ЗАМЕТКИ ПО ЕВРЕЙСКОЙ ИСТОРИИ

Национальный опрос еврейского населения, проведенный в 1990 г., выявил, что у многих евреев возникло серьезное сомнение. Опрос показал, что среди американских евреев, вступивших в брак в период с 1985 по 1990 год, 57 процентов браков были смешанными: евреи женятся на неевреях. Только в 5 процентах смешанных браков не еврейский партнер перешел в иудаизм. Отчет потряс общину, но спустя почти двадцать лет тенденция не ослабла.

Джонатан Сакс

БУДУЩЕЕ ВРЕМЯ. ЕВРЕИ, ИУДАИЗМ И ИЗРАИЛЬ В ДВАДЦАТЬ ПЕРВОМ ВЕКЕ

Перевод с английского Бориса Дынина

(продолжение. Начало в №1/2025 и сл.)

Завет коллективной ответственности

Книга Левит достигает кульминации в благословениях и проклятиях, связанных с послушанием или непослушанием Израиля условиям Завета. Благословения относительно кратки. Проклятия, напротив, изложены подробно и с устрашающей силой. Они ужасают. И по сей день, евреи произносят их тихим голосом, почти шепотом. Вот часть из них:

“Оставшимся из вас пошлю в сердца робость в земле врагов их, и шум колеблющегося листа погонит их, и побегут, как от меча, и падут, когда никто не преследует, и споткнутся друг на друга, как от меча, между тем как никто не преследует, и не будет у вас силы противостоять врагам вашим”. (Лев. 26:36-7)

Выделенная фраза стала основанием раввинской доктрины коллективной ответственности:

“Они будут спотыкаться друг о друга”, один из-за другого. Это учит нас, что все израильтяне отвечают друг за друга.[1]

Это единственный источник данного принципа в раввинской литературе. Впервые он появляется в Сифре, галахическом мидраше периода Мишны, и несколько раз цитируется в Вавилонском Талмуде. Однако это очень странное основание идеи взаимной ответственности всех евреев по трем причинам.

Во-первых, сам текст не имеет ничего общего с ответственностью. Слова “спотыкаясь друг о друга” не говорят о нации связанной взаимной ответственностью ее членов. Здесь говорится о панике. Торопясь спастись, люди падают друг на друга. Каждый заботится о своей безопасности, а не об общем благе. Что бы ни послужило основанием для раввинской интерпретации, она не заключена в очевидном смысле стиха.

Во-вторых, здесь речь идет не о нормальной жизни Израиля, но о днях его поражения и отчаяния. Нация находится на гране сокрушения своими врагами. Народ спасается, люди становятся беженцами. Нормальная жизнь лежит в руинах. Как может отрывок, в котором говорится об изгнании и бегстве, служить основой кодекса поведения?

В-третьих, нет необходимости искать подтверждения идее, что еврейский народ связан коллективной судьбой. Это общее место Библии, и на нем основано все видение истории Израиля. Всякий раз, когда Моисей говорит о благословениях и проклятиях, согласно Завету, он говорит о народе в целом, плавно переходя от единственного числа к множественному. Один стих может служить примером для многих:

“Если вы будете слушать заповеди Мои, которые заповедую вам сегодня,… то дам земле вашей дождь в свое время… и будешь есть и насыщаться… Берегитесь, чтобы не обольстилось сердце ваше.. и тогда вы скоро погибнете с доброй земли, которую Господь дает вам”. (Втор. 11:13-17)

На протяжении всей еврейской Библии звучит мысль, что когда Израиль вознаграждается, он вознаграждается коллективно. Когда он наказывается, он наказывается коллективно. Израиль переживает свою судьбу как народ. Иудаизм это коллективная вера, центральный опыт которой не частный, а общинный. Евреи молятся вместе. Они вместе скорбят. В День искупления они вместе исповедуются. Идея о том, что “весь Израиль ответственен друг за друга”, заложена в каждом слове иудаизма. Никаких доказательств не требуется, а если и требуется, то мудрецы должны были выбрать место в рассказе о заключении Завета на горе Синай, когда Израиль впервые стал нацией под суверенитетом Бога.

Таким образом загадка заключается в том, почему в мишнаитский период, между первым и третьим веками н.э., раввины связали принцип коллективной ответственности с одним из проклятий книги Левит? Из всех возможных источников он кажется наименее подходящим. Почему раввины не сослались на какой-либо другой текст из многих, утверждавших эту идею? Почему они выбрали стих, в котором говорится об Израиле в изгнании на земле его врагов? Только осознав полную неожиданность выбранного раввинами текста, мы сможем понять глубину кризиса, в который погрузилась еврейская жизнь в 1-м веке н. э. после разрушения Второго храма.

Легко думать, что коллективная ответственность это только религиозная идея, к тому же какая-то особенная. Далеко не очевидно, что если вы согрешили, то я должен нести часть вашей вины. Это ваш грех, а не мой; ваша ответственность, а не моя. Каждый из нас, безусловно, несет личную ответственность за свою жизнь, никто другой. Однако на самом деле эта идея не является ни странной, ни сложной для понимания. Быть гражданином государства или жителем района, значит быть причастным к определенной коллективной судьбе. Если мои соседи позволяют своему дому разрушаться, стоимость моего дома снижается. Если наши сограждане отступают от моральных норм, то возникающее беззаконие отражается на всех нас. То, что происходит со мной, лишь отчасти определяется моими поступками, но также определяется тем, что делают другие. По нашей воле или против нее, но на нас влияют те, кто нас окружает.

Мы неизбежно вовлечены в широкую сферу ответственности. Но это предполагает одно из двух условий: пространственную близость или общую политическую структуру. Пространственная близость связывает нас как соседей. Политическая структура связывает нас как сограждан. Вот почему практически на протяжении всего периода, о котором повествует еврейская Библия, коллективная ответственность евреев была самоочевидной и само собой разумеющейся. В этот период израильтяне были народом, живущим вместе в определенном пространстве, и внутри политической структуры под руководством судей или царей. Израильтяне были географически сконцентрированы и политически определены. Они были соседями и согражданами.

Разрушение Второго храма, потеря политической автономии и постепенное рассеяние евреев по разным землям стали огромным кризисом и угрозой самому существованию Израиля как нации. Внезапно возникла реальная возможность того, что еврейский народ перестанет быть народом. Он утратил свою политическую автономию и был рассеян. Такое уже случалось, во время Вавилонского изгнания, но тогда это длилось довольно короткое время, и евреи не теряли надежду на возвращение.

Масштабы поражения после разрушения Второго Храма и поражения восстания Бар-Кохбы ясно говорили о том, что на этот раз изгнание и потеря политической самостоятельности будут длительными. Перспективы будущего еврейского народа были, по любым реалистичным расчетам, туманными. Как евреи могли сохранить свою коллективную идентичность, узы общей принадлежности и ответственности, если они перестали быть соседями и согражданами? В каком смысле евреи все еще оставались нацией?

Только на этом фоне мы можем оценить пафос поиска раввинами доказательного текста. Перед ними не стоял вопрос: “Где в Библии находится концепция, согласно которой весь Израиль несет ответственность друг за друга?”. Все Пятикнижие предполагает это. Но так потому, что оно говорит об Израиле как о народе соседей и сограждан, живущих и действующих вместе, и чьи поступки, очевидно, влияют друг на друга. Перед мудрецами встал вопрос:

“Где найти подтверждение тому, что этот принцип по-прежнему действует, даже когда еврейский народ изгнан, рассеян и лишен власти, когда его больше не связывает географическая близость или принадлежность к одной политической структуре?”

В Пятикнижии есть только два отрывка, где говорится о подобном развитии событий, а именно два отрывка проклятий, в которых Израиль представлен побежденным и рассеянным по земле своих врагов.[2] Именно поэтому мудрецы выбрали текст: “Они будут спотыкаться друг о друга”, понимая его так: “Они будут спотыкаться из-за грехов друг друга”. Ведь именно этот текст, относящийся ко времени, когда евреи находились в изгнании, намекает на глубокую духовную истину: несмотря на то, что евреи были раздроблены политически и рассеяны географически, они все еще оставались единым народом. Даже в такое время они связаны заветом взаимной ответственности. Судьба и вера евреев неразделимы.

Именно так, из эпицентра трагедии, мудрецы спасли остатки надежды. Синайский Завет все еще оставался в силе. Еврейский народ все еще был связан его условиями. Поэтому они все еще были нацией, сформированной той ответственностью, которую они взяли на себя коллективно, сначала на Синае, затем на берегах Иордана в конце жизни Моисея, потом снова в последние дни Иисуса Навина, а затем в период правления израильских царей и во времена Эзры. Связанные с Богом, они были связаны друг с другом. Ни один другой народ никогда не определял себя подобным образом. Не имея всех обычных предпосылок государственности: территории, пространственной близости, суверенитета, евреи даже в изгнании оставались народом, скрепленным исключительно узами взаимной ответственности.

Именно в разгар этого кризиса Шимон бар Йохай начал свое учение о мистическом единстве еврейского народа: “Они подобны единому телу и единой душе. Если один из них ранен, все чувствуют боль”. Разделенные географически и политически, они едины духовно. И следует признать, что это видение спасло еврейский народ. Без него евреи в изгнании могли бы пойти каждый своим путем, и сегодня еврейского народа не было бы.

Завет судьбы существовал только потому, что евреи были связаны Заветом веры. В этом и заключается суть дела. В Израиле евреи были нацией в обычном смысле этого слова, связанной вместе, потому что они жили на одной земле, под одним правительством. В таких обстоятельствах общая судьба не требует ни особой веры, ни теологии, ни силы воображения. Однако за пределами Израиля только Завет веры поддерживает Завет судьбы. И только такая вера в долгосрочной перспективе будет держать евреев вместе в узах взаимной ответственности. И только она будет поддерживать привязанность евреев диаспоры к Израилю.

Это объясняет феномен, вызвавший у меня недоумение при первом столкновении с ним. Мой покойный отец считал, что евреи инстинктивно узнают друг друга. Так же считали почти все евреи его поколения. Однако когда я иду по лондонской улице в еврейском головном уборе и выгляжу безошибочно евреем, и мимо меня проходят светские израильтяне, я не замечаю никаких признаков признания. А почему они должны быть? Они — израильтяне, я — британец. Если все, что есть в идентичности это светская национальность, тогда между нами нет ничего общего.

Судьба или вера?

Артур Кестлер, писатель и интеллектуал, сторонник сионизма, в 1920-х годах провел время в кибуце и был свидетелем войны за независимость Израиля. После этого он вернулся в Великобританию, где и провел остаток жизни. В 1949 году он опубликовал свой рассказ о рождении Израиля “Обещание и исполнение”. По его мнению, с созданием государства евреи везде стали перед выбором: либо они должны жить в Израиле и быть членами нормального национального государства, либо жить в диаспоре, ассимилироваться и перестать быть евреями. Третьей альтернативы, по его мнению, не существовало. “Миссия странствующего еврея завершена”.[3] По сути, таким было мнение многих евреев, как в Израиле, так и за его пределами. Многие израильтяне верят в шелилат ха-гола — мнение, что еврейская жизнь невозможна нигде, кроме Израиля. Но некоторые религиозные евреи считают, что Израиль, светское государство, не имеет ничего общего с иудаизмом.

Мое собственное мнение, как я объясняю в других главах книги, заключается в том, что Израиль и иудаизм по сути своей связаны, причем не на уровне политики или интересов, или любой другой светской категории, а на самом глубоком уровне еврейской идентичности. Израиль является единственным местом в мире, где евреи могут создать общество, и это религиозная задача, несмотря на то, что Израиль есть светское государство. Но иудаизм есть религия, которую, как учил сначала Иезекииль, а затем наши мудрецы, можно исповедовать где угодно, сосредоточившись на синагоге как институте и на коллективной еврейской ответственности как идее. Иудаизм это судьба и вера, и разделить их невозможно.

В Израиле еврейская жизнь есть община судьбы. Здесь евреи, от самых светских до самых набожных, одинаково страдают от войны и террора и одинаково выигрывают от процветания и мира. Иудаизм в Израиле есть воздух, который вы вдыхаете, а не просто религия, которую вы практикуете. В Израиле, как нигде, еврейство является частью общей жизни: в языке, ландшафте, календаре. Здесь вы можете стоять среди руин и реликвий городов, где были живые общины в библейские времена, и ощущать весь поразительный размах времени, в течение которого еврейский народ боролся со своей судьбой, как когда-то Иаков боролся с ангелом. Здесь вы осознаете по лицам, которые вы видите, и акцентам, которые вы слышите, удивительное разнообразие евреев из всех стран и культур, собранных вместе в великом возвращении. Как когда-то, в видении Иезекииля, разъединенные фрагменты разбитого народа соединились и ожили вновь. Именно поэтому для евреев диаспоры пребывание в Израиле является важным и преобразующим опытом еврейского peoplehood, и поэтому американская программа Birthright (Право по рождению), организующая посещение молодыми евреями Израиля, столь успешна.

И вместе с тем не менее важно, чтобы молодые израильтяне проводили время в еврейских общинах диаспоры. Здесь они узнают, что значит жить иудаизмом как Заветом веры, чего многие из них никогда не испытывали в полной мере. Один израильский посол в Великобритании, светский еврей, понял, что если он хочет узнать здешнюю общину, ему придется посещать синагогу (жизнь британских евреев в гораздо большей степени, чем американских связана с синагогами). Однажды в пятницу вечером он пришел в синагогу, где я молился, и был с нами всю службу, читая молитвы в английском переводе. В конце службы он подошел ко мне и сказал: “Знаете, я никогда раньше не читал эти молитвы по-настоящему. Они хороши, не правда ли!” Ему пришлось прочитать их на английском, прежде чем он смог оценить их на иврите, своем родном языке. Когда срок его службы подошел к концу, он пришел ко мне, чтобы поблагодарить нашу общину за то, что она помогла ему заново открыть для себя иудаизм.

Еврейский народ существует во всей своей обескураживающей сложности, потому что он одновременно является религией и нацией, верой и судьбой. Уберите один из элементов, и он распадется на части. Поэтому неправильно сосредотачиваться исключительно на судьбе: антисемитизме, Холокосте, или народе, который живет отдельно. Ведь именно вера постоянно возвращает нас к идее, что евреи это народ. Именно как народ наши предки вышли из Египта, именно как народ они заключили завет с Богом в пустыне, именно как народ они приняли вызов жизни на Святой земле и именно как народ они поняли свою судьбу. Еврейская жизнь, по существу общинная, есть вопрос веры и принадлежности. Маймонид говорит:

“Тот, кто отделяет себя от общины, даже если он не совершает греха, а просто держится в стороне от общины Израиля… и проявляет безразличие к ее бедам, не имеет доли в грядущем мире”. [4]

Иудаизм это не секта единомышленников. Еврейский народ это не замкнутая община святых. Другими словами, он не похож на большинство других общин верующих. Еврейская идентичность, за исключением прошедших гиюр, это то, во что мы рождаемся, а не то, что мы выбираем. Это сочетание судьбы и веры, национальности и религии означает, что с самого начала евреям приходилось жить в напряжении между этими двумя очень разными идеями, и именно напряжение между ними сделало евреев творческими, непредсказуемыми, разнообразными, конфликтными, но в то же время чем-то большим, чем сумма их частей.

Были времена, между первым и девятнадцатым столетием, когда главной связью между евреями была вера. В другие времена, как во время Холокоста, их связью была судьба. Именно эта двойная связь удерживает евреев вместе. Когда одна из них ослабевает, на первый план выходит другая. Назовите это случайностью, или хитростью истории, или невидимой рукой, или Божественным провидением, но старая полярность: судьба и вера, горал и йеуд остается. Она разделяет и объединяет евреев, иногда вызывая раздражение, но чаще вдохновляя. Евреи были народом. Народом они остаются и сейчас. Но если они хотят выжить как народ, им придется решить другую, еще более фундаментальную проблему: проблему еврейской преемственности.

3. Еврейская преемственность и как ее добиться

В Каирском музее стоит гигантская плита из черного гранита, известная как стела Мернептаха. Первоначально она была установлена фараоном Аменхотепом III в его храме в западных Фивах, но затем была демонтирована более поздним правителем Египта Мернептахом, правившим в XIII веке до нашей эры. Написанная иероглифами, она содержит запись о военных победах Мернептаха. Она могла бы представлять интерес только для студентов, изучающих древние цивилизации, если бы не тот факт, что в ней содержится первое за пределами Библии упоминание о народе Израиля. В ней перечислены различные державы, сокрушенные Мернептахом и его армией. В заключении говорится следующее: “Все земли вместе умиротворены; каждый, кто был неспокоен, подчинился Царю верхнего и нижнего Египта”.

Среди “беспокойных” был небольшой народ, о котором в ранних египетских текстах ничего не говорится. Мернептах или его летописцы считали, что теперь этот народ всего лишь примечание к истории. Они были не просто побеждены, они были уничтожены. Стела сообщает: “Израиль опустел, и семени его нет более”. Первое упоминание об Израиле за пределами Библии — это некролог.

Как и второе на базальтовой плите, датируемой девятым веком до нашей эры. Сегодня она хранится в Лувре и известна как стела Меши. На ней запечатлены победы Меши, царя Моава. Царь благодарит свое божество Хемоша за то, что тот даровал моавитянам победу в их войнах, и продолжает:

“Омри, царь Израиля, смирил Моав на много лет, ибо Хемош разгневался на его землю. И сын его последовал за ним и тоже сказал: “Я смирю Моав”. В мое время он говорил так, но я одержал победу над ним и над его домом, а Израиль погиб навсегда”.

Еврейский народ много раз читал некролог по себе, однако до сих пор живет. Но национальный опрос еврейского населения, проведенный в 1990 г., выявил, что у многих евреев возникло серьезное сомнение. Опрос показал, что среди американских евреев, вступивших в брак в период с 1985 по 1990 год, 57 процентов браков были смешанными: евреи женятся на неевреях. Только в 5 процентах смешанных браков не еврейский партнер перешел в иудаизм. Отчет потряс общину, но спустя почти двадцать лет тенденция не ослабла. Статистики оспорили цифру в 57 процентов. По их мнению, она была основана на ошибочной методологии, и они пересмотрели ее в сторону уменьшения до 43 процентов. Но показатель продолжал расти, достигнув 47 процентов в опросе 2000 года даже по новой системе измерения. Каждый второй молодой еврей решает не жениться на другой еврейке, не строить еврейский дом, не рожать еврейских детей и не продолжать еврейскую историю. За пределами ортодоксии, единственной группы, которая растет, еврейская жизнь в Америке медленно вымирает.[5]

И не только в Америке. Нечто подобное происходит почти в каждой еврейской общине диаспоры. В большинстве из них количество внебрачных связей достигло одного к двум и будет расти в обозримом будущем. В небольших общинах, таких как скандинавские, он достиг четырех из пяти. На самом деле ситуация хуже, чем кажется, потому что внебрачные отношения это не единственный фактор демографического спада. Евреи также поздно женятся или не женятся вовсе, а если женятся, то не заводят больших семей.

Трансформация произошла всего за два поколения. В первые два десятилетия двадцатого века уровень внебрачных связей среди американских евреев был низким: около 2 процентов. В 1950-е годы он составлял 6 процентов. В начале 1960-х годов он вырос до 17,4 процента. К концу 1960-х годов он составлял 31,7 процента. Другими словами, за период с 1960 по 1985 год количество внебрачных связей выросло почти на 1000 процентов. В жизни американских евреев произошел какой-то сбой.

Это привело к появлению целого ряда книг с такими названиями, как “Исчезающая диаспора”, “Исчезающий американский еврей” и моя собственная книга “Будут ли у нас еврейские внуки?”[6] В 2006 году в одной из национальных британских газет появилась статья под заголовком “Неужели это последнее поколение британских евреев”.[7] Значение этого факта огромно. Способность евреев выжить, сохранив свою самобытность, была легендарной и вызывала благоговение у многих нееврейских писателей: Блез Паскаль, Жан-Жак Руссо, Лев Толстой и Марк Твен и др.. Несмотря на тысячелетние преследования, евреи оставались евреями.

За все эти столетия они никогда не задавались вопросом: “Сохранится ли еврейский народ?”. Они знали, что он будет. Моисей говорил об этом. Иеремия тоже. Сам Бог обещал. Но сегодня происходит самый большой уход евреев из своего народа со времен завоевания северного царства Израиля ассирийцами в восьмом веке до нашей эры. Тогда депортация населения постепенно привела е его слиянию с окружающими народами, ставшая известной в истории как Десять потерянных племен. Народ, обладающий легендарной способностью выживать во всех катастрофах, начинает терять искусство выживания. Удивительно сильная ирония. Сегодня евреи в целом не подвергаются преследованиям. У них есть гражданские права и равенство, они достигли высот почти во всех сферах общественной жизни, и сам иудаизм пользуется уважением. Другими словами, мы переживаем один из самых противоречивых феноменов еврейской истории. Когда быть евреем было трудно, евреи оставались евреями. Когда быть евреем стало легко, евреи перестают быть евреями. В глобальном масштабе это главная еврейская проблема нашего времени. Можно ли что-то с этим сделать?

Укрепление преемственности

Можно! Британское еврейство является примером. Когда я стал главным раввином в 1991 году, я знал, что это главная проблема. Я ознакомился с американскими исследованиями и в течение двух лет читал все, что мог, о еврейской демографии, социологии и истории, а также о поддержании идентичности среди других меньшинств. В 1993 году я основал организацию Jewish Continuity (“Еврейская преемственность”), которая занималась продвижением всего, что укрепляло еврейскую идентичность: от школ до искусства и еврейской культуры в целом. Я написал серию брошюр, чтобы донести до лидеров и спонсоров общины суть проблемы, ее масштабы и решение, как я его видел. Затем мы сделали все, чтобы распространилось осознание кризиса. Мы выпустили серию рекламных объявлений в еврейской прессе. Первое и самое эффективное из них изображало группу молодых евреев, идущих по полу, а затем падающих в пропасть. Заголовок гласил: “Британское еврейство продолжает терять по десять евреев в день, каждый день, на протяжении сорока лет”.

Наши усилия имели успех. Пятнадцать лет спустя мы построили больше еврейских дневных школ, чем евреи Англии за всю свю предшествующую историю. Из общины, в которой только четверть детей посещали дневные еврейские школы, она превратилась в общину, в которой 60 процентов детей посещают наши школы. На протяжении трех с половиной столетий люди жаловались, что у британского еврейства слишком мало еврейских школ. Теперь они жалуются, что их слишком много.

Произошел взрыв образовательных и культурных мероприятий. Неделя еврейской книги стала столь популярной, что в ее мероприятиях принимают участие около 8 000 человек. Проводятся фестивали еврейского искусства, музыки и кино, открыт новый еврейский культурный центр. Повсеместно, особенно в синагогах, проводятся образовательные мероприятия для взрослых, незнакомые прошлому поколению. Самое замечательное творение английских евреев — Лиммуд, зимний учебный лагерь, собирает до 2500 человек и проводит 600 различных курсов. Нигде в еврейском мире не было ничего подобного, и теперь он проходит в 46 других местах за пределами Великобритании, от Лос-Анджелеса до Кейптауна, от России до Израиля.

В 1989 году Даниэль Элазар, в то время крупнейший исследователь современной еврейской жизни, написал о британской еврейской общине:

“Ее ведущая роль в мировых еврейских делах почти исчезла, а культурное творчество заглохло… Еврейское образование ограничено, и не так много молодых людей учатся в еврейских школах… Еврейская культурная жизнь еще более ограничена… Образование для взрослых минимально… По большому счету, руководители британского еврейства довольны статус-кво и не стремятся к переменам. В лучшем случае они сетуют на упадок британского еврейства, но, как и их британские коллеги, мало что делают, чтобы попытаться изменить свое положение”.[8]

Сегодня во всех этих областях британское еврейство является одним из лидеров. Вспомним, как в 2006 году национальная газета задалась вопросом: “Неужели это последнее поколение британских евреев?”. 21-го мая 2008 года на сайте BBC появилась статья под заголовком “Еврейское население растет”, и далее: “Еврейское население Великобритании растет впервые со времен Второй мировой войны”. [9] Ситуацию можно изменить.

Я не хочу создать впечатление, что британское еврейство уникально. Другие общины тоже решали эту проблему. Одним из самых удивительных явлений за последние двадцать лет стало возрождение еврейской жизни в Центральной и Восточной Европе, где она была практически уничтожена двойным ударом Холокоста и советского коммунизма. Сегодня в Москве работают еврейские дневные школы, в Польше — новые еврейские общинные центры, в Венгрии — восстановленные синагоги, а в Берлине — раввинская семинария. Сегодня немецкое еврейство является самой быстрорастущей еврейской общиной в мире.

Французское еврейство, несмотря на усиление антисемитизма, также переживает возрождение: в стране больше еврейских дневных школ, чем когда-либо прежде, и появилось множество кошерных ресторанов. Еврейство Содружества Наций, основные центры которого находятся в Австралии, Канаде и Южной Африке, остается сильным, с большим чем в других странах процентом молодых евреев, посещающих дневные школах. При этом их сильная приверженность Израилю несомненна.

Американское еврейство, крупнейший центр евреев за пределами Израиля, первым проанализировало и отреагировало на тревожный рост числа внебрачных связей. Предупреждающие сигналы были разосланы по всей системе. Результатом стало значительное увеличение числа еврейских дневных школ, образовательных проектов для взрослых и других программ преемственности, среди которых выделяется Taglit-Birthright, в рамках которой молодые американские евреи совершают поездки в Израиль. В своих поездках по еврейскому миру я не вижу неизбежного упадка.

Евреи умеют не поддаваться мрачным прогнозам. Леопольд Цунц, ученый начала 19-го века, утверждал, что настало время изучать еврейскую культуру с научной точки зрения, потому что она мертва и является музейным экспонатом. Иврит находился в смертельном упадке. На нем больше никто не писал, и через несколько поколений не останется почти никого, кто мог бы на нем читать. Говорят, что при встрече с ивритским поэтом А. Д. Гордоном Цунц спросил его: “Скажи мне, когда ты жил?”. В 1965 году Гарвардское демографическое исследование предсказало, что к 2067 году в Америке останется не более 10 000 евреев. Пророчества об обреченности евреев на исчезновение были настолько постоянными, что историк Семен Дубнов еще в 30-х годах назвал евреев “вечно вымирающим народом”. Однако каждый раз, когда над еврейским народом произносились похоронные речи, под их звуки происходило его возрождение.

Евреи переживали катастрофу за катастрофой. В этом нет им равных ни в одной другой культуре. В каждом случае они делали больше, чем просто выживали. За каждой трагедией в еврейской истории следовала новая волна творчества. Разрушение Первого Храма привело к обновлению Торы в жизни нации в результате деятельности Эзры и Неемии. Разрушение Второго храма привело к появлению великих произведений устной традиции: мидрашей, Мишны и двух Талмудов. Погромы еврейских общин в Северной Европе во время Первого крестового похода привели к появлению Хасидей Ашкеназ, немецко-еврейских пиетистов.

Средневековая встреча с христианством привела к обновлению комментариев к Библии. Встреча с исламом вдохновила расцвет еврейской философии. За изгнанием испанцев последовал подъем еврейского мистицизма в Цфате 16-го века. Ужасная катастрофа привела к удивительному возрождению: всего через три года после того, как еврейский народ стоял лицом к лицу с ангелом смерти в Освенциме, Берген-Бельзене и Треблинке, он ответил на это величайшим за две тысячи лет коллективным утверждением жизни — провозглашением государства Израиль.

История иудаизма есть постоянный вызов энтропии, закону, согласно которому все системы со временем теряют энергию. В иудаизме, как отметил Фрейд в книге “Моисей и монотеизм”, не было ни одной окончательной эпохи, ни одной личности, ни одной эры, которая считалась бы первым и последним словом иудаизма. За Моисеем следовали сменяющие друг друга поколения пророков. Самих пророков сменяли писцы и мудрецы, а их — кодификаторы и комментаторы, поэты и мистики. Иудаизм постоянно находил непредсказуемые пути для своего обновления. Евреи не поддаются поражению или отчаянию. Они — народ надежды.

Китайская идеограмма, обозначающая кризис, также означает “возможность”. Возможно, именно поэтому китайская цивилизация просуществовала так долго. Иврит, однако, вселяет больше надежды. Слово машбер означает “кризис”, но также “родильное кресло”. Таков еврейский рефлекс: воспринимать трудные времена как родовые муки. Рождается что-то новое.

О проблеме еврейской преемственности и программах, призванных восстановить ее, написано немало. Я хочу сделать нечто иное Я рассмотрю глубинные факторы, породившие современный кризис. Как мы увидим, они являются частью нерешенного вопроса о еврейской идентичности, который лежит в основе всех остальных вопросов, рассматриваемых в этой книге: от антисемитизма до Израиля и места евреев и иудаизма в мире. Другими словами, они являются частью более широкого напряжения между универсальным и партикулярным, а также самоопределения евреев как народа, живущего в одиночестве.

Амбивалентность

Самое глубокое замечание о еврейской идентичности было сделано Марксом: не Карлом, а Гручо. В своем письме об уходе из клуба Friars Club в Беверли-Хиллз, Лос-Анджелес, он написал: “Я не хочу принадлежать ни к одному клубу, который будет принимать в свои ряды таких людей, как я”. Мордекай Каплан сказал нечто подобное во вступительном предложении своей классической книги 1934 года “Иудаизм как цивилизация”: “До начала девятнадцатого века все евреи считали иудаизм привилегией; с тех пор большинство евреев стали относиться к нему как к бремени”.

Мы имеем дело с одним из классических примеров травмированной идентичности. Она присутствует в каждом предложении еврейского самоопределения. Генрих Гейне сказал: “Иудаизм это не религия: это несчастье”. Англо-еврейский Писатель Фредерик Рафаэль сказал: “Я чувствую себя чужим среди всех, это и есть мой вид еврейства”. Артур Кестлер сказал: “Ненависть к себе есть патриотизм еврея”. Сидни Моргенбессер, профессор философии в Колумбийском университете, сказал, что для современного еврея incognito ergo sum. В современную эпоху евреи стали светскими маррано (тайными евреями), евреями наедине и неевреями на публике. В еврейскую жизнь вошла глубокая амбивалентность.

Мы можем запечатлеть этот процесс в самом начале, рассмотрев жизнь человека, который стал известен как первый “еврей Просвещения”, Мозеса Мендельсона (1729-86).[10] Мендельсон, родившийся в Дессау, сын бедного писца, был почти полностью самоучкой, овладел английским, французским и латынью, благодаря чему смог прочитать и освоить философскую классику западной цивилизации. В 1763 году он получил премию Берлинской академии по философии, обойдя Иммануила Канта, возможно, величайшего философа со времен Аристотеля. Его литературная деятельность принесла ему известность, и его стали называть “немецким Сократом. Он подружился с Готхольдом Лессингом, который сделал его моделью для героя своей пьесы “Натан Мудрый”. Ни один еврей со времен золотого века испанского еврейства в десятом-двенадцатом веках не вызывал такого общественного восхищения.

Однако для многих его современников христиан слова “просвещенный еврей” были противоречием в терминах. Один из них, Каспар Лафатер, публично призвал Мендельсона сделать то, “чего требуют от него мудрость, любовь к истине и честность”: отречься от своей веры и стать христианином. Понимая, что евреям будет очень трудно добиться признания, Мендельсон посвятил остаток своей жизни тому, чтобы показать совместимость иудаизма с самыми передовыми идеями того времени. Он подготовил перевод и комментарий к Пятикнижию, а в 1783 году опубликовал свой шедевр “Иерусалим” — аргумент в пользу либерализма и свободы совести, который Кант назвал неопровержимым.

Однако за публичной маской блестящего, урбанистического интеллектуала Мендельсона скрывался глубокий пессимизм в отношении способности Европы, в частности Германии, предоставить место для евреев. В 1780 году, прогуливаясь летним вечером по Берлину с женой и детьми, он подвергся нападению банды молодых людей, кричащих “евреи, евреи” и бросавших камни. Его дети повернулись к нему и сказали: “Что мы им сделали, папа? …Они постоянно гоняются за нами по улицам, проклиная нас — Juden, Juden”. Разве только то, что мы евреи, является достаточной причиной для того, чтобы эти люди нас ненавидели?”[11]

Это был определяющий момент. В одном из своих последних писем Мендельсон сетовал:

“Предрассудки против моей нации слишком глубоко укоренились, чтобы их можно было легко выкорчевать”. А своему врачу писал, что, хотя он и другие евреи надеялись на силу просвещения изгнать предрассудки, “мы видим, как с другой стороны горизонта уже наступает ночь со всеми ее призраками и демонами. Страшнее всего то, что зло так активно и мощно. Заблуждение и фанатизм действуют, а разум довольствуется разговорами”.

Страх вошел в его душу. В конце “Иерусалима”, этой защиты права быть другим, он обратился к своим собратьям-евреям:

“Приспосабливайтесь к нравам и конституции страны, в которую вас переселили, но при этом стойко держитесь религии своих отцов. По мере сил несите оба бремени. Правда, что, с одной стороны, бремя гражданской жизни становится для вас тяжелее из-за религии, которой вы остаетесь верны, а с другой стороны, климат и время делают соблюдение ваших религиозных законов в некоторых отношениях более тягостным, чем они есть. Тем не менее, упорствуйте, оставайтесь непоколебимо на посту, который вам отвело Провидение, и стойко переносите все, что с вами происходит, как давно предсказывал ваш Законодатель”.[12]

“Бремя”, “тяжело”, “упорно” — эти слова не являются словами уверенности и убежденности, тем более гордости. Неудивительно, что четверо из шести его детей приняли христианство, и в течение трех поколений ни один из его потомков не остался евреем.

Амбивалентность никогда не может стать основой прочной идентичности. Рано или поздно дети или внуки решат эту проблему, отказавшись от нее. Мы не сможем понять кризис еврейской идентичности в наше время, не принимая во внимание эту долгую и болезненную историю. То, что происходит сегодня в Америке, в конце концов, уже случилось в довоенной Европе. К 1929 году в Берлине и Богемии три еврея из десяти вступали в смешанные браки. В 1927 году уровень таких браков в Триесте составлял 56,1 процента. В довоенной Вене тысячи евреев каждый год объявляли себя “безрелигиозными” (Konfessionloss). В 1927 году во Франции Эдмунд Флег опубликовал книгу под названием “Почему я еврей”, в которой обращался к следующему поколению с вопросом: “Будут ли еще евреи?”.

Даже в Америке это происходило с предыдущими волнами еврейской иммиграции: сначала с испанскими и португальскими евреями, приехавшими в 17-ом и 18-ом веках; затем с немецкими евреями, приехавшими в 19-ом, ассимилировавшихся и также исчезнувшими в значительной степени. Статистический рост смешанных браков, отмечаемый с 1960-х годов, это просто самая последняя итерации ассимиляционного процесса, поскольку он затронул самую многочисленную группу американских еврейских иммигрантов, тех, кто приехал из Восточной Европы между 1880 годом и началом Первой мировой войны. Однако и раньше евреи вступали в смешанные браки. И эта двойственность сохранилась в наше время.

Два самых влиятельных анализа жизни евреев после Холокоста пугающе, иллюстрируют сказанное. Один был написан неевреем Жан-Полем Сартром в книге “К еврейскому вопросу”, опубликованной через год после войны, в 1946 году. В ней он утверждал, что не в евреях причина антисемитизма, а антисемитизм создал евреев. Единственное, что объединяет евреев, писал он, это то, что их ненавидят. Поэтому они должны оставаться евреями, чтобы бросить вызов антисемитам.[13] Другим выдающимся теологом Холокоста был Эмиль Факенхайм, который прославился благодаря формулировке смысла существования евреев, высказанной им в 1960-х годах. Он назвал ее 614-ой заповедью: евреи должны оставаться евреями, чтобы не дать Гитлеру посмертной победы.[14]

Никогда еще идентичность любого рода, а тем более такого древнего народа, как евреи, не получала такого крайне негативного определения. По сути, оно гласит: “Меня ненавидят, поэтому я существую”. Из этого тупика нет разумного выхода. Более трех тысяч лет евреи определяли себя как народ, любимый Богом. Это сохраняло их самоуважение в эпоху гонений. Другие могли считать их народом-изгоем, но они никогда не соглашались с этим. Они были избранными, особыми, святыми, Божьими детьми, носителями Его завета, Его свидетелями в нередко безбожном мире.

На каком-то этапе евреи перестали определять себя по отражению в глазах Бога и стали определять себя по отражению в глазах своих соседей-язычников. Именно тогда они обнаружили, что их не любят; на них обижаются, им завидуют, им не доверяют, на них смотрят свысока. Поколение, достигшее совершеннолетия в 1980-х годах, не столкнулось с презрением со стороны язычников, но оно было одержимо Холокостом. Американские евреи посвятили себя строительству мемориалов Холокоста, финансированию программ по Холокосту в университетах, написанию книг о нем, организации семинаров по Холокосту и утверждению кредо “Никогда больше”.

Поколение американских евреев, воспитанных на диете уроков о Холокосте, с частотой один к двум решает не воспитывать детей евреями. По самой очевидной причине: если люди гибли в Холокосте, потому что их бабушки и дедушки были евреями, то лучший способ гарантировать, что ваши внуки не погибнут, это перестать быть евреем. Никто сознательно и добровольно не передает несчастье своим детям. Даже пионер изучения истории Холокоста, Люси Давидович, выразила свою озабоченность в конце своей жизни. Она сказала, что общество слишком много внимания уделяет Холокосту. Дети будут расти, сказала она, зная о греках и о том, как они жили, о римлянах и о том, как они жили, о евреях и о том, как они умирали. Это был катастрофический поворот в еврейской истории, совершенный из самых высоких побуждений, но глубоко ошибочный.

Если мы хотим, чтобы евреи и иудаизм продолжали существовать, необходимо преодолеть амбивалентное отношение многих евреев к вере и судьбе, связанной со страданиями и преследованиями. Евреям придется научиться ходить с гордо поднятой головой; вернуть уверенность в себе, рожденную верой, которая поддерживала евреев в прошлом; помнить, что иудаизм заключается в освящении жизни, а не только в поминании смерти. В противном случае они не захотят, чтобы их дети принадлежали к клубу, который примет их в качестве членов. Амбивалентность станет смертью еврейской идентичности.

Этническая принадлежность

Разумеется, существует альтернатива: рассматривать еврейскую идентичность не как веру, образ жизни, призвание, а просто как этническую принадлежность. В многообразных, мультикультурных, либеральных демократиях Запада этническая принадлежность стала приемлемым способом быть “другим”. Каждый год в День памяти жертв Холокоста я обязательно посещаю нееврейские школы, чтобы рассказать историю о бесчеловечности человека по отношению к человеку. Каждый раз я обнаруживаю в школах от тридцати до пятидесяти различных этнических групп — настолько разнообразно население Британии сегодня. В наши дни каждый есть “этник”.

В 2000 году один еврейский исследовательский институт в Британии выступил именно с таким предложением: определить евреев в Великобритании как этническую группу, а не как религиозную общину. Потребовался журналист, нееврей, Эндрю Марр, чтобы констатировать очевидное: “Все это мелководье, — написал он, — и чем дальше вы заходите, тем мельче оно становится”. В этнической принадлежности нет ничего вызывающего. Она не воплощает ни идеалов, ни стремлений, ни цели, ни призвания.

Этническая принадлежность определяет то, откуда мы пришли, а не то, куда мы идем. Она включает в себя культуру и кухню, набор воспоминаний, значимых для родителей, но все менее значимых для их детей, и, кроме этого ничего. В любом случае, еврейского этноса не существует, но есть этносы во множественном числе. Евреи сефарды отличны своих кузенов ашкеназов, а евреи сефарды из Северной Африки и Ближнего Востока от тех, чьи семьи происходили из Испании и Португалии.

Кроме того, еврейская этничность это даже не еврейство. Она представляет собой затянувшийся след того, что евреи впитали из окружавшей их нееврейской культуры: польская одежда, русская музыка, североафриканская кухня, испано-еврейский диалект, известный как ладино, и лексикон местных, по сути, чуждых суеверий. Это коллекция заимствований, которые считаются еврейскими, потому что их происхождение было забыто. Если бы евреи были не более чем этнической группой, они бы давно вымерли, вместе с ханаанеями, фригийцами и иевусеями, известными только студентам античности и не оставившими следа в цивилизации Запада. А вот снова Эндрю Марр в той же статье:

“У евреев всегда были истории для всех нас. У них была своя Библия, одно из величайших творений человеческого духа. Они были жертвой самого худшего, что может сделать современность, зеркалом западного безумия. И прежде всего это история их культурного и генетического выживания со времен Римской империи до 2000-х годов, когда они работали и выживали среди чуждых им враждебных европейских племен.

Эта история, их постбиблейская эпопея — эпопея жизни, а не слов, включала в себя интенсивное соревнование, закалявшее поколения и в итоге давшее много гениев Европе и Америке. За исключением живописи, танцев Морриса и рэп-музыки, трудно назвать те сферы западного творчества, в которых евреи не добились непропорционально больших успехов. Для неевреев, которые не верят в избранность этого народа Богом, урок заключается в том, что поколения людей, живущих своим умом и упорным трудом, за пределами комфортных общепринятых представлений, порождают Эйнштейнов и Витгенштейнов, Троцких и Seiffs. Культура имеет значение… Евреи действительно были другими; они обогатили мир и бросили ему вызов”. [15]

Иудаизм это не этнический феномен, и евреи это не этническая группа. Подойдите к Стене Плача в Иерусалиме и вы увидите евреев всех цветов кожи и культур под солнцем: Бета Исраэль из Эфиопии, Бене Исраэль из Индии, бухарских евреев из Центральной Азии, иракских, берберских, египетских, курдских и ливийских евреев, теманим из Йемена, а также наряду с американскими евреями из России, южноафриканских евреев из Литвы и британских евреев из немецкоязычной Польши. Их еда, музыка, одежда, обычаи и условности отличаются друг от друга. Еврейство есть не этническая принадлежность, а живой лексикон этносов.

Покойный Артур Кестлер считал, что большинство современных евреев вовсе не являются этнически евреями, а являются потомками хазар, полукочевого тюркского народа с Кавказа, принявших иудаизм в 7-10 веках.[16] Последняя теория в этой запутанной истории, выдвинутая Цви Мисинаем, израильским компьютерным экспертом, заключается в том, что этническими евреями являются палестинцы как потомки евреев, оставшихся на земле, когда под римским владычеством большинство евреев отправились в изгнание в Вавилон и другие страны. Ушедшие евреи продолжали исповедовать иудаизм. Те, кто остался, стали сначала христианами, а затем мусульманами.[17] Этой теории когда-то придерживался не кто иной, как Давид Бен-Гурион. Таким образом, палестинцы, воюющие с Израилем, могут быть евреями, а евреи могут вообще быть не генетически евреями. Этническая принадлежность говорит нам слишком много и слишком мало о том, что такое быть евреем.

Кроме того, это недолговечно. Если евреи являются всего лишь этнической группой, их постигнет судьба всех подобных групп, а именно: они со временем исчезнут. Подобно внукам ирландских, польских, немецких и норвежских иммигрантов в Америке, они сольются в плавильном котле. Этническая принадлежность сохраняется в течение трех поколений, пока дети помнят бабушек и дедушек иммигрантов и их отличительные черты. Затем она начинает исчезать, поскольку нет никаких причин для ее сохранения.

(продолжение следует)

Примечания

[1] Sifra, Behukotai 2:7.

[2] Lev. 26:14–46; Deut. 28:15–68.

[3] Arthur Koestler, Promise and Fulfilment: Palestine, 1917–1949, New York, Macmillan, 1949, p. 335

[4] Maimonides, Mishneh Torah, Hilkhot Teshuvah, 3:11.

[5] For a fuller account see Jonathan Sacks, Arguments for the Sake of Heaven: Emerging Trends in Traditional Judaism, Northvale, N.J., Aronson, 1991; and Will We Have Jewish Grandchildren?: Jewish Continuity and How to Achieve It, London, Vallentine Mitchell, 1994.

[6] Bernard Wasserstein, Vanishing Diaspora: The Jews in Europe Since 1945, Cambridge, Mass., Harvard University Press, 1996; Alan Dershowitz, The Vanishing American Jew: In Search of Jewish Identity for the Next Century, Boston, Little, Brown, c. 1997; Jonathan Sacks, Will We Have Jewish Grandchildren?

[7] Daily Telegraph, 25 November 2006, see http://www.telegraph.co.uk/news/uknews/1535182/Is-this-the-last-generation-of-British-Jews.html.

[8] Daniel Elazar, People and Polity: The Organizational Dynamics of World Jewry, Detroit, Wayne State University Press, 1989, pp. 329–33.

[9] http://news.bbc.co.uk/1/hi/uk/7411877.stm.

[10] I am indebted in this section to Shmuel Feiner, ‘Moses Mendelssohn’s Dreams and Nightmares’, in Michael Brenner and Lauren B. Strauss (eds.), Mediating Modernity: Challenges and Trends in the Jewish Encounter with the Modern World—Essays in Honor of Michael A. Meyer, Detroit, Wayne State University Press, 2008. The classic work is Alexander Altmann, Moses Mendelssohn: A Biographical Study, University of Alabama Press, 1973.

[11] Feiner, ‘Moses Mendelssohn’s Dreams and Nightmares’, p. 268.

[12] Moses Mendelssohn, Jerusalem, or, On Religious Power and Judaism, trans. Allan Arkush, Hanover, University Press of New England, 1983, p. 133.

[13] Jean-Paul Sartre, Anti-Semite and Jew, trans. George J. Becker, New York, Schocken, 1995

[14] Emil L. Fackenheim, The Jewish Return into History: Reflections in the Age of Auschwitz and a New Jerusalem, New York, Schocken,

[15] Andrew Marr, Observer, Sunday 14 May 2000.

[16] Arthur Koestler, The Thirteenth Tribe: The Khazar Empire and Its Heritage, London, Hutchinson, 1976.

[17] James Hider, ‘A Tragic Misunderstanding’, The Times, 13 January 2009.