Главным лицом в Доме с колоннами был первый секретарь ЦК КПУ, ярый болельщик киевского «Динамо». Обитатели престижного здания активно подыгрывали шефу, держали руку на пульсе, на вестях с футбольных полей. Киевское «Динамо» не подводило, доказывало этим спартаковцам и прочим москвичам, что «ще не вмерла Украіна».
ВОРЧАНИЕ — ЗНАК НЕСОГЛАСИЯ
Проба пера
Лет тридцать с хвостиком высшие учебные заведения штампуют экономистов, юристов и… журналистов. Не спрашиваем, где они набирают абитуриентов? Любопытнее второе: как университетам да академиям удаётся находить адекватное количество квалифицированных преподавателей? Судя по уровню газет, теле- и радиопередач напряжёнка по линиям творческих составов не спадает.
…Добрым волшебником стал для меня учитель украинского языка Александр Фёдорович Тесля. Он преподавал в киевской школе № 10, что на Подоле. В родной город наша семья вернулась в мае 1948 года. Приняли в пятый класс «А». Ученики писали на уроке украинского языка диктант. Не уходить же. Дали мне листок бумаги, вместе со всеми застучал пером по дну чернильницы-невыливайки.
Поставил рекорд — 54 ошибки в двадцати строках диктанта. Не помню, что говорил учитель во время «разбора полётов». С того дня я не пропускал его уроков. Тесля мне сразу понравился. До него в школах, в которых довелось учиться, преподавали исключительно женщины. Да и здесь, в Киеве, мужчин раз, два и обчёлся — директор, завуч, физрук.
Как влитая сидела на Александре Фёдоровиче офицерская форма. Ещё долго, целую пятилетку, а, может, и две, мужики донашивали гимнастёрки и кителя. Это казалось настолько естественным, что, помню, на Эллинге, на окраине Астрахани, пацаны бросались камнями в дядьку, щеголявшего в шляпе, пиджаке и галстуке. В Риге в штатском ходили исключительно местные жители. Людей в форме, даже без погонов и знаков отличия, мы воспринимали как своих.
Стихи я пробовал писать чуть ли не со второго класса. Но заинтересовался моими опытами лишь Тесля. Александр Фёдорович издавал школьный рукописный альманах. В первом номере этого сборника опубликовал мой, семиклассника, перевод с украинского на русский Гимна УССР, его написал сам министр просвещения П.Г. Тычина.
После седьмого класса основными предметами для меня стали горное дело и горная электромеханика. Оценки по украинскому и русскому языкам, по литературе, отошли на второй план. Зато в техникуме функционировала литературная студия, вёл её выпускник филологического факультета университета Св. Владимира Леонид Александрович Масленков.
Литстудия Киевского горного техникума стала трамплином для членов Союза писателей — украинского поэта Евгена Летюка и русского поэта Владимира Воскобойникова. Меня литстудия рекомендовала в редакторы серьёзной и сатирической стенгазеты. Иные из написанных тогда эпиграмм до сих пор считаю достижениями.
Моей первой газетой стала многотиражка Киевского завода «Арсенал», «Арсеналець». Выходила она, как на большинстве предприятий, на украинском. Поначалу, правда, трудился в обнимку с русско-украинским словарём, но справлялся.
В те годы запись в «Трудовой» — завод «Арсенал» — приравнивалась к престижной путёвке в жизнь. Сильные мира сего делали на заводе биографию своим отпрыскам. В кабинете диспетчера висело предостережение: «Кого нельзя посылать на …!». Следовали неприкасаемые фамилии из Киевского горкома и обкома партии, обоих исполкомов и даже Политбюро КЦ (аббревиатура: киевское цэка).
«Гол с подачи Блохина»
Не знаю, существовала ли до образования в конце пятидесятых Союза журналистов такая должность, как «постоянный внештатный сотрудник». Сидящий не на твёрдой зарплате, а на гонораре. Сколько заработал — все твои. У внештатников было неоспоримое преимущество: в их обязанности не входило отвечать на письма читателей, дежурство по номеру, быть «свежей головой». С другой стороны, оплачиваемый отпуск этой категории сотрудников полагался адекватным отпуску грузчиков и прочих мало интеллектуальных тружеников — две недели.
Внештатники кучковались вокруг отделов спорта да информации. В те времена особым счастьем считался постоянный абонемент на стадион, дабы не мять бока в очередях у кассы. Трибуны стотысячников (кто считал, номера на скамейках обозначены, но границы между местами напоминали прерывистую осевую на автотрассах) ломились в дни матчей. Таблица первенства страны висела в каждом кабинете здания, ставшем впоследствии резиденцией Президента страны.
Главным лицом в Доме с колоннами был первый секретарь ЦК КПУ, ярый болельщик киевского «Динамо». Обитатели престижного здания активно подыгрывали шефу, держали руку на пульсе, на вестях с футбольных полей. Киевское «Динамо» не подводило, доказывало этим спартаковцам и прочим москвичам, что «ще не вмерла Украіна». Хотя Москва забирала сливки себе, о чём и частушка:
Гол с подачи Блохина
Забивает Болтача.
Это личная заслуга
Леонида Ильича!
Воспитанники тренера Маслова, затем Лобановского с Базилевичем, поднимали планку национального самосознания. Тем грустнее было слушать и читать в десятые годы одного продвинутого комментатора. Ничтоже сумняшеся он попрекал Олега Блохина за то, что тот общается с футболистами на русском, хотя «истинному патриоту надлежит это делать исключительно на государственном языке». Деятель, считавший себя журналистом, посмел бросить упрёк человеку, благодаря которому у него пробудилась гордость за то, что он украинец…
Учёба под опекой и вприглядку
В начале журналистского пути меня опекали специалисты, тонко чувствующие слово. Получавшие удовольствие от меткого определения, не говоря уже о бьющем в бровь и в глаз заголовке. Первые шаги прошли под покровительством ответственного секретаря «Арсенальця» Михаила Павловича Семёнова. Он требовал отсеивать факты от шелухи, призывал писать коротко, ибо «длинно и дурак умеет».
Фамилии официальных и неформальных лидеров в редакциях не совпадали. В «Комсомольском знамени» непререкаемым авторитетом был ответственный секретарь. Если материал браковал зам. редактора (должность скорее надзорная) или редактор — полбеды. Но когда заметку, зарисовку, репортаж или очерк возвращал ответственный секретарь Евгений Михайлович Северинов, это уже катастрофа. Не просто жирная двойка, а провал. Не дай Бог, ответственный обнаружит в тексте булыжник типа «Медленно внедряется в практику» … «В ходе практического решения задачи…», «Усилить внимание…», «Опираясь на богатый опыт…» и т. д. Так тебя обсмеёт — будешь десятой дорогой обходить его кабинет.
Редакторами газет и журналов назначались лица, весьма далёкие от журналистики. В креслах не задерживались. Всё-таки, обязанности редактора в чём-то сродни задачам, стоящим перед дирижёром оркестра или режиссёром театра. Если ты туп и глух в музыке, то скрипачи с барабанщиками никакую мелодию за хвост не поймают. И театр, как известно, начинается с вешалки.
Иным изданиям, особенно непрофильным, второстепенным, типа юмористического «Перця» или спортивных журналов, везло. Там редакторы не сменялись годами.
Перед вторым вынужденным отъездом на Север зашёл в кабинет редактора «Перця» Макивчука. Для сохранения непрерывного стажа, влияющего на социальные льготы, достаточно было записи в «Трудовой» о работе постоянным внештатником. Фёдор Юрьевич всё понял, расправил мой документ, второй рукой потянулся за ручкой. Резко зазвонил белый телефон.
Накануне умер генеральный секретарь ЦК КПСС Андропов. На том конце провода зам. зав. отделом ЦК компартии УССР допытывался, как сатирический журнал намерен отозваться на постигшее партию и народ горе. Редактор терпеливо объяснял, что возглавляемый им коллектив отреагировал соответственно, что портрет покойного помещён на видном месте, что рядом никаких закорючек и нежелательных ассоциаций.
Звонивший гнул своё. Дескать, в ЦК желают лично удостовериться, шеф Кравчук настаивает… Фёдор Юрьевич начал терять терпение:
— Дуже вас прошу, скажить Леонидові Макаровичу, що редактор вже дивися!
Ниже плинтуса
Читатели «Известий» начинали просмотр свежего номера с поиска очерка Анатолия Аграновского или Татьяны Тэсс. Предвкушали встречу с интересной и злободневной историей, удовольствие от текста. Смаковали находки типа «идёшь по городу по колено в детях…». Одним мазком мэтр Аграновский умел нарисовать картину молодого города.
После обретения независимости в Киеве гремела частная газета. Обещавшая твёрдый гонорар лучшим перьям столицы. На очередной призыв решил откликнуться. Сложил в папочку наиболее удачные, на мой взгляд, материалы и пошёл показывать товар лицом. Дождался очереди, захожу.
Ни одного знакомого. Сказалось почти двадцатилетнее отсутствие в Киеве, работа на севере. Успели подрасти молодые и незнакомые. На папочку мою ноль внимания. Огорошивают вопросом:
— В каком министерстве имеете прочные связи, налажены контакты?
— Ни в каком, — отвечаю. — Нужно будет, заведу…
Интерес ко мне сразу пропал, тем более на пороге появился бывший коллега с диктофоном через плечо.
Несть числа давним примерам, когда дубоголовые начальники уничтожали издания, разгоняли коллективы. Замена партийных выдвиженцев частными предпринимателями тоже не гарантия от проколов. В журналистике одной сообразительности мало, требуются и другие составляющие. То же чувство слова.
Плюс качества, дающие человеку право провозглашать, что «справедливость — моё ремесло!». В среде предпринимателей возможны ситуации, когда обманным путём, выдавая фуфло за качественный товар, сколачивали капитал и затем использовали его для благих целей. В журналистике появление такого бизнесмена — нонсенс.
Ушла в забвение эпоха, когда звездой телеэкрана был Кашпировский. Понятно, время перестройки, разлома, кому угодно поверишь. Особенно, дающему надежду. Мало кто знает, что помогал Кашпировскому втюхивать тысячам страждущих сомнительный товар некий молодой человек по фамилии, начинающуюся на букву «Г».
Впоследствии деятель отмыл капитал при помощи газеты и телеканала. Поступил подобно не рукопожатному Фаддею Булгарину из начала девятнадцатого века — тоже писателю и тоже издателю. Тому самому, кому А. С. Пушкин припаял псевдоним «Видок Фиглярин».
Означенный журналюга, прозванный «мальчиком с диктофоном», только этим инструментом и владеет. Хотя успел в стольких томах издать сборники интервью, что Лев Толстой перевернулся бы в гробу от зависти …
«Служить бы рад — прислуживаться тошно»
Лучше классика не скажешь. В шестидесятых сотрудников средств массовой информации не покоробила сентенция Н.С. Хрущёва: журналисты — подручные партии. Первый секретарь ЦК, как бы приподнял вклад газетчиков, радистов и телевизионщиков. Не смутило, что слово «подручный» обозначает не только «находящийся под рукой», но и «выполняющий подсобную работу». Попросту — слуга.
Хозяева положения о нюансе не забывали. Могу засвидетельствовать, как редактор районной газеты. Все мои обращения в райком об обеспечении корреспондентов районки нормальными условиями для жизни повисали в воздухе. Не реагировали, не замечали. Но стоило одному из них согласиться работать в райкоме рядовым инструктором, как он уже завтра праздновал новоселье…
Факультеты журналистики в университетах считались партийными. Рекомендацию райкома партии приёмные комиссии воспринимали, как указание. Однако будущие профессионалы постигали мастерство не столько по учебникам, сколько вприглядку, вчитывались в очерки выше упомянутых А. Аграновского и Т. Тэсс. Тираж «Известий» по подписке превышал десять миллионов.
Недавно в мемуарах наткнулся на разговор интеллигентов о поэте Пастернаке и его музе Ивинской. Аграновский резко оборвал дискуссию:
— Женщина, которой посвящены такие стихи, не обсуждается!
От общения через газетную полосу с человеком такого полёта становишься нравственно чище. Не правда ли?
Раскрыл энциклопедические словари советского и постсоветского периодов. Представьте, ни в одном из толстенных томов нет упоминания о кумирах моей молодости — журналистах. Писатели (второ- и третьеразрядные) представлены широко и подробно, да их фамилии и произведения давно истёрлись без следа. О людях, что помогали жить и дышать миллионам читателей — ни слова.
На фронте газеты не всегда шли на самокрутки с махоркой. Статьи Ильи Эренбурга передавались из рук в руки, как самое надёжное оружие. В условиях мирного времени продолжительность жизни газеты — «бабочки однодневки» — зависела (если речь об «Известиях») от очерков, упомянутых выше мэтров и их коллег.
Живучий аппендикс
Из-за «пятого пункта» в паспорте у меня не взяли документы в приёмной комиссии факультета журналистики Киевского университета. Начальство проявляло «заботу о национальных кадрах». Но «забота» подкреплялась и другими пунктами. В четырнадцати республиках Союза штат районной газеты на национальном языке — 15 человек. Кроме редактора, зама, завотделов и литсотрудников (плюс бухгалтер, уборщица и шофёр) имелась должность литредактора. Человека, который приводил в порядок тексты аборигенов. В России, районке, четырёхполосной и трёхразовой, полагалось 14 человек — на литредактора меньше.
Своеобразные аппендиксы сохранялись в русскоязычных изданиях, ставших частными. Бывший рядовой сотрудник «Вечернего Киева» возглавил по воле случая газету и на полном серьёзе считал, что с добыванием материала справится любой встречный-поперечный, лишь бы имелись люди, способные перелопатить факты. Не удивительно, газету его не раскупали.
В годы моего студенчества ходила фраза: «Телеграфный столб — это хорошо отредактированная сосна». Смею утверждать, большинство литредакторов именно этими манипуляциями и занимались. За информацию, выходящую из-под их пера, можно смело ставить двойку. При «пятёрке» — за грамматику и синтаксис.
Подножка компьютера
Раз уж бурчу-ворчу, позволю ещё немного замечаний типа «между нами, пенсионерами, говоря». Нет спору, печатные машинки, диктофоны, мобилки с фотоаппаратами, Интернет и т.д. значительно облегчили работу журналиста, позволили «одним махом семерых убивахом». Не выходя из дому и сеять, и жать, и на дуде играть. Всё так.
Не буду о том, что нынешние авторы предпочитают вставлять в тексты много раз перелопаченное и пережёванное. Остановлюсь на профессиональном долге писать коротко и ясно.
По давней привычке собирал газетные вырезки. В начале нулевых скопилась целая подборка выступлений в «Известиях» колумниста Владимира Войновича. Писателя, которого приходилось вылавливать из забугорных голосов. В перестройку, помню, садились в кружок и читали вслух «Чонкина». Это была радость и удовольствие.
У колумниста Войновича что-то резануло. И манера, раскованная, вроде та же, и меткие слова, а чего-то не хватает. Густой абзац сменялся двумя-тремя проходными, не отжатыми от воды. Наконец, понял в чём дело: новая техника поставила подножку!
Прежде автор писал авторучкой, потом вычитывал после машинистки, потом внимательно впивался в гранки. А за компьютером не работа, а сплошное удовольствие. Сам не заметишь ошибку — механический редактор подчеркнёт, подскажет. Остаётся пару раз щёлкнуть клавишами. Так-то оно так, да пока отвлечёшься да исправишь, нить повествования грозит порваться или уйти в сторону. Отсюда и провалы в тексте автора, чьё имя было для моего поколения равносильно бывшему Знаку качества…
