Наверху было принято решение принимать на проекты развития ракевета в первую очередь демобилизованных солдат и олим. Если это пример «положительной дискриминации», то я за неё. Впрочем не думаю, что было много коренных израильтян, соглашавшихся на предлагаемые нам условия. На моих глазах один такой выбросил в корзину полученный им стандартный текст договора.
КАК Я ВЗБИВАЛ МОЛОКО В МАСЛО
И конечно мы вкладывали в щели Стены Плача записки с нашими желаниями.
И они сбывались!
Я писал: найти работу по специальности.
Так я закончил год назад свою статью Мой Иерусалим.
Недавно я прочёл на сайте очень интересную статью Михаила Токаря ПУТЬ ВРАЧА, в начале которой автор описывал свои перипетии с устройством на работу.
И вспомнилось своё. А потом подумал — хотя, конечно, профессия врача много интересней (и полезней) профессии инженера, но всё-таки может и то, что мне вспомнилось, будет кому-нибудь интересно.
У Льва Толстого есть короткая сказка:
Попали две лягушки в кувшин с молоком. Тонуть неохота. Чтобы не погибнуть, стали грести лапками. Гребут, гребут, а толку никакого. Устали лягушки, и одна решила, что грести бесполезно — всё равно не выбраться! Отчаялась она, тут силы её и покинули. Бедная лягушка утонула. А вторая решила грести дальше. Билась, билась и вдруг чувствует — стоит на чём-то твёрдом! Оказалось, что она сбила молоко в масло. Так и выбралась.
Я в Израиль не «попал», как лягушка в кувшин с молоком, а приехал по собственной воле и ни разу пока об этом не пожалел (об этом у меня была на сайте статья: ИСХОД — 90), но сходство какое-то со взбиванием молока в масло и моими поисками работы весной-осенью 1991 года найти можно. И хотя моя работа была не маслом самого высшего качества, а возвратом к тому, с чего я начинал два десятка дет назад, но бутерброд с этим маслом получился весьма съедобным. Бутерброд с маслом и сыром.
Впервые я услышал о железной дороге в Израиле летом 1990 года. Мы уже были «в подаче», слушание передач Коль Исраэль, Голоса Израиля, который перестали недавно глушить, стало обязательным элементом нашей жизни, и вот однажды вечером мы услышали передачу о проблемах транспорта в Израиле, про пробки на дорогах, про аварии. Какой-то французской фирме поручили разработать перспективный план развития транспорта. И эта фирма, имя которой не запомнил, но да будет оно благословенно, заключила, что для решения проблемы необходимо развивать железные дороги!
В конце абсолютно чёрного туннеля под названием «перспективы работы в Израиле» мелькнул слабый огонёк:
В Израиле есть железная дорога!
И она будет развиваться!
А для развития прежде всего нужен проект!
А я уже 20 лет проектирую железные дороги в великой железнодорожной державе, державе, строящей БАМ!
К отъезду мы начали готовиться заранее — ульпан, получение водительских прав, которые, как уже было известно, давали право на большую скидку при покупке машины, без которой, как тоже уже было известно, жить в Израиле если и не нельзя, то грустно и не интересно, переводили свидетельства о рождении, о бракосочетании, институтский диплом с приложением пройденных предметов и полученных оценок, где первой строчкой шла, конечно, история КПСС. И ещё наш словарный запас пополнился таинственным термином «Curriculum vitae» — трудовой биографией, необходимой для устройства в Израиле на работу. Правда по приезде выяснилось, что были и такие места, где этот документ не требовался. Но это было бы не «масло», а в лучшем случае «маргарин».
Почти сразу по приезде, после самого необходимого обустройства, вроде поиска мебели и одежды на специальном складе, я начал «дёргаться» в поисках работы.
Правда вскорости по приезде я получил не слишком обнадёживающую информацию. В последние годы перед отъездом, в годы расцвета гласности, у меня появилась привычка ходить время от времени на различные встречи с «прорабами перестройки». А потом, уже и на встречи с приезжавшими тогда из Израиля, очевидно, работниками Сохнута. От привычек отказываться трудно и в Иерусалиме я пошёл на встречу с Эли Люксембургом, известным боксёром и писателем, приехавшим в Израиль из Ташкента в начале 70-х, между прочим, одним из авторов сайта, увы, скончавшемся несколько лет назад. Уж не помню тему встречи, но по её окончании я подошёл к Эли, назвал свою специальность и спросил о моих перспективах найти работу. Как сегодня помню его реакцию. Он с грустью посмотрел на меня и вздохнул: «Вот кого мне действительно жалко в Израиле, так это бывших советских проектировщиков!» Со сколькими выходцами из Союза, работавшими в разных проектных фирмах, я потом познакомился! А один стал даже совладельцем солидной фирмы. Правда у нас проектная фирма считается солидной, если насчитывает несколько десятков сотрудников.
Но я пытался взбивать молоко.
Недавно, перебирая старые бумаги и бумажки — я вообще не люблю ничего выбрасывать, и жена справедливо называет меня «плюшкиным», я нашёл свое письмо с просьбой о работе в какую-то фирму, название которой мне сегодня ничего не говорит, написанное в начале мая, то есть через два месяца после приезда. Потом таких писем я послал много, порой мне даже отвечали с выражением печали, что для такого выдающегося специалиста как я, у них сейчас вакансии нет, но как только — так сразу. По-другому это называется «буду вас иметь в виду на роль моржа на льду».
Из всех попыток запомнились несколько.
Совсем перед самым моим отъездом наш проектный институт с красивым названием «Гипротранссигналсвязь», в просторечии ГТСС, принял участие в подготовке предложений для участия в тендере на электрификацию какой-то железной дороги в Аргентине. Что это было, я понял только начав работать в Израиле, а тогда меня просто попросили сверхсрочно подготовить по своему разделу краткую пояснительную записку, перечень оборудования, эскизы и т.п. Естественно, моё участие в этой работе окончилось в тот момент, когда дело дошло до заграничной командировки. Но документация была оформлена, и я знал, что отправлена в Аргентину. И вот мне пришла в голову гениальная идея — предложить аргентинцам свои услуги по её проверке, ведь я знал все тонкости… Как говорится — взгляд изнутри. Я без особых проблем нашёл телефон аргентинского торгового атташе и однажды, когда по делам приехал в Тель-Авив, позвонил ему (Тогда была разница в стоимости внутренних и междугородних разговоров, а каждая агора была для меня тогда дороже, чем сегодня шекель). Самое интересное, что атташе всё понял и предложил … связаться с его израильским коллегой в Буэнос-Айресе.
Но прежде, чем продолжить рассказ о «взбивании молока», напомню одно слово. Сейчас его мало кто помнит, а в первой половине 90-х оно было на слуху.
Герболайф!
Впервые я услышал это слово, когда сидел в очереди в министерстве абсорбции, уж не помню по какому вопросу. К сидящим подошла молодая дама лет 30+ и стала предлагать стать дистрибьютером этого чуда-средства для приобретения идеальной фигуры. Народ был грамотный, критически ко всему относящийся и стал иронизировать, кто как мог.
Дама вспыхнула и сказала, что я лучше буду заниматься герболайфом, чем никайоном!
Я знаю примеры тех, кто соблазнился таким способом разбогатеть, закупил коробки с этим герболайфом, и потом они долго стояли в салоне.
И уж если зашла речь о никайоне. Никайон (уборка) и шмира (охрана), были в то время самыми популярными способами добавить немного к корзине абсорбции. Нас это минуло. Мы приехали вместе с нашими мамами, вариант оставить их в Ленинграде просто не рассматривался. Сказать, что они с радостью согласились, никак нельзя, но не зря тогда ходили анекдоты, типа: «Разговаривают два еврея в коридоре, подходит третий: Я не знаю, о чём вы говорите, но ехать надо!». Или: «Кто такой смелый еврей? Это тот, кто решил не ехать». И в Иерусалиме мы поселились все, мы с женой и 15-тилетним сыном и «наши мамы» в 3.5-комнатной, очень хорошей квартире. (Об этом у меня была на сайте статья «Мой Иерусалим» https://z.berkovich-zametki.com/y2022/nomer8_9/danovich/). Недостатки такого совместного проживания можно представить без труда, но в любом случае отдельно от нас «наши мамы» жить не могли , а благодаря тому, что мы получили три корзины абсорбции, и нам полагались деньги на съём для нас с сыном, плюс отдельно для мамы, плюс отдельно для тёщи, плюс «пенсии» для них от Битуах Леуми (институт соцстраха) с надбавкой для достижения прожиточного минимума, мы с женой составили редкое исключение — нам не надо было заниматься никайоном и шмирой, а могли зубрить иврит и ходить на курсы.
Об иврите и курсах. Я уж не помню откуда, но я узнал, что в Иерусалим время от времени приезжает сотрудник отдела кадров Безека (телефонной компании) отбирать среди новых репатриантов претендентов на курсы по подготовке для работы в компании. Я запомнил его имя, Ави. У меня для такого варианта было заготовлено отдельное Curriculum vitae, в котором было написано о моей специальности как инженера-связиста, без упоминания железнодорожной специфики. Первым вопросом Ави был, кончил ли я ульпан. Я ответил, что пока нет, посещаю. «Вот кончишь, принесёшь теуду (свидетельство об окончании), тогда и поговорим.» После окончания двух ульпанов, алеф и бет, я снова пришёл к Ави, он сказал: «Вот теперь беседэр» и дал мне заполнить длиннющую анкету (хотя может это мне такой она показалась, ведь это была первая анкета, которую я заполнял на иврите.) Самое интересное, что через какое-то время я получил вызов на экзамен психометрии, но тогда я уже пару недель как работал на ракевэте (железной дороге). И не зря говорят, что всё что ни делается, всё к лучшему. Через несколько лет прошла приватизация Безека, и много народу было уволено.
Другая попытка.
Наш ульпан Тиквотейну находился в самом центре Иерусалима, однажды, гуляя в перерыве по симпатичным зелёным улицам этого района, я увидел чуть в глубине небольшой особнячок с вывеской на 3-х языках: «Сионистский форум». Когда, где-то через месяц после окончания ульпана, я снова оказался в тех краях, мне в голову пришла очередная гениальная идея: а вдруг в «Сионистском форуме» Щаранского мне смогут помочь найти работу! Зашёл, посетителей не видно, в большой комнате сидят две весьма неплохо смотрящиеся дамы, тыкают одним наманикюренным пальчиком по клавиатуре пишущей машинки. Самое интересное, что узнав, по какому поводу я их отрываю от важных дел, мне действительно дали анкету для поиска работы. Может, моя анкета до сих пор лежит в каком-нибудь архиве, но подозреваю, что единственными трудоустроившимися с помощью Форума были эти дамы, явно не простые смертные олимки.
Но главные попытки были связаны с ракевэтом. Ракевет принадлежит в Израиле министерству транспорта, министерство занимало несколько этажей в офисном здании, если не ошибаюсь, на улице Яффо, одной из центральных улиц города. Я поднялся и спросил у охранника на входе, куда мне обратиться по поводу устройства на работу олим. Он посмотрел на меня, как на ненормального, и сказал типа, что мне надо не сюда, а в министерство абсорбции. Но стоящая рядом сотрудница сказала: «Нет, ему надо к гверет (имя уже не помню), она у нас занимается абсорбцией.» Охранник дал мне телефон гверет и мне была назначена встреча. Она оказалась давно приехавшей репатрианткой из Польши, немного говорящей по-русски. Помню, как меня поразило, что она начала с вопроса, что я буду пить, и вызвала секретаршу. По-моему тогда я впервые выпил «кафе афух» или по-другому — капучино. Прочтя мой Корот хаим (Curriculum vitae), естественно «железнодорожный вариант», она сказала: «Пожалуй это тот редкий случай, когда я может быть смогу помочь.» И стала рассказывать, как её муж, тоже, как и я, электрик, начал свою трудовую деятельность в Израиле, лазая по электрическим столбам. Её обращение сверху, из министерства, подействовало и через какое-то время мне позвонила секретарша начальника Службы связи железной дороги, потом я хорошо познакомился с Шош, и назначила мне встречу у начальника в Хайфе. Вот тогда я впервые и оказался в Хайфе, совместив приезд с оформлением освобождения контейнера с багажом.
Пинхас Кац, Начальник службы, был очень любезен. Подозреваю, что переданные мною документы ещё долго лежали в ящике стола у Ави, начальника отдела кадров службы. Если, конечно, сразу не пошли в мусорную корзину.
Но как потом оказалось, Пинхас Кац был человеком неплохим, по крайней мере для меня. Именно он дал мне через десять лет квиют («постоянство»). И до сих пор помню, как он мне потом рассказывал про историю евреев в Российской империи.
Ну а встреча с ответственной за алию в Минтрансе имела продолжение. Через некоторое время я оказался на встрече олим со среднего уровня деятелями Ликуда. Выступал какой-то господин и по-русски свободно, но с тяжёлым польским акцентом, рассказывал о своей недавней поездке в Москву и какое грустное впечатление он из неё вынес. Смысл был понятен — как хорошо для вас, что вы уехали. Встал какой-то парень, явно уже загорелый под солнцем на израильских стройках, и громко заявил: «Не надо нам рассказывать, как плохо «там», это мы и так знаем. Но вот мы не знаем, как будет с работой для нас здесь. Лучше про это расскажите!»
В перерыве я вдруг увидел ту даму из Министерства, подошёл и сказал: «Спасибо Вам, у меня уже была встреча на железной дороге.»
Она в ответ: «Прекрасно, ну так встаньте и расскажите, как вам помогли!»
Я пробормотал, что ответа пока не получил.
По моему уже после того, как я получил приглашение в Хайфу, я получил ответ из Управления портов и железной дороги, к которому она тогда принадлежала, на моё обращение, которое послал вскоре после приезда (Я уже писал о таких «закидываниях удочек»). Перебирая старые письма я на него наткнулся.
Вставка
Моего знания иврита хватило, чтобы понять его смысл — очередное предложение на «роль моржа на льду», но меня смутило место работы его подписавшего: -כח אדם. — коах адам. Я знал, что «адам» — это «человек», но вот «коах» — это «сила». И я решил — а вдруг письмо попало не по адресу? Все электрики делятся на «сильноточников» и «слаботочников», связист — это «слаботочник», а ведь «коах» — это «сила». Правда причём тут тогда слово «адам»? И я со словарём начал переводить письмо, следы перевода можно на нём увидеть. Вот тогда я узнал ещё одно ивритское словосочетание, коах адам — отдел кадров. А уже начав работать на железной дороге узнал, что тогда развитием всех электрических систем, и сильно, и слаботочных, занимались буквально несколько человек.
Помог мне уйти от роли «моржа на льду» израильский обычай — «хавер мэви хавер» — друг приводит друга.
Первым в той волне репатриации из нашего института в Израиль приехал «И.И.» Помню, как вскоре по приезде, он прислал мне письмо с дельными советами, что стоит, и что не стоит везти, и подробными ценами на всякую еду. (Он уже давно в Америке, связи у меня с ним нет и поэтому я не пишу, не имея на то разрешение, его имя.) Он работал ГИПом в соседнем отделе, занимавшемся проектированием систем автоматики (СЦБ) и, кроме того, что был прекрасным специалистом, все смежники стремились работать в проекте, где он был комплексным ГИПом, потому что он славился умением устанавливать хорошие отношения с заказчиком и всегда получать премии за отличное качество проекта. (В нашем институте, в отличие от принятого тогда в других проектных институтах, ГИПы относились не к бюро ГИПов, а работали в отделах, одновременно возглавляя бригады проектировщиков.) В Израиле он довольно быстро начал работать на железной дороге, я с ним созвонился и утром в одну из йом шиши (пятниц), свой выходной, он, кажется из Ришон Лециона, где жил, утренним поездом приехал в Иерусалим, на станцию Хан. По этим дням, как при турках, в Иерусалим было два поезда из Тель-Авива. Станция Хан, сегодня, увы, не существующая (я писал о ней в статье «Не важно, какая длина, важно, что ширина как у всех!» Немного о железных дорогах Земли Израиля«) была совсем недалеко от Старого города, пешком минут 15-20, не больше. Так я оказался впервые в Старом городе. В сумке у меня был «Корот хаим» и я всё ждал, когда же наше общение до этого дойдёт. Уже на обратном пути «И.И.» взял мой Корот хаим, и пообещал передать его «А.Ж.» — «хорошему человеку», начальнику проектной группы, приехавшему в Израиль из Киева в начале 70-х. Потом выяснилось, что он был тогда просто старшим инженером, командовавшем двумя чертёжниками, Гитой, приехавшей в начале 70-х из Литвы, и Яшей, приехавшем чуть позже из Грузии. Увы, они оба скончались. Ещё у него в подчинении был недавно принятый на работу через каблана (подрядчика) новый репатриант «Б.П.» из Москвы. Он уже давно в Канаде.
Вскоре «А.Ж.» мне действительно позвонил, мы с ним поговорили (по-русски), и он сказал, что у него уже есть недавно принятый инженер-проектировщик, которым он очень доволен, но если что, так он с радостью, а пока дал мне телефон своей знакомой в Минсвязи. Она меня очень любезно приняла, тоже угостила кафе афух и со вздохом сказала, что вакансий нет.
Я окончил ульпан бэт и поступил на курсы для олим инженеров-электронщиков. В то время в Израиле появился большой спрос на владеющих системой компьютерного черчения AutoCAD.
Маленькая ремарка. В начале моей «трудовой деятельности», когда я был, как тогда это называлось — «исполнителем», большая проблема для меня была так называемая «графика», и, особенно, надписи на чертежах, почерк у меня — «курица лапой». Копировщиц у нас почти не было, мы сами чертили на обратной, белой, стороне миллиметровки, а потом копировальная машина РЭМ делала с чертежей кальку. Помню, как как-то начальник отдела улыбаясь показал мне полученную из финской Нокии документацию с выполненном на компьютере чертежом — «Вам бы такое!»
В программе курса компьютерное черчение предусмотрено не было, я подговорил ещё несколько соучеников, мы пошли к руководительнице курсов попросить включить в программу курс AutoCAD, но она ответила, что для инженеров электронщиков и электриков он не нужен. Уже начав работать, я кончил очень хороший курс AutoCAD при Технионе, потом ещё один, и AutoCAD мне очень помог «зацепиться» на работе.
Через какое-то время «А.Ж.» мне позвонил и пригласил в Хайфу на интервью. Вопросы по специальности были осень простыми, в том числе, связанными с проектом электрификации. (Первый электропоезд поднялся в Иерусалим четверть века спустя) Во время интервью в кабинет зашёл какой-то невысокого роста человек и мой интервьюер ему сказал типа: «Канирэ мацати эт ми хипасти» — «Похоже нашёл, кого искал». Этот невысокий господин оказался начальником отдела. На прощание «А.Ж.» пообещал быть со мной на связи.
Мне повезло. Наверху было принято решение принимать на проекты развития ракевета в первую очередь демобилизованных солдат и олим. Если это пример «положительной дискриминации», то я за неё. Впрочем не думаю, что было много коренных израильтян, соглашавшихся на предлагаемые нам условия. На моих глазах один такой выбросил в корзину полученный им стандартный текст договора. Было два варианта ответа на вопрос, кому принадлежала это инициатива. Первым был тогдашний Гендиректор ракевета, отставной бригадный генерал-танкист Бар Кохба. Вторым был тогдашний министр транспорта Кацав. Да, тот самый, ставший президентом и осуждённый за изнасилование. Поэтому во время суда над ним я очень хотел снисходительного к нему отношения.
А в русских газетах появились объявления с контактными телефонами к кому могут обратиться бывшие советские железнодорожники для устройства на ракевете. Я тоже на всякий случай обратился…
Через какое-то время позвонил «А.Ж» и попросил послать ему мои документы. Причём дал мне свой домашний адрес. Но сказал, что мне придётся переехать жить в Хайфу. Я тогда согласился бы и на Эйлат.
Мне ещё раз повезло.
Уже потом, став моим боссом, «А.Ж» мне объяснил, что у него на примете уже был другой оле, которому было обещано принять его на работу при первой возможности, но тот переехал с одной съёмной квартиры на другую и связь с ним была потеряна. Ещё один элемент везения — в то время мобильных телефонов ещё почти не было. (С тем же претендентом я через несколько лет случайно встретился в гостях у одной знакомой жены и выяснилось, что он хорошо устроился и не жалеет о ракевете. Ещё раз: что ни делается, всё делается к лучшему).
А потом мне позвонили и сказали приехать в Хайфу оформить принятие на работу.
Правда, как выяснилось, приняли меня не в штат железной дороги, а на «такцив питуах» — бюджет развития, без всех условий, положенных работникам железной дороги и со сроком договора в полгода. Есть бюджет на какой-нибудь проект — есть работа, нет бюджета — нет работы. Потом договор продлевали несколько раз, пока не надоело и оформили договор без срока окончания, но с указанием о предупреждении об его окончании за две недели.
Зарплата оказалась около трёх тысяч, что по «олимовским понятиям в то время было очень неплохо.
И 1-го октября, через семь без недели месяцев после приезда в страну, и ровно через 22 года как начал работать в Союзе, я начал работать в Израиле.
Владимир и Цви, спасибо.
Цви, я не писатель, я как тот чукча, который поет о том, что видел и что с ним было.
И как «все счастливые семьи похожи друг на друга», похожи друг на друга примеры удачной абсорбции.
А о неудачной не пишут воспоминания
Богатые тоже плачут — жемчуг мелкий 🙂
Уважаемый Шмуэль, к сожалению в журнале «Заметки по еврейской истории» нет счетчика количества прочитавших статью посетителей, но отсутствие большого количества комментариев совсем не означает, что ваша статья не вызвала интереса. Мне истории того, как люди устраивались в первые годы в Израиле, интересны.
Спасибо за теплый отзыв к этой статье, которая, как и предвидел, большого интереса не вызвала. Сейчас перечитал ее и увидел, что кое-что упустил. К примеру не написал, что с Иерусалимом нам повезло еще и потому, что там было намного меньше олим, чем, к примеру в Нетании или Хайфе и отношение к ним иерусалимцев было более, чем благожелательное. Да и среди самих олим была очень приятная атмосфера готовности помочь друг другу. К примеру мы долго пользовались газовой плиткой, которую нам передали совершенно незнакомые люди, с которыми случайно разговорились на улице.
Сэм, мне как всегда очень понравилась ваша очередная статья, но комментарий к ней и вопрос я помещу под ней.
Гмар хатима това
Дело не в отсутствии интереса к теме, а в том, что она (тема) знакома очень многим и чтобы вызвать интерес должно быть описано нечто необычное или даже невозможное.
Мне статья понравилась, но она… одна из многих подобных.
Дорогой сосед по публикации, прочитал с большим интересом, спасибо. Много похоже и узнаваемо.
Нет ли в планах напиcать о Вашем трудовом опыте в Израиле?