Очевидно, рассказывая Борису Савченко об истории создания песни, Козин либо запамятовал обстоятельства полувековой давности, либо не был до конца искренен: во время гастролей Белогорская предложила ему не «посмотреть ее новые стихи», а напела их на уже известную ей мелодию. И пленили артиста отнюдь не простенькие вирши Елизаветы Борисовны, а потрясающий шлягер, который мог бы получиться из того, что он только что услышал.
Николай Овсянников
ТРИ ЖИЗНИ ТАНГО «ОСЕНЬ»
«Небо как будто в тумане…» Наверно, все ценители старой отечественной эстрады помнят эту строку из знаменитого танго 1939 года «Осень». Но почему-то далеко не всем (включая современных исполнителей песни) кажется странным упоминание о туманном небе сразу после того, как мы слышим:
Осень. Прозрачное утро…
Так каким же было то осеннее утро 1939 года — прозрачным или туманным? Этот вопрос — отнюдь не придирчивая зацепка «знатока», как может кому-то показаться. Дело в том, что в исполнении Варвары Сергеевны (Ляли) Сатеевой, записавшей «Осень» на пластинку фабрики звукозаписи Государственного радиокомитета СНК СССР осенью 1939 г. и бывшей, скорее всего, его первой исполнительницей, поется не о прозрачном, а о холодном утре. Есть и другие разночтения со вторым исполнителем танго Вадимом Козиным, также записавшим его осенью 1939 года, правда, на менее статусную пластинку Апрелевского завода. Так, солнце у Козина не раннее, а дальнее; встреча не нежная, а острая. Cатеева поет: «Помню тот памятный вечер», Козин: «В тот летний памятный вечер». Как видим, налицо следы не всегда удачного редактирования. Очевидно, редактировал все же Козин, а не Сатеева, так как на этикетке ее пластинки имя автора слов отсутствует, в то время как на пластинке Козина указано: «сл. Белогорской и В. Козина». Между тем, из рассказа самого певца, приводимого в очерке Бориса Савченко «Вадим Козин» (1996), можно узнать, что во время гастролей в г. Сталино (ныне г. Донецк) певица Елизавета Белогорская предложила ему посмотреть свои новые стихи «Осень», написанные осенью 1939 года. «Меня сразу же пленило лирическое настроение этих строк», — вспоминал Козин. Авторство Белогорской в качестве единственного создателя текста подтверждается также помещенной Валерием Сафошкиным в книге «Очи черные. Старинный русский романс» (М., 2001) копии афиши Магаданского областного управления культуры о Юбилейном вечере Вадима Козина, состоявшемся 16 апреля 1973 г. в Магаданском театре. Трудно представить, чтобы подобная афиша готовилась без участия самого юбиляра. Автором слов «Осени» на ней значится одна Е. Белогорская.
Итак, со стихами, кажется, все ясно. Они были написаны женщиной-поэтессой (как автор романсовых и песенных текстов Белогорская была известна с двадцатых годов), и — что важно — от лица женщины. Внимательное прочтение текста «Осени» не оставляет сомнений, что он писался не как самостоятельное стихотворение, а как слова к уже имеющейся мелодии. Текст делится на первую часть (куплет), написанную трехстопным дактилем, и вторую, уложить которую в определенный стихотворный размер сложно. Эта часть текста точно соответствует ритмическим особенностям типично тангового припева «Осени»:
Не уходи, тебя я умоляю,
Слова любви стократ я повторю.
Пусть осень у дверей, я это твердо знаю,
Но все ж не уходи, тебе я говорю.
Наш уголок нам никогда не тесен…
Очевидно, рассказывая Борису Савченко об истории создания песни, Козин либо запамятовал обстоятельства полувековой давности, либо не был до конца искренен: во время гастролей Белогорская предложила ему не «посмотреть ее новые стихи», а напела их на уже известную ей мелодию. И пленили артиста отнюдь не простенькие вирши Елизаветы Борисовны, а потрясающий шлягер, который мог бы получиться из того, что он только что услышал.
Оказалось, однако, что аккордеонист ансамбля, с которым тогда работал Вадим Алексеевич и который сочинил эту мелодию, Яков Абрамович Хаскин (1904–1968), справедливо считая, что написанный на нее Елизаветой Белогорской текст предназначен для женского исполнения, уже успел предложить их совместную новинку Ляле Сатеевой. Его выбору не приходится удивляться. Сатеева, обладательница редкого по красоте сопрано, считалась в то время одной из ярчайших эстрадных певиц. С 1935 г. она записывала на пластинках и озвучивала в кинофильмах песни лучших композиторов-песенников страны: И. Дунаевского, М. Блантера, Н. Богословского. Ей аккомпанировали такие музыкальные коллективы, как оркестр ГАБТ СССР и джаз-оркестр п/у Виктора Кнушевицкого. Остается лишь некоторой загадкой, почему Варвара Сергеевна несколько поспешно (не дождавшись официального признания Е. Белогорской автором слов) записала «Осень» в сопровождении джаз-оркестра п/у С. Фельдмана во Всесоюзной студии звукозаписи. Может быть, ее подгоняло начальство ВРК, спешившее выпустить очередную пластинку популярной певицы, для одной стороны которой уже имелся медленный фокстрот Даниила Дормана «Хорошо»? Во всяком случае, ни на одной из этикеток авторы слов указаны не были. Зато в качестве автора музыки «Осени» стояло имя Я. Хаскина. Это означает одно: во Всесоюзный радиокомитет СНК СССР, выпускавший пластинку, была представлена рукопись нот с личным автографом Якова Абрамовича.
Как же, однако, случилось, что на пластинках Апрелевского и Ногинского заводов, выпущенных почти одновременно с пластинкой Сатеевой, автором музыки того же танго был указан В. Козин? Можно лишь предположить, что знаменитый певец сумел каким-то образом договориться с аккордеонистом своего оркестра, а начальство «Апрелевки» в вопросах авторства не отличалось дотошностью, примеров чего историкам отечественной звукозаписи известно сколько угодно. Так или иначе, но после выхода многотиражных пластинок Козина танго «Осень» закрепилось за ним как автором-исполнителем на долгие годы. Этому не помешал даже арест певца в 1944 г. и его фактически пожизненная ссылка в «солнечный» Магадан. Пластинка Ляли Сатеевой больше не переиздавалась и быстро превратилась в раритет. Смельчаков, которые решились бы заново исполнить или записать произведение опального «автора», разумеется, долгие годы не находилось.
Яков Хаскин, вовсе не собиравшийся омрачать и без того не сладкую жизнь находившегося в заключении Козина, никогда не претендовал на восстановление своего авторства. Тем более, что, отвоевав всю войну и дойдя до Берлина, вскоре имел горечь убедиться, что статус защитника родины не избавляет лиц его национальности от обложных обвинений в «безродном космополитизме» и прочих выдумок новоиспеченных коммунистических патриотов. «Пусть же автором танго, на протяжении всей войны, в тылу и на фронте, ласкавшего слух советских людей, считается человек с русской фамилией», — очевидно, решил он. Оказавшись в 1946 году с гастролями в Красноярске, он предпочел остаться там до конца дней. Сибирская часть его жизни сложилась вполне благополучно как в творческом, так и в личном плане.
К сожалению, этого нельзя сказать о Елизавете Борисовне Белогорской, украсившей его незабываемую мелодию своими бесхитростными строчками далекой осени 39-го. Как поведал Борису Савченко Вадим Козин, ссылавшийся на рассказ Тамары Церетели (долгие годы дружившей с Елизаветой Белогорской), летом 1942 года, находясь в Пятигорске, эта незаурядная женщина (кстати, любимая певица не кого-нибудь — романсового гения Бориса Фомина!) покончила собой, дабы как еврейке не быть уничтоженной захватившими город фашистами.
Мы можем лишь предположить, что как артистка Елизавета Борисовна была скромна, не имела покровителей в Главреперткоме, Госрадиокомитете и других подобных инстанциях. Поэтому, высоко ценимая современниками, она лишь однажды, в январе 1940-го, получила возможность записать свою единственную пластинку. На одной из ее сторон запечатлена исполненная Белогорской песня «Гармошка» (муз. С. Тартаковского, слова Вл. Крахта), на другой — «Сыновья, или Еврейская новогодняя» (муз. Б. Фомина, слова И. Финка). В обоих случаях аккомпанировал артистке джаз-оркестр п/у А. Варламова. Кстати, песня «Сыновья» когда-то имела успех, благодаря исполнению К.И. Шульженко. Белогорской, впрочем, не повезло даже с единственной пластинкой, которая по какой-то причине в продажу так и не поступила. Ее единственный экземпляр хранится в Российском государственном архиве звукозаписи.
Что же касается танго «Осень», то это произведение, как видим, имело три не похожие друг на друга жизни. С осени 1939-го оно звучало по всей стране, приведя к апогею славу Вадима Козина, в 1944-м неожиданно арестованного. Затем, примерно до начала 60-х, наступил период его нелегального, а затем полулегального существования. Третья жизнь танго «Осень» — как одного из лучших образцов довоенного ретро — длится по настоящее время. Думаю, если на родных просторах его когда-нибудь и забудут, произойдет это нескоро. И, тем не менее, вряд ли на буклетах компакт-дисков против его названия появятся стоящие рядом имена двух замечательных людей — Елизаветы Борисовны Белогорской и Якова Абрамовича Хаскина. Так пусть хотя бы читатели этих строк знают подлинные имена создателей незабываемого танго.
