ЗАМЕТКИ ПО ЕВРЕЙСКОЙ ИСТОРИИ

В своей автобиографии Жаботинский пишет, что у него были проблемы при поступлении в гимназию, так как с 1888 года был введен закон, согласно которому, в государственные учебные заведения принимался один еврей на девять христиан. Тут надо заметить, что, «золотой» век для евреев Одессы, начавшийся в сороковые годы XIX столетия после 1880 года, по мере того как в России стали усиливаться гонения на евреев со стороны царского правительства, стал постепенно подходить концу.

Владимир Шапиро

ИМЕНА УЛИЦ ПЕТАХ ТИКВЫ

(продолжение. Начало в № 4/2024 и сл.)

Нахум Соколов и Менахем Усышкин

Продолжаю свою прогулку по улице Эйн-ганим, на которой я жил в первые два года моего пребывания в Петах-Тикве, и которая названа в честь первого рабочего сельскохозяйственного поселения, основанного на этом месте Одесским Палестинским обществом в 1908 г…

Двигаюсь от пересечения с улицами Вольфсон и Гордон в северо-западном направлении, дохожу до следующей перпендикулярной улицы Соколов. Если бы на улице существовала табличка с кратким извещением прохожего о том, в честь кого названа улица, на ней можно было бы прочесть:

«Нахум СО́КОЛОВ (1859, Вышегрод, ныне Вышогруд, близ Плоцка, Польша, — 1936, Лондон), один из зачинателей журналистики на языке иврит и лидер политического сионизма, соратник и друг Герцля».

Улица Соколов переходит в улицу Усышкин. А на табличке, посвященной Усышкину могло быть написано: «Аврахам Менахем УСЫ́ШКИН Мендл (1863, Дубровна, Могилевская губерния, — 1941, Иерусалим), сионистский лидер, один из руководителей движения «Ховевей Цион», ярый приверженец идеи создания еврейского национального дома в Эрец-Исраэль, 1924-1941 председатель комитета директоров израильского земельного фонда «Керен каемет ле-Исраэль»».

Здесь я коснусь лишь нескольких исторических событий, в которых участвовали Соколов и Усышкин, и которые оказали существенное влияние на жизнь и судьбу евреев.

Декларация Бальфура

Февральская революция положила начало многим изменениям в судьбах народов, населяющих громадную империю. В этом водовороте событий особое место занимает возросшая активность еврейского населения, составляющего большую часть мирового еврейства. Впервые еврейские организации разных политических направлений получили возможность открыто пропагандировать свои взгляды на будущее нации, на место евреев в мировом сообществе, на процессы ассимиляции и на сохранение национального самосознания. Конец чаяниям еврейского самоопределения на территории бывшей Российской империи положила Октябрьская революция. За несколько дней до большевистского переворота в Петрограде появилась декларация, указывающая на возможность создания «нового старого» очага для многострадального народа. Декларация Бальфура— официальное письмо, датированное 2 ноября 1917 года от министра иностранных дел Великобритании Артура Бальфура к лорду Уолтеру Ротшильду, представителю британской еврейской общины, для передачи Сионистской федерации Великобритании.

В феврале 1918 г. о своем согласии с «Декларацией» заявила Франция, 9 мая 1918 г. — Италия, 31 августа 1918 г. её одобрил президент США Вильсон, а затем, 30 июня 1922 г., конгресс США^. 24 апреля 1920 г.. На конференции в Сан-Ремо «Декларация Бальфура» была утверждена союзниками как основа послевоенного урегулирования в Палестине.

По общему признанию Декларация Бальфура стала первым решительным шагом к созданию независимого еврейского государства. Для сионистского движения её появление было моментом триумфа.
Именно Соколов благодаря его эрудиции в области Галахи на уровне раввинского авторитета, и образованности в области литературы, истории искусства, владению основными европейскими языками (он знал не менее 12 языков) способствовал появлению на свет декларации Бальфура.

 В годы Первой мировой войны Соколов вместе с Х. Вейцманом и Ахад-ха-Амом вел сложные и напряженные политические переговоры, добиваясь от Великобритании публичного обязательства признать в послевоенном устройстве мира законность национальных притязаний евреев на Эрец-Исраэль. Он возглавлял в Лондоне сионистскую комиссию, которая работала над максимально благоприятными для евреев формулировками будущей Декларацией Бальфура  (немалая их часть вошла в ее текст).

Интересно, что Декларация Бальфура оказалась одним из десяти самых дорогих документов (наряду с «Прокламацией об освобождении рабов», подписанная президентом США Авраамом Линкольном), проданных на аукционе Сотби. В июне 2005 года на аукционе Sotheby’s в Нью-Йорке среди ценных исторических документов оказалось и два оригинала проекта Декларации Бальфура. Они были проданы за 884000 доллара.

Одесса, декабрь 1917 года. Последние дни существования в городе администрации правительства Керенского. Менахем Усышкин, который с 1906 года был главой Одесского сионистского комитета (он оставался им до отъезда в Палестину в 1919 г.). организует в Одессе 2 декабря 1917г., спустя месяц после публикации Декларации, огромную демонстрацию. Пятьдесят тысяч евреев приняли в ней участие и прошли нескончаемой вереницей через всю Одессу к английскому консульству. Там Усышкин от имени всех выразил консулу благодарность еврейского народа. Он произнес речь на иврите, ибо не хотел публично выступать ни на каком другом языке.

Декларация Бальфура как знаковый документ оказался в центре внимания заинтересованных сторон и в наши дни через сто лет после своего появления.

Из публикации в «Вестях» Владимира Бейдера:

«100-летие Декларации Бальфура вызвало шквал публикаций и вереницу официальных мероприятий, в том числе международных. Глава правительства Израиля отправился праздновать годовщину на место события — в Лондон.

 Это был официальный визит, но отнюдь не протокольный, он включал ряд важных символических моментов. Среди них — обед израильского премьера с лордами Бальфуром и Ротшильдом — естественно, уже наследниками автора и адресата письма, ставшего Декларацией. Нетаниягу также открыл торги на Лондонской бирже, что тоже можно счесть значимым фактом.

 Премьер государства, возникшего в значительной мере, благодаря Декларации Бальфура, сама идея возникновения которого на момент подписания документа была столь призрачной, что прямо даже не упомянута в нем, открывает торги на старейшей бирже мира — предтечи и символе современной экономики. Это дорогого стоит.

 Важным моментом визита было выступление премьер-министра Великобритании Терезы Мэй — подчеркнуто произраильское. В нем она, в частности, ответила на требования палестинского руководства извиниться за Декларацию Бальфура (а Абу-Мазен даже грозил предъявить Великобритании многомиллиардный иск в качестве компенсации ущерба от письма столетней давности — накопилось).

 «Когда звучат предложения извиниться за это письмо, — заявила премьер, — я говорю: «Ни в коем случае!». Мы гордимся своей ролью в создании Государства Израиль. Мы гордимся тем, что стоим сейчас рядом с премьер министром Нетаньягу и выражаем нашу поддержку Израилю. И мы гордимся отношениями, которые мы построили с Израилем. И теперь, отметив столетие письма Бальфура, мы надеемся продолжить и расширить эти отношения».

 Стоило ждать юбилейной даты, чтобы услышать такое признание».

Мирная конференция в Париже

Парижская мирная конференция (1919—1920) — международная конференция, созванная державами-победительницами для выработки и подписания мирных договоров с государствами, побеждёнными в Первой мировой войне. Представители сионистов изложили высоким международным инстанциям твердое желание еврейского народа вернуться в официальном порядке в Эрец-Исраэль.

Знаменитый историк еврейского народа Шимон Дубнов записал в своем дневнике 22 марта 1919 года «Представители сионизма (Соколов, Усышкин и др.) были в качестве депутации в заседании мирной конференции в Париже и заручились обещанием еврейского national home в Палестине под покровительством Лиги народов, при управлении ее мандатора, Англии. Радостная весть о новой эре в нашей истории: возникновение старо-нового национального центра среди развала старых центров. Но и тут сомнение: войдет ли наше поколение в эту Обетованную Землю и не ждут ли нас там еще долгие «ханаанские войны»?».

 Усышкин выступал в Париже на заседании 27 февраля 1919г., Сионистскую делегацию пригласили выступить перед «Советом десяти», представлявшем страны-победительницы. Для евреев это был торжественный момент. Четыре члена делегации говорили по-английски и один по-французски. Когда очередь дошла до Усышкина, он горячо, на иврите — «языке пророков» — изложил требование «потомков народа пророков» вернуться на землю предков.

Соколов участвовал в работе Парижской конференции в качестве сопредседателя Комитета еврейских организаций — органа, созданного в марте 1919 г. по инициативе Сионистской организации с целью привлечь внимание Парижской мирной конференции к тяжелому положению евреев в ряде стран Восточной и юго-восточной Европы после Первой мировой войны и добиться международных гарантий, обеспечивающих охрану их прав. Этот комитет отстаивал право евреев на создание еврейских поселений в Палестине и в Лиге Наций, созданной во время Парижской конференции.

Создание «Еврейского университета» на горе Скопус

Создание университета, даже еврейского, в наше время воспринимается как нечто естественное обыденное. А ведь это был первый еврейский университет и он не мог появиться раньше, чем в начале 20-го века, когда еврейская молодежь успела приобщаться к Хаскале (Просвещение). Маскилим наряду с религиозным стремились к получению и светского образования. Еврейский университет не мог появиться в Европе, где его созданию противились представители ортодоксального иудаизма.

 Идею создания Еврейского университета в Эрец-Исраэль впервые выдвинул Герман Цви Шапира, жизнь которого примечательна крутыми поворотами — от ортодоксального иудея и раввина до идеолога сионизма, основателя «Земельного фонда Израиля» и одновременно профессора математики.

  Шапира в статьях, опубликованных в начале 1880-х гг., и в докладе на Катовицком съезде (1884). Он же поставил этот вопрос на обсуждение 1-го Сионистского конгресса (Базель, 1897).

 Практические шаги были предприняты только в июле 1918 г., когда доктор Х. Вейцман (будущий первый президент Израиля) заложил первые двенадцать камней здания Еврейского университета на горе Скопус, к северу от Старого города Иерусалима. Первую лекцию в Еврейском университете в 1923 г. прочитал Альберт Эйнштейн, открыв ее несколькими фразами на иврите, на котором в дальнейшем должно было вестись преподавание (от ред.: ни одна газета, информировавшая об этом событии, не подтверждает, что Эйнштейн что-то сказал на иврите). Официально открыл Еврейский университет видный английский политический деятель Артур Бальфур на торжественной церемонии, состоявшейся 1 апреля 1925 г.

И Соколов и Усышкин, получившие в своих семьях самое серьезное религиозное образование, впоследствии ставшие приверженцами Хаскалы, горячо поддержали идею создания Еврейского университета в Иерусалиме.

Усышкин еще в 1912 г. на 8-й конференции Ховевей Цион добился выделения 50 тыс. золотых франков на приобретение для университета участка земли на горе Скопус в Иерусалиме. В 1925 г. Усышкин участвовал в церемонии официального открытия университета, был избран членом его попечительского совета и правления, а затем до конца жизни активно участвовал в решении его организационных и финансовых проблем.

Соколов, когда вспыхнула Первая мировая война, поселился в Лондоне и остался там до самой смерти в 1936 г.. в 1920-х гг., а также в первой половине 1930-х гг., был президентом Всемирной сионистской организации и Еврейского агентства. В этот период он посещал десятки стран, встречался с высшими государственными и политическими руководителями различных стран с лидерами еврейских общин, выступал на бесчисленных собраниях и митингах. В 1925 он посетил Эрец-Исраэль, где, в частности, присутствовал в 1925 г. на официальной церемонии открытия Еврейского университета в Иерусалиме.

 Сегодня Еврейский университет в Иерусалиме – крупнейший научный и учебный центр Израиля, первый университет в современном Израиле. Он входит в первую сотню лучших университетов мира — 53 место в 2012 году. Преподавание в университете с его основания ведется на иврите.

Владимир Жаботинский

Основная дорога, проходящая через Бней-Брак и Рамат-Ган, связывающая Петах-Тикву с Тель-Авивом, носит имя Зеева Жаботинского. Для многих новых репатриантов, живущих в Петах-Тикве, имя Жаботинского связано с этой славящейся своей неухоженностью и своими пробками магистралью. Я не был исключением из их числа, хотя и знал, Владимир (Зеев) Жаботинский был известным сионистом, похороненным на горе Герцль. Кстати, изучая материалы биографии Жаботинского, я натолкнулся на объяснение того, почему он из Владимира превратился в Зеева. Владимир, вообще говоря, никак не связан с волком, однако в данном случае Зеев перевод на иврит первоначального имени Жаботинского — Вольф. По примеру Жаботинского многие Владимиры в Израиле стали Зеевами. Я тоже не избежал такого превращения.

 В отличие от меня мой дядя Альберт Вильдерман хорошо знал, кем был Жаботинский.

В 1990-ом году в « Библиотеке-Алия» впервые на русском языке, на котором он и был написан, появился роман Жаботинского «Пятеро». Альберт еще до репатриации хорошо знал историю возникновения государства Израиль и его политическое устройство. Да и фамилия Жаботинского была для него хорошо знакома. Жаботинский был вхож в дома его старших родственников. Поэтому он сразу же купил роман, как только он попался ему на глаза. Ему так понравился роман, что он скупил все оставшиеся экземпляры в ближайшем книжном магазине Стеймацки и дарил эту книжицу в качестве самого ценного подарка при посещении своих многочисленных знакомых.

 «Пятеро» называют автобиографическим романом. Однако, он автобиографический не потому, что автор скрывается за образом главного героя, а потому что он в явном виде находится в ткани повествования. Роман повествует о судьбе еврейской ассимилированной семьи в Одессе накануне революции 1905 года.

Мне было особенно интересно читать этот увлекательный роман, поскольку и у меня одесские корни.

Мой дед Михель Шапиро родился в 1873 году, и среднее образование получил в 3-й Одесской гимназии. В 60-70-х гг. XIX в. евреи были второй главной компонентой одесского населения. Эти годы были «золотым веком» для одесских евреев: прекрасные синагоги, участие в городском управлении, в общественной и культурной жизни Одессы. Евреи обрели свободу в выборе занятий, могли занимать административные должности, учиться в гимназиях и университете. Всё это отличало Одессу того периода от морального гетто, в котором находились евреи в остальных землях Российской империи. В 1880 году из 360 учеников третьей гимназии 265 были евреями. У меня сохранилась старая фотография, сделанная за два года до революции 1905 года, ознаменовавшей конец золотого века Одессы. На ней изображена семья моего прадеда — одесского купца, который дал всем своим девяти детям — сыновьям и дочерям высшее образование.

 Жаботинский на всю жизнь сохранил любовь к Одессе той поры.

Роман «Пятеро»: «Вероятно, уж никогда не видать мне Одессы. Жаль, я ее люблю. К России был равнодушен даже в молодости: помню, всегда нервничал от радости, уезжая заграницу, и возвращался нехотя. Но Одесса — другое дело: подъезжая к Раздельной, я уже начинал ликующе волноваться. Если бы сегодня подъезжал, вероятно, и руки бы дрожали. Я не к одной только России равнодушен, я вообще ни к одной стране по-настоящему не «привязан»; в Рим когда-то был влюблен, и долго, но и это прошло. Одесса другое дело, не прошло и не пройдет».

После романа «Пятеро» я прочитал небольшую книгу произведений Жаботинского, изданную тоже в библиотеке «Алия» в 1989 году. В неё вошли два очерка — автобиографический очерк «Повесть моих дней», охватывающий период жизни Жаботинского до первой мировой войны. Повествование Жаботинского предваряет великолепная статья историка профессора Иосефа Недава о жизни и творчестве Жаботинского.

В первом очерке автор рассказывает, как из преуспевающего журналиста он превратился в идейного сиониста, целью жизни которого становится борьба за создание еврейского государства. Очерк прекрасно написан, легко читается, калейдоскоп множества событий предстает воочию перед читателем. Хочу остановиться на двух моментах.

Журналистская карьера Жаботинского началась в 1898 году, когда он учился на юридическом факультете Римского университета, и посылал свои заметки в Россию.

««Дважды в неделю мои письма печатались в «Новостях» под псевдонимом «Альта-лена» (признаться, я избрал этот псевдоним по смехотворной случайности: тогда я еще не слишком хорошо знал итальянский и полагал, что это слово переводится как «рычаг», лишь впоследствии я выяснил, что оно означает «качели»)».

Тут я должен сделать отступление. «Альталена» — так в честь Жаботинского назывался корабль, который в июне 1948 года вез в Израиль груз с оружием и был потоплен по приказу давнего соперника Жаботинского Бен Гуриона. Но отношения двух лидеров сионизма это отдельный сюжет.

В своей автобиографии Жаботинский пишет, что у него были проблемы при поступлении в гимназию, так как с 1888 года был введен закон, согласно которому, в государственные учебные заведения принимался один еврей на девять христиан. Тут надо заметить, что, «золотой» век для евреев Одессы, начавшийся в сороковые годы XIX столетия после 1880 года, по мере того как в России стали усиливаться гонения на евреев со стороны царского правительства, стал постепенно подходить концу. И завершился 18 октября 1905 года кровавым погромом. Жаботинский участвовал в создании групп самообороны. У него был опыт участия в таких группах во время кишиневского погрома.

Во втором очерке Жаботинский пишет о создании еврейского легиона в составе британской армии, и об его участии в военных действиях.

Как только Жаботинский узнал о вступлении Турции в Первую мировую войну, он понял, что в результате войны неизбежно придет конец существованию господства в Палестине Османской империи. В «Слове о полку» он пишет:

«Я поехал в Бордо, и там в одно мокрое утро я прочел на стене афишу о том, что Турция фактически примкнула к центральным державам и начала военные действия. Признаюсь: до того утра я себя чувствовал, в Бордо и повсюду, просто наблюдателем, без особенных каких-либо побуждений пламенно желать одной стороне полной победы и полного разгрома другой. Ориентация моя в то время писалась так: мир вничью, и как можно скорее. Турецкий жест в одно короткое утро сделал из меня фанатика войны до конца — сделал эту войну «моею». Еще в 1909 году, когда я в Константинополе обер-редактировал (это бывает только в молодости) сразу четыре сионистских газеты, а в Высокой Порте пановали младотурки, сложилось у меня незыблемое убеждение: где правит турок, там ни солнцу не светить, ни траве не расти, и вне распада Оттоманской империи нет надежды на восстановление Палестины. Теперь в Бордо, прочитав на стене подмокшую афишу, я сразу сделал единственный логический вывод; и по сей день не понимаю, почему многим из друзей моих понадобилось столько лет, чтобы прийти к такому простому заключению. Дело казалось мне ясно как дважды два: что будет с евреями России, Польши, Галиции — все это очень важно, но в размахе исторической перспективы все это — вещь временная по сравнению с тем переворотом еврейского бытия, какой принесет нам расчленение Турции.

В том, что Турция, раз она только вмешалась в войну, будет разбита и разрезана в клочья, у меня сомнений не было: опять-таки не понимаю, как могли вообще у кого бы то ни было зародиться на эту тему сомнения. Тут дело шло не о гаданиях, а просто о холодной арифметике, числовой и житейской. Рад случаю сказать это здесь, так как меня в те годы обвиняли в игре на гадательную ставку. В Турции я прожил долгое время газетным корреспондентом. Я держусь очень высокого мнения о газетном ремесле: добросовестный корреспондент знает о стране, откуда пишет, гораздо больше любого посла; по моим наблюдениям — нередко и больше любого местного профессора. Но в данном случае несложная правда о Турции была известна не только профессорам, а даже и послам. Конечно, того, что Германия будет разбита до сдачи на милость, не мог в то время предвидеть и журналист. Но что по всем счетам этой войны платить будет главным образом Турция, — об этом у меня и сомнений не было и быть не могло. Камень и железо могут выдержать пожар — деревянная постройка должна сгореть, и не спасет ее никакое чудо».

 В результате Жаботинский приходит к выводу, что создание еврейской боевой части в составе британской армии важно для будущего самоопределения евреев Палестины. И он энергично принимается за её организацию. Ему удалось создать в составе английской армии еврейский легион, в котором он командовал взводом и участвовал в сражениях.

Надо сказать, что в самой Палестине в то время некоторые даже сионистки настроенные руководители ишува выступали в поддержку Османской империи.

 Жаботинский был человеком действия. Вся его жизнь была посвящена активной борьбе за создание еврейского государства. Вместе со своими однополчанами по легиону боролся с арабскими погромщиками, для отпора арабам создал военизированные отряды Бетар. За сопротивление английским властям он был лишен возможности находиться в Палестине. С 1930 года он руководил созданным им сионистским движением, находясь или в Париже или в Лондоне. С началом второй мировой войны Жаботинский стремился создать еврейскую армию, которая сражаясь плечом к плечу с союзниками, приняла бы участие в разгроме нацистской Германии. Для сбора средств он отправился в Соединенные Штаты. Во время посещения им летнего лагеря Бетара неподалеку от Нью-Йорка с ним случился сердечный удар, и он скончался 4 августа 1940 года.

В 1964 году после отставки Бен-Гуриона прах Жаботинского в соответствии с его завещанием был перезахоронен в Иерусалиме на горе Герцль рядом с могилой основателя политического сионизма Теодора Герцля, который был кумиром Жаботинского.

В заключение мне хочется привести рассказ о Жаботинском музы серебряного века русской поэзии, писательницы, которая написала знаменитую книгу «Курсив мой», в которой она дает живые и остроумные, блестящие по форме, отзывы о своих выдающихся современниках.
Итак — Нина Берберова «Курсив мой»: « Наконец, самый многолюдный и самый торжественный из всех праздников — банкет «Современных записок», на который было приглашено несколько сот человек, 30 ноября 1932 года. Я купила себе для этого банкета белое вечернее платье до полу, первое в жизни платье до полу, с ярко-красной накидкой, и красные шелковые туфли и сидела рядом с В.Е. Жаботинским, с которым меня связывали многолетние дружеские отношения. Когда я с ним познакомилась, я уже знала его идеи, его прежнюю литературную деятельность, его легендарное прошлое и теперешнюю боевую журналистику. Во время первой мировой войны он создал Еврейский легион, состоял лейтенантом британской армии, впоследствии был организатором Хаганы и Иргуна. Он умер в 1940 году в США, а восемь лет спустя было создано государство, для создания которого он всю жизнь работал. Но только через шестнадцать лет, в июле 1964 года, его прах торжественно перевезли в Израиль, где десятки тысяч людей прошли перед его гробом, чтобы проститься с ним. Я знала наизусть его перевод «Ворона» Эдгара По, который он сделал, когда ему, кажется, еще не было двадцати лет, и который мне попался в каком-то Чтеце-декламаторе, когда мне самой было пятнадцать. Этот перевод во много раз лучше брюсовского и лучше перевода Бальмонта, хотя у Бальмонта есть свои достоинства. Впервые мы встретились в редакции «Последних новостей», куда он зашел, и потом вышли вместе; прощаясь, он совершенно серьезно сказал мне:

— Запишите в поклонники.

— Запишите в поклонницы, — смеясь, ответила я.

Мы стали с ним видеться изредка. Он был небольшого роста с некрасивым, умным лицом, энергичным и оригинальным, лицом, «обожженным» не европейским солнцем. Выправка была военная. Он был одним из умнейших людей, каких я знала, если умным человеком называть такого, который, во-первых, с полуслова понимает собеседника и, во-вторых, сам, в течение любого разговора, живет, меняется, творит, меняет других и «говорит глазами». У него был юмор, внимание, даже жадность к собеседнику, и я часто буквально пила его речь, живую, острую, яркую, своеобразную, как и его мысль».

Еврейские герои и еврейские мстители

Иосиф Трумпельдор

 Прошлая глвва об одногодке, друге и соратнике Жаботинского Иосифе Трумпельдоре. Улица, названная в честь Труппельдора, довольно длинная и широкая улица , идущая с севера на юг и пересекающая улицу «Хаим Арлозоров», в том месте , где она переходит в улицу «Давид Франкфуртер».

Жаботинский так характеризует Тумпельдора:

«Вид у него был северянина, можно было принять и за шотландца или шведа. Рост выше среднего; тонкий, жесткие русые волосы коротко подстрижены, выбрит чисто, губы бледные, со спокойной улыбкой. По-русски говорил он хорошо, хотя в Палестине научился немного «петь». Еврейский язык у него капал медленно, был небогат словами, но точен: на идиш он говорил ужасно. Он был хорошо образован, большой начетчик в русской литературе — читал даже вещи, которых никто не читал, Потебню и т. п. — и помнил каждую прочитанную строчку. По сей день не знаю, был ли он из тех, кого у нас в еврейском быту титулуют «умными». Скорее нет. У нас в это понятие входят всякие пряные приправы — подозрительность, скептицизм, хитроумие, умение перекрутить простую вещь навыворот, углубиться до левого уха правой руки позади затылка. Всего этого я в Трумпельдоре не нашел. Зато был у него ясный и прямой рассудок; был мягкий и тихий юмор, помогавший ему тотчас отличать важную вещь от пустяка. Но и о важных вещах он умел говорить просто — без той ходульности, которая иногда чувствуется в его письмах. Говорил он трезво, спокойно, без сентиментов и пафоса и без крепких слов. В последнем отношении даже русская казарма не повлияла. От него я ни разу не слышал бранного слова, кроме разве одного: «шельма этакий». По-еврейски любимое выражение его было «эйн давар» — ничего, не беда, сойдет. Рассказывают, что с этим словом на губах он и умер, пятью годами позже».

В честь Трумпельдора Жаботинский назвал молодежное движение — «Бетар» (Брит Иосеф Трумпельдор), т. е. Союз имени Иосефа Трумпельдора.

Полагаю, что сюжет романа «Самсон назарей», написанный Жаботинским в 1926 на русском языке, посвященный библейскому герою, совершавшего свои подвиги во спасение своего народа, навеян образом Иосифа Трумпельдора.

Директор Института Жаботинского Гидон Мичник подчеркивал:

«Двух этих столь не похожих выходцев из России, один из которых был убежденный социалист, а другой — либерал, один — солдат, а другой — интеллектуал, объединяла беззаветная преданность идее и готовность принести свою жизнь на ее алтарь».

Жизнь Трумпельдора мне представляется в виде отдельных кадров приключенческого фильма, в которых Трумпельдор предстает как мужественный еврейский воин.

Кадр за кадром:

• Командир взвода Трумпельдор среди защитников Порт-Артура.
• Кавалеру четырех «Георгиевских крестов» Иосифу Трумпельдору, потерявшему руку в одном из боев, японский император вручает протез, на котором золотыми буквами написаны слова: «Эту руку жалует японский император герою Трумпельдору за его полезную деятельность во время плена».
• Николай II, за боевые заслуги присваивает еврею Трумпельдору первый офицерский чин прапорщика.
• Иосиф Трумпельдор, студент юридического факультета Петербургского Университета, выступает с пропагандой идей сионизма.
• 
• Трумпельдор в поезде. Он покидает послереволюционную Россию после неудачных попыток создания отрядов еврейской самообороны.
  На приеме у командующего английскими войсками в Египте. Трумпельдор подает просьбу о направлении его в действующую против турок английскую армию.
  Ночь на Галлиполийском полуострове, слышна спорадическая стрельба со стороны турецких позиций. Молодые еврейские солдаты транспортного батальона ведут своих мулов, нагруженных амуницией, хлебом и консервами, к передовым траншеям. Отрядом командует капитан английской армии Иосиф Трупельдор.
  Канцелярия военного министра Британской империи. Рядовой одного из пехотных полков английской армии Владимир Жаботинский и капитан Трумпельдор ходатайствуют о создании еврейского полка для действия против турок в непосредственно Палестине.
  Палестина. Командир еврейского батальона Иосиф Трумпельдор в бою с турками.
• Трумпельдор со своими солдатами на защите еврейских поселений в Палестине.Северная Галилея. Демобилизованный из английской армии Трумпельдор идет за плугом в поле у поселения Тель-Хай.Бой с арабами за поселение Тель— Хай. Иосиф Трумпельдор во главе обороняющихся. Сраженный бандитской пулей он погибает.Памятник «Рычащий лев» Трумпельдору и героям Тель-Хай.

О жизни и подвигах Иосифа Трумпельдора можно более подробно прочитать в публикациях:

Евгений Вениаминович Мовшович Иосиф Трумпельдор — герой России и Израиля

Ян Топоровский Дневник Трумпельдора

3. Александр Шульман По следам Трумпельдора

Авшалом Гисин

Имя Авшалом Гисин носит длинная магистральная улица на севере Петах Тиквы. Она начинается от перекрестка, где смыкаются улицы А-Маккабим и Бар Кохба, идет на запад, проходит мимо Эм-А-Машавот и кончается в Кирьят Арье.

Авшалом Гисин родился в 1896 году в Петах-Тикве, в семье фермеров. Он учился в школе ПИКА. Школа ПИКА (ПИКА — Palestine Jewish Colonization Association) — первая светская школа в поселении Петах-Тиква, была основана в 1885 году бароном Ротшильдом. После окончания школы он перешел в еврейскую гимназию в Яффо и был одним из первых ее учеников. Когда ему исполнилось 16 лет (1912 г.) после окончания седьмого класса, он решил изучать военное дело и поступил в военную академию в Константинополе в Турции. Как известно, Палестина была в то время частью Османской империи. Армия Оттоманской империи при султанах формировалась исключительно из мусульман, но в 1908 году грянула революция «младотурков», султан Абдул-Хамид II слетел с престола, и новые власти торжественно объявили о полном уравнении в правах всего населения империи. Одним из этих новообретенных прав стало право на армейскую службу — иными словами, теперь военнообязанными объявлялись все без исключения подданные империи. Несколько евреев Ишува стали офицерами турецкой армии, в том числе и Авшалом Гисин.

Во время первой мировой войны по одним источникам Гисин был преподавателем в той же военной академии, в которой учился, по другим служил в турецком генштабе.

После войны и оккупации Палестины британцами он вернулся в Петах-Тикву.

Начиная с 1919 года, возросла еврейская иммиграция в Палестину. Арабские протесты против иммиграции евреев в привели к арабским бунтам в 1920 году. 1 мая 1921 года начались арабские погромы еврейских жителей в Яффо. Когда в Петах Тикве узнали о событиях в Яффо, было решено организовать оборону поселения под руководством Авраама Шапиро, возглавлявшего отряд защитников поселенцев, и имеющего военное образование Авшалома Гисина. 15 мая 1921 года началось наступление арабских мятежников на Петах-Тикву. Они продвигались с севера — перейдя Яркон через болота. Силы обороны держали оборону на подступах к колонии с севера и, несмотря на человеческие жертвы — погибли Авшалом Гисин и трое его товарищей Хаим Цви Грунштейн, Натан Рапопорт и Зеев Орлов, предотвратили продвижение арабских погромщиков. Положение оставалось тяжелым до тех пор пока на помощь обороняющимся не пришла из Рош-Аина британская кавалерийская рота, обратившая в бегство арабских погромщиков.

В честь 4-х погибших и 12 раненых защитников Петах Тиквы были установлены две стелы: возле муниципалитета и в парке Яд ле-Баним.

В 1921 году, после смерти члена-основателя футбольного клуба Маккаби Авшалома Гисина клуб добавил его имя к названию клуба, и клуб получил название «Маккаби Авшалом Петах-Тиква». Клуб был основан в 1912 году группой еврейских студентов из Петах-Тиквы, которые учились в Константинополе, и многие из которых позже служили в османской армии во время Первой мировой войны.

(продолжение)