«Эксперимент», уже не первый в американской истории на расовую тему, был очень многогранным явлением, и каждый из мельком перечисленных аспектов (а есть еще много других) заслуживает самого серьезного и длительного рассмотрения. Даже сама первичная причина его — якобы несправедливое отношение полицейских к черным — не выдерживает никакой критики при внимательном рассмотрении.

Игорь Мандель

НАТУРАЛЬНЫЕ ЭКСПЕРИМЕНТЫ НАШИХ ДНЕЙ: ВЕРТИКАЛЬ СТРАХА

Умирают в России страхи
словно призраки прежних лет…
Нас не сбили и не растлили,
и недаром сейчас во врагах,
победившая страхи Россия,
ещё больший рождает страх.
Евгений Евтушенко. Страхи, 1962

Натуральным называется такой эксперимент, который ставится не по воле испытателя, а сам по себе, что следует из названия. Его основная ценность в том, что он позволяет естественным образом имитировать ситуацию классического эксперимента, а именно: разбить наблюдаемый процесс (или все множество наблюдений) на две группы: подверженную влиянию данного события и не подверженную (контрольную). При этом, что чрезвычайно важно, разбиение делается случайным образом, не связанным с тем, что именно изучается. Если извержение вулкана задело поселения с запада от него, но не коснулось тех, что на востоке — это вполне себе случайное разделение людей на две группы (если, конечно, предполагать, что эти поселения сами по себе в целом были очень похожи друг на друга). Тогда можно сравнивать, например, заболевания или смертность населения после воздействия пыльного облака и в его отсутствии и тем самым определить причинную роль извержения в характеристиках здоровья.

Понятно, что никто сознательно подобные эксперименты ставить не будет, но «природа» достаточно часто предоставляет такую возможность, и ученые этим очень активно пользуются. Например, никто не будет нарочно разделять однояйцовых близнецов и помещать их в разные семьи. Но, по ряду обстоятельств, подобное изредка происходит, что позволило исследователям собрать данные о многих таких случаях. В силу генетической одинаковости разница в развитии этих людей (коэффициент интеллекта, психологические свойства, привычки) могла быть объяснена исключительно «окружающей средой». Тем самым появилась возможность разделить «врожденное» от «приобретенного» — сложнейшая проблема, вокруг которой продолжает ломаться множество копий по наше время. Выяснилось, в частности, что интеллектуальное развития как минимум на 50% — вещь генетическая. Прекрасный обзор девятнадцати разнообразных исследований, связанных с натуральными экспериментами, можно найти здесь.

Годы 2020-2024 были по всем параметрам необычными. За это время над миром было поставлено четыре крупных «естественных» эксперимента. В начале 2020 года разразилась эпидемия COVID-19, захватившая фактически весь мир; в мае 2020-го погиб Джордж Флойд, что послужило триггером для «расовой революции», накрывшей США и многие другие страны; в феврале 2022 года Россия развязала кровавую войну в Украине, подобной которой не было в Европе около 80 лет; в октябре 2023 года Хамас вторгся в Израиль, убив 1200 человек и захватив около 250 заложников. Каждое из этих событий породило огромное количество последствий, которые еще до конца не осознаны, хотя бы потому, что процессы, ими запущенные, еще продолжаются: COVID возвращается в более мягких вариантах; политика «социальной справедливости» (social justice, wokeism), в форме DEI (см. ниже) продолжаются; войны не закончены и даже перспектива их окончания в тумане. Однако уже из того, что мы знаем, можно сделать несколько выводов, узнать что-то новое о человеческой природе.

Все перечисленные примеры можно рассматривать как «натуральное вторжение» в плавно текущую жизнь, но вопрос о том какую группу считать «подверженной эксперименту», а какую «контрольной», и, главное, насколько различие между ними случайно, не так прост. Первое, что можно сказать о всех четырех случаях — они делят время на «до» и «после», что и будет моим главным интересом, то есть сравнение будет производиться в динамике. Второе — степень неожиданности, и, следовательно, резкого разграничения двух состояний, во всех случаях разная. COVID и российское вторжение в Украину были типичными «черными лебедями» (так это воспринималось, во всяком случае, всеми заинтересованными сторонами); история с Флойдом послужила триггером давно идущих менее интенсивных процессов, а бойня, устроенная Хамасом, хоть и абсолютно неожиданная сама по себе, есть лишь один трагический эпизод из идущей три четверти века войны между евреями и арабами. Так что состояния общества «до» и «после» все же коррелируют друг с другом, особенно в двух последних случаях (то есть разделение групп не полностью случайно), но все же очень сильно различаются, что и дает основания делать какие-то выводы. Третье — сравнения в динамике, как правило, менее убедительны, чем в статике (для случайных выборок), так как всегда можно найти что-то общее между прошлым и будущем, что смазывает эффект эксперимента. Но по крайней мере в одном случае, с COVID, можно делать также сопоставление различных регионов и стран, что приближает этот пример к классической схеме. И последнее: данный текст не есть научное исследование, хоть я и старался следовать некоей общей логике. Для научности в нем не хватает как минимум измеримости всех показателей. Я же буду говорить в основном о плохо измеримых вещах, таких как конформизм, мораль, общее состояние общества.

Огромное количество текстов было написано обо всех четырех событиях. Нет никакой возможности и никакой нужды «обобщать» то, что было уже сказано. В статье я попробовал лишь сформулировать то, что больше всего меня поразило за эти годы, которые добавили так много к уже, казалось бы, накопленному жизненному опыту. Уж лучше бы ничего этого и не добавлялось… Я постараюсь передать не столько свежие впечатления от событий по горячим следам, сколько более взвешенное отношение к ним сейчас, когда прошло уже достаточно много времени.

1. COVID-19 породил несколько глубоких и новых переживаний:

• ощущение беспомощности перед неизвестной ранее опасностью; потеря чувства защищенности от проживания в столь развитой стране, как США;
• ужас от фантастического роста числа жертв; судорожное ежедневное слежение за цифрами потерь и их обсуждение;
• неверие в грандиозность происходящего: как это так — закрыть страну?
• изумление от быстроты принимаемых решений (насчет закрытия границ, производства средств защиты, изготовления вакцины и др.);
• противоречивость рекомендаций насчет эффективности различных лекарств; открытые споры между специалистами;
• раздвоенность относительно дебатов о происхождения вируса; четкое понимание, того, что признание истины никому политически не выгодно (не затевать же войну с Китаем). Все это живо напоминало другие подобные истории, типа «консенсуса» стран-победителей насчет расстрела польских офицеров в Катыни якобы нацистами;
• переход огромного числа людей на удаленную работу и учебу, что породило множество проблем, на которых не буду останавливаться.

Когда время прошло и пыль как-то улеглась, а жизнь после ковида вошла назад в более–менее привычную колею, мое главное чувство от всей истории можно сформулировать как разочарование в системе государственного аппарата в чрезвычайной ситуации в целом и в системе здравоохранения в частности. Страна пошла на экономические и социальные потери немыслимых размеров для того, чтобы достичь добиться результатов, хуже чем у Швеции, которая страну не закрывала вообще, а сконцентрировалась на особо уязвимых группах населения. Тотальная смертность от ковида оценивалась в 2022 году в США примерно в 3 человека на тысячу населения, а в Швеции — от 1.5 до 1.8. То есть: наука была для всех одинаковая, но ее рекомендациями воспользовались совершенно по-разному.

Чувство, надо сказать тревожное. Как генералы готовятся всегда к последней войне, так и чиновники — к последнему ЧП. Допускаю, что новый эпидемиологический кризис будет встречен более продуманно. А если он будет другой природы? Ведь поразительно — даже колоссальные лесные пожары в Калифорнии почему-то регулярно повторяются. Уж, казалось бы, можно разработать какую-то твердую линию поведения — ан нет. Страшно подумать, если что-то подобное случится в нашем невинном Garden state Нью Джерси…

При всей важности уроков ковида они относятся все-таки главным образом к поведению государственных и корпоратовных структур, от которых ничего особенно хорошего и не ждешь. Даже переход на удаленную работу в первую очередь говорит именно о неэффективности системы управления: исследования показали безусловную эффективность работы из дома, но компании и государственные структуры все равно настаивают на переходе к старой форме труда. В настоящее время суммарный результат этого грандиозного эксперимента не очень ясен. Так что новых выводов о «человеческой природе» я как-то не извлек, привык к неэффективным действиям правительства по самым разным поводам. Не то с другими тремя экспериментами.

2. Расовая революция, вспыхнувшая в США в мае 2020 года, имела несколько «источников и составных частей»:

• невероятно широкий размер протестов по всей стране; количество участников от 15 до 26 миллионов (по разным оценкам) делает их самыми массовыми в американской истории; 19 людей погибло, около 14,000 было арестовано;
• самый большой в истории также размер причиненного ущерба: беспорядки сопровождались поджогами зданий и автомобилей, разграблением магазинов, вандализмом, причинением ущерба собственности (объем только застрахованного повреждённого имущества составил 1 — 2 миллиардов долларов; целые кварталы в Нью-Йорке и других городах долгое время оставались с разбитыми или заставленными фанерой витринами);
• в высшей степени необычная реакция властей (в первую очередь в демократических штатах и городах) на происходящее — полиция и другие силы не только не предотвратили колоссальный ущерб непосредственно во время протестов, но и позволяли себе такие вещи, как сохранение «свободной (в т.ч от полиции) зоны» в Сиэтле в течение месяца; целование ботинок каким-то «лидерам протеста»; вставанием на колени в конгрессе на девять с половиной минут; глорификацю преступника-рецидивиста Флойда и т.д.;
• чрезвычайно быстрый взлет популярности движения BLM, до этого достаточно малоизвестной группировки, которая возглавила в большинстве случаев протесты и придало всем им очень своеобразный оттенок. Баннеры движения можно было увидеть по всей стране; в нашем городке появились десятки знаков с призывами к счастью, среди которых мне особенно нравились лозунги «science is real» (подразумевалась «наука о климате») и «no human is illegal». Впоследствии лидеры движения были уличены в присвоении огромных собранных на него средств и сейчас знаки встречаются очень редко;
• революция начиналась как протест против брутальности полиции по отношению к черным гражданам, но очень быстро переросла в куда более широкое движение, связанное с пересмотром всей истории страны. Разрушались памятники видным деятелям конфедерации; «разоблачались» различные персонажи, связанные (или подозреваемые в связи) с владением рабами; претензии стали предъявляться к огромному числу личностей, которые не нравились «революционерам», от Вашингтона до Колумба (33 памятника которому были снесены или вандализированы), от Гальтона до Дарвина;
• каким-то причудливым образом очень быстро к расовым проблемам добавились сексуально-гендерные, и вскоре к привычным попрекам насчет расовой дискриминации черных стали почти неизменно добавляться требования абсолютной свободы для транссексуалов, людей «небинарной ориентации» и тому подобное, причем «свобода выбора» распространялась и на детей; стало просто неприличным говорить о расе и не упоминать о сексе;
• существовавшие десятки лет до этого чисто академические публикации и белых и черных исследователей по таким проблемам как critical race theory, intersectionality, white fragility, antirasizm, hidden racism и другие вдруг превратились в мейнстрим; их смехотворно низкий научный уровень (в частности, выводы никогда не подкреплялись достоверными статистическими расчетами) от этого никак не вырос, но, напротив, еще нагляднее обнажил свое чисто идеологические наполнение; их авторы (Derrick Bell, Ibram Kendi, Robin DiAngelo, Kimberlé Crenshaw и другие) стали знаменитостями, часто получающими за свои выступления колоссальные гонорары;
• новые протестные движения, неожиданно получившие интеллектуальную подпитку, тут же были взяты на вооружение пришедшей к власти в 2021 году демократической партией; это привело к чрезвычайно быстрому развитию новых институций, которые стали появляться в государственных, а затем и в частных учебных организациях и корпорациях: структур так называемых DEI (Diversity, Equity, Inclusion). Перевод на русский этих магических слов (разнообразие, равенство, включение) мало что дает, ибо содержание в них вкладывается совсем не то, которое традиционно подразумевается. В этом смысле, точно как и в коварной фразе «Black Lives Matter» (а другие жизни, что ли, не matter?), произошла грандиозная порча языка, подмена понятий, что вообще является неизменным свойством всех революций (вспомним, во что в России превратились «земля крестьянам, мир народам, хлеб голодным«);
• структуры DEI стали немедленно не просто на идеологическом, а на самом что ни на есть практическом уровне внедрять свои нехитрые примитивные принципы, так хорошо знакомые выходцам из СССР, особенно из его национальных республик: в учебу и на работу надо принимать людей не по заслугам, а по расе, полу или сексуальной ориентации; требуется публично заявлять о своей приверженности новой доктрине и писать отчеты о следовании ей; ни в коем случае нельзя критиковать начальство за «квотирование», приводящее к понижению производительности труда и моральной деградации; необходимо цензурировать устную и письменную речь и т.п. Существующие с 1960-х годов льготы для национальных меньшинств, связанные с affirmative actions, получили новую, совершенно буйную жизнь. Аппарат DEI разросся до астрономических размеров, как и зарплаты соответствующих менеджеров (я посвятил целое исследование этому вопросу). Любая бюрократия, как известна, заинтересована больше всего в самосохранении, тут уж не до принципов DEI, а как бы должность не потерять;

все это вызвало бурную ответную реакцию в самых разных кругах (научных, корпоративных, законодательных); недавнo Верховный суд отменил некоторые положения, связанные с affirmative actions (на чем многие настаивали десятилетия), что сразу позволило во многих штатах либо вообще отменить DEI в государственных учреждениях, либо резко сократить его влияние. По состоянию на апрель 2024 года в 14 штатах на рассмотрение конгрессов представлены законопроекты, запрещающие или резко ограничивающие практику DEI; в 9 штатах соответствующее законодательство принято (позднее к ним присоединилась Флорида), тогда как в 4 штатах оно было отклонено. Некоторые крупнейшие корпорации (среди них Тойота, Форд, Мета, Гугл, Майкрософт) закрывают свои офисы DEI или резко сокращают штат; количество объявлений о найме на работу в эту сферу в июле 2024 упало против пика в августе 2022 на 43%. Идет самая настоящая борьба, исход которой, однако, далеко не ясен, и водораздел этой борьбы проходит весьма четко по партийным линиям. Например, DEI до сих пор пронизывает собой важнейший Treasury Department, что приводит к многомиллиардным тратам на программы «поддержки меньшинств» и пр.; это касается распределения грантов для научных исследований в медицине, что подчеркивает уровень абсурдности и опасности всей ситуации.

Как видно, «эксперимент», уже не первый в американской истории на расовую тему, был очень многогранным явлением, и каждый из мельком перечисленных аспектов (а есть еще много других) заслуживает самого серьезного и длительного рассмотрения. Даже сама первичная причина его — якобы несправедливое отношение полицейских к черным — не выдерживает никакой критики при внимательном рассмотрении, о чем я подробно писал тут. Данные показывают что никакой дискриминации в отношении к нарушителям закона по цвету кожи реально не существовало. Более того, реальная картина еще, скорее всего, хуже (в смысле — преступность черных еще выше) ибо, как выяснилось недавно, FBI очень подозрительно корректирует свое собственные данные о преступности, которыми я пользовался. Но что меня бесконечно поразило в самые первые дни и не устает поражать сейчас — не сами по себе выступления и протесты, а реакция общества на них.

Для меня это был, как ни странно звучит, первый в жизни пример массового и внезапного конформизма. В конформизме N1 как норме жизни я был рожден в СССР и жил вплоть до отъезда. Но это даже не ощущалось, как воздух, которым дышишь. Конформизм N2 был наглядно явлен во времена перестройки, когда перед моими изумленными глазами тысячи ярых коммунистов стали вдруг сдавать свои партбилеты, а впоследствии переходить массами в религиозные сообщества. Поверить в искренность всего этого было невозможно. Но это тянулось несколько лет и напоминало обретение новой твердой почвы лягушкой, взбивающей масло своими лапками в банке со сметаной, поэтому не ощущалось как нечто внезапное. А вот этот конформизм N3 возник мгновенно, причем в стране, в которой такого не ждешь.

Вдумайтесь: еще вчера тебе и в голову не приходило, что нужно все бросить и начать бороться за «социальную справедливость«, а сегодня ты уже не только борешься, но и рвешь отношения с теми, кто не разделяет такие воззрения. Находясь в состоянии шока от происходящего, я подробно разобрал лишь один из сотен примеров внезапного изменения поведения у ученых в моей области (статистике) на материале одного события — отмены самой, пожалуй, престижной, премии имени великого ученого Рональда Фишера в связи с тем, что якобы он запятнал свое имя, занимаясь евгеникой и будучи связан с нацистской идеологией. Как я показал в статье (версия на русском), эти обвинения совершенно не имеют под собой оснований — но дело было сделано, морок протестных настроений захватил научное сообщество и в кратчайшее время имя Фишера было из премии убрано (оно так и не восстановлено до сих пор, хотя позднее и другие специалисты подтвердили, что упрекать его не в чем). И эта молниеносная метаморфоза случилось не среди погромщиков памятников из BLM (толпа, как известно, поддается любым лозунгам), а в элите научного мира! Когда я прислал статью одному из прошлых лауреатов этой самой премии, он мне сказал, что я «preach to the choir» (все с этим согласны, то есть не чем тут говорить) — но ведь никто из влиятельных ученых так и не выступил против трусливого решения руководства статистической ассоциации!

Именно тогда мне с кристальной ясностью стал ясен ответ на давно мучающий меня и миллионы других людей вопрос — как случилось, что в столь культурно развитой стране как Германия могла мгновенно победить зверская идеология нацизма? А вот так и могла: если при первом дуновении ветра, без всяких реальных угроз жизни или здоровью, только лишь под влиянием изменившегося «общественного мнения» американские научные и культурные элиты поджали хвост и стали бить себя в грудь с признаниями в любви к новой идеологии, то чего ожидать от тех, кто подвергался несравненно большей опасности в 1930-е годы в Германии? То есть главный вывод из тех флойдовских дней — веления совести, логика здравого смысла находятся на куда более низкой ступени в шкале приоритетов, чем страх потерять любые из имеющихся привилегий, даже такие эфемерные как осуждение окружающих. Общество готово смириться с любым абсурдом. Из двух известных опций Достоевского побеждает такая: «да пусть все вокруг сгорит, лишь бы мне чай пить«.

Теперь, когда Верховный суд принял решение, по сути, отменяющее основные положения политики и Дональд Трамп пришел к власти, маятник качнулся вправо и качнется, я уверен, еще дальше. Но при одном условии — его будут толкать; само по себе ничего не произойдет, учитывая бюрократическую закрепленность стражей социальной справедливости в структуре управления страны.

3. Последствия войны России против Украины неисчислимы и грандиозны; они уходят в будущее и не поддаются полной оценке. Если совсем кратко, то этот «эксперимент» имел следующее компоненты:

• война поразила абсолютно всех своей неожиданностью. Еще за день-два до нападения ведущие обозреватели уверяли, что в войне нет никакого смысла, поэтому она не состоится. В первом они были правы, но второе из первого, как выяснилось, не вытекало;
• неверие в то, что можно так вот непосредственно бомбить и обстреливать города, которые ты знал и по улицам которых гулял; что кадры разрушений и убийств, знакомые по хроникам второй мировой войны, будут появляться на экранах ежедневно;
• памятник погибшим детям во Львове в форме площади с пустыми детскими колясками; на это невозможно было смотреть, особенно из-за того, что мы все время дома общались с одним трехлетним мальчиком;
• героизм и профессионализм украинской армии, за которым в первые дни я следил, не отрываясь, часами; патриотизм народа, который и после двух с половиной лет кровопролитной войны не снижает решимости одолеть врага;
• бездарность российской армии, которая стала ясна в первые же дни, когда под Киевом выстроилась колонна из техники длиной в десятки километров; во время «отступления по гуманитарным соображениям» из Киевской области и т.д. Вот так по-идиотски начиналась и Отечественная война, когда пустоголовое трусливое командование бросило солдат на волю судьбы, как четко следует из книг Солонина и других;
• зверства в Буче, Ирпене и т.д.; о некоторых рассказывал мне житель этих краев. Они вовсе не стали для меня неожиданностью — сразу вспомнились «Прокляты и убиты» Астафьева, массовые свидетельства о том, что творилось на занятых территориях в Восточной Пруссии, да и собственные теплые воспоминания об армейских нравах за год службы (вспомнил нескольких солдат, которые, на мой взгляд, могли бы так поступать);
• накапливающиеся сведения об отношениях между людьми в российской армии («мясные штурмы», «посадка на подвал», унижения солдат, воровство, коррупция, сплошная ложь, приписки) — тут уж точно не удивлялся, все было знакомо до боли;
• Отечественная война предстала передо мной совершенно в новом свете: то, чего не досказали писатели и мемуаристы, восполнили журналисты и кинооператоры нашего времени. Понимаешь, что именно так оно и было — тупые убийственные штурмы (вспомним Ржев); произвол начальства (в нынешней армии сажают провинившихся на цепь или вообще пристреливают); пренебрежение к раненым (их вообще бросают неподобранными) и т.д.;
• бесконечная печаль по поводу того, что Россия опять вляпалась в очередную черную дыру, из которой выход совершенно не понятен. Моя первая статья о войне (в марте 2022-го) называлась «Россия во мгле«, и это единственное, про что точно можно было сказать как тогда, так и сейчас. Все остальное по-прежнему неизвестно;
• потрясающая двойственность помощи Запада, особенно США, и в смысле недостаточных поставок оружия, и в отношении неэффективности введенных санкций. Огромный энтузиазм первых месяцев, когда активная помощь просто спасла Украину, и все возрастающее недоумение по мере прохождения времени. Таинственная судьба объявленного, но не использованного ленд-лиза, бесконечные препирательства по поводу тех или иных ограничений на разные виду вооружений; задержки с поставками и вообще полное отсутствие стратегического видения победы Украины — страшный удар для моего сознания. Но это, как и упомянутые ранее меры по борьбе с пандемией, действия не народов, а правительств, с которых взятки гладки — ну не понимают они, что обезумевшую Россию можно остановить только силой.

Но самый большой для меня урок, как и в случае с расовой революцией, заключается в том, как молниеносно российское общество перестроилось после начала этой агрессии. Ведь война готовилась в тайне; крайне мало людей, даже даже на вершине власти, знали о ней. И вдруг все поменялось. И что?

Практически все чиновники, и федерального и муниципального уровней, остались на своих местах выполнять функции в кардинально новых условиях. В 2005 году Андрею Илларионову хватило Беслана, чтобы немедленно уйти с поста помощника Президента России. В 2022 году помощникам и прочим не хватило безумной неожиданной войны, чтобы сделать то же самое. Уверен, что очень многие из них войну в душе осудили — но как-то приспособились. Зарплату продолжают платить…

А «представители народа», депутаты Думы? Утверждают какие-то невероятные законы, позволяющие давать просто немыслимые сроки за поступки связанные с «дискредитацией армии» и прочие мыслепресупления.

А судьи, прокуроры, следователи? Без всякого колебания посылают людей на долгие года за то, что еще вчера не было преступлением вообще.

А «олигархи»? Как я понимаю, лишь двое, Олег Тиньков немедленно и Аркадий Волож намного позже, резко осудили агрессию России (не считая тех, кто давно в стране не живет и политически выступает против режима, как Леонид Невзлин). Остальные как-то смирились. Понятное дело, их связывает со страной слишком многое, чтобы взять и порвать, но, с другой стороны — кто как не они абсолютно свободны в своих действиях? На жизнь, хочется верить, хватило бы при любом раскладе.

А ученые? То же самое. Были некоторые протестные письма, сколько-то людей уехало, но были и письма ректоров университетов в поддержку СВО, введение новых курсов патриотизма в институтах, увольнения нелояльных и т.д. Подавляющая масса осталась трудиться там, где и трудились. Одного ума совершенно недостаточно.

“…чрезвычайно важным понятием является интеллектуальная честность, которая прямо связано с понятием интеллектуальной смелости. Этими факторами, а точнее их отсутствием у многих, объясняется многое из того, чем вы обеспокоены. В частности полный конформизм многих российских интеллектуалов в принятии совершенно идиотского и бессмысленного российского общества” —

заметил недавно Юрий Ярым-Агаев (в частном письме). Лучше трудно сказать.

А «деятели культуры»? Примерно то же самое. Несколько десятков известных писателей, артистов, режиссеров уехали, огромная масса осталась. «В Украине шла бы война, а я жила бы как ни в чем не бывало?!» — восклицает артистка Чулпан Хаматова. «Войну нельзя нормализовывать своим трудом и талантом» — вторит ей балетмейстер (-ка?) Анна Абалихина. Но именно этим, нормализацией жизни, и занимаются все те кто остался; они продолжают выходить на аплодисменты публики «как ни в чем не бывало«.

А «простые люди»? Около миллиона, прежде всего молодых и прежде всего мужчин, т.е. потенциально военнообязанных, рванулись за границу. Сколько-то из них потом вернулись. Это движение можно рассматривать как проявление инстинкта самосохранения. Какая-то часть из уехавших, несомненно, сделала это исключительно по принципиальным моральным соображениям, какая именно — оценить трудно. Какая-то часть из оставшися активно протестует против нее (арестовано около 15,500 по состоянию на май 2022 года).

А сами по себе воюющие? В 2024 году численность контрактников планируется довести до 745 тысяч человек. То есть огромное число людей готовы получить деньги и идти убивать украинцев, которые им точно ничего плохого не сделали. Добавьте сюда их ближайших родственников, которые одобрили этот шаг. Что у них, у этих 2-4 миллионов, в головах? Если раньше, во всех российских войнах, понять что там думают солдатики, которых насильственно призвали, было невозможно, то тут есть уникальные цифры добровольного согласия на убийство других людей.

Вот краткая сводка о настроениях в российском обществе по состоянию на октябрь 2024 года на основе проводимых там социологическиx обследований (конечно, уровень доверия к этим цифрам очень невысокий, но других нет).

«Число граждан, считающих, что широкомасштабное вторжение в Украину принесло России больше вреда, чем пользы, увеличилось до 47%… на 10% (с 38 до 28%) снизилось количество тех, кто полагает, что… агрессия … принесла больше пользы, чем вреда… 21% в качестве довода указали на потери российской армии, а 7% —на жертвы среди гражданского населения. 18% отметили ухудшение экономической ситуации в стране, включая рост цен и рекордные траты на войну. При этом только 13% россиян считают аномальной любую войну.»«примерно 70 % одобряли «СВО», но какие-то более-менее внятные ответы насчет того, почему была начата война, давало очень небольшое количество людей…» «Грубо говоря, это члены той самой партии “пофигистов”, которые живут по принципу: “вот там Путин что-то делает, так мы за него. А что он делает, уже не суть важно. Если он воюет, молодец. Если не воюет, тоже молодец”». «…часть российского общества просто не желает определяться по отношению к войне,.. А зачем?.. Государству в высокой степени именно это и требуется, чтобы люди жили в ощущении нормальности«.

Подобные печальные выводы полностью согласуются с моими скудными личными наблюдениями: общение с очень высокообразованными знакомыми, живущими в России, показывает, что они категорически не желают обсуждать эту тему, даже в ситуации полной безопасности. Война со всеми ее ужасами абсолютно не вошла в их души. Мораль снова оказалась на последнем месте в ряду приоритетов. Как заметил однажды Юрий Шейман «Пишущий о русской культуре на фоне войны ощущает себя кем-то вроде патологоанатома» (привожу по памяти). Страна убита.

Если США в 2020-м году приоткрыла мне тайну возникновения нацистского государства в центре «культурной Европы» в 1933 году, то Россия в 2022-м раскрыло эту тайну до конца. Российский массовый конформизм оказался куда круче американского, особенно если на массы влияют не какие-то там «культурные парадигмы», а прямое указание начальства (точно как было в Германии). Результат соответствует. По подсчетам Андрея Мальгина, в России наблюдаются 13 из 14 признаков фашизма, в свое время перечисленных Умберто Эко. Хотя в чем-то можно с ним и с Эко поспорить, не буду этого делать. Фашизм так фашизм, хотя есть и другие имена. Вне всяких сомнений, въевшийся в генетику исторический мазохистский страх российского человека перед властью является мощнейшим акселератором нынешнего состояния общества; такого в других странах нет. “Уже и сегодня только в погоне за сомнительными политическими дивидендами можно утверждать, что российский народ — это народ-страдалец, а война — это исключительно война путинского режима. Ведь если так, то что же тогда делать с пятью миллионами силовиков, полутора миллионами учителей, несколькими миллионами занятых на оборонных предприятиях, миллионом солдат в действующей армии — со всеми, кто прямо и активно работает на войну и кто в совокупности уже составляет до трети всего работающего населения? Они — не народ?” — печально констатирует Сергей Чернышев.

Жить в России означает следовать одному из трех модусов поведения. Первый — одобрять то, что происходит. Второй — не обращать внимание на то, что происходит. Третий — прекрасно понимать, что происходит. Первый означает, что человек живет в мире с самим собой, но этот мир абсолютно ужасен — мир агрессивной нерассуждающей ненависти к чужим. Второй означает полную моральную слепоту, как бы она себя ни маскировала, ибо не обращать внимания могут либо совсем уже тупые люди, либо те, кто сознательно отгораживается от проблемы. Таких, как видно, большинство. Третий означает, что человек живет в постоянном серьезнейшем конфликте с самим собой, ломает себя ради «выживания», «ради семьи», «ради дела» и т.д. Это ненормальная уродливая позиция. Это позиция, в которой жило два-три поколения советских людей — той их части, которая все понимала, но со всем и мирилась. Все равно эти люди должны платить ИМ налоги, отдавать детей в ИХ школы, где они будут впитывать ИХ принципы, посылать сыновей на ИХ войну. Неужто все эти три жалкие опции и есть то, к чему свелся проект «Великая Россия»? Это и есть конечный продукт работы «великой русской культуры»?

История поистине повторяется в форме фарса. Недаром сравнения СССР и нацистской Германии сейчас приравнены в России к уголовному преступлению — уже больно много ассоциаций они навевают. На вопрос «знали ли вообще немцы о том, что происходило в лагерях уничтожения» Примо Леви, чудом переживший Аушвиц и оставивший незабываемые воспоминания, так отвечал в 1980-е годы:

«…несмотря на различные возможности для получения информации, большинство немцев не знали, потому что они не хотели знать…В нацистской Германии был распространён специальный код: те, кто знали, не говорили; те, кто не знал, не задавали вопросов; те, кто задавали — не получали ответов…Закрыв рот, глаза и уши [типичный немецкий гражданин] выстроил для себя иллюзию незнания, и, следовательно, непричастия к тому, что происходило буквально перед его носом«

(мой перевод; с. 215). Как мне это напоминает то, что сейчас что я слышу от людей из Москвы… Те же закрытые рот, глаза и уши, хотя на дворе вроде и иное тысячелетье, с интернетом, говорят…

И самое, может быть, прискорбное и одновременно комическое — как все эти люди поведут себя когда, рано или поздно, война закончится, власть сменится и начнет отыгрывать назад, ибо вперед уже будет ехать некуда? Уже не раз проходили. 16 октября 1941 года: 

«Ни одного работника ЦК ВКП(б), который мог бы привести все помещение в порядок и сжечь имеющуюся секретную переписку, оставлено не было. В кабинетах аппарата ЦК царил полный хаос. Многие замки столов и сами столы взломаны, разбросаны бланки и всевозможная переписка, в том числе и секретная, директивы ЦК ВКП(б) и другие документы…» «Кругом летали, разносимые ветром, клочья рваных документов и марксистских политических брошюр. В женских парикмахерских не хватало места для клиенток, «дамы» выстраивали очередь на тротуарах. Немцы идут — надо прически делать«. Отсутствие совести, единственного цемента, на котором можно построит нормальное общество, нельзя ничем заменить, что тогда, что теперь. Неужто снова перестройка, возврат к «миролюбивой политике сосуществования«? Так и вижу миллионы людей, говорящих «да я всегда был за мир, да у меня вон все друзья украинцы, да это все Путин«. Эх…

4. Седьмое октября 2023 года всколыхнуло бурную волну чувств, эмоций и спекуляций:

• оцепенение от брутальных подробностей происходящего, со всеми кошмарами последующих деталей об освобождении задолжников, их пытках, убийствах и прочем;
• ясное осознание того, с кем именно имеет дело Израиль, хотя вроде куда уж яснее после всех предыдущих лет. Этим людям не надо ничего из известных еврейских доблестей — ни зарплаты, ни лечения, ни покоя; евреи им нужны только мертвые. Что, в свою очередь, проясняет картину — весь нарратив насчет двух государств становится бессмысленным; таким людям давать государство нельзя;
• изумление от размеров военной катастрофы — как такое смогла допустить вроде бы одна из лучших армий мира? Вопрос до сих пор до конца не ясен, но изумление не проходит;
• восхищение тем, насколько быстро израильское общество отреагировало на катастрофу — как со всего мира съехались, резервисты, граждане и добровольцы; как внутри страны люди немедленно перешли на военное положение; как резко изменилась риторика правительства; как утихли раздирающие Израиль политические споры;
• неожиданное прозрение (почти озарение) насчет того, насколько же силен в мире антисемитизм, на самом разном уровне — от низового (причем где? среди американских студентов!) до самого верхнего — поведения ООН, принудившее Израиль принять беспрецедентное решение не допускать Генерального Секретаря в страну. Это все же в высшей степени необычно — жертву агрессии обвиняют в том, что она сопротивляется как может; применимо только к евреям в знак особого к ним расположения;
• удивительно смелое поведение израильского правительства, которое, несмотря на всю свою политическую шаткость, смогло показать абсолютную стойкость и не поддаться давлению США и других, «боящихся эскалации». Это диво дивное — посмотрим, чем все закончится; кажется, недолго ждать (пишу 2-го ноября).

Самое острое чувство, какое я вынес из этой войны — острое ощущение того, что, если говорить о евреях, надеяться надо только на самих себя. В конечном счете, никто не поможет. Слишком далеко все зашло. Слишком неравны силы. Невежества и фанатизма в мусульманском мире несравненно больше, чем понимания и доброй воли. Трусости и конформизма и элит и населения на Западе куда больше чем расчетливой храбрости. Здравый смысл и вековая мудрость еврейского народа не смогли победить его же собственных идеалистических идолов всеобщего равенства, плоды которых, в форме агрессивного либерализма так широко распространились по планете везде, где им дают развиться. Антисемитизм слева и антисемитизм справа — все тот же старый добрый антисемитизм. Столь чувствительная к чему угодно повсеместно пропагандируемая толерантность (Inclusion! Diversity!) применительно к евреям каким-то феерическим образом тут же превращается в лозунги «Frome the river to the sea Palestine will be free!«, наподобие тому как лозунги «свобода, равенство, братство» в крепких руках заботливого государства почему-то всегда оканчиваются Гулагом.

С учетом того самого конформизма масс легко себе представить, что если лозунги типа «все беды от евреев» будут поддержаны «элитой» или государством — они найдут самый горячий отклик в сердцах миллионов (опять, уже в третий раз, отсылка к Германии 1930-х). Да даже и без объявления чего-то такого вслух процесс вытеснения евреев из самых разных страт американского общества уже начался. «Университеты решили, что DEI является главным принципом приема…Существует общее мнение, что еврейским ученикам труднее поступить в школы высшего уровня». С образования, как известно, все и начинается. Доля евреев в лучших американских вузах резко сокращается.

Такое чувство, что в Израиле все эти в высшей степени тревожные вещи понимают все больше и больше. В свое время я был искренне поражен высочайшим моральным уровнем страны, которая готова за одного солдата отдать более чем тысячу террористов и решил для себя, что в тяжелых и спорных случаях просто буду смотреть на то, как бы поступили в Израиле и так и делать. Наверно, сработали древние инстинкты «спроси у рабая». Сейчас в Израиле все больше обсуждают этот знаменитый обмен капрала и все больше подвергают его сомнению. Уж слишком он далек от библейского «око за око». Видимо, возникает понимание, что подобные вещи имеют слишком большую стоимость. Рождается откорректированная мораль. Я не знаю, какой она будет. Но ясно, что прекраснодушие вроде бы отходит в сторону. Я все равно буду смотреть куда и раньше, но прежней ясности не жду.

***

Четыре несчастья, четыре натуральных эксперимента за четыре года дали очень многое с точки зрения понимания туманных законов массовой психологии и способов, которыми общество управляется. Во всех четырех рассмотренных странах и во всех четырех случаях правительства продемонстрировали очень низкий уровень компетентности, каждый раз по-своему. Но далее, после революционных событий-триггеров, развитие шло по совершенно разным траекториям. Украина и Израиль доказали, что под воздействием внешнего давления народ в состоянии сплотиться и приносить огромные жертвы просто ради выживания страны и сохранения ее самостоятельности. Россия и США продемонстрировали, что неожиданное изменение условий способно породить самый чудовищный конформизм, когда массы населения и большая часть элит принимают как должное внезапный разворот курса и поддерживают его в опасении потерять привычный комфорт. Но разница между двумя странами огромна: в Америке как минимум половина населения немедленно начала ожесточенную войны против навязанной парадигмы, и этот процесс продолжает развиваться. В России же все приняло куда более мрачный характер; милитаризация общества идет, не встречая сопротивления и грозит самому существованию страны как нормального государства. Не видно механизмов отрицательной обратной связи (за исключением прямых военных действий Украины), которые остановили бы это процесс. В Израиле, напротив, обратная связь заработала немедленно, и из этой войны, я уверен, он выйдет другой страной. Я уверен, что то же самое случится и с Украиной — это будет не та страна, на которую напали в феврале.

Самый общий, и самый печальный, вывод из всего сказанного — мы живем в чрезвычайно хрупком мире, наши институты ничего на самом деле не гарантируют. Глубинная культура любого общества несет в себе настолько мощный вирус конформизма, требующего соглашаться с «господствующей идеологией» просто ради того «чтобы не высовываться», что любые выверты, вообще, говоря, возможны. Натуральные эксперименты наших дней (и, конечно, не только они) подтвердили справедливость выводов «настоящих» экспериментов (о которых чуть ниже) на материалах обществ очень разной структуры. Если конформизм как таковой, как скрытый вирус, всегда живет в латентной форме — то стать массовым явлением и сделать революционные преобразования может огромное количество различных случайностей. Не буду углубляться далее в эту тему.

Рисунок показывает некий эвристический взгляд на структуру общества, если рассматривать ее под углом двух названных там параметров. По горизонтали отложены значения готовности человека приспосабливаться к «доминирующему мнению», какое бы оно ни было, уровень конформизма — от полной «пластичности» (бесхребетности) слева до полной независимости взглядов справа. Этот аспект человеческого поведения был изучен психологами достаточно хорошо. Знаменитые эксперименты Соломона Аша 1950-х годов показали, что в совершенно безвредной для испытуемого ситуации, при ответе на невинный вопрос о том, какой отрезок линии длиннее, около 35% людей давали заведомо неправильные ответы, если до этого прослушали мнение других (подставных) людей на этит счет. То есть люди просто-напросто «подстраивались под других», не испытывая никакого давления со стороны. Эксперименты были с тех пор многократно повторены с различными вариациями (вот обобщение 2023-го года), и результаты более менее оставались теми же самыми.

Приблизительное распределение населения по двум параметрам

Другой тип экспериментов был проделан Стенли Мильграмом в 1960-е годы и тоже потом повторялся, хотя и не так часто. Испытуемым предлагалось наказывать «студентов» (подставных лиц) ударом электрического тока за их неправильные ответы, увеличивая силу тока (на самом деле никаких ударов тока не было). Процент тех людей, которые доводили силу удара до предельно высокой, невзирая на имитируемую «студентом» боль и даже потерю сознания, был очень высок — от 65 до 90%; последние (2017) эксперименты, как и в случае с опытами Аша, показали, что природа людей отнюдь не изменилась за последние 50 лет; более того, в них женщины ведут себя практически так же, как мужчины, чего раньше не проверялось.

Примерно о подобных вещах говорят и результаты «Станфордского тюремного эксперимента» Филиппа Зимбардо 1971-го года, в котором случайно назначенные «надзиратели» и «заключенные» из числа испытуемых студентов вдруг начинают вести себя садистически и депрессивно соответственно, то есть всерьез вживаться в, казалось бы, игровые роли. К методологии его выполнения есть определенные претензии, что, насколько я могу судить, не подрывает главных выводов, хотя делает их менее надежными. Однако, поскольку новых опытов такого типа не предвидеться по этическим соображения, остается довольствоваться тем, что есть.

Эксперименты этого рода обычно называют проверкой послушания (obedience), а не конформизма как такового. Считается, что испытуемые усиливают наказание током, так как над ними довлеет фигура экспериментатора (хотя он их никоим образом не понуждает к действию). Это, конечно, так. Но если отойти немного в сторону и «смешать» склонность человека прислушиваться к мнению других — равных ему по статусу, как у Аша и выше его по статусу (воспринимаемому, не реальному), как у Мильграма и Зимбардо — то это и будет та шкала, которую я изобразил на рис. 1. Она является не вполне научной по указанным причинам (ей не соответствуют прямые измерения), но вполне отвечает природе вещей.

Более того. Как я отмечал, в опытах все действия испытуемых было совершенно добровольными, никакого давления, кроме придуманного ими самими, не было. В реальной жизни все, конечно, не так — давление есть, и часто очень сильное. В первом случае — социальный остракизм (в частности, столь распространенная ныне культура отмены, cancel culture), а во втором — прямые угрозы со стороны не выдуманной (воспринимаемой), а вполне реальной фигуры «начальника», кем бы он ни был, от государства до работодателя. В этих ситуациях цифры подчинившихся будут, безусловно, только выше. К сожалению, существующие исследования, хотя и делали попытки модифицировать исходные эксперименты, но не настолько глубоко, чтобы произвести более точные измерения.

Склонность к следованию чужому мнению (ось Х) может быть очень различной в зависимости от того, а какое именно это мнение. Можно слепо следовать, например, изгибам текущей политики, но быть совершенно независимым в вопросе о моде на одежду. График нацелен на общие тенденции, связанные с серьезными мировоззренческими вещами, и его цифровое наполнение может меняться от случая к случаю.

С вертикальной осью тоже есть много проблем. Интуитивно все понимают, что такое трусость и что такое храбрость, но выразить это на какой-то количественной шкале совсем не просто. При всей разветвленности современной психологии такой шкалы, фактически, не существует, то есть ситуация еще более запутана, чем с горизонтальной осью. Есть предложения по измерению разных аспектов страха (fear), таких, например, как боязнь закрытого пространства и других фобий, общей тревожности (весьма популярные индикаторы State-Trait Anxiety Inventory, или STAI) или шкала моральной смелости (Moral Courage Scale). Но не существует какого-то единого измерителя «смелости» в том смысле, в котором есть, например, коэффициент интеллекта. И, самое главное, как и в измерении степени конформизма — о какой именно смелости (трусости) идет речь? Меня интересует, снова-таки, поведение людей в ситуации реальных рисков, связанных с потерей чего-то существенного — репутации, престижа, работы, свободы или даже жизни. Все это трудно отразить в одном показателе. Можно вспомнить, как бесстрашные на поле боя советские офицеры совершенно безропотно отдавали себя в руки чекистам после войны — тому примеров огромное количества. Где здесь смелость и где трусость, как это выразить на одной шкале? Поэтому и вертикальная ось — некий плохо измеримый индикатор. Но в целом график дает все же, мне кажется, интуитивно понятную картину.

Оценки процентов в каждом квадранте, конечно, весьма приблизительные. Я уже привел выше количественные данные, но они главным образом подтверждают оценку в первом квадранте — подавляющее большинство людей есть и будут конформистами, сразу по трем причинам: они боятся всего в целом; они не склонны к самостоятельному мышлению и тем более действию; они готовы подчиниться фигуре лидера даже без всякого давления (и тем более когда давление есть). Люди в четвертом квадранте вполне понимают, что происходит, они способны мыслить и даже действовать вполне самостоятельно и независимо, но страх потерять нечто (статус, работу, уважение, деньги и т.д.) заставляет их молчать и вести себя, по сути, как обычные конформисты, только с «кукишем в кармане». Типичными для этой группы являются представители интеллектуальных профессий — что в США, что в России, что во время неожиданного наезда расовой идеологии, что во время неожиданной войны, как было отмечено выше, при первых изменениях господствующей политики они быстро поджали хвост.

Смелые же люди, которых чрезвычайно мало в любом обществе, распадаются на две названные на графике категории. Революционеры сочетают в себе отчаянность и приверженность к групповому мышлению — только группа у них другая (поначалу), не та что во всем обществе. Вспомним понятие «партийной дисциплины» у большевиков до революции или у нацистов Германии; убийства «неверных» мусульман в ИГИЛе и многочисленные примеры такого рода. Индивидуальные отклонения выкорчевываются с еще большей жесткостью, чем в «обычном обществе». Конечно, если им удается победить, основная масса из первого и четвертого квадрантов тут же начинает играть свою привычную роль — соглашаться либо «по убеждению» (которого на самом деле нет), либо «внутренне возражая, но не подавая вида»). Самая редкая порода людей — настоящие диссиденты, в которых сочетается нонконформизм и личная смелость, толкающая их на действия, сопряженные с огромным риском — классические диссиденты советских времен; отчаянные противники войны в России в наше время, сидящие в тюрьмах; одиночные “информаторы” (whistblowers) в Америке, сообщающие о вопиющих нарушениях в государственных институциях или в корпорациях; ученые, подставившие свою карьеру под удар за не политкорректные заявления и другие подобные персонажи.

Приведенный график, безусловно, является очень большим упрощением реальности (хотя бы потому, что по каждой оси можно делить людей более чем на две группы). Но его эвристическая ценность, по моему мнению, кроме описанной группировки, еще и в следующем. Он наглядно показывает разные сегменты общества, необходимые для его развития. Конформисты представляют собой не просто и не только «нерассуждающую массу», но, по сути, наиболее стабильную часть общества, основную (просто в силу своего размера) производительную силу и рынок потребления одновременно. Их почти невозможно провести в движение — для этого нужны тектонические потрясения, которые возникают очень редко, типа войн или революций, но зато, будучи взъерошенными, можно быть уверенным, что новый строй, какой бы он ни был, найдет в них опору, даже если будет радикально отличаться от старого. Нонконформисты и диссиденты — главная движущая сила общества: независимость суждений и действий абсолютно необходимы для любого движения вперед. Соответственно, если структура общества такова, что не поощряет любой нонконформизм, оно загнивает, как в любом авторитарном режиме. Диссиденты, кроме того, задают в своих лучших образцах, наивысшие моральные стандарты — если не будет их, на кого вообще равняться? Наиболее двусмысленна роль революционеров. Сами по себе они очень редко привносят собой нечто позитивное — а если это и было, то, как правило, в прошлом. Из схемы ясно, почему это так: да, это смелые люди, но они скованы собственной доктриной, которая именно как доктрина не может успешно противостоять естественному ходу событий (см. подробнее обсуждение тут). Ближайший по времени пример — переворот в Сирии. При всех вроде бы благообразности нового режима уже, кажется, начинаются погромы алавитов и другие неприятные вещи, связанные с родовыми свойствами пришедшей к власти группировки.

За свободу действительно нужно каждый день идти на бой; Гете был прав. Еще десять миллионов нелегальных иммигрантов в США — и демократы могут гарантировать себе вечную победу на выборах, то есть демократия в самой демократической стране мира кончится. Еще пять лет попустительства со стороны Запада — и российская туша подомнет под себя свободолюбивую Украину и впадет в окончательный мрак националистического безумия; потом будет поздно размахивать руками и объяснять свое бездействие «боязнью эскалации войны». Еще пять лет потакания Ирану — и изможденный постоянной войной Израиль может начать терять силы и собственное население (в 2024 году уже наблюдается сильный отрицательный баланс миграции). А с падением Израиля падет и последняя надежда евреев на достойную жизнь в этом мире. Комбинация природной склонности населения к любым компромиссам с совестью и некомпетентного или злонамеренного правительства — самый верный путь к деградации и упадку. Поскольку выковать нового человека с неконформистскими наклонностями в массовом количестве еще никому не удалось, единственная надежда — на здравомыслие и смелость правительств. Ау, где вы?

Оптимистичный посыл стиха Евтушенко в эпиграфе кажется сейчас сверх наивным и мрачным одновременно. Российские страхи отнюдь не умерли — они временно затихли, чтобы в полной мере расцвести через полвека, уже в другом поколении. А вот со страхами «врагов» перед Россией поэт не ошибся — ее боятся сейчас так же, как боялись тогда, а, может, и больше из-за безбашенности нынешнего руководства. Но главная наивность в том, что он связал внутреннюю свободу (которая якобы появилась в эпоху оттепели) с усилением мощи страны, которую теперь должны бояться другие. В реальности, конечно, все наоборот — свободные страны не угрожают друг другу. Путин построил не столько вертикаль власти (мы уже видели насколько она крепка во время мятежа Пригожина), сколько вертикаль страха. Тут он действительно преуспел. В США такой вертикали нет, но страх растворен в обществе в латентной форме и проявляется как только обстоятельства этому способствуют, равно как и конформизм. Поэтому крайне важно держать в голове две эти вещи раздельно, как на рисунке, а не вместе, как это очень часто делается. Вертикаль страха в России и других подобных странах всегда может обрушиться, конформистская масса переметнется в другое состояние с легкостью необыкновенной, но как быть с вертикальной осью на графике, которая, как праздник, всегда с тобой?