Для придания видимости, что его «большевистский» осколок и есть подлинная РСДРП, он исключил из своей партии «меньшевиков» во главе с лидером российской социал-демократии Плехановым, всех «искровцев», создававших партию, всех, кто не считал его фракцию партией вообще. Он отобрал в ЦК своей партии десяток самых верных его радикальным идеям, из которых половина была с Кавказа, а двое – полицейскими агентами (Малиновский и Джугашвили).
СИЛУЭТЫ СОВРЕМЕННИКОВ В ИНТЕРЬЕРЕ ВЕКОВ
(продолжение. Начало в №2-3/2023 и сл.)
Как известно масонский проект создания на земле рая предполагал сначала ликвидацию монархий и христианской церкви посредством смешения ее с другими религиями, потом ликвидацию наций опять-таки постепенно смешивая их в едином плавильном котле до превращения в единую человеческую массу без различий. После чего становится возможным образование единого языка и, наконец, единого культа Высшего Существа, вдохновением от которого люди поочередно, по мере вдохновенности должны будут становиться богами, между которыми навечно воцарится равенство, братство и свобода. Вот такой хорошо продуманный и реалистический проект. Разумеется, в процессе реализации его будет задействована духовная энергия космоса и магическая земли, будет налажено сотрудничество со всеми ангелами Космической Иерархии и в результате земной рай сольется со всей Вселенной. Несмотря на то, что проект этот – такая же ахинея как проект Мировой Социалистической Революции, которая должна была создать нового человека и открыть двери в коммунистический рай на земле, или ариософский проект установления на земле Третьего Тысячелетнего Рейха и оккультнобиологической революции преображения чистых арийцев в полубогов, родственников Высших Неизвестных, сидящих в Шамбале, ожидая их, несмотря на то, что все эти проекты в принципе оттиснуты с единой матрицы, масонский все же существенно отличается от фашистских более трезвым учетом фактора времени. Задуман он был со времен мифического Гермеса Тримегиста и продуман в эпохи, благоприятствовавшие выходам наружу из подполий и расцветам тайной мудрости (рубежи тысячелетий, «Возрождение» и «Просвещение»), и перекличка эпох надежный свидетель тому. После краха римской религии в первые века империи и миграции в нее языческих богов из покоренных Римом стран, впускаемых в Рим как якобы своих, но иначе называвшихся (как ранее римляне импортировали сами богов из Греции), на ее просторах образовалась такая каша из разных культов, какая возникла прежде в Вавилоне при правлении Селевкидов и в Египте при Лагидах. Каждый раз, когда в процессе экспансии народ выходит из своих исторических границ и начинает поглощать другие земли и народы, это приводит к утрате его собственного «образа и подобия» и своей веры, что является свидетельством приближения конца его этнической цивилизации.
То, что происходит сейчас в Америке, и распространяется по всем цивилизованным странам, является следствием экспансии финансового капитала, отодвинувшего после двух мировых войн военную силу на служебную позицию в главном политическом процессе – изменения границ и судеб народов. Свое название «Нью Эйдж» эта круто заваренная религиозная и псевдорелигиозная каша получила от Алисы Бейли, активной последовательницы Блаватской, создавшей со своим мужем, теософом в начале 20-х «Школу Арканов» для подготовки к жизни в грядущем «Новом веке» (который должен был начаться с эрой Водолея) ожидающих его. Ее глубоким убеждением было, что «для того, чтобы на Земле могла появиться подлинная и всеобщая религия, которую ждет мир, учения Востока и Запада должны быть объединены и синтезированы». От Блаватской Алису Бейли отличает ее искренняя доброта и бескорыстие. Елена Блаватская доброй никогда не была. Ее, как и ее истинных последователей, отличала всегда крайнее честолюбие и ненависть к своим врагам – обличителям. Блаватская позволяла себе быть откровенно циничной. Она могла без каких-либо стеснений заявить, что ей наплевать на распространение индуизма, ее главное дело – уничтожить христианство.
Это черты фашизойдного, а не масонского характера. На вывеске масонства золотой вязью написано: Филантропия и помощь людям в их духовном самосовершенствовании. Алиса Бейли была бы украшением масонства, но она не успела выполнить рекомендаций своего тибетского учителя и обратить их от строительства храма Золотого Тельца к проповедям о Мистериях Эры Водолея. Однако свою главную миссию она выполнила. Потомок двух знатных английских родов, получив блестящее образование на родине и христианские убеждения, согласно которым, она ушла 22-ух лет из привилегированного общества, чтобы помогать страждущим в госпиталях и больницах, а через 7 лет, встретившись с теософом Фостером Бейли, погрузилась в оккультные глубины теософии, чтобы, выйдя на берег Америки стать Апостолом Нового Века — эры Водолея. Она верила в Бога Любви и любила Иисуса Христа нежной Ренановской любовью, вместе с Буддой и Муххамедом и прочими, и, любя людей несла им свет и энергию таинств эры Водолея. У края религиозной трясины, в которой бултыхается сегодня великое множество американцев и европейцев, возвышается обелиск со светлым именем Алисы Бейли.
Духовный плюрализм (из которого должна быть синтезирована по вере Алисы и по масонскому плану единая мировая религия) является на самом деле главным детищем масонства. Ничего более грандиозного они, надо полагать, они не создадут. Ни Единого Мирового Банка, ни Единого Мирового правительства, ни Единой Мировой Религии — все это из области масонско-фашистской утопии. Нет и никогда не будет единства в самом масонстве, как нет его и в фашизме, и ни в одной преступной организации вообще. Если уж обобщать до конца, нет его и в Объединенных Нациях и в каждой из нации, в частности. Всякое объединение на земле относительно и недолговечно, ибо нет и не может быть во временном мире ничего постоянного. Кроме того, что навеки соединяет Бог. Людям, однако, хочется верить, что опыт, полученный ими из манипуляций с вещами, вполне переносим и на человеческие отношения и на проблемы мироустройства. Постройка жилища из складываемых в определенном порядке обработанных камней стала одной из наиболее часто используемых парадигм для решения множества совершенно разных вопросов.
Процесс сложения мозаики из подбираемых камешков разной формы и цвета, видимо, стал рабочей метафорой для Демокрита при создании им теории стихийного образования вселенной из атомов разной формы. Глуповатый домысел, доступный ребенку, собирающему пазлы, лег в основу одного из главных мировоззрений, потому что был доступен пониманию самого ограниченного ума и потому, что освобождал своей бессмысленностью от необходимости Творца. Метафора Библии о построении Храма Божьего из «живых камней» выражает идею необходимости каждому человеку «обрабатывать» себя, слушая голос Бога, чтобы стать камнем той формы, каким Творец замыслил его. Масонский мифический план о реальном возведении «Вавилонской башни до неба» — создание единого языка неба и земли методом лингвистической реконструкции правильных фонем, чтобы воссоздать язык Адама и Евы, на котором происходил диалог и с Богом, и с Сатаной. Эта парадигма лежит и в основе плана сотворения истины, из которой родится Единая Религия. Из каждой религии мира надо извлечь содержащийся в ней камешек истины и подогнав их друг к другу правильным образом создать необходимую Истину. Все эти мифические бредни до Демокрита и до наших дней являются отражением нашего общего человеческого скудоумия.
Тем же примитивным способом, которым мы мыслим на низшем, логическом уровне и которым пользуемся, чтобы чего/либо построить, сотворить, основанным на складывании отдельных элементов, слогов, деталей, чтобы создать нужное строение, слово, конструкцию вольные каменщики хотят сложить Истину. Таковы же попытки создать гомункулуса, живую биоклетку, раскрыть тайны психики, и возникновения вселенной. Это плоды подростковой психологии, не способной понять свою ограниченность и понять разницу между делом Бога и делом недоразвитого человека, думающим, что он может стать таким как боги. Все, что исходит от Бога неотделимо от Него. Истина, Любовь и Жизнь едины и просты. Их нельзя сложить.
Подлинная простота — это абсолютная цельность. Ее нельзя ни разъять на части, ни сложить. Почему эта не такая уж хитрая ложь так легко покорила людей, из которых многие пытались найти истинную веру? Естественно, что большинству этих ищущих была нужна вера, дающая им надежду на какой-то великий смысл, отсутствующий в этом мире, и в то же время оставляющая их свободными от контроля за их жизнью. А религиозный беспредел «нью эйджа» оказался чрезвычайно соответствующим этим желаниям. И многих распущенность, оправдываемая поиском великой истины грядущего очень и очень устраивала. Образ доброго и мудрого человека, благословляющего в своих книгах этот путь, очень импозантен для искателей. Алиса Бейли, добрая и терпимая, стала подлинно кумиром движения «Нового Века». Это тот самый случай, когда ложь, найдя для себя доброе облачение становится наиболее опасна в деле расчеловечивания человека.
Две тысячи лет назад «Глупый благочестивец» был поставлен на первое место среди четырех сил, губящих мир. Прикрываемое логическими доказательствами своей необходимости зло никогда не привлекает к себе такое множество людей, как скрытое под защитой добра. А без мобилизованных под свои знамена человеческих масс никакое движение не имеет силы. С другой стороны, отсутствие понятия исходящей от Бога Истины лишает всякого смысла понятие «Права Человека». Они превращаются в бессодержательный набор правил, конкретное применение которых к любому нужному случаю оказывается полностью в руках мошенника юриста, который вертит малыми конъюнктурными истинами как хочет. И в этой ситуации религиозный беспредел, несмотря на самые аморальные феномены такие как ведьмовские и сатанинские секты, становится защищен легко и надежно, так же как аранжирующие его гигантские «тусовки» молодежи, когда тысячи тел часами дергающиеся под оглушающий грохот поп-музыки, впадая в наркотическое состояние от массовости объединяющих эмоций, еще усиливаемых героином и алкоголем. Все это вместе — весомые успехи масонского влияние на религию, право и искусство.
Стоит обратить внимание на то обстоятельство, что все главные персонажи мирской истории, силуэты которых приобрели такую изумительную четкость в минувшем веке, впервые вышли из-за кулис на авансцену, как по команде, в одно и то же время, накануне I-ой Мировой войны. В январе 1912 г. в Праге собралось три сотни представителей разбросанных по городам России групп так назвавших себя «большевиков» — наиболее радикальная и наименее образованная часть РСДРП, отколовшаяся во главе с Лениным на втором съезде от основной массы партии. Поняв, что партией ему не овладеть, вождь раскола принял решение сформировать из своих сторонников самостоятельную партию «нового типа» революционеров-подпольщиков с маленькой группой легальных представителей для участия в борьбе как бы легальным образом – в Думе. Для придания видимости, что его «большевистский» осколок и есть подлинная РСДРП, он исключил из своей партии «меньшевиков» во главе с лидером российской социал-демократии Плехановым, всех «искровцев», создававших партию, всех, кто не считал его фракцию партией вообще. Он отобрал в ЦК своей партии десяток самых верных его радикальным идеям, из которых половина была с Кавказа, а двое – полицейскими агентами (Малиновский и Джугашвили).
Так возникла партия «большевиков», которая через 6 лет захватит власть в бывшей Российской империи и создаст на 70 лет первое в мире атеистическое государство. В это же время 23-летний несостоявшийся архитектор, малюющий почтовые открытки с видами венских дворцов и соборов для пропитания и спящий в ночлежках, начитался в грошовых выпусках журнала «Остара» («весна» на древнем готском языке и Верховная богиня древних арийцев в фантазиях Адольфа Ланца, автора и издателя журнала) о том, что в мире господствует раса грязных пигмеев, потомков демонов, стремящихся через сексуальное совращение чистых арийцев своими соблазнительными животными-женщинами уничтожить детей Вотана и Остары, благородную расу ариев, и сегодня опасность нависла над последними чистыми потомками богов, сохранившихся только среди германцев, которым необходимо объединиться в борьбе с сатанинскими силами врагов. Мужающий Гитлер проникся верой в учение Ланца и в 1913 году покинул родную, но загаженную евреями и прочим иностранным сбродом Австрию, чтобы на земле истинно германской родины влиться в ряды арийской армии, готовящейся к решительной битве за свободу и счастье всего арийского человечества. Не прошло и года, как мечты его сбылись, и он вступил в ее ряды. Отвоевав все 4 года в качестве связного на передовой, дважды раненый и награжденный «Железным Крестом», он оставался в рядах армии до 1923 года, в качестве агента по слежке за левыми элементами. И хотя победить демонические силы из-за предательства в этот раз не удалось, через 5 лет он возглавил в Мюнхене НДСАП, маленькую националистическую партию рабочих и мелких чиновников, возникшую в 1919 году стараниями двух членов «общества Туле» (тайное ответвление «Германенорден» духовной элиты, объединенной мистическим национализмом, антисемитизмом и крайним антилиберализмом) Дитрихом Эккартом и Адольфом Розенбергом.
Эккарт, уловив медиумические способности Гитлера, стал его главным духовным наставником, воспитывая его как «барабанщика» — фюрера массовой партии для возрождения нации под знаменем «Дойчланд убер аллес». Свою главную книгу «Майн Кампф» Гитлер посвятил своему учителю. И хотя Гитлер подозрительно относился к тайным обществам, а придя к власти, запретил их, второе место в партии он предоставил Гессу, члену «общества Туле», познакомившему его с Эккартом и Хаусхоффером, а профессор Хаусхоффер после смерти Эккарта в 1923 году, занял место гуру Гитлера по контактам с владыками Шамбалы и научным консультантом по бредовым теориям до самого конца. А началось все в 1913 году с главной идеи ариософии Ланца, как, встав на путь очищения крови, стать в конце концов богом.
Можно добавить сюда историю о социалисте Муссолини, до 1914 года редактировавшего центральную газету итальянских социалистов «Аванти», а в 1914-ом сменил интернациональный пацифизм на национальный патриотизм и, выйдя из партии, основал газету «Иль пополо д Италия», сделав ее рупором вступления Италии в войну с Австрией на стороне Антанты. Деньги на это дело он, как выяснилось потом, он получал от Франции через Швейцарию. А через 5 лет он объединил разрозненные группы бывших фронтовиков, душой которых были «ардити» (храбрецы из гвардейских частей), и создал «Фашио ди комбаттименто» — «Союз борьбы» уволенных из распущенной армии и безработных молодых людей, естественно озлобленных против власти, выкинувшей их на произвол судьбы. Муссолини вовремя понял, что в обстановке разрухи, царящей в стране, с этой высокопрофессиональной военной силой взять плохо лежащую власть совсем не трудно. Нужна только хорошая пропаганда и организация. Через три года он ее взял. Итальянский фашизм — не самый важный персонаж в истории века, однако он дал имя, и поэтому о нем имело смысл сказать. Но для понимания ее узловых поворотных моментов достаточно уяснить роли и трех ее героев, создателей главных мировых кризисов. Военных — руками фашистов, экономических — руками либералов.
Промежуток между двумя мировыми войнами — пора активнейшего плодоношения фашистской утробы. Красные, черные, коричневые и прочих цветов идейные и безыдейные опричники, начиная с 20-х годов полезли, как клопы из всех социальных щелей и Запада и Востока. Столь же интенсивно происходило размножение сторонников свободы и прав человека рыночного толка. Масонствующие на все лады, верующие в свое «Высшее Существо» или полностью безбожные, поглощенные динамикой денежных потоков или «просвещенные» тайнами политических пертурбаций, озабоченные совершенствованием административных структур или созданием мультикультуры для людей нового типа, и, наконец, сосредоточенные на важнейшем — творящие и воспитывающие этих людей в плавильном котле «Нового Века» — все они, несмотря на различие мастей и идейные расхождения, делали одно большое общее дело — строили новый мир, послушный воли Рынка и бога метаморфоз, насилия и разврата со всем воинством его.
На фашизм для прорисовки его силуэта затрачено в этом очерке, вероятно, более, чем нужно слов и строк, на его диалектическую противоположность — гораздо меньше, поскольку ее влияние на историю становится заметным, лишь с началом цивилизации, а достигает равенства с милитаристским только в эпоху старости нашей мировой цивилизации Безусловно преобладающим оно выглядит только с начала «холодной войны» между постепенно американизирующемся Западом и постепенно деградирующей сталинской империи, боящейся начать третью мировую войну и пытающейся пугать Запад своей готовностью к ней. Слова Трумэна, сказанные им в 1945 году в предрождественском обращении к нации: «Хотим мы этого или нет, но мы должны признать, что одержанная нами победа возложила на американский народ бремя ответственности за дальнейшее руководство миром» безусловно выражали его собственную веру и веру многочисленных его сограждан. Её питало сознание, что по своей технической мощи армия США уже не имела себе равных в мире так же, как и экономика США. Сознание президента кроме того согревала вера в великую масонскую мечту, разделяемую с ним множеством «братьев» в высших эшелонах власти и бизнеса. В послании конгрессу в марте 1947 (уже после речи Черчилля в Фултоне, самой значимой для Трумэна поддержкой его внешнеполитического курса) президент счел нужным четко определить диспозицию сил либерализма и фашизма в мире: «В основе одного образа жизни лежит воля большинства. Его отличают свободные институты и представительное правительство, свободные выборы, гарантии свободы личности свобода слова и вероисповедания, а также свобода от политического гнета… Основой другого образа жизни является воля меньшинства, насильно навязанного большинству. Этот образ жизни базируется на терроре и угнетении, на контролируемых прессе и радио, и запрограммированных результатах выборов, на принципе подавления свободы личности… Свободные народы мира ждут нашей помощи в деле сохранения своей свободы».
Доктрина Трумэна, являющаяся апофеозом свободы с масонским акцентом в качестве рекламной картинки жизни в Америке и антиподом к ней в правдивом перечислении «завоеваний социализма» в СССР, вызвала бешеный гнев Сталина, немедленно развернувшего яростную антиамериканскую кампанию в стране и за рубежом со всеми карательными сопровождениями. Холодная война с американским империализмом и его приспешниками приобрела открытый и тотальный характер, что дало следующему президенту Дуайту Эйзенхауэру изложить свою доктрину с генеральской прямотой и краткостью в частной беседе: «Загнать СССР в могилу гонкой вооружений». И это оказалось самым верным средством. Дополнительный ресурс был задействован, когда он в первую очередь должен был помочь самой Америке. Талантливая и подлая в то же время авантюра Киссинджера-Никсона, спровоцировавших кризис 1973 года, оторвала СССР от организованных Косыгиным экономических связей с Европой и посадила болванов брежневского политбюро на нефтяную иглу. После арабского нефтяного эмбарго цены на нефть от 2-х долларов за баррель сначала удвоились, потом учетверились, а через 7 лет взлетели до 40 долларов. СССР наслаждался застоем и транжирил дармовые деньги на производство военного металлолома (десятки тысяч танков, тысячи самолетов, ракет, сотни подлодок и прочее, и прочее, чего никогда и нигде не понадобилось, кроме позорной войны в Афганистане). Потратив все, что было, самая хвастливая милитаристская держава развалилась от нищеты, чему как раз помогло неожиданное падение цен на нефть до 10 долларов за баррель. В мире уже много лет ведутся дискуссии специалистов об иррациональных причинах резких колебаний цен на нефть, создающих мировые кризисы. Абсолютное большинство экспертов начисто отвергают роль фактора спекуляции и с разных позиций сходятся на том, что все дело в неисповедимых законах мировых бирж. Забавно, однако, что эти законы каким-то таинственным образом хорошо коррелируют с интересами самых жирных котов мирового рынка. Оставшись, наконец единственной сверхдержавой на планете, Америка еще острее ощутила свою ответственность за порядок в мире. Это особенно остро ощущает мистер Дэвид Рокфеллер, престарелый патрон Совета по международным отношениям, Бильдербергского клуба и Трехсторонней комиссии, на конференции клуба в городе Эссен в 1991 году он благодушно заметил, что «Мир стал сложнее и он готов идти к мировому правительству» и что «Наднациональная Верховная власть интеллектуальной элиты и банкиров мира, несомненно, более предпочтительна, чем национальное самоопределение, практиковавшееся в прошлые столетия». Трудно сомневаться в том, что он сознает свою принадлежность к тщательно отобранной части «банкиров мира» и не исключено, что к самым избранным из отобранных. Но мировое правительство он не возглавляет, по той простой причине, что его нет и быть не может. В штатах сотрудников князя мира сего такая должность отсутствует.
Тот же, Кто «всем миром правит» — Царство Его не от мира сего. Но каждый верующий в Него искренне, знает, что, если он призовет на защиту Имя Господне, то грех, стерегущий у порога, не войдет в его душу.
В это не верил духовный архипастырь либерализма Джон Локк. Благовествуемое им «Естественное право» гласит, что Первый фундаментальный правовой принцип — это свобода. И два последующих – собственность и жизнь, и все последующие человеческие права проистекают из всеобъемлющей, как Бог, свободы. В частности, неприкосновенно право человека самому решать, что ему полезно, и что вредно, что для него добро и что зло. То есть, согласно обещанию собеседника Евы, он уже стал «как боги, знающие добро и зло», и ему нет нужды ни в Учителе, ни в Спасителе. Совершенно конгениальна в этом смысле и великая «Всеобщая Декларация прав человека», благовествованная ООН. Право на свободу и счастье дано уже нам всем без исключения, и каждый из нас обладает неотъемлемым правом по вкусу своего языка сам определять в чем его счастье. Великий моральный беспредел «нового века» достигнут в соответствии с истинами «Просвещения».
И что же делать нам, добравшимся до этого долгожданного века, который освободился и от веры в Бога, и от всякого смысла, кроме расчета, и от всякой морали, кроме свободы и «прав человека»? И если в прежние века люди убивали друг друга из-за всевозможных верований, теперь выброшенных со старой мебелью, то теперь все воюют только за свободу, всеми понимаемую по-разному, поскольку она, как дым, который нельзя ни ухватить, ни определить так, чтоб все согласились. Круг наконец замкнулся – пришли к началу, к тому на чем поскользнулись перед тем как проститься с раем.
Никто не знает, что будет, и только разные нострадамусы, аятоллы, гуру из горных ашрамов да полчища астрологов и гадалок оболванивают своими пророчествами несметные толпы несчастных Люди мечутся, туманность предсказаний мучает и страшит. Мало кто помнит о суеверном ужасе перед наступлением конца света, охватившем Европу в 1000 году, но все ощущают, что порядка, хотя бы такого, какой был сто лет назад, уже нет, и чем далее, тем более все разваливается в хаос. Ощутимо пахнет массовым сумасшествием и мракобесием. Подобные настроения, поощряемые энергичной деятельностью прессы с одной стороны и оракулов с другой, хорошо способствуют падению курсов добрых надежд в мире со всеми последствиями. Это убедительно свидетельствует, что и та, и другие вдохновляются из одной и той же пахнущей серой дыры., ведь довести мир до отчаяния – цель «первого друга свободы», столь же желанная, как и растлить его до полного разложения.
Из прошлого известно, страшные бедствия, уносящие великое множество жизней, такие как стихийные бедствия, ужасные эпидемии, крупные и длительные войны, без помощи средств массовой информации редкий век не распространяли в мире подобные настроения. От такой безнадежности, как сейчас, спасало отсутствие наших прекрасных информационных средств. Что же касается будущего, то только уж очень темные люди верят, что мало кому известно, где обитают вещие мудрецы, которые знают, что будет. Большинству же отлично ведомо, что будущее знать никто не может, хотя по мелочам можно угадать. Во всяком случае честный мыслящий человек о будущем может говорить только предположительно. А массовый человек эмоционален и просто легче верит в реальность худа, нежели добра. Поэтому сам тянется ко лжи, которую ему подносят.
Вполне возможно, что в силу принципиального сходства процессов в развитии мировых цивилизаций, финал нашей будет иметь сходство с финалом предыдущей. Приближаясь к завершающей стадии своего существования цивилизация единственным решением своих противоречий находит в вынужденном примирении силы оружия с силой денег. Соблазн и насилие заковываются в железную сеть усмехающимся Гефестом. Однако блестящий успех союза золота и стали оказывается всегда предзакатным блеском. Таковы были триумфы Римской империи первых двух веков, когда она достигла максимального могущества и размеров, уничтожив в то же время и основу римского государства – республику – организацию его этнической общности. После чего под властью «солдатских императоров» Рим быстро деградировал и рухнул под напором варваров. Таков был и высший в полутора тысячелетней цивилизации Древнего Китая ее последний расцвет в эпоху династии Старшая Хань, давший китайцам имя на все времена. В 40-летнее правление императора У Ди, создателя высокопрофессиональной армии, эффективной системы управления и экономического благополучия, он впервые расширил территорию Китая до размеров, близких к сегодняшним, открыл «Великий шелковый путь» через Ферганскую долину на Запад. При нем произошел высочайший культурный подъем общества. Но все это пришло в упадок также быстро, как и в Риме. Совершенно не исключено, что нечто подобное произойдет и в нашей кренящейся на бок цивилизацией в ближайшие пару веков.
Так что же нам делать, в связи с этим? Искать способы спасения мировой цивилизации? Вряд ли стоит за это браться. Скорее всего это напрасный труд. Если дерево отжило свой век, бессмысленно пытаться его омолодить. Вероятно, можно как-то попридержать пагубную деятельность нашей замечательной индустрии, но даже и в этом рассчитывать на сколько-нибудь значительный успех наивно. Самые крупные объединенные усилия, которые человечеству удавалось предпринять – войны и революции на улучшение дел, как правило, не работали. Нам, вообще-то, следовало помнить, что возможности нашего сознательного влияния на макропроцессы, где бы они ни происходили: над нашими головами, в волнах океанов, в движениях земной коры или народных масс, не просто ничтожны, а просто неощутимы. Как-то их можно наблюдать лишь в изменении человеческих представлений, но было бы крайне неразумно придавать этому большое значение. Таковое возможно только для нас самих. Процессы же, которые происходят непрерывно в русле времени по всей земле – не в нашей компетенции. Как единое человеческое стадо нас пасет Провидение Бога, пути которого неисповедимы.
Но нам небесполезно хотя бы относительное сравнение нашей эпохи с эпохой конца Римской империи, чтобы лучше понять, что происходит с нами. Начало конца этнической цивилизации (а в данном случае и мировой) становится заметно, когда она достигает победы над главными своими соседями – конкурентами в территориальной экспансии. Особенно, когда эти соседи превосходят завоевателя в своей культуре. В 146 г. до н.э. Римский сенат приказал своим полководцам в Африке и на Балканах разрушить и сравнять с землей, продав жителей в рабство, два известнейших города среднеземноморского мира: Карфаген и Коринф. Карфаген был государством, в течение полутысячелетия бывший лидером в торговле на всем морском пространстве Средиземноморья, был разбит и уничтожен Римом в трех войнах. Коринф, крупнейший центр искусства и торговли с VI до н.э., поставленный Римом в 196 г. во главе Ахейского Союза, за призыв к борьбе за свободу против Македонии, и в 146 разрушенный им же до основания за призыв к борьбе за свободу от Рима. Вероятно, этот год трагедии Карфагена и Греции, утратившей свою свободу на 22 века, и стал для Рима той роковой границей, которую Арнольд Тойнби назвал breakdown, и которую никогда не замечают опьяненные своими триумфами державы, пересекая ее. С той поры как Рим вышел за пределы Италии и начал с волчьей хищностью и ловкостью захватывать одно государство за другим, все больше золота из чужих сокровищниц стало скапливаться в казнах правящей римской элиты, все большее и большее число римлян стало превращаться из земледельцев в профессиональных солдат, все длиннее стали рубежи между ним и соседями – врагами, и все больше рабов из разных стран начинало обрабатывать его земли, обслуживать его богатеющих господ и все больше греков-учителей стало обучать их детей. Войдя в пределы эллинистического мира, римляне поняли необходимость знакомиться с его языком и культурой. И некуда деваться, их здравый смысл, заставлял их признать, что эта культура во многом выше, чем их собственная.
Начался процесс заимствований, но в виде получения дани. Наиболее образованные патриции стали отправлять своих подрастающих детей в Афины, Милет, Эфес и Сарды обучаться грамматике, риторике, диалектике, ораторскому искусству, математике и астрономии. А в Рим стали проникать не только греческие вкусы, театры и термы, но и верования. Вся дюжина олимпийских богов получила переведенные на латынь имена, кроме Аполлона, оставшегося под своим не очень и греческим именем. А к концу республики в компанию с тремя богинями с Олимпа и двумя Матерями богов присоединилась и Изида, сразу занявшая среди них главенствующее положение. С Востока по мере проникновения туда римских легионов, наместников и торговцев продолжало поступать в римский пантеон все более и более всевозможных божеств и этот процесс свидетельствовал, что римское сознание стало терять свою национальную подлинность. Скудость содержания и недостаток конкретности собственно римской религии не мешала Риму быть хозяйственным и расчетливым, сильным военным и строгим в нравах обществом. Но когда золото начало всерьез расслаивать это общество, его общие верования и нравы тоже начали постепенно расползаться в противоположных направлениях, чему способствовали чужеземные рабы внизу и умножающееся количество «союзников» наверху.
Если расслоение материальное вело к росту социального напряжений и обострения борьбы между нобилитетом и плебсом, то расслоение идеологическое — к развитию религиозных различий и постепенному утраты веры вообще, от которой инертно сохранялись только привычные, но уже лишенные смысла обряды. К началу II-го века до н. э. война стала главной составляющей римской политики. Храм Януса почти все время держал свои врата распахнутыми. Армия, состоящая из крестьян, призываемых консулами на войну, как на временную самоотверженную службу во имя свободы и славы римского народа не могла, однако не мечтать о скорейшем победоносном окончании войны, чтобы вернуться на свои пашни и пастбища. Но для постоянно готовой к военным действиям за многие сотни миль от родной земли нужна была другая армия. И в конце II-го века до н.э. такую регулярную профессиональную армию, в которой служба продолжалась 16 лет, создал Гай Марий, из простых солдат выросший в прославленного полководца, единственного семь раз подряд избиравшегося консулом, вопреки законам, что стало прецедентом для практики бессрочных диктатур, положивших в конце концов конец республике. Отныне римские легионеры из граждан превратились в лучших в мире солдат-захватчиков, повинующихся только приказам своих командиров, а не законам.
Войны между командующими армиями за власть в Риме на сто лет стала главенствующим сюжетом в римской истории, совершенно логично закончившимся образованием римской империей, похоронившей республику. Собственно, республика была уже при издыхании после того как большинством сенаторов оптиматов, стремившихся подавить набирающее силы плебейское движение популяров, поддерживаемое значительным числом всадничества в борьбе за расширение гражданских прав и улучшение материального положения плебейских масс, трижды за 40 лет одерживались победы над народом не силою законов, а посредством преступлений. Проигрывая при голосовании новых демократических законов, вносимых на голосование народными трибунами, они организовывали убийство трибунов и их ближайших сторонников. В 133 году Тиберий Гракх, в 121 году Гай Гракх, в 102 году Аппулей Сатурнин и в 88 году Сульпиций Руф были убиты «лучшими» римлянами после принятия народным голосованием их законов. Через 6 лет после этого Сулла, вернувшийся из своей карательной экспедиции в Малую Азию и Грецию, ввел в Рим войска, что строжайше запрещалось законом и уничтожив по спискам (проскрипциям) всех своих противников, заставил сенат назначить себя диктатором бессрочно для установления порядка и спокойствия в городе. Это вопиющее и еще небывалое в Риме беззаконие можно считать началом ликвидации республики де-факто. Последующие за смертью Суллы полсотни лет до установления пожизненной императорской власти Октавиана прошли под сенью двух триумвиратов, когда народу и сенату предоставлялась возможность только утверждать распоряжения триумвиров. Последние три поколения свободных граждан Рима были уже освобождены от работы на своих землях или в своих мастерских. Все эти работы делались теперь руками рабов в избытке привозимых из завоеванных царств.
Занятиями граждан, число которых постепенно приближалось к миллиону, стали дела политические. Теперь не трибы и курии стали подразделениями квиритов, а партии, поддерживающие разных общественных лидеров, гражданских и военных, борющихся за разные магистратуры, за высшие места в сенате и за верховную власть. За это они и получали хлеб и зрелища от города и от своих патронов. Иначе говоря, они превратились в торговцев своими голосами и в паразитов. При таком образе жизни верность сменяется продажностью, а чувство собственного достоинства холуйским тщеславием. Для полной деградации населению столицы мира понадобилось еще 200 лет. После того как Тиберием, Калигулой и Нероном – выродками из патрицианского рода Клавдиев были вырезаны из высшего сословия все, кого они могли считать соперниками на власть – то есть обладающие чувством достоинства римского аристократа и гражданина, а шизофреником Домицианом – все, кто становился ему почему-либо неприятен, а стало быть и подозрителен, Рим, казалось бы, был полностью зачищен от людей, у которых могла зародиться мысль о политическом сопротивлении. Однако после девятого вала страсти к завоеваниям во славу Рима, взметенного Траяном, пришел его наследник «миротворец» и законотворец.
Элий Адриан не любил войн, мятежей, заговоров, старых римских законов и нравов, а также старых друзей, которые, уважая Траяна, когда он еще не был императором, старались помогать его двоюродному племяннику, когда он был молод и неопытен в делах службы. Адриан вообще не любил никого, кому был чем-нибудь обязан, кто знал его в ранние годы его карьеры, а также всех, кто мог выглядеть хотя бы равным ему в уме и таланте. Почитая Аполлона превыше всех богов, он считал себя неким воплощением его на земле, обоюдно, разумеется, с Зевсом. У него была превосходная во всех отношениях память. И те, кто имел несчастье заслужить чем-либо его нелюбовь, не мог рассчитывать на безмятежную и долгую жизнь. Во избежание войн, он вывел войска из Дакии, Армении, с территорий Парфии, занятых Траяном, создал укрепленные рядом крепостей рубежи по линии Дуная и Рейна, отделил валом, названным его именем римскую Британию от северных варваров. Мятежи, вспыхивающие вдоль северной Африки, в Малой Азии он подавлял беспощадно. Самое крупное восстание, начатое евреями, жившими в Месопотамии, а также в Египте Киренаике и Сирии за два года до смерти Траяна, когда он успешно вел войну с Парфией и уже захватил ее столицу. Для римской империи антисемитизм свойственен от рождения. Будучи средоточием духа мира сего, она даже в униженных, покорившихся ее власти евреях, презираемых попираемых подлинными «римлянами» — хозяевами мира, ощущает ненавистный дух существ не от мира сего, не верующих в глубине своих робких душ в силу и право мира сего. После восстания 70-73 гг. они стали приравнены к худшим народам в римском мире, наиболее угнетаемом и преследуемом. В сравнении с Римом Парфию евреи считали почти дружественной державой и это подвигло их восстать против римлян. Справиться с евреями, еще не забывшими вкус свободы нелегко, и одному из лучших римских полководцев Турбону, посланному в Египет и Киренаику, только после тяжелых битв, потеряв около 20 000 своих солдат, удалось подавить восстание. В Месопотамии дело обернулось вообще поражением армии римлян под командованием Максима, в котором он и сам сложил голову. Квиет, возглавивший другую армию, сумел разгромить ослабленные понесенными потерями еврейские отряды и беспощадно расправиться с уцелевшими, за что и был поставлен Траяном наместником Иудеи.
Однако тут же вспыхнувшее восстание в Иудеи ему подавить не удалось. Кроме того, в тылу римских войск, находившихся в Парфии, в Междуречье восстал «город Солнца» Харта, населенный арабами, греками, халдеями и евреями и застроенный храмами их религий. Траян сам подверг его осаде, но его стены с 42-мя башнями, окружающая безводная пустыня, дикая жара и начавшаяся среди римлян инфекция заставили непобедимого Траяна отступить. Он заболел и сам, и оставив Адриану, тогда наместнику Сирии два легиона, отправился в Рим, но вскоре умер в пути. Немедленно Адриан был провозглашен в Антиохии солдатами императором, а в Риме Плотина, вдова Траяна, давно покровительствовавшая Адриану, сообщила сенату, что муж в ее присутствии назначил его своим наследником, хотя было известно, что Траян отдалил от себя его в последние годы и назначение в Антиохию было тому свидетельством. Известно было также и его расположение в последние годы к ценимому им за справедливость и рассудительность Нерацию Приску. Однако оспаривать кандидатуру Адриана никто не решился. Позаботившись прежде всего о положении на границах империи, отводя войска повсюду с неспокойных территорий на надежно защищаемые рубежи, он приехал в Рим, он поблагодарил сенат и народ за свое назначение и, поклявшись свято защищать город и империю, он принялся за наведение порядка в центре государства. На первом месте было дело выявление заговоров против него, в существовании которых он не сомневался и организовал надлежащую службу сыска, подчиненную новому префекту претория. Сразу после этого было объявлено об отмене закона «об оскорбления величия», чтобы языки развязались, а доброхотные доносчики поняли свою государственную необходимость. Не откладывая дело в долгий ящик, он казнил четырех консуляров, лучших полководцев Траяна, не одобрявших отступления с занятых территорий. Они не понимали, что миротворчество Адриана было того же рода, что и Тиберия.
Войны требовали подчинения войск наиболее способным полководцам. А это давало им силу для вмешательства в политику и смены, если они захотят, власти. Поэтому и Тиберию, и Адриану нужны были только такие полководцы, которые боялись императора и были неспособны к самостоятельным действиям. Намечая очередные ликвидации среди близких к себе людей, Адриан начинал всегда с казни префекта-претория и назначения нового. Он решительно вывел управление империей из-под ведомства сената, вознаградив его за утраченную власть выгодными синекурами и почестями, а власть передал имперскому совету, которым управлял сам, назначая туда людей из всаднического сословия, смышлёных в финансовых делах и лишенных патрицианского честолюбия. Весь подчиняющийся совету аппарат чиновников состоял из назначаемых, как и совет лиц. Выборные магистраты остались только при обеспечении римлян хлебом и зрелищами, включая сюда и жрецов все новых и новых культов. Самого Рима он не любил. Украсив его пышными храмами, форумами, помпезными арками, отстроив заново Пантеон и Колизей, сам он почти все свое время проводил в путешествиях по империи, везде воздвигая архитектурные сооружения в эллинистическом стиле, насаждая греческие вкусы и манеры и греческую речь. Он не только восстановил в Афинах все, что было разрушено сулланскими погромами, но и расстроил город так, что новую часть города стали называть Афинами Адриана в отличие от города Тезея. Он пожелал быть посвященным в Элевзинские таинства, принял звание пожизненного архонта города. Видимо, Афины полагал он в душе центром своей эллинистической империи. Здесь был им создан Атеней, нечто вроде академии для подготовки кадров на высшие управленческие должности с двумя равными отделениями римским и греческим. И здесь был центр Общеэллинского союза городов, придававший Афинам роль культурно-политического центра империи в отличие от административного центра – Рима. Панэлленион – храм Зевсу всех эллинов воздвигнут был также среди Афин, и статуя Адриана перед ним придавала ему вид соправителя Зевса, эллинистического царя-бога.
Не обошел император своими строительными идеями и другой считавшимся его населением центром мира город — Иерусалим. Очевидно в 130 году, во время своего пребывания в Сирии он предпринял большие работы по возведению на месте разрушенного города колонии Элии Капитолины для поселения там солдат ветеранов и сирийских греков. По сути это место стало еще по распоряжению Тита лагерем Х-го легиона и соответственно распланировано. Крест, образуемый улицами Кардо и Декуманис (сейчас улица Давида) и сейчас делит старый город на четыре части. Но желая придать ему облик центра римской провинции Палестины, Адриан приказал воздвигнуть в нем два храма, аналогичных тем, которые воздвигались им в Риме: Юпитеру Каптолийскому на месте разрушенного иудейского храма и богиням Рима древней Венере и новой богине Роме — гению Рима. Слухи о начале работ по реализации этого замысла, вызвали бурю, никак не ожидаемую спровоцировавшим ее Адрианом. В 132 году из крепости Бейтар, расположенной с юго-запада от Иерусалима над долиной реки Сорек, раздался призыв ко всем иудеям, верным Богу и родине, присоединяться к восстанию против власти ненавистных римлян, врагов Божьих. Вождь восстания Симон Бар-Кохба (Сын Звезды) был человеком, обладавшим военным опытом, талантом военачальника и незаурядной физической силой. Среди подготовленных им отрядов повстанцев он пользовался харизматическим авторитетом, а после того, как он разгромил войско наместника Иудеи в Иерусалиме Руфа, и посланного против него Адрианом легата Сирии Марцелла, овладев всей Иудеей, в нем стали видеть Мессию – Предсказанного в Танах Спасителя от Бога. Он не стал противиться этому, полагая, по всей видимости, что это только поможет вящему воодушевлению и сплочению несколько разъединенных территриально сил. Главный идеолог восстания рав Акиба с энтузиазмом поддержал эту демонстрацию своим признанием: «Вот он — Царь Спаситель Машиах! (Помазанник Божий). Крайне обеспокоенный поражениями римских войск Адриан, вначале не посчитавший заслуживающим особого внимания бунт в Иудеи, срочно вызвал из Британии лучшего полководца империи Юлия Севера, отдав под его командование 12 легионов. Что это значит можно понять из того, что у Веспаиана было не более половины этих войск, а вся военная мощь империи Адриана заключалась в 30 легионах. Прибыв на место Север разместил свою штаб-квартиру в Цезареи, римской столице Иудеи на берегу моря и сразу же приказал флоту очистить все побережье и ликвидировать возможность доставки с моря в страну какой-либо помощи противнику. Часть войск он отправил на север, чтобы начать постепенное продвижение на юг, тщательно контролируя все возможные скрытые укрепления и уничтожая их. Сам же он со своим штабом занялся изучением карт страны с посылкой конных разведотрядов для уточнения состояния путей будущего наступления. Когда же он начал его по широкому фронту, посылая крупные силы по наиболее годным для этого дорогам колоннами, разрезавшими территорию страны на изолированные друг от друга районы для последующей беспощадной очистки их от всех партизанских групп, характер войны резко изменился.
В первые годы войны стратегия Бар-Кохбы строилась на примитивности римской. Не зная местности, пересеченной паутиной горных хребтов и ущелий, крайне труднопроходимых для тяжело вооруженных легионов и их обозов, римские военачальники направляли свои войска только по главным дорогам к наиболее крупным городам, полагая, что там и концентрируются главные силы повстанцев. Бар-Кохба, стягивал свои отряды к медленно двигающимся колонам врагов туда, где дорога проходила как бы в ущелье между горами, к голове и к хвосту растянувшихся на пути римских когорт. А легко вооруженных лучников посылал обстреливать с гор, находящихся в середине. Сочтя это местом главного удара, римляне спешно посылали с обоих концов помощь атакуемым. Тогда и совершались молниеносные атаки на авангард и арьергард войска.
Римские войска несли катастрофические потери, при незначительных потерях в партизанских отрядах Бар-Кохбы. Стратегия Севера свела на нет преимущества восставших в отличном знании сложного рельефа страны и в партизанской стратегии и тактике. Война превратилась в планомерное уничтожение квадрат за квадратом всех укреплений, баз и живой силы повстанческой армии. Через год все было кончено. Было уничтожено 52 крепости, около тысячи деревень и 580 тысяч бойцов сопротивления римской оккупации. Север был награжден триумфом. А в залитой кровью Иудее началась волей Адриана первая в истории попытка «окончательного решения еврейского вопроса», как дипломатично была названа Гитлером задача полной ликвидации еврейского народа. Изданные им антиеврейские законы стали абсолютной вершиной жестокости в истории римской юстиции. Запрет на все, что имеет отношение к вере евреев, и смерть за всякое нарушение запретов. Ограничение гражданских свобод и налоговое бремя, не применявшиеся ни к одному народу империи. Утолив свой гнев против злейших врагов Рима, Адриан предался своим обычным и любимым занятиям: путешествиям, сочинению стихов, музицированию, архитектурному творчеству, описанию своей жизни, подвигов и талантов (передаваемым затем своим вольноотпущенникам, чтобы они издавали это под своими именами), плотским наслаждениям, в которых он редко довольствовался обычными среди людей способами, отдавая предпочтение греческим вкусам (к мальчикам и юношам), а особым изыском были жены его друзей, забавляясь с которыми он сочетал приятное с полезным – экзаменовал на преданность себе их мужей. В результате чрезвычайной насыщенности его жизни трудами по управлению империей, неусыпному контролю за предотвращением измены в огромном государстве, которую он душил раньше, чем она могла родиться, по планированию и руководству строительством храмов, цирков, водопроводов и бань в старых городах и постройкой многочисленных новых, именуемых адрианополями, во всех провинциях, сочинением стихов и написанием книг, прославляющих его правление как свершившийся «золотой век» и, наконец, любимой охотой, пирами и мальчиками, он неожиданно заболел на 59-ом году жизни. И во всей империи не нашлось ни одного врача, способного понять, что у него за болезнь и как ее вылечить. Последними двумя годами своей жизни он воспользовался для того, чтобы успеть отправить в преисподнюю как можно более людей, которых не любил или наоборот слишком любил прежде, одного за другим назначал своим наследником, но всех он после этого начинал ненавидеть как тех, кто будет наслаждаться властью, когда его будут есть черви, и приказывал казнить. Незадолго перед смертью он казнил Сервиана, мужа своей сестры, за то, что тот дожил до 90 лет и сохранил здоровье и твердую походку. Наконец, не дожив года до 63-х лет, он испустил свой дух «ненавидимый всеми» по свидетельству его биографа Энния Спартиана.
