ЗАМЕТКИ ПО ЕВРЕЙСКОЙ ИСТОРИИ

Около 170 документов, посвящённых доказательству вины Мери Менделевич, совершенно чётко характеризуют КГБ, как обычную советскую бюрократическую контору, занимавшуюся созданием видимости работы, а не самой работой (что и послужило в конечном счёте одной из причин развала СССР).

Илья Слосман

ГЕРОИНЯ «СВАДЬБЫ»

События 7 октября 2023 года вольно или невольно заставили многих пересмотреть свои взгляды относительно положения в Израиле.

Оказалось, что наши еврейские дела обстоят вовсе не так благополучно, как хотелось бы. Оказалось, что непрофессионализм, обман, очковтирательство и прочие неприятные явления не так уж редки в израильском обществе. Иначе невозможно объяснить миллиарды, затраченные на труху (вместо сверхпродвинутой стены) на границе с Газой, сотни километров построенного в анклаве «метро», миллионы тонн ввезённого на строительство этого «метро» оборудования и цемента, миллионы тонн «тайно» вывезенного песка.

Резко высветился ещё ряд неприятных моментов, которых невозможно  коснуться в рамках статьи, и которые постоянно затушёвывались лозунгами типа «Мы ломим!».

История в этом плане не исключение. Она также нуждается во внимательном, профессиональном изучении доступных материалов. Мне в какой-то мере повезло. Более 30 лет я занимаюсь исследованием ленинградского «самолётного» дела 1970 года (операция «Свадьба»), и вот удалось дожить до публикации уголовных дел КГБ «самолётчиков» Менделевич Мери Мозусовны и Залмансона Вульфа Иосифовича.

В Интернете представлено 6 томов вышеназванных дел (около 300 страниц в каждом), наблюдательные дела и ещё кое-какие документы.

Конечно, при рассмотрении полученной информации необходимо учитывать мнение такого серьёзного аналитика и бывшего подсудимого на одном из «околосамолётных» процессов, как Черноглаза (Мааяна):

«… следует предостеречь читателей, тем более, историков-исследователей от некритического восприятия советских юридических документов. Очевидно, что в СССР следствие и суд по политическим делам не стремились к выяснению истины и неизменно преследовали цели пропагандистские и политические. Отсюда их тенденциозность, многочисленные искажения и натяжки, манипулятивный характер и отсутствие реальной возможности для защиты. Ни обвиняемые, ни свидетели, как правило, не доверяли суду и не стремились снабдить его максимумом информации. Это касалось даже тех, кто старался демонстрировать сотрудничество со следствием и судом. Посему, пользоваться советскими официальными судебными документами следует с сугубой осторожностью и непременно сопровождать их свидетельствами и комментариями участников событий».

Стоит только заметить, что свидетельства и комментарии участников событий тоже далеко не всегда носили и носят объективный характер, а некоторые весьма важные детали (как, кстати, и в советских документах) просто замалчиваются. Эти замалчивания зачастую весьма красноречивы (см. ниже). Короче, приходится довольствоваться тем, что доступно, и руководствоваться элементарной логикой.

Например, в своих показаниях от 18.06.70 Арье Хнох (Дело арх.№ П-5075-Л, т.2., стр.8) говорит о том, что так называемая «приозерская» четвёрка находилась далеко от Приозерского аэродрома. Это вполне можно считать фактом, поскольку нет никаких серьёзных опровергающих документов КГБ. Однако, если кому-то удастся найти какие-либо дополнительные материалы или свидетельства, вникнуть в изучаемый вопрос более глубоко, и даже что-то опровергнуть, то автор этих строк будет только рад.

Пока что просматривается удивительная тенденция. Чем дальше в прошлое уходит от нас ленинградское «самолётное» дело, тем больше фантазии проявляют авторы публикаций на эту тему.

О фильме Александра Разгона «Самолётное дело» (почему-то названном документальным) было уже сказано в статье «Самолётное политиканство».

И это далеко не худший образец вольного обращения с фактами в настоящее время, когда мало кто вникает в подробности того, что в действительности произошло.

Набираем в Google фразу «самолётное дело» и, чуть ли не сразу, сталкиваемся с типичной статьёй Лизы Юдин в «Хрониках Иерусалима»:

«Марк Дымшиц, Иосиф Менделевич, Эдуард Кузнецов… Для тех, кто, живя в Советском Союзе, читал не только советские газеты, интересовался не только пятилетним планом и наличием дефицитов в окрестных магазинах, имена громкие, почти святые…»

Никуда не денешься, именно эти имена главенствуют в материалах «самолётного» дела. Но вот Лиза Юдин подводит итог:

«27 апреля 1979 года в Нью-Йорке приземляется самолет с Марком Дымшицем и Эдуардом Кузнецовым. А 28 мая 81-го президент США Рональд Рейган принимает в Белом доме Йосифа Менделевича».

И сразу встаёт элементарный вопрос: А почему это Йосиф Менделевич отсидел лишних два года?!

Но Лиза Юдин таким «мелочами» не заморачивается.

Причём, как пишет сам Менделевич, адвокатом у него был «Ария — один из крупнейших юристов, автор известных трудов по советскому уголовному праву. Гонорар он брал немалый — годичный заработок рабочего — за одну защиту» (Операция «Свадьба», стр. 132, 1987).

Смотрим Википедию: Семён Ария, Заслуженный юрист РСФСР, родился в еврейской семье, был записан в документах по национальности как грузин. В 2010 году он издал книгу «Жизнь адвоката», в которой на стр. 384 сообщает:

«Находясь в колонии, Менделевич имел со мной редкую переписку. Посильную юридическую помощь я оказывал не только ему, но и ряду других осужденных по этому делу, писавших мне. Как сложилась дальнейшая судьба участников «Свадьбы», мне точно неизвестно…».

Короче, вас много, а я один! Позиция дорогого заслуженного адвоката, одного из «защитников», вызвавших, по словам Лизы Юдин, «мощный резонанс», на практике мало чем отличалась от позиции рядовой советской продавщицы.

А вразумительного ответа о причине лишних двух лет отсидки Йосифа Менделевича в советской тюрьме нет до сих пор!

Журналистка углубляется в историю:

«Начало 1970-го. Группа евреев-отказников Ленинграда и Риги, мечтавших во что бы то ни стало, эмигрировать в Израиль, решила от полного отчаяния захватить самолет… Управлять самолетом должен был Марк Дымшиц — бывший летчик, уволенный из авиации по «пятому пункту»… На первых порах было решено захватить большой пассажирский лайнер типа Ту-104 или что-нибудь в этом роде. Но потом на всякий случай по каким-то сложным каналам запросили круги, близкие к израильскому правительству: мол, как там отнесутся к такой решительной акции? Израиль ответил отрицательно. Он был категорически против всякого терроризма, захвата самолетов и прочих действий, связанных с насилием».

Что ж, вспомним начало 1970-го. Идея угона самолёта в те времена витала в воздухе. Её активно осуществляли палестинские террористы.

23 июля 1968. Захват самолета Boeing-707 компании «Эль-Аль», следовавшего рейсом Рим — Тель-Авив. Самолет был посажен в Алжире. Последние заложники были освобождены 1 сентября 1968 года. Организатор: «Народный фронт освобождения Палестины».

26 декабря 1968. В аэропорту Афин (Греция) два палестинских боевика открыли автоматный огонь по самолёту «Эль-Аль» и забросали его гранатами. Погиб один пассажир, тяжело ранена бортпроводница. Организатор: «Народный фронт освобождения Палестины».

18 февраля 1969. Теракт в аэропорту Цюриха (Швейцария). Палестинские боевики открыли огонь по сотрудникам «Эль-Аль». Погиб помощник пилота, ранено 5 пассажиров. Один из нападавших застрелен сотрудником службы безопасности компании.

10 февраля 1970. Теракт в аэропорту Мюнхена (Германия). Попытка захвата самолёта компании «Эль-Аль» с применением автоматического оружия и гранат. 11 человек получили серьёзные ранения. Организатор: «Демократический фронт освобождения Палестины».

21 февраля 1970. Теракт в самолёте Swissair Flight 330 (Швейцария). 47 человек погибли, в том числе 9 членов экипажа и 13 граждан Израиля. Организатор: «Народный фронт освобождения Палестины».

Такие были времена, и как должен был реагировать Израиль?!

В 80-х годах прошлого века, когда лозунг «Мы ломим!» ещё не пользовался такой популярностью, один из подсудимых на Втором ленинградском «околосамолётном» процессе Виктор Богуславский высказался по этому поводу довольно грубо:

«Маразм! Подпольная организация, запрашивающая правительство иностранной державы о желательности проведения террористического акта на территории СССР!» (Журнал «22», № 47, стр. 113, 1986).

Тогда в 80-х, ещё свежи были в памяти антиизраильские «самолётные» теракты, и были попытки более или менее объективного разбирательства. Это касалось также поведения «самолётчиков» и «околосамолётчиков» на следствии и суде.

Правда, изображалась реальность с какими-то перекосами:

«Самолётчики» кололись, и еще как! …выйдя на поле аэродрома, они могли уже идти только до конца. До полного признания… Их «признания» были, по существу, декларациями сионизма. Это и сделало их процесс героическим» (Богуславский, «22», № 47, стр. 120-121, 1986).

По поводу героизма спорить не будем, тем более, что это слово вынесено в заголовок статьи. Но как быть с теми «самолётчиками», которые не вышли на поле аэродрома (а их было 8 из 16), или кого вообще не осудили, а просто обрекли на многомесячное тюремное заключение?

И что важно, проявлялась сверхобъективность в отношении «околосамолётчиков», т.е. евреев, получивших до 10 лет лишения свободы в основном за сионистскую деятельность.

Оказывается, «колоться» можно по-разному. Одно дело подтвердить факт существования организации, пару эпизодов, передачу какой-нибудь книги из рук в руки. Совсем другое дело — давать развёрнутые показания по обстоятельствам, известным следствию лишь по агентурным данным, либо неизвестным вообще… Совсем другое дело — давать материалы для обвинения своих товарищей и для новых арестов… чтобы заслужить формулу «акт способствования раскрытию преступления» и этим снизить наказание себе — за счёт других такого рода показаний, увы, давали на ленинградском процессе трое из числа наших вождей. Все трое — ветераны-учредители, члены Комитета со стажем…» (Давид Черноглаз (Мааян), журнал «22», №50, стр.128, 1986).

Вот такое сложилось общественное мнение. Раскалывались все, но «Марк Дымшиц, Иосиф Менделевич, Эдуард Кузнецов… почти святые…», а трое ветеранов-учредителей, членов сионистского Комитета — увы…

Публикация в Интернете дел КГБ в отношении Мери Менделевич (Хнох) и Вульфа Залмансона в какой-то мере (большая часть материалов «самолётного» дела всё ещё засекречена) детализирует ситуацию с этим раскалыванием. Во всяком случае можно догадаться, как оно повлияло на рядовых участников акции.

В настоящей статье поговорим подробнее об участнице «приозерской» четвёрки Менделевич Мери Мозусовне, сводной сестре Йосифа Менделевича. Она родилась 21 сентября 1950 года. Незадолго до рассматриваемого события вышла замуж за другого «самолётчика» Арье Хноха. В момент ареста ей было 19 лет, и она была беременна. Мери, как и остальных, задержали 15 июня 1970 года, и в тот же день провели первый официальный допрос. Из её дела видно, что таких допросов проведено более 30, причём последний состоялся 23 декабря 1970 года в роддоме.

«В процессе следствия по делу установлено, что Менделевич М.М., совершая покушение на побег за границу, не преследовала цели нанести ущерб государственной независимости Союза ССР, руководствовалась лишь желанием проживать в государстве Израиль и, будучи в состоянии беременности, быть вместе со своим мужем, склонившим её к бегству из СССР.»

И поэтому вышло ПОСТАНОВЛЕНИЕ СЛЕДСТВЕННОГО ОТДЕЛА КГБ при СОВЕТЕ МИНИСТРОВ ЛАТВИЙСКОЙ ССР об изменении ранее предъявленного МЕНДЕЛЕВИЧ Мери Мозусовне обвинения в преступлении, предусмотренном ст.ст.15 и 64 п.»а» и 72 УК, на преступные действия по ст.15 и 83 УК РСФСР (Дело арх.№ П-5075-Л, т.1, стр. 303-305).

Для несведующих:

в сборнике «Антиеврейские процессы в Советском Союзе, 1969-1971,т.2» (стр.1092-1095) предлагается расшифровка вышеуказанных статей УК РСФСР:

Таким образом первоначально Мери вменяли серьёзнейшие статьи, грозившие наказанием вплоть до смертной казни.

А «по существу арестована группа людей (Богуславский)… не успевших произвести ни одного закононаказуемого действия. Ну что арестовали — это понятно: донос, слежка, оперативные данные. Но ведь доказательств никаких. Так казалось бы — что стоит представить свою затею в виде коллективной поездки, турпохода — и все дела?» (Журнал «22», № 47, стр. 120, 1986).

Как было сказано, Виктор Богуславский сам ответил на свой вопрос, причём высокопарно: «кололись… До полного признания… сионизм…» (см. выше). По-видимому, он не был знаком со всеми материалами следствия. А эти материалы свидетельствуют о том, что на допросах 15, 16 и 17 июня 1970 года Мери Менделевич объясняла своё присутствие в составе так называемой «приозерской» четвёрки именно турпоходом. Да и остальные «приозерцы» давали схожие показания. Более того, 17 июня 1970 года Мери заявила следователю:

Что же в действительности сломало Мери Менделевич?

Отвечая на вопрос:

— Были «недозволенные методы»?

Богуславский рассуждает в общем о подследственных:

— Нет, … ногти не вырывали и проводами по голым пяткам не били. Обращение было вполне вежливое — исключительно на «вы» и по имени-отчеству. Средства давления были иные: всем комитетчикам влепили в обвинение об «измене родине», а это означало от 15 лет лагерей до расстрела. (Журнал «22», № 47, стр. 117, 1986).

Как видим, Мери тоже «влепили в обвинение» расстрельную статью 64а. Тем не менее, она стойко держалась, пока не «раскололся» муж! А её муж Арье Хнох, которому, как и всем, наверняка угрожали расстрелом, стал давать признательные показания только 18 июня 1970 года. Яснее станет, наверно, после полной публикации материалов дела Хноха.

Но, скорее всего, следует обратить внимание на подробнейшее признание Марка Дымшица, высказанное им на допросе, начатом 15 июня 1970 года в 12 час. 55 мин., т.е. сразу после ареста. Вот что записано в протоколе этого допроса относительно «приозерцев»:

Добиваться в дальнейшем правдивых показаний от «приозерской» группы в целом (и от Мери Менделевич ,в частности) было делом техники.

Правда-то запротоколирована органами КГБ в допросах Дымшица, но не вся. В прошлом веке ни у кого не вызывала сомнения цель КГБ — как можно теснее привязать еврейское движение к «самолётному» делу, объявить его националистическим по форме, но прежде всего террористическим по содержанию. Поэтому при изучении материалов «самолётного» дела у любого исследователя должен возникнуть вопрос:

— Откуда ножки растут? Точнее, каким образом комитетчик Бутман познакомился с летчиком Дымшицем?

Виктор Богуславский попытался ответить:

— Тут есть один момент, по сию пору вызывающий сомнения. Дело в том, что идея, строго говоря, возникла не у Бутмана, а у Марка Дымшица, летчика-профессионала. А на Бутмана Дымшиц вышел через какого-то «Веню», причем, как потом оказалось, этот «Веня» не был знаком ни тому, ни другому! Позднее, в ходе многомесячного следствия, когда на 44 томов следственного дела (на 2 тома больше, чем Нюрнбергский процесс!) КГБ обсасывал буквально каждый «эпизод» нашей деятельности, он почему-то совершенно не заинтересовался ни самим фактом этого судьбоносного знакомства, ни личностью загадочного «Вени» (Журнал «22», № 47, стр. 113, 1986).

Перед нами пример явного замалчивания, и опубликованные материалы тысячестраничных дел Мери Менделевич и Вульфа Залмансона чётко подтверждают это. КГБ волновали мельчайшие детали личности и поведения подследственных, вплоть до «трусов оранжевого цвета» под №40 или «дамского лифчика из белого материала» под №41 (Дело арх.№ П-5075-Л, т.1, стр.54).

Но вот что касается Дымшица, то хотя в настоящее время можно ознакомиться с протоколами его допросов 15, 17, 18, 24 июня и 18 августа 1970 года, ни в одном из них невозможно найти даже упоминания об обстоятельствах знакомства с Бутманом.

А ведь это — главный «самолётный» эпизод. Не случайно у Богуславского «осталось впечатление, что на самом деле осуществилась идея «неизвестного Вени», то-есть по сути, КГБ. Ведь покончить с сионистским движением в виде подпольной, но безобидной организации, занятой историей и ивритом, было сложнее, чем с организацией, замешанной в попытке террористического акта» (Журнал «22», № 47, стр. 114, 1986).

Без «самолёта» как организовать процесс, за что судить, за что давать длительные сроки? За то, что что-то читали, печатали, передавали книжки из рук в руки, хотели покинуть страну, причём чисто теоретически? Показывать беспомощность своей пропаганды? А так гэбисты на коне, они могут задействовать свои филиалы по всей стране, они заняты охраной государства от террористов, они при деле. Можно гнобить таких, как Мери Менделевич, по полной программе!

Сколько возможностей открылось для КГБ! Можно объединять и разъединять уголовные дела, производить обыски у обвиняемой и свидетелей (её знакомых и не очень) в различных районах СССР, арестовывать имущество (или даже протоколировать его отсутствие) и допрашивать, допрашивать, допрашивать всех встречных и поперечных.

2 сентября 1970 года была даже назначена почерковедческая экспертиза с целью «поставить на разрешение эксперта вопрос: написан ли адрес ДЫМШИЦА на изъятом при обыске 15 июня 1970 года листе бумаги МЕНДЕЛЕВИЧ Мери Мозусовной или другим лицом» (Дело арх.№ П-5075-Л, т.3, стр. 133).

Ещё оригинальнее была судебно-медицинская экспертиза, назначенная 11 октября 1970 года, один из вопросов которой звучал так: «…находится ли МЕНДЕЛЕВИЧ Мери Мозусовна в состоянии беременности?» (Дело арх.№ П-5075-Л, т.3, стр.147). И это при том, что сразу после задержания, т.е. в июне 1970 года следственный изолятор УКГБ по Ленингр. обл. выдал справку:

Около 170 документов, посвящённых доказательству вины Мери Менделевич, совершенно чётко характеризуют КГБ, как обычную советскую бюрократическую контору, занимавшуюся созданием видимости работы, а не самой работой (что и послужило в конечном счёте одной из причин развала СССР).

И акция КГБ по аресту «самолётчиков» была фактически провальной. «Приозерская» четвёрка, в которую входила Мери Менделевич, была задержана где-то в 3-4 часа ночи 15 июня 1970 года, а посадка «смольнинской» группы на рейс АН-2 планировалась в 8-35 утра. Если бы между четвёркой и «смольнинской» группой была связь, то все потуги КГБ закончились бы крахом. Организовать эту связь было проще простого. На вокзале в Приозерске уже тогда был междугородний телефон-автомат. В 5 или 6 утра в квартире Дымшица или любого другого ленинградского знакомого нет звонка, что всё в порядке. Finita la comedia!

Но произошло так, как произошло. Кипа бумаг, посвящённых Мери, должна была продемонстрировать кропотливый труд офицеров КГБ, действующих в строгом соответствии с законом и соблюдающих все юридические формальности в деле разоблачения врагов советской власти.

А что же было в реальности?

По идее, «приозерская» четвёрка должна была встретить «самолётчиков», захвативших АН-2, летевший по маршруту Ленинград-Приозерск-Сортавала, разместить экипаж АН-2 на заранее подготовленном месте и далее бежать из СССР.

И как же была осуществлена на практике эта идея? А никак!

Во-первых, никто самолёт не захватывал. Хотели, но мало ли что кто хотел!

Во-вторых, не было официального рейса Ленинград-Приозерск-Сортавала. Не было его в опубликованном в «Ленинградской правде» расписании. Нет такого вещдока в делах арх.№ П-5075-Л и арх.№ 45189.

В-третьих, не было подготовленного места преступления. В рассматриваемом деле полно протоколов о различных обысках и осмотрах, но нет центрального — осмотра места преступления. Соответствующий бланк у гэбистов имелся (из материалов это видно), но использовался он по другому назначению. Специалистов-эквилибристов по заполнению необходимого документа не нашлось.

Во всяком случае, приозерская четвёрка не была и рядом с 3-м буем Приозерского аэродрома, о котором шла речь в плане Кузнецова (Дело арх.№ П-5075-Л, т.2, стр.69).

В-четвёртых, так называемые преступники не знали, где находится Приозерский аэродром. Они, по-видимому, вообще впервые куда-то поехали с Финляндского вокзала, спрашивали дорогу у пассажиров, прохожих и вряд ли могли сказать точно, где их задержали. На допросах фигурируют названия каких-то станций (Орехово, Сосново, Синево, и даже Сосновка), но, скорее всего, обвиняемые доверились в этом плане следователям. Правда, и тут Сильва Залмансон проговорилась, что не помнит название станции, на которой сходила (Дело арх.№ П-5075-Л, т.2, стр.185).

На одной из станций Арье Хнох забыл чемодан, который ему передал Дымшиц. При попытке его вернуть оказалось, что «поезд вместе с чемоданом ушёл в Выборг» (Дело арх.№ П-5075-Л, т.2, стр.186). Но «преступники» должны были ехать с Финляндского вокзала в Приозерском направлении. Как поезд Приозерского направления мог уйти в Выборг — это большой вопрос, который почему-то никого не взволновал.

На суде Арье Хнох заявил:

— Что мы делали, оставшись вчетвером? Едем в Приозерск (до станции Ковалево)…

 («Антиеврейские процессы в Советском Союзе», стр. 99).

И никто его не опроверг!

А ведь сиё уже почти абсолютное алиби. Ковалево — это станция не Приозерского, не Выборгского, а Ириновского направления поездов с Финляндского вокзала, никакого отношения к Приозерску не имеющее.

30 декабря 1970 года было подписано Постановление о прекращении уголовного дела Меделевич М.М. В нём было указано, что

«в ночь на 15 июня 1970 года МЕНДЕЛЕВИЧ М.М., имея при себе ряд предметов (топорик, нож, одеяло), предназначенных для оборудования места укрытия пилотов, совместно с ПЭНСОНОМ, ХНОХОМ и ЗАЛМАНСОНОМ С., прибыла в район расположения Приозерского аэродрома для осуществления плана побега за границу на самолете «АН-2», курсирующем по маршруту Ленинград-Приозерск-Сортавала…» (Дело арх.№ П-5075-Л, т.3, стр.212-229).

Что это за место такое, которое красуется во всех юридических документах КГБ, — «район расположения Приозерского аэродрома»? Посёлок, административная единица, какая-то огороженная местность? Сколько км от Приозерского аэродрома? Может быть, это — Карельский перешеек, или даже весь Северо-Запад СССР?

Эти вопросы должны были задавать либо адвокаты, либо сами подследственные, когда их спрашивали, понятна ли им суть обвинения. Но вышесказанное относится к элементарной логике, в советской же юридической системе процветала другая логика, другая мораль, другие правила.

Мери Менделевич, пока могла, противостояла этой системе, но «сила солому ломит» (см. выше).

При этом стоит отметить её умение держаться на допросах, и чувство юмора, сохранившееся даже после полугодовой отсидки. Весьма характерными были её показания 7 декабря 1970 года:

«Вопрос: Вы осознали, что, участвуя в побеге, за границу наносите ущерб государственной независимости Советского Союза?

Ответ: Участвуя в побеге за границу, я понимала, что совершаю преступление, т.е. незаконным образом покидаю территорию СССР. Я осознавала, что мои действия являются преступлением. Но своими действиями я не хотела наносить политический ущерб Советскому государству. В политике я так тонко не разбираюсь, что своими действиями, я могу наносить ущерб государственной независимости СССР. Я до этого не додумалась» (Дело арх.№ П-5075-Л, т.1, стр.301).

Мери Менделевич — женщина с трагической судьбой. Никто не отменял пословицу «лес рубят, щепки летят», но так не хочется мириться с этим. К сожалению, справедливость далеко не всегда побеждает в нашем далёком от идеала мире.