ЗАМЕТКИ ПО ЕВРЕЙСКОЙ ИСТОРИИ

После примерно трех лет в Америке мы обзавелись собственным домом и смогли позволить себе семейные отпуска. Несколько раз мы ездили на Гавайские острова, в первую очередь на Большой остров. На этом острове, на том самом месте на берегу залива Кеалакекуа, где в 1779 году аборигены убили капитана Джеймса Кука, стоит обелиск, который продолжает привлекать посетителей со всего света, однако, не он поразил нас больше всего на этом острове.

Дмитрий Дроб

«АМЕРИКА — ЭТО СТРАНА, ГДЕ ВСЕ ПЕРЕЕЗЖАЮТ»

(продолжение. Начало в № 5-6/2024)

Де-Мойн, штат Айова

Де-Мойн занимает особое место в наших сердцах как наш родной город в Америке. Это, без сомнения, родной город нашего сына, которого мы привезли сюда в возрасте шести лет, и где он окончил среднюю школу. Наша дочь также училась здесь в школе и закончила университет. Здесь я дважды работал в одной и той же компании. В Де-Мойне наша семья воссоединилась, и мои родители провели здесь последние годы своей жизни.

Однажды, просматривая отраслевой журнал, я обнаружил объявление компании Compressor Controls Corporation (CCC) о вакансии инженера по регулированию паровых турбин. Как я узнал позднее, эту компанию основала группа иммигрантов из бывшего СССР, возглавляемая Наумом Старосельским при поддержке местного текстильного фабриканта г-на Ладина. За несколько лет своего существования CCC выросла до лидера на нишевом рынке систем управления промышленными компрессорами в нефтехимической отрасли и на газопроводах. Незадолго до того, как я узнал о существовании этой компании, ее руководство приняло решение о создании нового бизнеса по регулированию паровых и газовых турбин. Мистер Байрон Бруссард, возглавивший это направление в отделе исследований и разработок (R&D), предложил мне позицию старшего инженера, и я принял его предложение.

Среди сотрудников компании было много иммигрантов, связанных старой дружбой или родственными узами, и я оказался единственным «русским», которого мой американский босс привел в компанию по объявлению в журнале. На работе, сталкиваясь с сотрудниками, я часто мог по выражению их лиц определить, обсуждали ли меня накануне в «гарнизонных гостиных», и даже мог догадаться был ли это хороший или плохой отзыв — иногда коллеги приветствовали меня и улыбались, другой же раз проходили мимо не замечая меня в упор.

Через несколько месяцев после моего прихода в CCC, ее владельцы — основатели компании и инвестиционный банк — продали ее холдинговой компании Roper Industries, акции которой торгуются на фондовой бирже. Изначально это не отразилось на сотрудниках. Однако вскоре после этой сделки произошло еще одно значимое событие, последствия которого ощутились немедленно и длились годами.

Среди моих коллег в CCC был Леня Щаранский, мой земляк уроженец Донбасса, младший брат Натана Щаранского — бывшего советского «узника Сиона» и впоследствии министра в Израиле. Леня, выпускник Московского энергетического института (МЭИ), сыграл важную роль в получении нашей компанией неожиданного заказа от Газпрома на модернизацию систем управления турбомашинами для газопроводов на сумму 50 миллионов долларов.

Я помню, как однажды во время общего собрания сотрудников компании, проводимого вице-президентом г-ном Джоном Хэмпэлом, его срочно отозвали по важному делу. Перед уходом он саркастически заметил: «Я ухожу подписать контракт на 50 миллионов долларов». Вместе со многими другими, он до последнего момента не верил в реальность заключения этого контракта. Этот скептицизм, вероятно, привел к преждевременному заключению сделки и недооценке продажной цены компании. Новые владельцы CCC должно быть были в восторге от такой сделки, тогда как ее прежние владельцы, несомненно, были разочарованы. Более того, на этом контракте сотрудничество с Газпромом не закончилось, и в течение следующих пяти лет CCC подписала с ними дополнительные контракты на сумму около 450 миллионов долларов. Прибыль от этих заказов позволила Roper Industries инвестировать в приобретение нескольких высокотехнологичных компаний и в итоге вырасти в конгломерат, известный сегодня как Roper Technologies.

Я был в числе тех немногих инженеров, которые первыми начали работать на проекте «Газпром» сразу же после подписания контракта. Вместе с нашим новым экспертом по газовым турбинам, Аланом Холлом — британским иммигрантом, — мы посвятили шесть недель детальному изучению разнообразия газовых турбин и компрессоров, установленных на газопроводах «Газпрома». Мы побывали во многих районах центральной России и Сибири, каждый раз возвращаясь в Москву после очередной поездки. Добираться до некоторых из наиболее отдалённых мест нашего маршрута приходилось на вездеходах или вертолётах. В Москве мы останавливались в гостинице «Рэдиссон Славянская», которую Алан называл не иначе как «райским уголком». Это путешествие обогатило меня профессионально: работая с Аланом, я впервые познакомился с технологией регулирования газовых турбин.

После возвращения домой моя проектная работа показалась мне слишком рутинной и я решил перейти в отдел пусконаладки. Удивительно, но при этом меня понизили в должности, хотя президент компании лично предложил мне эту идею. Как инженер-наладчик, я получил возможность руководить переоснащением и вводом в эксплуатацию первого компрессорного цеха Газпрома из шести газотурбинных компрессорных агрегатов, оснащенных нашими системами управления. По ходу работы выяснилось, что программные алгоритмы, реализуемые впервые, требуют существенной доработки. К сожалению, у меня не было доступа к исходному коду, и я должен был запрашивать необходимые изменения в Де-Мойне. Из-за плохого качества телефонной связи с Америкой я проводил ночи у телефона, пытаясь связаться с руководством и объяснить, какие изменения необходимо внести в программу.

Наконец, долгожданный компакт-диск с новой программой прибыл поездом из Москвы и, преодолев многочисленные трудности, мы были готовы запускать компрессорный цех в эксплуатацию. В те дни бизнес-класс Аэрофлота бывал щедр на напитки, поэтому неудивительно, что два чиновника Газпрома, прилетевшие из Москвы принимать нашу работу, явились изрядно навеселе. Они явно искали, к чему бы придраться, не желая брать на себя ответственность за оборудование, в котором не совсем разбирались. Однако все работало безупречно, и им не за что было зацепиться.

Когда мы вернулись в Москву, у входа в московское представительство нашей компании нас встретили трое наших президентов: президент ССС, президент восточноевропейского отделения и глава московского офиса. Очевидно, слухи о наших подвигах распространились по коридорам «Газпрома» и достигли ушей нашего руководства. Однако первое, что приходит мне в голову, когда я вспоминаю о том времени, это мой помощник Игорь Шебаршов, с которым мы делили бесконечные тяготы и маленькие радости нашей сызранской саги. Лето выдалось на удивление теплым. Рядом с компрессорной станцией стоял наш трейлер, который был оборудован кое-какой мебелью, кухонной плитой и посудой. Иногда мы покупали на рынке свежую волжскую осетрину, и Игорь, с вдохновением человека, чьё истинное призвание было стать шеф-поваром первоклассного столичного ресторана, творил с ней кулинарные чудеса.

После громкого успеха в Сызрани, казалось, что руководство оценило мои возможности — меня назначили руководителем группы инженеров в проектном отделе. По-видимому это назначение испугало руководителей этого отдела, и мне стали мешать работать. К тому же, рутинная, чисто проектная работа которой мне пришлось заниматься, мне не нравилась, и я не стал из-за нее ломать копья в офисных войнах. Так завершилась, едва начавшись, моя карьера в проектном отделе CCC, и я вернулся в отдел наладки.

По мне отпуска лучше командировок

Думаю не многие станут отрицать, что путешествия добавляют жизни очарования, и что поехать в отпуск с семьей гораздо приятнее, чем, например, в командировку в одиночестве. Часто путешествия оставляют неизгладимые воспоминания, которыми приятно поделиться с друзьями.

После примерно трех лет в Америке мы обзавелись собственным домом и смогли позволить себе семейные отпуска. Несколько раз мы ездили на Гавайские острова, в первую очередь на Большой остров. На этом острове, на том самом месте на берегу залива Кеалакекуа, где в 1779 году аборигены убили капитана Джеймса Кука, стоит обелиск, который продолжает привлекать посетителей со всего света, однако, не он поразил нас больше всего на этом острове. Здесь однажды мы стали свидетелями впечатляющего извержения вулкана, наблюдая его в непосредственной близости.

Чудеса Большого острова

Мы подъехали по кольцевому прибрежному шоссе к автомобильному затору, оставили нашу машину в его конце и прошли пешком около двух километров, до полицейского шлагбаума перекрывающего дорогу. С этого места открывался захватывающий вид на происходящее. Поток расплавленной лавы полз вниз по склону горы, пересекал дорогу и в клубах дыма и пара погружался в кипящий океан. Воздух был насыщен гарью лесного пожара и резким запахом горящей серы. Все это происходило в тишине и казалось нереальным.

Была на этом острове и другая, не менее впечатляющая природная достопримечательность. На самой вершине горы в центре острова находилась гигантская, полтора два километра в диаметре, кальдера спящего вулкана. К ней вела узкая асфальтированная дорога проложенная по лесистому склону горы. В начале тропинки, пересекавшей кальдеру по ее дну, был установлен знак «Опасность», предупреждавший о возможности внезапного извержения вулкана и обрушения дна кальдеры.

Конечно же, мы легкомысленно проигнорировали это предупреждение и спустились на дно кальдеры. Трудно представить себе более печальное зрелище, чем безжизненный ландшафт застывшей лавы с токсичными выбросами диоксида серы из ее трещин. Тропа привела нас к крутому склону на противоположной стороне кальдеры. Контраст был разительным — поднимаясь по склону, мы попали в густые заросли экзотических древовидных папоротников, прятавших в листве таинственные туннели выжженные когда-то потоками расплавленной лавы. Вокруг было устрашающе тихо и безлюдно. Наш десятилетний сын Миша, ярый поклонник фильма «Парк Юрского периода» и «эксперт» по Юрскому периоду и динозаврам, с благоговением огляделся и воскликнул: «Мама, это прямо как Юрский период! Может быть, мы увидим здесь динозавра!» К счастью для нас, его ожидания не оправдались.

С приближением сумерек мы благополучно пересекли кальдеру в обратном направлении и спустились по извилистой горной дороге обратно в деревню.

Пляжи на Большом острове тоже были не совсем обычными. Нашим любимым был пляж у одинокого отеля на берегу небольшой бухты. Этот отель каждый день выделял на своей парковке десять мест для посетителей, и нужно было приехать немного раньше, чтобы занять место. Совсем недалеко от берега был крошечный коралловый риф, над которым можно было зависать в маске, наблюдая за его сказочной подводной жизнью.

Это может показаться невероятным, но в этой бухте всегда была спокойная вода. Время от времени мы ездили на пляж в деревне, где, наоборот, всегда штормило. Нам это показалось настолько странным, что мы решили проверить наши наблюдения и посетили оба этих места почти одновременно. Однако ничего от этого не изменилось: на одном пляже стоял штиль и штормило на другом.

Расскажу еще об одном случае нашего безрассудства в поисках приключений. В тот раз мы снимали квартиру в нескольких минутах ходьбы от пляжа. Однажды, возвращаясь с океана, мы шли вдоль невысокой кирпичной ограды особняка с табличкой «Берегись собаки». Человек, похожий на бродягу, время от времени отхлебывая из бутылки в бумажном пакете, карабкался через забор со двора на улицу. Это необычное зрелище привлекло наше внимание. Вскоре любопытство пересилило здравый смысл и осторожность, и, поняв, что за забором нет ни собак, ни людей, мы последовали примеру бродяги и забрались внутрь. За забором находилось здание особняка, к которому мы не решились приблизиться, и двор с небольшим парком и статуями вырезанными из вулканической лавы. А еще там был большой бассейн, или, скорее, небольшая бухта, соединенная с океаном туннелем, напоминающим «Таинственный остров» Жюля Верна. Местные жители считали, что эта недвижимость принадлежала одному из миллиардеров Кремниевой долины, который, похоже, забыл о ней.

Михей и Анатовка

История демографии островов Гавайского архипелага трагична. Коренное население острова, относится к группе Полинезийских народов, наряду с населением острова Самоа в Тихом океане. По сути, это две ветви одного народа, говорящие на одном и том же языке и имеющие общих предков. К сожалению, коренное население Гавайских островов стало жертвой инфекционных заболеваний во времена европейской колонизации 19-го века, в результате чего, численность его резко сократилась от почти миллиона до всего нескольких тысяч. В начале 20-го века, только 26% населения острова находились в какой-либо степени родства с коренными гавайцами.

Однажды, мы случайно познакомились и разговорились со служащим одного из курортных отелей. Его необычное для этих мест имя, Михей, пробудило наше любопытство, и он, узнав откуда мы, поведал нам свою историю. Его прадед был родом из России, которую покинул, вероятно, во времена революционных катаклизмов и гражданской войны начала 20-го века. Что именно привело его и нескольких его соотечественников на Гавайи, Михею известно не было, он лишь знал, что они обосновались на Большом острове и основали на нем Православную церковь. Прадед Михея взял себе в жены местную девушку и положил начало роду, в котором в его честь, из поколения в поколение детей называли русскими именами.

Сам Михей привез себе жену из Самоа, и когда у них родилась дочь, они долго искали для

нее подходящее имя и назвали ее Анатовка. Михей считал, что это название деревни где-то неподалеку от Киева, которое как нельзя лучше подходит для женского имени. Однако в этом он заблуждался. Анатовка, это название вымышленного еврейского местечка, в котором жила семья Тевье молочника, героя повести «Тевье молочник» Шолом Алейхема и Американского мюзикла и фильма «Скрипач на крыше», поставленного по мотивам этой повести. Вероятно Михей, не очень разбираясь в истории, почерпнул это имя из фильма и был уверен, что этим, он почтил память своего прадеда.

Пересадка в Париже

Кроме поездок на Гавайские острова мы трижды были на острове Аруба в Карибском море, отдыхали в горах Колорадо, в Пуэрто-Рико, на Великих озерах, на курорте в Мексике и путешествовали по Карибским островам на круизном лайнере.

Наша поездка в Израиль была особенно запоминающейся. Мы летели в Израиль с пересадками в Лондоне в обоих направлениях. Те дни, проведенные в Лондоне, были заполнены бесконечными посещениями музеев. Наш четырнадцатилетний Миша пришел в восторг в Британском музее, когда увидел перед собой подлинный Розеттский камень, а в музее Шерлока Холмса он наотрез отказался верить, что его любимый персонаж никогда не существовал в реальной жизни и был всего лишь плодом воображения писателя! На Парламентской площади, у статуи Уинстона Черчилля, бастующие фермеры устроили пикет. Прямо у подножия статуи они соорудили импровизированный свинарник из тюков соломы, внутри которого гигантский кабан по кличке Уинстон наслаждался вниманием толпы.

В Израиле мы провели две недели и посетили множество мест, включая Тель-Авив, Иерусалим с его Западной стеной и ее туннелями, Ашдод, Эйлат и Мертвое море. Мы даже совершили пешее восхождение на Моссаду. Однако эта поездка мне больше всего запомнилась своими последствиями:

Примерно через шесть месяцев после нашего путешествия в Израиль, я возвращался из командировки с пересадкой в Париже. В моем багаже, наряду с моими личными вещами, был небольшой металлический чемоданчик, в котором находилось неисправное электронное устройство, которое я заменил для клиента. Агент службы безопасности авиакомпании, который, по-видимому, был выходцем с Ближнего Востока, изучил мой паспорт и заметно насторожился. Его поведение было сродни поведению гончей, почуявшей след зайца, и он спросил: «Что вы делали в Израиле?». Моя командировка не имела никакого отношения к Израилю, и я знал, что он выделил меня из-за моего происхождения и израильского штампа в моем паспорте. Это произошло в 1990-х годах, и тогда я не мог знать, что этот инцидент был одним из первых проявлений новой волны антисемитизма в Европе и Америке, вдохновляемой прогрессивными левыми в союзе с исламским фундаментализмом, расползающимся с Ближнего Востока.

На фоне беспорядочных телефонных звонков агента службы безопасности и его частых отлучек мои опасения опоздать на мой рейс в Америку росло. Сотрудник авиакомпании подошел ко мне чтобы выразить поддержку, и сочувственно спросил: «Чего он от вас хочет? Ведь он хорошо знает, что вы наш давний и проверенный пассажир». Все это тянулась почти два часа, прежде чем он наконец отпустил меня, и мне удалось успеть на мой рейс. Однако приземлившись в Де-Мойне, я обнаружил, что небольшой чемоданчик с электронным устройством пропал. Я думаю, что бдительный агент уничтожил его, возможно, в поисках криминала, но, скорее всего, чтобы просто сделать мне пакость.

Но на этом эта история не закончилась. После тревожной прелюдии последовал утешительный финал. Моя компания списала неисправное устройство со своего баланса, а пару месяцев спустя авиакомпания компенсировала мне потерю багажа выплатой в размере 3600 долларов. Воспользовавшись случаем, я купил массивный телевизор Sony, который был настолько тяжел, что его с трудом поднимали двое крепких мужчин, а также видеомагнитофон. Увы, обе покупки морально устарели всего за несколько коротких лет, как говорится, «Как пришли, так и ушли».

После этого инцидента я несколько раз летел транзитом через Париж, но всегда оставался в пределах аэропорта. Мое общение с агентом безопасности авиакомпании вызвало у меня отвращение к этому городу, и я больше не желаю его видеть.

Будни инженера-наладчика

В те времена, когда я работал инженером-наладчиком в CCC, на стене в нашей столовой висел список инженеров с указанием количества дней, проведенных в командировках за год. Интересно, что «чемпионы», возглавлявшие этот список, были либо разведены, либо находились в процессе развода. Независимо от того, что было причиной и что следствием, способствовали ли частые отлучки наладчиков из дома их разводам или, наоборот, семейные раздоры вынуждали их бывать дома пореже, такой образ жизни явно представлял опасность для семейного человека. Что касается меня, в то время мне хотелось повидать мир, вести жизнь, полную приключений, и, конечно же, хорошо заработать, чтобы как можно скорее поставить семью на ноги.

О конструкторских ошибках

Большинство конструктивных ошибок становятся очевидными на этапе пуска оборудования. Неслучайно Илон Маск — один из величайших конструкторов и провидцев нашего времени — максимально приблизил рабочие места конструкторов компании Tesla к сборочной линии. Лично я, как профессионал, видел в работе инженера-наладчика возможность приобретения опыта, необходимого инженеру проектировщику и конструктору. Вот пример, казалось бы, незначительной ошибки конструктора и ее последствий из моего собственного опыта:

Однажды, в мою бытность старшего инженера-проектировщика в компании CCC в группе Байрона Бруссарда, я отправился на нефтехимический завод в Техасе пускать нашу первую систему управления паровой турбиной. Хотя я был автором проекта установки этой системы, у меня не было возможности посетить место установки для сбора информации. Эту задачу взял на себя мой начальник, Байрон, который также выбирал комплектующие для системы.

К вечеру дня запланированного пуска завода все его оборудование, кроме моей турбины, находилось в состоянии готовности и работало в холостую. Однако все мои попытки пустить турбину заканчивались аварийными остановами при частоте вращения ротора около 8000 об/мин. Диагностика ошибок указывала на потерю сигнала от датчиков частоты вращения ротора, но причина этого была неочевидна. Было уже за полночь, и мы отложили решение проблемы до утра. Вот что выяснилось на следующий день:

Для измерения частоты вращения использовались зубчатая шестерня на валу ротора турбины и магнитный датчик. Этот датчик генерировал электрический импульс для каждого зуба на шестерне. Конструктор заменил магнитные датчики на взрывозащищенные, но оставил старую шестерню на валу ротора. Оказалось, что наконечник нового магнитного датчика не соответствовал геометрии старой шестерни, и поэтому, когда вал быстро вращался, датчик переставал отслеживать отдельные зубья. К счастью, я вовремя пришел к такому выводу, но проверить его среди ночи было невозможно. На всякий случай я набросал эскиз новой шестерни и заказал ее срочное изготовление.

Утро началось с суматохи: руководители завода и торговый представитель нашей компании собрались на экстренное совещание, посыпались телефонные звонки от руководителей моей компании. И я оказался тем единственным виновником, о которого все они усердно вытирали ноги. Затем, к десяти утра, привезли изготовленную по моему эскизу шестерню и к полудню успешно пустили турбину, а еще через несколько часов завод начал выдавать продукцию. Гости поздравили друг друга с успехом и разъехались. Я тоже вернулся в Де-Мойн, и наш президент снова начал было меня распекать, но главный инженер, который к счастью оказался рядом, напомнил ему, что это не я ошибся при выборе датчиков, и что именно я заказал среди ночи замену той самой злополучной шестерни, задолго до того, как разразился скандал.

Монтевидео

Время от времени работа наших наладчиков становилась опасной, поскольку мы работали в нефтехимии, где несчастные случаи и пожары не были редкостью. Центры управления на таких заводах с их массивными бетонными стенами, бронированными дверями и автономными системами вентиляции были спроектированы таким образом, чтобы выдерживать самые ужасные пожары, и напоминали ядерные бункеры времен холодной войны. Наше оборудование обычно размещалось в таких центрах управления, но иногда, как в случае, который я собираюсь описать, устанавливалось локально, на площадках обслуживания основного оборудования. Я слышал много историй об авариях и пожарах в нефтехимической промышленности от своих коллег, но здесь я поделюсь только своим собственным опытом:

Вот история поездки, которая начиналась красиво, но едва не закончилась трагедией. Я летел в Монтевидео, столицу Уругвая. В то время, будучи инженерами CCC, мы обычно летали бизнес-классом на международных рейсах. Поскольку до вылета оставалось мало времени, а бизнес-класс был полностью забронирован, я рискнул приобрести билет первого класса, но в итоге мои расходы были возмещены. Это был мой первый и единственный полет такого рода, в просторном салоне с удобными креслами. Ужин из нескольких блюд начался с осетровой икры в сочетании с ледяной водкой. В аэропорту меня встретила делегация нефтеперерабатывающего завода, и элегантная дама подставила мне щеку для поцелуя — обычное приветствие в латиноамериканской культуре.

Монтевидео оказался уютным городом европейского типа, с уличными музыкантами, художественными галереями и многочисленными кафе, закусочными и ресторанами. В той поездке я не получал обычных суточных; вместо этого я каждый вечер сдавал квитанции о своих расходах на стойке регистрации отеля, и администратор возмещал мне их наличными. Учитывая такие обстоятельства, я не был склонен экономить в расходах, но был не в состоянии истратить более 20 долларов в день, настолько кафе и рестораны в городе были дешевы.

Нефтеперерабатывающий завод возобновлял работу после профилактического обслуживания. Мы с моим коллегой Джоном, инженером-механиком из компании-производителя газовых компрессоров, работали над подготовкой компрессора технологического процесса к запуску. Наши хозяева на нефтеперерабатывающем заводе сталкивались с проблемами, и каждый день простоя обходился заводу в миллионы долларов. Возможно, из-за этого руководство завода решило отключить системы технологических защит — рискованный шаг, напоминающий о Чернобыльской катастрофе. По их мнению, эти системы «неоправданно вмешивались» во время предыдущих попыток пуска и нарушали их планы.

Джон и я находились на высокой платформе обслуживания рядом с компрессором, когда начался пуск установки. Сначала все шло нормально, но затем внезапная сильная вибрация сотрясла платформу у нас под ногами. Это могло означать только одно: горючая жидкость попала на всас газового компрессора. Компрессор трясло так сильно, что его трубопроводы, казалось, были готовы в любой момент оборваться, что неизбежно привело бы ко взрыву и ужасающему пожару. Все происходило очень быстро. Оцепеневший как олень в свете фар на дороге, я все еще лихорадочно пытался оценить ситуацию, когда Джон, который хорошо знал свое дело, быстро осознав опасность бросился к кнопке аварийного останова и спас нас всех. Несмотря на это, ротор компрессора был поврежден, и пуск завода в эксплуатацию был отложен на три недели в ожидании его замены.

Джон, холостяк лет сорока, воспользовался свободным временем, чтобы обогатить свою личную жизнь. К счастью, Монтевидео предлагал множество возможностей для этого. Замечу, что женщины Монтевидео были известны своим утонченным вкусом и элегантностью, и нельзя винить Джона за то, что он в полной мере оценил это.

Неподалеку от отеля Джон обнаружил дом свиданий, который начал посещать в поисках любви. В восторге от своего новообретенного образа жизни он пытался убедить меня присоединиться к нему хотя бы один раз. Миша, инженер из нашей компании, который работал на этом заводе до меня, отклонял подобные приглашения Джона. Столкнувшись с моим равнодушием к его просьбам, Джон насмешливо бросил мне вызов: «Я понимаю Мишу; он боялся своей жены. Но ты то, чего боишься?» Честно говоря, я тоже опасался реакции своей жены. Однако моя мужская гордость не позволяла мне признаться в этом. Хотя я никогда не чувствовал себя комфортно в таких местах, любопытство и уязвленная гордость взяли верх, и я отправился с ним.

Было похоже, что Джона сразила любовь. По дороге он без конца рассказывал о своей девушке, с которой познакомился накануне. Он вспоминал время, которое они провели вместе в его гостиничном номере прошлой ночью, и выражал нетерпение увидеть ее вновь. «Вот и она», — воскликнул он, указывая на молодую красивую женщину, увлеченную разговором в другом конце комнаты. Мы подошли, и Джон приветствовал ее. Однако она лишь холодно кивнула в ответ и отвернулась к своему собеседнику. На Джона было больно смотреть, и я ушел, оставив его в поисках утешения.

В один из своих выходных дней я решил посетить местную синагогу. Это случилось в то время, когда была еще свежа память о кровавой террористической атаке иранской агентуры на еврейский центр в соседнем Буэнос-Айресе. Когда я подошел к зданию, меня встретил охранник и потребовал предъявить мои документы. Я показал свой американский паспорт, но он попросил меня уйти. Когда-то советские паспорта сортировали граждан по их этнической принадлежности. Парадоксально, но в тот момент — единственный раз в моей жизни — я поймал себя на том, что сожалею об отсутствии такой записи в моем американском паспорте.

Однажды, в приморском ресторане со мной заговорил пожилой еврей. Он показался мне чем-то симпатичен и я пригласил его поужинать со мной. Мы сидели недалеко от большой решетки в форме пирамиды, на которой жарились разные сорта мяса на любой вкус, наполняя помещение дразнящим ароматом. Между нами завязалась беседа, и он рассказал мне историю своей жизни. Уроженец Польши, он переехал в Израиль после Второй мировой войны и участвовал там в войне за независимость. После войны он работал в компании, специализирующейся на поставках кошерного мяса, и эта работа в конечном счете привела его в Уругвай. Там он со временем прижился и завел семью. Когда наш ужин подошел к концу, он попросил у меня немного денег; по-видимому, дела у него шли не очень хорошо. Я дал ему двадцать долларов, и он ушел видимо довольный.

Среди песков Абу-Даби

Я неоднократно сталкивался с непредвиденными задержками, возникающими на пусках заводов, похожими на тот случай, который случился со мной в Монтевидео. Иногда заказчики отсылали меня обратно, но чаще просили подождать на месте. Так, во время одной из моих командировок, я провел почти месяц среди безжизненных дюн пустыни Абу-Даби, ожидая пуска газового завода.

Я подготовил свое оборудование и каждый день проводил по десять часов на своем рабочем месте, но строительные проблемы постоянно отодвигали дату пуска, и завод так и не заработал за время моего пребывания там. За весь этот месяц у нас был только один выходной день, и вероятно поэтому я так хорошо его запомнил.

Мои коллеги, молодые британские инженеры, решили провести его в столице Абу-Даби и включили меня в свои планы. Мы обедали во вращающемся ресторане на вершине небоскреба, где среди кулинарных деликатесов, мне особенно запомнились тосты с моллюсками. Позже мы спустились в бар, который был полон мужчин, но без единой женщины. Выпив два бокала пива, я удалился на ночь, в то время как мои коллеги засиделись в баре до самого утра. На следующий день мы вернулись в наш лагерь в пустыне, где мои развлечения сводились к редким посещениям небольшого паба у ограды лагеря, да вечерним прогулкам среди дюн за оградой.

Эта командировка в Абу-Даби началась со срочного запроса от нашего тогдашнего партнера, американской компании Honeywell и нынешнего владельца ССС, на инженера-наладчика. Чтобы ускорить мое прибытие на строительную площадку, они предложили оформить для меня двухнедельную туристическую визу. Однако для получения такой визы требовалось, чтобы я идентифицировал себя как христианин, поскольку еврейский туризм в этой стране не приветствовался. Я не обратил особого внимания на это и согласился. Но когда через пару недель срок действия моей визы истек, мой контакт в Honeywell попросил меня продолжить работу, не продлевая визы. И тут я озаботился, понимая что моя просроченная и полученная не совсем законным путем туристическая виза может привести к неприятностям, и отклонил его просьбу. Он неохотно подчинился и мы отправились в правительственный офис.

Мрачный зал ожидания, лишенный окон и мебели, с портретами угрюмых бородатых мулл на стенах, произвел на меня удручающее впечатление. В конце концов, мой сопровождающий вышел из кабинета чиновника с моей продленной визой, за которую явно заплатил значительную мзду. Его огорченное выражение лица подтвердило мои опасения по поводу возможных последствий пребывания с просроченной и к тому же фальсифицированной визой в таком месте. К счастью, все закончилось благополучно, и месяц в пустыне Абу-Даби оказался плодотворным: хотя мы и не пустили завод, я заработал солидный бонус и освоил язык программирования C++ по руководству «Для чайников».

«… У нас для тюрьмы гражданство не требуется»

Продолжая рассказ об опасностях, с которыми порой сталкивались наладчики СCC, расскажу случай, произошедший со мной в Восточной Сибири, в городе Ангарске, на заводе по производству этилена. Это было в 1990-е годы, и тогда еще строго соблюдались официальные советские протоколы для иностранных специалистов: мне был назначен постоянный эскорт, вероятно, из службы федеральной безопасности. Каждый вечер для нас завершался ужином в ресторане, изобилующим вожделенными еще с советских времен деликатесами. Я понимал, какой вред наносят моему здоровью эти ежедневные застолья, но слаб человек, и трудно бывает отказаться от маленьких удовольствий текущего дня во имя будущего.

Работа шла хорошо, но только до поры. Самая первая попытка пустить компрессор закончилась аварией — набрав обороты, массивный агрегат внезапно начал подпрыгивать на своем основании как детская игрушка. После аварийного отключения было обнаружено, что вал ротора непоправимо поврежден. Я знал, что управление компрессором не могло привести к такой аварии, и у меня даже появилась теория от чего это случилось. Я полагал, что разряд статического электричества от вала компрессора через его плавающее уплотнение приварил уплотнение к основанию компрессора, и что неподвижное уплотнение привело к изгибу ротора. Однако я не мог в этом убедиться, потому что мой доступ к агрегату был немедленно закрыт. В конце концов, моя теория подтвердилась и меня оправдали, но первые слова, услышанные мною от прибывших следователей прокуратуры, могли испугать кого угодно: «Мы знаем, что вы не гражданин России, но для тюрьмы у нас гражданство не требуется».

Сахарный тростник

Я никогда не забуду свою самую первую командировку в качестве наладчика CCС, которая была полна всевозможных неожиданностей. Наша милая Мелани Уайт, координатор нашего отдела, отправила меня в отдаленную провинцию в Мексике пускать маленькую паровую турбину на заводе по переработке сахарного тростника. Мой сопровождающий и переводчик Хосе встретил меня в аэропорту. Он оказался горячим поклонником Троцкого, но, к его огорчению, я последовательно игнорировал его попытки вести идеологические дискуссии. Мы выехали из аэропорта по асфальтированному шоссе, затем свернули на узкую грунтовую дорогу. Густые и высокие заросли сахарного тростника окружали нас, и мы ехали по ней почти как в тоннеле, до тех пор, пока дорога не закончилась на площади перед административным зданием сахарного завода.

Здесь выяснилось, что завод будет пускаться не через несколько дней, как ожидалось, а прямо завтра, и у меня остается совсем мало времени, чтобы проверить и подготовить оборудование. По словам администрации завода, этот пуск должен был стать важной частью торжественного открытия сезона сбора урожая сахарного тростника, на котором ожидается присутствие самого губернатора провинции. Несколько ошеломленный такими новостями и тем, как неверно была смонтирована наша система регулирования, я взялся за работу, и к вечеру, удивив сам себя, был готов к завтрашним испытаниям.

Я не ел с самого утра, и хозяева пригласили меня пообедать. Поездка была долгой, но ресторан того стоил. Столик для нас был накрыт под навесом на зеленой лужайке. Официанты подали огромную, очень вкусную рыбу-гриль на большом блюде, с овощами и приправами, а квартет музыкантов в сомбреро и традиционных костюмах придавал нашему ужину местный колорит и праздничную атмосферу.

Я возвращался на завод в приподнятом настроении, но вскоре оно сменилось ужасом — директор завода решил не рисковать в такой важный день и распорядился демонтировать новую систему и восстановить старую гидравлическую. Я долго уговаривал главного инженера и даже угрожал последствиями за нарушение контракта, пока он, наконец, не сдался. Было далеко за полночь, когда мне вновь удалось все проверить и восстановить готовность к пуску.

На следующий день мы благополучно пустили завод, хотя и не без проблем. Использование паровой турбины для привода измельчителя сахарного тростника не было обычной практикой. Груды тростника доставлялись на эту мельницу по ленточному конвейеру. Когда человек в будке подвешенной высоко под крышей отвлекался или засыпал, лента конвейера внезапно пустела или, наоборот, чрезмерно перегружалась. В такие моменты нагрузка на валу турбины резко менялась. Однако человек в кабине под крышей был вне моей досягаемости, и мне пришлось немало потрудиться, чтобы добиться стабильности работы турбины.

В тот вечер, покидая завод, я оставил свой компьютер в цеху, чтобы записать режимы работы турбины за ночь. Когда я вернулся на завод на следующее утро, я не мог поверить своим глазам — маляры покрасили не только трубы в цеху, но и экран моего компьютера.

В какой-то момент пребывания на этом заводе мне стало казаться, что я попал в затерянный среди зарослей сахарного тростника мир из прошлого, в котором течение времени остановилось. И в этом мире меня ожидало еще одно удивительное явление:

Рядом с тем местом, где я работал, часто появлялась молодая привлекательная девушка, которая так выделялась на фоне окружающего, что ее невозможно было не заметить. На второй день она подошла ко мне и пришила пуговицу готовую оторваться от моей рубашки. Хосе предположил, что она, похоже, заинтересовалась мной, вероятно, потому что в такой глуши не было подходящих мужчин для такой девушки. Немного подумав, он добавил, что, возможно, она интересовалась не мной, а им.

Наверное, ей было очень скучно жить в этой глуши, и она мечтала хоть как-нибудь выбраться оттуда. В любом случае, ни один из нас не был подходящим кандидатом для ее целей. Мне было за сорок, я был женат, имел двоих детей, не знал испанского, и должен был завтра улететь оттуда. Хосе тоже был немолод, и, я думаю, он сильно переоценивал свое мужское обаяние.

Через три дня я вернулся домой. Никто не ожидал от меня такого скорого возвращения, и на следующее утро, когда Мелани увидела меня в офисе, она не на шутку испугалась:

— Как, ты еще не улетел!?

Театр одного зрителя

Эта история случилась со мной в конце 1990-х годов. В то время сотрудники компании Compressor Controls Corporation (CCC), в которой я работал, приезжая в Москву, останавливались в гостинице Украина, ныне Radisson Collection, расположенной в одном из семи послевоенных сталинских небоскребов, вблизи Киевского вокзала и Московского офиса нашей компании. Однажды утром я вышел из этой гостиницы и отправился пешком в офис. Я шел по переулку, когда молодой человек, идущий впереди меня в одном со мной направлении, резко наклонился и, подхватил что-то с земли. Он оглянулся и, заметив меня, показал мне туго свернутую и перетянутую резинкой пачку стодолларовых купюр, которую только что подобрал с тротуара. «Отойдем и разделим», — украдкой оглядываясь по сторонам предложил он, и нырнул в арку проходного двора.

Меня так удивило и озадачило происходившее, что я последовал за ним. Мы отошли совсем немного, когда где-то вблизи послышались сирены полицейской машины, и вскоре она остановилась возле нас. Из нее вышел полицейский и обратился к нам: «Ребята, где-то здесь поблизости человек потерял деньги, вы не находили?» Не дожидаясь ответа моего попутчика, я с легким сердцем предложил ему вернуть найденные деньги и поспешил на работу.

Многие годы я вспоминал этот случай, и не мог понять, что же такое это было. Но однажды я увидел статью, из которой следовало, что за несколько лет до описанного мною инцидента, полиция Нью-Йорка предложила провокационный, но простой и эффективный метод воспитания общественной нравственности: они подбрасывали бумажник с деньгами на пол станции метро, и человек, который его подобрал, должен был передать его сотруднику полиции при выходе из метро. В противном случае его судили за кражу. Прочитав об этом, я понял, что тогда в Москве столкнулся с более изощренной и театрализованной версией этого метода. Разница заключалась еще и в целях этого представления, и, хорошо зная местные нравы, я полагаю, что полиция выслеживала меня из гостиницы с целью финансового шантажа.

(продолжение следует)