И я спрашиваю у этой худенькой, ничего не евшей красотки: — Как это можете Вы и красавицы вроде Вас в эти холодные вечера раздетыми ходить по Британским улицам? — О, это просто. Это называется При-лаш. — А что такое При-лаш? — Перед выходом из дома я выпиваю полторы бутылки вина, или маленькую бутылку водки. И тогда я могу ходить в бикини по улице в любую погоду. — И Вам совсем не холодно? — Нет. Мы называем это пивным одеялом.
УКРОЩЕНИЕ ЕВРЕЯ.
ПУТЕШЕСТВИЕ ПО ОБЪЕДИНЕННОМУ КОРОЛЕВСТВУ
Перевод с английского Минны Динер
(продолжение. Начало в № 5-7/2022 и сл.)
Они Oтсекли Bерх его Черепа, а Затем Cтали Черпать Что-то из Mозга
Тувиа Тененбом
Джеффри Чаусер, как говорят, был выдающимся поэтом Среднеанглийского периода. Он известен больше всего своей жемчужиной из книг, под названием «Кентерберийские Сказки» — одной из прекрасных книг на английском языке. Все истории в этой книге составляют рамку вокруг группы пилигримов, которые собрались вместе для путешествия из Саутворк до Кeнтербери, где они должны были посетить храм Святого Томаса Беккета. Это было местом, известным тем, что там излечивались все больные — и телесно, и душевно.
Чтобы путешествие сделать более приятным, они договорились между собой, что каждый из них будет рассказывать сказку, и тот, кто расскажет лучшую из них, заработает бесплатный обед. Одна сказка, рассказанная настоятельницей, повествует об евреях и детях. Самое интересное, что она очень схожа с современными историями прогрессивных Британцев о Сионистах и детях. «Сказка Настоятельницы» рассказывает о христианском мальчике, который каждый день, идя в школу, должен был проходить через еврейский район, где он всегда начинал петь гимн Alma Redemptoris Mater. Однажды евреи поймали его и перерезали ему горло — ну, словом сделали то, что они всегда делают с нееврейскими детьми.
Но каким-то чудом мальчик продолжал петь с перерезанным горлом, несмотря на то, что был мёртв. Как требует справедливость, все евреи в этом районе были схвачены прекрасными Христианами и повешены.
Мне стало интересно, как преподносят «Кентерберийские сказки» в сегодняшнем Кентербери?
Кeнтербери, что в графстве Кент, это вам не Лондон. Это маленький город на юго-востоке Англии, и там живёт много бедных людей, но также и много студентов. Туризм — важнейшая вещь для выживания экономики города, и «Кентерберийские Сказки», правда для начитанной публики, очень там пригодились.
Неподалёку от того места, где я стою, находится паб, и он называется «Кентерберийские сказки», а в центре города находится компания, которая предлагает туры по Кентерберийским сказкам, куда входят и постановки этих сказок. И я иду туда, ибо мне интересно, как они поставили Сказку Настоятельницы.
Когда тур начинается, нас приветствует актёр, живой актёр, но проходя по разным комнатам, сказки нам рассказывают уже в записанном на видео, или аудио виде, для чего не надо нанимать живых людей.
Но вот, к счастью, появляется талантливая актриса, одетая в очаровательные одежды, которые носили столетия назад. Она рассказывает нам о древнем герое города Святом Томасе Бекете, без которого не родились бы «Кентерберийские Сказки».
— Наша история начинается тогда, когда Томас Бекет был лучшим другом короля Генри II. Они были так дружны, что Генри II решил назначить Томаса архиепископом Кентербери, надеясь на то, что он получит большую власть над церковью. Но он не представлял себе, что Томас Бекет воспримет новое назначение всерьёз.
Разногласия между Архиепископом Кентерберийским и королём Англии приобрели настолько волнующий характер, что Томасу пришлось бежать из страны на целых шесть лет. Он вернулся только тогда, когда король пригласил его вернуться назад. Но прежние разногласия начались снова, и
«однажды ночью они стали настолько нестерпимыми, что Король ворвался в замок и закричал во всю силу своих лёгких: — Кто избавит меня от этого турбулентного священника?»
Четыре рыцаря, услышав эти слова, двинулись к Кентерберийскому Собору. Оказавшись внутри его, они попытались схватить архиепископа и привести его к Королю, но вскоре поняли, что не смогут сделать это против его воли. Но они не отступали. Они выхватили свои мечи и
«отсекли верх его черепа, а затем стали черпать что-то из мозга, чтобы убедиться, что он мёртв».
Далее актриса говорит, что три года спустя Томас Бекет был назван «Святым Томасом Бекетом», и тогда начались различные чудеса, которые приписывали ему. Учитывая, что это Англия, я не удивился, что в городе есть паб под названием «Томас Бекет».
Под конец тура были показаны еще несколько инсценировок сказок, но «Сказки Настоятельницы» среди них не было. Я поговорил с одним из гидов и спросил его, что он думает о «Сказке Настоятельницы», поскольку я слышал, что это интересная сказка, не мог бы он мне сказать хотя бы о чём она. Бедный парень начал заикаться, боясь сказать неверное слово. Но в конце концов он сказал мне, что речь там о ребёнке, который шёл в школу мимо гетто. И его в этом гетто убили.
Гетто? Кто жил в этом гетто? — спрашиваю я его. Вот это он не может сказать, ибо он не помнит, он не знает. Когда я поговорил с ним, тут же появился менеджер и попросил не называть имя гида. И я уважаю эту просьбу.
Позже я познакомился с Райаном, преподающем средневековую литературу в Университете Кента, и «Сказки» входят в его программу для молодых студентов. Я спросил у него, как ребята реагируют на «Сказку Настоятельницы»? Он ответил, что они были в ужасе, когда столкнулись с этим текстом. Я спрашиваю, каким образом они выражают свой ужас? Странным образом, он не смог ответить на этот вопрос, ему не хватило слов в английском языке, чтобы выразить этот ужас.
Таковы мои дорогие англичане — вежливые и пугливые.
Останки Томаса Бекета покоятся вечным сном внутри Кентерберийского Собора, возможно самом значительном соборе Англиканской Церкви. И я иду туда.
Вход: 12.50 Фунтов. Здесь Бог берёт меньшую оплату, чем в Лондоне. У входа на стене висит целая серия памятных табличек в честь многих солдат и офицеров. На одной из них можно прочесть:
«Во Славу Господа и в память о…»
— здесь идёт перечень имён воинов, погибших на Фолклендских островах в акции 8 Декабря 1914 года.
Я подхожу к секции храма под названием «Мученичество», где по утверждению церковных должностных лиц Томас Бекет был убит. Здесь на стене тоже висит табличка, на которой написано:
«На этом месте, освященном мученической смертью Томаса Бекета, свершившейся 29 Декабря 1170 года Папа Иоанн Павел II и Роберт Рунси, Архиепископ Кентерберийский, преклонили колени в молитве 29 мая 1982 года.»
Крест, сделанный из четырёх мечей висит на стене. Это сильное визуальное напоминание посетителям для представления последних моментов жизни Томаса Бекета.
Я спускаюсь вниз к склепу, или Часовне Св. Гавриила, созданной в честь картины, висящей на северной стене, которая отражает точный момент, когда «Архангел Гавриил объявил о рождении Иоанна Крестителя» в Иерусалиме. Там же есть специальное место для молитвы по просьбе, где посетители могут оставить открытки с просьбой помолиться за их близких. Там сказано:
«Ваши молитвы будут помещены на алтарь завтра в 8:00 Службой Святой Веры.»
Я прочёл одну из висящих там записок:
«Пожалуйста, помолитесь за моих маму и папу».
И всё. Никаких имён, никаких деталей.
Заметка: В этом склепе нет ни котов, ни крыс. Мы же в Кентербери, а не в Дублине.
Новости из Лондона: Питер Уиллсман опять отличился. «Дейли Мейл» пишет, что Красный Пит в очередной антисемитской склоке пригрозил «прибить» товарища по партии, который случайно оказался евреем и важным активистом. Это, разумеется, не единственная новость, пришедшая из Лондона. ТIG (Независимая группа), по утверждению Гардиан, начала процесс по образованию партии. Это движение стало причиной для некоторых людей обвинять группу в скрытых мотивах. Мир искусства тоже попал в новости. Таймс сообщает, что в Национальном Театре на следующий месяц «запланирован кастинг из только транс-сексуалов».
И еще есть новости о беженцах. Мигранты, имея в виду беженцев, — пишет Таймс, «попытались пересечь канал Ла Манш, спрятавшись в трубе парома», добавив, что
«отплытие из Кале было отменено из-за того, что целую ночь сотни полицейских отлавливали мигрантов на пароме и в гавани после того, как те прорвали все барьеры и бросились к парому. Около 50 из них добрались до парома, когда тот готовился отплыть. Всего арестовано 63 человека.»
Я заинтригован этой историей, поскольку к счастью нахожусь недалеко от беженцев и парома. Кентербери находится всего в 20 милях от Дувра. А Французский Кале как раз напротив через канал от Дувра.
Дай-ка съезжу в Дувр, а оттуда сяду на паром до Кале.
Остерегайтесь Беженцев, Кидающихся Камнями
Компания паромов Р&О предлагает за 90 минут доставить вас из Дувра в Калe. Это меня устраивает, и я еду на такси к порту Дувра. Там курсирует автобус, обеспечивающий доставку к нужному парому. Но всё произошло не так быстро. Прежде, чем кто-либо попадёт на автобус, следует пройти через контрольный пункт. Только после этого мы, слава Богу, попадаем на автобус. Мы — это едва ли 10 пассажиров. Почему так мало? Я не знаю. Может никто из Британцев не хочет посетить Францию, или, возможно, каждый Британец с Фунтами уже здесь.
Автобус движется не быстро, а потом останавливается. В автобус заходит полицейский, проверяет документы у пассажиров. После этого нам велят выйти из автобуса для паспортного контроля. Когда и с этим покончено, мы снова влезаем в тот же автобус.
Процесс безопасности здесь очень напоминает проверки, практикуемые в Израиле на контрольно-пропускных пунктах на границе между Израилем и Палестинскими городами. Многие правозащитные организации считают это нарушением прав человека.
Мне следовало бы взять с собой Красного Пита.
В любом случае, после еще одной проверки с просвечиванием тела и вещей, я, наконец, поднимаюсь на паром «Гордость Кентербери». Да, таково название парома: каждый паром имеет своё название. Я не знаю почему кораблям дают их собственные имена, а автобусам не дают. Даже самолётам не дают. Почему? Кто его знает.
Когда я поднялся на борт парома, я смог наблюдать, как в брюхо парома въезжали грузовики, много огромных грузовиков, заполненных товарами, идущими из Британии во Францию. Я не представлял себе, что Британцы экспортируют, но судя по статистике вероятнее всего — это рыба и чипсы. Несколько пассажирских автомобилей также заезжают на паром, а несколько водителей этих машин присоединяются к нам. Дама из охраны рассказывает мне, что туризм умер. Но почему?
Я поднимаюсь на палубу и смотрю на Англию, где белые скалы Дувра. Белые скалы у английской границы.
И, чем меньше становится перед моими глазами Англия, тем большими становились картины в моём сознании. В моём уме проносятся образы древних войн и длинная вереница мёртвых лошадей, а также мечи, короли, королевы и один архиепископ. Эти образы смешиваются с обликами людей и дворцов, водителей Убера и Лордов, членов Парламента и фермеров, с которыми привелось встретиться за последние месяцы. Англия, Шотландия и две части Ирландии появляются передо мной в рамах, стоящих рядом друг с другом. В каждой из них раскрываются картины и истории.
Чем дальше я удаляюсь от Великобритании, тем больше Британия превращается в моём мозгу в музей, музей дворцов и Продуктовых банков. Что за великолепный, печальный, гигантский и крошечный музей!
О, Музей Британии! Почему ты меня ненавидишь? У меня никогда не было возможности спросить тебя об этом, но теперь я это делаю. Разве я когда-нибудь опозорил тебя? Разве опозорил тебя любой другой еврей? Неужели ты, моя дорогая Британия, не будешь счастлива до тех пор, пока последний еврей не покинет тебя?
Постепенно Британия исчезает из виду. Добро пожаловать во Францию. Кале.
После высадки с «Гордости Кентербери» я покидаю порт и иду к стоянке такси. Ни одного Убера не видно. Два такси ждут пассажиров. Первый таксист посылает меня ко второму, ибо тот говорит по-английски. Я иду к другому. Второй таксист недовольно смотрит мне прямо в глаза и говорит:
— Почему я должен говорить с Вами по-английски? Я во Франции, и тут мы говорим по-французски! Я не люблю англичан!
Он уставился на меня, англичанина, и вдруг сорвался и уехал так быстро, словно удирал от погони в военной зоне.
Мне становится смешно. Я — англичанин. Можете себе такое представить?
Я оглядываюсь вокруг. Вокруг порта на мили расположились заборы. Иногда можно увидеть целых четыре забора, стоящих параллельно друг к другу, сильно напоминая огромную тюрьму строгого режима. Это напоминает мне Израильскую Разделительную стену, которую европейские «доброжелатели» используют как доказательство израильского расизма. Им бы приехать сюда, прямо в самую середину Европы. Им не понадобится даже ехать на Ближний Восток. Мисс Кэмпбелл из Шотландии, которая рассказывала про Короля Египта, пусть тоже сюда приедет. Интересно было бы услышать, что все они об этом сказали бы. Но шансов того, что они сюда приедут почти нет. А я здесь.
Все эти заборы и барьеры оплачены Британским правительством, и британцы также тратят миллионы Фунтов в год для обеспечения безопасности вокруг порта и в самом порту. Это мне рассказал проходящий мимо человек.
Почему они это делают?
Да потому, что по сведениям из прессы, которую я прочёл на пароме, тысячи беженцев пытаются каждый год проникнуть в Британию через Францию, и только в прошлом году их было 26,000. Но Британия не испытывает желания их впускать.
Почему беженцы так заточены на проникновение в Британию? Да потому, что в ОК относятся к беженцам гораздо более великодушно, чем во Франции, — объясняет мне этот человек. Но мне кажется, что по непонятным причинам беженцы предпочитают Британскую кухню.
Я подхожу к такси, из которого выгружаются пассажиры. Как только они вышли, я тут же сел в него. Я не разговариваю много с водителем, чтобы и он не удрал от этого «англичанина», то есть от меня. Пока мы едем, я поглядываю вокруг. Угадайте, кого я вижу? Моего орла, моего доброго орла. Он летит над нами какое-то время, давая понять, что во Франции всё со мной будет хорошо, а потом он разворачивается и летит назад туда, откуда прилетел. Я, правда, не знаю откуда. Это происходит в тот момент, когда такси доезжает до центра города Кале. Судя по тому, что мне говорили, я ожидал увидеть тысячи спящих на улицах беженцев. Но я этого не увидел. Я спрашиваю у прохожих: где же беженцы? Они отвечают, что здесь в Кале их не так уж и много. Раньше были, но теперь нет. Те же, которые еще есть, находятся у порта. А другой человек говорит, что их выгнали из Кале, и они прячутся где-то по окрестным деревням. А еще один человек говорит, что место их пребывания под названием Иранские Джунгли находится неподалёку от порта.
Надо съездить в Иранские Джунгли, мне нравится это название.
Я останавливаю такси. К моему счастью, шофёр ничего не имеет против англичан. И я прошу его отвезти меня к Иранским Джунглям. Он везёт меня туда.
Добро пожаловать в Иранские Джунгли. Беженцы и в самом деле оказались здесь. Но среди них нет иранцев. Возможно, когда-то в какое-то время они здесь и были, а возможно контрабандисты являются иранцами, но иранских беженцев здесь нет. Ни одного. Иранцы, скорее всего находятся в Иране, но не здесь. А здесь есть африканцы. Некоторые находятся внутри небольших палаток, другие же сидят, или бессмысленно бродят вокруг палаток. Им нечего делать, кроме того, чтобы спать в палатках, ходить возле них и есть пищу, которую приносят им люди, поддерживающие их.
Когда такси проезжает поблизости от них, я прошу шофёра притормозить, и он это делает. Какая непростительная ошибка с моей стороны! Тут же к машине подскакивает целая гроздь беженцев и начинает наносить удары по машине, а их друзья позади начинают забрасывать нас камнями — маленькими и большими, да и огромными. Такое впечатление, что весь смысл их жизни во Франции сводится к тому, чтобы убить и шофёра, и меня. Тогда бы их жизнь была бы не напрасна.
К счастью, их «подарочки» не попадали в цель. Шофёр быстро набрал скорость, прежде, чем пролилась невинная кровь.
Я встречался со многими беженцами в Германии, большей частью из арабских стран, но никогда не видел такого агрессивного поведения.
Что это?
Шофер говорит, что они из Судана и Эритреи, и, что это самые ужасные беженцы. Помнится, в Германии турецкая женщина говорила мне, что самые ужасные — это беженцы-афганцы. Но мой шофёр с этим не согласен. Он говорит, что жители Кале теперь носят с собой охотничьи ружья, ибо стало опасно жить.
Независимо от причин желания беженцев попасть в Британию, их жестокость не поможет им осуществить свою мечту. Их поведение, которое ежедневно чувствуют на себе жители Кале, выходит за рамки логики.
Эти беженцы, или мигранты, хотели бы, чтобы люди их пожалели, но большинство людей никак не мотивированы помогать тем, кто общается при помощи камней.
Это настоящая военная зона. В городе Кале. Не удивительно, что люди предпочитают путешествовать в других местах.
Шофёр такси везёт меня к центру города и я двигаюсь по направлению к месту, где можно заняться самым логичным делом — поесть. Я иду к первому попавшемуся мне на глаза ресторану и заказываю еду. Любую, мне всё равно. Ресторан выглядит довольно простеньким, никаких изысков. Скорее всего качество каждого блюда похоже на качество другого блюда — оно либо хорошее, либо нет.
Часы идут вперёд и еду приносят: утиное патэ, треска, хлеб и кофе, и еще картофель-фри, который я не заказывал.
О, Господи! До чего вкусная еда! Каждый кусочек патэ, рыбы и хлеба имеют райский вкус. Даже картошка-фри, которую я не мог вынести в последний месяц, здесь совершенно божественна.
А какой вкусный кофе здесь! Давно я не ел с таким удовольствием.
Когда проглатываю последний кусок, я вдруг осознаю, что нахожусь во Франции! Да, во Франции! Это французский ресторан. Я в Калe, Франция. Это не Британия. Еда не британская, и повара не британцы. А Франция — это страна, где люди знают толк в еде. О, да!
Интересно, умеют ли они печь пироги? И я быстро заказываю яблочный пирог.
Миллионы яблочных пирогов печётся и продаётся и в Британии, и в США, но очень редко среди них встречаются вкусные. Но в Калэ совсем не то.
Мои дорогие, вылетайте из Лондона или Нью-Йорка сюда, в Калe, и только посмотрите на этот яблочный пирог. Вглядитесь внимательней и вы не увидите ничего подобного тем пирогам, что пекут у вас. Да-да. Посмотрите. Что же Вы видите? Яблоки, яблоки и еще раз яблоки, соединённые между собой карамелью, и тонюсенький слой теста под ними. Всё. А какой вкус? Вкус очень хороших яблок, и моё тело подпрыгивает от радости. Мёд для моих уст, пища для моего духа и праздник для моего желудка.
В том самом ресторане я встретил британского телевизионного журналиста. Он рассказал мне, что сегодня посетил «Иранские Джунгли», как и я, но с одной разницей: он работал с разными людьми, которые знакомы с беженцами, и за последний месяц они организовали его визит в «Джунгли». Другими словами, он не видел настоящей жизни этих людей, а увидел такую, какую для него организовали, чтобы он видел.
Его история определённо будет отличаться от моей.
Я боюсь, что такого рода журналистика так же хороша, как обычный британский яблочный пирог. Я полагаю, что он не единственный журналист такого рода, работающий так.
Да, но это проблема не моя.
Через час, или около того, я покину Францию и поплыву к стране Её Величества. Угадайте, куда я поеду потом?
В Уэльс. Почему в Уэльс?
Если быть честным, то ничего не знаю об Уэльсе, но пару дней назад одна английская женщина говорила мне, что в Уэльсе люди грубы, примитивны и в придачу националисты.
И это меня заинтересовало. Такая смесь из национализма, грубости и примитивности является прекрасной основой для киносценария о милых отвратительных злодеях, фильма для следующего Оскара.
Я могу уже себе представить героев. Вот примитивный Уэлш с длинными волосами, торчащими из подмышек, вовлечённый в бурную любовь, стоит на вершине крутой скалы с членами племени Уэльских националистов, вооружённых демоническим оружием. Они отгоняют интеллектуальных английских националистов, чтобы столкнуть их в океан.
Здорово, правда?
Адью, Кале. Привет, Кардифф!
Hapus, yn Neis ac yn Ginnes
Не могу найти слов, чтобы описать моё волнение в тот момент, когда моя нога впервые в жизни ступила на землю Уэльса. Да, я прибыл в Уэльс на поезде.
Каков Уэлш, как человек? — Спрашиваю я у молодой леди сразу по прибытии.
— Счастливый, симпатичный и тёплый — отвечает она с улыбкой. — Так люди говорят о нас.
Вот те раз!
Не могу найти слов для моего разочарования. Счастливые, симпатичные и тёплые. Какая досада!
Как же низко я пал, чтобы доехать до этого проклятого Уэльса и его окаянных счастливых, красивых и добрых людей? За какие грехи мне достался этот ужасный жребий?
Но такова жизнь. Сегодня вы выигрываете, а завтра — нет.
Я нахожусь в столице Уэльса – Кардиффе, и я постараюсь наилучшим образом воспользоваться этим.
Выбираю Отель Индиго. С этим брендом я уже ознакомился, когда жил в Индиго в Данди, Шотландии.
О, как быстро бежит время! Кажется еще вчера я был в Шотландии. Но нет. Время летит быстрей любого аэробуса.
Около меня останавливается такси, шофёр которого из Судана. Но это не Кале, и этот суданец не станет бросать в меня камни. Уже в такси я понимаю, что шофёр очень даже симпатичный парень. Да-да, клянусь вам.
Вместо дикого белого мужика с ненормальной растительностью из-под подмышек, который бы приветствовал меня по прибытии, мне попался чернокожий Суданский мусульманин.
Добро пожаловать в Кардифф!
По дороге к гостинице я вижу на улицах женщин в хиджабах. Забудьте про скалы. Забудьте про жестокую любовь. Хиджабы.
Мой отель находится около Доминианских Аркад, места, где люди приходят за покупками, а не сталкивать националистов в океан. Справа от входа в отель, на Королевской улице находится филиал Томаса Кука с рекламой в своих окнах:
Гарантируем Цены Брексита.
Заказывайте теперь, чтобы сохранить цены вашего праздника в Томасе Куке. Рядом находится магазин с названием iRepair, где продают, чинят и отмыкают мобильные телефоны. В магазине ни души, и продавец занят слушанием Корана, который звучит громко в расчете на всех Уэльских покупателей. Справа от iRepair магазин HMV, где продают DVD и другие товары. Но кто покупает сегодня DVD?
Я прохаживаюсь немного.
Центр Города Кардифф, как я обнаруживаю — это большой торговый центр, в котором один за другим расположились торговые молы. Некоторые центральные улицы фактически превращены в пешеходные зоны, где нет машин и люди могут безопасно двигаться от одного мола к другому без страха быть сбитыми скоростными машинами.
Что, собственно, может делать человек для своего удовольствия в Кардиффе, когда его романтические мечты о прекрасных историях разбились в пух и прах в столкновении с безжалостной реальностью?
Он курит. Курит дорогие Британские сигареты с ужасными картинками искалеченных частей тела на упаковках.
В Европейском Союзе, должен вам сказать, есть злодеи с испорченным разумом, которым больше делать нечего, как заставлять курящих людей иметь эти ужасные фотографии.
Но я догадываюсь, что они не живут в Уэльсе.
Неподалёку от меня находится Новый Театр, где идёт постановка RSC (Королевская Шекспировская компания) пламенной и обречённой любовной истории Шекспира «Ромео и Джульетта». Эта история любви двух детей двух враждующих семей Монтекки и Капулетти является одной из лучших в классической литературе обречённых любовных историй. Как же RSC, один из лучших английских театров представят этот спектакль?
И я иду в Новый Театр. Очень надеюсь, что эта их продукция будет лучше их же «Тартюфа», который я смотрел в Стратфорд на Авоне.
Свет гаснет и «Ромео и Джульетта» начинает разворачиваться.
Как и «Тартюф», этот спектакль политкорректен. Монтекки и Капулетти на этой сцене — это дома из смешанных рас и национальностей, поэтому любовники не происходят из соперничающих общин. Их вражда ни разу не объясняется, и тут нет видимых различий между ними — ни этнических, ни религиозных, ни племенных, ни культурных. Они одинаковые. Они равны и политкорректны. Обе семьи кажутся членами одной семьи, все живут в любви и равенстве, и нет никаких доказательств враждебности между ними.
Во времена Шекспира существовали междоусобицы, и каждая сторона имела комплект своих служащих. И тогда пьеса имела смысл, много смыслов, а один из них — это экстремальная опасность молодой пары влюбиться друг в друга.
Но не здесь.
Знаменитая адаптация «Ромео и Джульетты» последнего столетия — это потрясающая «Вестсайдская история», где враждующими сторонами являются банда белых против банды пуэрториканцев. Это драма. Что за Драма! Какой роман! Какая любовь!
Но ничего подобного нет здесь. Пустота. Пшик. Ноль. Впустую потраченное время.
Да, театральная сцена изменилась в Британии. А что же будет через десять лет? Возможно, хотя никто не может сказать точно, это зависит от Брексита. Чем больше ОК будет интегрировано в ЕС, возможно больше будет европейцев, что бы это ни значило в последующие годы. А если наоборот, то возможно всё вернётся к старым временам.
Я покидаю театр и иду в свой отель.
Время идёт быстро и все быстрее. В два часа этого зимнего утра я выхожу на улицу, чтобы покурить. Моросит дождь, дует холодный ветер, но это не останавливает людей наслаждаться открытым воздухом. Прямо здесь, на этой самой улице, где я нахожусь, я наблюдаю за беспрерывным парадом молодых людей, подростков и студентов. Все они пьяны и шумны.
Вы только поглядите на них! Они одеты так, словно на улице середина августа, а некоторые без стеснения мочатся посреди улицы так, словно Кардифф является одним большим туалетом. Но тут случается любопытная картинка: ехавший мимо них уборщик улиц, увидев это, останавливает машину и освещает мочащегося ярким светом своих фар. Но пьяный юнец даже не замечает этого.
Что происходит с этими молодыми людьми? Найдут ли они дорогу домой? Или они свалятся и заснут крепким сном прямо на улице?
Существует в ОК благотворительная организация, как я выяснил на следующий день, которая помогает молодым пьяницам, особенно по ночам пятницы и субботы. Она посылает волонтёров, одетых в униформу Уличных Пасторов, которые заняты обнаружением мест в городе, а когда они обнаруживают молодого человека в беде, то бросаются ему или ей на помощь. У «пасторов» всегда с собой есть бутылки с водой (вода помогает отрезвить пьяного), еще у них есть шлёпанцы (для пьяных девочек, снявших свою обувь на высоких каблуках и передвигающихся босиком по улицам) и также предметы первой медицинской помощи. Эта организация называется «Месседж Доверия», или просто «Месседж» (сообщение). В Дайнас Поуис, что неподалёку от Кардиффа, у них есть «Уэльская центральная команда». Я беру Убер к Дайнас Поуис, чтобы увидеть этих людей и знакомлюсь с их лидером Гарри Смитом. Спрашиваю его:
— Что такое «Месседж Доверия?
— В 2018 году «Месседж Доверия» был избран в «Сандей Таймс» как лучшая благотворительная организация в ОК для работы в ней. У нас есть 150 сотрудников по всему Объединенному Королевству. Мы работаем с самыми труднодоступными молодыми людьми во всём ОК, и городские районы социальной депривации являются предметом наших экспертиз. Мы делаем это разными способами. У нас есть пять музыкальных групп разных стилей, которые идут в школы и читают лекции по религиозному образованию, а также индивидуальные и групповые уроки на такие темы, как секс, собственный воображаемый образ, издевательства и другие подобные темы. Вот это одна область.
— Является ли «Месседж» религиозной организацией?
— Да.
— Христианской?
— Христианской, и мы очень гордимся этим.
— Какой деноминации — Протестантской?
— Протестантской, но мы работаем со всем спектром церквей.
— Являетесь ли вы по американскому определению «евангелистами»?
— Да, я евангелист.
— А вся организация тоже состоит из евангелистов?
— Да-да, вроде того. Но мы… Но определение евангелистов в ОК отличается от того, кого называют евангелистами в Америке. Это не политическое утверждение, это лишь утверждение в вере, что Библия — наша власть…
— Что Вы имеете в виду?
— Часто в Америке подменяют слово «евангелический» словом «Республиканский», словно это одно и то же, и евангелисты всегда охотней голосуют за Республиканцев.
— А здесь?
— Евангелисты в ОК голосуют за весь политический спектр.
— Большинство евангелистов ОК «за выбор», или «за жизнь»?
— «За жизнь».
Кабинет Гари декорирован очень скромно: двумя бумажными картами на левой стене и простейшей мебелью. А на его простого вида столе стоит компьютер Мак(интош).
Компьютер выключен, но Вы только поглядите на виниловую наклейку граффити Бэнкси на внешней части Мака. Это изображение указывает на крепкую солидарность с Палестинским народом: «Гнев, Метатель Цветов».
Бэнкси, всемирно известный художник, чьё настоящее имя известно лишь единицам, вероятней всего родился в Йейте, Англия. Он известен своей поддержкой палестинцев, многие из которых его обожают.
Одной из его самых известных работ является «Гнев, Метатель Цветов», где показан бунтарь в маске, готовящийся метнуть букет цветов и предположительно означало изображение палестинского борца, человека, чьим языком являются цветы, а не камни и бомбы. А тем, кто не сможет прочесть его политическое послание через искусство, Бэнкси с удовольствием передаёт словами. Примером может быть его комментарий к Бальфурской Декларации.
2 Ноября 1917 года министр иностранных дел ОК Артур Бальфур написал письмо Лорду Ротшильду. Это письмо стало известным с тех пор как Бальфурская Декларация, в которой он декларировал, что
«правительство Её Величества благосклонно рассматривает установление в Палестине Национального дома для евреев».
Эта Декларация вскоре стала основой для государства Израиль. 100 лет спустя, в 2017 году Бэнкси опубликовал в газете «Гардиан» своё мнение на этот счёт.
Объяснение учреждения из своего Walled Off Hotel в Бетлехеме означало пристыдить Израиль за их Разделительную стену. Он сказал в газете «Гардиан» следующее:
«Прошло ровно 100 лет с тех пор, как Британия установила контроль над Палестиной, где начала переставлять мебель в хаотическом порядке. Уж не знаю почему, но похоже было удачное время отрефлексировать на то, что случится после принятия Объединенным Королевством важных политических решений без полного понимания последствий.»
Другими словами, декларация не должна была быть объявленной, а государство Израиль не должно было родиться.
Пусть этот Бэнкси построит Ограждённый Off Hotel в Кале. Станет ли он? Отличный шанс. Но Гарри, по-видимому, Бэнкси нравится.
Я как-то не ожидал сегодня вписаться во что-то палестинское, но такова жизнь.
И я спрашиваю его, настроены ли Евангелисты ОК про-израильски, как многие Евангелисты в США?
— Нет. Наше основное мнение, как Евангелистов, что мы должны понять наше отношение с Богом, как это выражено в Библии в противоположность тому, как мы позиционируем себя в вопросах политики.
— А Вы лично за Израиль, или за Палестину?
— Вы пытаетесь получить от меня ответ на вопрос, на который я бы не хотел ответить…
— Почему нет?
— Понимаете, я не считаю, читая священное писание, что, когда Иисус сказал, что вы должны «любить врагов своих» означает, что вы должны их убивать.
— Вы считаете, что Израиль убивает своих врагов?
— Нет. Я думаю, что обе стороны убивают друг друга. Поэтому я не могу поддерживать реакцию на жестокость, которая вызывает ещё большую жестокость, и не думаю, что это может помочь делу.
— О, очень хорошо.
Но этот человек продолжает говорить:
— Это не так просто. Мы должны осознавать, например, что в Палестине живёт Христиан больше, чем в Израиле!
Это уже похоже на попытку критиковать Израиль, когда он, ссылаясь на то, что большинство Христиан в этом районе находятся под прицелом Израильских пуль. Но каковы бы ни были его намерения, он не прав, и я говорю ему об этом.
Судя по исследованию, опубликованному несколько лет назад Бернардом Сабелла, автором «Стоящей Жизни» — истории Палестинского Католика и бывшего профессора Вифлеемского Университета, на Западном берегу Иордана и в Газе в то время было 50,000 Христиан, а в Израиле 125,000. А теперь количество Христиан в тех же районах Палестины стало еще меньше.
Гарри не убеждён.
А я продолжаю. За последние пять месяцев моего пребывания в ОК антисемитизм был и всё еще существует повсюду по стране. Этот факт совершенно неприемлем в демократическом обществе.
Но он так не думает:
— Некоторые люди не считают, что высказываться против Израиля как политического государства является признаком антисемитизма. Фактически очень сложно критиковать любое действие Израиля без того, чтобы быть обвинённым в антисемитизме.
— Но тот вид антисемитизма, гуляющий по всей Британии в наши дни, ничего общего с Израилем не имеет. Речь идёт о горбоносых евреях, которые контролируют весь мир своими деньгами… Вы опасаетесь этого?
— Да, конечно.
— И тут нет ничего общего с критикой Израиля, верно?
— Нет, но я опасаюсь за людей, критикующих Израиль и обвинённых в антисемитизме. Меня беспокоит это.
Интересно, что это классическая реакция левых атеистов, страстных сторонников палестинцев, когда речь заходит об антисемитизме.
Я смотрю на Гарри и говорю ему:
— Антисемитизм, с которым я столкнулся здесь за последние пять месяцев, который я наблюдал лично и читал о нём в течении этого времени, не имеет ничего общего с критикой Израиля. Если бы такой антисемитизм был в США, особенно в правящей партии, вроде Лейбористской, сотни пасторов, особенно евангелистов, подняли бы свой голос и публично осудили бы это явление.
— Да.
— Так почему пасторы ОК, насколько я знаю, не поднимают свой голос против таких…
— Я не думаю, что это кого-то волнует.
— Вы хотите сказать, что пасторы Объединённого Королевства не возвышают своего голоса ни по каким вопросам, будь это аборты, или еще что-то, потому что их это не волнует?
— Нет.
— Кажется, я понял. Пасторы не говорят ничего против антисемитизма в Британии потому, что всем вообще безразлично, что говорят пасторы. Они станут говорить против абортов и других грехов против Христианства в Британии только тогда, когда всем будет не всё равно. Неужели у вас в мозгу должна образоваться дыра, чтобы на что-то обращать внимание?
Без сомнения Гарри делает хорошее дело для своей общины, спасая молодых людей от горькой участи. Даже Уличные Пасторы, которые появились где-то в ОК и не инициированные организацией, частью которой он считается, являются прекрасной идеей и необходимы в городах, типа Кардиффа.
Но я удивляюсь, почему такой человек, как он, работой которого является быть на виду публики, читать людям проповеди, не может найти времени публично осудить антисемитизм в своей стране.
Я покидаю этого человека и иду в бар. Это заставляет меня почувствовать себя старомодным европейцем: час с пастором, пять часов в баре. Но такова жизнь в Кардиффе, по крайней мере для меня в этот момент моей жизни.
А в баре я повстречался с прекрасной, живой, изящной Франческой, которая ничего не ест, но зато может мне объяснить всё, что меня удивляло когда-либо.
И я спрашиваю у этой худенькой, ничего не евшей красотки:
— Как это можете Вы и красавицы вроде Вас в эти холодные вечера раздетыми ходить по Британским улицам?
— О, это просто. Это называется При-лаш.
— А что такое При-лаш?
— Перед выходом из дома я выпиваю полторы бутылки вина, или маленькую бутылку водки. И тогда я могу ходить в бикини по улице в любую погоду.
— И Вам совсем не холодно?
— Нет. Мы называем это пивным одеялом.
Гениально!
В следующий раз я попробую кататься на лыжах голышом в снегопад в Швейцарских Альпах.
Но сейчас не время для лыж, по крайней мере не в Кардиффе. В Кардиффе, да и во всём Уэльсе сейчас время Регби.
Слышали ли вы когда-либо о Регби? Я слышал, но это всё, что я знаю об этой игре. Но сегодня после обеда состоится игра между Уэльсом и Шотландией, и все в Уэльсе находятся либо в Шотландии, либо в баре, наблюдая за игрой всеми своими телами, и выпивая гораздо больше обычного алкогольные напитки.
Мне сказали, что Регби — это Уэльский национальный спорт. Прекрасно.
Время в баре протекает долго, как и положено в баре, и в нужное время я иду в другой бар, и игра в Регби начинается. Я наблюдаю за ней с огромного экрана в этом грязноватом баре.
Через пару секунд я полностью понимаю Регби. Хотите, чтобы я научил и вас? Я сделаю это с удовольствием.
Регби, понимаете ли, это игра между двумя командами молодых мужчин, которыми овладевает сильное желание лечь всем телом на других мужчин. Вот и всё. Разумеется, чтобы это выглядело менее насильственно и по-гейски, Регби Интернейшенл, или какие-то другие причудливые организации давно постановили, что рядом с лежащими друг на друге мужчинами должен быть мяч, который каждый из них должен пытаться стащить у других мужчин.
Я думаю, что я бы предпочёл смотреть на женский Регби. Но мой товарищ по выпивке рассказывает:
— Не мечтай. Женщины в женском Регби выглядят, как мужики.
Окей. Я останусь с мужиками. Угадайте, кто побеждает в этой мужской игре? Да, это эти счастливые, милые и тёплые люди.
Я иду к своему отелю, но прежде, чем войти, я сажусь на скамейку перед Индиго, чтобы немного покурить. В это время возле меня останавливаются мать и её подростковая дочь. Они спрашивают:
— Вы поддерживаете нашу команду по Регби?
— Я не знаю, что это такое.
— Вы человек Уэльса и не знаете, что это такое?? Они явно шокированы.
— Нет, я не из Уэльса, я — турист. Но мне нравятся люди в Уэльсе. Вы замечательные в люди!
Молодая девочка гладит мои плечи, а её мать горячо целует меня.
Вот это да! С этим немцем никогда и нигде ничего подобного не случалось на улицах Германии, даже на пьяных улицах Баварии.
Мне начинают нравиться эти люди, даже несмотря на то, что они жестокие злодеи. А почему бы и нет? Они тёплые, своеобразные, милые и целующиеся люди. Что еще человеку, вроде меня нужно?
Я надеюсь получить здесь еще много поцелуев! Пусть весь мир знает: я готов к поцелуям!
Уэльс — маленькое место на земле, по крайней мере по количеству людей. Всего тут около 3-х миллионов человек. Это очень далеко от популяции Англии, оцененное в 55 миллионов. И они любят свой язык. Правительство и частные бизнесы двуязычны. Это означает, что, к примеру, дорожные знаки, или частные знаки всегда на двух языках — английском и уэльском. Вот магазин напротив того места, где я сижу: Fferyllfa. Аптека. Harddwch. Красота. Сначала на уэльском, потом на английском. Смогли бы вы произнести слово Harddwch? Я не могу.
Сколько человек в Кардиффе говорит на уэльском? Непонятно, ибо я спрашивал вокруг и каждый ответ отличался от других. Одни говорят 1%, другие 10%, а третьи — 4%. Один из этих экспертов сказал, что на севере и западе большинство людей говорит на уэльском языке, но не в Кардиффе.
Как и в Ирландии и Шотландии Большой Брат Англия раздробила самый важный инструмент этих людей — их язык. Но в нашу эру политкорректности местные белые люди требуют их наследие вернуть.
Что они с ним будут делать? Кто станет с ними говорить по-уэльски? Harddwch. Fferyllfa. Как вы произносите эти слова?
Вот как Google-перевод говорит, как произносятся слова «счастливые, милые и тёплые» на уэльском языке:
Hapus, yn neis ac yin ginnes.
Да, без сомнения это так.
Ваши статьи — учебник страноведения.