ЗАМЕТКИ ПО ЕВРЕЙСКОЙ ИСТОРИИ

Говорит антисемит,
что он не антисемит, просто он за справедливость
и вообще за правду,
а к евреям он питает самую горячую,
искреннюю самую идиосинкразию.

Дмитрий Раскин

«ПЯТОЕ МАРТА»
СТИХИ

***
В школе нам говорили
о победе Ахилла над Гектором
с тою же интонацией, с какой говорят о
торжестве и победе большевиков над меньшевиками.
А мне всегда было жалко Гектора.
Потом стало жалко и меньшевиков, но по-другому,
совсем по-другому.

Пришло время тоски по Элладе.
Потом пришло время этой тоске
оказаться тоской по истине камня,
глины, неба, земли, колонны и света,
что не из слова о
камне, глине, небе, земле, колонне и свете,
а из самих
камня, земли и глины, неба, колонны, луча и пространства света.
Это тоска по тому, чтобы быть
заложником не обстоятельств, не биографии —
только Рока.
Это надежда
на то, чтобы были
не механика и зацепления причинно-следственных,
а жизнь и смерть.

Вот так, не зная подробностей,
ошибаясь в деталях,
не обольщаясь насчет
неодолимости и торжества бытия,
не преувеличивая силы и таинства времени,
не выклянчивая себе какой-то глубины,
хоть сколько в пользу поэзии…
***
Те, кто пытался
преумножить доподлинное, живое,
сохранить, уберечь человечность.
Те, кто воплощал красоту,
изумлялся бытию и миру.
Те, кто брал на излом абсолют,
испытывал истину на безосновность,
себя самого испытывал
на жажду свободы.
Так ли уж значим для вас
Беспощадный ход времени?
Страшит ли вас то, что жизнь,
поднявшись на собственных соках,
кончается ничем?

Звездный луч, как соль на топоре…
О. Мандельштам

***
Ночь это когда две тверди —
Небо с Млечным путем и прочими звездами
и Земля с огоньками, с провалами, кляксами тьмы,
ртутью трасс, лоскутами туманов,
спящей, беспамятной жизнью
не нуждаются в посредничестве
красок, смысла ли, Бога.
Звук,
если вдруг и возникнет,
не соединит, оборвется между.
Свет,
будь-то свет звезды
или какого прожектора снизу,
не соединяет тоже,
даже когда доходит
до противоположной сферы,
лишь высвечивает
насколько Ничто
превосходит Бытие.
Если выхватил звездный свет —
это истина,
неимоверная, безжалостная, нам не по силам,
предельная в чистоте —
чистота соли, звезды, бездонности.
Если же выхватил луч с Земли —
мы бездарны
и пределы бытия,
изъян Мирозданья
нас не оправдывают.
Но разве мы
всё так и ищем себе оправдания?
О эта жажда подлинности.
Наша претензия на
преодоленье предела,
исправленье изъяна —
мы, наверно, смешны,
пусть, если даже гибнем взаправду.
За правду?
Вес и вязкость Земли.
Токи общие для…
точат космос, и глину, и недра —
камню, собору, звезде
есть и мера, и время, и срок.
Сущее знает о боли.
Мы же догадываемся
о слепоте страдания.
о слепоте и неотменяемости…
Наши попытки любви.
Наше желанье запомнить,
удержать хоть сколько
запах дождя,
что вдруг прошел, пробежался по пыльной листве,
скользкость, податливость мха,
игру светотени
на щеке, на пальцах, предплечье любимой,
то сознанье-предчувствие счастья, когда,
да неважно уже «когда».
Наши попытки вглядеться
в то, что нас неуклонно ничтожит,
вглядеться вот так,
не заискивая,
не наделяя
лишними силой, глубиной, обаянием —
это не так-то легко,
но дабы не затмить,
не разукрасить узорами
первооснову вещи,
Бытия,
Ничто,
жизни-смерти…

***
Говорит антисемит,
что он не антисемит, просто он за справедливость
и вообще за правду,
а к евреям он питает самую горячую,
искреннюю самую идиосинкразию.

***
Здешний пейзаж отвык
от мороза,
да и от солнца. И вдруг
получил и то и другое,
и такой полной мерой.
Балконы
панельных пятиэтажек перегружены снегом настолько,
что выглядят
то ли упражнением, черновиком Гауди, то ли
жилищем, прибежищем эльфов.
Стекла,
если б только могли,
счастливо жмурились бы на солнышке,
подобно кошкам.
Авто пробирается по безлюдной улочке
на цыпочках, дабы не вспугнуть минуту
освобожденья вещи от
предназначенья и сути.
Жизнь,
Жизнь вдруг чище себя самой.
Чище и целостней,
Пусть она не удержит,
не продлит самое себя в этом своем.
Прожить бы ее такую заново, с белизны листа,
да и просто с любого места, с любого
ее листа,
с запятой на листе…

***
Вчера видел Риббентропа —
похоже на фразу из дневника, не так ли?
В трех телесериях, появляясь время от времени, он
в Англии тридцать шестого
производил впечатление на высший свет,
пил виски, спал с женщинами.
Я смотрел на него со своеобразным злорадством —
я же знаю, что его повесят,
а он нет.

Мы и лисица

Мы с моим псом в лесопарке
наткнулись на лису.
Для нас обоих это событие:
я умилился,
пес озверел,
он глубоко возмущен самим фактом существования рыжей лисы.
Правда, будь она какой-нибудь черно-бурой, это вряд ли бы что изменило.
Лиса
матерая, умудренная опытом,
ничуть не смутилась,
вполне спокойно пересекла аллею, метров этак в двадцати от нас
и исчезла.
Судя по всему, она возвращалась из детской больницы,
что здесь неподалеку,
но ходила не на прием, ее же не примут по возрасту,
скорее всего, на помойку —
надо же как-то поддержать свои силы на излете зимы.
И явно была довольна результатами экспедиции.
Лиса знала,
что я пса не спущу с поводка,
то есть верила в мой гуманизм,
не сомневалась, что я приверженец общечеловеческих ценностей.
Конечно, в этой ее невозмутимости было и сколько-то презрения к нам,
получается, если б мы за ней погнались,
желая оторвать ей хвост или же заполучить всю шкуру,
она хотя бы нас уважала, а так… Ладно,
все мы немного смешны, случайны на этой земле и до нелепости беззащитны.
Это и есть единство всех тварей и, в общем-то, братство…

***
Пятое марта. Что пятое марта? Ну, пятое марта.
Есть те, кто вздыхают: «Было ж, было
настоящее величье, была справедливость, и вообще нас все боялись».
Есть те, которым смешны
надежды наших отцов на то, что снова появится воздух.
Есть те, кто скороговоркой:
«Понятно-понятно-понятно, живем себе дальше».
Мертвые как-то не слишком реальны —
те, бессчетные, сгинули в мерзлоте ли, в суглинке, а мы,
мы заняты жизнью,
сосредоточены на процессе ее протекания, не отвлекаемся —
она и течет от равнодушия к соучастию и обратно,
только гуще становится наша всегдашняя к самим себе жалость.
Наша вера в условность Добра и Зла
нас окрыляет.
Наше знанье, что Истины нет,
принимается нами за открытие тайны мироустройства.
Наше малодушие
в сочетании с нашей ограниченностью
дает нам непробиваемость нашей моральной правоты.
Пятое марта так пятое.
Всё, в общем, нормально —
просто хитрый дядя Сталин ухмыляется в гробу,
просто ушлый дядя Сталин новым соком набухает,
новыми пошел ростками-завязями.

***
Горло и впалая грудь нараспашку —
устал от обносков зимы февраль.
Зябнут пальцы влюбленных в парке.
Дистонии пока что больше, нежель света, бытия —
что же, влюбленным самим смешно.
Сухость бескровных губ победят поцелуем.