ЗАМЕТКИ ПО ЕВРЕЙСКОЙ ИСТОРИИ

Когда пришло время сдавать экзамен, знания были весьма посредственными и вероятность провала весьма высокая. Когда я подошёл к столу за билетом, зав кафедрой широко улыбнулся и сказал: «Кабзон. Давай зачётку. Ты отлично поешь в хоре и наверняка знаешь все не хуже, чем поешь». Так я получил пятёрку.

Лев Кабзон

МАТФАК

Редко рождаются такие счастливчики, как я. Точно не помню, но вполне вероятно, я начал учить с первого вздоха и, будучи впервые поднесенным к материнской груди, учил маму, как правильно меня кормить. Не было большего удовольствия, чем подкравшись сзади к первокласснику Женьке, живущему в подвальном этаже, посмотреть, какую задачу он решает и дать ему правильный ответ. (Я ещё только готовился к тому, что бы переступить порог школы). Да и в школе все одноклассники, которым плохо давалась математика, обращались ко мне за помощью и всегда её получали. Короче говоря, я стремился стать учителем математики и в 1963 году, окончив школу, на следующий же день подал документы на МАТФАК в МГПИ, в те времена лучший в СССР факультет, готовивший учителей математики. За плечами была Вторая Школа И на вступительном экзамене по математике (устном и письменном), получил 10 баллов, по физике 4. Ужасно боялся провалиться на экзамене по английскому, но не знаю почему, получил 4. Видимо потому, что смог выжать из себя четыре слова. Май нэйм из Лёва. Тройки получали те, кто от волнения забывал свое имя и поэтому у них было только три слова. Ну а пятёрку получали наглецы, которые называли не только имя ,но и отчество. За сочинение получил трояк, но всего этого хватило для поступления.

УРРРААА!!!!  Я СТУДЕНТ.

Начало

Первое сентября 1963 года. День, с которого начинается отсчёт той части жизни, которая длится до сих пор. И начался этот день в актовом зале матфака МГПИ. У матфака было собственное здание, которое находилось точно посередине между станциями Метро Комсомольская и Красносельская. В Давыдовском переулке расположились типичное школьное здание, где в ближайшие 5 лет должно было свершится превращение из студента в Учителя.

Итак, мы, уже не абитуриенты, но ещё и не студенты, сидим в актовом зале. На сцене преподаватели, декан, который знакомит нас с ними. Все идёт как обычно и вдруг сцена освобождается и мы слышим громкий голос, который говорит. ИДЁМ. С другой стороны сцены доносится ответ хора голосов. Идём, идём, идём. И на сцене появляется группа из 9 юношей и одной девушки, которые маршируют и поют

Мы на сцену все выходим дружно.
Время смеху прогреметь
А может это вовсе и не нужно
И лучше в зале нам сидеть,
На вас смотреть.

И начинается действие. Нас знакомят с самой главной достопримечательностью – Капустником матфака. Мне много пришлось повидать в жизни и самодеятельных и профессиональных представлений, которые могут быть причислены  к этому жанру, но ни одно из них не может сравниться с тем, что было на сцене в этот день. Этот капустник стал частью  жизни и трудно переоценить то значение, которое он имел в моей работе. Однажды капустник помог мне с честью выйти из очень сложной ситуации победителем. Это было творение молодых, раскрепощенных математиков, обладавших непревзойденным чувством юмора. И, хотя шутки иногда были очень острыми, они всегда хорошо воспринимались всеми  зрителями.

После Капустника ещё один сюрприз. Хор юношей. Это сокровище не имело цены и было визитной карточкой нашего факультета. Ещё перед началом вступительных экзаменов я был предупреждён, что  в случае поступления буду петь в хоре. Так оно и вышло. Я не мог правильно воспроизвести ни одной ноты, поэтому в солисты не годился. Но честно пытался петь так, чтобы не фальшивить.

У нас был по настоящему талантливый дирижер, который действительно чему-то нас научил. Но во время выступлений на конкурсах он приводил несколько профессионалов. Поэтому хор назывался хором студентов и аспирантов и был вне конкуренции.

После выступления хора нам торжественно объявили, что через день мы все едем на картошку. Приобщение к науке отодвигалось на месяц. Предложение выглядело привлекательным и даже романтичным и 3 сентября мы на грузовиках с лавочками, с песнями, флагами и припрятанными изделиями из цэдваашпятьоаш весело отправились на трудовой подвиг.

Картошка

Вся романтика закончилась, как только нас привезли на место. Старый, полуразрушенный пионерский лагерь, в грязных палатах которого стояли ржавые кровати с какими-то старыми матрасами. Не помню, было ли белье, но спали одетыми, так как было прохладно (сентябрь на дворе). Удобства, естественно на улице. Для умывания несколько раковин с кранами, из которых текла только холодная вода. Ближайший населённый пункт километрах в двух. Магазин там иногда работал. Кормили нас в подобии столовой, до которой везли на грузовиках. Но так как столовая не вмещала всех, то ели в две смены. Чем кормили, не помню. Но о качестве можно судить по следующему случаю. Однажды утром первая смена вернулась очень довольной. Мы спросили, чем их кормили. Ответ был неожиданным. Пирожными и кофе. Вторая смена немедленно оказалась в грузовиках и через 10 минут была в столовой. Завтрак действительно оказался царским. Свежайший ржаной хлеб с парным молоком. Пирожные отдыхают. Со спиртным дела оказались тоже неважными. В деревне можно было купить самогон, но такой, что по сравнению с ним тройной одеколон казался коньяком. Но народ не унывал. Завязывались дружеские отношения. Мы узнавали все больше и больше друг о друге, прекрасно видели, кто чего стоит и даже возникло несколько пар. Правда, они оказались недолговечными. Приехали каждый сам по себе, уезжали монолитом.

Ну и конечно, несколько слов о работе. Картошка – это только название. На самом деле картофель собирали не больше двух раз. И это был праздник. Легко было собирать, следуя за комбайном и поднимать плоды с земли. А вот полоть бесконечные грядки с морковью, собирать свёклу или лук – этого было достаточно. Но нам каждый день приписывали трудодни и уезжали мы с небольшим количеством денег и мешком картофеля. Не так и плохо.

И еще одно наблюдение.

Когда городские приезжают в деревню, всегда возникают недоразумения с местной молодёжью. Опыт у меня здесь имелся. Правда тогда, видимо спьяну, деревенские не поняли, что имеют дело со сборной юниоров общества «Динамо» по классической борьбе и были за это наказаны.

В этот раз не было ничего подобного. Все объяснялось очень просто. В соседних деревнях не было молодёжи. Кому принадлежали бесконечные поля, на которых мы работали, так и осталось загадкой.

Главное, что мы увезли с этих полей, была наша дружба. И именно там я нашёл своего настоящего друга, о котором можно написать очень много и с которым мы вместе шли по жизни, деля наши радости и трудности. Он очень рано, в расцвете своих сил, ушёл из жизни. Вечная ему память.

Начинаем учиться

Наконец то наступает тот долгожданный день, когда мы начинаем делать то, ради чего оказались именно здесь. Начинаем учиться. Система обычная для высшей школы, но непривычная для тех, кто только что окончил школу. Речь идёт о лекционно-семинарском методе. Ученики, привыкшие к прессу постоянного контроля за их знаниями, вдруг начинают понимать, что здесь его не существует. А если и существует, то в очень небольшом количестве, не оказывающим никакого влияния на оценку знаний. И это оказалось испытанием, которое некоторые не выдержали. Казалось, что в любой момент можно сесть за книжки и все выучить. А когда накануне экзаменов этот момент настал, оказалось, что все гораздо сложнее. В результате, после первой сессии, наша группа потеряла четырёх человек, причём двое из них, которые в дальнейшем создали семью, были очень способными. Лично для меня здесь не было никаких сомнений. Высокая мотивация и навыки, полученные во Второй Школе, сделали свое дело. С самого начала мы с моим другом Сашей Д. образовали тандем, прорабатывая каждую лекцию и готовясь к каждому семинару. Результат – каждый из нас сдал три экзамена в первую сессию на оценку 5. И только после этого почувствовали себя настоящими студентами. А сдавали мы тех трёх китов, на которых держится весь курс математики. Матанализ, линейная алгебра и аналитическая геометрия. Кстати, традиция сдавать экзамены по математике на 5 баллов продержалась у нас довольно долго. До конца третьего курса.

Пришло время рассказать о тех, кто начал вводить нас в этот чудесный и уже немного приоткрытый мир математики.

Лекции по математическому анализу читал доцент Гиленко Н. Я. Нельзя сказать, что это был выдающимся ученый, но предмет свой знал прекрасно и, что не менее важно, был отличным преподавателем. Ведь здесь готовили учителей, и каждый преподаватель, помимо знаний, демонстрировал свое умение эти знания преподнести. Как будто это было вчера, я слышу его спокойный голос, который неторопливо, очень основательно и точно ведёт нас к новым высотам. С одной стороны нет ярко выраженных эмоций, а с другой наступает миг полной ясности и понимания безупречной логики, что, естественно, не может не иметь эмоционального выхода.

Семинары по этому предмету вела замечательная женщина, старший преподаватель, кандидат наук Веретенникова Е. Ф. Она очень хорошо понимала, что перед ней сидят ещё не настоящие студенты, и умело совершала в наших душах переворот. Качество преподавания было очень высоким.

Линейную алгебру вёл у нас загадочный и недосягаемый Лемлейн Владимир Германович. На вид ему было около 40 лет. Всегда в безупречном костюме, каждый раз с новым галстуком, он проходил мимо так, как будто не шёл, а парил над нами с каменным  лицом без единой эмоции. Подходил к доске и не оборачиваясь, будучи абсолютно уверенным, что все готовы внимать, начинал лекцию. Я в своей жизни повидал немало лекций, сам неплохо владел этим искусством, но даже самые выдающиеся лекторы не могли соперничать с ним в этом деле. И за все время я только один раз видел его улыбку. Он чуть-чуть вышел из своей маски, когда на лекции произошло что то невероятное. Лемлейн сделал ошибку. Её заметил один из студентов. Вернее не один, а несколько, но только один осмелился об этом сказать. Лектор остановился, улыбнулся этому студенту и сказал: «Как жаль, что эту ошибку увидел только один студент. Я сделал её для того, чтобы проверить, насколько внимательно вы меня слушаете». Ответ был принят с восторгом. Лекция продолжилась как ни в чем не бывало. Излишне говорить, сколько раз я пользовался этим в своей практике. Нормальный человек всегда может ошибиться в каких-нибудь второстепенных деталях, и тогда ответ Лемлейна звучит очень правдоподобно.

Семинары по этому предмету вела его аспирантка, очень красивая и умная девушка, которая пыталась во всём подражать своему патрону. У неё это здорово получалось. Когда после ответа  на устном экзамене, Владимир Германович вручил мне зачётку с оценкой пять, ликованию не было предела. И просто не могу не рассказать здесь одну историю, которая произошла через 60 лет после описанных событий. Мне позвонила студентка и спросила, даю ли я частные уроки. Когда узнала, что да, мы сговорились о цене и она приехала на следующий день. За её спиной был довольно внушительный рюкзак, из которого Юля достала 5 больших книжек, написанных простым еврейским языком под общим названием «Линейная алгебра». Для меня это было совершенно неожиданно. Обычно речь шла о началах анализа. Я не занимался линейной алгеброй по серьёзному ни разу с того момента, что сдал её. Захотелось сразу отказаться, но внутренний голос говорил, что попробовать надо. Я его послушался и процесс пошёл. На первом занятии просто вспоминали способы решения систем линейных уравнений. Следующее занятие должно было состояться через несколько дней и предполагалось, что к этому времени я смогу начать с ней работу над задачниками. С обреченным видом я открыл первую из книг и за текстом, написанное на иврите увидел то, с чем не имел дело 60 лет, но ничего незнакомого не обнаружил. Просто оказался на лекции, где вводилось понятие линейного оператора.  Все пошло легко и через пару дней я мог уже совершенно свободно работать по тем пособиям, которые весили все вместе не менее 10 кг. Вот так нас учили. Спасибо им большое.

Ну а третьим китом, которого звали «Аналитическая геометрия», руководила Наталья Локтанова, кандидат наук, доцент кафедры геометрии. Крупная женщина с громким голосом и большой любовью к своим студентам. Она вела и семинары и лекции. Полученные у неё знания неоднократно помогали мне в работе.

Она любила нас. Мы отвечали взаимностью. Она учила нас. Мы старались оправдать её усилия. Все вместе мы олицетворяли каким должен быть контакт ученика и учителя.

Мой первый репетиторский опыт

 После успешной сдачи первой сессии решил, что хватит заниматься только  альтруизмом, помогая всем и всегда. Пора уже  давать частные уроки за деньги, то есть заниматься репетиторством. Мой первый платный ученик был старше меня лет на 15, имел семью и был директором овощного магазина. Во время очередной проверки, выяснилось, что его образование недостаточно для того, чтобы занимать эту должность. Он был вынужден поступить учиться в какой-то заочный вуз. И вот эта дорожка привела его ко мне. Увидев материал, по которому он должен был сдавать экзамен, я пришёл в полный восторг. Последовательности, пределы, функции. Я плавал в их волнах с огромным наслаждением и готов был разделить его со своим новым учеником. Определение предела последовательности по Коши – это же круче, чем Бетховен. И я начал играть перед ним эту симфонию. Но, посмотрев ему в лицо, понял, что он слышит только какофонию непонятных звуков. Открыв тетрадь, мой директор показал пять задач и сказал, что через месяц он должен знать их решение наизусть. Я был разочарован. На решение этих задач у меня уйдёт минут 20. А что потом? И я начал. И понял, что такое репетиторство и чем оно отличается от учительства. Репетитор должен делать то, что от него ждут без всяких импровизаций, эмоций и тому подобного. Сказано пять задач наизусть, вот и делай. Скажут, сделай так, чтобы ребёнок полюбил твой предмет, значит влюбляй. А не справишься, будут искать другого репетитора.

Для того, чтобы мой ученик выучил решение задач наизусть, не понимая ни одного слова, понадобился месяц серьёзных занятий. Он сдал экзамен, получил нужную бумажку, а я получил в качестве бонуса ящик отборных мандаринов. Больше мы с ним никогда не встречались. Знаю только, что этот человек добьётся того, что считает нужным добиться.

Итак, впереди ещё четыре с половиной года учебы. Множество самых разнообразных событий. Множество интереснейших людей, которые оставили глубокий след в жизни. Писать обо всем этом долго и, возможно, скучно. Поэтому попробую дать своеобразный обзор тех сторон нашей жизни, которые кажутся мне наиболее интересными. Начну с изучения политических дисциплин, которые занимали значительное место в подготовке будущих учителей средней школы. Мы традиционно начали с изучения курса История Партии. Съезды, большевики, меньшевики. Все было бы ничего, если бы не обязательное требование иметь конспекты работ Ленина. Они были пропуском на семинары, зачёты, экзамены. И тут меня заело. Когда я брал в руки томик вождя, у меня начинался приступ тошноты. Я ничего не понимал в этих текстах, так как ещё не дорос до их восприятия  и не мог выбрать самое главное, что и должно было войти в конспект. Ситуация почти безвыходная. Но выход нашёлся. Мой друг Саша сам не писал, но нашёл, где можно списать. А я списывал у него. Почерк у Саши был ужасным и я писал только те слова, которые можно было прочитать. То есть, я делал конспект конспекта. Когда попробовал прочитать написанное, пришёл в ужас. Жуткий набор слов. Но тетрадь с моими конспектами уже лежала в стопке таких же творений. Стопка уносилась и возвращалась обратно в конце семинара. С подписью преподавателя. Понимая, что сейчас я узнаю приговор и буду с позором отчислен из института за политическую безграмотность, открываю тетрадь и вижу подпись. Урррааа.

Уверен, что никто никогда не читал той ереси, которая там была написана.

Когда пришло время сдавать экзамен, знания были весьма посредственными и вероятность провала весьма высокая. Когда я подошёл к столу за билетом, зав кафедрой широко улыбнулся и сказал: «Кабзон. Давай зачётку. Ты отлично поешь в хоре и наверняка знаешь все не хуже, чем поешь». Так я получил пятёрку.

Итак, став знатоком истории партии, с не меньшим энтузиазмом приступил к изучению следующих предметов этого цикла. Их было немало. Три источника и три составные части марксизма вызвали к жизни политическую экономику капитализма и социализма, диалектический и исторический материализм. И как апогей – Научный Коммунизм. Заодно сюда шли Научный атеизм, Педагогика, насквозь пропитанная цитатами из классиков марксизма ленинизма, Психология и прочая и прочая и прочая. Воспоминания об изучении этих предметов осталось самое смутное. Как то выкручивался, не изучая. Не сдать экзамен по этим предметам было невозможно. Если студент был совсем плох ему задавали вопрос типа «Как звали отца Владимира Ильича Ленина?»… Были и исключения. Например, курс диалектического материализма читал приглашённый лектор. Попав раз к нему на лекцию, я резко изменил мнение об этом предмете. Он умел увлечь и заставить думать. Это единственный экзамен из ОПН, к которому я готовился, и мне хотелось сдать его хорошо. Лектор задержался примерно на полчаса и одет был так, как будто собирался в дальний поход. Усадив нас в аудитории, задал вопрос: «Кому достаточно получить тройку?». Немедленно откликнулись несколько человек. Получив свою тройку, они радостно покинули аудиторию. Кому достаточно четвёрки, последовал следующий вопрос. Многие пожелали получить четвёрки. Осталось пять человек. Я был среди них. Взяв наши зачетки он поставил нам пятёрки. Экзамен был проведён за 10 минут и я уверен, что оценки, полученные на нем, абсолютно объективные.

Рассказывать о экзамене и ничего не сказать о шпаргалках невозможно. Ведь одним из самых больших грехов в школе считается списывание. Но ведь списывание списыванию рознь. Например, ученик пользуется шпаргалкой, которая сделана им самим. Я никогда не считал это грехом. Наоборот. Шпаргалка, сделанная своими руками, полезная и нужная вещь. Я всегда относился с уважением к этому виду творчества На матфаке отношение к шпаргапке было примерно таким же. У меня самого не было терпения их делать. А ведь были предметы, при сдаче которых шпаргалках была необходима. Но тут мне повезло. У меня был замечательный друг, который, к сожалению, очень рано ушёл из жизни. Так вот он делал их виртуозно и умел так положить за подкладку пиджака, что моментально нащупывал нужную и вытаскивал её. Мы всегда сдавали экзамены вместе. Он вытаскивал свою, потом мою и мы дружненько получали либо зачёт, либо высокий балл. Конечно, я был не только нахлебником. Мы просто делали друг для друга все, что могли. Только один раз у нас не получилось. Когда сдавали психологию на первом курсе. Я обожал учиться, но не этому. Здесь почему то была стойкая неприязнь. Скорее всего из-за качества преподавания. Сашка заболел. И я пошёл на экзамен без всякой надежды на положительный результат. Вопрос был супер. Нервная система червя. Конечно каждое из этих слов было для меня знакомо, но соединить их в одном предложении было немыслимо. Но под мышкой, под пиджаком была спасительная зелёная, в твёрдом переплёте, страниц на 600 книга, где на одной из страниц эти слова были соединены. Путем сложных манипуляций эта книга была извлечена, открыта в нужном месте и даже прочитана. И даже вполне понятна. Я в радости потирал руки, но не очень ловко и книга с жутким грохотом свалилась на пол. Я поднял её под взглядом экзаменатора, вложил в стол и с обречённым видом пошёл отвечать. Сделал это бойко, без запинки. Он поставил мне хорошо и сказал, что снял один балл за небрежное отношение к книге. Всё он правильно понимал.

Не могу не рассказать ещё одну историю,  связанную с экзаменом по важному математическому предмету «Теории алгоритмов». Преподавал эту теорию декан нашего факультета, замечательный учёный, ученик академика Новикова, Щегольков Евгений Алексеевич.  Он старался казаться очень строгим, но у него это не очень хорошо получалось, так как был он добрым и отзывчивым человеком. Шёл июнь 1967 года. Месяц, богатый событиями. Во-первых, я делал свой первый настоящий выпуск. Это был класс, в который я попал в роли учителя математики за три месяца до окончания учебного года. До этого у них несколько месяцев не было постоянного учителя. За три месяца их нужно было  подготовить  к сдаче выпускного  экзамена. Вернее двух. Письменной алгебре и устной геометрии.

Кроме этого я продолжал учиться на четвёртом курсе матфака, на дневном отделении. Экзамены там были достаточно серьёзными.Я  легко сдал большинство зачетов и экзаменов досрочно. А вот с теорией алгоритмов не пошло. Лекции по этому предмету совпадали по времени с уроками, которые я давал в школе. Знал этот предмет весьма приблизительно. Знал, что там во всю разъезжает машина Тьюринга, а вот сесть за руль не было возможности. Так был увлечён работой, что совершенно выпустил из виду этот предмет и вспомнил о нем только тогда, когда узнал день экзамена. Он совпадал с днем проведения письменного экзамена по алгебре, на который я не мог не прийти. Кстати, именно в этот день началась Шестидневная война. Пришлось писать заявление о продлении сессии. Мне назначили экзамен на 26 июня. А выпускной вечер в те годы проводился 25 июня. То есть я должен был идти на экзамен с выпускного вечера, который кончается только утром. Ну, а не пойти на этот вечер было совершенно невозможно. Ведь он Первый. Мне удалось поспать пару часов и ровно в 9 часов утра, несколько помятый, но уже приходящий в норму, я был в кабинете грозного декана. Он усадил меня за стол и сказал, что сейчас очень занят. Как только я подготовлюсь к ответу, я должен буду его найти и сдать экзамен. Время не оговаривалось. Сначала я хотел сразу сказать, что не готов и оставить хвост на лето. Но потом взял себя в руки, а заодно взял в те же руки учебник, написанный нашим уважаемым деканом, и начал изучать правила вождения машины Тьюринга. Через пару часов, не могу сказать, что стал ассом, но в главном разобрался и честно получил оценку «хорошо». Вот так тоже бывает.

Когда пишутся воспоминания, всегда хочется вспомнить что-то самое интересное и значимое и сделать это таким образом, что бы читатель оказался внутри описываемых событий и почувствовал желание в них участвовать. И когда речь идёт о матфаке, могу сказать, что мы не просто учились там, мы жили его жизнью. Нам давали превосходное математическое образование. Нас очень неплохо готовили к профессиональной деятельности. Великолепно разработанные курсы элементарной математики давали богатый материал для дальнейшего его применения в работе. Конечно, такие предметы, как Общая методика или Психология воспринимались с трудом, так как, на мой взгляд, эти предметы надо преподавать на очень высоком уровне и перед подготовленной к восприятию аудиторией. Если подвести итоги нашего общественно политического образования, то, к чести матфака, из нас не делали зомбированных строителей коммунизма. На кафедре работали достаточно умные люди, которые добросовестно относились к своей работе, и иногда у нас возникали интересные дискуссии. Это было время развенчания культа личности, затем волюнтаризма. Время относительной свободы и закручивания гаек.

Время преследования и время, когда лучшие люди страны могли ещё ставить подписи под обращением о помиловании Синявскооо и Даниэля. Не могу сказать, что среди нас были диссиденты или ярые защитники существующий власти. Мы, в основном, ничему не верили и занимались строительством своей жизни. А она кипела. Матфак не терял своей притягательную силы. Капустник развивался и становился все смешнее и острее. А какие мы устраивали вечера, на которых поздравляли наших девочек с весенним праздником. Кстати, это тоже помогло в последующей работе. Ведь специфика работы учителя заключается в том, что коллектив, его окружающий, в основном состоит из женщин. А их надо всех поздравить с 8 марта. Вот здесь и пригодилось то, что делали в институте.

Должен сказать, что наши девочки не имели привычку искать себе пару в родном институте. Мы просто хорошо дружили, а женихи брались из МИСИ, МФТИ, МВТУ и и так далее.

Как ни странно, но мы очень любили ходить на демонстрации. Особенно на первомайскую. Погода отличная. Есть возможность и себя показать и на людей посмотреть. А потом собраться у кого нибудь на квартире и весело провести время.

Спасибо тебе МАТФАК и за то, что ты был в моей жизни и дал прекрасный старт для всего последующего.

Жаль только, что далеко не все твои выпускники пошли работать в школу. По моим сведения из нашей группы 24 человека только шесть стало учителями. Но зато какими  они стали учителями. Вот на этой ноте и закончу свои воспоминания.