ЗАМЕТКИ ПО ЕВРЕЙСКОЙ ИСТОРИИ

Шел обычный амбулаторный прием, в клинике только я и дежурная медсестра. Вдруг она вызывает меня в приемную. Там среди других посетителей сидит женщина, прижимая к шее окровавленный платок. «Доктор, помогите!» хрипло произносит она. Провожу пациентку в перевязочную. Она открывает свою рану — и в лицо бьет струя крови, ничего не вижу. По всей вероятности, повреждена одна из ветвей сонной артерии.

Илья Буркун

ДОКТОР-ЛЕГЕНДА

То, что в индивиде наиболее истинно,
то, в чем он больше всего является самим собой,
есть его возможное.
Поль Валери

За 30 лет моей журналистской практики в Австралии я встречался со многими удивительными и талантливыми людьми. Но не все из них становились близкими друзьями.

В этой беседе я познакомлю читателей с Виленом Исааковичем Керцманом. Врач — легенда, выдающийся эндокринолог, доктор медицинских наук — профессор. Один из основоположников клиники лечения опухолей коры надпочечников. Наиболее талантливый и яркий представитель школы известного эндокринолога академика О.В. Николаева, его ученик.

Вилен сразу завоевал моё сердце. Скромный, спокойный, с прекрасным чувством юмора, многие годы был моим лечащим врачом. Всегда поражали его энциклопедические знания не только в области медицины, но и в различных сферах знаний человеческих взаимоотношений.

Мы общались довольно часто. Мне всегда были интересны неординарные взгляды Вилена на многие происходящие события.

Связывали нас и наши одесские корни. Его дедушка с бабушкой, его родители много лет прожили в Одессе. Вилен знал и любил этот город. Летние каникулы школьником, а затем и студентом Московского Мединститута проводил в Одессе на даче у своего деда.

И, несмотря на наши дружеские отношения, мне пришлось долго уговаривать скромного Вилена дать интервью.

Среди различных его наград одной из первых и особо значимых стало признание его в Австралии. В торжественной обстановке, в 1986 году, ему была вручена мантия и диплом Австралийского Королевского Колледжа хирургов. Единственный случай в истории Австралии, когда за совокупность заслуг в мировой медицине была вручена награда эмигранту из бывшего Советского Союза без сдачи экзаменов.

Небольшое вступление перед нашей беседой.

Различия между людьми — и физические, и психические — порой оказываются значительнее, чем различия между животными разных видов. Со многими человек рождается, но не меньше приобретает в процессе жизни. В природе невозможно создать идеальную личность, придумать универсальную систему здоровья. И в управлении собой, постижении себя, самосовершенствовании мы можем достичь каких-либо результатов, только если у нас есть к тому собственные внутренние побуждения. Но и тогда мы бессильны что-то изменить на генном уровне. И в этом случае человек не может обойтись без помощи медицины.

Говоря о жизненно важных органах человеческого тела, мы называем сердце, мозг, печень. Не менее важную функцию в нашей жизни выполняют и железы внутренней секреции, или эндокринные железы. Слово это греческого происхождения и означает «эндо» — внутри, «крино» — отделяю. Эти железы не имеют внутренних протоков и вырабатываемые ими гормоны выводятся непосредственно в кровь или в лимфу.

Гипофиз, щитовидная железа, околощитовидные железы, надпочечники, выполняют важнейшие функции в организме, являясь как бы пультом управления всеми процессами жизнедеятельности, отвечая за формирование пола, роста, иммунной системы.

За свою долгую врачебную жизнь эндокринолог, доктор Керцман выполнил тысячи уникальных операций на эндокринных органах человека. Часто приходилось вылетать в различные города страны для консультаций, оперируя в особо сложных случаях.

Вилен Керцман, автор многосменных монографий, руководств и публикаций по эндокринологиии хирургии. Его заслуги оценены во многих странах мира. Посудите сами: это перечень наград ведущих институтов мира, которыми был награждён профессор Керцман:

• 1985 — Университет Кембридж — серебряная медаль.
• 1986 — Вручение мантии и диплома Австралийского Королевского Колледжа хирургов.
• 1988 — США, Академия наук — Золотая медаль.
• 1990 — Женева. Международная академия наук присуждает премию АльбертаЭйнштейна.
• 1991 — США, Золотая академическая награда, эквивалент «Оскара» в науке.
• 1991 — Международный научный центр, Кембридж. Избран «Человеком года».
• 1999 — Американский национальный институт. Избран «Человеком года» с вручением золотой медали.

— Добрый день, дорогой Вилен! И мой первый вопрос.

Члены Вашей семьи имели отношение к медицине?

— Добрый день, Илья. Нет, к медицине никакого отношения не имели. Мои предки жили в Бессарабии. Дед дослужился до унтер-офицера царской армии, стал Георгиевским кавалером, награжден именными серебряными часами. К сожалению, в голодные годы выменял эти награды на хлеб. Демобилизовавшись, получил небольшой надел земли, разводил скот. Для меня было вечной проблемой при заполнении анкет писать, из какой я семьи. Ведь те, кто разводили скот, у нас назывались скотопромышленники. Об этом хорошо написал Твардовский в поэме «Теркин на том свете». Когда у входа в чистилище убитого солдата допрашивает отдел кадров, тот отвечает: «Дед мой сеял рожь-пшеницу, обрабатывал надел. Он не ездил за границу, связей также не имел. Пить — пивал, порой без шапки приходил, в ночи шумел. Но помимо как от бабки он взысканий не имел.»

В конце XIX века семья деда перебралась в Одессу. Здесь отец окончил Одесское реальное училище. Когда началась революция, ушел в Красную Армию. Занимал большие посты. Какое-то время был военным комендантом Одессы. Демобилизовавшись, решил приобрести гражданскую специальность, закончил Одесский Сельхозинститут и стал специалистом в выращивании эфирно-масличных культур. Переехав в Москву, дослужился до главного специалиста Союза в этой области. Его увлеченность наукой, вероятно, передалась и мне.

Мне было около 16, когда начались гонения Лысенко на его оппонентов. Я видел, как тяжело отец переживал деятельность этого проходимца от науки. Последователи Лысенко отрицали генетическую концепцию передачи наследственных факторов в природе. Иными словами, отрицали генетику как науку. Авантюриста Лысенко поддержал Сталин. Всем известно его знаменитое определение: «Генетика — продажная девка империализма».

Но вернусь к своим родителям. Они познакомились рано. Отцу было 18, маме 16. И прожили в любви и согласии 62 года. Моё детство и юность пришлись на тяжелые военные и послевоенные годы. Воспитание улицей, кто сильнее, тот и прав. Отсюда и характер был нелегкий. Чтобы постоять за себя, увлёкся боксом… Но пример взаимоотношений моих родителей, их отношение к нам, детям, отношение к друзьям послужили главным пособием в постижении того, «что такое хорошо и что такое плохо». И я, и мой старший брат получили образование, он закончил даже два института, стал кандидатом наук. До сих пор мы с ним лучшие друзья. Очень одаренный, остроумный, он всегда был для меня примером в наших бесчисленных байдарочных походах.

Вилен, у Вас необычное имя. Я догадываюсь, как оно расшифровывается. Почему родители Вас так назвали?

Когда я родился в 1933 году, отец, коммунист, верил в идею светлого будущего. И имя выбрали в честь вождя мировой революции, заглавные буквы — Владимир Ильич Ленин. К сожалению, довольно скоро пришло горькое разочарование. Но имя осталось со мной навсегда.

В Вашей семье не было врачей. Чем же обусловлен выбор профессии?

— С детства я любил читать научно-популярную литературу. Однажды в руки попалась книга Поля де Крюи «Охотники за микробами». Очень живо и образно автор описывает неведомый для нас микромир. Герои, врачи — биологи, вступают в схватку с невидимым врагом, побеждая человеческие страдания и болезни. На меня книга произвела очень сильное впечатление. Это и побудило желание стать либо биологом, либо врачом. Мои любимые авторы — Конан Дойл, Чехов, Булгаков, — все врачи. Вероятно, все вместе и сыграло роль в выборе профессии. На третьем курсе я увлекся хирургией — и уже никем, кроме хирурга себя не видел. Пропадал в хирургическом кружке, дежурил ночами, старательно помогая хирургам во время экстренных операций. Окончив институт, получил направление на Чукотку, в систему Северного морского флота районным хирургом.

Обслуживали все местное население. Вылетали на экстренные вызовы, выезжали на оленьих и собачьих упряжках. Бывало, что и нас приходилось выручать в пургу, при температуре — 45. И часто операционной служила яранга в тундре. Для меня, молодого хирурга, — прекрасная школа в области неотложной хирургии. Приехав в Австралию и работая в глубинке, часто вспоминал Чукотку.

— Вероятно, об этом пел когда-то чукотский певец Кола Бельды: «Самолет — хорошо, пароход — хорошо, а олени лучше!» И наступил период, когда с оленей пришлось пересесть на иной транспорт.

— После Чукотки вернулся в Москву. Пять лет проработал хирургом, в том числе и в клинике выдающегося хирурга профессора Б.В. Петровского. Занимался общей хирургией. Это тоже обогатило мою практику.

Когда Вы занялись, по сути, делом всей Вашей жизни — эндокринологией?

В 1963 году перешел в Институт эндокринологии и работал там до отъезда в Австралию в 1978 году. И уже эндокринологии посвятил свою жизнь. Мне везло с учителями. Олег Владимирович Николаев, встреча с ним — подарок судьбы. Многие годы этот большой ученый возглавлял всю эндокринно-хирургическую службу в СССР, будучи фактически ее создателем. Блестяще образованный ученый с мировым именем, человек энциклопедических знаний. На многих международных эндокринологических конгрессах он избирался президентом. Обладая филигранной хирургической техникой, проводил уникальные операции, а я ассистировал ему. Под его руководством я защитил сначала кандидатскую, затем докторскую диссертации. В день своего 70-летия он, подарил мне буклет, посвященный его юбилею, написав: «Любимому ученику…» Не скрою, я очень этим горжусь. Буклет как реликвию храню в своем семейном архиве.

— Вилен, естественно, у нас не профессиональная беседа по эндокринологии, но все же — несколько слов о том, чему вы посвятили свою жизнь.

— Вы поставили непростую задачу: рассказать чему посвящена вся жизнь в короткой беседе? Тем не менее, попробую. У многих, не знакомых с медициной, существует мнение, что эндокринная хирургия — это, в основном, операции на щитовидной железе, т.е. удаление «зоба». Фактически, эндокринные железы выполняют одну из наиболее важных функций в организме, управляют всеми процессами жизнедеятельности и роста в нашем теле, участвуют во всех видах обмена веществ, формируют половые признаки. Продукты жизнедеятельности желез — гормоны. Если образно, силу воздействия гормонов на жизнь человека можно сравнить с воздействием атомной энергии в природе. Неумелое или неграмотное использование гормонов, незнание их взаимодействия может привести к трагическим ошибкам, так как нарушается химическая структура гормонов, а в результате происходят необратимые процессы в развитии пола, иммунной системы, затрагиваются умственные способности, костный мозг и многое другое.

Хирург-эндокринолог обязан знать множество смежных дисциплин и на подготовку такого специалиста уходят многие годы. Наш институт эндокринологии и занимался этими проблемами. В институте было более 200 коек. К нам направляли самых сложных больных со всего Союза. Здесь разрабатывались новейшие методики диагностирования, лечения, хирургии желез внутренней секреции. Фактически, это был Всесоюзный научно-методологический центр с множеством клинических и научных лабораторий.

У нас впервые в Союзе был синтезирован человеческий инсулин, спасший миллионы жизней. Мы поддерживали контакты со многими ведущими специалистами за рубежом.

Расскажу любопытный случай, имеющий отношение и ко мне. В 1974 году институт посетили два профессора, крупнейшие авторитеты в Европе в области эндокринологии. Профессор Монтгомери из Белфаста и профессор Уэлборн из Лондона, автор уникальной монографии «Эндокринология в хирургии». Дик Уэлборн возглавлял кафедру хирургии в Университете, им было создано отделение эндокринной хирургии в Лондоне. Во время их приезда мы много общались, подружились, и дружба наша сохранилась до сих пор.

В 1995 году, живя в Австралии, мы с женой по приглашению профессора посетили Лондон. Нас очень тронул прием, банкет, который устроил в нашу честь профессор Дик Уэлборн в Королевском Медицинском Обществе Лондона. Недавно он выпустил книгу «История эндокринной хирургии». Ко мне он обратился с просьбой помочь в написании некоторых разделов книги. После выхода книги он прислал мне ее с дарственной, а в предисловии выразил благодарность за оказание помощи.

Расскажу и о другом, на сей раз, курьезном случае. За год до отъезда в Австралию редакция Большой Медицинской энциклопедии обратилась ко мне с просьбой написать несколько статей для энциклопедии. Я написал и передал в редакцию. Три из них увидели свет до моего отъезда, две другие вышли после отъезда. Друзья переслали мне эти тома. Статьи были напечатаны, но моей фамилии не было. Статьи оказались безымянными…

К сожалению, не открою большой секрет, что в стране нашего исхода, как и в нынешней России не ценили талант, не ценят выдающихся людей, да и просто людей не ценят…

Трудно не согласиться, СССР была страной, где безраздельно господствовала коммунистическая партия, присвоившая себе абсолютную и безраздельную власть. Огромный класс идеологических бездельников, неучей на всех уровнях, жили только за счет того, что все время напоминали: «Мы — советская власть!». После перестройки об этом много сказано и написано не меньше. Но, к сожалению, эта трагедия продолжается и в современной России. Трагедия огромного народа, ставшая причиной того, что и мой брат, талантливый физик, и я с семьей оказались в эмиграции.

— Вилен, простите, но не могу не возразить. Вы, не будучи членом партии, занимали достаточно высокий пост, плодотворно работали. Да, вас не выпускали за границу, но во всем остальном грех было жаловаться.

Буду искренним, сам бы я не решился на отъезд. Отказаться от увлекательной работы, налаженной, обеспеченной жизни. Но решает уехать мой старший брат. С детства он для меня действительно был «старшим». Мы были очень разными, но мне всегда хотелось на него походить. Одаренный, артистичный, писал прекрасные стихи, отзывчивый на нужды друзей и близких. Это сочеталось с принципиальностью и твердостью убеждений. Его решение об отъезде я принял, как должное. А ведь тогда отъезд был в один конец и означал потерю близких людей. И отъезд родного брата не мог не сказаться и на моей служебной карьере. Я понимал, дальше оставаться в Институте не смогу. Не ожидая увольнения, сам подал заявление об уходе.

Отпустили легко?

Резонанс в институте был подобен взрыву бомбы. Очень быстро в спецчасти, а затем и в Институте стала известна причина моего ухода. Как на лакмусовой бумаге, проявились характеры людей. Кто-то отворачивался при встрече. Но подавляющее большинство друзей и коллег сохранили и ко мне, и к моей семье самые искренние и дружеские чувства. Не так давно я получил недавно выпущенное руководство по эндокринологии, написанное сотрудниками Института, с очень трогательной дарственной надписью.

— Итак, перевернута страница жизни в СССР, вы приезжаете в Австралию. Как для вас, специалиста с мировым именем, началась новая жизнь?

Вопрос простой, ответ сложный. Если коротко — так же, как для многих других. На все нужно время: на изучение языка, изменение укоренившихся привычек, на понимание чужих традиций и культуры. Несмотря на огромное напряжение, которое испытывает любой эмигрант, мы почувствовали и другое. Иное отношение к жизни, другие отношения между людьми, свободу, доверие. В те времена, уходя из дому, можно было не запирать дверей. Но главным оказались люди, те, кто помогли нам в самый сложный период адаптации. И они стали друзьями на всю жизнь. Не нужно говорить, как это важно в жизни эмигрантов. Семья Гольдфельд, наши дальние родственники, одесситы, с которыми мы раньше никогда не встречались. На всех этапах становления мы чувствовали их заботу и помощь.

Был и такой момент, когда мы вместе с женой потеряли работу. Неоценимым оказалось участие наших друзей Володи и Жанны Губерман, Киры и Валентина Васерман, семьи Железниковых. Многое для нас сделали Жанна и Газ Ария, они родились и выросли в Австралии. Будет большой несправедливостью не сказать добрых слов в адрес профессора Билла Хьюза, профессора Джо Фрейдина, доктора Кросби. Их неоценимый опыт, внимание во многом помогли моему становлению. Профессора Билла Хьюза уже, к сожалению, нет в живых, он был выдающимся специалистом в области кишечной хирургии. Хирургическое отделение в госпитале многопрофильное. Мы работали очень слаженно и плодотворно. Еще до моего приезда он знал о моих работах. У меня сохранились и его книги с трогательными надписями. В Австралии учреждена медаль его имени за лучшие работы в области хирургии кишечника.

Доктор Эдвард «Вири» Данлоп, узник японских лагерей во время Второй Мировой войны, любознательный, добрый, прекрасный хирург. В 1976 году избран «Австралийцем года», а в 1995 году его портрет отчеканен на памятной 50-центовой монете. В свое время он ездил на специализацию в Институт Склифосовского к профессору Петрову. Мы познакомились с ним в доме профессора Хьюза. Он расспрашивал о России, рассказывал о своей непростой судьбе. К сожалению, объем публикации не позволяет рассказать обо всем и обо всех, но мы безмерно благодарны всем, кто встретился нам на нашем жизненном пути здесь, в Австралии.

— Вы рассказали о тех, кто вам помогал, и это заслуженно. Как же проходили первые годы вашей врачебной практики?

— Начинал с того, чем занимался на Чукотке. Направили на работу в сельский госпиталь. Небольшой городок File в 250 км от Мельбурна. По профилю это была психбольница. Но кроме корпуса для психбольных был и корпус многопрофильной больницы. На прием приходили все жители этого городка и его окрестностей. Больные — в основном, местные фермеры. Трудолюбивые, мужественные люди, никогда не жалующиеся. Операции приходилось выполнять любого профиля. Вот когда пригодилась практика Чукотки.

Что запомнилось больше всего в эти годы?

Однажды во время дежурства привозят больного. Перевернулся трактор — фермер более трех часов пролежал под ним, пока нашли кран и освободили его. Привезли в больницу в тяжелом шоке, без сознания. Подключили систему, ввели морфин. Еще до рентгена обнаружили пять переломов, в том числе перелом таза. Признаюсь, я очень волновался. Когда он вышел из шока и открыл глаза, увидел меня, стоявшего рядом. Его первая реакция: «Доктор, почему ты такой бледный? Не волнуйся, все будет в порядке!» Как можно было не полюбить таких людей?

Не могу не вспомнить главврачa госпиталя, акушерa по специальности, католикa, добрейшей души человекa. Блестяще выполнял весь объем акушерских операций, но по религиозным соображениям не делал аборты. Я впервые познакомился с акушером-гинекологом, не делающим аборты.

Однажды я простудился. Осложнение — тяжёлое двухстороннее воспаление легких. Высокая температура, бред. Главврач неотступно просидел у моей постели несколько дней, пока не приехала жена. Даже роды перестал принимать, передоверив своим коллегам.

Когда я пришел в сознание и сказал ему: «Мне лучше, иди к своим роженицам, ну что ты прилип к моей постели?»,- он добродушно улыбнулся и ответил с иронией: «Я сижу у тебя не от милосердия, а из корысти. Мне как главврачу необходимо, чтобы ты как можно скорее вернулся к своим хирургическим обязанностям».

А обязанностей было предостаточно. Каждая вторая суббота и воскресенье — дежурства, кроме обычных, круглосуточных, в течение недели. Зная, что я живу один, он приглашал меня часто на семейные обеды. Никакие протесты не помогали. В больнице он говорил: «Звоните мне домой, если Билл будет нужен. Но не беспокойте по пустякам, дайте человеку поесть нормально!»

Через несколько лет, расставаясь, я решил попрощаться с коллегами. Повесил в приемном покое маленькую записку о дате отъезда. На прощальный вечер пришло более 200 человек. Все, кто не дежурил в этот день, многие мои пациенты и просто соседи, жители города. Подогнали две машины, сгрузили выпивку, закуску… Разве такое забудешь?!

— Вы — ученый с мировым именем. Как долго вам пришлось ожидать признания в Австралии и если долго, то справедливо ли это?

— Вы говорите о справедливости. Это субъективное понятие. То, что справедливо для одного, может быть вовсе не справедливым для другого. В чужой монастырь со своим уставом не ходят. Мой жизненный опыт говорит: если ты ставишь перед собой цель, много и плодотворно работаешь, то рано или поздно признание приходит. За 23 года в Австралии я работал в различных госпиталях Мельбурна, отвечал за хирургическую службу, работал на кафедре медицинского факультета университета «Монаш», в Мельбурне.

И можно понять моих коллег. Австралия, Новая Зеландия переполнены врачами. Здесь один из самых высоких в мире показателей по количеству врачей на душу населения. В стране, где население около 24 млн чел., имеется шесть медицинских институтов, и еще много врачей приезжает из других стран. Почти как у Высоцкого: «…а где на всех зубов найти? Значит, безработица».

Что касается хирургических объединений, обществ, почти во всем мире они напоминают закрытые привилегированные клубы, куда не просто попасть и своим, не говоря о чужих. Только через пять лет после приезда я получил постоянную регистрацию, а еще через три года впервые в истории Австралии хирург из Советского Союза был принят полноправным членом Королевского Колледжа хирургов (Member of the Royal College of Surgeons), со всеми вытекающими отсюда правами и привилегиями.

Что я могу испытывать к своим коллегам, кроме благодарности… И было особенно приятно, когда на церемонии вручения мантии и диплома вместе со мной диплом получил знаменитый американский хирург доктор Д. Кули, специально прилетевший на эту церемонию. (Справка: Д. Кули -директор Института сердца в г. Хьюстоне. Им выполнено самое большое количество операций на сердце среди всех кардиохирургов мира, в том числе он «чемпион» и по числу пересадок сердца.)

— На вашем письменном столе фотография академика Шумакова, одного из известнейших хирургов по пересадке сердца. На нем дарственный автограф. Что связывает вас с ним?

— Валерий Шумаков — мой самый близкий друг. Наша дружба началась на первом курсе института. В этом году ему исполняется 70 лет, до сих пор он продолжает оперировать. Валерий Иванович— удивительный человек, посудите сами. Академик Шумаков — директор Института трансплантологии искусственных органов и одновременно заведующий кафедрой «Физика живых систем» Московского физико-технического института. Он произвел первую успешную пересадку сердца в Советском Союзе. На соревновании людей с пересаженными сердцами его больной завоевал золотую медаль в беге на 100 м. Настоящих друзей с детства много не бывает. Отсутствие общения с Валерием Шумаковым я ощущал все эти годы. Это наша молодость, наша дружба, первые успехи, первая любовь.

— Вы упомянули о любви. Наблюдая за вашей семьей, я думаю, что первая любовь у вас и последняя.

— Мы знакомы с моей женой Галей Керцман более 55 лет. Тогда она еще не была Керцман. Познакомились в пионерлагере под Курском, в селе Буденовка. Там, где проходила знаменитая Курская дуга, место ожесточенных боев. Ей 13, мне 14 лет. Речка, огромный сад, бывший помещичий, тянувшийся на километры. А в саду — десятки сортов яблок, вишен. И нам, изголодавшимся после войны, разрешали свободно гулять. Очень похоже на рай, правда, были и отличия: земля нашпигована оружием, снарядами, минами. Находили их постоянно. Удивительно, что никто не подорвался…

Встреча в пионерлагере решила нашу судьбу. Галя — врач в третьем поколении, защитила кандидатскую диссертацию, заведовала отделением функциональной диагностики в крупнейшем кардиологическом учреждении под руководством академика Лукомского. Приехав в Австралию, вначале работала врачом-терапевтом в одном из госпиталей, затем открыла свою клинику и успешно работает в области гомеопатии и натуральных методов лечения.

Дочь, Ирина тоже пошла по Вашим стопам?

Да, Ирина окончила университет по специальности «Иммунология, биохимия и микробиология». Защитила ученую степень в области изучения сахарного диабета. Сейчас работает в одной из научных лабораторий университета «Монаш». Ее муж — челюстно-лицевой хирург, родился здесь, в Австралии. Специализацию он проходил в Англии, затем в Голландии. Младшая внучка Рейчел родилась в Англии, ей 8 лет, старшей, Кате -11. Мы очень близки с детьми. И оглядываясь назад, думаю, что наш выбор оказался счастливым для нас.

— Вилен, в последние годы в печати появляется много информации об изменении пола. Насколько я понимаю, в неприятностях повинны железы внутренней секреции. Вероятно, в вашей богатой практике приходилось сталкиваться с этими проблемами — расскажите о конкретных случаях, пожалуйста.

— Бесспорно, сталкивался, проблемы неоднозначны и побудительные мотивы различны. Кроме органических нарушений желез внутренней секреции, их заболеваний, существуют психологические, благоприобретенные мотивы. В моей практике операциями по коррекции пола я занимался только при врожденных и приобретенных заболеваниях эндокринной системы. Расскажу несколько случаев.

Поступает к нам женщина. Внешне — все мужские признаки: борода, усы, грубый голос, мужская фигура. Начинаем обследование и оказывается, что на надпочечниках образовалась опухоль, в результате чего они выделяют мужские гормоны. После операции все восстановилось. Через несколько лет больная прибыла на обследование — милая, обаятельная, приехала с недавно родившейся дочерью.

Второй случай. Вызвали меня в Кострому, областной хирург — мой сокурсник. Молодая женщина катастрофически теряет вес, почечные колики, переломы поясничных позвонков, ребер, ноги не двигаются. Женщина погибала. Обследование показало опухоль одной из околощитовидных желез. Принимаем решение оперировать. Через год вновь командировка в Кострому. Поезд приходит в 6 утра. Меня почему-то никто не встречает. И вдруг красивая молодая женщина с огромным букетом бросается ко мне. Я пытаюсь объяснить, что она меня с кем-то спутала. Заливаясь слезами, то ли от радости, то ли от волнения, женщина сообщает, что она и есть та самая больная, которую я оперировал год назад. В такие минуты понимаешь, что жизнь прожита не зря.

— Вероятно, встречи с больными не ограничивались только стенами клиник. Ведь среди них были не только уникальные больные, но и уникальные личности.

— Да, таких встреч было достаточно. Одной из моих пациенток оказалась дочь Федора Ивановича Шаляпина. После операции и выздоровления, мы с ней стали друзьями, часто бывали с женой в ее квартире — были поражены увиденным. Ее немаленькая квартира представляла огромное хранилище документов, сотен писем, альбомов, семейных реликвий, картин, подаренных Федору Ивановичу выдающимися художниками: Васнецов, Коровин. Сотни книг с автографами Толстого, Горького, Стасова, Римского-Корсакова, Глазунова, Серова, Чехова. Мы с женой часами рассматривали наследие, составляющее часть истории российского искусства.

Всю жизнь Ирина Шаляпина, а ей уже было к тому времени 76 лет, бережно хранила бесценные раритеты, связанные с именем ее отца. В течение долгого времени пыталась безвозмездно передать эти ценности государству для организации музея Шаляпина, но получала отказ.

Для каждого народа историческая амнезия столь же пагубна, как и потеря памяти, отдельным человеком. Особо тяжкие последствия наступают тогда, когда утрата исторической памяти народом есть результат преступной деятельности его вождей. К великому сожалению, политику в нашей стране делали не ученые, не мыслители, а невежественные и безнравственные люди, единственным стремлением которых была жажда власти.

Среди моих пациентов, их родственников десятки людей искусства, науки, ощутившие на себе все прелести режима. Со многими мы становились друзьями. Архитектор, профессор Л.Н.Павлов. По его проекту построен Институт Кибернетики в Москве, метро «Таганская». Он дружил с Маяковским, его рассказы об этом просто удивительны.

Я вспоминаю встречи с Наумом Гребневым. Думаю, не было бы его переводов, мы бы не узнали Расула Гамзатова. В числе больных моих был и академик Гельфанд, блестящий математик, высшей наградой за труды которого стала мантия Сорбонского университета. Я оперировал близких диктора Левитана, академика Капицы, встречался с ними.

Об австралийских друзьях я уже рассказывал. Расскажу ещё об одной встрече. Журналист Юлий Фельдман. Его предки Ваши земляки, одесситы. Его мать была кузиной Пастернака. Дядя Константин Фельдман — участник восстания на броненосце Потемкине. В его честь после революции в Одессе переименовали знаменитый Приморский бульвар. Дед Юлиана, купец первой гильдии, был известной личностью в Одессе. Сам же Юлий Фельдман известный австралийский журналист, путешественник, издатель многих профильных журналов. Он был моим пациентом. И все это хранится в копилке памяти. Ведь жизнь — это не только работа, хотя и любимая.

— Скажите, пожалуйста, чем заняты вы сейчас?

— Несколько лет назад я перенес сложную операцию на позвоночнике. Большой хирургией уже не занимаюсь: стоять долго у операционного стола не могу. Работаю консультантом в частной клинике и один раз в неделю, по четвергам, консультирую в медицинском центре доктора Лебедева.

— Вероятно и на работе что-то запомнилось?

Расскажу о случае, происшедшем со мной уже в частной клинике. Я только начинал свою работу. Поскольку не оперировал — хирургическую страховку не оформлял. Здесь была только небольшая перевязочная для обработки ран. Шел обычный амбулаторный прием, в клинике только я и дежурная медсестра. Вдруг она вызывает меня в приемную. Там среди других посетителей сидит женщина, прижимая к шее окровавленный платок. «Доктор, помогите!» хрипло произносит она. Провожу пациентку в перевязочную. Она открывает свою рану — и в лицо бьет струя крови, ничего не вижу. По всей вероятности, повреждена одна из ветвей сонной артерии.

Женщина поскользнулась на банановой кожуре и упала на лежавшую рядом разбитую бутылку. Надо же такое стечение обстоятельств! В чистом городе Мельбурне рядом банановая шкурка и разбитая бутылка. Помните, у Булгакова: «Аннушка уже пролила подсолнечное масло»… А пока счет жизни моей пациентки идет на минуты. Я понимаю, вызвать скорую уже не успеем, пока приедут — застанут труп. Если начну оперировать, и операция не окажется успешной, могу попасть под суд. На раздумья времени не оставалось. Нужно спасать больную. Показываю сестре, где зажать артерию. Под местным обезболиванием открываю артерию, благо эту область я прекрасно знаю. Сестра даже помочь не может — ее руки заняты. В условиях перевязочной оперирую больную. Перевязал сонную артерию, послойно зашиваю рану — и только тогда вызываю скорую. Моя пациентка до конца не понимала, что с ней случилось. Врачи скорой, забирая больную, прочитав мой анамнез, не могли скрыть своего изумления.

Потом она приходила ко мне на прием, я снимал швы. Когда все закончилось, прощаясь, она, принесла огромный шоколадный набор для сотрудников клиники. А ещё через год вновь посетила меня с букетом цветов и бутылкой виски.

— Илюша, если ваши вопросы закончились, зная, что вы одессит, я хотел бы сказать несколько слов «за Одессу», так как корни мои тоже начинались с Одессы. Мои родители из Одессы. Там жили бабушка и дедушка. В детстве я гостил у них на даче в Люстдорфе. Приезжал и в студенческие годы вместе с другом Игорем Зайонцем. Редкая фамилия. Героиня романа Ильфа и Петрова «Золотой телёнок» — Инга Зайонц, подруга Остапа Бендера.

Конечно, помню. Мой друг был не менее талантлив. В его кармане всегда был блокнотик и карандаш. По каждому случаю он сочинял экспромты. Однажды, гуляя по Дерибасовской, мы увидели на воротах одного из домов небольшую вывеску. Она не могла не привлечь нашего внимания. «Починка одежды» и дальше: «Ставлю заплаты без шва». Игорь тут же достал блокнот, минуту подумал, что-то написал на листке и приколол его к вывеске. Я прочел: «На что уж матушка Москва, во всех делах дошла до ручки, но здесь какой-то самоучка заплаты делает без шва!»

После напряженной жизни в суетливой Москве мы окунались в волны теплого Черного моря, нежились на солнце, на золотистом песчаном берегу, наслаждаясь покоем и гостеприимством Одессы, дарами южной природы.

Через месяц, когда у нас кончились деньги, мы подрядились на работу в рыболовецкую артель в Крыжановке. Работа за харчи, расчет — пойманным уловом. В 4 часа утра мы уже в море, забрасываем сети, к 6-ти выбираем. Домой возвращались с сумками, полными скумбрией, кефалью, бычками, глоссиками.

Рыбу отдавали нашей квартирной хозяйке. Часть шла в уплату за ночлег, а остальную она нам готовила. К рыбке знаменитый одесский салат из помидор Микадо, нежинских огурчиков с зелёным лучком из огорода хозяйки, приправленный душистым подсолнечным маслом. Я объездил много стран, но нигде не ел более вкусной рыбы, чем черноморская. Более вкусные фрукты и овощи, чем в Одессе.

Вы напомнили мне шутку Михаила Жванецкого по этому поводу: «Капитализм, конечно, продвинутый строй, но помидоров таких там нет и абрикосов и слив. Они твердые и круглые, одного размера, чтоб машина их убирала и ела»… К сожалению, пора заканчивать нашу беседу. Что бы Вы хотели сказать в завершение?

Да, была молодость, золотое время… Паустовский свой период пребывания в Одессе назвал «Время больших ожиданий». Мы, молодые и беспечные, не задумывались о том, что ожидает нас в будущем. А будущее оказалось намного фантастичней, чем самые смелые мечты в те незабываемые дни…

Мы были знакомы с Виленом Керцманом не один год. Однажды у меня воспалились железы подмышки правой руки. Поднялась температура, сильные боли. В Австралии не принято семейным врачам посещать больного. В случае срочной необходимости вызывают скорую помощь. Тем не менее, прежде, чем вызвать карету скорой помощи, я позвонил Вилену. Закончив прием в клинике, он примчался ко мне. Осмотрев, поставил диагноз и назначил лечение. Ежедневно звонил, через день, приезжал, контролируя процесс лечения. К концу недели я уже был здоров. Такое не забывается.

У самого Вилена были проблемы с сердцем. Необходимо было сделать операцию — шунтирования. В наши дни, это обычная операция, после которой большинство больных продолжают ещё долго жить нормальной жизнью. Супруга Вилена, Галина Керцман, врач — кардиолог, умоляла его лечь на обследование в клинику. Будучи фаталистом, Вилен категорически отказывался.

Однажды, дочь попросила отца посидеть с внучками. Она с супругом шла в театр. Внучки обожали деда, он им отвечал тем же.… Жили они в трех кварталах друг от друга, на улице Турак. Вилен уже подъезжал к дому дочери, когда внезапно потерял сознание. Теряя сознание, вероятно сумел затормозить и припарковаться к обочине, не совершив аварии на улице с очень интенсивным движением. Так покидают этот мир только ангелы. Так ушел из жизни замечательный, очень добрый человек, выдающийся врач, Вилен Исаакович Керцман.

Я благодарен судьбе за то, что она подарила мне встречу с Виленом, его доверие и предоставленную возможность познакомить читателей с его судьбой. Всей своей жизнью он старался сделать этот далеко не совершенный мир немного лучше. В этом году ему исполнилось бы 90 лет. И эта публикация посвящается моему другу, прекрасному врачу и удивительному человеку, Вилену Исааковичу Керцману.

(Фотографии из архива автора)