ЗАМЕТКИ ПО ЕВРЕЙСКОЙ ИСТОРИИ

Один вспомнил, как соблазнил любвеобильную даму, пока на соседней постели спал ее вдребезги пьяный муж. Другой обратился к своей юности, когда много старше его женщина отдалась ему, лежа на стогу сена, и с тех пор именно запах сена вызывает у него самые чувственные переживания.

Алик Шохат

ЦАРСКАЯ МИЛОСТЬ

Однажды в мужской кампании под бутылку «Голды» зашел разговор о самых экзотичных способах овладения женщиной. Поскольку присутствующие были людьми вполне интеллигентными, противниками всяческой пошлости, речь была не столько о физической стороне события, сколько о необычных обстоятельствах, при которых всё происходило. Один вспомнил, как соблазнил любвеобильную даму, пока на соседней постели спал ее вдребезги пьяный муж. Другой обратился к своей юности, когда много старше его женщина отдалась ему, лежа на стогу сена, и с тех пор именно запах сена вызывает у него самые чувственные переживания. А третий… Третий всё время напряженно молчал, не выказывая никаких эмоций. Это был человек на пороге старости, еще не растерявший природного оптимизма, но уже сознающий свой удел приживалы для близких вследствие возрастных недугов. Понимая, что ему не избежать своей очереди, он произнес глухим, немного хриплым от волнения голосом:

 — Балкон. Балкон на девятом этаже. Улица Яффо.

 Присутствующие заинтригованно переглянулись между собой, а рассказчик после небольшой паузы продолжил:

 — Я тогда был импозантным мужчиной средних лет, работал в одном из министерских подразделений и жил в свое удовольствие. Разведённый с прежней, нелюбимой супругой, проводил время с разными женщинами, которые более-или менее — нравились мне. Но однажды экономический кризис, который часто случается в наших Палестинах, лишил меня престижной работы. Одновременно я утратил вкус к женским ласкам, поскольку надо было элементарно заботиться о хлебе насущном. Друзья отвернулись от меня, поскольку в новом качестве — безработного — я оказался им не нужен. Но были и такие, которые из милосердия что ли, старались поддержать, помочь в поисках хоть какой-то работы. Среди них и старый товарищ, которому я когда-то отказал в мелкой услуге, не помню, по какой причине. По прошествии времени я пожалел об этом, но из-за дурацкой гордыни (ну как же, министерский чиновник!) не стал извиняться.

 И вот теперь он сам позвонил в пол-первого ночи и, не вдаваясь в выяснение отношений, предложил:

 — Я слышал, тебе нужна подработка. Тогда записывай телефон, — и продиктовал номер. — Спросишь Валю.

 — А чего делать-то — уборку?

 — Да нет — за больным смотреть.

 — Ты серьезно?

 — Так не заразный же! — весело отозвался товарищ и бросил: — Пока!

 Уже лежа в постели, я попытался представить себе, как буду поднимать больного после сна, обмывать его, одевать, кормить с ложечки, а в короткие минуты покоя выслушивать маразматические стенания на превратности судьбы, и ничего, кроме брезгливости, не ощутил. «Жаль,» — подумал уже сквозь полудрему, «гуманиста из меня не получается…»

 Утром я позвонил по оставленному мне телефону:

 — Да, — сказал кто-то на том конце провода прозрачным, почти не осязаемым физически голосом.

 — Я вот по какому поводу, — начал было, но с удивлением обнаружил, что мне самому неприятно собственное косноязычие. — Вы — Валя?

 — Да, — сказал голос.

 — Так я по поводу ухода за больным.

 — А… — протянул голос. — Но это не ко мне, это — к Вале.

 И было слышно, как голос подал слабый знак в пространство:

 — Ва-а-ля!..

 Не успел я удивиться наличию двух Валь в одной семье, как услышал налитой женский голос:

 — Валя слушает! Это кто?

 — Вам работник по уходу ещё нужен?

 — Конечно, нужен.

 — А за кем смотреть?

 — За мужем.

 — Что с ним?

 — Ой, что вы всё с вопросами. Приходите к нам вечерком, тогда и поговорим. Мы на Яффо живем, дом такой высокий за квартал от автобусной станции. На лифте подниметесь на 9-й этаж, квартира 246. В девять будете?

 — Буду, — сказал я, — обязательно буду.

 Следующим вечером я поднимался в тесном лифте, стены которого были обиты серой материей, и прикидывал, сколько человек тут могут поместиться — два, ну, если постройнее, — три…

 «А если с инвалидной коляской?», — подумалось неожиданно….

 Дверь открыла молодая улыбчивая женщина в красной майке, плотно обтягивающей высокую крупную грудь. Она была в потёртых джинсах и домашних туфлях.

 — Да не стойте вы в дверях! — ухватила меня за руку и буквально втянула в салон.

 — А теперь давайте знакомиться, потому что через порог нельзя, плохая примета. Я — Валя. И муж мой тоже Валя.

Чтоб не путать, гости зовут: Валя-он, Валя-она.

И она тут же закричала вглубь квартиры:

 — Валя-он! К нам пришли. Ты готов?

 Я скорее ощутил, нежели услышал ответ: — Го-о-тов…

 Через несколько минут я услышал сзади себя шорох колес, обернулся и увидел, как Валя-она вывозит из комнаты в салон коляску, в которой сидит маленький щуплый человечек с вытянутой лысой головой и огромными — навыкате — темными глазами. С первого взгляда невозможно было определить ни его возраст, ни национальность. Он протянул мне длинную тонкую руку с какой-то неестественно белой, совершенно безволосой кожей и тихо, тем самым прозрачным голосом, сказал:

 — Здравствуйте!

 — Ну вот и познакомились, вот и хорошо, —

сказала Валя-она. — А теперь чай будем пить.

 На круглом столе, накрытом клеенкой, были расставлены чашки с блюдцами из какого-то старого китайского сета с голубыми рисунками тростниковых лесов и деревянных пагод. Валя-она принесла электрический чайник и ловко разлила по чашкам кипяток.

 Валя-он всё это время сидел недвижно, опустив свои темные глаза и казалось, что он размышляет над какой-то важной проблемой.

 Валя-она взяла чашку и поднесла к его губам. Валя-он подул на чай, потом осторожно прикоснулся губами к чашке.

 — Вы не подумайте! Он у нас не молчаливый, он просто стеснительный. Новый человек в доме, неясно, кто да что. Вот когда вы освоитесь и он попривыкнет, то вас ещё поразит, попомните мое слово.

 Лет пять назад Валя-он заболел рассеянным склерозом. Болезнь прогрессировала, и они с женой решили репатриироваться в Израиль в надежде, что тут его вылечат. Но местные врачи сначала мягко стелили, а потом стали разводить руками и говорить, что да, есть какие-то препараты, но не здесь, а в Америке, и за очень большие деньги. Служба национального страхования все тянула с назначением пособия по инвалидности, и Валя-она влезла в долги. Пришлось устроиться на швейную фабрику неподалёку от дома, и нужен человек, чтобы присматривал за мужем по вечерам, когда она на второй смене.

 Чаепитие закончилось. Валя-она мигом собрала посуду и унесла на кухню. Послышался звук льющейся воды.

 — Вот неистребимая привычка — поели, попили и побыстрее посуду в мойку, — вздохнул Валя-он. — Маниакальная потребность чистоты. Ваша жена тоже так?

 — Я не женат.

 — И не были?

 — Однажды попался, но быстро понял, что совершил ошибку. К счастью, поправимую.

 — Ну и я почти всю жизнь прожил в одиночку. Да вот не удержался. Был в очередной любовной связи — со своей студенткой. Собирался с ней расстаться, но тут грянула болезнь. И она сама предложила расписаться и… И бороться.

 — За что? — не понял я.

 — За мое выздоровление, естественно. Одно дело — мужик сам по себе, другое — семейная пара, где один другого поддерживает. Правда, в нашем случае главным образом она… А я для нее обуза что ли. Но, — тут Валя-он сделал продолжительную паузу и потом выдохнул: — деваться мне некуда…

 — Что-то не так складывается?

 — Да нет, всё как раз наоборот. Она и в больницы меня сопровождала, и дежурила по ночам в палате, и еду домашнюю таскала. Потом все документы на Израиль оформила. Но я же понимаю, что в тягость ей…

 Закончив мытьё посуды, Валя-она вернулась в салон, вытирая руки кухонным полотенцем.

 — Ну вот, а ты волновался, что человека не найдем, — укоризненно сказала мужу. — Нашли ведь!

 Валя-она взялась за ручки коляски и повернула колеса в сторону спальни в другом конце коридора. Там ловким движением переместила мужа на постель и укрыла толстым шерстяным одеялом. На тумбочке рядом с кроватью лежали лекарства, стояли бутылочки с минералкой и стакан. Нижнюю полку занимали несколько книг незнакомых мне авторов. Перехватив мой взгляд, Валя-она пояснила:

 — Раз в неделю хожу в Русскую библиотеку, она тут близко. Кандидат наук, ему без литературы никак нельзя!

 Валя-он кивнул головой как бы в подтверждение этих слов.

 — Ну и если что приготовить — легонькое, или разогреть, думаю, вы и без меня справитесь. А главное-то я вам не сказала: у нас тут балкон есть, роскошный. Можно сидеть, а можно лежать. И вся улица как на ладони. Так что поработали — и отдыхайте на здоровье!

 Она как-то по-свойски взяла меня за руку и повела вглубь квартиры. Балкон находился в противоположной стороне от спальни, окна которой выходили на захламлённый ящиками двор местного супера. Зато с балкона открывался вид на центральную улицу Иерусалима и ее окрестности.

 — Вы только поглядите! Да сюда экскурсии водить можно, показывать людям город с высоты птичьего полета. Вон сколько голубей вокруг!

 Уходя домой, я зашел в спальню попрощаться с Валей-он. Сказал, что согласен у них работать и, надеюсь, будем дружить.

 Валя-Он лежал в постели с полузакрытыми глазами. Казалось, дремлет. Но внезапно правый глаз резко приоткрылся и послышалось вполне чётко произнесённое:

 — Окажите царскую милость: почешите пятки!

 Одеяло как бы изнутри приподнялось и на свет выплыли две пятки — нежно-белые с красноватыми обводами по краям. Они удивительно напоминали белую редьку, которую я иногда готовил себе на завтрак.

 Я уже хотел было начать чесать их стоя, но Валя-он безапеляционным тоном произнес:

 — Сядьте на стул — сподручнее будет!

 Я осторожно дотронулся до левой пятки и лёгкими круговыми движениями пальцев стал ее почёсывать. Лицо больного, еще пару минут назад выражавшее крайнее страдание, засветилось блаженством.

 — Пока был здоров, — запричитал Валя-он, — сам себе делал. А теперь — не дотянуться. Самое страшное в жизни: видит око, да зуб неймет…

 И тяжело выдохнул.

 Уже потом я узнал, что Валя-он по специальности историк. Изучает Серебряный век. А хобби — чесание пяток. Целую книгу об этом написал.

 — Вы только представьте себе, — увлеченно рассказывал он, — при крепостном праве даже в объявлениях указывали: «Продаётся девка, 16 лет, без обману. Умеет жарить, парить и пятки чесать».

 А широкая публика узнала об этом кайфе из «Мертвых душ» Гоголя. Ну как же, пресловутая Коробочка предлагает Чичикову перед сном прислать кого-нибудь для чесания пяток. Мол, без этого ее покойный муж никогда не засыпал. Да и отец Чехова предпочитал, «чтобы ему после обеда бабы пятки чесали».

 Валя-он посмотрел, какое впечатление произвел его рассказ на слушателя, вроде бы удовлетворился этим, затем продолжал:

 — Но вы не подумайте, что это одна только литература.

Все корректировала жизнь. До большевистского переворота даже в дворянских домах среднего достатка присылали к заночевавшему гостю девочек-подростков якобы с той же целью. А сколько было старушек, бывших крепостных, за объедки с барского стола чесавших хозяевам на ночь пятки… Мне иногда кажется, что и революция в России произошла, дабы избавить простой народ от этого самого чесания пяток власть предержащим. Хотя не получилось…

 Как-то всё удивительным образом сочеталось в моем подопечном: история и стихи, социология и анекдоты, знание обыденной жизни и ощущение своей нынешней неустроенности в ней.

 Если Валя-он был весь погружен в духовную сферу, то Валя-она взвалила на себя бремя повседневных забот. Она успевала закупить продукты и приготовить еду, заказать очереди к врачам, приобрести лекарства и даже поддерживать чистоту и порядок в квартире. Мы с ней почти не пересекались. Едва она возвращалась после полуночи с работы, как я уже бежал к двери, чтобы успеть на последний автобус. Иногда перебрасывались несколькими словами:

 — Ну что, вы сегодня на высоте: почесали пятки?

 И я в тон ей отвечал:

 — Я-то на высоте, а вот пятки как лежали внизу на постели, так там и остались…

 И мы оба заливисто хохотали.

Я повидал замужних женщин на своем веку, но таких как Валя-она мог бы пересчитать по пальцам одной руки. Мне нравилось, что она всё делает как бы без усилий, никогда не ноет и с легкой улыбкой на устах. Я находил её сексуально притягательной, но всякий раз, делая попытку мысленно овладеть свежим, податливым телом, тут же слышал этот привычный прозрачный голос: «Окажите царскую милость — почешите пятки!». И вожделение моё сжималось в комок подобно шагреневой коже.

 На исходе лета в Иерусалиме наступали самые удушливые ночи. Однажды поздно вечером позвонила Валя-она и сказала, что не успевает выполнить на завтра заказ и хочет остаться поработать еще час-два. Так вот смогу ли я побыть с мужем до ее позднего возвращения?

Естественно, я дал утвердительный ответ. Уложил больного в постель, предварительно почесав ему пятки, погасил свет, взял настольную лампу с удлинителем, затем вышел на балкон и удобно устроился на стуле рядом с раскладушкой. Взял какую-то книжку, раскрыл на первой попавшейся странице, стал читать и через минуту-другую все поплыло перед глазами и дрёма одолела меня.

 Проснулся я, когда услышал, как в двери поворачивается ключ. Ноги занемели и неохота было вставать. Я рассматривал звездное небо, которое казалось таким близким, будто кто-то приложил к нему увеличительную лупу. Сзади раздались тихие шаги и на пороге балкона появилась Валя-она:

 — Это я! Обещалась за пару часов справиться, а вышло целых три. Вы же утомились порядочно…

 — Да нет, — потянулся я спросонья. — Сейчас соберусь и поеду домой отсыпаться.

 — Нет, никуда я вас не пущу. Шастать ночью по пустому городу — да вы что! До утра побудете у нас. Сейчас постелю раскладушечку тут на балконе, на свежем воздухе.

 Я вжался в угол балкона и наблюдал, как споро Валя-она раскладывает конструкцию, покрывает ее матрасиком, стелет простыню, поверху еще одну (вместо пододеяльника, поскольку лето) и в завершение появляется маленькая вышитая подушечка…

 Валя-она с видимым удовольствием посмотрела на результат своего труда:

 — Порядок! Сейчас тоже залягу! Спокойной ночи!

 Она ушла в темноту квартиры, а я быстро разделся, сложил вещи на стул и нырнул под верхнюю простыню. Но сон не приходил. И тут снова в дверях балкона появилась Валя-она. Я приподнял голову в ее сторону, и она тихо засмеялась:

 — Знала, что не уснете. Ногам покой нужен. А давайте я вам пятки почешу. Мне Валя-он рассказывал, что в них расположены биологически активные точки — из тех, что регулируют работу всех наших органов и систем.

 Не дождавшись моего ответа, Валя-она откинула угол простыни и стала почти одновременно почесывать обе пятки… И в этот самый момент начало исподволь распространяться желание иного рода, связанное с находящейся передо мной женщиной. Я почувствовал нечто вроде головокружения и автоматически потянул на себя ее упругое тело. Первое мгновение она застыла в недоумении, но потом поддалась моему неслышному зову. И тут до меня дошло, что мы находимся на балконе, который в любую минуту может обрушиться от этой качки. И что тогда, было страшно даже подумать. Наконец, Валя-она, как бы догадываясь о моих опасениях, медленно сползла с раскладушки, надела халат и на цыпочках двинулась в туфлях на босу ногу. Я успел увидеть ее полные пятки, блестевшие в предутреннем мареве будто смазанные маслом.

 Пора было и мне собираться домой. Стараясь идти как можно тише, я последовал по коридору к выходу. И в это время из спальни донеслось еле слышное:

 — Окажите царскую милость: почешите пятки…

 …Тут рассказчик умолк, предоставляя слушателям самим «дописать» финал этой истории, произошедшей много лет назад на балконе многоэтажного дома на улице Яффо в Иерусалиме.