В конце 1943 года коменданта лагеря уволили «за мягкое отношение к заключенным». Эту «ошибку» исправил полковник Эд Марани (Edward Marani). Под его руководством трудовые лагеря в Боре стали похожими на концлагеря: заключенные-евреи должны были носить желтую звезду на груди, за проступки следовала смертная казнь. Обувь была запрещена, чтобы затруднить попытки бегства. Заключенные вынуждены были привязывать к стопам дощечки.
МИКЛОШ РАДНОТИ: «ПОЗОВИ МЕНЯ ПО ИМЕНИ! Я ВСТАНУ СНОВА!»
9 (или 10) ноября 1944 года в немецко-венгерском трудовом лагере близ сербского шахтёрского города Бор был убит охранниками один из гигантов поэзии ХХ века и одна из самых трагичных её фигур венгерский лирик Миклош Радноти (Radnóti Miklós).
Его тело бросили в общую могилу. А после войны, при эксгумации, тело было опознано благодаря сохранившейся в одежде поэта записной книжке. «Это записная книжка венгерского поэта Миклоша Радноти, — указал автор на внутренней стороне обложки блокнота, на пяти языках. — Он просит нашедшего отправить её профессору университета Дюле Ортутай, Будапешт, улица Хорански». Под каждым стихотворением стояла дата и место написания. Стихи из этой записной книжки были опубликованы потом на многих языках мира под названием «Борский блокнот» и произвели настоящую сенсацию.
В советской России стихи Радноти выходили дважды — в 1968 г. появился сборник «Стихи», в 1988 г. вышел сборник «Крутая дорога». К 70-летию поэта в 1979 г. журнал «Иностранная литература» посвятил целый раздел его памяти, а еще раньше — в 1975 г. все та же «Иностранная литература» напечатала автобиографическое эссе Радноти «Под знаком Близнецов». Но об этом знают лишь литературоведы: творчество этого поэта, как и его драматичная судьба, русскоязычному читателю практически незнакомы.
Набросок биографии
Миклош родился 5 мая 1909 года в Будапеште в еврейской семье Глаттер (Glatter). Из его автобиографической повести «Под знаком близнецов» (1940), мы узнаем, что его мать и брат-близнец умерли при родах:
Теперь нельзя даже узнать, я умер или мой брат!
Если мы близнецы, то как об этом можно знать?
А когда Миклошу исполнилось 12 лет, умер его отец. Сироту приютил дядя, который имел небольшой текстильный бизнес. Поэтому дядя направил Миклоша в текстильную школу в Чехословакии. Однако мальчик мечтал о другом поприще: он хотел стать литературоведом, и потому быстро покинул текстильное ремесло.
В 1930 году Миклош Глаттер поступил на отделение венгерской и французской литературы в один их самых престижных университетов Венгрии — Сегедский университет. Там же, на отделении русского языка и литературы, училась и его будущая супруга Фанни Дярмати (Fanny Darmjati).
В 1931 году увидел свет первый сборник стихов Миклоша «Песнь новых пастухов». Сборник сразу же попал под запрет, а его автора арестовали; в тюрьме он провел одну неделю, и чудом избежал более длительного тюремного заключения «за распространение коммунистической пропаганды».
С приходом Адольфа Гитлера к власти в Германии антисемитские тенденции усилились и в венгерских университетах. В 1934 году Миклош Глаттер взял фамилию своего дедушки по линии отца, который не был евреем. Миклош Радиоти и Фанни поженились. Миклош работал журналистом, Фанни — стенографисткой.
В 1940 году Радноти арестовали (из-за его еврейского происхождения?) и отправили на принудительные работы. На какое-то время поэт вырвался на свободу, но затем снова попал в трудовой лагерь, после чего неожиданно даже для его знакомых и друзей принял католицизм, крестившись в базилике святого Иштвана в Будапеште.
«Он решился на такой шаг только по идеологическим причинам …Радноти является своеобразным социологическим феноменом, — считает преподаватель Будапештского университета Дёзе Ференц (Dezső Ferenc), автор биографии Радноти. — В тогдашней Венгрии практически невозможно было одновременно быть венгром и евреем, евреем и католиком, венгром и коммунистом».
Судьба ссыльного поэта
В мае 1943 года Радноти отправили в его последнюю ссылку — на шахту в сербском городе Бор. Шахты в Боре считались важным: стратегическим объектом: документы Управления военной экономики Германии свидетельствуют о том, что с 1942 по 1944 год в Сербии добывалась четвертая часть медной руды для всех стран нацистского блока. И поэтому там нужны были бесплатные рабочие руки.
«В лагерях в Белграде женщин и детей убивали максимально быстро, чтобы освободить место на нарах для работоспособных мужчин», — рассказал «Радио Свобода» белградский историк Бранимир Гаич (Branimir Gajić).
Сербские и немецкие власти активно сотрудничали для «окончательного решения еврейского вопроса». Известно, например, что к середине 1942 года группенфюрер СС и заместитель руководителя Главного управления СС по вопросам расы и поселения Харальд Турнер (Harald Turner) доложил командованию в Берлине: «Белград — единственный город в Европе, очищенный от евреев». В 1943 году правительство Венгрии подписало с нацистами коммерческий контракт: в обмен на каждые 100 тонн медной руды из Будапешта на принудительные работы в Бор должны быть отправлены 3 тысячи заключенных.
Лагеря в Боре охраняли венгерские военные. В конце 1943 года коменданта лагеря уволили «за мягкое отношение к заключенным». Эту «ошибку» исправил полковник Эд Марани (Edward Marani). Под его руководством трудовые лагеря в Боре стали похожими на концлагеря: заключенные-евреи должны были носить желтую звезду на груди, за проступки следовала смертная казнь. Обувь была запрещена, чтобы затруднить попытки бегства. Заключенные вынуждены были привязывать к стопам дощечки.
При приближении Красной армии, с 26 сентября 1944 года началась экстренная эвакуация лагерей в Боре. Во время марша охранники свирепствовали. Если кто-нибудь отделялся от колонны, просто по физиологическим потребностям, охранники немедленно стреляли, оправдывая это предотвращением попытки побега.
Предполагается, что колонна заключенных, в которой находился Миклош Радноти, прибыла в городок Абду (на север Венгрии), в первых числах ноября 1944 года. Точных данных об обстоятельствах его смерти нет; исследователи полагают, что Радноти был избит конвоирами, а потом застрелен.
«Единственная причина, по которой один из трупов идентифицировали как труп Радноти, — найденная при нём записная книжка», — поясняет Дёзе Ференц.
Смерть и признание
Но эта версия не выдерживает критики: разве не мог Радноти, пытаясь сберечь свои стихи, отдать свою записную книжку другому заключенному, или ещё: кто-то мог забрать книжку после смерти Радноти.
Фанни Дярмати не опознала труп своего супруга.
«Она мне казалась весьма неуверенной, когда отвечала на вопрос о том, был ли это труп Радноти. Останки перезахоронены на будапештском кладбище, но Фанни, насколько мне известно, ни разу не навестила могилу», — рассказывает Дёзе Ференц.
Но есть ещё, по меньшей мере, две версии, как дошли до нас последние стихи поэта.
«В 1944 году, за два месяца до освобождения я был с родителями в Панчеве [город недалеко от Белграда — Редакция]. Мне было 12 лет, — рассказал в 1986 году в одном из интервью сербский поэт Мирослав Антич (Miroslav Antić). — Я смотрел, как группа венгерских солдат гонит и подталкивает колонну евреев — голодных, замученных. Они пришли из каких-то лагерей и едва могли стоять на ногах. Шли они очень медленно. Я вспомнил, что у нас в доме хранилось варенье. Моя мама Мелания спрятала банку от меня, наверное, чтобы сохранить на Рождество. Один из зэков зашел в наш двор. Мама дала ему банку варенья из абрикосов, а он ей записную книжку «Авала 5». Когда он ушел, мама сказала нам, что это был венгерский поэт… Эту записную книжку я потом отдал вдове Миклоша Радноти, Фанни Дярмати, в Будапеште».
Биограф Радноти Дёзе Ференц отмечает, что хотя колонна узников действительно прошла через Панчево, нет доказательств того, что Радноти отдал копию своей записной книжки матери поэта Мирослава Антича.
«Таких сведений у Фанни Дярмати не было, она при мне об этом ни разу не упомянула», — говорит Дёзе Ференц.
Шандор Салаи (Szalay Sándor, крупный социолог, член Венгерской академии наук) сбежал из лагеря в Боре летом 1944 года. Салаи унёс с собой пять листков со стихотворениями Миклоша Радноти. Шандор Салаи присоединился к партизанам, а в сентябре того же года добрался до Тимишоары в уже освобожденной от нацистов Румынии. В местной газете, в статье под названием «Поэты за колючей проволокой» 29 октября 1944 года он опубликовал два из 10 стихотворений Радноти, вошедших позднее в «Борский блокнот».
Листки со стихами, которые от Радноти получил Салаи, он отправил художнице Юдит Бек (Judith Beck), которая была в близких отношениях с поэтом в начале 1940-х. Бек переслала стихи Фанни Дярмати с коротким сопроводительным письмом:
«Жаль, что не повезло встретиться, хотя я хотела лично передать тебе эти бумаги. Мне трудно с ними расстаться, но боюсь, что могу их потерять. Надеюсь, мы скоро увидимся. Прости. Юдит».
Частное мнение
В интервью «Радио Свободы» автор биографии Радноти Дёзе Ференц заявил:
«Радноти настаивал на том, что он не еврей, а венгерский автор, и пару раз отказывался печататься в сборниках еврейской поэзии…»
Это не совсем так.
В «Дневнике» самого Радноти, в записи, помеченной 17 мая 1942 года, читаем:
«От своего еврейства я никогда не отрекался, я и поныне принадлежу к еврейской религии…, но я не чувствую себя евреем, еврейского религиозного воспитания я не получил, эта религия мне не нужна; расу, кровь, и почву, вибрирующую в нервах древнюю печаль считаю чепухой, а не факторами, определяющими мой «интеллектуальный и духовный склад» и мой «поэтический мир»… Моё еврейство — это «житейская трудность», потому что в еврея меня превратили обстоятельства, законы, мир… В остальном же я венгерский поэт…Так ощущаю я и сегодня, в 1942 году, после трёх месяцев в рабочем батальоне и двух недель в штрафном лагере, … вытесненный из литературы, где суетятся торгаши, не стоящие моего мизинца…»
Вставка
Предоставляем нашим читателям возможность насладиться одним из лучших лирических стихотворений Миклоша Радноти.
Сумеречная элегия
О, сумерек нетяжкие грехи:
минутные приятности безделий;
колышутся вершины сонных гор
младенцами в вечерней колыбели.
Шумы дневные уплывают вдаль,
и в шёпоте хожу, предавшись лени,
и тусклый свет, бегущий по следам
кошачьим, образует сгусток тени.
Прах досточтимых предков суть трава,
цветы и травы, что растут повсюду;
вокруг меня разлитый аромат,
обычен страх в подобную минуту.
В рябом дыму акаций череда, —
молчащая и сумрачная стая,
и недвижима более луна
на вздетом пальце робко восседая.
Вечерний мир, приветствую тебя!
Осела пыль, не пощадив бурьяна;
и дремлет ожидаемая смерть
в моём уютном сердце постоянно.
1936 год
