ЗАМЕТКИ ПО ЕВРЕЙСКОЙ ИСТОРИИ

Александр Эстис обратился к антисемитизму в блестящей критической статье в SZ. В беседе он ищет причины нынешних антисемитских настроений и размышляет, что можно с этим сделать. Еврейский писатель и обозреватель, только что удостоенный премии Курта Тухольского, родился в Москве в 1986 году, учился в Германии, преподавал в различных университетах и ​​сейчас живет как писатель-фрилансер в Швейцарии.

 Барбара Брайтшпрехер, Александр Эстис

[Дебют]О КРИТИКЕ ИЗРАИЛЯ

Перевод с немецкого Леонида Комиссаренко

Еврейский писатель Александр Эстис о критике Израиля, просвещении и антисемитских нарративах, которые дòлжно подвергнуть сомнению, в интервью Барбаре Брайтшпрехер.

В своей нынешней речи об антисемитизме министр Роберт Хабек заявил, что члены еврейской общины Франкфурта сообщили ему — чтобы обезопасить своих детей, они запретят им носить еврейские украшения. Неужели снова дошло до того, что свой иудаизм нужно прятать, бояться его демонстрировать?

Александр Эстис: На это нужно смотреть по-разному. Нужно ли скрывать Звезду Давида, вероятно, во многом зависит от того, где вы находитесь. Известно, что в определенных кругах не следует так легкомысленно публично показывать свою принадлежность к еврейской культуре или религии. И без того это не было полностью беспроблемным, но теперь готовность применять насилие и фактическое его применение против евреев возросло. Это факт. Таким образом, имеет место ситуация повышенного риска. Конечно, понятно, что, будучи евреем, нужно три или четыре раза подумать, хочешь ли ты подвергать себя риску. И небольшое дополнение с субъективной еврейской точки зрения: речь идет не только о ситуации повышенного риска, что является фактом, но также и о чувстве незащищённости и ощущении покинутости. Этот страх почти генетически присущ еврейскому народу на протяжении поколений, так что при первых признаках погромных настроений люди реагируют очень быстро. Потому что мы также знаем из истории вообще и семейных историй в частности, как быстро обостряются события, например, когда на фасаде появляется еврейская звезда, и как это приводит к катастрофическим результатам.

Это происходит от травмы. В гостевой статье SZ писательница Неле Поллачек пишет, что, будучи евреем, вы на самом деле всегда сидите на упакованных чемоданах.

Александр Эстис: Многие евреи, приехавшие сюда после войны, например, мои родители как контингентные беженцы по квоте из бывшего Советского Союза, считали, что Германия хочет возобновить еврейскую жизнь и делает все, чтобы это стало возможным. Ни одна страна не разобралась с антисемитизмом так глубоко, как Германия. Я думаю, что до недавнего времени именно такой образ сложился у многих. И он не ложен, этот образ, но с 7 октября в нём появились серьезные трещины.

Все чаще складывается впечатление, что если есть желание обсудить тему антисемитизма, то придется оправдываться. Многим это кажется неудобным. Вы тоже так воспринимаете?

Александр Эстис: Мне известен очень широкий спектр мнений по теме. Когда пишешь об этом, и Вам предстоит об этом ещё узнать, в редакцию приходят письма и реакции в весьма широком диапазоне — от открытого агрессивного антисемитизма или скрытого неприятия — до, конечно же, и понимающих голосов, которые явно осуждают антисемитизм. Это зависит от того, с кем об этом говоришь. Мое ближайшее окружение состоит из людей, которые утверждают, что теперь нам тем более нужно говорить об антисемитизме. Но, конечно, есть и другая часть общества, которая по разным причинам настроена скептически, а также часть, которая явно злоупотребляет аргументами о том, почему об этом нельзя говорить, чтобы самим распространять антисемитские настроения.

Тревожные антисемитские тенденции в настоящее время очевидны во всем мире. Не кроется ли ответ на этот вопрос в образовании и просвещении?

Александр Эстис: Хороший вопрос. К сожалению, не всегда на него есть эффективный ответ, но, в конечном итоге, другого ответа у нас почти нет. Конечно же, на то, что подпадает под определенные статьи уголовные кодекса, есть только один ответ: за это необходимо последовательно наказывать по закону. Но когда дело доходит до профилактики, у нас не так уж много вариантов, кроме образования и просвещения. Я считаю, что реализовано слишком мало. Мы живем во время кризисов, и когда наступает кризис, то на него реагируют краткосрочными мерами, но, конечно, образование так не работает. Об образовании нужно думать в очень долгосрочной перспективе. Я думаю, что в политике образования, как в школах, так и в университетах, многое пошло не так. Попытки реформировать образование часто терпели неудачу. Конечно, это также связано с бюджетами школ и попыткой втиснуть новое содержание в старые оболочки.

В большинстве школ занятия в нужный момент проходят в бывшем концентрационном лагере. В лучшем случае этот визит — момент прозрения, в худшем — просто школьная поездка.

Александр Эстис: Я не могу судить об этом подробно. Но хотелось бы добавить, что школьное образование — это только одна часть. Если семья или ближайшее социальное окружение идут по совершенно иному пути, то школа практически бессильна. Это — основная проблема. Здесь также очень мало места для маневра. Если кто-то отправляется на школьную экскурсию в концентрационный лагерь, а дома шутят о дымоходах в концентрационных лагерях, то, вероятно, экскурсия не принесёт особой пользы. Но, конечно, школа по-прежнему должна делать все возможное, чтобы правильно обращаться с этой тематикой. И что значит правильно? Я считаю, что на уроках не обязательно отсутствует адекватное освещение Третьего рейха, насколько я знаком с учебными программами. Вопрос в том, в какой степени школьников учат тому, какие выводы из событий того времени необходимо сделать, чтобы справиться с сегодняшней реальностью. Этот образовательный элемент имеет решающее значение — будь то антисемитизм, расизм, теории заговора или права человека в целом. В какой степени даны инструменты, которые также могут служить ориентиром в сегодняшней обстановке. Кроме того, в современном антисемитизме ближневосточный конфликт зачастую играет более важную роль, чем Холокост, и я считаю, что этому конфликту в школе уделяется слишком мало внимания, в том числе истории Государства Израиль.

В ходе анализа учебников Фонд Амадеу-Антонио обнаружил «неадекватное, часто одностороннее, а иногда и предвзятое предоставление информации об Израиле и истории его происхождения».

Александр Эстис: В зависимости от социализации в семье получают от нее фрагменты воспитания. Тот факт, что Израиль был основан после Холокоста, представляет собой лишь очень малую часть истории; сионистская идея возникла гораздо раньше. Возможно, незнание порождает мысль, что евреи пришли в Израиль из Европы, захватили там место, прогнали всех остальных и затем основали Государство Израиль.

Эта история циркулирует в настоящее время. Однако если социальные и семейные структуры являются определяющим фактором антисемитизма, означает ли это, что он будет существовать всегда?

Александр Эстис: Образование нужно рассматривать гораздо шире, чем просто школу. Если бы у нас было больше ресурсов, были бы и возможности обмениваться идеями с родителями, например, приглашая их в школы для совместных занятий. Но образование, очевидно, имеет слишком мало значения, чтобы выделять на него достаточно средств. Вопрос в том, как попасть к людям вне учебных заведений? Есть такие модели, как «поисково-образовательная работа», которая приходит к людям на дом. Еще одним важным моментом является то, что можно сделать, например, против изоляции среды мигрантов. Я знаю это также и на примере российских иммигрантских сообществ. Проблема в том, что, приезжая в Германию, некоторые живут в довольно закрытых общинах. Там они используют свои собственные средства массовой информации, например, русские иммигранты смотрят российское государственное телевидение через спутник. А еще есть религиозные сети. Необходимо смотреть и видеть, что там происходит «не так». Мы много говорим об интеграции, но ее всегда понимают очень однобоко. И в зависимости от того, как подобные темы обсуждаются в семье, люди могут получить лишь отдельные крупицы знаний, которых недостаточно для формирования обоснованного мнения. Большой проблемой исламистского антисемитизма являются различные сети, которые могут распространять критические идеи. Надо посмотреть, как устроены исламские объединения, чему там учат. Это означает, что не следует ограничивать религиозную практику — ни при каких обстоятельствах. Речь идет о том, с какими партнерами работают правительства, земли и общины. Речь идет о хороших партнерах по сотрудничеству в образовательной работе. А вот, например, Турецко-исламский союз ДИТИБ, связанный с «Братьями-мусульманами», хорошим партнером не является.

Снова и снова — особенно в последнее время — звучит фраза: «Вероятно, все же будет разрешено критиковать Израиль, не получая при этом немедленного ярлык антисемита». Как бы вы на это ответили?

Александр Эстис: Прежде всего, я бы ответил, что конечно же, разрешено. Если бы это не было разрешено, 60-70 процентов жителей Германии не делали бы этого сейчас. Прежде всего, нужно четко опровергнуть этот нарратив жертвы или нарратив цензуры. Это нарратив, который обыгрывается, прежде всего, правыми: «наверное, ещё позволят сказать…» Здесь уместно упомянуть и о Гюнтере Грассе, который в своем стихотворении «Что необходимо сказать», пишет «последними чернилами…» и так далее, всегда предполагая, что чего-то говорить не следует. Это классический правопопулистский нарратив, который, что удивительно, но, возможно, и неудивительно, теперь обыгрывается и левыми. Это: «нельзя критиковать Израиль». Нужно спросить, почему наблюдается поток критики в адрес Израиля. Итак, вы можете и делаете это. Собственно, это все известно. Есть критерии, по которым можно увидеть, где критика Израиля становится антисемитской. Я хотел бы привести типичный пример. Когда для обозначения Израиля используются термины, пришедшие из времён национал-социализма и использовавшиеся нацистами, такие как «гетто», когда сектор Газа теперь называют гетто, а Израиль — государством, совершающим Холокост среди палестинцев, или когда говорят, что израильтяне — это новые нацисты, это явные признаки того, что здесь налицо антисемитские попытки сторонников теории заговора развернуть наоборот диспозицию преступник — жертва. Почему немцам так нравится называть Израиль и потомков жертв фашизма преступниками? Собственно говоря, это может иметь только психологическое объяснение, а именно то, что оно выполняет функцию облегчения: освобождают себя от собственного чувства вины.

В социальной психологии на этот счет существует теория, согласно которой, если чувство вины не было проработано поколением бабушек-дедушек, оно будет унаследовано потомством.

Александр Эстис: Если имеется такая трансгенерационная травма, то в каком-то смысле испытывают облегчение, когда можно сказать: «Посмотрите на израильтян, они же сами нацисты». Это психологически объяснимо, но все же непростительно. Это наиболее яркие примеры антисемитизма, связанного с Израилем. Но есть и другой аспект. Даже если кто-то выступает с фактической критикой политики и военной стратегии Израиля, контекст по-прежнему имеет решающее значение. Если высказываются по этоj проблеметолько после того, как началось контрнаступление Израиля, а затем начинают критиковать Израиль, то возникает вопрос: почему явно не проявляется интерес к событиям 7 октября? Конечно, это может иметь разные причины, но может быть вызвано и антисемитскими мотивами. Также важно видеть, не инструментализирована ли критика Израиля. Например, вопрос о соразмерности контрнаступления законен и необходим. Но что с этим делать? Потребовать ли тогда от Израиля оставаться беззащитным, пока страну продолжают обстреливать ракетами из сектора Газа? Это последствие часто остается невысказанным, но находит отклик. В отдельных случаях приходится спрашивать и слушать.

Жан-Поль Сартр писал в 1945 году, что антисемитизм — это фундаментальное отношение ко всему, что невозможно объяснить или понять в политике и обществе. Должны ли мы с раннего возраста учиться терпеть эту двойственность — не всё можно объяснить или понять?

Александр Эстис: Совершенно верно, именно так. Чего не хватает нашему образованию, так это большего количества областей критического мышления. Это также включает в себя осознание того, что есть вещи, которые не имеют решения или не имеют хорошего решения. А еще есть вещи, которых мы не можем знать, и нам приходится жить с этой неопределенностью. Это серьезный недостаток не только в образовании, но и в научном секторе, где, например, исследования, не дающие никаких результатов, обычно не публикуются. Недостаток знаний подавляется. Это большая проблема, потому что этим пользуются всякие пустозвоны, эзотерики и так далее. Они восполняют этот пробел. И они эксплуатируют страх людей причинить вред по незнанию. Фактически, антисемитизм образует своего рода связующее звено между различными версиями заговора, поскольку они обычно исходят из того, что где-то сидит «влиятельный еврей» и дергает за ниточки. Это варьируется в диапазоне от скептиков вакцинации до русских националистов или филиппинских художников, этот нарратив, так сказать, глобальный. Там, где мы чего-то не знаем, где у нас нет объяснения, это ворота для подобных — часто антисемитских — повествований, а также для ксенофобии и женоненавистничества. Существуют даже теории заговора, согласно которым и за исламской иммиграцией стоят евреи. Это действительно крайне абсурдно.

Хоркхаймер и Адорно также обнаружили корни антисемитизма в ограничениях инстинктов в гражданском обществе. Таким образом, антисемитизм позволяет дать волю страстям и эмоциям. Применимо ли это также к строгим исламским обществам?

Александр Эстис: То, что описали Адорно и Хоркхаймер, может стать катализатором. Мы ведь знаем, что строгое соблюдение правил в христианской, иудейской или исламской сообществах очень легко может привести к экстремизации. Но я не хочу слишком углубляться в этот психосоциальный подход, потому что это совсем не моя область. Сегодня это на самом деле не объясняет некоторые вещи, например, почему молодые левые, выросшие в крайне либеральной среде, могут делать все, что хотят, и почему они сейчас выступают антисемитами. Сегодня многие вещи работают в форме мемов, и я имею в виду не маленькие картинки с текстом в Интернете, а мемы или хэштеги как небольшие заметки, которые вирусно распространяются по Интернету. Именно так контент в очень сокращенном виде доходит до людей и становится тенденцией. На левой сцене преобладали определенные тенденции, что часто связано с академической социализацией этих людей, поскольку им привиты в университетах определенные постмодернистские теории, которые не нужно осуждать поголовно, но которые имеют определенную диспозицию и восприимчивость к ним таких нарративов, как то, что Израиль — это государство белых колонистов. Когда такой мем появляется, он распространяется дальше и находит подходящую питательную среду. Но, конечно, я считаю фундаменталистскую религиозную практику, какой бы она ни была, еще большей опасностью. Я не верю в догматически практикуемую религию, в том числе иудаизм, как и все другие религии. Это мешает просвещенному мышлению и затуманивает наш взгляд на мир.

Хотели бы вы увидеть большее общественное возмущение, учитывая рост антисемитизма во всем мире?

Александр Эстис: Я не самый большой поклонник возмущения в его популярном понимании. Я скорее за то, чтобы занять определенную позицию, с одной стороны, и искать конфронтацию с другой. На самом деле очень отрезвляет то, как мало к этому пришло. Очень разочаровывает то, сколько антисемитских мыслей в настоящее время беспрепятственно циркулирует в социальных сетях, в том числе в пространстве культуры. Конечно, есть много людей, которые явно выступают против этого и занимают определенную позицию. Тем не менее, у евреев в моем окружении сейчас часто возникает ощущение, что они отброшены назад к еврейской общине. Вот и сейчас я что-то слышу от знакомых евреев, с которыми давно не общаюсь, потому что они не находят достаточного понимания в своем окружении. И это то, к чему нужно относиться серьезно. Активность не обязательно должна состоять из чисто символических политических действий — например, размещения израильского флага на фотографии вашего профиля в социальных сетях, и она не должна ограничиваться этим. Многие сейчас сравнивают это с солидарностью, выраженной по отношению к Украине, что, очевидно, не относится к Израилю в такой же степени. На самом деле после 7 октября я видел гораздо больше украинских флагов на аватарках или на домах, чем израильских. Вопрос, конечно, в том, почему именно так?

В одной из статей вы привели анекдотический случай, когда женщина пришла к вам после чтения и бредила вашими книгами, но потом добавила, действительно ли вам всегда нужно было говорить, что вы еврей, ей всегда приходилось так много об этом думать. Не есть ли это — «не хочется думать о проблеме»?

Александр Эстис: Тема поляризуется, люди очень быстро чувствуют атаку. И они определенно не хотят, чтобы их считали антисемитами, и это понятно. Но люди созданы такими, что их всегда одолевают плохие мысли и, возможно, некоторая скрытая враждебность. В области антисемитизма нередко это нечто скрытое, не совсем ощутимые рефлексы. И не каждый человек, имеющий такие скрытые мысли, является поэтому антисемитом. Но было бы неплохо, если бы восприняли всю эту дискуссию как возможность спросить себя, есть ли, даже если вы не явный антисемит, одно или два ваших собственных мнения, которые используют антисемитские нарративы, возможно, неосознанно. Например, можно ли подозревать за всем злом зловещие высокие финансы. И даже когда вы говорите об Израиле, есть вещи, которые могут найти отклик, которые не имеют абсолютно ничего общего с фактами. Было бы хорошо, если бы люди могли подумать об этом немного больше, вместо того, чтобы сразу занимать защитную позицию и подчеркивать, что они не антисемиты.