это всё.

Переехав в Ливерпуль я выбрал другой DoubleTree. И да, у них есть холодильник! Мало того, имеется у них отапливаемое помещение для курения и магазин сигар на случай, если моей душе вдруг потребуется Кубинская сигара.

Ну что может быть лучше?

В первые часы моего пребывания в отеле, прежде, чем проверить сообщения CNN, я побродил по вестибюлю и заметил, что в отеле всё выглядит по-другому, совсем иначе. Повсюду вокруг я заметил картины и фотографии с изображением лошадей, а в общем убранство напоминало немного Средний Восток.

Я подошёл к стойке администратора и спросил человека за стойкой настоящий ли это DoubleTree by Hilton, или частный отель, собственник которого платит хорошую цену, чтобы использовать их название, проще, то, что называется «права».

Ответ прозвучал такой:

— Почти все отели в Ливерпуле имеют права, включая и этот.

— А кто владеет этим?

— Марван Коукаш.

— А кто это Марван Коукаш?

— Это палестинский миллионер, мультимиллионер, и он очень известен в Ливерпуле.

На всякий случай я спросил то же самое у другого клерка, и он сказал мне, что Марван вообще-то из Ливана, очень известный ливанец.

Я был заинтригован и решил проверить сведения об этом Марване. Оказалось, что это не так просто.

Так «Манчестерские Вечерние Новости» сообщают, что Доктор Коукаш родился 3 декабря 1958 года на Западном берегу Иордана. Когда ему было семь лет ферму его родителей разбомбили и его мать увела его и его семь братьев и сестёр на три дня в убежище в Иорданию. По дороге туда им приходилось прятаться в пещере за его родной деревней Бурин, чтобы спрятаться от воздушных атак.

Он стал беженцем во второй раз, когда его семья была вынуждена покинуть Иорданию и бежать в Кувейт.

Семейная ферма… Бомбёжка… Кто бомбил ферму? Об этом ни слова. Три дня с остановкой возле Бурина. Что это? Звучит похоже на библейскую сказку об Исмаиле. А потом кто заставил их покинуть Иорданию и двинуться в Кувейт?

Издание «Эхо» демонстрирует похожую версию плюс деталь о «трёх днях».

А у «Сан» более отполированная версия: «Он брёл вместе с матерью и своими семью братьями-сёстрами три дня совершенно без еды, пока они не дошли до реки Иордан. Они были вынуждены провести три года в лагере беженцев, прежде, чем двинуться в Кувейт. Та-к. «Без еды» — это очень трогательно. Но нет «убежища в Иордании», просто «вынуждены были там быть», но не «вынуждены покинуть.

А Википедия даёт более детальную историю, куда были вовлечены и израильтяне: «Коукаш родился на Западном берегу реки Иордан в декабре 1958 года в Палестине. Когда ему исполнилось восемь лет, его семейную ферму разбомбили в связи с возросшей эскалацией израильских милитаристов в Палестине, и семья пересекла Иордан прежде, чем осесть в Кувейте.

Мне захотелось встретится с этим человеком.

Мне подумалось, что у каждого живущего на этих островах Палестина занимает большое место в сознании. А тут, совсем рядом со мной, есть настоящий Палестинец, Палестинец, живущий в Британии. Надо встретиться с ним. Итак, я обратился к консьержу и попросил его передать короткое сообщение Марвану: «Ваш кузен хочет с вами встретиться.

Да, с библейских времён, если вы не знаете, мы являемся кузенами.

Никто мне не ответил, но вскоре я увидел в столовой этого человека, мы немного поговорили, словно родственники, и мы решили встретиться позже за чашкой кофе. Кузены любят кофе.

Итак, время для кофе настало, и вот мы вместе.

— Расскажите мне, Марван, свою историю.

— Что бы Вы хотели от меня услышать?

— Историю Вашей жизни со дня рождения до сегодняшнего дня.

И Марван рассказал.

Соберитесь, мои дорогие, потому что я предполагаю, что рассказ будет долгим, но уверен, что интересным, потому что мои кузены — люди не скучные. Вот его рассказ:

— Я — Палестинец. Рос в деревне Бурин на Западном берегу Иордана, недалеко от Наблуса. Родился я не с серебряной ложкой во рту. Работать начал с 4-5-летнего возраста. Мой отец работал на Иорданскую армию, но в 1965 году, когда мне было 7 лет он был уволен и уехал работать в Кувейт, где нашёл место клерка, ибо он хотел для себя более лёгкой жизни. Я был старшим сыном, поэтому мне пришлось работать тяжело. В Бурине у нас было много земли и много оливковых деревьев, поэтому вся наша жизнь была вне дома — на земле. У нас было много и кактусовых деревьев. Помнится, рано утром я просыпался и шёл собирать плоды кактусов, чтобы затем поехать на базар и продать их перед тем, как пойти в школу.

Жизнь была не особенно простая, но она была хороша. А потом всё изменилось. Понимаете, я никогда до того не видел самолётов, но 1967 году я вдруг их увидел, и это были военные самолёты. Они бомбили Иорданскую военную базу возле Наблуса, не помню её названия. Но я помню звук этих самолётов, словно гром. Я смотрел вверх и видел, как из них сыпались бомбы. Это было страшно.

В Бурин не вошёл ни один израильский солдат, но страх перед самолётами заставил нас покинуть деревню. Мы шли, помнится три дня, пока не дошли до границы Короля Хусейна и мы её пересекли и оказались в Иордании.

Мы попали в бедный район Зарка, где жило много палестинцев. Там мы сняли маленькую квартиру, в которой мы и жили последующие три года. В это время молодых людей нанимали в ООП ( Освободительная Организация Палестины), где их тренировали. Меня научили носить автомат Калашникова, АК-47. Мы проводили много времени в тренировочных лагерях ООП, и нам всё время говорили, что в скором времени мы вернёмся и будем атаковать евреев, чтобы получить свою землю назад. Но в скором времени отношения между ООП и правительством Иордании стали портиться. В 1970 году в так называемом Чёрном Сентябре Иорданская армия стала атаковать позиции ООП в Иордании.

Бомбёжка началась в 4:00 утра. Мы жили на первом этаже, но, как только начали бомбить , все жители здания спустились в цокольный этаж. Всего 50-60 человек. Первоначально мы думали, что бомбёжка будет продолжаться день-два, но иорданская бомбёжка продолжалась и продолжалась. Они бросали бомбы, а не пули. Мы жили на окраине Зарки, и, когда мы выглядывали наружу, мы могли видеть танки. У нас было множество потерь. Возле нашего места стоял автобус. Его бомбили. Много людей было убито на улице. Каждый день нам приходилось выходить и собирать трупы. Мы поднимали их и переносили в автобус. Когда зловоние от трупов стало непереносимым, мы отпустили тормоза автобуса и пустили его вниз с горы.

Однажды мне понадобилось пойти в туалет, но у нас был лишь один туалет для всех, и он был занят. Я выскочил на улицу, чтобы облегчиться, но получил пулю в ногу. Хотите, я покажу Вам? Вот тут всё еще виден шрам. Посмотрите на мою ногу. Когда это случилось, я сказал себе: Никогда не сдавайся, Марван! Борись!

Тот Чёрный Сентябрь в какой-то мере сформировал меня и мою жизнь.

Близко от нас был дом — красивый дом с садом, который иорданские военные захватили. А я мог видеть что происходит там внутри. Каждый день туда доставляли еду для солдат. А мы голодали, у нас почти не было что есть, а их кормили очень хорошо.

В это время в нашем распоряжении имелось много гранат, потому что многие люди ушли и не взяли их с собой.

Однажды, когда солдаты уселись поесть, четверо из нас закинули гранаты на них. Они удрали, а мы захватили их еду!

Знаете, ведь, если ты не будешь стрелять, то стрелять будут в тебя.

После этого происшествия нам пришлось уходить, так как наверняка иорданские военные придут разыскивать нас. Моя мать связалась с моим отцом и он организовал наш приезд в Кувейт. К тому времени мой отец очень хорошо устроился, он стал партнёром в той самой компании, где он работал клерком.

Именно тогда, когда я жил в Кувейте, меня стали преследовать отблески войны. Когда ты находишься в ней, и тебе приходится таскать трупы, и ты видишь искалеченные тела, ты просто живёшь в этом. Только впоследствии, когда ты уже далёк от всего этого, в тебе начинают всплывать картины увиденного и пережитого, и у тебя есть время для страха, и тебя это начинает мучать. С момента моего прибытия в Кувейт, я не мог заснуть, когда свет был выключен. Я был так напуган! В темноте я видел исковерканные тела и трупы.

В Кувейте я пошёл в школу, и когда закончил её, отец отправил меня в Лондон учить английский язык. Таким образом, я сел в самолёт и полетел в Лондон.

Когда мы приземлились в аэропорт Хитроу, я взял такси и попросил довезти меня до Площади Пикадилли («Piccadilly Circus»), чтобы посмотреть на… зверей. Да-да, зверей. Circus — это же место для зверей, разве нет? Но тут случилось неожиданное: когда я приехал туда, то увидел другой вид животных. Это были женщины в мини-юбках, и, извините за грубость, с торчащими грудями. А я был тогда девственник. Я никогда не видел еще женских ног!

Я смотрел на этих женщин и стал возбуждаться.. Ну Вы понимаете, что я имею ввиду. Я был ошеломлён! Я не знал куда себя девать.

Две ночи спустя я решил проблему своей девственности — я её потерял. Я даже не помню, как выглядела та первая женщина в моей жизни, но она точно была женщиной.

В Лондоне я три месяца изучал английский, а перед тем, как полететь обратно в Кувейт, я поехал в Ливерпуль, где жили знакомые друзья-палестинцы. Приехав туда, я не смог их найти. Тогда еще не было смартфонов. Тогда я пошёл вместо них в клуб. Там я встретил женщину, которая пошла со мной в мой номер в отеле. Потом я стал звонить отцу и умолять его разрешить мне остаться в Ливерпуле. Я зарегистрировался в университете Ливерпуля и стал изучать электрическую и электронную инженерию. По окончанию учёбы отец велел мне вернуться в Кувейт. Но я влюбился в Ливерпуль и хотел продолжить учёбу в магистратуре. Но отцу моя затея не понравилась, и он сказал мне: «Если ты хочешь остаться в Ливерпуле, то должен будешь финансировать себя сам. Я этого делать не буду. Это был сильный удар для меня. Мне пришлось искать способы заработать на учёбу, что было непросто. Но я смог. Я отлично учился и в двадцать шесть лет получил свою докторскую степень. А потом стал профессором в том же университете.

Моя докторская диссертация касалась распознания изображения в 3D, эту технологию я сам и создал. И однажды мне позвонил друг из Кувейта, который сообщил мне, что иракцы собираются создать установку, которая бы изготавливала интегрированные чипы. Он организовал приглашение и меня пригласили приехать в Багдад.

В Багдадском аэропорту я был встречен, как ВИП-персона. Мне подали машину и охранника и повезли в отель «Рашид». Это лучший отель в Багдаде. На следующий день меня повезли на какой-то военизированный объект, и я подумал, что это совсем не то, на что я согласился.

Я сидел в комнате, когда двенадцать высокопоставленных военных вошли и начали говорить об электронных технологиях и обработке изображений. Им нужны были чипы. Какое-то время мы поговорили еще, и за это время я понял, что технология по обработке изображений им нужна для оснащения их ракет.

Если бы я дал им то, чего они хотели, я знаю, что сразу стал бы мультимиллионером.

Я полетел в Объединённое Королевство и поговорил с руководством университета об этом предложении. Мы договорились о создании компании, в которой мне принадлежала бы мажоритарная часть акций. А все вместе мы подписали соглашение с Иракцами. Разумеется, из-за стратегической важности материала, который мы собирались экспортировать, нам нужно было получить разрешение: одно — от Британского Департамента Торговли и Индустрии (БДТ), а другое от Американского Госдепартамента, потому что некоторое оборудование было сделано в Америке.

И мы получили разрешение от обоих Департаментов.

Я вылетел снова в Багдад. Меня провели к Мерседесу с затемнёнными окнами. Шофер не останавливался ни у одного светофора — он просто ехал без всяких остановок. Я стал опасаться за свою жизнь. А автомобиль всё ускорял своё движение… Мы уже оказались вне Багдада. Всё! — подумал я. — Они меня убьют.

Пока мы передвигались, через каждые несколько миль мы останавливались для личного досмотра. Для чего это? Но вот, машина, наконец остановилась, и меня повели во дворец Саддама Хусейна.

Саддам Хуссейн положил мне руку на плечо и спросил, хорошо ли со мной обошлись. Он заботился обо мне.

Саддам был тёплым человеком и искренним. Забудьте о политике. С глазу на глаз он был просто великолепен. Я отделяю политику от людей, с которыми встречаюсь. Когда я встречался с Королевой Англии, а я встречался с ней не раз, я смотрел на неё как на старенькую бабушку, а не как на королеву. Я воспринимаю её, как человека. То же и с Саддамом Хусейном. Когда я встретился с ним, я нашёл его очень обаятельным.

А потом я покинул Ирак и полетел обратно в Лондон. А на следующий день Ирак вторгся в Кувейт.

Мой контракт свёлся к нулю и был аннулирован, ибо все дела с Ираком были прекращены. Мало того, я попал в чёрный список у американцев за мои деловые отношения с иракцами. А это значило, что никто не смел иметь со мной дело.

У меня началась депрессия. Я потерял всё.. У меня не было денег. И я начал пить. Буквально спился.

Меня возмущало внесение в чёрный список, ведь у меня было разрешение и от Английского, и от Американского правительств.

Прошло какое-то время, и в конце концов британцы исключили меня из чёрных списков и предложили мне Британское гражданство, чтобы утихомирить меня, чтобы я, наконец, заткнулся и перестал жаловаться. Так я стал Британским гражданином.

Но у меня кончились деньги, я не мог платить ни за что. Именно в то время я встретил Мэнди, свою будущую жену. Она была официанткой и давала мне дармовую выпивку, а потом и кормила. Она спасла мою жизнь.

Мы начали вместе свой бизнес. Мы создали компанию по корпоративному тренингу, куда пригласили профессионалов с Запада и из стран Персидского залива, которые стали интенсивно обучать и тренировать в деле на наших курсах. Поскольку и другие компании занимались этим делом, то мы, чтобы обскакать конкурентов, решили практические занятия проводить не в офисе, а в пятизвёздочном отеле. Мы привезли американских лекторов, потому что они гораздо теплей британских, да и привлекательней тоже.

Мы никому не сказали, что это наше первое событие!

С тех пор я был вовлечён в разные бизнесы. Я занимался авиацией, у меня был клуб регби, а теперь я занялся лошадиными скачками… У меня около 70 лошадей, я владею отелем DoubleTree в Ливерпуле. Почти девять лет заняло строительство отеля и стоил он миллионы фунтов.

Хотите попробовать наши президентские апартаменты? Я приглашаю Вас. За мой счёт. Интересно, не правда ли? Я же говорил Вам!»

Так говорил Марван. Его история всё-таки не точно такая, какую рассказывают нам традиционные и социальные медиа.

Никакой «бомбёжки семейной фермы», нет и «вынуждения провести три года в Иордании», как нет и» возрастающей эскалации Израильской военщины», и никакого возвращения на попутных в Бурин. Все, кто писал о нём, кстати, проигнорировали главное: трупы, изуродованные тела, простреленная нога и зловоние. Британским медиа вероятно трудно написать о мёртвых палестинцах, убитых не руками евреев.

Палестинец Марван — тёплое создание в море холодных британцев, маленький ребёнок, покупающий быстро бегающих лошадок, которые помогают ему забыть об изуродованных телах, которые неподвижны; ребёнок, который покупает отель, чтобы спрятаться от стреляющих танков, и взрослый человек, который настаивает на своём праве быть снова ребёнком.

Время закурить сигару.

Следующая встреча — с гангстером.

Если Ты Хорошо Одет, Женщины Будут Любить Тебя, Даже Если Ты Убийца

Почему я встречаюсь с гангстером? Потому, что есть на этом острове что-то большее, чем евреи и Брексит. Например, гангстеры.

Чарли Сейга, 1940 года рождения — настоящий Маккой (гангстер), и он больше похож на Даппер Дона (щеголя), чем большинство из них. Он говорит, что он ирландец, наполовину ирландец, и, что половина жителей Ливерпуля — ирландцы. Фактически, по его мнению, У Ливерпуля мало общего с Англией, потому что люди там ирландцы, уэльсцы и Бог знает кто еще, но не англичане. Чарли наполовину итальянец, по крайней мере он так говорит. Он одет, словно лорд, и он чище, чем Мистер Клин (герой мультфильма). Ни одной морщинки на его одежде, ни одной крошки, когда он ест, и ни капли грязи нигде в его мире. Он не переносит грязь. Он не терпит грязных людей. Его iPhone без единого пятнышка, словно только из магазина. Такие же его брюки, рубашка, шарф и костюм. Этот человек любит всё чистое.

Как-то, — рассказывает он — кто-то сидел на его чистой кухне и ел чистую еду. И в процессе еды был застрелен.

— Кровь хлестала на его руки, на дорогие ювелирные украшения. Это то, что он помнит. Кто же стрелял в него? Чарли говорит, что не он, а кто-то другой. Ну бывает… Чарли нанял «еврейского адвоката», и суд, в большинстве своём состоящий из женщин, оправдал его.

— Женщины любят хорошо одетых мужчин, — говорит мне Чарли.

Чарли, сын Ливерпуля, побывал и в тюрьме, а теперь наслаждается жизнью в Уэльсе. Мы встречаемся в Ливерпуле, куда он приехал, чтобы встретиться со мной в моём отеле прежде, чем я уеду в Честер. Не то, чтобы я планировал поехать в Честер, но, когда он спросил меня куда я поеду дальше, я сказал, что в Честер. Ну, как-то вырвалось у меня это название.

— В Честере остановитесь в Grosvenor. За него надо заплатить чуть больше, но оно того стоит — говорит он мне.

Хорошо, может я и съезжу в Честер. Если гангстеру он нравится, то мне конечно же следует попробовать побывать и там.

Я благодарю Чарли и обещаю попробовать. — Но, прежде, чем уехать, я хотел бы услышать что-то о Вас. Расскажите мне свою историю.

— Я начну, пожалуй, с истории моей семьи. Я родился в криминальной семье.

Хорошо, что он родился не в семье Папы римского.

— Я не понимал этого до тех пор, пока мне не исполнилось 12 лет.

Интересно, он так медленно учился? Не знаю. Но я здесь для того, чтобы слушать его рассказ с его аутентичным акцентом, заменяющим некоторые слова.

— Это было во время войны. Германия изрядно потрепала Англию. Бомбили весь город и нам надо было выехать, и нас разместили в предместье, где было безопасней. У нас был дом. Наш дом был очень милым. У нас, детей, было всё, что нужно: лучшие игрушки, лучшая еда — всё это приходило в наш дом. Туда приходила контрабанда. Потому что мой отец, мой старик, был очень активным криминалом.. и такими же были мои три старших брата. Нас всего было семеро, и четверо были младшими.

В этом месте он остановился.

— Рассказать сначала о моих родителях?

— Да.

— Это ж интересно…

— Да, конечно.

Я сказал «да» этому человеку потому, что никогда не знаешь что может случиться, если скажешь «нет» такому типу, как он. Мне совсем не хочется, чтобы кровь струилась на мои руки и «на дорогие украшения».

А Чарли продолжает.

— Оба моих родителя были стойкими католиками. Большинство людей в Ливерпуле тоже. Но происхождение у них разное. Мой отец был… как это называется — шалун, он был на низком уровне жизни, к нему не подходи, не дай бог разозлить его… Мать моя происходит из приличной семьи, родители её были людьми бизнеса. Честные и уважаемые люди. Чего не скажешь о семье моего папаши. К сожалению… хорошо… но я не знаю к сожалению ли они полюбили друг друга. Они встретились в танцевальном зале. А моя мама рассказывала мне, что, когда он был молодым, он всегда по-умному был одет, и знаете — он был красивым парнем, и всё такое… Моей маме было 18 лет, а ему, думаю, 19.

Похоже, это будет длинная история, но я ничего не говорю. Чарли хочет говорить и Чарли говорит.

— Люди в те времена были в безопасности, ну женщины и всё остальное. Совсем не так, как сегодня, когда на женщин нападают и вообще… Сегодня нет ни законов, ни порядка, а в те дни они были.. Они решили пожениться, хотя родители мамы не одобрили моего отца… Из-за репутации, которая была вокруг него в том районе. Потому что, разумеется, родители моей мамы были очень умными людьми, и сделали проверку.. Понимаете, они хотели знать с кем это их дочь связалась, Вы бы тоже это сделали. И они узнали о его репутации и сказали ей: «Ты не выйдешь за него». Они запретили им встречаться. Но они всё-таки поженились в каком-то секретном офисе, что для католика есть большой грех. Это должно было происходить в церкви, в белом платье… Он привёл мою мать в её дом её родителей, а потом вернулся с ней в дом его матери. Они так и не завершили обряд бракосочетания. Они были словно подростки. Они даже не спали вместе и всё такое…Потому что это было… Понимаете, надо было бракосочетаться по правилам. Католический священник выяснил всё и объявил обоим родителям, там были споры различные между ними, но они решили, что надо жениться в церкви, как положено. И так и случилось — они поженились в церкви.

— Слушайте, а я Вам не надоел?

— Нет, нет. Это очень интересно!

— Вы уверены?

— Да, уверен!

— Итак, они поженились в церкви, и он стал работать. Мой старик был моряком, знаете ли, свободный духом, так сказать. А тут пошли дети…

Мне нравится, как он строит фразы: «дети пошли…

— У нас была прекрасная жизнь, когда мы были детьми, потому что во время войны всё было очень сурово, люди голодали, а мы нет.

Война. Прекрасная жизнь. Потрясающий человек!

— Мы ходили в школу и учителя всех нас уважали потому что мы выглядели хорошо. Мы были хорошо одеты, чисто и аккуратно. У других детей не было обуви на ногах, ну у некоторых… И учителя тоже… Мама обычно говорила, чтобы мы дали мистеру Джонсону яблоко и апельсин. Трудно же продержаться во время войны, надо это понять.

— Какая умная мама.

— У моего старика была своя комната позади дома, что-то вроде офиса, кабинета в задней части дома. Зайти туда нам нельзя было — двери всегда были заперты. Там он вёл свои дела с приятелями, или людьми, с которыми был связан. Потому что контрабанда, приходящая из Штатов была торпедирована и всякое такое… И много людей были вынуждены идти назад в море или за море. Итак, я запомнил, что видел как вся эта контрабанда приходила в дом. Вот из чёрного блестящего автомобиля с моим дядей внутри, братом моего отца, из него выгружали различные тюки и вещи и заносили их в дом. Тогда даже рядом с той комнатой не полагалось находиться.

Если я понимаю его верно, то все члены его семьи были супер криминалами. Но я молчу.

— Однажды вечером мы, дети, играли, ну, как все дети, и мои три младших брата гнались за мной, а я влетел в ту комнату. И вот, влетев туда, я не мог поверить своим глазам от того, что увидел. Мой старший брат, а я даже не смог его узнать сначала потому, что он был в маске на лице и с оружием в руках. Он бросил его и попытался улыбнуться вот так… Я влетел в момент, когда они планировали ограбление. Грабёж драгоценностей. А брат примерял маску перед зеркалом, понимаете ли. Таким образом они планировали свои действия, по-видимому. Но это было глупо, по-мальчишески. Он хотел посмотреть как он выглядит, похож ли на гангстера. А потом туда вбежала моя мать и увидев всю эту заваруху, схватила нас и сказала моему отцу: «Не перед моими детьми… Я же говорила тебе. Потому что в другой комнате она принимала своих друзей и угощала их чаем и печеньем.

Как мило!

— Это всё попало в газеты, на передовицы Ливерпульского «Эхо». Наш дом и всё, что в нём было пришлось распродать, так как в то время не было легальных защитников, которые представляли бы преступников. Знаете ли, надо было найти собственного адвоката, особо хорошего для высокого суда. Так, мать продала все свои драгоценности и всё остальное и мы опустились на дно.

Он очень эмоционален теперь. Я надеюсь, что при нём нет пистолета, гранаты, или ножа. Когда люди, вроде него, возбуждаются, то это не всегда кончается хорошо.

— Представьте каково было пойти в школу после всего. А самое противное было во время Рождества, когда учитель говорил всем принести что-нибудь для праздничного стола. Мне нечего было принести, в доме ничего не было, мы были совершенно нищими. Опуститься от богатства в нищенство.. Мой старик начал пить, ведь три моих брата были только что осуждены на 10, 5 и 3 года тюрьмы. Я был еще маленьким. Это был большой удар.

Чарли глядит мне прямо в глаза, надеясь разглядеть там сочувствие.

— Все маленькие дети приносили в маленьких мешочках какие-то милые кусочки пирога, кусочки чего-то еще, там печенья, или другого. Я пошёл в дом к отцу и сказал ему: «Мне надо что-то принести, я обязан что-то принести, я не хочу быть тем, кто опущен.. Это неприятно, когда с тобой не разговаривают. Вы понимаете что это значит? Мы же были подвергнуты остракизму… Я помню, как мой отец взял буханку хлеба, а не было порезанного хлеба. Мой отец сам порезал хлеб и дал мне. А я ему: «Что ты мне даёшь?» Он отвечает: «Принеси хлеб. Пару ломтиков с чем-нибудь. Я не знаю, что он намазал на хлеб, но, когда он нарезал хлеб, он порезал палец. Он завернул это в коричневую бумагу и это выглядело ужасно. Моё приношение выглядело страшно. Придя в школу, я увидел, какие чудные пакетики, обвязанные красивыми ленточками там лежали, и перед началом урока я засунул свой пакет между ними. Учитель вошёл в класс, увидел и говорит: «О, какая прелесть, чья мама сделала это?» Он вытащил мой пакет с хлебом и выбросил его в мусорную корзину. И он посмотрел на меня. Позже, когда началось парти, я пошёл, чтобы выбрать себе маленькое пирожное, а учитель подошёл и говорит: Это не твоё, Сейга. Это не принадлежит тебе.

Думаю, этот эпизод был рассказан, чтобы показать униженного маленького ребёнка и разжалобить меня.

— И я сказал сам себе: это последнее такое Рождество для меня. Уж я постараюсь! И вот тогда я обратился к криминалу.

У-упс!

— Мы перебрались в другой район. Это был слегка низкого класса, но мне там нравилось больше, так как люди там приняли нас. У них самих не было ничего, поэтому нас закинуло в такую же лодку. Вот тогда я начал грабить.

Интересно, что рассказывая свою историю преступной жизни, он явно гордится ею, как будто слово «преступление» — это знак почёта. И, насколько я знаю, он насочинял несколько книг с деталями своей криминальной жизни и в настоящее время ищет издателей.

— Поскольку я был новеньким в этом районе, то пять, или шесть детей отнеслись враждебно ко мне. Они сказали мне: Ты же не отсюда, да? Что ты тут делаешь? Я им ответил: Я теперь здешний. А там был один маленький неряшливый парнишка с разорванными в разных местах штанами. А голосок у него был пронзительный, и он: Давай, кудрявый, покажи-ка нам на что ты способен, подними-ка кулак вверх. Это означало, что мне и ему предстоит, ну как это — выпрямиться, или по-вашему побороться. И я вмазал ему, и я выиграл. А он лежал на земле и плакал. Остальные не могли поверить, что их лидер банды повержен и, когда я повернулся к ним спиной, чтобы уйти, их лидер побежал за мной и сказал: Эй, погоди! Как тебя зовут? Я сказал: Мне надо пойти в магазин купить что-то для матери. А они: Что-о? Мы никогда не платим за покупки. Мы грабим, мы украдём всё, что тебе нужно.

Интересно, где эти гуманисты теперь?

— И мой мешок наполнился хорошим барахлом!

Трудно поверить, но Чарли иногда начинает сомневаться. Вот, как теперь:

— Это не скучно, а? — спрашивает он меня. Я отвечаю:

— Нет, это очень интересно.

Он пьёт горячее молоко с мёдом из белой кружки, которая стоит рядом с его белым iPhone.

— Мои школьные годы были ужасными. Учителя не разговаривали с нами совсем. В школе царило хулиганство. Мне приходилось драться за моих маленьких братьев, понимаете ли. Я создал свою собственную банду. Я получил свою банду. И мы бились с другими грабителями магазинов. С этого-то всё и началось. Люди покупали тогда всё дешевое, всё то, что мы воровали. И знаете , что было лучше всего украсть? Уголь. Людям нужен был уголь для очагов. И мы добывали его на угольных складах. Понимаете, что я имею ввиду? Ты, в свои 12 лет являешься эдаким доставалой, ты всё время на улице на своих ногах, и ты умеешь быстро бегать.

У нас были бегуны, которые по очереди бегали от одного фонарного столба до другого, кто быстрее. Знаете зачем? Не для того, чтобы доказывать самим себе, а потому что нам надо было бегать быстрее полицейских. В те времена полицейские на службе были хорошими бегунами, они умели быстро бегать. И все они были шести футов в высоту, а не те сегодняшние коротышки-обрубки, сидящие в полицейских машинах, не умеющие арестовать никого. Понимаете, что я имею ввиду?»

— Да.

— Вот так мы выживали. Понимаете, рассказ про всю мою жизнь может занять дни. Я даже не начал еще рассказывать, но я боюсь, что вы скучаете. Вам скучно?»

— Нет, мне нравится.

— Вы уверены?

— Да.

— Хотите чего-нибудь выпить, или чего еще?

— Скоро захочу. А были ли Вы в тюрьме?

— Очень, очень приличное количество времени.

— Сколько времени в целом?

— Я прошёл через Борстал, это около 12 месяцев. Там был молодёжный тренировочный центр, были тренировки. Потом 20 месяцев в тюрьме, потом 18 месяцев в другой тюрьме. И это всё.

— И это всё?

— Да. Но я совершал вещи, в которые Вы никогда бы не поверили. Я стал первым человеком в Англии, я говорю об Англии, взрывателем сейфов в Англии.

— Кем, кем?

— Подрывателем сейфов. Чтобы вскрыть их я подрывал их динамитом, детонаторами, взрывчаткой.

Чарли мне нравится. Он — мой тип человека. Это Британец с хребтом, Британец, который говорит то, что хочет сказать. Никаких игр. Ничего не скрывая. Вот он — подрыватель сейфов. Он и похититель зарплат. И он говорит об этом — как это было.

Кот без всяких миссий. Мне это нравится

Чарли отхлёбывает своё молоко, и он называет меня «кореш». Да.

Итак, я встретил своего человека, а теперь время ехать дальше. В Честерский отель “Гросвенор”. Куда еще?

(продолжение)