Украина, как показывает П. Полян, и далее оставалась цитаделью антисемитизма — неслучайно именно там вышла в 1963 году скандальная книжка Трофима Кичко «Иудаизм без прикрас», вызвавшая международный скандал и потому запрещенная…

Семен Чарный

НЕСТОР БАБЬЕГО ЯРА

Павел Полян. Бабий Яр. Реалии — Кишинев: The Historical Expertise, 2024. — 628 с.

Киевский овраг Бабий Яр, где в сентябре 1941 членами нацистской айнзацгруппы «С» были убиты десятки тысяч евреев, давно стал на постсоветском пространстве символом Холокоста — таким же как Аушвиц для Западной Европы. Интерес к нему сохранятся до сих пор, что показывает переиздание в этом голу издательством АСТ в полном виде написанного в 1960-х и обкорнанного тогдашней цензурой романа-документа писателя Анатолия Кузнецова «Бабий Яр». Но представление о том, что было в Бабьем Яре после массового уничтожения евреев у людей, не занимающихся этой темой, обычно сводится к воспоминаниям о стихах Евтушенко, книге Кузнецова и симфонии Шостаковича и тому. что в советский период трагедия всячески замалчивалась. Ну и как бы подсознательно предполагается, что после падения советского режима, ситуация автоматически исправилась.

Книга Павла Поляна «Бабий Яр», вышедшая в кишиневском издательстве «The Historical Expertise» в 2024 году, существенно расширяет это представление. Для постсоветского периода она и вовсе становится уникальным источником, впервые представив полную историю попыток коммеморации (или памятования, как предпочитает писать автор) Бабьего Яра за весь постсоветский период. Автор использует широкий круг источников — архивных, мемуарных и литературных — как общеизвестных, так и знакомым лишь специалистам в той или иной области.

Поскольку Бабий Яр все же возник не на пустом месте, то книга начинается с введения в контекст. Перед читателем проходит краткий очерк украинского антисемитизма — от гетмана Хмельницкого до жутких погромов времен Гражданской войны, основную часть которых (в том числе и чудовищный геноцидальный погром в Проскурове в 1919 году с почти 2000 погибших), совершили солдаты украинской Директории, в просторечии известные как петлюровцы. Сам Петлюра при этом пытался изображать из себя для внешнего мира защитника евреев и даже образовал абсолютно беспомощное Министерство по еврейским делам (кстати, последний петлюровский министр по еврейским делам Пинхас Красный будет среди жертв Бабьего Яра в 1941 году, будучи отправлен туда как пациент киевской психбольницы).

Не менее подробно описан и сам процесс подготовки к уничтожению евреев в 1941 году — сеть лагерей в Киеве и окрестностях, объявления с приказом явиться и сама страшная многотысячная колонна, которая текла к Бабьему Яру. Большое место уделено роли украинцев в Холокосте. Отмечается, что весьма многие украинцы по всей стране выступили в роли «безжалостных палачей, и даже садистов». Достаточно четко и подобно описана роль не только украинских полицаев, охранявших подходы к Яру, а ночью добивавших раненых, но украинских националистических активистов (вроде Ивана Рогача, редактора газеты «Украинское слово», для которой, по определению П. Поляна, «бешенный антисемитизм служил и лицом и сутью и идеологией», или поэтессы Елены Телиги, в чьем журнале «Литавры» антисемитский душок также чувствовался), призывавших на страницах своих СМИ к поиску евреев, и «простых людей» — дворников, соседей и т.д., издевавшихся над евреями, грабивших и даже убивавших их.

Описывается и еще одна, малоизвестная за пределами специалистов, изучающих Холокост, его страница — киевская часть так называемой «операции 1005», по уничтожению следов массовых расстрелов, и побег осенью 1943 года вовлеченных в эту операцию узников, которых должны были расстрелять для сохранения тайны.

Обсуждается вопрос об общем числе уничтоженных в Бабьем Яре евреев. Автор отмечает, что единой точки зрения нет, поскольку непонятно учитывались ли при расстреле дети, сколько среди погибших было беженцев из разных районов Украины, не успевших выбраться из Киева и т.д. , поэтому существует разброс от официальной цифры из отчета айнзацгруппы, охватывающего первые два дня расстрелов — 33771 человек и до 95000-98000. Сам П. Полян полагает, что с учетом евреев-военнопленных, всего в Яре погибло около 50000-55000 евреев, что, кстати, близко к цифре из дневника одного из участников расстрела — 56000 человек.

Он также отмечает, что информация о массовых расстрелах в Киеве распространилась быстро — уже в ноябре 1941 года о них знали Москве от бежавшего военнопленного, которого привлекли к работам по закапыванию яра, а в начале 1942 года это известие дошло до Германии, где его зафиксировал известный филолог Виктор Клемперер (что, кстати, опровергает известный миф о том, что немцы «ничего не знали» о Холокосте — если такая история дошла до Клемперера, который как еврей, не мог свободно общаться, то она явно доходила и до множества других людей).

Отмечается, что те палачи Бабьего Яра, кто смог пережить 1945-1946 год в основном закончили свои дни мирно в своих постелях, поскольку германские суды крайне неохотно преследовали, а если и преследовали, то назначали смешные сроки.

Переходя к собственно коммеморации П. Полян подчеркивает, что после освобождения Киева появились первые репортажи из Бабьего Яра. Но вскоре проявилась тенденция, ставшая явной в сообщении Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников и причинённого ими ущерба гражданам, колхозам, общественным организациям, государственным предприятиям и учреждениям СССР (ЧГК) к замалчиванию еврейской трагедии, когда слово «евреи», которое еще применялось в 1941–1942 годах в сообщениях о жертвах нацистов, стало повсеместно заменяться на «советских граждан». Сам П. Полян полагает, что это было во многом вызвано нежеланием давать козыри нацистской пропаганде, без устали вещавшей о «жидобольшевиках», с которыми Германия якобы борется. Но, скорее, это, как и попытки не пустить обратно на Украину эвакуировавшихся евреев, было связано с массовым антисемитизмом, о котором также повествуется в книге, когда, как доверительно заявил в 1944 году возглавлявший тогда советскую Украину Никита Хрущев, украинцы могли воспринять возвращение советской власти, как возвращение евреев. Этот антисемитизм во многом носил «имущественный» характер, поскольку многие люди, вселившиеся в еврейские квартиры, естественно, не хотели их отдавать вернувшимся хозяевам или их родственникам. Насколько трудно происходило такое возвращение, показывает одна приведенная в книге история, когда семье евреев-киевлян пришлось возвращать свою жилплощадь почти два года, дойдя до Генерального прокурора республики Романа Руденко.

Украина, как показывает П. Полян, и далее оставалась цитаделью антисемитизма — неслучайно именно там вышла в 1963 году скандальная книжка Трофима Кичко «Иудаизм без прикрас», вызвавшая международный скандал и потому запрещенная (правда, автор ошибочно относит ее запрет к концу 1964 года, в то время как она была запрещена весной).

Естественно, в такой ситуации, и речи быть не могло о каком-то сохранении памяти о трагедии. Конкурсы на возведение памятника, прошедшие в 1945 году, а затем в 1965 и 1966 годах, ничем не закончились. Власти полагали, что у всех участников перебор с трагедией, но недобор героики.

Предложение же писателя Виктора Некрасова в 1959 году все же поставить памятник было отклонено под предлогом того, что фронтовики хотят создать там парк.

Начавшееся в 1944 году стихийное отмечание годовщины расстрелов, о котором также пишет автор книги, было втихую задавлено к концу 1940-х, а в 1950-м Киевский горсовет принял решение о замыве Бабьего Яра, ставшего к этому моменту городской свалкой отходами двух близлежащих карьеров по добыче песка. Однако плотину, отделявшую эту массу, смешанную с водой, т.н. пульпу, которая теоретически должна была засохнуть, от остального пространства, была, видимо для экономии, сделана не бетонной, а земляной, что и привело в 1961-м году к известной Куреневской трагедии, когда вырвавшийся сель затопил окрестности и погубил не менее 150 человек (как отмечает П. Полян, сама катастрофа была предсказана в служебной записке киевского чиновника еще за четыре года до того). После катастрофы яр был засыпан, и от прежнего оврага сохранились лишь незначительные фрагменты.

На этом фоне киевские власти активно разрушали те части киевского еврейского кладбища, до которых не дотянулись нацисты, и П. Полян полагает, что именно чудовищный вид этого кладбища окончательно подтолкнул Е. Евтушенко к написанию его знаменитых стихов.

Как отмечается в книге, украинские власти настолько активно противодействовали сохранению памяти о трагедии Бабьего Яра, что знаменитая 13-я симфония Шостаковича был запрещена к исполнению в республике буквально до самых последних дней советского режима (и даже на мероприятии в сентябре 1991-м году, когда КПСС уже была запрещена, Евтушенко пришлось пригрозить скандалом, чтобы симфонию все же исполнили — и то не вживую, а в записи).

Но в 1960-х Бабий Яр, оказавшийся после стихов Евтушенко, символом Холокоста, становится местом притяжения киевских (а потом — и не только евреев).

В 1966 году там проходит митинг, также окруженный мифами, в том числе о будто бы зародившемся там сотрудничестве еврейских активистов и украинских националистов. П. Полян справедливо замечает, что если подобное сотрудничество и было — то лишь среди интеллектуалов в верхушке движения. Низовые же «национально ориентированные» украинцы продолжали осквернять еврейские могилы.

Митинг также оказался примечателен тем, что был снят на кинопленку сразу двумя группами — московской, работавшей для пропагандистского фильма, снимавшегося израильтянкой Маргот Клаузнер «Мы здесь родились» (эти кадры даже вошли в фильм) и киевской, у которой пленку изъяло КГБ,

П. Полян отмечает, что властям приходится реагировать на выступления еврейских активистов. В итоге в 1965 все же устанавливают закладной камень на месте будущего памятника. Начиная с 1968 года проводят митинги, хотя и с « правильными» ораторами (заметим, что это не было ноу-хау украинских властей — также десятилетием раньше поступило руководство Латвии, разрешив проводить митинги в местах массовых расстрелов в Румбуле). В 1976 году установили памятник, но в нем, как отмечает П.Полян. не было ни одной фигуры, напоминающей о погибших евреях. А плита у памятника говорила лишь об убитых «мирных советских гражданах», и эта ситуация сохранялась до 1991 года — лишь в 1989 году добавилась плита с тем же текстом на идише. В 1980 был снят официозный документальный фильм о Бабьем Яре, который даже в 1981 году показали по телевидению, но там трагедия в соответствии с идеологическими постулатами сопрягалась со зверствами американского империализма и израильской военщины.

Зато мемориалы жертвам Бабьего Яра появились за рубежом — в Денвере (правда уже в 2000-х к Бабьему Яру политкорректно присоединили Голодомор), и в знаменитом нью-йоркском квартале евреев-эмигрантов Брайтон-Бич и даже (в 2014 году) в пригороде Сиднея Бонди. В Израиле с конца 1960-х годовщину трагедии ежегодно вплоть до 1991 отмечали участники митинга 1966 года.

Автор отмечает все попытки сохранить память о трагедии. Естественно значительное место занимает «Бабий Яр» Евтушенко и написанная под его влиянием 13-я симфония Шостаковича. Здесь, как и во многих других местах, автор выходит «за ободок» обычных рассказов о стихотворении, которые заканчиваются триумфальной публикацией в «Литературной газете». Он отмечает, что «Бабий Яр» вызвал гнев Н. Хрущева, который на известной встрече с интеллигенцией в декабре 1962 года упрекнул поэта в том, что тот «выделяет» евреев. Гнев Хрущева вероятно объяснялся теми антисемитскими воззрениями, которые сохранялись у него со времен войны. И даже то, что Евтушенко переделал стихи, сделав акцент на страданиях уже всех народов СССР и спасение евреев русскими, не спасло его от очередного сокрушительного разноса за то, что не сумел «правдиво осудить фашистских преступников» за совершенные ими в Бабьем Яре убийства.

Что касается симфонии Шостаковича, то в книге показано, какие серьезные препятствия пришлось преодолевать композитору, вплоть до беседы ЦК КПСС. На общесоюзном уровне опала на симфонию, как и на стихи Евтушенко, закончилась после прихода к власти Леонида Брежнева.

Отдельно выделен роман-документ Анатолия Кузнецова «Бабий Яр». Подчеркивая, что роман пробил большую брешь в стене умолчания о трагедии, в которую затем смогли просочиться и другие произведения, П. Полян отмечает, что публикация искореженной цензурой версии романа стала личной трагедией для Кузнецова, который, задавшись целью донести до читателей полный текст, решил бежать на Запад, а для того, чтобы выпустили — притворился, что добровольно стал «стукачом» КГБ.

Но ими перечень отражений Бабьего Яра искусстве не ограничивается. П Полян очень существенно расширяет этот список, называет десятки имен — от малоизвестных, до очень известных — писателей, поэтов, художников, скульпторов, композиторов, которые отдали дань этой теме.

Описание церемоний на 50-летии трагедии кажется должно настроить читателя на оптимистический лад. Впервые за почти 50 лет власти не мешают, даже помогают. В Яре ставится настоящий еврейский памятник — семисвечник-менора (правда, как позже выяснилось, на месте бывшего христианского кладбища), к которому отныне ежегодно возлагают цветы, прошли выставки, конференции с участием представителей «Яд Ва-Шема». Но все это оказалось лишь красивой оберткой той крайне некрасивой «конфеты» в которую превратятся попытки мемориализации Бабьего Яра в следующие тридцать лет.

На фоне подробно описываемых «круглых» и «полукруглых» годовщин трагедии, сама часть посвященная постсоветскому периоду оказывается настоящим кладбищем попыток мемориализации Бабьего Яра.

Первая попытка в 1990-х, когда власти выделили общественному деятелю Илье Левитасу, много сделавшему для сохранения памяти о Бабьем Яре, здание для музея. Однако, спонсоров для проекта не нашлось, поскольку община была (и продолжает быть) бедной, а евреи-предприниматели тогда, по определению П. Поляна, были далеки от подробной благотворительности.

Второй попыткой стало пришествие в 1999 году американской еврейской благотворительной организации «Джойнт», пожелавшей построить свой Еврейский общинный центр не где-нибудь, а в Бабьем Яре, несмотря на то, что были предложены и другие участки. При этом на собственно мемориальную и музейную часть предполагалось выделить не более 20% территории, а остальное пустить под иные общинные нужды, в том числе и развлекательные. Понятно, что такое предложение возмутило многие — как в еврейской среде, так и в нееврейской. При этом, как отмечает П. Полян, возмущение этим проектом дошло до США, где выходцы из Киева начли проводить митинги у офиса «Джойнта». И, видимо, именно этот шум, который, как можно предполагать, мог грозить «Джойнту» снижением потока пожертвований стал причиной того, что организация сначала привела к тому, что, несмотря на сделанные в 2002 году уступки, «Джойнт» отказалась от проекта.

Следующее десятилетие стало обильным на открытие закладных камней, но контролировавшая территорию группа бизнесменов-евреев, наиболее заметным из которых был бизнесмен Вадим Рабинович, так и не смогла продвинуться от этих камней к чему-то более заметному.

Наиболее близко к осуществлению мемориализации, по оценкам автора, подошел возникший в 2016 году при финансовой поддержке бизнесменов Михаила Фридмана и Германа Хана Мемориальный центр Холокоста «Бабий Яр». Команде Центра удалось наладить сотрудничество с западными центрами изучения Холокоста, собрать массу документов о киевских евреях и Бабьем Яре, установить сотрудничество с властями Украины, вплоть до высших эшелонов.

Но и у этого проекта, несмотря на достигнутые успехи, не получилось создать музей — не столько из-за внешнего сопротивления (хотя и это играло роль), сколько из-за внутренних проблем. Фактически, судя по описанию П. Поляна первая команда МЦХ оказалась в плену современной политкорректности, пытаясь понравиться всем, а составленный ей в рамках этой политики «Базовый исторический нарратив мемориального центра холокоста “Бабий яр”» пытался всячески преуменьшить роль украинских коллаборационистов в Холокосте, но умолчать о ней не мог, и потому автоматически не нравился «ревнителям памяти» разного рола националистов.

В конце концов, по данным автора, это сделало проект скучным в глазах основного спонсора, и тогда волевым решением М. Фридмана, главным лицом в МЦХ был назначен кинорежиссер Илья Хржановский. Смена руководства привела к отмене результатов только что проведенного конкурса на строительство здания центра, скандалу и расколу в руководстве и научном совете. Подобная «смена правил понятиями», по мнению П. Поляна, подорвала легитимность проекта, поскольку поставила его в зависимость о решений внешних игроков.

Автор оценивает концепция иммерсивности И. Хржановского, предполагавшую психологические эксперименты над посетителями с обязательным этическим выбором, как неуважение к памяти жертв и подмену коммеморации «брутальной игрой 18+».

В разделе, посвященном постсоветскому периоду также уделено внешнему воздействию противников мемориализации Бабьего Яра как места памяти еврейской трагедии. Из книги видно, что Бабий Яр во многом стал микрокосмом происходящих на Украине событий, когда позднеперестроечные мечты о государстве с равными правами для всех, быстро сменяются попыткой построения национального государства по лекалам межвоенного времени «Одна страна. Один народ. Один язык», продвигаемой прежде всего националистической канадской диаспорой, при попустительстве западных интеллектуалов и чиновников, рассматривавших это как «временные трудности». К этому добавилось начавшееся при президентстве Виктора Ющенко (2005-2009) активное навязывание теории Голодомора как геноцида украинцев и попытка его привязки и едва ли не уравнения с Холокостом (в 2007 году даже был принят закон о запрете отрицания Голодомора и Холокоста). Тогда же началась (а в президентство Петра Порошенко в 2014–2019 возобновилась с удвоенной силой) глорификация видных членов ОУН на государственном уровне — с называнием их именами улиц и присвоением званий Героев Украины.

Это не могло не отразиться на Бабьем Яре. Прежде всего — в виде как определяет П. Полян попытки рейдерского захвата Бабьего Яра идейными наследниками ОУН с там «конфликтной исторической среды». Речь шла сначала об установке памятников якобы расстрелянным там членам ОУН[1], а затем, в 2017-м году, и памятника О.Телиге (тоже, кстати, расстрелянной не в Бабьем Яре) с заявлением лидера современной ОУН Богдана Червака о том, что Бабий Яр «это украинская земля». Автор показывает, что подобная конкуренция жертв создавалась и продолжается сейчас с вполне понятной конечной целью — сделать националистов такими же жертвами нацизма, как и евреев. И с помощью подобного уравнения убрать на второй план неудобные вопросы о действиях украинской вспомогательной полиции.

Автор также прослеживает размывание памяти Бабьего Яра. Первым шагом такого размывания стала самочинная установка ряда памятников, иногда даже вымышленным жертвам (один из таких памятников, к примеру, помог жителям окрестностей отстоять от застройки свой сквер). Вторым — президентство В.Ющенко, который фактически возродил советский нарратив о «мирных советских гражданах», заявив 2006-м году, что в Яре были убиты люди разных национальностей, «забыв», что только евреев и цыган убивали только из-за их происхождения. А сам заповедник Бабий Яр был в 2008 году передан под патронаж Украинского института национальной памяти, ставшего штаб-квартирой для «национально мыслящих» переписывателей истории, всячески стремившихся обелить ОУН. В 2021 тот же УИНП попытался включить в совместный с посольством Германии проект «Камней преткновения» бургомистра Киева В. Багазия, который организовывал работу украинской вспомогательной полиции, отлавливавшей евреев. После скандала посольство, естественно, удалило Багазия из списка.

Размыванию памяти об ужасах Холокоста, как отмечает автор, также способствовали некоторые западные интеллектуалы, вроде Тимоти Снайдера с его скандально знаменитыми «Кровавыми землями», где вся ответственность за происходившие ужасы была возложена на Гитлера и Сталина. П. Полян замечает, что Т. Снайдер для правдоподобия своей гипотезы установил вроде бы произвольную, но на самом деле, хорошо рассчитанную дату — 1930-й год для начала своего периода, так чтобы не пришлось затрагивать погромы Гражданской войны, к которым как раз имели отношение духовные (а может и не только духовные) предшественники лиц, снабжавших Снайдера информацией.

Все это стало настолько восприниматься украинским политическим классом как норма, что выступление в 2016 году президента Израиля Реувена Ривлина, напомнившего о массовом украинском соучастии в Холокосте, вызвало настоящий скандал.

Значительное место в последнем разделе уделено и описанию взглядов тех представителей еврейской общины Украины, кто выступает против мемориализации Бабьего Яра, а точнее — проекта МЦХ, но за глорификацию ОУН и принятие ее нарратива.

Основная фигура в этой группе — председатель Ваада Украины Иосиф Зисельс, который по предположению П.Поляна сделал первый шаг в сторону националистов дабы заручиться их поддержкой в борьбе против «Джойнта»[2]. В книге подробно описано. как И. Зисельс без сопротивления принимал такие шокирующие для еврейской шаги общины, как глорификация вождей украинских националистов, ответственных за погромы и уничтожение евреев во время Гражданской и Второй мировой войны, заявляя, что это, мол, дело самих украинцев, предлагал людям стремившимся увековечить память жертв погрома в Тетиеве «делать то, что объединяет», а не обличать погромщиков. А в 2016 году он оскорбил президента Израиля Р.Ривлина из-за его речи, публично предположив, что тот якобы находится под влиянием российской историографии. Израильтяне, впрочем, оскорбления не стерпели и потом пылкому еврею-украинофиолу пришлось извиняться за свои слова.

По мнению П. Поляна первопричиной недовольства И. Зисельса проектом МЦХ, вероятно, стала обида на то, что его туда не позвали. Он пытался дискредитировать конкурентов с помощью политической риторики, обзывая проект «русским» и «троянским конем», требуя передать его « под контроль украинской стороны» (имея в виду понятное дело, себя), и даже обратился в 2021 году за поддержкой СБУ (правопреемника, кстати, того учреждения. которое сажало самого И. Зисельса).

Из книги можно узнать, как уже в 2023 году И. Зисельс вмешался в скандал в США, где еврейская община Филадельфии справедливо возмутилась наличием памятника дивизии Ваффен-СС «Галичина», и назойливо советовал евреям (которые, заметим, его совета не спрашивали) «озаботиться поиском компромисса».

Еще более мрачными красками рисуется портрет одного из помощников И. Зисельса, — Виталия Нахмановича (кстати, сына режиссера, снимавшего митинг в Бабьем Яре в 1966), стремящегося, как раньше советские бонзы, «растворить» трагедию евреев в Бабьем Яре. Среди других его утверждений — заявление о том, что обнародование сведений об участии коллаборационистов в уничтожении евреев «выгодно Москве и деструктивно для Украины», поддержка антисемитского мифа о якобы ответственности евреев за Голодомор. Кстати, ка отмечает П. Полян, именно В. Нахманович отвечал за проводимую в 2017 году УИНП выставку, где среди «жертв Бабьего Яра» неожиданно оказался упомянутый выше антисемит И. Рогач, чья газета в 1941 году призывала вылавливать евреев и сдавать их в гестапо.

Еще один представитель той же группы — директор Украинского центра изучения истории Холокоста Анатолий Подольский, видевший в проекте МЦХ лишь «колониализм». От себя добавлю, что это был не первый эпизод проявления г-ном Подольским принципа «партийности» в науке. Когда в 2014 году появилась информация, что один из местных советов на Украине отказался устанавливать мемориальную доску погибшим евреям, поскольку было упомянуто, что к их уничтожению приложили руки местные пособники нацистов, А. Подольский, к которому я обратился за комментарием, заявил, что все это выдумка озвучившего эту информацию главы Украинского еврейского комитета Эдуарда Долинского. Впрочем в самом совете мне тогда подтвердили правдивость истории, ничего не стыдясь.

В заключительном разделе книги отмечается, что после начала СВО позиции руководства МЦХ, откуда, понятное дело, пропали М. Фридман и Г. Хан. парадоксальным образом сблизились с позицией их противников — появились тезисы про «геноцид украинцев» и т.д.

Таким образом, общий итог периода оказывается довольно мрачным — за прошедшие после трагедии 80 с лишним лет, несмотря на неоднократные попытки, ни один проект мемориализации не дошел до конца. И непонятно, произойдет ли это в будущем, учитывая господствующие сейчас на Украине тенденции, и то, что многие тамошние еврейские активисты, по горькому замечанию автора, хорошо умеют только ломать.

К сожалению, можно отметить и некоторые недостатки книги. Прежде всего П. Полян, всегда старающийся представить то или иное событие в контексте общей ситуации, отходит от этого, изображая действия Совета по делам религиозных культов в 1944–1965 годах курировавшего иудаизм, как откровенно антисемитский орган, хотя если обратиться к соответствующим материалам, можно легко увидеть, что многие действия Совета, направленные против иудаизма, были аналогичны действиям против других конфессий (исключение составил короткий период в конце 1952 – начале 1953 годов, прошедший под сенью «дела врачей»). Цитируя речь отказника Бориса Кочубиевского на судебном процессе, где он вспоминает некое заявление советского премьер-министра А. Косыгина об эмиграции, автор ссылается на то, что не может установить о каком выступлении шла речь — хотя подразумевалось хорошо известное выступление А. Косыгина 3 декабря 1966 года во время визита во Францию, где он заявил о возможности эмиграции из СССР в рамках воссоединения семей.

Есть и ляпы, явно свидетельствующие о том, что книга прошла недостаточно хорошую редактуру, — вроде объявления Маврикия колонией Франции или путаницы между императрицами Елизаветой и Екатеринами (именно их, а не Елизавет, как ошибочно написано в книге, на российском престоле было две) или искажения фамилии чиновника Совета по делам религиозных культов — он был Возчиков, а не Вощиков, как указано в книге.

Однако, отмеченные недостатки книги не отменяют ее многочисленных достоинств как первой полномасштабной истории Бабьего Яра «от сих до сих»

[1] П. Полян еще в разделе о собственно расстреле, показывает, со ссылкой на воспоминания тогдашнего киевского бургомистра Л. Форостовского, который все же лучше знал, кого и где расстреливали, чем нынешние националистические активисты, что украинские националисты были расстреляны в совершено другом месте

[2] Помощь против «Джойнта» И.Зисельс, возможно, и искал, но в еврейских кругах было секретом Полишинеля, что в советский период И.Зисельс был прежде сего украинским активистом, получившим индоктринацию украинским национализмом во время пребывания в лагере.