ЗАМЕТКИ ПО ЕВРЕЙСКОЙ ИСТОРИИ

С самого раннего детства мы с братом видели любящих друг друга людей, которые всячески, при любой возможности, демонстрировали это своим детям, не выходя за границы того, что мы должны были видеть. У нас не было не только скандалов, но и повышенного тона при общении. За всю жизнь я не услышал ни одного нецензурного слова от своих родителей, хотя папа прошёл через такое, где без этого не могли обойтись.

[Дебют] Лев Кабзон

КУДА ВЕДЁШЬ, ДОРОЖКА?..

Аннотация. Перед вами небольшое исследование на тему: “Какие факторы повлияли в детстве на становление личности, которой мы являемся сейчас”. Эти воспоминания я писал, стараясь соединить восприятие событий тем мальчишкой, от имени которого идёт рассказ, с жизненным опытом того, кто пишет это повествование.

Глава 1. Вступление

Я был рождён в ассимилированной еврейской семье от любящих, хотя и не очень молодых родителей. Они стали мужем и женой в 1945 году. Познакомились в городе Краснотурьинск, где мама была в эвакуации, а отец после тяжёлого ранения направлен на партийную работу в этот город. Сразу после моего рождения они уехали в Москву, где у мамы была квартира. Квартира эта располагалась на втором этаже старого деревянного дома и состояла из большой (22 кв. м), разделенной фанерной перегородкой на две, и маленькой (8 кв. м)комнат. Квартира отапливалась печкой с дровами. В той же квартире проживало ещё 5 человек, которые жили в остальных четырёх комнатах. У нас была общая кухня и общий туалет. Раковина для умывания стояла на кухне. Таким образом в квартире проживало 9 человек, о которых хотелось бы немного рассказать. Нас было четверо. Папа, мама, я и мой младший брат Мишка. Несколько лет с нами проживал старший сын отца от первого брака. Мы были очень дружны с ним и сохранили эти отношения на всю оставшуюся жизнь. Ещё две комнаты занимала пожилая пара тётя Лиза и дядя Петя. Тётя Лиза была приветлива и ласкова. Дядя Петя огромен, толст, нелюдим. Каждое утро он умывался ледяной водой на кухне и потом тщательно вытирал за собой. Его мы видели редко. Он много работал и когда приходил домой, практически не выходил из квартиры. У них первых появился телевизор, который нас иногда пускали посмотреть. Наша семья не то, что дружила с ними, но и не ссорились. Однако, с того самого момента, когда остались детские воспоминания, я ощущал какую— то непонятную напряженность в отношениях. Я чувствовал, что родители стараются оградить меня и брата от близких контактов с соседями. Например, у тёти Лизы была интересная коллекция красивых кукол. Нам с Мишкой они очень нравились, но каждый раз, когда мы хотели зайти и посмотреть эту коллекцию, мама пыталась что—то придумать, чтобы не пустить нас туда. Только значительно позже мы с братом узнали, что они законные наследники того дома, в котором мы жили, ненавидели советскую власть, которая у них отобрала доходный дом. Всё это совершенно понятно. Но в тот момент, когда немцы в октябре 1941 года подходили к Москве, они устроили праздник и кричали, что всех жидов, в том числе и мою маму выдадут фашистам. Тогда мама с семьёй эвакуировалась. Но вернувшись, она опять встретилась с теми же людьми, которые ненавидели и боялись нас. Для сохранения нормальной жизни соблюдались внешние приличия с обеих сторон. Если бы я не узнал всей правды, то до сих пор думал бы, что тётя Лиза относилась к нам, детям, с большой теплотой. А может быть так и было? Ответить сейчас на этот вопрос невозможно.

Практически вместе с ними проживали дядя Ваня и тётя Вера, у которых был сын, наш ровесник Саша. Дядя Ваня был инвалидом войны, где он потерял ногу. Работал в торговле, а тётя Вера была домохозяйкой. Ничего плохого или хорошего о них сказать не могу. С Сашей мы дружили и сохранили нашу дружбу на несколько лет после того, как расстались и разъехались. В общем, жили как все, а может быть и немного лучше. Номер нашего дома был 11. На самом деле, под этим номером было четыре дома, в которых было 19 квартир. Наша была под номером 18. Все эти дома были окружены двором. Двор дома номер одиннадцать. Это не просто огороженный участок земли. Это была наша территория. А мы были мальчишки этого двора. Тетеринский переулок состоял из двух частей. Нижняя, ровная, и верхняя, крутая Чёртова горка, мощеная булыжником. Не могу не вспомнить, что самым захватывающим приключением был съезд с этой горки на велосипеде с отпущенными тормозами и, как особый шик, без рук. Я прошёл через все стадии и очень этим гордился. Нижняя часть в основном была застроена деревянными домами, каждый из которых имел двор. Было много проходных дворов, в которых легко можно заблудиться и в которых не так уж и редко звучали милицейские свистки, когда милиция безуспешно догоняла очередного любителя белья, повешенного на верёвку и сдернутого этим любителем. Дворы были излюбленным местом сбора жильцов дома. Дворы могли дружить, враждовать, держать нейтралитет, но никогда не сливаться с другими. Публика проживал там разная. От рафинированной интеллигенции до воров и бандитов, массово вернувшихся домой в результате амнистии 1953 года. Во дворах они правили, но отношения между людьми были уважительные и в моей памяти не сохранилось ни одного случая, когда кто-нибудь кого-то обижал или унижал. Кражи конечно были, но их совершали не наши. Наши воровали в других местах. Двор, улица-это были очень мощные факторы, которые формировали личность. Мы вращались в трех кругах: Семья, школа, улица. Сосуществуя рядом, они боролись за влияние. В конечном итоге, каждый из нас выбирал то, что ему казалось самым важным в каждом из кругов. И, конечно, начну с первого круга.

Глава 2. Семья

С самого раннего детства мы с братом видели любящих друг друга людей, которые всячески, при любой возможности, демонстрировали это своим детям, не выходя за границы того, что мы должны были видеть. У нас не было не только скандалов, но и повышенного тона при общении. За всю жизнь я не услышал ни одного нецензурного слова от своих родителей, хотя папа прошёл через такое, где без этого не могли обойтись. Надо сказать, что эта традиция сохранилась на всю жизнь и уже я, пройдя хорошую школу ненормативной лексики, никогда, ни при каких обстоятельствах не употреблял её в присутствии родителей или детей. Про папу мы знали, что он работает каким—то начальником. Несколько раз бывали у него на работе и видели очень строгого и решительного человека. Отец практически не пил. В нашем доме не было вина. Он не курил. Но всегда держал спрятанную в одежде пачку папирос— Любительские, к которой я ещё вернусь. На отце лежала работа по дому, связанная с заготовкой дров и выносом мусора, что в те времена было совсем не просто. Когда мне было 9 лет, отец тяжело заболел. Сказались контузия и тяжёлое ранение, полученные на войне. Он потерял всякую трудоспособность и много времени проводил в больнице на излечении. Получилось так, что я стал главным мужчиной в доме. Ко мне перешли все обязанности отца. Главной среди них была забота о дровах в течении всего года. За год мы расходовали 12 куб. м дров. У нас был сарай, который вполне можно было сравнить с пещерой Алладина, так как там иногда под слоем опилок и коры делались необыкновенные находки. Однажды я нашёл там настоящую финку с наборной рукоятью и чуть покрытым ржавчиной лезвием. Вид этого оружия завораживал. Понятно, что оно было создано для убийства человека. Но в нем была необыкновенная красота хищника перед атакой. Я никому не сказал о находке. Только перепрятал и иногда украдкой доставал и любовался. Когда мы уезжали из этого дома, я глубоко закопал финку. Место помню до сих пор, а вот найти её там сейчас невозможно, так как на этом месте стоит новый большой дом. А вдруг финка ещё жива и продолжает свой путь в чьей-нибудь коллекции? Самое главное, чтобы она не была использована по назначению.

Итак, вернусь к рассказу о дровах. Их привозили четыре раза в год по три кубометра. Стоимость зависела от переработки. Можно было заказать непиленные (бревно, которое надо было потом пилить на три части), пиленные, колотые и, как дополнительная услуга, укладка в сарай. Стоимость этих услуг значительно возрастала при добавлении следующей, и мы всегда заказывали непиленные. Нельзя сказать, что не могли заказать пиленные, но все же экономили и пилили сами. Я начал помогать отцу в возрасте 6 лет. Мне очень нравился этот процесс. От природы я обладал большой физической силой, которая помогала и увеличивалась при этой работе. Потом мы кололи дрова. Я научился работать тяжёлым колуном и почти не отставал от отца. Ну и в конце концов дрова укладывались в сарай, откуда небольшими частями, по мере надобности, переносились в дом и использовались по назначению.

Когда отец заболел, вся эта работа перешла ко мне. Дрова привозили по-прежнему, непиленные. Отец получал небольшое пособие по инвалидности, и жили мы в основном, на мамину учительскую зарплату. Концы с концами сводили, но с трудом. Итак, приехала машина и свалила три кубометра. Поперёк дороги. Надо перекладывать вдоль. Каждое бревно весит около 20-30 кг. Вытащить козлы из сарая. Тоже не очень большое удовольствие. Положить на них бревно и начать пилить двуручной пилой. Править, отбивать и точить пилу я научился значительно позже. А тогда пила была туповатой. Самое трудное было начать. Потом, при хорошо поставленной руке, процесс шёл уже легче. Обычно на пилку уходила неделя. Иногда находились добровольные помощники и процесс шёл быстрее. После этого начиналась колка дров. Я колол без клиньев, колуном. Каждое полено было крепостью, которую надо было взять. Появлялся азарт и широта движений. Отсутствие боязни не туда попасть. Надо сказать, что небольшие травмы иногда случались, но ничего серьёзного себе не повредил. Работал с удовольствием и именно тогда появилась привычка доводить все до конца, которая иногда, даже сейчас, вызывает недоумение у близких, которым кажется, что все уже сделано. На колку и укладку уходило недели три. Ведь, ко всему прочему, я ещё и учился в школе, а не только колол дрова. Итак, через месяц дрова в сарае и ещё через пару месяцев все с начала.

Когда я уже неплохо овладел этим мастерством, пришла мысль попробовать заработать на нём. Я собрал своих друзей по двору в возрасте от 12 до 14 лет, и мы предложили свои услуги домохозяйкам нашего двора. Надо сказать, что подобные услуги предоставляли несколько мужчин, живущих поблизости. Но мы поставили цену в три раза меньше. У них напилить кубометр дров три рубля, у нас рубль. Нас попробовали в деле, увидели, что мы неплохо справляемся и засыпали заказами. Не учли только одно. Мужики не могут просто смотреть, как у них отбирают неплохую халтурку. Да и мы не отдавали себе отчёт, что поступаем довольно подло. Как нас не прибили, не знаю. Видно люди они были нормальные и понимали, что мальчишкам тоже деньги нужны. Но в один прекрасный момент огромный дядя Витя дал мне понять, что пора завязывать. На этом работа нашей бригады прекратилась. Вторая обязанность отца – выносить мусорное ведро, только на первый взгляд может показаться лёгкой и смешной. До помойки можно было дойти двумя способами. По улице (метров 600) или дворами (метров 200). Конечно, второй путь короче, но надо было пройти три проходных двора, не очень дружески настроенных к нам. Я выбирал второй путь. Несколько раз был задержан, но всегда отпускали без ущерба для здоровья.

Мама пользовалась у нас с Мишкой огромной любовью и таким же уважением, настолько, насколько это возможно для маленьких детей. Может быть она не была

отличной хозяйкой, может быть не очень вкусно готовила, но она прежде всего была любящей мамой. Она никогда не вела с нами воспитательные беседы, а воспитывала на личном примере. Мама была очень талантливым человеком, который соединял в себе как незаурядные гуманитарные способности, так и математические. Мама писала интересные рассказы, которые специально сочиняла для нас с братом, прекрасно рисовала. Перерисовывая картинки к какому-либо празднику из книги, она давала им новую жизнь и содержание. Прекрасно шила и кроила, вырезала, вышивала, делала куклы для созданного ею нашего семейного кукольного театра. И была совершенно уникальным учителем математики. Работая в школе, она всегда приходила домой в хорошем настроении и рассказывала нам, своим детям, какие у неё замечательные ученицы. По рассказам мы могли бы узнать каждую из них. Удалось и нам услышать, что говорили о ней её ученицы. (Мама работала в женской школе). Кроме этого мама давала частные уроки у нас дома. Я был совсем маленьким, когда у меня появилось любимое занятие. Во время урока садился рядом и слушал её объяснение. Конечно ничего не понимал, но видел, как реагирует ученик и с каким увлечением она работает. Тогда и зародилось желание быть таким же учителем, как мама. Оно стало главным направляющим стержнем моей жизни. Пришёл момент, когда она передала мне эстафетную палочку, и я стараюсь нести её достойно.

Категории хорошо или плохо не обсуждались в нашей семье. Они были понятны. Мама всегда верила, что мы с братом не можем иметь вредных привычек и делать что-то нехорошее. Нас никогда не контролировали. Мы гуляли сколько хотели и с кем хотели. И не так уж безобидны были наши игры во дворе. Но самым главным было не расстроить маму, с чем справлялись достаточно успешно. Хочу рассказать одну историю. Курить я начал рано. Об этом расскажу позже. Однажды мама захотела постирать мою куртку. Конечно, выложила все из карманов, в том числе и пачку сигарет. Но ей даже в голову не пришло, что это сигареты и она сложила все, что было в кармане в кучку. Когда я увидел эту кучку, очень испугался разоблачения, вытащил и спрятал эти сигареты. Но ничего замечено не было. Да. У нас были всякие истории и приключения на улице. Многие из наших сверстников оказались в тюрьме. Но семья очень хорошо установила границу между добром и злом, которая сидела внутри и не давала возможности стать бандитом или вором. Если подвести итоги, то из семьи я вынес уважительное и нежное отношение между супругами, умение брать на себя ответственность, понимание того, что такое добро и справедливость и выбор жизненной цели.

Глава 3

Первая школа

Пожалуй, мне здесь повезло. Я учился в трех школах, каждой уникальной по-своему. В предыдущей книге я много писал о своей первой школе N 479. Не хочу повторятся и

скажу главное. Лицо школы — это её директор. Наш был небольшого роста, всегда с добрым выражением на лице, с большим количеством перхоти в густых седых волосах. Он уверенно вёл свой корабль, хотя это было нелегко, учитывая контингент учащихся, да и учителей. В школе были представители воровских семей, для которых воровство было образом жизни, были представлены и семьи рабочих и интеллигенции и, наконец, семьи советской элиты, которые проживали в высотном доме на Котельнической набережной. Мы все варились в одном котле, и никто не пытался показать свое превосходство над другими. Все ходили в одинаковой форме, хотя у некоторых она была хлопчатобумажной, а у других шерстяной. Директор брал своей справедливостью, добротой, пониманием, но отнюдь не всепрощением. Его уважали и ученики, и учителя. В те времена, это случалось не так часто. Не могу сказать, что учительский состав школы был очень сильным. Но учителя знали свое дело, работали добросовестно и смогли привить нам любовь к учению. Излишне говорить, что я был поглощен изучением математики и, начиная с начальной школы, моей главной общественной работой была помощь одноклассникам в её изучении. Дошло до того, что в 8-м классе я иногда заменял учительницу на уроке, объясняя новый материал. Никогда не был отличником, никогда к этому не стремился, но тройка по любому предмету была позором и поэтому их было очень мало. Не могу не похвастаться и не сказать, что по физической силе и умению её применять я был первым в школе. Но это не заслуга. Это дар. Когда стало известно, что наша школа становится восьмилеткой, и после её окончания, придётся искать другую школу для продолжения образования, было очень грустно. Но именно этот переход сыграл огромную, уникальную роль в становлении личности.

Юный Динамовец

Правда перед этим хотелось бы рассказать о ещё одной школе жизни — секции классической борьбы общества Динамо. Как я уже неоднократно говорил, я обладал большой физической силой. Фокусы, которые я вытворял с двухпудовыми гирями в возрасте 10-11 лет, не мог повторить ни один старшеклассник. И захотелось испытать себя в спорте. Конечно в единоборстве. Выбор был небольшой. Борьба вольная, классическая, самбо и бокс. Последнее отпадало сразу, так как я не мог бить человека. Особенно по лицу. Какой—то внутренний запрет. Легко одолевая соперника, мог крутить его как угодно, уложить на землю, предварительно немного подняв над нею, но не мог ударить кулаком.

Из всех видов борьбы самой зрелищной мне показалась классическая, с её бросками с большой амплитудой. Туда я и направился, был принят и четыре последующих года отдал увлечению этим видом спорта. Мне опять повезло. Я занимался у одного из лучших тренеров России. Александр Абрамович Колмановский. Он не был выдающимся борцом, хотя становился чемпионом России в своём весе несколько раз. Войну прошёл в спортивном подразделении, выполняя особые задания. После войны посвятил себя работе тренером, где и достиг очень высоких результатов, разработал собственную методику, успешно её применяя. Подготовил несколько очень высоко классных спортсменов, которые завоевывали медали на различных международных первенствах, в том числе и на Олимпийских играх. Через его руки прошли такие выдающиеся борцы, как Кочергин (легчайший вес), Колесов (средний вес) и много других. Они были нередкими гостями в нашем зале, и я даже имел честь быть спарринг—партнёром некоторых из них. Правда, оказать серьёзное сопротивление не мог и летал как кукла, на которой показывают приёмы. Но учился правильно падать, не сдаваться, держать мост до последнего, а иногда и контратаковать. Александр Абрамович очень хорошо знал, кто к нему идёт заниматься и очень успешно развенчивал мифы о воровской жизни и блатных. Он настрого запретил нам применять приёмы борьбы в драке при нападении. Только самозащита могла оправдать применение этих навыков. А они у нас формировались такие, что ни один человек, даже очень сильный, не имеющий их, был обречён на поражение. Причём именно борцы-классики очень быстро и легко переходили на любой вид единоборств, так как обладали уникальной подготовкой делать броски выше пояса. Я не стал большим спортсменом. Я просто с огромным удовольствием занимался. Высшим успехом было завоевание титула чемпиона Москвы среди юниоров, за что получил первый спортивный разряд. Когда совмещение занятий борьбой с серьёзной учёбой стало невозможным, выбрал учёбу. Посещения зала стали становиться все реже, пока не сошли на нет, о чём сожалею до сих пор. Я благодарен судьбе за то, что она свела меня с выдающимся человеком — моим тренером. Я научился стоять до конца, не бояться соперника, верить в себя и приобрёл массу полезных навыков. Занятия спортом закалили, научили управлять своим телом. Спортивная закалка помогла в дальнейшей жизни сопротивляться болезням и травмам. И ещё раз был дан ответ на вопрос: что такое хорошо и что такое плохо.

Вторая школа

Ну, а теперь речь пойдёт о счастливом лотерейном билете, выиграв который, я очутился во Второй школе. После окончания школы номер 479, остро встал вопрос о том, где учиться дальше. Выбирать и искать мы должны были сами. В это время мама работала методистом по математике в своём районе и один из лучших учителей переходил работать в эту школу, которая получила статус физико— математической. В ней были открыты два математических класса, в которых он и должен был работать. Для поступления в школу надо было пройти собеседование. Территориально школа располагалась на Ленинском проспекте и добираться до неё надо было примерно 45 минут. Это не было препятствием. Мама попросила, чтобы меня записали на собеседование, что и было сделано. Я совершенно честно прошёл его и был зачислен в 9з класс. Шёл 1961 год. Период оттепели, глотка свободы. Я попал в школу, которая максимально использовала возможности этого периода.

Начну с директора. На вид лет 30. Высокий, чуть сутуловатый с лицом, будто высеченным из камня. Быстрая походка, слегка наклонив голову. Собрав нас за день до начала занятий в актовом зале, выступил с речью, в которой даже намёка не было на что-то похожее на «Добро пожаловать». Речь шла о правилах поведения в школе, за нарушение которых было только одно наказание – исключение. Особенно директор нажимал на недопустимость курения в школе. Надо сказать, что к этому времени я, несмотря на занятия спортом, был заядлым курильщиком. Первая мысль была: «Ну и попал».  поверил, что все так и будет и ближе 100 метров с сигаретой к школе не приближался. Сейчас, с высоты прожитых лет, совершенно понятно, почему было такое выступление. Он очень хорошо знал, куда и к кому мы попадём и прекрасно понимал, что та свобода, которую мы увидим, для некоторых из нас может оказаться шоком. Поэтому надо помнить и о дисциплине. И уже 1 сентября мы начали понимать, куда мы попали.

Я более 50 лет проработал учителем, но ни разу не видел школы с таким элитным составом учителей. Они были не просто хорошими. Это были уникальные личности с огромным жизненным опытом и системой ценностей. Некоторые из них прошли сталинские лагеря. Почти все были высочайшими профессионалами. Хорошо известно, что даже очень сильная команда, состоящая из звёзд, может терпеть поражения, если нет настоящего объединяющего лидера. Именно им и являлся Владимир Федорович Овчинников, создатель и директор этой школы. И уже через полгода мы все были фанатами нашего директора, хотя он умел держать дистанцию и оставаться таким же строгим. Он знал каждого из нас. Его поручения выполнялись сразу и с восторгом. Его похвала дорогого стоила. Не знаю уж за какие заслуги я остался в его памяти, но его похвалы я удостоился спустя 40 лет после моего ухода из этой школы. В 2002 году мне торжественно вручали удостоверение “Заслуженный учитель России”. И вручал его мне Владимир Фёдорович. В том, что я узнал его, не было ничего необычного. Но вот то, что он вспомнил меня и сказал много хороших слов, было чудом.

И этот человек смог создать школу совершенно нового типа, где главным принципом было взаимное уважение учеников и учителей, где очень хорошо понимали, что учёба — процесс взаимный и учились там только те, кто действительно хотел учиться, а преподавали те, кто действительно был рождён для этого. Отношения с учителями были доверительные, но никогда не переходили в панибратство. Школа была единым целым всех, кто там находился. Никто никогда не старался выделиться из массы, хотя среди моих одно — школьников было очень много талантливых людей, внесших, в дальнейшем, большой вклад в науку. Нас связывали дружеские отношения при полном отсутствии агрессии, что для меня, выросшего в Тетеринском переулке, было внове. Также внове было общение между одноклассниками. Практически не употреблялась ненормативная лексика, к которой я уже успел привыкнуть. Курить у нас в классе считалось плохим тоном. На школьных вечерах не напивались. В основе лежали дружелюбие и уважение. Не случайно, спустя 60 лет после окончания школы, многие из нас сохраняют дружеские отношения. Никогда не приходило в голову демонстрировать свою физическую силу, хотя многие друзья с удовольствием ходили на мои соревнования и поддерживали как болельщики.

Должен сказать, что во второй школе мои успехи вначале были весьма скромными. В предыдущей школе я был лучшим, здесь до этого было далеко. Я очень старался и уже к середине года стал крепким середняком. Надо сказать, что в школе я проучился год и два месяца. Так сложилась жизнь. Но знаний, полученных там, мне хватило на два года обучения в институте. А если говорить о взглядах на жизнь, то они полностью определились там и до сих пор во мне живут уроки второй школы.

Хочу более подробно рассказать о некоторых учителях. Исаак Яковлевич Танатар. Великий Учитель и Великий Человек. В моей жизни было два эталона учителя. Это моя мама, у которой я очень многому научился, и Исаак Яковлевич, которому я во многом подражаю, к вершинам мастерства которого стремлюсь всю жизнь, но до её достижения ещё далеко. Он был небольшого роста, в пенсне, что было большой редкостью. Коротко подстрижен, всегда прекрасно одет, хотя жил один. Вид его вызывал невольное уважение, и он прекрасно это понимал. В обращении с учениками был прост, приветлив, но при этом очень умело держал дистанцию, никого особо не приближая и, ни в коем случае, не отталкивая. Были у него и любимчики. Это две ученицы, которых он взял с собой в эту школу. Галя Заботина и Рита Дунская. Но об этом мы могли только догадываться. Казалось, что он умеет все. Прекрасно играл в шахматы и очень огорчался, когда проигрывал кому-то из учеников. Играл в настольный теннис, профессионально играл на пианино. Был он далеко не молод и тяжело болен, о чем мы не догадывались. Но когда в школе проводился грандиозный лыжный пробег, встал с нами на лыжню и прошёл всю дистанцию — 10 км.

При нем установилась традиция собираться по праздникам у кого-нибудь из одноклассников на квартире, и он с удовольствием к нам присоединялся. Или мы к нему. Целый год он был нашим классным. Его отношение к своим обязанностям так же послужило моему становлению в этой роли… За свою школьную жизнь я сделал не менее 15 выпусков, как классный руководитель, и всегда Исаак Яковлевич был рядом со мной. Если говорить о нем как профессионале, то я не встречал за всю свою школьную жизнь никого, кто мог бы выдержать конкуренцию с ним. Две основные составляющие школьного учителя гармонично сочетались в нашем Танатаре. Это великолепное владение предметом на уровне на несколько порядков выше, чем этого было бы достаточно для преподавания математики в средней школе. Он первый, кто открыл мне глаза на математику, как единое целое, а не просто отдельные предметы алгебра, геометрия и так далее. Вторая составляющая Учителя, это умение влюблять в свой предмет. И вот здесь его мастерство было уникальным. Какие уроки, насыщенные творчеством, какие дискуссии, какой накал страстей при обсуждении. И умелый дирижёр, своей палочкой ненавязчиво направляющий действие в нужное русло. Как он умел похвалить! Иногда был насмешлив, но не обидно. Понятия в обычном смысле школьной дисциплины у него не существовало. Всё, что идёт на пользу делу, все хорошо. Даже, если при этом вся школа содрогается от беготни к доске и споров во всю глотку. Один взгляд и тишина. Вот это и есть высшее мастерство. Я уверен, что если бы он начал заниматься только математикой, то наверняка, сделал бы в ней важные открытия. Но он был рождён учителем и щедро делился своим даром. Его книгу “Геометрические преобразования графиков функций” считаю непревзойденной в своей нише и всю свою учительскую жизнь держал её к в качестве настольной.

Исаак Яковлевич рано ушёл из жизни. Вечная память мастеру.

Ещё один человек, на личности которого хотелось бы остановиться подробнее, это преподаватель русского языка и литературы Исаак Семёнович Збарский. Должен сказать, что по моим наблюдениям, моему опыту, гораздо чаще встречаются хорошие учителя по предметам естественно-технического цикла, чем по гуманитарным. Этому есть и объяснение. Гуманитарий работает под мощным идеологическим прессом, в то время как формула для нахождения корней квадратного уравнения никак не сказывается на решениях партии и правительства. В моей жизни встретились четыре замечательных учителя — три из них по литературе и одна по истории. Учительница истории была очень обаятельным, умным человеком, убежденной коммунисткой. И очень последовательно проводила свои взгляды в жизнь, причём делала это так талантливо, так зажигательно, что до сих пор встречаясь с выпускниками 1982 года, слышу слова признательности в её адрес. Проводя в жизнь коммунистическую идеологию, она, как любой человек, талантливый в своём деле, обязательно выходит за рамки обязательной части и учит своих учеников мыслить, что в конечном итоге может привести к противоположному результату.

Нельзя не отметить Райхина Давида Яковлевича, совершенно уникального человека, великого знатока и популяризатора Русской литературы. Его учебник по литературе для старших классов был основным в средней школе. Эрудиция и знания поражали. Да ещё и герой войны, прошедший всю её в составе танкового батальона. Орденоносец, герой. Горжусь тем, что начинал работу под его крылом, тем, что между нами сложились дружеские отношения и он очень тепло относился к нашей молодой семье. В задачи этой книги не входит большой рассказ о нем. Там материала хватит не на одну книгу. Светлая ему память. Третьим талантливым гуманитарием, встреченным мною на жизненном пути, был мой ровесник и коллега Фридман Евгений Михайлович. Мы дружны до сих пор. О нем тоже можно долго и интересно рассказывать, но не сейчас. Я возвращаюсь к тому человеку, с которого начал. Внешне был достойным представителем еврейской нации. В чем—то может быть был неаккуратен, но всегда свежая рубаха, чуть помятый костюм и ни с чем несравнимая доброжелательность ко всем. Пожалуй, он был самым демократичным из учителей, но как все, умел соблюдать дистанцию. Для меня, приученного к тому, что есть на свете главное гуманитарное течение— социалистический реализм, его подход к делу был неожиданно свежим, мало зависящим от идеологии. Основная форма работы, это лекция с последующей дискуссией. Не лежала у меня душа ни к Гончарову с его Обломовым, ни к Тургеневу с его отцами и детьми, ни к Толстому с его Войной и Миром. Туда же следует отнести и Достоевского, и Чернышевского и загадочных Герцена с Огарёвым, которые выпускали какой-то Колокол за границей. Проводником в этом мире и стал Исаак Семёнович. Да таким, что каждого из выше перечисленных писателей я по прошествии времени перечитывал не раз, находя все новые и новые оттенки и оценки. Уроки Исаака Семёновича никак не могли быть обычными уроками литературы. Это были лекции, легко переходящие в диспуты, споры, диалоги, дискуссии. Причём все это происходило естественно и никого не оставляло равнодушным. Все хотели высказаться и всем эта возможность предоставлялась. Трудность была в одном. Ведь это, все-таки, была средняя школа, где главным критерием успеваемости был школьный журнал с оценками. А при тех формах работы, которые с нами велись накопление оценок было делом вовсе не лёгким. Мне кажется, что Исаак Семёнович готов был всем поставить пятёрки и на время забыть об обязанности ставить оценки. Но так просто это не получалось. И тогда он создал свою систему. По мере прохождения материала, он устраивал нам мини изложения отдельных частей того произведения, которое в данный момент мы проходили на уроках. Причём очень ценил не заученный наизусть кусок, а умение его пересказать своими словами, сохранив главную мысль. Два, три таких изложения в четверть и проблема накопления оценок решена. Он не просто проверял работы и ставил за них оценки, но и писал рецензии. А потом лучшие зачитывал всем. Здесь у меня был один курьезный случай. Я уже говорил, что Обломов у меня не пошёл. Но, где-то с пятого класса, мне очень хорошо запомнился рассказ Детство Илюши. Я понятия не имел ни об авторе, ни о произведении, из которого был взят этот рассказ. А это и было то самое. Короче. Я шёл на изложение, не прочитав книгу и имея довольно смутное представление, о чем там вообще речь. Шёл на провал и заранее было очень стыдно. Каждому раздали листок с указанием фрагмента, который надо было изложить. И вот тут выдох. Я получаю детство Илюши. Горевать не стал, а написал лучшее изложение в классе. Правда никогда никому об этом не рассказывал. Но ведь я никого не обманул. Совесть была чиста. Но что-то все-таки казалось не так. Немного отвлекусь и скажу о том, что чем талантливее учитель, тем больше у него проблем с ведением документации. Себя не буду относить к талантам, хотя был неплох, но заполнение журналов и своевременное выставление оценок отнюдь не входило в сферу моих достоинств. Один раз дошло до того, что я целую четверть его не заполнял. В конце четверти это вскрылось и мне приказали заполнить журнал почти за три месяца. Невыполнение этого условия могло привести к вычетам из зарплаты. Я взял журнал домой и за пару часов довёл его до нормального состояния. На следующий день принёс показать директору. И увидел, как она побледнела и буквально свалилась на стул. Лев Давидович, а разве 8 марта рабочий день? Я заполнил по календарю все подряд. Мы учились и 8 марта, и все весенние каникулы и даже 1 мая. До 9 мая не дошёл, так как оно ещё не наступило. Школе пришлось заказывать новый журнал и всем учителям его переписывать. Как же они были мне благодарны.

Возвращаюсь к нашему учителю. Помимо преподавательского мастерства, он прекрасно играл в шахматы, ставил серьёзные спектакли на сцене школы и среди его друзей были выдающиеся люди. Так, например, он познакомил нас со своим другом Булатом Шалвовичем Окуджавой, который как-то заглянул в класс и просидел с нами несколько часов, исполняя свои песни и ведя разговоры о жизни. Такое не забывается. К сожалению, после ухода из школы я потерял его из вида. Не знаю, как сложилась его дальнейшая жизнь. Но в памяти он навсегда, подвижник, мастер, прекрасный человек, принесший людям, которые общались с ним, массу добра. Спасибо тебе, коллега.

Очень сильно меня заинтересовал ещё один человек. Наш учитель географии. В те времена мы ничего о нем не знали, но сила и значимость этого человека были бесспорны.

Только спустя много лет, знакомясь с воспоминаниями Бори Рывкина, который учился в параллельном классе, я узнал о трагической судьбе этого человека, который проявил себя как герой в сталинских лагерях, был оболган автором «Архипелага ГУЛАГ» и окончил жизнь в борьбе за справедливость.

Вторая школа – тема бесконечная, с огромным количеством разных слоев. Ей посвящено немало воспоминаний, в том числе опубликованных в книге о второй школе…

Есть и много видео материалов, хотя они показывают школу в более поздний период. Мне посчастливилось, будучи студентом, проходить учительскую практику во второй школе. Это произошло через три года после моего ухода из неё. Школа становилась немного другой, но её дух тогда ещё был жив и учиться в ней было большим счастьем и честью. Конечно в таком виде школа не могла оставаться в те времена не затронутой. Начались трудные дни. В мои задачи сейчас не входит описание дальнейшей истории школы. Я просто постарался рассказать о том, через что прошёл я и мои одноклассники. Чувство восторженности и преданности школе я передал так, как ощущал это тогда. Может быть в чем-то и идеализировал события, там происходящие. Но сейчас, глядя издали, вижу только главное. И хочу низко поклониться и сказать спасибо. Я специально не стал рассказывать о своих одноклассниках. О них можно прочитать в великолепных воспоминаниях моего друга и одноклассника Сергея Шелова в книге «Судьба и школа». Моей целью было передать настроение и дух. Это я и постарался сделать по мере сил.

Двор

Ну вот пришла очередь ещё одного круга, самого противоречивого, круга, в котором такие понятия, как добро и зло могли одновременно иметь совершенно противоположное значение и выбор часто приходилось делать самому и этот выбор был далеко не прост, а иногда и опасен. Это круг, в котором правили не писанные, но очень хорошо соблюдаемые законы. В этом круге были и учителя, и ученики. Но только далеко не в том значении, в котором это понимается в школе. А вот мастерство этих учителей стояло на очень высокой ступени.

В этом круге мы проводили совсем не малую часть жизни. Ясно, что речь идёт о дворе и улице. Пора попробовать подвести итоги и здесь. Я уже описывал такое понятие, как двор и его законы. И тогда сказал, что жили там разные люди — от неудачливого воришки до профессора математики. Пришло время познакомиться с ними поближе. Сразу после входа во двор, по правую руку стоял небольшой домик, окружённый забором. В этом домике жил наш дворник с женой и четырьмя дочерями: Верой, Надей, Любой и Софой. Люба училась со мной в одном классе. Это была очень дружная татарская семья, которую все очень уважали и даже немного побаивались, так как обиду в этой семье не прощали.

Слева от ворот стоял роскошный по тем временам двухэтажный дом, который запомнился очень красиво сделанным входом и цветом краски, которая всегда выглядела безупречно. Далее шёл большой двухэтажный дом, в форме Квадрата. Передняя стенка выходила во двор, где перед ней всегда была огромная лужа, а задняя стенка была на расстоянии не более двух метров от забора, отделяющего дворы и именно там происходили всякие разборки. Заходить туда было опасно. Бывали там и кровавые драки. Именно в этом доме проживало наибольшее количество людей. Жила здесь молодая женщина, про которую мама уважительно говорила, что она великий математик. Она жила одна, ни с кем не дружила и всегда с гордым и независимым видом и с огромным портфелем проходила по двору. Интересно, что мы встретились с ней через несколько лет после того, как наши дома сломали, а нас переселили. Она оказалась действительно блестящим математиком, и я проходил у неё спец курс по теории функций действительной переменной. Она вспомнила меня, и мы с удовольствием общались. В.П. оказалась очень приятным человеком и дала мне хорошие знания. Спасибо ей большое.

В этом же доме жил закадычный друг Витька Рыбаков. Жил он с отцом и матерью в двух крохотных комнатках.

Отец его, дядя Коля, был огромен, силен и имел золотые руки. Все кастрюли, сковородки, ножи, и многое другое, что ломалось и приходило в негодность на нашем дворе, проходило через эти руки и становилось как новое. Дядя Коля любил выпить, но выпив, всегда был очень добр и раздавал конфетки ребятишкам. Правда, именно от него я впервые узнал, что во мне есть что—то неполноценное и стыдное. Мне было лет пять. Один раз, выпив, он вдруг стал агрессивным и увидев меня рядом с его сыном, заорал, чтобы я, жидёныш, немедленно убирался из их дома в Палестину. Даже бросился на меня и хотел ударить, но я смог убежать, очень сильно испуганным. На следующий день он просил прощения у моего отца, который тоже чуть не наделал глупостей с дядей Колей. Но событие произошло и оставило след на всю жизнь. С Витей мы дружили достаточно долго, но тень этого происшествия все-таки между нами оставалась.

Ещё одну комнату в этом доме занимала семья из двух человек. Сергей Ч. и его мама. Мама была портнихой и обшивала весь двор. Сергей был на два года старше меня, очень силен физически и был лидером всей ребятни нашего двора. Причём лидером не повелителем, а защитником. Учиться он бросил после четвёртого класса. Начал крутиться между взрослыми ребятами, постепенно втягиваясь в воровскую жизнь. Но с нами продолжал дружить и оставался защитником. Я уже говорил, что от природы обладал физической силой. Показывал разные фокусы с гирями. Сергей про это прослышал и однажды схватил меня за руку и затащил к себе в квартиру. На столе стоял огромный чугунный утюг, которым его мама гладила сшитую ею одежду. Сергей, не говоря ни слова, схватил этот утюг и начал отжимать его над головой. Сделав 40 отжиманий, передал утюг мне. Я сделал 45. Он еще 30, я 35. Короче, выиграл я у него. Это осталось между нами, и мы оставались друзьями ещё несколько лет. За это время он стал лидером небольшой банды и был осуждён. Далее следы Сергея теряются.

Рядом с ним проживала семья моего одноклассника, красавчика Саши А. Красив он был от природы, но одновременно это уживалось с привычкой пакостить и делать подлости. Не очень его любили, но терпели. Все-таки наш. Я немного касался здесь темы национальных отношений. Могу с полной ответственностью сказать, что они практически не проявлялись, за редким исключением. Были среди нас и русские, и татары, и евреи, и много других, но крайне редко это имело значение. А вот Саша был ярым антисемитом. И однажды ему захотелось рассказать мне, кто такие я и мои соплеменники. Я ничего не ответил, просто взял его руку и сжал. Пару недель он ходил в гипсе и навсегда потерял охоту делиться такими мыслями с другими.

После квадратного дома по правую руку стоял достаточно уродливый трехэтажный кирпичный дом. Но это уже был дом 9, а не 11. И, образуя своеобразный перекрёсток, замыкали двор два двух этажных деревянных дома, стоящих напротив друг друга таким образом, что из окон напротив очень хорошо видна была жизнь тех, кто там проживал. Наш дом был последним. Через арку в общей стене он переходил в дом 13. Из обитателей этих домов хотелось бы упомянуть ещё несколько человек. На первом этаже дома напротив жили два пожилых человека. Он и она. Его звали Дядя Паня. Что это за имя, откуда он — мы не знали. Видели только, что каждое утро он выходил во двор с не хитрым оборудованием сапожника и целый день стучал молотком. В заказах у него отбоя не было. Все, кто жил в нашем дворе, относились к Дяде Пане с уважением. Он был по-настоящему мудр, добр и для каждого у него находилось хорошее слово. Не знаю, почему, но он был очень расположен ко мне и внимательно следил за моим развитием. Более того, он рассказал мне о моей будущей жизни, когда мне было лет 10 и во многом оказался прав. Он сказал, что я к 13 годам обгоню всех своих сверстников по физическому развитию, а потом перестану расти и на всю жизнь останусь таким, каким был в 13 лет. Это было точное предсказание. Он же сказал, что я рано повзрослею внешне, но долго буду выглядеть молодым. Пожалуй, и здесь он был прав. Предсказал, что я не поднимусь очень высоко, но буду мастером своего дела. 100% попадание.

Наша квартира имела номер 18 и была в доме предпоследней. К ней вела лестница, по левую сторону от которой располагалась последняя квартира нашего дома, номер 19. Как и во всех остальных, в ней проживало несколько семей, и одна из них была особой.

Она состояла из тёти Шуры и её двух племянников, брата и сестры, Василия и Тамары. Их мама была родной сестрой тёти Шуры и умерла от туберкулёза в конце войны. Отец Василия и Тамары погиб на войне. Тётя Шура взяла детей к себе и посвятила всю свою оставшуюся жизнь их воспитанию и становлению. Делала это самоотверженно, с большой любовью и вся её деятельность была направлена на то, чтобы у этих детей было все необходимое и что бы они нашли свое место в окружающей действительности. О своей личной жизни не думала вообще. У неё все получилось. Василий стал военным лётчиком, Тамара счастливо вышла замуж. Для меня с братом эти люди были как родные. Конечно Василий и Тамара были гораздо старше нас, но у нас сложились дружеские отношения. Мы любили бывать у них в гостях. Василий делал красивые модели самолётов и запускал их во дворе. Тамара была очень доброй и ласковой. А сама тётя Шура была замечательной учительницей начальной школы и моей первой учительницей в чтении. В своей первой книге я рассказывал, как меня учили читать до поступления в школу. И делала это тётя Шура. Именно с ней я выучил букварь наизусть. Надо сказать, что отношения с этой семьёй сохранялись у нас достаточно долго и никогда не забуду, как после окончания лётного училища, в полной парадной форме появился Василий и какое он произвёл впечатление.

Пришло время заглянуть ещё в одно таинственное, притягивающее, полное неожиданностей место, в которое мы могли попасть, пройдя под аркой и очутившись с задней стороны нашего дома. Там, на расстоянии примерно метра три от дома было расположено большое количество сараев, в которых жильцы хранили дрова. Эти сараи служили забором, отделявшим Тетеринский переулок от остального мира. На воротах каждого висел огромный замок и можно было только догадываться, что за ним спрятано. Там же была небольшая площадка, на которой стояли столбы с натянутыми верёвками для сушки белья. Правда бельё с этих веревок часто воровали. Эту площадку облюбовала местная шпана. Окна нашей кухни выходили на это место, и мы иногда были свидетелями отнюдь не мирных встреч. Но и здесь работал свой кодекс. При одной из разборок был пущен в ход нож. Свои немедленно обезоружили нарушителя, и он был жестоко избит. Вообще не было обычая добивать лежачего. Если речь шла о серьёзной драке между, скажем пестовцами и чичеринцами, то всегда договаривались, чем можно пользоваться и этот договор никогда не нарушался.

За забором из сараев была уже совершенно другая жизнь. Там были дворы роскошной по тем временам Ульяновской улицы. Виднелось и высотное здание на Котельнической набережной. Перелезая через крыши сараев, что было нелегко, так как приходилось прыгать с высоты два метра, мы уходили от наших ветхих, деревянных домов в мир, где неторопливо ходили хорошо одетые люди, ездили машины, гудели троллейбусы и были шикарные магазины. Дорога к кинотеатру «Знамя», (позднее «Иллюзион») по улицам и переулкам, занимала не менее 20 минут. Через крыши дорога занимала не более трех минут. Когда мы немного подросли, то все мальчишеские встречи всегда назначались около нашего сарая, который стоял первым. В нем же я хранил вещи, которые не должны были видеть взрослые. Например, папиросы, а позднее (из песни слова не выкинешь), там же хранили и спиртное, которое, по традиции распивали перед каким-нибудь вечером танцев в школе. Думаю, что на этом вполне можно закончить главу, посвящённую нашему двору, и перейти к более крупному образованию, которое называется Улицей, которая, собственно говоря, и являлась одним из основных факторов нашего становления.

Улица

Родители совершенно спокойно выпускали детей во двор, зная, что те не покинут его пределы. Не было поводов для волнений. Но наступало время, когда ребёнку уже не хватало размеров двора и его тянуло посмотреть, что делается вокруг. А для этого надо было без сопровождения взрослых выйти за ворота. И, примерно, с 5-6 лет мы начинали это делать. Ну, а после поступления в школу, это стало совершенно обычным делом. А на что посмотреть, там было достаточно. Во-первых, Тетеринский рынок, который мы облазили вдоль и поперёк. Хорошо знали продавцов, иногда останавливались у прилавков, завороженно глядя на продукты, купить которые в магазине было невозможно. Совершенно невероятный творог, сметана, какой мы нигде больше не видели, Свежее мясо, для нас, привыкших к отрубу замороженных костей с небольшим количеством мяса, казалось каким—то неземным чудом. Родители большинства из нас не могли позволить себе роскошь покупать эти продукты. За ними сюда съезжались со всех концов Москвы обеспеченные домохозяйки и домоправительницы. Зато мы могли покупать здесь бублики, подобных которым я больше нигде не встречал, дешёвые конфеты и продукты попроще для дома.

Дома в переулке встречались разные. В основном, это были кирпичные дома с деревянными перекрытиями, построенные на рубеже 19 и 20 веков. На углу улицы Чкалова (сейчас Земляной Вал) и Тетеринского переулка стоял трехэтажный дом, который сразу притягивал взгляд. Очень красив был этот дом. Он до сих пор радует прохожих своими очертаниями и нестареющим видом. Остальные постройки были гораздо менее привлекательны, но до сих пор в них живут люди. Умели строить. Сразу же за рынком и напротив него были деревянные дома, которые доживали свой век. К 1960 году они были полностью снесены и на их месте построены современные жилые дома и офисные здания. Это дома под номерами 9,10,11,13. В одном из них проживала наша семья. Эти дома и образовывали то, что я сейчас называю Улицей. Во дворах этих домов жители устраивали праздники, собирались вместе для обсуждения важных вопросов, играли в домино, карты, лото и так далее. Не помню, чтобы хоть раз там были неприятности. Собирались соседи, представители самых различных слоев общества, и хорошо проводили время. Ну а управлял всем этим хозяйством Слава, человек высокого роста с очень сильными руками, на ладони которых ладошка даже взрослого человека выглядела как маленькая игрушка. Он содержал огромную голубятню и создавалось впечатление, что вся его жизнь проходила на ней. Впрочем, так оно практически и было. Голубей своих любил как самых лучших друзей. Они платили ему тем же. Жил он тем, что получал деньги, возвращая обратно сманенных им голубей. Бывало, что его голуби залетали на другие голубятни и тогда уже ему приходилось раскошеливаться. Вокруг него всегда было много детей, каждый из которых считал для себя честью сходить за пивом или сигаретами для Славы. Детям такие товары не отпускали, но после предъявления пароля: ‘Для Славы’, выдавали все, что их просили. Но не только дети окружали Славу. Бывали рядом с ним и весьма зловещие персоны, покрытые наколками. Мы их немного побаивались, хотя и знали, что Слава нас в обиду не даст. Всегда весёлый, с какими-то острыми шуточками, с рассказами об урках. Любил играть в дурака в карты. Проигравших били по носу столько раз, сколько у него осталось карт, причём теми же картами. Терпели. Даже если три-четыре останется, не очень большое удовольствие. А если полколоды. Бил Слава мастерски. Говорил, что лечит от насморка. Сам редко оставался, но всегда честно подставлял свой огромный нос, и уж тут-то мы душу отводили, сопровождая процесс его же шуточками. Постепенно Слава выделил особо нескольких ребят. Брал только сильных, уважал отчаянных. С ними бывал более откровенным, иногда угощал вином, сигаретой, знакомил со своими друзьями. Иногда показывал, как вести себя в уличной драке. Иногда просил спрятать какой-то свёрток. Я не принадлежал к его ближнему кругу. Слава был неплохим психологом и понимал, что я не тот человек, который ему нужен. Было уже совершенно ясно, что Слава немалый авторитет в некоторых кругах. Да ещё мы узнали, что этот добрячок и рубаха парень просидел 10 лет за убийство. Слава умно, расчетливо, терпеливо, создавал банду или кодлу, как ее тогда называли. Иногда вечерами он собирал ребят и говорил: ”Наведите шороху.” И эта компания тринадцатилетних пацанов шла наводить шороху. Мы были друзьями и иногда они брали меня с собой. Мне совсем не нравилось, когда группа парней, выпив вина шла по улице, задирая и оскорбляя прохожих, иногда избивая тех, кто им не понравился и вселяя страх всем встречным. Я был не с ними, но был рядом и в случае столкновения с милицией нес бы ответ тот же, что и они. Почему я был рядом, а не в другом месте? Вопрос трудный, но попробую ответить. С этими ребятами я был знаком с раннего детства. Мы вместе играли, учились, хулиганили. Мы были одной командой и крепко стояли друг за друга.

Например, хочу рассказать одну небольшую историю. По физическому развитию я намного опережал сверстников. Серьёзно занимался борьбой и неплохо мог постоять за себя. На моем счету не было громких драк, которые могли бы принести большой авторитет. Но было несколько эпизодов, когда мои противники оказывались на полу в очень неприглядном виде. Я не мог бить человека. Здесь до тошноты. Знаю, что надо, но рука не поднимается. А вот как остановить натиск и сделать соперника беспомощным, знал отлично. Это и давало известность и авторитет. Не было много желающих, которые хотели бы это проверить на практике. Сказать, что не трусил, не боялся никого, значит соврать. Но закон учил: Не бойся, не проси. И никто не должен догадаться, что ты боишься. Учился с нами в школе совершенно безбашенный тип, который был на год старше меня. Фамилия его была Тохадзе (изменено). Он был из очень обеспеченной семьи и жил в высотке. Там же собрал свою кодлу и шатался везде, где мог. Меня не любил, и я чувствовал, как ему хочется показать, что он сильнее. Но опасался двух вещей. Во-первых, не был уверен, что справится со мной. И, во-вторых, мои друзья. Они тоже смотреть со стороны не станут, как меня избивают. Так и ходили параллельными дорогами, пока наша семья не уехала оттуда. Конечно, я не мог просто так уйти от этой компании. Конец положил один случай в Беленьком садике, который живописно вписывался в Яузскую улицу. В нем стояли белые лавочки, каждая из которых была окружена кустами, которые скрывали от посторонних глаз тех, кто на них сидел. Вечером мы ввалились туда и увидели парочку, которая сидела на лавочке и целовалась. Парню тут же разбили лицо, а девочку начали очень неприятно раздевать и лапать. И такое чувство омерзения возникло внутри, что сдержать его было невозможно. Я стал перед девочкой и дал понять, что её трогать нельзя. Я не дал это сделать, но с этого раза мы все больше и больше стали отдаляться друг от друга, пока совсем не потеряли какие-либо контакты.

Продолжу описание Тетеринского переулка. После деревянных домов опять появлялись каменные. Перпендикулярно Тетеринскому, точно посередине находился Чичеринский переулок, а на их углу был Зелёный садик, любимое место отдыха всех, кто проживал поблизости. Вход в него был свободным. Летом катались на велосипедах, зимой по тем же тропинкам бегали на лыжах. Кроме этого Зелёный садик был местом, где буквально кипела культурная работа. Были деревянные подмостки, неплохая библиотека. Зимой заливали огромный каток. Наши родители сделали нам с братом царский подарок — купили настоящие коньки гаги с ботинками. Но в силу своей не очень хорошей спортивной подготовки, мы понятия не имели, что их надо точить. Мы ездили на тупых коньках, не очень понимая, почему ноги разъезжаются на льду.

Хочу сказать ещё о некоторых привычках, которые сформировались на улице. Я никогда не был сквернословом, но ненормативной лексикой владел виртуозно. Учителя Фени были первоклассными и щедро делились с нами своим мастерством. А оно было совсем не лишним. Многие конфликты разрешались легко, при правильной подаче своего умения. Могу сказать, что и сейчас мой язык чист, но иногда в каких-то ситуациях лезет наружу та самая лексика. Ещё одна привычка, приобретённая там, была со мной почти 60 лет. Курить я начал рано. Примерно в 10 лет. Этому предшествовали некоторые драматические события. В той части переулка, где начиналась горка, каждый вечер собиралась компания ребят постарше. Их все старались обходить, так как от них исходила реальная угроза. Детей они никогда не трогали по серьёзному, но ввели своеобразный налог. Проходя мимо них, надо было дать им закурить. Если не давали, то получали хороший пендаль. Вот и стал я думать, как мне этот налог платить. В нашей семье не курили. Но отец держал пачку любительских папирос на всякий случай Папиросы были надёжно спрятаны, и я случайно их обнаружил. Ну и взял одну. Не каждый день дань надо было платить, но этот день настал. Папироса переместилась в наглый рот Юрки Щеглова и мне пришлось снова посетить тайник. Хватило мне тайника на пару месяцев. С ужасом ждал, что моё воровство откроется. Но отец явно давно забыл об этих папиросах. За два месяца скопилось немного денег, что дало мне возможность путем обмана продавца, купить пачку Дукат (10 сигарет в пачке). В один прекрасный момент я почувствовал, что у меня появился небольшой избыток. Ну и решился попробовать. Действие происходило в Зелёном садике. Я стоял на своих тупых гагах с сигаретой во рту, а чьи-то заботливые руки подносили к ней спичку. Пустил дым через рот, а вокруг кричат в затяг, в затяг. Ну я и затянулся. Очнулся через несколько секунд лежащим на льду с разбитым лицом. После этого люди уже не курят. А меня любопытство взяло. Ну и через пару недель стал заядлым курильщиком. Курил до 70 лет, практически не делая попыток бросить. Здоровье правда подорвал. Сейчас не курю совсем, не тянет. Но снится нам не вкусная котлета с картошкой, жареной в грибах. А снится нам простая сигарета, что в жёлтых спряталась зубах.

Улица. Финал

Пожалуй, пора подвести итоги и завершить повествование. В период становления Двор и Улица сыграли огромную роль в выборе дороги, по которой я пошёл дальше. Главное, это то, что именно здесь постоянно была свобода выбора. Причём выбора своих действий не только между плохим и хорошим, но и между плохим и очень плохим, хорошим и очень хорошим и так далее. И этот выбор делал сам человек в зависимости от того, что для него означают категории плохой и хороший. На улице ты учишься не показывать своей слабости, доводить любое дело до логического конца. Здесь испытывается дружба и не любят предательство. Здесь накапливается жизненный опыт. Здесь есть возможность общаться с людьми из разных слоёв общества, с разными взглядами на жизнь. Здесь нельзя относиться с презрением к другим. Важно уметь постоять за себя и за других. В достаточной степени приобретается отрицательный опыт, который так же необходим в жизни, как и положительный. Может быть я идеализирую улицу, но я ей многим обязан. И вместе с остальными кругами она занимает свое, особое место в формировании личности.

КОНЕЦ