Нынешний изоляционизм евреев, боязливое чувство, что им навсегда суждено остаться “народом, который живет в одиночестве”, оказался результатом провала трех универсалистких мечтаний: европейской эмансипации, русского коммунизма и светского сионизма. Первая мечта была уничтожена в Холокосте, вторая — в сталинских чистках, а третья — ростом европейского антисионизма.
БУДУЩЕЕ ВРЕМЯ. ЕВРЕИ, ИУДАИЗМ И ИЗРАИЛЬ В ДВАДЦАТЬ ПЕРВОМ ВЕКЕ
Перевод с английского Бориса Дынина
(продолжение. Начало в №1/2025 и сл.)
Перемены внутри ислама
Третье отличие заключается в том, что эпицентр старого антисемитизма находился в христианской Европе. Сегодня его экстремистские версии переместились в так называемые исламистские центры культуры ислама. Здесь необходимо сделать важное замечание. В некоторых кругах существует тенденция обвинять ислам в системном антисемитизме. Это не так. Антисемитизм не является неотъемлемой частью ислама, как когда-то это было в христианстве. Его появление в исламе с 19-го века пришло извне, а не изнутри. Его корни лежат в другом месте.
В целом евреям в Средние века жилось лучше под мусульманской, нежели под христианской властью. То, что они испытывали, не было толерантностью в современном понимании, но было бы анахронизмом ожидать этого. Современная доктрина толерантности, как и доктрина прав человека, родилась в 17-ом веке и до этого практически нигде не существовала. Конечно, первые мусульмане, как и первые христиане, ожидали, что евреи примут новую веру, претендовавшую на включение и замещение предыдущего откровения. Когда евреи не приняли ее, последовали жестокие репрессии.
Ислам начал с резни евреев в Медине и включил антииудейские тексты в свои священные книги. Временами, особенно в ранний период распространения ислама, в нем преобладала относительная терпимость, но в определенных пределах. Евреи получили статус дхимми, граждан второго сорта. Они должны были платить особые налоги и носить особую одежду. Им было запрещено работать на государственной службе и строить новые синагоги. Также периодически они должны были подвергаться публичным унижениям. Временами крайние исламские секты делали их жизнь невыносимой. В 1066 году община Гранады подверглась нападению, и три тысячи евреев были убиты. В 1090 году на общину вновь напала исламисткая секта, известная как Альморавиды, а в следующем столетии евреи подверглась нападению со стороны новой группы, Альмохадов.[1]
Однако между христианством и исламом существовало принципиальное различие. Ислам, по мнению его последователей, абсорбировал иудаизм; он не утверждал себя как замещение иудаизма. Отношение мусульман к евреям основывалось скорее на презрении, чем на ненависти, а, как отметил Бернард Льюис, презрение менее опасно, чем ненависть.[2] Евреи считались трусливыми и невоинственными, а не опасными и страшными. В классическом исламе не было аналога антисемитизма средневекового христианства, которое рассматривало евреев как космическое воплощение зла.
Мифы, доминирующие в современном исламистском антисемитизме, не имеют оснований в священных текстах и исторических учениях ислама. Напротив, они явно не-исламские. Сегодня в антисемитском дискурсе доминируют два мотива: “Кровавый навет” и “Протоколы сионских мудрецов”. Кровавый навет является одним из самых странных явлений в европейской истории.[3] Он возник в Норвиче в 1144 году, где нашли зарезанного ребенка по имени Уильям. Распространился слух, что в этом виновны евреи. В то время никто не воспринял его всерьез, но через пять лет появилось обвинение, написанное монахом Томасом из Монмута, и слух превратился в cause célèbre. Это была абсурдная фантазия: если что и вызывает отвращение у евреев, так это кровь и детские жертвоприношения. Кровавый навет была официально осужден несколькими римскими папами: Иннокентием IV, Григорием X, Мартином V, Павлом III и Николаем V, а также императором Фридрихом II. Однако это не помешало навету распространиться по всей Европе. Более 150 зарегистрированных случаев привели к массовым убийствам местного еврейского населения.
Кровавый навет имеет смысл только для тех, кто верит в транссубстанцию (претворение хлеба и вина в тело и кровь Христовы).. Она непонятна на языке иудаизма и ислама, отвергающих эту доктрину. Тем не менее, в начале 19-века века она была завезена христианами на Ближний Восток и появилась в Алеппо (1811, 1853), Бейруте (1824), Антиохии (1826), Хама (1829), Триполи (1834), Дейр-эль-Камар (1847), Даманхур (1877) и Дамаск (в 1840 году, а также в 1848 и 1890 годах). В 1983 году министр обороны Сирии Мустафа Тлас написал книгу “Сионская маца”, чтобы доказать, что клевета была правдой (“Еврей может убить вас и взять вашу кровь, чтобы сделать свой сионистский хлеб”), а в 1991 году сирийский делегат в Комиссии ООН по правам человека призвал ее членов прочитать эту книгу, чтобы лучше понять “сионистский расизм”. Книга остается бестселлером.
Книга “Протоколы сионских мудрецов”, разоблаченная как подделка газетой The Times в 1921 году, была написана русскими антисемитами в парижском офисе царской тайной полиции в конце 19-го века.[4] Авторы опирались на различные вымыслы и теории заговора, не имеющие отношения к евреям. Несмотря на то, что книга была разоблачена как подделка, она широко распространялась сначала в России, затем в нацистской Германии, а оттуда на Ближнем Востоке. В 2002 году во время Рамадана по египетскому телевидению была показана сорока-серийная телевизионная постановка “Протоколов” под названием “Всадник без лошади”.[5] В 2003 году аналогичный сериал “Аль-Шатат” (“Диаспора”) был показан по сирийскому телевидению.[6] В ноябре 2003 года копия “Протоколов” была выставлена рядом с Торой в новой библиотеке Александрии в рамках выставки “священных книг монотеистических религий”, и была изъята только после протеста со стороны ЮНЕСКО. Директор отдела рукописей д-р Юсеф Зидан объяснил свое решение включить ее в экспозицию тем, что “хотя она не является монотеистической священной книгой, она стала священной книгой для евреев, их основным законом, их образом жизни”. Эти фантазии не имеют исторической основы в исламе.
Ислам ближе к иудаизму, чем к любой другой вере, в своем строгом монотеизме, почитании текстов и образования, акценте на социальной справедливости и уважении к закону. В Средние века ислам сохранил мудрость Древней Греции, принеся Европе новые методы математики, а также труды таких гигантов философии, как аль-Фараби, Авиценна и Аверроэс, и замечательного историка Ибн Халдуна. Маймонид, величайший средневековый еврейский мыслитель, испытал глубокое влияние исламской мысли, а его сын Авраам — суфийского мистицизма. Начиная с 8-го века Багдад и Басра стали мировыми центрами коммерции, способствуя связям и торговле между далекими странами. Ханафитская школа исламской юриспруденции стала пионером в разработке деловых контрактов. На протяжении нескольких столетий Омейяды правили в Андалусе одним из самых толерантных режимов Средневековья, о котором прекрасно написала Мария Роса Менокаль в книге “Украшение мира.[7] Поэтому глубоко трагично, что западный антисемитизм проник в некоторые сферы этой древней веры.
Против интернализации
Каким же должен быть наш ответ? Во-первых, евреи должны бороться с антисемитизмом, но ни в коем случае не воспринимать его как нечто оправданное. Это легче сказать, чем сделать. Если вас ненавидят, естественно поверить, что есть за что ненавидеть вас, что изъян кроется в вас. Но так редко бывает. Ненависть существует в голове ненавидящего, а не в объекте ненависти.
Идея о том, что евреи пьют кровь, имеет смысл для христиан, верящих в транссубстанцию; она совершенно бессмысленна для евреев, для которых кровь запретна и отвратительна. Идея о том, что у евреев есть тайный заговор с целью управлять миром, имела смысл для людей, находившихся на службе царской России, и не имеет смысла в иудаизме, единственного великого монотеизма, который никогда не приводил к созданию империи и не стремился создать ее. У евреев есть недостатки, и иудаизм это религия самокритики и покаяния, но эти недостатки не имеют ничего общего с теми, в которых их обвиняют враги. Антисемитизм говорит нам об антисемитах, а не о евреях.
Видение в себе причину антисемитизма, его интернализация, порождает либо самоправедность, либо ненависть к себе. Ни то ни другое является конструктивным пониманием проблемы. Евреи — объект антисемитизма, а не его причина. Существует почти бесконечное количество спекуляций о том, что же на самом деле является причиной антисемитизма. Одни рассматривают его в психологических терминах: вытесненный страх, экстернализация внутреннего конфликта, проецируемое чувство вины, поиск козла отпущения. Другие дают ему социально-политическое объяснение: евреи были группой, которую удобно обвинить в экономических проблемах, социальных волнениях, классовых конфликтах или дестабилизирующих переменах. Другие рассматривают антисемитизм через призму культуры и проблему идентичности: евреи были стереотипными аутсайдерами, по отношению к которым окружающие их народы могли определить себя. Другие же, отмечая концентрацию антисемитизма в христианстве и исламе, ведущих свое происхождение от Авраама и иудаизма, предпочитают фрейдистское объяснение в терминах мифа об Эдипе: мы стремимся убить тех, кто породил нас. Было бы странно, если бы столь сложное явление не порождало множество объяснений.
Но корни антисемитизма находятся в сознании антисемита, а не в жизни евреев. Необходимо бороться с ним, но ни в коем случае видеть себя его глазами или принимать его на его условиях. Расовый антисемитизм стоил жизни шести миллионам евреев. Но он оставил и другой, менее заметный шрам. Одна из ошибок, которую совершили доброжелательные, благородные и думающие евреи, заключалась в выводе, что, поскольку евреев ненавидят за то, что они другие, они должны стараться, как только возможно, не отличаться от других.
В результате этой ошибки некоторые евреи приняли иную веру. Другие ассимилировались. Третьи решили переформулировать основы иудаизма с целью, по возможности, устранить то, что отличало евреев и иудаизм. Когда это не удавалось, а это не удалось не только в Германии и Австрии 19-го века, но и в Испании 15-го, некоторые евреи увидели в неудаче вину самих евреев. Так родилась мучительная психология, известная как еврейская самоненависть у тех евреев, кто перестали воспринимать себя народом, любимым Богом, и стали воспринимать себя народом, ненавидимым другими народами. Это была трагическая ошибка. Антисемитизм не вызывается евреями; они лишь являются его мишенью. Антисемитизм может существовать в странах, где евреев вообще нет. Мы можем столкнуться с ненавистью, но она не определяет то, кем мы являемся. Она никогда не может быть основой идентичности.
Один эпизод, рассказанный коллегой-раввином, надолго запомнился мне. Он произошел в России в начале 1990-х годов, после краха коммунизма. Впервые за семьдесят лет евреи могли жить открыто как евреи, но в то же время антисемитские настроения, раньше заглушенные, также вышли на поверхность. Британский раввин отправился в Россию, чтобы помочь в восстановлении еврейской жизни, и однажды его навестила молодая женщина в растерянности. “Всю свою жизнь, — сказала она, — я скрывала, что я еврейка, и никто никогда не делал замечаний по поводу моего еврейства. Но теперь, когда я прохожу мимо, мои соседи бормочут жидовка. Что же мне делать?”
Раввин ответил: “Если бы Вы не сказали мне, что вы еврейка, я бы никогда не узнал. Но с моей шапкой и бородой каждый видит, что я еврей. Однако за все месяцы моего пребывания здесь никто не крикнул мне жид. Как ты думаешь, почему? “
Женщина на мгновение замолчала, а затем ответила: “Потому что они знают, что если они будут кричать “жидовка” мне, я восприму это как оскорбление, но если они будут кричать “жид” Вам, Вы воспримете это как комплимент”. Ее ответ был очень точным. Вместо вечной настороженности открытое утверждение с гордостью своей идентичности является лучшим ответом антисемитизму.
Завоевать союзников, сплотиться
Второй пункт вытекает из первого. Евреи не могут бороться с антисемитизмом в одиночку. Жертва не может излечить преступление. Ненавидимый не может излечить ненависть. Для евреев было бы величайшей ошибкой полагать, что они могут бороться с антисемитизмом в одиночку. Единственные люди, которые могут успешно бороться с антисемитизмом, это те, кто активно работает в культуре, которая его питает.
Когда весной 2002 года антисемитизм начал тревожно расти, и еврейских студентов стали запугивать в кампусах, я собрал руководство Союза еврейских студентов и сказал им: “Вам предстоят трудные месяцы. Я обещаю вам, что в своей борьбе вы не будете одиноки. Мы будем с вами и окажем вам всю необходимую поддержку. А сейчас я хочу, чтобы вы совершили неожиданный поступок. Я хочу, чтобы вы возглавили борьбу с исламофобией”. Так родилась организация Coexist — группа евреев и мусульман, вместе воюющих против антисемитизма и исламофобии.
Межконфессиональное сотрудничество жизненно необходимо. Я тесно сотрудничаю с руководством всех конфессий Великобритании: англиканской, католической, православной церквей, баптистов, методистов и евангелистов, мусульман, индуистов, сикхов, буддистов, джайнов, зороастрийцев и бахаи. Также как с Советом представителей светских английских евреев. В ноябре 2008 года мы с архиепископом Кентерберийским возглавили поездку лидеров всех этих конфессий в Освенцим. Борьба с антисемитизмом является одной из наших целей, но мы должны признать, что евреи не единственные люди, которые сталкиваются с предрассудками и ненавистью. Другие группы тоже сталкиваются с ненавистью, и мы должны быть на их стороне, если хотим, чтобы они были на нашей стороне. Мы разделяем завет судьбы и человеческую солидарность.[8]
Самое важное, мы донесли наши опасения до правительства и членов парламента. Парламентарии создали собственный комитет по расследованию антисемитизма в 2005 году. Его отчет был опубликован в 2006 году. Правительство утвердило межведомственный комитет по связям с еврейской общиной и принятию необходимых действий. Лидеры всех партий Великобритании публично выступили против антисемитизма. Премьер-министр Гордон Браун установил дополнительное государственное финансирование старших школ с целью организации поездок учителей и учеников в Освенцим для изучения Холокоста. В 2007 году я обратился с нашими проблемами к президентам Европейской комиссии и Европейского парламента.
Один из самых острых анализов антисемитизма содержится в книге Ханны Арендт “Истоки тоталитаризма”. Она утверждала, что евреи подвергаются нападкам не тогда, когда они сильны, а именно тогда, когда они слабы.[9] Когда евреи обладали значительной экономической силой в Европе, антисемитизм не процветал. (К моменту прихода Гитлера к власти, отмечает она, немецкие банки вышли из под еврейского контроля, а немецкое еврейство сокращалось так быстро, что демографы предсказывали его исчезновение через несколько десятилетий). Это тонкий момент, который трудно понять с первого взгляда, потому что для того, чтобы антисемитизм приобретал силу, необходимо заставить людей поверить в то, что евреи могущественны. Иначе как можно изобразить еврейство как угрозу? В этом и заключается смысл “Протоколов сионских мудрецов”. В то же время — на самом деле — должно быть так, что евреи бессильны, ведь если бы это было не так, на них бы не нападали. Именно эта странная, запутанная мысль: евреи контролируют все, но на самом деле контролируют очень мало, лежит в основе всех антисемитских теорий заговора.
Евреи относительно бессильны. Это крошечный народ, составляющий менее пятой части одного процента населения Земли. Они никогда не обладали ни властью, ни влиянием, которые им приписывают мифы вроде “Протоколов”. Для евреев быть в одиночестве — это стратегия, которая таит в себе опасность. Мы должны быть вместе с другими жертвами ненависти, что означает активное взаимодействие с другими религиозными общинами и этническими группами, а также с обществом в целом.
В защиту различий
Третий пункт вытекает из исходной причины антисемитизма, сформулированной первым в мире антисемитом, Хаманом, когда он сказал царю Ахасуэру: “Есть один народ, разбросанный и рассеянный между народами по всем областям царства твоего; и законы их отличны от законов всех народов”. Антисемитизм это парадигма ненависти к непохожим, страха перед другим, аутсайдером, перед тем, кто не похож на нас. Это ненависть к различиям.
На протяжении всей истории евреи несли на себе бремя различия. Будь то в христианской Европе или на мусульманском Ближнем Востоке, они были квинтэссенцией Другого. В этом и заключается великий дар иудаизма человечеству. Он показывает, что можно быть другим и при этом быть человеком, быть лояльным и активным гражданином, вносить свой вклад в любую сферу человеческой деятельности, быть любимым Богом и ценным в Его глазах. [10]
В этом заключен наш аргумент, обращенный всему человечеству: антисемитизм — ненависть к различиям — есть угроза не только евреям, но ценности человека как такового. Жизнь священна, потому что каждый человек, даже генетически идентичные близнецы, отличается от других, уникален и незаменим. Каждый язык, культура и цивилизация (в рамках универсального морального кодекса) имеют свою собственную целостность, и поскольку каждая из них отличается от других, каждая вносит что-то уникальное в коллективное наследие человечества. Культурное разнообразие так же важно для нашей социальной экологии, как биоразнообразие для природной экологии.
Антисемитизм начинается с евреев, но никогда ими не заканчивается. Мир, в котором нет места для евреев, это мир, в котором нет места для различий, а в мире, где нет места для различий, нет места для самого человечества. Единственный адекватный ответ на страх и ненависть к различию это признание достоинства различия. Таково еврейское послание миру, и если евреи будут ему верны, они обнаружат, что хотя у них есть враги, у них есть и друзья. И именно антисемитизм, как ничто другое, привел к синдрому, о котором я упоминал в главе 1, когда евреи определяют себя как “народ, живущий одиноко”.
- Народ, живущий отдельно?
Бывают моменты, когда смутная интуиция внезапно превращается в озарение. Со мной это случилось в мае 2001 года. Во время праздника Шавуот, в Иерусалиме. Мы обедали с бывшим лидером еврейской диаспоры, совершившего вместе с женой алию. За столом также сидел профессор Ирвин Котлер, видный израильский дипломат, активный борец с новым антисемитизмом, профессор международного права в McGill University, бывший президент Канадского еврейского конгресса, ставший членом канадского парламента, а затем министром юстиции.
Разговор зашел о предстоящей конференции ООН против расизма в Дурбане, ставшей впоследствии печально известной как стартовая площадка для новой атаки на легитимность государства Израиль. Израиль обвиняли в расизме, апартеиде и попытке геноцида. Была предпринята попытка принизить значение Холокоста, написав его со строчной буквы “х” и рассматривая его лишь как один из многих подобных инцидентов. Кофи Аннан однажды назвал пресловутую резолюцию “Сионизм — это расизм” самой низкой точкой в истории Организации Объединенных Наций[11], но Дурбан, возможно, был еще хуже. Атмосфера, по свидетельству присутствовавших там евреев, была ядовитой и пугающей, напоминавшей Германию 1930-х годов. Менее чем через неделю произошло 11 сентября, и мир изменился. В тот Шавуот все это было еще в будущем, но уже недалеком.
Когда Котлер затронул эту тему, я заинтересовался, поскольку участвовал в попытке спасти захваченную повестку дня конференции.[12] Мнение Котлера основывалось на его собственном многолетнем опыте работы в этой области. Он сказал нам, что у Израиля есть механизмы для работы с другими правительствами, но нет или слишком мало механизмов для работы с НПО (Неправительственными организациями). Это было серьезно, потому что Израиль недооценивал влияние таких групп на общественное мнение во всем мире, и особенно на саму Организацию Объединенных Наций. С середины 1970-х годов предпринимались систематические и в основном успешные попытки привлечь НПО, особенно те, которые занимаются правами человека, к палестинской проблеме. В результате палестинский нарратив стал той рамкой, через которую эти группы видели конфликт. Израиль был представлен плохо и даже исключен из обсуждения. Среди тех, кто формирует общественное мнение в новых глобальных организациях, Израиль оказался в опасной изоляции.
Именно тогда дипломат, человек религиозный, сказал, вероятно, намереваясь смягчить мрачность разговора: “Так было всегда!”, и процитировал знаменитые слова пророка Валаама: “Вот, народ живет отдельно и между народами не числится”. (Числ. 23:9)
Он сказал, что судьба Израиля — быть в одиночестве.[13] Это замечание казалось оправданным, но в этот момент я испытал то, что можно назвать озарением. “Почему Вы так уверены, что Валаам произнес эти слова как благословение?” — спросил я. “Не имел ли он в виду проклятие?”
Я уже говорил, что в еврейской Библии часто встречается слово бодет, “одинокий”. Оно используется, например, в отношении прокаженного: “Он должен жить один [бодет]; жилище его должно быть вне стана” (Лев. 13:46). Его использовал Исайя: “Укреплённый город опустеет [бодед], жилища будут покинуты и заброшены, как пустыня”.(Ис. 27:10). И кому неизвестно место в начале Плача Иеремии: “Как одиноко [бодед] стоит город, некогда многолюдный!”
Бодет всегда имеет негативную коннотацию, за исключением случаев, когда используется в отношении Бога, Кто в монотеизме, конечно, один. Фраза “народ, живущий в одиночестве” напоминает описание Максом Вебером евреев как “народа-изгоя”. Когда в Торе впервые появляются слово “нехорошо”, используется аналогичный термин: “Нехорошо человеку быть одному [левад]”. Одиночество, изоляция, отчуждение не является благословением в иудаизме. Первая моя публикация была критикой эссе раввина Йосефа Соловейчика “Одинокий человек веры”. В иудаизме, утверждал я, верующий не одинок. Иудаизм есть искупление одиночества, а не его утверждение.[14]
Подумайте, продолжал я, кто произнес слова: “Это народ, который живет отдельно”. Языческий пророк Валаам, согласно Пятикнижию, враг израильтян. Именно он, не сумев проклясть Израиль, посоветовал моавитянам и мадианитянам использовать более эффективную стратегию (Числ. 31:16). В Талмуде сказано: “Лучше проклятия, которыми Ахия Шилонит проклял Израиль, чем благословения, которыми Валаам благословил его”.[15] Там также говорится, что все благословения Валаама в конце концов превратились в проклятия за одним исключением: “Как хороши шатры твои, Иаков, и жилища твои, Израиль”.[16] Мудрецы считали, что, хотя Валаам и благословил евреев, он сделал это в нарочито двусмысленных выражениях, чтобы благословение превратилось в проклятие.
Я понимал, что разволновался, но чувствовал, что мне нужно продолжать. Я сказал, что существует такой психологический феномен, как самоисполняющееся пророчество. Существует масса научных доказательств того, что люди корректируют свое поведение в соответствии с тем образом, который они создали о себе. Ученики, которым говорят, что они одаренные, лучше сдают экзамены; те, кого убеждают, что они неудачники, обычно терпят неудачу. Восприятие влияет на результаты. Тора сама дает тому пример. Десять соглядатаев, посланных Моисеем разведать землю, возвращаются и говорят: мы не можем завоевать ее; города укреплены, люди — великаны. И добавили: “Мы были как кузнечики в глазах наших, и такими же мы были в глазах их” (Числ. 13:33). Соглядатаям удалось деморализовать народ, и в результате всё поколение, кроме двух несогласных соглядатаев, Иисуса Навина и Халева, было обречено на смерть в пустыне. Если вы верите, что потерпите поражение, то так и будет.
В этом, завершил я свою речь, и заключается извечная еврейская опасность. Если вы определяете себя как народ, который живет в одиночестве, это и будет вашей судьбой. Вы будете убеждать себя, что у вас нет друзей, вы изолированы, никто вас не понимает, мир вас ненавидит. Ваши усилия объяснить себя себе будут половинчатыми. Ваши надежды на привлечение союзников будут шаткими. Вы не будите столь упорно, как другие, доказывать свою правоту перед мировой аудиторией, поскольку будете убеждены, что все усилия окажутся безуспешными. Вы решили, что такова еврейская судьба, которую ничто не может изменить. Так было всегда и так будет всегда.
У евреев есть враги, сказал я, успокаиваясь, но у них есть и друзья, и если бы мы стремились их пробрести усерднее, их было бы больше.
Роковой раскол: Универсализм против партикуляризма
История, которую мне предстоит рассказать, имеет фундаментальное значение для понимания современного еврейства и того, почему, как мне кажется, оно утратило связь со своей историей и классическими терминами еврейского самоопределения. Это трагическая история, история несбывшихся надежд, мечты, превратившейся в кошмар, история трех великих предательств. Она началась с Французской революции.
До девятнадцатого века в большинстве мест и большую часть времени евреи общались в основном друг с другом. У них был свой язык, своя культура, свои школы, суды и общинные санкции. В определенных пределах они обладали автономией. Они не были частью национальной культуры, потому что не существовало национальной культуры, дающей им место внутри себя. Кроме того, у них было мало гражданских прав. Они не могли посещать университеты, приобретать многие профессии или входить в состав законодательных органов. Даже в Великобритании, одной из самых толерантных современных наций, евреи смогли заседать в Палате общин как евреи (то есть без принесения христианской присяги) только в 1858 году, более чем через двести лет после их возвращения при Оливере Кромвеле в 1656 году.
Рождение национального государства в корне и радикально изменило ситуацию.[17] Впервые евреи должны были спросить себя: “Кто мы? Кто мы, прежде всего, — евреи, оказавшиеся во Франции, Германии или Англии, или граждане Франции, Германии или Англии, остающимися евреями по религиозным убеждениям? Светская культура Европы 19-го века не была нейтральной. В ее основе лежало протестантское представление о том, что место религии ограничивается частной жизнью: домом и молельным домом. Иудаизм с его кодексом поведения, регулирующим всю жизнь, не мог быть переведен на этот язык. До сих пор евреи определяли себя, прежде всего, с точки зрения своих отношений с Богом. Теперь же им впервые пришлось определять себя с точки зрения отношений с другими людьми: соседями и согражданами. Были ли они такими как все или отличными?
В результате произошел роковой раскол между еврейскими универсалистами и партикуляристами. Универсалисты приняли современный мир со страстью, которая часто была чуть слабее мессианской. Наконец-то был создан социальный порядок, который положит конец ужасной изоляции евреев. Любая цена была достойна того, чтобы ее заплатить, даже если эта цена неизбежно была компромиссом еврейского своеобразия, того самого, что на протяжении веков делало евреев евреями. Партикуляристы, — часто, хотя и не всегда, ортодоксальные евреи, — придерживались противоположной точки зрения. Они полагали необходимым сохранять еврейскую идентичность, даже если это означает отказ от “жестокой сделки” с современным миром.
Нынешний изоляционизм евреев, боязливое чувство, что им навсегда суждено остаться “народом, который живет в одиночестве”, оказался результатом провала трех универсалистких мечтаний: европейской эмансипации, русского коммунизма и светского сионизма. Первая мечта была уничтожена в Холокосте, вторая — в сталинских чистках, а третья — ростом европейского антисионизма. Это были большие трагедии, с огромными физическими жертвами и травмирующими психологическими последствиями. Результатом стал поворот вовнутрь еврейской жизни в Израиле и большинстве стран диаспоры. Я вижу в этом очень опасное развитие событий.
Если таков выбор: либо универсализм или партикуляризм, либо взаимодействие с миром ценой еврейской идентичности, либо сохранение еврейской идентичности ценой отсоединения от мира, то евреям придется сделать его, так или иначе. Так и делают евреи по всему миру. В диаспоре каждый второй молодой еврей женится или каким-то другим способом отделяется от еврейского мира. В Израиле многие больше не верят в еврейскую идентичность государства. В первом случае речь идет об индивидуальной, во втором случае о коллективной ассимиляции. Другие выбирают самоизоляцию. Многие поступают исключительно в раввинские колледжи, избегают университетов и отгораживаются от широкой культуры. Они выживут как евреи, но окажутся в глубокой изоляции.
Я утверждаю, это не правильный выбор. Иудаизм одновременно партикуляристская и универсалистская религия. Авраам жил отдельно от своих соседей, но он боролся за них, молился за них и общался с ними. Моисей и пророки считали иудаизм уникальным, но содержащим послание для всего человечества. Раскол между партикуляризмом и универсализмом, разрыв между чувствами и сознанием современного еврея это не что иное, как разрушение традиционной идентичности в тот самый момент, когда еврейское будущее и весь мир нуждаются в том, чтобы евреи усвоили партикуляризм и универсализм своей судьбы и веры. Таков главный аргумент данной книги.
В результате, начиная с миллениума, еврейский народ стал реагировать на происходящие события неадекватно. Произошли две вещи. Зачастую евреи и израильтяне не могли эффективно доказать свою правоту на суде мирового сообщества. Это удивительно. В прошлом евреи теряли многое: имущество, дома, свободу, иногда жизни, но спор они не проигрывали. Они были великими дебатерами. Их культура поощряла это. Однако в 21-ом веке по многим ключевым вопросам они проигрывали споры. Сталкиваясь с этим раз за разом, я был вынужден прийти к выводу, что евреи, возможно, бессознательно, усвоили убеждение: “У нас нет друзей, кроме нас самих. Мир подвел нас в прошлом, и он подведет нас снова, когда мы будем нуждаться в нем больше всего”. Сегодня евреи склонны выражать свой протест в пронзительных выражениях, без тонкостей и нюансов, не принимая во внимание аргументы другой стороны, не замечая, что термины, в которых они строят аргументацию, обращены к другим евреям, а не к неевреям. Они не следуют первому правилу общения: сначала стремись понять, и только потом стремись быть понятым. Не сумев убедить широкую общественность, они заключают: “Мы же вам говорили. Мир нас ненавидит. Мы одиноки”.
Во-вторых, евреи терпят неудачу в своих попытках сохранить еврейскую преемственность. К народу, живущему отдельно, большинство людей не захочет принадлежать. Кто, имея возможность выбора, захочет стать изгоем? Кто, сознавая свою ответственность, захочет возложить на своих детей участь жертвы? В старые времена, когда уход из иудаизма означал, по сути, принятие другой веры, у евреев был необходимый инстинкт выживания. Обращение в другую веру было актом нелояльности по отношению к своему народу и его прошлому, и немногие были готовы пойти на это. Но как только появилось светское общество, можно было перестать быть евреем, не обязательно присоединяясь к другим вероисповеданиям. Первым был Спиноза; за ним последовали многие; сегодня в большинстве общин диаспоры так поступает большинство. Можно было предсказать, что единственным сектором еврейского народа, который будет сохраняться в таких условиях, станут те, кто с радостью принял участь жить в одиночестве, то есть сегрегационистская ортодоксия. Так оно и произошло на самом деле.
Универсалистская мечта
Покойный Шломо Карлебах, выдающийся фольклорный певец, провел большую часть своей жизни, посещая студенческие городки. Под конец жизни он сделал интересный комментарий: “Я спрашиваю студентов, кто есть кто. Если кто-то говорит: “Я католик”, я знаю, он католик. Если кто-то говорят: “Я протестант”, я знаю, он протестант. Если кто-то говорят: “Я просто человек”, я знаю, он еврей”. Это больше, чем просто анекдот. Это пережиток одного из самых трагических эпизодов в еврейской истории: увлечения универсалистской мечтой.
Оглядываясь назад, нам трудно понять глубину веры евреев 19-го века в то, что мессианский век вот-вот наступит, но не в Иерусалиме, а в Европе, и не в форме восстановления монархии Давида, а в форме Французской революции. Просвещение обещало новый век науки вместо догм, разума вместо откровения и новый политический порядок, в котором, по словам французской Декларации прав человека и гражданина, “все люди рождаются и остаются свободными и равными в правах”. Вордсворт писал о том времени:
В тот рассвет быть живым было
блаженством, а быть молодым
настоящим раем.
Многие евреи встретили новое время с той же страстью. Они несли с собой воспоминания о столетиях преследований, в том числе о недавних злодеяниях Хмельницкого, о гетто, изгнаниях и погромах. Во Франкфурте евреи все еще находились в гетто.[18] На протяжении всего Средневековья существовала целая череда ложных мессий. Кульминацией стало широкое движение вокруг Шаббетая Цви в 1665-66 годах. Когда это движение закончилось жестоким разочарованием (в плену он принял ислам), его эхо звучало в нескольких поколениях.
Что-то оборвалось в этих потрясениях. Евреи жаждали искупления. Они слишком долго переживали изгнание. Многие из них перестали верить в религиозное искупление. И когда открылась новая перспектива в светском обществе, где они могли обрести равенство и права как граждане, она прорвала плотину веками сдерживаемых ожиданий и надежд. Евреи стали одними из самых страстных почитателей Просвещения и возможности еврейской эмансипации. По словам Дж. Л. Тальмона, евреи “рассматривали Французскую революцию как событие, сравнимое с исходом из Египта и дарованием Закона на горе Синай”.[19] Ранние еврейские революционеры, пишет он, мечтали о “новой религии, религии человечества”.[20]
Одной из движущих идей Просвещения был универсализм. Его стремление заключалось в поиске истины в отрыве от догм, которые породили религиозные войны, бушевавшие со времен крестовых походов, а затем Реформацию. Главными дисциплинами стали философия и наука. Наука универсальна. Ее законы, если они верны, действуют везде и во все времена. Разум тоже универсален. Логика не знает границ. Если что-то логически истинно, то оно истинно во всех возможных мирах. Иммануил Кант утверждал, что то же самое относится и к этике. Вести себя нравственно, значит, поступать в соответствии с законом, который вы готовы предписать всему человечеству. Все, что менее универсально, ipso facto менее нравственно. Это, по сути, осуждало иудаизм, являющийся образцом партикуляристской веры.
И все же многие евреи приняли новый порядок, даже если это означало отказ от своей религии, ее ограничение или реформирование. А как иначе? Впервые им было предложено равенство, гражданские права и перспектива общества без дискриминации. Среди первых и величайших сторонников мечты о разуме был еврей, в конце концов, порвавший с иудаизмом, Спиноза. Но тот же рационализм можно найти и у других еврейских мыслителей от Моисея Мендельсона до Германа Коэна и Анри Бергсона.
В иудаизме есть универсалистское измерение. Оно является частью мессианского видения, когда “Господь будет царем над всею землею; в тот день он будет один и имя его одно” (Зах. 14:9). Оно присутствует в еврейской этике, в заповедях любить ближнего и пришельца. Оно очевидно в видении у Исайи Израиля как “света для народов”. Такие тексты стали ключевыми для еврейских универсалистов. Даже если не принимать их во внимание, секуляризм новых национальных государств позволял евреям покидать иудаизм, не принимая ни христианства, ни ислама. Впервые общество, казалось, предлагало нейтральное пространство, альтернативу религиозным идентичностям, разделяющим человечество.
Мессианский универсализм получил среди евреев Европы три различные формы: реформистский иудаизм, марксистский социализм и светский сионизм.
Реформа иудаизма
Исторически первым возник реформистский иудаизм, понятный только на фоне Германии и ее глубокой оппозиции эмансипации евреев. Как, спрашивали противники, евреи могут стать немцами? Они не могут быть лояльными гражданами государства, поскольку мечтают однажды вернуться в Сион. Они не могут приобщиться к немецкой культуре, потому что придерживаются анахроничной и суеверной веры. Они не могут полноценно участвовать в жизни общества, потому что придерживаются свода законов, отделяющего их от других в еде, календаре святых дней и так далее. Иудаизм есть кодекс различий в эпоху, когда все граждане должны стать одинаковыми.
Первым реформистским местом поклонения стал храм, открытый в Гамбурге в 1817 году. До этого евреи никогда не называли синагогу храмом. Гамбургские реформисты дали ей такое название в качестве политического акта: они хотели показать, что больше не стремятся вернуться в Иерусалим. Храм мог быть построен и в Гамбурге. Его лидеры усердно пытались продемонстрировать, что ни одна из черт иудаизма, которые немцы считали неприемлемыми, не является существенной. Иудаизм можно переписать, исключив из него все, что вызывает социальную рознь: использование древнееврейского языка для молитв, диетические законы и все другие ритуалы,. Даже субботу можно перенести на воскресенье.
Мессианское измерение реформации иудаизма было очевидным для всех. В 1843 году Frankfurter Journal мог бы написать:
“Здесь была основана новая иудейская секта… Ее сторонники, и их уже много, не придерживаются никаких иудейско-талмудических обрядов, не рассматривают обрезание как религиозный или гражданский обряд, и верят, что Мессия пришел в виде немецкого отечества”.[21]
Мессианская надежда была перемещена с возвращения в Сион на социальную интеграцию в новые национальные государства Европы. Реформистский утопизм достиг высшей точке в декларации американских реформистских евреев, “Питтсбургской платформе” 1885 года:
“Мы признаем, что в современную эпоху всеобщей культуры сердца и интеллекта приближается осуществление великой мессианской надежды Израиля на установление царства истины, справедливости и мира среди всех людей. Мы считаем себя уже не нацией, а религиозной общиной, и поэтому не ожидаем ни возвращения в Палестину, ни жертвоприношений при сыновьях Аарона, ни восстановления каких-либо законов, касающихся еврейского государства”. [22]
Однако уже в 1862 году Моисей Гесс мог написать в своей книге “Рим и Иерусалим”, что все это было напрасно. “Из-за ненависти к евреям, которая их окружает, немецкий еврей стремится отбросить все еврейское и отречься от своей расы”. Тщетные усилия. Даже крещения было недостаточно, чтобы спасти евреев от “кошмара немецкой ненависти к евреям”. Евреи верили, что немцы ненавидят иудаизм, но их настоящая ненависть была направлена на евреев. Они возражали не против того, что евреи делали, а против того, кем они были. Как выразился Гесс, они ненавидели не еврейские обычаи, а “еврейские носы”, не их религию, а их расу.[23] Вы можете реформировать религию, но вы не можете изменить свою расу. Он был пророком. Мечта об эмансипации умерла во время Холокоста.
Коммунизм
Второй формой еврейского универсализма стал коммунизм, пророк которого, Карл Маркс, происходил из рода раввинов, но отец обратил его в христианство, когда ему было шесть лет. Маркс не испытывал какой-либо симпатии к иудаизму. Его эссе 1843 года “О еврейском вопросе” в значительной степени опиралось на антисемитские теории Бруно Бауэра. Евреи олицетворяли капиталистический порядок, который он стремился свергнуть.[24] В революционном движении участвовало много евреев. Их тоже привлекал мессианский универсализм, побуждавший их выступать не только против иудаизма, но и против сионизма и еврейского социализма (Бунд), которые они считали партикуляристскими и узкопартийными.
“Какое значение могут иметь интересы горстки евреев, — писал еврейский революционер Павел Аксельрод, — по сравнению с освобождением всего рабочего класса?” Однако у него случилось грубое пробуждение, когда погромы 1881 года выявили глубокий антисемитизм среди русского рабочего класса. Тогда Аксельрод написал памфлет, в котором выразил свое разочарование. Еврейские социалисты, писал он, убедили себя в том, что “еврейского народа на самом деле не существует, что евреи это всего лишь группа российских подданных, которые впоследствии станут российскими гражданами”. События 1881 года показали, что на самом деле большинство русских рассматривали евреев как отдельную нацию, как “вредных для России жидов, от которых Россия должна избавиться любыми средствами”. Он добавил: “Еврейские социалисты революционеры теперь поняли, что они ошибались, отказываясь от еврейских масс во имя космополитизма”. Памфлет так и не был опубликован.[25]
Аксельрод был относительно одинок. Многие ведущие еврейские коммунисты так и не осознали своей ошибки, пока не стало слишком поздно. Роза Люксембург решительно отказывалась идентифицировать себя как еврейку. Для последователей Маркса писала она: “Еврейского вопроса как такового не существует”. Когда один еврей написал ей письмо, требуя внимания к зверствам, совершаемым против ее народа, она ответила: “Зачем вы приходите со своими особыми еврейскими печалями? “ По ее словам, она чувствует боль каждого народа, ко всем одинаково. “Я не могу найти в своем сердце особого уголка для гетто”. В конце концов ее убили. [26]
Леон Троцкий, урожденный Лев Давидович Бронштейн, был равнодушен к евреям и иудаизму, но питал лютую ненависть к Герцлю и сионистскому движению. В 1940 году он был убит сталинским агентом. Сначала Ленин, а затем Сталин обрушили свои репрессии на приверженность евреев к своим традициям. Только внезапная смерть Сталина остановила знаменитый показательный процесс “Заговор врачей”, который, по мнению многих, был задуман как первый акт драмы, включавшей массовую депортацию евреев в Сибирь, то есть как собственную версию “Окончательного решения”.
Светский сионизм
Светский сионизм, первым пророком которого стал Моисей Гесс, родился в результате провала религиозной реформы. Евреи сделали все возможное, чтобы стать частью Европы, но ничего не добились. Теодор Герцль понял это в момент судьбоносного прозрения, когда увидел толпу в Париже после приговора по делу Дрейфуса, кричавшую: “Mort aux Juifs”. Хотя в то время он ничего не знал о деятельности Гесса, он быстро пришел к тому же выводу. Евреям не было места в национальных государствах Европы. Единственной надеждой для них было создание собственного национального государства.
Для многих первых сионистов движение открывало перспективу нормализации евреев, возможность стать “просто людьми”. Одним из их лозунгов был “кехол хагоим” — “Как все народы”. Радикальный сионист Яков Клацкин писал:
”Герцль появился среди нас не из национального сознания еврея, а из универсального человеческого сознания. Не еврей, а человек в нем вернул его к своему народу “.[27]
Д. Гордон, светский пророк сионизма, говорил:
“Наша революция это революция человека в еврее”.[28] Амнон Рубинштейн пишет, что “внутри сионизма выросли нееврейские, даже антиеврейские настроения, потрясающие по своей силе и по своей тоске по язычеству и язычникам”.[29]
В “Проповеди”, знаменитом рассказе Хаима Хазаза, герой говорит:
“Сионизм и иудаизм это вовсе не одно и то же, а две вещи, совершенно отличные друг от друга, а может быть, и прямо противоположные друг другу! Во всяком случае, далеко не одно и то же. Когда человек больше не может быть евреем, он становится сионистом “.[30]
В галуте, изгнании, евреи были беспомощны, бессильны, вынуждены были постоянно унижаться, выпрашивать права, на каждом этапе завися от доброй воли других. У евреев не было возможности развивать еврейскую культуру, проявлять здоровую нормальность, которая, конечно, до двух мировых войн ассоциировалась с военной доблестью и национальной гордостью. В Израиле евреи перестанут быть евреями. Они станут, как предпочитали многие светские сионисты, иврим (Hebrews) Некоторые даже предлагали называть их ханаанеями.
Центральное место в большинстве течений сионизма занимал шелилат ха-гола — отказ от диаспоры и всего, что с ней связано. В течение многих лет после войны израильтяне не говорили о Холокосте, стыдясь того, что, в их глазах, евреи Европы шли как овцы на заклание. Единственное событие, которое они были готовы включить в свою коллективную память, было восстание в Варшавском гетто, особый момент в истории Холокоста, когда евреи дали отпор. Израиль, по мнению секуляристов, обеспечит евреям нормальное место среди народов. Он положит конец антисемитизму, который сам по себе является продуктом еврейской бездомности. Такой была самая сокровенная мечта Гесса и Герцля.
Три предательства
Тот факт, что Израиль стал объектом нового антисемитизма, является для универсалистов третьим предательством. Оно началось с резолюции ООН 1975 года, приравнивающей сионизм к расизму, и с тех пор не прекращается. Неправительственные организации, средства массовой информации Европы и многие ее интеллектуалы ополчились против Израиля в тот самый момент, когда он предпринимал активные усилия по установлению мира. Семь лет он вел переговоры с ООП (Организацией освобождения Палестины), с которой, как с террористической организацией, ранее отказывался встречаться. Израиль предложил палестинцам собственное государство, чего, как известно не сделали иорданцы и египтяне. Изоляция Израиля на международной арене не могла не рассматриваться многими как рецидив старого антисемитизма, на этот раз на национальном, а не индивидуальном уровне. Израиль стал “евреем среди народов”, государством-изгоем.
Я набросал эскиз современной еврейской истории, потому что без нее невозможно понять современное значение фразы “народ, живущий в одиночестве”. Это не классический язык еврейского самосознания.[31] Евреи были избраны Богом, чтобы быть святым, а не ненавистным народом. Настанет день, говорил Моисей, когда “все народы на земле увидят, что вы называетесь именем Господа, и будут благоговеть перед вами” (Втор. 28:10). Если евреи страдают от изгнания, то это происходит из-за их грехов, говорили пророки, а не из-за метафизической судьбы или неумолимого рока.
Единственный, самобытный, уникальный, еврейский народ считал себя так же особым, как греки и римляне в древности, англичане, французы, итальянцы, немцы и американцы в девятнадцатом веке. Но евреи не считали себя одинокими и изолированными по самой простой причине. До девятнадцатого века они никогда не определяли себя с точки зрения того, что думают о них другие люди. Они определяли себя по своему отношению с Богом. Ирония заключается в том, что хотя именно религиозные евреи часто используют фразу “народ, живущий в одиночестве”, они вкладывают в нее смысл, который мог возникнуть только после секуляризации еврейской идентичности.
Невозможно осмыслить поворот еврейского народа внутрь себя в последние годы, не осознав глубокого чувства предательства, которое лежит в основе понимания многими евреями своих отношений с миром. Трижды евреи мечтали об универсализме, о том, что они будут жить в мире равенства и достоинства, свободном от религиозных предрассудков средневековья, и трижды эта мечта обернулась кошмаром.
Европейский национализм не выполнил своих обещаний. Просвещение не смогло просветить. Эмансипация не смогла освободить. Холокост произошел на европейской земле при молчаливом попустительстве, а иногда и активном участии ведущих умов Европы, ее философов, ученых, врачей, судей и академиков. Половина участников Ванзейской конференции 1942 года, планировавшей Окончательное решение: убийство всех 11 миллионов евреев Европы, имели звание доктора.[32] Коммунизм тоже ополчился против евреев. Даже рождение государства Израиль не смогло развеять предрассудки. Старые мифы, от “Кровавого навета” до “Протоколов сионских мудрецов”, всплыли вновь, на этот раз против еврейского государства. Какой бы своей стороной евреи ни поворачивались, они оказывались в ловушке судьбы, которую, как виделось им, они избежали. Они испробовали все, и всё оборачивалось неудачей. Современная еврейская история имеет характер греческой трагедии, и это произошло с народом, чья культура основана на принципиальном неприятии трагедии.
Бог одного народа или всех?
Я уже рассказывал о внутреннем расколе в еврейском народе, возникшем в 19-ом веке, между универсалистами, стремившимися войти в мир ценой отказа от еврейской самобытности, и партикуляристами, — в основном ортодоксами-сепаратистами, –которые, чтобы спасти свою еврейскую самобытность, обратились спиной к миру. В результате евреи оказались фатально ослабленными в тот момент, когда они больше всего нуждались в силе.
Поначалу универсалисты казались победителями, но после троекратного предательства: Холокоста, сталинского террора и нового антисионизма, неудивительно, что наступила эпоха еврейского партикуляризма. Евреи, по крайней мере, те, кто намерен оставаться евреями и воспитывать своих детей как евреев, обратились вовнутрь. Они глубоко разочарованы. А кто бы не был разочарован? Не может быть большего контраста, чем между европейским Просвещением, с одной стороны, и марксизмом, с другой, но они оба ополчились на евреев, их самых страстных приверженцев. Предательство нашего времени, выразившееся в жестоком осуждении Израиля западной интеллектуальной элитой и в ее союзе с тоталитарным религиозным экстремизмом, лишь усугубили разочарование среди евреев. Они научились не доверять миру, не надеяться, не ожидать ничего, кроме изоляции. “Евреи могут полагаться только на других евреев. Нас ненавидят. Мы народ, который живет в одиночестве”.
Хотя такая реакция понятна, она глубоко опасна. Если евреи не доверяют миру, они не будут стремиться понять его и научиться отстаивать свою точку зрения, завоевывать союзников в мире. Они будут видеть антисемитизм там, где действуют другие факторы. Они будут придавать еврейской идентичности негативный оттенок, который побудит многих молодых евреев уйти, а не остаться. Они попадут в ловушку морального солипсизма, разговаривая между собой в терминах, понятных только им самим. Фраза “народ, живущий в одиночестве” станет самоисполняющимся пророчеством, которое не предвещает ничего хорошего для будущего евреев, иудаизма и Израиля. Тем, кто считает, что им суждено быть окруженными врагами, не хватит воли и убежденности, чтобы попытаться завести друзей.
Это ложное видение. Евреям не суждено быть париями, изгоями, без друзей в этом мире. С рождением государства Израиль евреи стали частью мира, и у них есть жизненно важное послание, которое они должны передать, и исцеляющее присутствие, которое они должны реализовать. Они заслужили право и обрели обязанность говорить с миром, взаимодействовать с ним, и делать это как евреи, в свете партикулярности своей веры и универсальности своего Бога.
Возможно, универсалистская мечта и умерла, но это была ложная мечта с самого начала. Мнение о том, что евреи такие же, как все, и даже больше чем другие, бессодержательно; оно также самообманчиво. Если евреев не принимают с их отличиями, они не будут приняты вообще; а если они не будут приняты вообще, то не будут приняты и другие меньшинства. Антисемитизм в конечном итоге не коренится в евреях. Он коренится в глубокой человеческой неспособности принять тот факт, что мы разнообразны и должны создавать пространство для разнообразия, если хотим сохранить нашу человечность. Антисемиты являются врагами свободы, как бы они ни маскировались, какой бы риторикой ни прикрывались, какой бы заботой ни прикрывались, каким бы интеллектуальным обоснованием ни занимались.
Столь же слабой является стратегия радикального обращения внутрь, замены гетто ума уличным гетто. Некоторые, прежде всего сегрегационистская ортодоксия, будут делать это, и надо отдать ей должное. По сути, она воссоздает в наше время то, чем было священство в библейские времена, — особую элиту, служащую в храме Господнем. Но это элитарная стратегия со всеми достоинствами и опасностями элитарной культуры. Если ее ответ: мир не с нами и не для нас, нам суждено жить отдельно станет общим, евреи действительно окажутся в одиночестве.
Стратегия, ориентированная вовнутрь, имела смысл в течение двух тысяч лет, когда евреи были рассеяны по всему миру, везде были меньшинством, не имели прав и голоса в обществе. Сейчас, в многообразных, многоконфессиональных и многокультурных либеральных демократиях Запада, такая стратегия не имеет смысла. Возможно, впервые в истории голос евреев уважают. К нему обращаются за мудростью. Если евреи сами не услышат свой голос, тишина вокруг них не наступит. Пространство будет заполнено другими голосами, не всегда благосклонными к евреям и иудаизму. Евреи были призваны быть благословением для мира. Они не смогут исполнить свое призвание, если будут отстранены от мира. И особенно важна связь с миром в Израиле, на земле, где родился иудаизм.
Примечания
[1] For a more negative evaluation, see See Bat Ye’or, The Decline of Eastern Christianity Under Islam: From Jihad to Dhimmitude: Seventh-Twentieth Century, trans. Miriam Kochan and David Littman, Madison, N.J., Fairleigh Dickinson University Press, 1996; Islam and Dhimmitude: Where Civilizations Collide, trans. Miriam Kochan and David Littman, Madison, N.J., Fairleigh Dickinson University Press, 2002.
[2] Bernard Lewis, ‘The New Anti-Semitism’, The American Scholar, Volume 75, No. 1, Winter 2006, pp. 25–36.
[3] Accounts can be found in R. Po-chia Hsia, The Myth of Ritual Murder: Jews and Magic in Reformation Germany, New Haven, Yale University Press, 1988; Hermann Strack, The Jew and Human Sacrifice; Human Blood and Jewish Ritual, an Historical and Sociological Inquiry, trans. Henry Blanchamp, New York, Blom, 1971; Joshua Trachtenberg, The Devil and the Jews; Alan Dundes (ed.), The Blood Libel Legend: A Casebook in Anti-Semitic Folklore, Madison, University of Wisconsin Press, 1991; Ronald Florence, Blood Libel: The Damascus Affair of 1840, Madison, University of Wisconsin Press, 2004.
[4] The classic historical account is Norman Cohn, Warrant for Genocide, London, Eyre and Spottiswoode, 1967. See also Hadassa Ben-Itto, The Lie That Wouldn’t Die: The Protocols of the Elders of Zion, London, Vallentine Mitchell, 2005.
[5] They include a work by a French cleric, Abbé Barruel, blaming the French Revolution on the Order of Templars; a second written by a German, E. E. Eckert, about Freemasons; and the third, a fictional dialogue between Montesquieu and Machiavelli written by Maurice Joly in 1864. A survey of reactions can be found in MEMRI Inquiry and Analysis Series—No. 114, ‘Arab Press Debates Antisemitic Egyptian Series “Knight Without a Horse”—Part III’, 10 December 2002.
[6] MEMRI Inquiry and Analysis Series—No. 610, 18 November 2003
[7] María Rosa Menocal, The Ornament of the World: How Muslims, Jews, and Christians Created a Culture of Tolerance in Medieval Spain, Boston, Little, Brown, 2002.
[8] Смысл и различия между “заветом судьбы” и “заветом веры” обсуждаются рабби Саксом в главе “Существует ли еще еврейский народ?” книги “Будущее время” — Примечание переводчика.
[9] Hannah Arendt, Antisemitism: Part One of the Origins of Totalitarianism, New York, Harvest, 1958, pp. 4–5
[10] См. Джонатан Сакс. “Достоинство различия: Как избежать столкновения цивилизаций”, Мосты культуры, 2008 (Также на этом Портале, “Заметки по еврейской истории”, №№ 139-142 — Примечание переводчика)
[11] “Это возвращает меня к прискорбной резолюции, принятой Генеральной Ассамблеей в 1975 году, в которой сионизм приравнивался к расизму и расовой дискриминации. Это была, пожалуй, низшая точка в наших отношениях; ее негативный резонанс и сегодня трудно переоценить”. Kofi Annan, Address to the Israel Foreign Relations Council and the United Nations Association of Israel, Jerusalem, 25 March 1998.
[12] Мэри Робинсон, бывший президент Ирландии, к тому времени комиссар ООН по правам человека, ответственная за проведение встречи, попросила меня помочь. Она заранее знала, что произойдет, и попросила, чтобы мы с принцем Иордании Хасаном (мы оба были членами Eminent Persons Group) переработали некоторые предложения, которые должны были быть представлены в Дурбане с целью учесть проблемы палестинцев и их сторонников без нападок на Израиль. Мы сделали это на трехдневной сессии в Королевском колледже Лондона, организованной группой “Права и человечность”. Когда наши предложения были отвергнуты руководящим комитетом конференции, я вышел из состава группы.
[13] Одним из характерных примеров было мнение покойного Якова Герцога, чьи посмертно опубликованное эссе было озаглавлено “Народ, который живет один”, A People That Dwells Alone, London, Weidenfeld and Nicolson, 1975.
[14] Jonathan Sacks, ‘Alienation and Faith’, reprinted in my Tradition in an Untraditional Age: Essays on Modern Jewish Thought, London, Vallentine Mitchell, 1990, pp. 219–44.
[15] Babylonian Talmud Taanit 20a
[16] Babylonian Talmud Sanhedrin 105b.
[17]. See Arthur Hertzberg, The French Enlightenment and the Jews: The Origins of Modern Anti-Semitism, New York, Columbia University Press, 1990; Paul R. Mendes-Flohr and Jehuda Reinharz (eds.), The Jew in the Modern World: A Documentary History, New York, Oxford University Press, 1980; Jonathan Sacks, Arguments for the Sake of Heaven: Emerging Trends in Traditional Judaism, Northvale, NJ, Aronson, 1991.
[18] Elon Founder, Founder: A Portrait of the First Rothschild and His Time, New York, Viking, 1996.
[19] J. L. Talmon, Israel Among the Nations, London, Weidenfeld & Nicolson, 1970, p. 9.
[20] Ibid., p.18.
[21] Quoted in Robert Liberles, Religious Conflict in Social Context: The Resurgence of Orthodox Judaism in Frankfurt am Main, 1838— 1877, Westport, Conn.: Greenwood Press, 1985, pp. 46–7.
[22] Encyclopedia Judaica, vol. 14, p. 26.
[23] Moses Hess, Rome and Jerusalem, trans. Maurice J. Bloom, Fourth Letter, pp. 25–7.
[24] Sander Gilman, Jewish Self-Hatred, Baltimore, Johns Hopkins University Press, 1986, pp. 188–208
[25] Talmon, Israel Among the Nations, pp. 36–8.
[26] Ibid., pp. 43–5.
[27] Jakob Klatzkin, ‘Boundaries [1914–1921]’, in Arthur Hertzberg (ed.), The Zionist Idea: A Historical Analysis and Reader, Philadelphia, Jewish Publication Society, 1997, p. 241
[28] Quoted in Amnon Rubinstein, The Zionist Dream Revisited, New York, Schocken, 1984, p. 20.
[29] Ibid., pp. 23–4. 20 Ibid., p. 25
[30] Ibid., p. 25.
[31] Конечно, во всей средневековой литературе еврейских элегий прослеживается страдание по поводу изоляции Израиля: “Посмотри с небес и увидь, как мы стали предметом презрения и насмешек среди народов”, говорится в одной из молитв. “Нас считают овцами, которых ведут на заклание, чтобы убить, уничтожить, избить и унизить”. Но это обстоятельства, а не судьба. Раввинские тексты, которые часто приводятся в качестве доказательства того, что раввины считали антисемитизм неизбежным, при ближайшем рассмотрении не говорят ни о чем подобном. Первый, кто предположил, что антисемитизм неизлечим, был Леон Пинскер в 1882 году. Перед нами яркий пример того, что Эрик Хобсбаум называет “изобретением традиции”.
[32] Mark Roseman, The Villa, the Lake, the Meeting: Wannsee and the Final Solution, London, Penguin, 2003.
