Где-то на четвертом году перестройки, когда с ней в принципе стало все ясно, популярность Израиля в городке опередила популярность киевского Динамо. Дипломатических отношений у СССР с Израилем тогда не было и почти всё население городка черпало информацию о еврейском государстве из радиопередач «Кол Исраэль» (голос Израиля). Качество приема было низким, и информационная ценность передач была близка к нулю. Но все знали «всё».
ГРАФА №5
— Ты что, мне не веришь? — Мишка обиженно засопел. — Да я сам лично этот паспорт видел!
— Верю, верю… — простонал я, вытирая выступившие от смеха слезы.
Мишка закурил и, поёрзав, удобно устроился в кресле.
— Ну, вот и напиши. Ты ж у нас писатель.
Слово «писатель» мой троюродный брат ухитрился произнести полу уважительно полунасмешливо, точно соблюдая соотношение пятьдесят на пятьдесят.
— В соавторы пойдёшь?
Мишка отмахнулся.
— Зачем оно мне? Ну, разве что где-нибудь в уголке черкнёшь, так, мол, и так. Случай этот взят из жизни, а рассказал Михаил.
И я согласился.
Случай этот взят из жизни, а рассказал мне о нём Мишка. Мой троюродный брат жил в маленьком, даже очень маленьком городке на северо-востоке Украины. Как ни странно, но национальный вопрос в городке никогда не стоял на повестке дня. Хотя чего там странного. В городке евреев не было. Ну, если не считать Мишку. Да и тот был полукровкой с вполне приличной записью в паспорте. Нет, конечно, анекдоты из еврейской жизни и всякие интересные сведения о сионистах в городке были популярны, но не более того. Жили себе люди нормально, как все. Ездили за дефицитом в областной центр, а иногда и в Москву. В общем, не жаловались.
Но когда наступила эпоха перестройки, и дефицитом стало абсолютно всё, поползли слухи по городку, что умные люди за дефицитом не в область и даже не в Москву поехали, а за границу. Вот тогда и зазвучало, да нет, скорее зашипело, зашелестело, зашуршало по углам экзотическое слово «Израиль». И чего только не рассказывали друг другу граждане о нём! Были там и бесплатные квартиры, и машины в подарок, и бананы с ананасами, на улицах растущие. И всё это для вновь прибывших туда эмигрантов из СССР.
Иногда кто-нибудь из слушателей недоверчиво улыбался и задавал «скользкие» вопросы. Дескать, с чего бы это? Вот так за здорово живешь и такие подарки! В ответ рассказчик выдвигал неопровержимый аргумент.
— Вы что, евреев не знаете!? У них же головы. А там вся страна из одних евреев. А кроме того, они друг за дружку — насмерть стоят.
Аргумент обычно безоговорочно принимался. И ряды приверженцев сионизма пополнялись еще одним человеком (гражданином, адептом).
Как известно, от любви до ненависти — один шаг. Оказалось, что и в обратном направлении ничуть не больше. Где-то на четвертом году перестройки, когда с ней в принципе стало все ясно, популярность Израиля в городке опередила популярность киевского Динамо. Дипломатических отношений у СССР с Израилем тогда не было и почти всё население городка черпало информацию о еврейском государстве из радиопередач «Кол Исраэль» (голос Израиля). Качество приема было низким, и информационная ценность передач была близка к нулю. Но все знали «всё». Стереотипы рушились один за другим. Профессии, бывшие ещё недавно почётными и приносившие неплохой доход, в одночасье стали непопулярными и, что ещё хуже, безденежными. Зарплата задерживалась, а инфляция превращала эту самую долгожданную получку в гроши.
Сержант милиции Артём Бойчук с треском захлопнул двери своей квартиры и, выругавшись матом, решительно направился в пивную с поэтичным названием «Ассоль». По дороге он неоднократно и довольно громко упоминал женское имя, добавляя к нему различные нелестные эпитеты, большая часть из которых была нецензурной. Зарплату в отделении не выдавали уже третий месяц. На это, как объяснил приезжавший из областного УВД майор, были «объективные причины». Артём так и сказал жене Людмиле. Слово в слово. Но эта дура его и слушать не захотела. Артём вновь выругался.
В пивной было накурено. Людей было немного. Сержант похлопал себя по карманам. Так и есть! Денег не было. «Ну, блин! — он скрипнул зубами. — И чего делать?!» Это тебе не при социализме, когда Вартан бросал всё и всех и мчался к нему с кружкой пива, едва завидев в проёме входной двери. Нет, конечно, сержант всегда расплачивался и за пиво, и… за всё остальное. (Вспомнив об «остальном» Артём глубоко вздохнул.) Но деньги непостижимым образом всегда оказывались у него в кармане и, кстати, в большем количестве, чем до прихода в пивную.
Нет, сейчас не то время. Сейчас Вартан Вартанович, если и поздоровается, так мимоходом и не всегда. Хозяин! Это тебе не советский бармен. И в долг не даст. С прежним ещё не рассчитался должник. Был бы хоть в форме — так вроде как по службе зашёл. А так хоть волком вой!
Бойчук топтался у двери, делая вид, что высматривает кого-то в зале. К счастью, кто-то громко окликнул его. Артём присмотрелся. В дальнем полутёмном углу зала у столика стоял Анатолий Аркадьич, личность в городке известная и уважаемая. Бывший учитель географии быстро перестроился и в данный момент «держал» два прилавка на вещевом рынке. Анатолий Аркадьич знал всё! И это не было преувеличением. Во всяком случае, все жители городка твёрдо в этом были уверены. Учитель приветственно замахал рукой своему бывшему ученику. Артём чуть ли не бегом бросился на призывный жест. Через полчаса, размякнув от смеси пива и водки, сержант со слезами в голосе раскрывал собеседнику душу.
— Аркадьич, Аркадьич!.. Это что — жизнь?! На работу пришёл — начальство звереет. Сами не знают, куда бежать и чего делать. Вот и шугают нас, как собак. То разгоняй демонстрацию, то охраняй. То хватай воров, а то… Артём обречённо махнул рукой. А дома что?! Людка орёт: «Зарплату давай!» А где я ей возьму?! Сам бы в бандиты подался, да закваска не та.
Артём отхлебнул из бокала и вытер тыльной стороной ладони пену с губ.
— Вот ты нас учил, — Артём не заметил, как перешёл на «ты» с бывшим учителем, — «образование», «аттестат зрелости»… Мол, спасательный круг в жизни. А что вышло?! Я когда школу милиции закончил — был уважаемый человек. А сейчас?! А ты как на своё образование плюнул, сразу стал уважаемый человек. То есть, конечно, и раньше… — Артём замялся, подыскивая нужное слово, — но сейчас это совсем другое дело. — Сержант вздохнул. Затем придвинув стул поближе к Анатолию Аркадьевичу, обнял его за плечи и заплетающимся языком прошептал на ухо: — Слушай, возьми к себе на работу! Ну, там ларьки охранять или ещё чего.
Аркадьич осторожно отстранился от Бойчука.
— На работу к себе не возьму. Не обижайся. Уже охраняют, мать их!.. — Учитель сделал несколько глотков из кружки и внимательно посмотрел на своего бывшего ученика. — Уезжать тебе надо, Тёма.
— Куда? К тёще в Марьяновку?! — Артём криво усмехнулся. — В колхоз сторожем? Хотя какой там колхоз. Развалилось всё.
— А ты не в колхоз, а в киббуц попробуй.
— Ку-у-уда?!
Анатолий Аркадьевич снисходительно улыбнулся:
— Это, дорогуша, тоже колхоз, только израильский.
Артём уставился на учителя тяжёлым взглядом и после продолжительной паузы, во время которой Аркадьич, как ни в чём не бывало, жевал хвост сушёной воблы, пьяно всхлипнул:
— Я вам, как отцу родному, а вы… насмешки строите. — Сержант сделал усилие, пытаясь встать со стула.
Учитель положил руку на плечо Артёма.
— Сядь! Завтра протрезвеешь, заходи ко мне на рынок. Я тебе всё расскажу.
Весеннее солнце пригревало землю. Молодая и свежая зелень пробуждала у граждан надежды на лучшее будущее. Сержант Бойчук, мучимый утренним похмельем, тащился по улице, хмуро кивая в ответ на приветствия знакомых. Вчерашний разговор вспоминался, как в тумане. Конечно, ни в какие израильские колхозы Артём не поверил, но надежда на то, что Аркадьич хоть чем-нибудь да поможет всё же была. Да и обратиться было больше не к кому.
Жена утром не ругалась (и это было страшней всего), а процедила сквозь зубы:
— Придёшь без денег — не открою.
Людку Артём любил, а ещё больше любил он трёхлетнюю дочь Наташку. И, поправив форменную фуражку и стиснув зубы, сержант Бойчук постучал в дверь, на которой золотыми буквами было выгравировано: А. А. Горелик — предприниматель.
Выйдя из кабинета примерно через час, Артём снял с головы фуражку, вытер лоб платком не первой свежести и медленно побрёл по направлению к дому. Дверь открыла Наташка. Он удивлённо уставился на дочь.
— А ты чего дома? Из кухни в коридор вышла заплаканная жена.
— Завод, сволочь, продал детский садик кому-то! Твари! Сначала нас поувольняли, а теперь и детей разогнали!
Людка заревела белугой. Артём скрипнул зубами.
— Не реви! Всё! Хватит! Надоело!
Видно в его голосе было что-то такое, что заставило жену мгновенно замолчать. Она с надеждой посмотрела на мужа. Бойчук понял, что если сейчас не скажет что-нибудь эдакое, из ряда вон выходящее, то Людка запросто заберёт дочь и уйдёт. И он, набрав полную грудь воздуха, брякнул:
— Уезжаем!.. В Израиль!
Назавтра Артём на работу не пошёл. Было воскресенье, и он был свободен от дежурства. Весь день в доме царила полная тишина, лишь изредка нарушаемая Людкиными вздохами. Жена взирала на Артёма с суеверной опаской, очень напоминавшей отношение людей средневековья к юродивым и помешанным. Заметив, что благоверная как-то странно себя ведёт, Артём не выдержал.
— Ты что думаешь, я спятил?!
Людка неуверенно качнула головой в знак отрицания.
— Нет, не думаю. Устал…Нервы… всякие там… мало ли что.
— Какие нервы, к чёртовой матери! — завёлся Артём. — Ты жить нормально хочешь?! Уезжаем — и всё тут!
Людмила хорошо знавшая, как опасно перечить мужу в таком состоянии, закивала головой.
— Едем, едем. Ты только успокойся. Отчего не поехать. — Помолчав немного, она кашлянула. — Только… это… как его… Ты ведь не еврей. И отец твой, и мать… И тёти, и дяди твои… Они же вот тоже… ну, не евреи. — Людка на секунду задумалась. — Хотя сестра твоя Надя, она о-о-о-чень похожа.
— Дура! При чём тут Надя! Не еврей я! Я — иудей! — Заметив, что жена побледнела, а Наташка, напуганная криками, заплакала, Артём понизил голос до шёпота. — Я тебе сейчас всё объясню.
В понедельник зарёванная Людмила провожала мужа на работу.
— Артюша, ты только не ругайся. Я вот насчёт операции этой самой. Это ж опасно. А вдруг чего не так отрежут. У нас, знаешь, какие коновалы… — Людка опять заревела.
Артём посмотрел на жену, вздохнул и, ничего не ответив, вышел за дверь.
Через полчаса сержант Бойчук постучал в дверь паспортного отдела родного РОВД и, не дожидаясь разрешения, вошёл вовнутрь. Широко улыбаясь, он достал из авоськи коробку конфет и положил на стол, за которым сидела толстая крашеная блондинка лет сорока. На плечах её милицейского кителя блестели погоны младшего лейтенанта.
— Вот Зоечка! От всей души!
Младший лейтенант взяла в руки коробку и, изобразив на лице некую смесь восхищения и притворного смущения, воскликнула:
— Ой! Грильяж…! Это что, мне?
Артём, довольный произведенным эффектом, утвердительно кивнул головой.
— Тебе, тебе…
Зоя хитро прищурилась.
— Эт как понимать? Приударить за мной решил? А ну, как жена узнает?
Артём смешался.
— Причём тут приударить? Просто так. По-товарищески.
Паспортистка спрятала коробку в стол и уже без улыбки спросила:
— Чего требуется молодому-интересному?
Артём пожевал губами и промямлил:
— Понимаешь, как бы это сказать… М-да… Ну, в общем, я решил веру сменить.
Зоя вытаращила глаза на Артёма и часто-часто заморгала ими.
— Нет, ты не думай… — Артём посмотрел в пол, затем вспомнив наставления Анатолия Аркадьевича, добавил: — По идейным соображениям.
Паспортистка, непонятно зачем, несколько раз открыла и закрыла ящик письменного стола, затем закурила сигарету и, разглядывая Бойчука сквозь кольца дыма, протянула:
— Н-да… Ну и дела! А причём здесь, собственно, бедная девушка?
Артём помедлил несколько секунд, потом решившись, энергично махнул рукой.
— А-а-а, пошли они все!..
Обойдя стол, он придвинул поближе к Зое свободный стул, и, усевшись на него верхом, зашептал ей на ухо, часто и жарко дыша. Младший лейтенант, надо отдать ей должное, очень быстро ухватила суть проблемы.
— Чего там говорить! Я б сама уехала, да ведь как докажешь, что я в эту самую израильскую веру перешла! Тебе-то что! Чик-чирик ножиком — и уже свой, а нам, бабам, чего делать? Был бы у меня мужик, — Зоя тяжело вздохнула, — тогда другое дело. А так… В общем, так. Паспорт надо делать по всем правилам, иначе, когда подашь на выезд, загремишь под фанфары, ну и я с тобой — за подделку документов. А мне это, сам понимаешь, никак не подходит. Значит, нужен настоящий бланк паспорта.
— Нужен, так нужен! — Артём беспечно махнул рукой.
— Ишь ты, какой прыткий! Это, парень, в область, в УВД ехать надо и там с людьми договариваться. Рублей пятьсот потянет. Никак не меньше.
Бойчук присвистнул.
— Это ж откуда у меня такие деньги!
— Ну, значит, без апельсинов-мандаринов и без виллы бесплатной обойдёшься, — отрезала Зоя.
Артём стукнул кулаком по столу:
— Ладно! Давай, делай! Деньги будут. У Аркадьича одолжу.
Анатолий Аркадьевич, выслушав своего бывшего ученика, молча открыл ящик стола и вытащил оттуда пачку сторублёвых купюр.
— Возьми. Здесь ровно штука.
— Ого! А зачем так много?! Тысяча…! Да мне… больше пятисот не нужно. Да и как отдавать буду?
— Бери, бери! На отъезд денег много нужно. А отдавать ничего не потребуется. Ещё три штуки получишь, когда уезжать будешь. Ключи от квартиры мне занесёшь.
— Ну, вы прямо отец родной! — Обрадованный Артём схватил деньги и почти бегом бросился на выход. У самой двери он остановился. — Так ведь квартира-то — государственная… А как же вы…
Аркадьич усмехнулся.
— Ну, уж это не твоя забота.
— А расписка… Что, мол, деньги в таком-то количестве… Ну, как там положено?
— Небось, не обманешь. В твоём положении обманывать — себе дороже.
Последние слова Анатолий Аркадьевич произнёс с нажимом и без своей обычной улыбки. У Артёма и в мыслях не было обманывать своего благодетеля, но в этот момент он ясно понял, что если бы такие мысли даже и были у него, то он, не раздумывая, отказался бы от них.
После того, как Зоя получила затребованную сумму, жизнь бывшего сержанта понеслась с невиданной быстротой. Первым делом, по совету всё того же Аркадьича, Артём уволился из органов и начал распродавать мебель и всякие ненужные в новой жизни вещи. Немного смущало его то обстоятельство, что паспортистка прямо при нём разрезала ножницами и сожгла его паспорт. Зоя объяснила оторопевшему Артёму, что рисковать по-дурному она не собирается. Затем выдав гражданину Бойчуку справку, о том, что паспорт им утерян, младший лейтенант потёрла руки и с удовлетворением заявила, что теперь займётся оформлением нового документа. Хирургическое же вмешательство в судьбу Артёма Бойчука прошло относительно гладко, несмотря на все опасения. Новые ощущения ему пока не очень нравились, хотя жена и уверяла его, что «всё в полном порядке». Форму пришлось снять.
Целыми днями бывший сержант слонялся по квартире без дела, изредка выполняя поручения жены. Появились и другие непривычные и неудобные моменты в его жизни. Но все неудобства окупались с лихвой за счёт необычайной популярности и резко возросшего уважения окружающих. Дверь в доме Бойчуков не закрывалась. Приходили родственники, друзья, знакомые и малознакомые люди. Советовались, задавали вопросы и, что самое приятное, восхищались и завидовали. Но истинный триумф Артём ощутил, когда на пороге его жилья появился Вартан Вартанович. Тучный бармен, отдышавшись, вытащил бутылку пятизвёздочного «Арарата» и объявил с порога, что всегда знал, что «сержант — это голова. И что евреи — они почти такие же умные, как и армяне». Бойчук попытался было объяснить разницу между «иудеями» и евреями, но запутался. Бутылка была уже пуста, на смену ей пришла вторая. Вартан, подняв руку, остановил объяснения своего друга.
— Понимаю, Артём-джан. Вот я, с одной стороны, армянин, а с другой — «лицо кавказской национальности».
Бойчук задумался, а потом подтвердил, что именно в этом и заключается разница. Телефонный звонок прервал застолье. Звонила Зойка.
— Готово! — произнесла она свистящим шёпотом.
Артём пьяно засуетился.
— Я… это сейчас… мигом приеду.
— Уже надрался! Куда ты приедешь!? Ночь на дворе. С утра приходи.
Спал Артём плохо. Утром он ни свет, ни заря встал и помчался в РОВД. Дверь паспортного отдела была закрыта, и Бойчук стал ходить взад-вперёд по коридору, дожидаясь Зойку. Когда паспортистка, наконец, появилась, Артём почти бегом бросился к ней.
— Ну, где паспорт?!
— Не бойся! Никуда твой паспорт не денется. В сейфе лежит.
С этими словами Зоя открыла комнату. Отперев сейф, паспортистка с довольной улыбкой протянула Бойчуку новенький документ. Артём с нетерпением перелистал несколько страниц. Найдя нужную, он стал вглядываться в неё, наморщив лоб от напряжения.
— Что это?! — страдальческим голосом спросил он младшего лейтенанта.
Улыбка сползла с Зойкиного лица. Она выхватила паспорт из рук Бойчука.
— А чего? Всё нормально.
— Какое, блин, «нормально»! Какой я тебе «индей»?!
Зойка ахнула.
— Ой, батюшки! И вправду! Это Катька, машинистка. Вот дура!
Артём побагровел.
— Насрать мне, кто там дура! Я бабки заплатил! И не малые. Давай другой паспорт делай! Мне послезавтра в область документы подавать! У меня очередь в ОВИРе назначена. А я её три месяца ждал!
Растерявшаяся было паспортистка быстро пришла в себя. Расправив внушительный бюст, она командным голосом рявкнула на бывшего сержанта:
— Не ори! Разорался, понимаешь ли… Ты чё!? Хочешь, чтоб мы вместе сели!? — Затем уже более миролюбивым тоном добавила: — Всё можно исправить.
Убитый горем Артём только махнул рукой.
— Не успеем до послезавтра. Пока в область поедешь, пока там новый сделают…
— А в области нам и делать нечего. Бланки паспортов номерные и зарегистрированы. Я всё чин-чинарём делала. Так что новый — не получится. — Зойка решительно тряхнула копной крашенных волос. — Этот исправлять будем!
— Не-е-е! Так не пойдёт! Мне подчисток и подтирок не надо!
— Не боись! Сделаем в лучшем виде. Есть тут одна мысль. У Катьки руки золотые.
— Я вижу, — проворчал Артём, несколько успокоенный уверенным тоном паспортистки.
— Домой иди. К жене. Завтра получишь, а послезавтра сдашь и… ту-ту на пмж!.. — Зойка вытолкала Бойчука за дверь.
Окинув взглядом пустую квартиру, Артём почувствовал, как страх закрадывается в его сердце. Усевшись на единственный не проданный стул, он натянуто улыбнулся жене, встревожено глядевшей на него.
— Всё в порядке. Ещё совсем немного осталось.
Людмила, ничего не ответив мужу, вздохнула и ушла на кухню. Ночью бывший сержант несколько раз просыпался и тихонько выходил курить на балкон. Нехорошие предчувствия тревожили его душу.
С раннего утра Артём дежурил около заветной двери, чуть ли не приплясывая от нетерпения. Зойка, завидев Артёма, издалека помахала ему рукой. Улыбка младшего лейтенанта вселила некоторую бодрость в Бойчука.
— Ну, что получилось?
— А как же! Фирма веников не вяжет!
Зойка широким театральным жестом пригласила Артёма в кабинет и взглядом указала на лежащий на столе паспорт.
— Никаких подчисток! Никаких подтирок! Ювелирная работа!
Артём схватил вожделенный документ и дрожащими пальцами перелистал несколько страниц. С минуту он вглядывался в паспорт, шевеля посеревшими губами и пытаясь понять прочитанное.
В графе под номером 5 напротив слова «национальность» красивым Катькиным почерком было выведено: индейский еврей.
Тут упоминается персонаж «Вартан Вартанович». Насколько мне известно, у армян не принято давать мальчику такое же имя, как и у его отца. Проверьте.
Вообще-то, нет слова «индейский «, есть индийский, если это о жителе Индии. Индейцы — это коренное население Америки. Так получилось потому, что Колумб думал, что открытая им земля это Индия.
Прошу учесть, что написавшая слово «индейский», а не индийский паспортистка была не очень компетентной в этом вопросе особой. С моей точки зрения именно «индейский» еврей звучит гораздо смешнее , чем индийский. В любом случае спасибо .
Не будьте так уверены — я имею в виду недавние генетические анализы вождей индейских племён.
Нпример:
https://stmegi.com/posts/82013/genetik-utverzhdaet-chto-u-indeytsev-cheroki-est-evreyskie-korni/
https://www.rbc.ru/society/30/05/2012/5703f84f9a7947ac81a68836
А вот мой стёб двадцатилетней давности:
«Апачи это одно из потеряных колен Израиля, которое, пройдя через всю Азиопу, переплыло Берингов пролив и с боями дошло до Мексики.
Там где они проходили — не оставалось ничего, ноль (эфес на иврите, леапес — обнулить) отсюда и пошло «апаси», которое затем стало «апачи».»
Вот так смешное становится реальностью 🙂
Понравилось. Про «индей» что-то когда-то слышала, а вот, как из такой ситуации выкручиваться — тут сообразительность требуется недюжинная. Молодцы женщины.