К слову говоря, позднее мне довелось уже в общежитии проживать в одной комнате с ребятами, которые до поступления в институт, образно говоря, не видели вживую паровоз. И буквально на глазах они преодолевали эту пропасть, разделяющую культурную «образованность» сельского и городского жителя, и за каких-то 2-3 года их уже нельзя было отличить от потомственных горожан.
ВЕХИ НАШЕЙ ЖИЗНИ
(продолжение. Начало в № 7/2024 и сл.)
Часть 4. Студенческие годы (глава 1)
Наступила новая эра в моей жизни – студенческие годы. Пять долгих лет предстояло провести в стенах института: один из важнейших этапов длинного пути под названием человеческая жизнь. И этот этап во многом определял качество жизни человека, т.к. создаёт фундамент этой самой жизни.
Я много времени размышлял над вопросом: «Почему множество людей так стремится получить высшее образование? Если отбросить в сторону высокие слова о духовном совершенствовании, о стремлении принести максимальную пользу Родине и обществу и прочие атрибуты высокого эпистолярного стиля, а исходить только из сугубо прагматических соображений, то высшее образование – это самый гарантированный путь для достижения своих целей в жизни. Разумеется, если отнестись к выбору своей будущей профессии достаточно серьёзно, а не рассматривать свой вузовский диплом как верительную грамоту для доступа в какие-либо слои общества: например, достичь просто статуса инженера, любого уровня, хотя бы «инженер домоуправления». А ведь это не фигура речи: действительно, в «Перечне должностей Минжилкомхоза РФ» существует такая.
Поэтому и к выбору своей профессии относиться следует достаточно серьёзно, что не всем дано, и мой собственный описанный выше опыт не может служить примером, но главное – уж если выбор сделан, необходимо приложить максимум усилий для овладения основами этой специальности и углублять своё познание в ней всю жизнь. Вот с таким настроением я и пришел на первые занятия в начале сентября 1954 года.
Несколько слов о начальной диспозиции. Как я уже упоминал выше, институт был открыт всего год назад.
И расположен он был в здании бывшего управления Гомельской железной дороги, которая в формате укрупнения железных дорог накануне была присоединена к Белорусской ж.д. А само здание было построено ещё в 1897-1898 гг. по проекту архитектора Станислава Шабуневского для размещения Александровской мужской классической гимназии.
Декретом советской власти от 16.10.1918. гимназия была упразднена, а здание было отдано для нужд железнодорожного ведомства, потребности которого постоянно увеличивались, и потому в 1926 году по проекту всё того же архитектора к заднему фасаду здания пристроили П-образный флигель: таким образом здание приобрело форму замкнутого прямоугольника.
Далее… Значит, нам предстояло быть вторым по счёту выпуском и, следовательно, принимать активное участие в формировании традиций вуза. Обо всем этом и о других вещах на установочной лекции говорил декан факультета. Разумеется, мы его слушали с должным вниманием, но мысли наши были более приземленными, и обращены они были к сегодняшним запросам.
Итак, наш поток – это около сотни студентов, разбит на четыре группы. Наша группа, последняя по нумерации: С–14, состоит из местных ребят и девочек, и что интересно, всего из двух-трех школ, так что они хорошо знают друг друга. Исключение – три иногородних абитуриентов: два – из Киева, один – из Минска, все – парни, серебряные медалисты, и, между прочим, евреи. Впрочем, было еще несколько иногородних ребят.
Поэтому в группе сразу образовались две-три сплоченные компании, а мы, иногородние, оказались в роли чужаков, и мне подумалось, что придется приложить немало усилий, чтобы группа превратилась в один сплоченный коллектив.
После недели занятий весь студенческий контингент был мобилизован на уборку картофеля в Буда-Кошелевском районе, на задворках области, в ее северо-западном углу.
Наличие женского контингента на факультете вообще и в группе, в частности, было для меня, всю свою школьную жизнь проведшего в системе раздельного обучения, которое только в 1954-1955 учебном году, т.е. уже после завершения мною учебного курса, ставшего совместным, явлением совершенно новым.
Поначалу, как мне казалось, это обстоятельство должно было создавать известные проблемы. Но наличие неофициальной обстановки раскрепощало, и к тому же итог почти четырёхлетнего наблюдения за атмосферой совместных складчин и вечеров молодёжи у нас в квартире, вылился в определённый опыт, которым я не преминул воспользоваться.
Основу этого опыта составляли многочисленные песни, не официоз, разумеется, а самодеятельные, или, выражаясь современным лексиконом, бардовские, и, конечно же, молодёжный сленг.
Например,
В первые минуты бог создал институты,
И Адам студентом первым был.
Он пошёл налево, встретился там с Евой:
Бог его стипендии лишил.
Стиль песни и мелодия были заимствованы из песни «Корреспондентская застольная» (слова К. Симонова, муз. М. Блантера) Уже гораздо позже выяснилось, что слова пародии были не народными, а написал их довольно известный сатирик В. Бахнов, который обычно выступал в творческой связке с собратом по перу Костюковским.
Эффектной была и концовка:
А есть, представьте, люди, которые нас судят:
«Ну, что за несознательный народ!»
С наше поучите, с наше позубрите,
С наше походите на зачёт!
Песня очень нравилась, и не только мне, так что распевали её и соло, и хором. И ко двору пришлась уже упомянутая выше в этих воспоминаниях сугубо лирическая песня Триллинга «Над заливом». Почему-то песня эта, написанная еще семь лет назад, была здесь совершенно неизвестна, хотя – и это я хочу подчеркнуть особо – в нашей группе все были уроженцами городов, не было ни одного, опять-таки в отличие от других групп, представителя сельской глубинки.
К слову говоря, позднее мне довелось уже в общежитии проживать в одной комнате с ребятами, которые до поступления в институт, образно говоря, не видели вживую паровоз. И буквально на глазах они преодолевали эту пропасть, разделяющую культурную «образованность» сельского и городского жителя, и за каких-то 2-3 года их уже нельзя было отличить от потомственных горожан. Видно, пословица «Терпение и труд всё перетрут» возникла не на пустом месте, а уж упорства этим ребятам было не занимать.
Мы, как видим, немного отвлеклись от темы, поэтому продолжим. На волне этой, ну скажем так, популярности, уже после возвращения с «картошки» меня выбрали комсоргом группы.
Уборка картофеля продолжалась почти месяц и завершилась в первой декаде октября, после чего группа вернулась в институт вполне сформировавшимся коллективом. Ничто другое так не раскрывает сущность человека, как совместный труд: сразу стали видны не только положительные, но и отрицательные черты человеческой личности – кто есть кто.
Выяснилась, например, необыкновенная старательность парня из Минска, который настолько тщательно выбирал картошку из отведенных ему борозд, что всегда был вынужден оставаться на поле, уже после ухода всех уборщиков, чтобы завершить уборку отведенного ему участка.
А вот другой студент, из Бобруйска, откровенно халтурил: почти бегом пробегал по своим бороздам, оставляя в земле чуть ли не четверть урожая, зато числился передовиком, заканчивая работу раньше всех.
Этому парадоксу способствовала неправильная организация труда и ошибочные критерии оценки труда: принималось во внимание не количество собранного продукта, а площадь убранных полей. Мы пытались доказать это руководству полеводческой бригады, на полях которой трудились, но бесполезно: признавая нашу правоту, они ссылались на отсутствие возможностей и ресурсов для создания другой организации труда в формате одной, отдельно взятой бригады, потому что это требовало переустройства деятельности чуть ли не всей организационной структуры. Тем более, что на практике, в колхозных комплексных бригадах этой проблемы вообще не существовало: труд всех членов бригад шёл в общий котёл.
Но я, кажется, отвлекся. Ведь у меня совершенно другая цель: не критика трудовых процессов сельхозпроизводства, а показать, как этот процесс позволяет понять сущность человеческой натуры.
Упомянутый парень из Минска был одним из трех серебряных медалистов в нашей группе. Он все делал очень тщательно, и… очень медленно. Ему, по складу его характера, следовало бы выбрать профессию ювелира, художественного реставратора, специалиста по микроструктурам. Его работы по выполнению первых заданий по написанию шрифтов и чертежей поражали своей фактурой, но совершенно не вписывались в напряжённый график учебного процесса, тем более что приходилось навёрстывать упущенное из-за картофельной кампании время. Он любил повторять изречение Гёте, что «гений – это терпение», которое, к сожалению, не вписывалось в учебный процесс, успешное выполнение которого подчинялось совершенно другому закону: «Пусть халтуру, но – в срок!» И неизбежный финал: супердобросовестный, но не от мира сего человек за первые два года учебы нахватал столько «хвостов» в виде несданных и пропущенных экзаменов, что на третьем курсе был отчислен за хроническую неуспеваемость.
Второй же наш «герой» из Бобруйска, с его врождённым инстинктом «пусть халтура, но в срок», чувствовал себя в этих условиях, как рыба в воде: всегда вовремя сдавал курсовые, не редко переписываемые у соседей. К сожалению, мне не ведома его судьба как инженера: он не был ни на одной встрече выпускников, которые устраивались каждые пять лет после окончания института: я же на этих встречах побывал только дважды за тридцать лет.
Нет необходимости подробно описывать учебный процесс: нелишне просто отметить, что начало нашей учебы совпало с демонтажом военизированной структуры транспортных вузов: только в первом семестре наши преподаватели ходили в мундирах железнодорожного ведомства, а староста курса информировал лектора о количестве присутствующих на лекции в формате служебного рапорта. Во втором семестре эти, пусть и незначительные, элементы военного присутствия из нашего обихода исчезли, совпало это и с отменой платы, кстати говоря, очень небольшой за учебу в вузе.
Очень трудно было поначалу наладить быт самостоятельной жизни. Непривычная ситуация в учебном процессе: отсутствие необходимости в ежедневном выполнении домашних заданий порождало не совсем здоровое отношение к занятиям. Впрочем, это явление было присуще всем поколениям студентов. Появилось много соблазнов, как-то: спортивные секции прямо в стенах института, всевозможные кружки по интересам в ДК железнодорожников и т.д.
И еще одно обстоятельство требовало времени: познакомившись с ребятами со второго курса, я выяснил, что возможность для дополнительного заработка (а этот фактор был просто насущным!) имеется почти всегда на грузовом дворе товарной ж.д. станции.
В этих очень непростых условиях необходимо было правильно расставить приоритеты: что-то оставить, от чего-то отказаться, ибо «невозможно объять необъятное».
И после всестороннего анализа ситуации было решено:
– отбросить амбиции, т.е. отказаться от намерения учиться только на «отлично», уделить учебе время, достаточное для того, чтобы иметь оценки не ниже «хорошо», т.к. это гарантировало получение стипендии – речь шла об элементарном выживании;
– отказаться от участия в кружках по интересам и в спортсекциях, но по утрам продолжать совершать получасовые пробежки;
– в личном плане продолжать образ жизни, как при раздельном обучении в школе, короче, не отвлекаться на девочек.
А ежели образуется излишек времени, посвящать его подработке на грузовом дворе.
Время действия такого регламента – первый семестр. Дальше – жизнь подскажет.
И жизнь диктовала: учебный процесс ввиду того, что целый месяц ушел на сельхозработы, был очень напряжённым, часто по четыре «пары» в день, т.е. занятия продолжались по 8 часов, поэтому свободного времени практически не оставалось. Лекции чередовались с семинарами и другими практическими занятиями. В общем, «жизнь била ключом и, – как шутили остряки, – всё по голове». Поэтому спустя некоторое время я попросил освободить меня от обязанностей комсорга группы, и мне пошли навстречу.
Как бы то ни было, но выбранный регламент жизни себя оправдал: семестр был завершен удачно, на «четверки» и две «пятерки»: по инязу и основам марксизма.
Подготовкой к экзаменам я занимался в читальном зале институтской библиотеки, где были идеальные условия: ничто не мешало и не отвлекало.
Но к экзамену по начертательной геометрии пришлось готовиться в кампании с двумя ребятами из нашей группы, которые учились раньше в 10-й школе. Один из них обладал врожденным очень развитым пространственным воображением, которое давало ему возможность без труда решать самые сложные задачи по «начерталке»: ведь именно она изучает пространственные фигуры при помощи их проецирования на плоскости, которые рассматриваются затем совмещёнными одна с другой. И что самое сложное, дает возможность определять и линии, и плоскости пересечения этих пространственных фигур с помощью сложного и кропотливого построения точек этого пересечения. А наш, как мы его величали, Архимед, определял эти пересечения интуитивно, что и пытался внушить нам. Конечно, в полной мере ему это не удалось, но для получения положительной оценки на экзамене оказалось вполне достаточным
В приподнятом настроении я поехал на каникулы. И уже в дороге решил подшутить над школьным товарищем, живущим на нашей улице. и с которым я дружил в течение последних четырёх школьных лет.
В Чернигове, во время стоянки поезда, я с вокзала послал ему телеграмму с текстом, заимствованным из только что прочитанной книги Ильфа и Петрова «Золотой теленок» (с книги, наконец-то, была снята епитимья, и она вновь обрела право гражданства): «Графиня изменившимся лицом бежит пруду тчк Братья Карамазовы».
Телеграфистка, прочитав текст дважды, спросила меня:
– Это не шифровка?
– Что вы? Просто шутка!
Телеграмму приняли. Прибыв в Киев, я на следующий день зашел к товарищу и в разговоре, как бы невзначай, подвел его к этому эпизоду. Он показал мне эту телеграмму и сказал, что собирается отнести её в Серый дом. Я засмеялся и дал ему посмотреть принесенную с собой книгу сатириков. А телеграмму я забрал на память.
Каникулы были короткими, всего одна неделя.
На первом курсе мы изучали, в основном, общеобразовательные предметы: из спецдисциплин был только «Общий курс железных дорог», в котором давались самые начальные сведения о железных дорогах вообще и о технологии их строительства, в частности.
Помню учебный фильм, показанный на одной из лекций. Большое впечатление на всех студентов произвели кадры фильма, показывающие поезд во Франции, идущий со скоростью около 200 км/час.
И лектор, а это был декан нашего факультета, выразил надежду, что именно нам, студентам первого курса, предстоит выполнение миссии претворить в жизнь вековую мечту народа о любви к быстрой езде, выраженную еще Гоголем в «Мертвых душах»: «И какой же русский не любит быстрой езды…»
Но, если мне не изменяет память, то даже сейчас, спустя 70 лет, самый быстроходный поезд в России «Сапсан» развивает скорость порядка 160-180 км/час. И ведь основная причина не в отсутствии соответствующих локомотивов и подвижного состава: их, в конце концов, можно закупить по импорту, а в отсутствии требуемой прочности верхнего строения пути, позволяющее развить подобные скорости, т. е. именно то, что составляло суть нашей будущей профессии.
Но события быстро происходят в сказках, реальность же говорит о другом: по сообщению СМИ только 14 марта 2024 года президент РФ Владимир Путин в режиме видео-конференц-связи принял участие в церемонии начала строительства высокоскоростной железнодорожной магистрали (ВСМ) Москва – Санкт-Петербург, по завершению которого станут возможными скорости порядка 200 и более км/час.
А теперь небольшое отступление от темы.
Ещё в первых главах своего жизнеописания я говорил, и не только говорил, но и выполнял на практике свое намерение показывать личную судьбу на социальном фоне общества. Но загруженность занятиями в начале учёбы и налаживание быта были настолько велики, что я даже не читал газет. А потому мне оказалось просто не из чего создавать социальный фон, на который можно было бы проецировать личные судьбы.
Но второй семестр прошёл для меня более спокойно, произошла некоторая адаптация к особенностям образа жизни студентов, появилась возможность осмысливания общественно-политической жизни страны.
Речь пойдёт о сокращении ВС СССР, предпринятом по инициативе тогдашнего, в 50-е годы, главы партии и правительства Н.С. Хрущёва.
Но сначала… немного истории.
Известно, что реформирование Вооруженных сил страны, как правило, происходит обычно либо после поражений в войнах, либо после очередной смены власти в стране.
Так, из истории России нам известны, как минимум, пять наиболее масштабных реформ военной машины государства. Все они были проведены в период с 1550 по 1960 гг. – это при Иване IV (Грозном), Петре Великом, Александре II и, уже в СССР, реформы, проведенные Михаилом Фрунзе и Никитой Хрущевым. Из всех этих реформ продолжает вызывать интерес и некоторые споры военная реформа Никиты Хрущева, проведенная им в 50-х – начале 60-х годов.
Эта реформа многим запомнилась, прежде всего, масштабными сокращениями личного состава в армии и на флоте, Так, в 1955-1958 годах, еще при министре обороны Жукове, из армии и флота были уволены 1млн 200 тыс солдат и офицеров, это была почти треть от общей численности всех военнослужащих в СССР к тому времени.
До сих пор не понятно, почему потребовалось проводить столь масштабные мероприятия без всяких расчетов и подготовки, причем в столь короткие сроки?
Да, давно уже было ясно, что содержать армию фактически по штатам военного времени СССР дальше больше не мог (на 1 марта 1953 г. ВС СССР всего насчитывали 5,396,038тыс. чел. (свыше пяти миллионов человек).
Да, было понятно и то, что необходима срочная модернизация всей военной машины государства, однако о служивых людях, которых тогда увольняли или, проще говоря, выбрасывали на улицу без пенсий, жилья и работы, не особо, оказывается, подумали.
Наиболее болезненно проходил самый первый этап сокращений. Сокращались не только военно-учебные заведения, различные ремонтные, промышленные предприятия, но и самые настоящие развернутые боевые части, и боевые корабли. Вал сплошной демобилизации породил недовольство среди самой преданной и сознательной категории советских граждан, в самом офицерском корпусе. Зачастую многих офицеров увольняли даже без пенсий, при этом трудоустроиться самостоятельно они так и не смогли.
На этом фоне и проецируем судьбы членов нашей семьи. Наш зять, который прослужил после окончания военного училища в 1950 году на Камчатке больше положенных трех лет, наконец-то, добился перевода на Украину, в часть, дислоцированную в г. Новоград-Волынский Житомирской области. Прослужив там не более года, он попал под хрущёвское сокращение, и был демобилизован в 1955 году.
Было ему уже почти 28 лет, в семье, к тому же, имелось пополнение – родился сын, а у зятя не было гражданской специальности (с 1944 по 1955годы его жизнь была связана с армией: артиллерийские спецшкола и училище, затем армейская служба, – он просто не имел возможности получить её). жена же – с зарплатой контролёра сберкассы. Что и говорить: положение не из завидных.
Трудоустройство протекало болезненно. Устроиться на работу туда, куда он хотел (по складу своего характера ему нравилось заниматься кропотливой работой), на полиграфический комбинат, в цех офсетной печати, ему не удалось. Пришлось пойти слесарем на завод «Торгмаш» и поступить учиться на вечернее отделение машиностроительного техникума.
Так что когда я смог выбраться на сутки в Киев, чтобы посмотреть на своего племянника – ведь я уже стал дядей! – в отчем доме я застал до боли знакомую картину: четыре человека, не считая младенца, на 25 кв.м!
Конец отступления, возвращаемся к теме.
После окончания первого курса нам предстояла практика по геодезии: для инженера-путейца умение пользоваться геодезическими инструментами, как-то: нивелиром, теодолитом, буссолью и другими приборами является насущной потребностью.
Практика была организована блестяще. В селе Чёнки, в излучине р. Сож. в трех километрах к югу от Гомеля, был разбит палаточный лагерь для студентов строительного факультета.
Пересеченная местность, наличие легко преодолеваемой водной преграды, удаленные от оживленных дорог обширные пространства лесостепи – это всё представляло собой идеальные условия для разбивки полигонов для работы со всеми видами геодезического инструментария.
Разделённые на бригады – три парня и две девушки в бригаде – мы начинали полевую работу в 8 часов утра и кончали её до обеда, а затем занимались «камералкой», т.е. обработкой полученных измерений.
В 17 часов наступало личное время – до отбоя. Вечера мы обычно проводили в доме отдыха «Чёнки», где были танцевальные вечера и концерты. Так что и досуг был нормальный.
Иногда я ходил на расположенную невдалеке лесную пристань, где можно было подзаработать на разгрузке брёвен с барж. Правда, этот вид халтуры был далеко не регулярный, да и прекратился он для меня очень быстро: бревном придавило ногу, и несколько дней я хромал.
Затем мы по-бригадно сдавали нашим преподавателям выполненные задания по геодезии: полигоны с теодолитными ходами и буссольную съёмку, т.е.- поясню – измерение горизонтальных углов между магнитным меридианом и направлением на данный предмет.
В общем и целом, практика прошла нормально, и в начале августа я приехал в Киев на летние каникулы.
По идее эта глава должна называться, «Как я провел лето». Если выразиться более точно, как я провел неполный летний месяц, т.к. у меня было намерение съездить на недельку в Москву, в которой я ещё не был ни разу. С этой целью я выписал себе билет по маршруту Гомель-Москва.
Дело в том, что студенты транспортных вузов, как и все другие, имеющие отношение к железнодорожному ведомству, имели право один раз в год на бесплатный проезд до любой ж.д. станции страны, но точкой отправления в дорогу обязательно должно было быть место работы или учебы. Поэтому поехать в Москву по этому бесплатному билету я мог только из Гомеля.
Свой отдых я провел в компании школьных друзей: не все из них поступили в институт в прошлом году, так что для опасающихся быть призванным в армию в этом году последний шанс избежать этого, было стать студентом, и они его использовали по полной программе – неудачников не было.
Однажды, прогуливаясь вечером по ул. Ленина, мы зашли в клуб РАБИС – клуб работников искусства, – знающие люди утверждали, что там, якобы, неплохой буфет. Не успели мы осмотреться, как вдруг кто-то меня окликнул. Обернувшись, я увидел своих спутников по освоению днепровских окрестностей из секции гребли «Юный динамовец» летом 1953 года. Это были братья-погодки, младше меня по возрасту. Они продолжали посещать секцию, но переквалифицировались в байдарочников-одиночников. И вот, старший из них, на недавних соревнованиях на первенство республиканского Совета общества «Динамо» завоевал первое место в возрастной категории юниоров. Иными словами, стал чемпионом республики в своей категории, и это событие ребята и отмечали. Мы тоже поздравили новоиспеченного чемпиона и выпили за его дальнейшие успехи.
Время отдыха летело быстро, да и задерживаться слишком долго в перенаселенном домашнем очаге особенного желания не было.
Поэтому я намеревался: числа двадцатого августа выехать в Гомель, оттуда в Москву, а из Москвы уже, не возвращаясь в Киев, прибыть в Гомель к началу занятий. Таковы были планы.
Но жизнь, уже в который раз, внесла свои поправки: надо было решать квартирный вопрос.
Квартирная хозяйка с ул. Первой Конармии, сообщила ещё до начала каникул, что сдавать в аренду комнату с нового учебного года она не будет, потому что комната нужна для её сына, окончившего срочную службу на флоте. Её сын действительно весной вернулся с Балтфлота домой, и несмотря на солидную разницу в возрасте – около пяти лет – я с ним подружился: он ввел меня в круг своих знакомых.
Ну, а в повестке дня поэтому стоял вопрос поиска пристанища еще на один год: возможность получения общежития откладывалась ввиду задержки в окончании его строительства.
Мой прежний сотоварищ по аренде комнаты…Это сложный вопрос.
Бывает так, что внешне нет причин для наличия такого чувства, как неприязнь. С какой стороны не посмотришь, все как будто нормально, а вот душа не лежит, не смотрит в ту сторону.
Ну, прямо на уровне подсознания: больше, чем на обычные ровные отношения, не тянет. Это, конечно, тоже многого стоит, но недостаточно для того, чтобы сознательно по своей воле стремиться продлевать статус кво.
…Приехав в Гомель, я остановился у одного из однокашников, местных жителей, по группе и начал поиски нового жилья. Поиски затянулись, поэтому о поездке в Москву уже нечего было и думать, тем более что в преддверии первого сентября вся сеть железных дорог страны, переживала свой ежегодный коллапс.
Комнату я нашёл на соседней, Рогачевской улице. Хозяин, поездной кондуктор, неделями был в рейсах, сопровождая товарные поезда, поэтому всем хозяйством заправляла его жена. Эта «сладкая парочка», представители титульной нации, выглядела внешне очень живописно: женщина была на целую голову выше и раза в полтора шире мужчины. Несмотря на такую разницу в габаритах, муж, вернувшись из поездок, частенько поколачивал свою половинку.
Но главное, что меня интересовало, это уже проживающий в комнате, где я был намерен поселиться, квартирант: парень, отслуживший срочную во флоте, учился на втором курсе речного техникума, лет на 5-6 старше меня и, что немаловажно, обладатель библейского имени Давид, уроженец Речицы, одного из райцентров Гомельской области, там же проживали его родители и многочисленная родня.
Не успев начаться, занятия в институте, как и предполагалось, на основании опыта прошлого года, завершились очередной картофельной кампанией. Ничего нового уже для нас в этой «битве за корнеплоды» не было, все настолько стало рутиной, что и вспомнить нечего, разве что о двух эпизодах.
Я уже настолько втянулся в ежедневные утренние пробежки, что решил не прекращать их и на этих сельхозработах. Встав утром пораньше, я легкой трусцой побежал за околицу, и там был остановлен идущим в село мужиком градом вопросов: «Что случилось? Куда ты бежишь? Почему?»
Ну, не стану же я ему на ходу объяснять о пользе бега трусцою, о джоггерах. Махнул рукой: «Просто так. Нравится…» и побежал дальше. Пробежав метров сто, оглянулся: мужик стоял на том же месте, смотрел мне вслед и сокрушенно качал головой. Такие, брат, дела.
А память… О, эта загадочная субстанция, память… Она всегда, кстати и некстати, подбрасывает не всегда уместные ассоциации. Так и сейчас: из концовки «Мёртвых душ»: «Остановился пораженный божьим чудом созерцатель…» Ладно, бог с ним!
И еще один эпизод. В том же селе на уборке картофеля работала ещё одна группа наших студентов, с первого курса факультета ПГС – промышленного и гражданского строительства. Мы-то уже были второкурсники, и относились к ним снисходительно, как и подобает относиться к младшим.
Но в одном мы им завидовали, но это была зависть белая.
Был у них в группе парень, фамилию помню точно: Мильто, вот имя, кажется, Виктор, но не ручаюсь. То, что он играл на гитаре, это далеко не уникальный случай, и голос имел неплохой, баритон, это тоже не редкость. Но он сочинял песни, и текст и музыку к ним, и, разумеется, сам же их исполнял. Словом, был он, если пользоваться современным лексиконом, бардом. Песни его были, так сказать, бытового характера, иногда немного приблатнённые, но, в основном, лирические, берущие за душу.
И представьте себе картину: сельский вечер, по улице, ведущей за околицу, движется группа парней и девчат, числом не менее дюжины, во главе с их бардом, и хором, но с явно заранее отрепетированным исполнением, поют эти удивительные песни. Мне эта процессия напоминала описанную в песне первых послевоенных лет ситуацию, когда в село на побывку с родными приехало сразу четыре флотских парня. И слова помню ещё с тех давних пор:
Как сойдутся все четыре,
Да с гармошкою пройдут,
За собою на буксире
Всю околицу ведут.
Вот также на буксире вел «всю околицу» и Витя Мильто. Не знаю, как сложилась его карьера в качестве инженера-строителя, но рассказ о нем как о барде я, слышал по радиостанции «Юность» дважды: в 60-е годы, о нём, живущем в Целинограде, и позднее, спустя лет 10, – он уже обосновался в подмосковной столице космонавтов – Зеленограде (Королёве).
Сельхозработы завершились, и мы вернулись к нашей основной работе в качестве студентов.
Я и Давид подружились, несмотря на разницу в возрасте, вместе ходили на вечера в различные клубы и на грузовой двор товарной станции с целью подзаработать, в общем, жили душа в душу.
Но однажды случилось ЧП, т.е. чрезвычайное происшествие, которое положило конец нашим приятельским отношениям.
Как-то придя вечером домой, я увидел у нас в комнате незнакомого человека, которого Давид, представив мне как своего старшего двоюродного брата, поинтересовался, нет ли у меня возражений, если его брат проживет у нас пару дней. Я, естественно, отреагировал положительно.
Утром, а это была суббота, мы, как всегда, разбежались на учебу, брат же Давида остался на хозяйстве. Вечером, придя с занятий, я оторопел. Брата Давида не было, но не было и моего единственного костюма и модного в те времена плаща «Болонья», подарков родителей по случаю успешного окончания первого курса.
Факт исчезновения вещей был обнаружен сразу: в нашей комнате не было платяного шкафа и вещи, обернутые в газету, висели на деревянных вешалках прямо на стене. Я бросился к хозяйке с целью выяснить что-нибудь. Она очень спокойно объяснила, что еще в полдень брат Давида, облаченный в мой костюм и плащ, ушел из дома…
Дождавшись возвращения Давида, я выразил свое возмущение тем фактом, что мои вещи без разрешения используют чужие люди и пообещал по возвращению брата Давида устроить ему головомойку. Давид разделил моё возмущение, и мы стали ждать «возвращения блудного брата в отчий дом». Прождав безуспешно до полуночи (даже пришлось процитировать Лизу из оперы «Пиковая дама»: «Уж полночь близится, а Германна всё нет…»), я сказал, что иду в милицию, а нужно заметить, что на первом курсе я был членом БСМ, бригады содействия милиции – имела место одно время такая мода, которая позднее выродилась в создание народных дружин – писать заявление о краже, и, естественно, предложил Давиду идти со мной, чтобы указать реквизиты его брата. А нужно заметить, что Давид в ожидании возвращения родича нервничал больше меня, что немного удивляло.
Развязка наступила во время сборов в милицию, когда Давид огорошил меня неожиданной информацией: возвращения брата ждать не следует, он, как видно, скрылся бесследно, потому что находится в бегах, покинув место заключения, где он отбывал наказание за совершенное преступление.
Я тем более настоял на посещении милиции, где мы выполнили все формальности (Давид, правда, не сказал, что он знал о побеге братца из мест заключения), и получили обещание «как только» поймают вора, «так сразу» и вернут вещи.
А следует принять во внимание, что, подобно артисту Шмаге, персонажу из пьесы А.Н. Островского «Без вины виноватые», утверждавшему при каждом удобном случае, что «весь его гардероб всегда на нем», мой гардероб был тоже весьма скромным: матросские брюки клеш (весь шик был в том, чтобы низ брюк был достаточно широк для сокрытия от взора носков ботинок) и рубашки с разного цвета вЕрхом и низом, называемой «бобочкой».
Не уверен, уместно ли здесь вспоминать, что мода на узкие брюки только – только начиналась, и до её триумфального шествия было очень далеко. Обладателями узких брюк были т.н. стиляги, с которыми общественность при явном покровительстве властей вела довольно жесткую, если не жестокую борьбу. Жестокость проявлялась в том, что патрули БСМ, повстречав на улице свою жертву в образе стиляги, распарывали по шву половину одной из штанин обладателя узких брюк.
Вообще, это очень интересное противостояние: широкие клёши и узкие брюки. Вся Европа уже признала приоритет узких брюк, но Союз, особенно его провинция, оставались приверженцами своих консервативных вкусов.
