Сейчас, всё по порядку. Сначала у наркомана труба лопнула, и он, вообразите себе, начал эту воду ведром вычерпывать и прямо вниз в наш пролёт выливать. Я ему говорю: «Зачем же вы так делаете? Ты же Романа Евгеньевича зальёшь». Но он такой. Не слушает. Потом Романа Евгеньевича ограбили, пока он спал. Он так кричал. Ужасный паникёр оказался.
НОЧЬ НА АДАРЕ (ХАЙФА)
Быль
Посвящается Алле Борисовне Мазур
Действующие лица:
Жильцы дома:
Роман Евгеньевич, пенсионер из Москвы
Алла Борисовна, пенсионерка из Петербурга
Жанна дочь Сиона, пенсионерка из Пятигорска
Наркоман
Нежильцы дома:
Арон, владелец дома
Сара, его жена
Израильская полиция
Арабские соседи
Полночь. Стук в дверь.
Жанна, дочь Сиона: Алла Борисовна, посмотрите, что делается! Нас заливает, везде вода!
Алла Борисовна: Да, действительно. Сейчас мне зальёт квартиру.
Наркоман: Не зальёт.
А.Б.: Что вы делаете? Зачем же вы воду ведром прямо в пролёт выливаете?
Наркоман: А куда? У меня трубу прорвало.
А.Б.: Какую трубу?
Наркоман: А я знаю? Прорвало и льёт.
Жанна, дочь Сиона: Надо закрыть трубу!
Наркоман: Какую?
А.Б.: Все. Закройте пока все. Я инженер. Утром разберёмся.
Час ночи. Стук в дверь.
Роман Евгеньевич: АААА!!!!
А.Б : О, Роман Евгеньевич, так поздно, что с вами? Вас всё-таки залило?
Р. Е.: ААААА!!!! Ограбили, ограбили меня! Сейчас, сейчас ограбили! Караул!
А.Б.: А, а я думала, вас залило. И зачем так кричать? Людям же утром на работу, завтра рабочий день.
Р.Е.: Ограбили, ограбили! Караул!
А.Б.: Ну, что вы, в самом деле? Ну, не убили же? Вот убили бы, тогда и кричите. Я и не знала, что вы такой паникёр. Успокойтесь.
Р. Е. Как я успокоюсь? Ограбили, пока я спал, ограбили. Как я сплю, однако. Ничего не слышал. Я даже не знал, что я так сплю. А я сплю.
А.Б.: Ну, теперь вот знаете.
Р.Е.: ААААА!!! Ограбили, ограбили! На помощь!
А.Б.: Так что взяли-то?
Р.Е.: Да почти ничего, я, как чувствовал: деньги, настоящие, хорошие деньги (а у меня такие есть), так я их в другое место перенёс, прямо накануне. Как чувствовал! А они в кухне ну всё перевернули. Я встал ночью и вай! Всё переворошено, перевёрнуто, всё верх дном. Портмоне взяли, но там так, мелочь была, но документы, документы…
А.Б .: Как это неприятно. Вот я вам сейчас валерьяночки дам.
Р.Е.: Ограбили меня, пропал я.
А.Б.: Роман Евгеньевич, выпейте, выпейте, вот я вам тут накапала в стаканчик. Вот, молодец. И я с вами.
Р.Е.: А как я сплю, а? Как так можно спать, спрашивается?
А.Б.: Сон ¾ это здоровье. А то проснись вы, они бы вас со страху как раз и хлопнули.
Р.Е.: Как? Меня? Хлопнули?
А.Б.: Со страху бы и хлопнули. По голове чем-нить тяжёлым. Раз и всё. Вам много не надо.
Р.Е.: Хлопнули… Как ты это, Аллочка, легко говоришь.
А.Б.: Вы в полицию звонили?
Р.Е.: А, да. Звонил.
Жанна, дочь Сиона: О, полиция!
А.Б.: Как они быстро.
Р.Е.: Это тебе не Россия.
А.Б.: А какие красавцы! И надо же, как мы тут, в Израиле, разрослись. В России наш брат всё мелкий был, а тут ¾ богатыри!
Два часа ночи. Стук в дверь.
Р.Е.: Алла, это полиция.
А.Б.: Вижу.
Р.Е.: Алла, что они говорят? А? Люди, соседи! О, уже никто не спит. Кто-нибудь в доме знает иврит?
А.Б.: Я могу. Я сорок лет учу английский. Хэлоу, хау до ю до?
Р.Е.: Что они говорят?
А.Б.: Они говорят, что тут кровь. Blood это же кровь?
Р.Е.: Кровь? Какая кровь? Где?
А.Б.: Роман Евгеньевич, у вас брюки в крови.
Жанна, дочь Сиона: Ай, кровь, кровь, смотрите!
А.Б.: И правда, кровь. Во какая тут лужа, и ещё, и внизу, и на стенах везде.
Р.Е.: И вода везде.
А.Б.: А я слово ‘труба,’ как назло, не знаю. Чёрт знает, чему учит этот дуолинго.
Р.Е.: Что это они делают?
А.Б.: Они ищут, откуда кровь.
Р.Е.: Не из меня. Я проверил: я ¾ целый.
А.Б.: Ну, ясно, что не из вас. Кровь течёт из-под двери наркомана.
Жанна, дочь Сиона: А он не открывает!
Р.Е.: А он не открывает!
А.Б.: Они думают, может, он её убил?
Р.Е.: Кого?
А.Б.: Будут ломать.
Жанна, дочь Сиона: Им никак.
Р.Е.: Неа, никак. Дверь-то железная. За инструментами пошли.
Жанна, дочь Сиона: Сверлят.
Р.Е.: Долбят.
А.Б. Колотят.
Жанна, дочь Сиона: И что?
Р.Е.: Никак.
А.Б.: О, опять ко мне идут. Хэлоу, хау до ю до? Разрешения у меня спросили. Через окно будут к нему лезть. Какие они храбрецы. Второй этаж всё-таки.
Р.Е.: Ну, что, убил?
А.Б.: Нет, не убил.
Жанна, дочь Сиона: Ушли. Уехали.
Р.Е.: Отпечатки пальцев у меня в кухне взяли. Пойдём, Аллочка, я тебе покажу, что у меня на кухне делается.
А.Б.: Ни за что. Тут кровь, вода. Я могу поскользнуться.
Восемь часов утра. Стук в дверь
А.Б..: А, это вы, Арон, проходите. Пожалуйста, пожалуйста. Сейчас, всё по порядку. Сначала у наркомана труба лопнула, и он, вообразите себе, начал эту воду ведром вычерпывать и прямо вниз в наш пролёт выливать. Я ему говорю: «Зачем же вы так делаете? Ты же Романа Евгеньевича зальёшь.» Но он такой. Не слушает. Потом Романа Евгеньевича ограбили, пока он спал. Он так кричал. Ужасный паникёр оказался.
— Что это вы, Арон, так побледнели? Да вы присядьте. Ну, так вот, Романа Евгеньевича ограбили, он кричит, и полиция приехала. Так быстро, и такие красавцы. Они к нам входят (дверь у нас, благодаря вам, так и не запирается, сто раз вас просили починить!), а у нас со ступенек кап-кап, кап-кап, вода и кровь, кровь и вода …
— Вам, кажется, жарко? Может, вам водички? Вам какой, газированной или простой? О, и я газированную предпочитаю. Мне её Давид носит, он мне как племянник, такой хороший мальчик. Мне тяжело, такие бутылки большие. И для кого делают такие огромные бутылки, спрашивается? Представляете, что они должны были подумать, когда они входят, а у нас тут кровь лужицами, лужицами… Они, конечно, подумали, что мокрое дело, и стали ему дверь ломать. А он не открывает.
— Может, вам валерьяночки? У меня такая прекрасная валерьянка, сегодня всем домом пили. И я с вами. Отличная вещь валерьянка, очень помогает. И не могут взломать его дверь! Это, Арон, интересный момент: Роману Евгеньевичу дверь пальцем, считай, взломали, а тут четверо здоровенных мужиков взломать не смогли. У нас в доме, мне кажется, наблюдается некоторое неравенство в дверях.
Арон: Уверяю вас, Алла Борисовна, что если вы попробуете выломать свою дверь, у вас ничего не получится.
А.Б.: Что вы говорите?
— Ну, так вот, они опять ко мне идут, полиция. Кроме меня в доме объясниться с ними некому. А я сорок лет учу английский язык и начинаю уже немного понимать. А они такие красавцы, Голливуд. Они, как герои, через моё окно к нему влезли. Но оказалось, что он никого не убил, и они уехали. И почему вы, Арон, не может выгнать этого наркомана? Он нам портит весь дом.
Арон: Не могу, у него старушка мать.
А.Б.: Так это он, выходит, сам себя так порезал?
Арон: Сам. Это у них бывает, когда ломка.
А.Б.: Бывает! Он нас тут всех так в следующую ломку перережет.
Арон: Не, не думаю. Они обычно там, где живут, не режут.
А.Б.: Всю лестницу вон запачкал, удовольствие. А это наша новая уборщица за ним тут моет?
Сара: Я не уборщица, я жена Арона.
Десять часов утра. Стук в дверь
А.Б.: Роман Евгеньевич? Что с вами? Проходите.
Р.Е.: Я был в полиции.
А.Б.: Может, вам чаю?
Р.Е.: Их уже нашли, и мне всё вернули.
А.Б.: Ну и замечательно. Так что же вы такой расстроенный?
Р.Е.: Двое мальчишек, наркоманы. Выследили меня в банке, открыли дверь ломиком, а ломик тут же и оставили. В банке их тут же опознали, все вещи при них нашли, всё один к одному.
А.Б.: Так это же хорошо. Что же на вас лица нет?
Р.Е.: Со мной говорил начальник полиции. Приятный такой, лет шестидесяти. Я убит.
А.Б.: Так в чём дело?
Р.Е.: Он мне сказал: «Роман Евгеньевич, я знаю, что вы думаете, но те, кто вас ограбили, на ¾ евреи.»
Полдень. Стук в дверь
А.Б.: Роман Евгеньевич, опять вы?
Р.Е.: Алла, к тебе твои арабы пришли. Целая куча. Внизу стоят.
А.Б.: И почему это они мои? А что они хотят?
Р.Е.: Откуда я знаю? Говорят: Алла и всё. Не уходят.
А.Б.: Сейчас спущусь.
Р.Е.: Ну, что?
А.Б.: Да, вот, Адам, такой хороший мальчик, он мне как племянник, он мне перевёл. Они, оказывается, тоже всю ночь не спали. Вся улица не спала. Конечно: полиция, гудки, сирена, мигалки, в доме яркий свет, а утром приходят, а у нас от парадной кровавые следы, от полицейских ботинок, наверное. Дверь открыли (мы сто раз просили Арона дверь починить!), а у нас ещё не помыто было: вода уже подсохла, а кровь разводами, разводами. Ну и…. Они пришли узнать всё ли со мной в порядке.
Р.Е.: Беспокоятся о тебе, выходит?
А.Б.: Выходит.
Р.Е.: Ишь ты, как они тебя любят.
А.Б.: А за что им меня не любить?
Р.Е. Это точно, Аллочка, не любить тебя никак невозможно.
Апрель 2024 года
Драматургический дебют Лены прошел успешно. Сердечно, тепло и смешно перенесены на Святую Землю духовные наследники бессмертных персонажей Зощенко, да еще с бабелевским колоритом. Достойное приношение Михаилу Михайловичу к 130-летию со дня его рождения, светлая память.
Уважаемые все,
Я подозревала, что меня заподозрят и обвинят во всем том в чем таки заподозрили и обвинили. Но я филолог и историк, и всё в этой мини пьесе быль до самых мельчайших деталей, как всегда у меня. Это не фикшен так сказать. Алла Борисовна это моя мама, и менять ей имя я в угоду чьим то тикам, не стала. Уважаемый Григорий Быстрицкий один усёк и большое ему спасибо, порадовал. Все действующие лица прочитали и ознакомились. Наркоман таки после этого съехал.
Уважаемая госпожа Елена Матусевич, после Вашего объяснения снимаю свою «претензию» относительно «Аллы Борисовны».
Но Вы несправедливы: не только упомянутый Г.Б. высоко оценил Ваш миниатюру. Полагаю, что я тоже усёк «цымес» юморески, в чём дважды «признался». Желаю творческих успехов на радость благодарным читателям.
Так единственный обвинитель это я, то задам вопрос:
Когда?
Когда всё это было?
И если ваша мама и сегодня живёт в таких условиях, то это просто не характерно для страны.
Я, по краёней мере, вижу вокруг себя иное.
А если это было лет 30 назад, то ваш рассказ мог бы начаться типа:
Хайфа, Адар, начало 90-х…
P.S.
Не знаю как в Америке, но в Израиле только в шутку иногда обращаются по имени-отчеству.
Это всё было в апреле этого года. Мама позвонила и, рассказала. Хайфа нетипична сама по себе, мне кажется, а Адар не типичен к Хайфе, а мама необычна всем на свете. Я ничего не анализирую и ни на что не претендую, я человек в Израиле новый, я просто пишу как есть. Все участники сего действа живы, здоровы и привет передают. На Адаре полно проблем, но пока все живут мирно, и даже, в том отрезке бытия, которое наблюдаю напрямую я, дружно, чему просто цены нет. А за всю Одессу я и не говорю. Вот скоро напишу рассказ, об истории любви к маме араба с территорий, который стал другом семьи, и меня вообще распнут или за предательство, или за вранье. А все правда
Прочитал снова. Впечатление то же, на четверть больше, чем на 3/4. Кстати, начальник полиции в сценке не говорит, имя-отчество звучит в пересказе Р.Е.
Но я нашёл, в чём уличить авторку: «Алла Борисовна» звучит оскорблением А.Б. Пугачёвой, а значит, солидарностью с пропутинцами. Ну что стоило назвать Анна Борисовна. Не поздно выправить теудат зеут.
Ефим, вы хоть немного понимаете, чем живёт Сегодня Хайфа?
И «начальник полиции» обращался к вам, Григорий, по имени-отчеству?
Григорий, то, что могло быть 30 лет назад на пике большой алии не имеет никакого отношения к сегодня.
Так что прошу прощения за полное отсутствие у меня литературного вкуса, но на мой взгляд это просто Клюква.
Да.
Он звал меня Олень Медведьевич 🙂
Понимаю, что автору надо было все сценки сконцентрировать в одни сутки — максимум в в двое.
Но они (сценки) реальны.
Не знаю, как в Хайфе, а в Иерусалиме на улице Бар-Йохай, где мы с женой в 90-91 снимали квартиру нечто подобное происходило.
Были и наркоманы, и прорывало трубы (у меня как раз и прорвало), и потоки воды гнали с верхних этажей на нижние, и общение с ивритоговорящими соседями сначала на английском и/или знаками, а затем и на иврит каля (лёгком иврите), и общение с парой пенсионеров и детская площадка за домом, где подростки трахались через ночь, и предотвращённый мной взрыв газа после замены баллонов на «ценрализованное снабжение», и тараканы, которые выходили в полночь за пропитанием.
Короче, всё было, но я был счастливее, чем сейчас, хотя и денег не было и с работой была напряжёнка.
Дело в том, что мне было тогда всего тридцать лет…
Что можно сказать? На 3/4 хороший рассказ. И когда же не смеяться, кроме как «во дни сомнений и тягостных раздумий»?.
Прекрасная юмореска. Сэм, вы напрасно гневаетесь. Поверьте, это благодушный смех, не издёвка. Да, Хайфе, как и всему Израилю, навязали томительное ожидание беды, но мы продолжаем жить, работать, смеяться и много, много печалиться. И смех сквозь слёзы — это и про нас сегодня. Автор представилась мастером и этого жанра. Извините, но я рад приезду автора в Израиль. Брухим абаим, госпожа Матусевич.
Писать умеют многие, но писательский талант большая редкость.
Противно.
Противно и мерзко было это читать. Особо противно сегодня, особо про про Хайфу сегодня.
Ради этого не надо было прилетать из Аляски.
Нет, не противно. А просто омерзительнейшим образом отвратительно, мелко, подобострастно, к тому же в калашный ряд. Отвратительно сочетание глубокого назидательного апломба с полным отсутствием оснований. Мелко задевать личность автора и указывать насчет Аляски. Подобострастно по отношению к старожилам Израиля, к среде которых такой старательный комментатор пытается прислониться путем нравоучений себе подобных от имени самопровозглашенного главного еврея.
Автор Елена — филолог, она чувствует язык, хорошо его слышит и точно и сочно воспроизводит в тексте. Эта минипьеса быль, посвящение конкретному человеку. Почему обязательно нужно совать туда, где не смыслишь, свое… (далее по мере фантазий) резонерство?