ЗАМЕТКИ ПО ЕВРЕЙСКОЙ ИСТОРИИ

В своих грехах каяться унизительно, в чужих, зачастую, наоборот: Да, предки мои были колонизаторами/расистами, но как раз этот факт выгодно подчеркивает правильность моего поведения, у меня есть опыт, которым я готов поделиться с людьми, предков-колонизаторов/расистов не имевшими. Есть для обозначения такой позиции хорошее немецкое слово Sündenstolz — гордость своей греховностью.

Элла Грайфер

С ЧУВСТВОМ ГЛУБОКОГО УДОВЛЕТВОРЕНИЯ

Он подумал о всех живых существах, обучающих детенышей искусству выживания,
о кошках, учащих котят охотиться, о птицах, старательно обучающих птенцов летать,
однако человек, для которого орудием выживания является разум,
не только не учит ребенка думать, но ставит целью воспитания разрушение его мозга.
Айн Рэнд

Образование современного Запада — одна сплошная проблема: и учат-то не тому, и воспитывают не теми методами, и шансов равных не дают, и… ну, в общем, каждый может продолжить в меру премудрости и разумения. Но вот как-то не встречала я в критических публикациях упоминаний, что всякая система образования по умолчанию имеет целью подготовить человека к жизни в том обществе, которое она представляет. К какой же жизни готовит эта самая современная западная система?

* * *

Перелистай историю России,
Прочти ее из года в год подряд:
О мужестве, о храбрости, о силе
Народа нашего страницы говорят.
 Эпиграф к советскому учебнику

Во всякой истории есть чем гордиться, хотя и стыдиться тоже есть чего, и хорошо бы детям разных народов сообщать и то, и другое, но не это главное. Главная цель преподавания истории в школе — создание в мозгах всех этих сидящих за партами спиногрызов образа общего прошлого, подсказывающего им, что и будущее у них должно быть общее. Не важно, представляется ли это будущее не более чем повторением прошлого и цель — собрать урожай не хуже прошлогоднего, или наоборот, история понимается как вектор и манит перспектива мирового господства или изобретения вечного двигателя. Так или иначе, предлагается некий проект общего будущего, который надо осуществлять совместно, опираясь на общий опыт, и, следовательно, принадлежность к своему сообществу есть ценность.

А вот современная западная школа предлагает совсем другой вариант: общее прошлое было сплошным грехом и злодеянием, его надо изгладить и забыть, начать с чистого листа, связывает нас, разве что, общая вина и общий долг покаяния, а с покаянием все не просто.

Одно дело — согрешить по своей ошибке, личному выбору, тогда покаяние — психологический процесс глубокий, опасный и трудный, и совсем другое — согласиться, что ошибочным оказался коллективный выбор твоего народа пару поколений назад. Можно (и нужно) признать, что так нельзя, что последовавшие неприятности — справедливое наказание и в дальнейшем на горьком опыте надо учиться, но… естественно, это процесс куда менее травмирующий. В своих грехах каяться унизительно, в чужих, зачастую, наоборот: Да, предки мои были колонизаторами/расистами, но как раз этот факт выгодно подчеркивает правильность моего поведения, у меня есть опыт, которым я готов поделиться с людьми, предков-колонизаторов/расистов не имевшими. Есть для обозначения такой позиции хорошее немецкое слово Sündenstolz — гордость своей греховностью.

То, в чем повинен сам, не забудется, и, прежде чем каяться, десять раз еще себя спросишь, вправду ли лично я так скверно поступил, или, может, на самом деле на моем месте так поступил бы каждый. Sündenstolz подобных сравнений избегает, наоборот, она все деяния неразумных предков выставляет непоправимо безнравственными, чтобы на их фоне высокой моралью блеснуть. Не важно, что ацтеки или инки, чьи государства разгромили и разграбили испанские колонизаторы, империи свои теми же самыми методами создавали. Не важно, что город Иерусалим, чья история прекрасно документирована ввиду сугубой святости, захвачен был царем Давидом у каких-то иевусеев (что бы сие ни означало), потом у его наследников отобран Вавилоном, потом оказался под властью персов, евреев возвративших, потом к грекам перешел, от них к римлянам, потом плавно к Византии, потом были арабы, потом крестоносцы, потом турки, потом на минуточку британцы, потом уже снова евреи… Не важно, что жителей экваториальной Африки в рабство долго обращали арабы, а европейцы, хоть и встряли в это дело на пару-тройку веков, сами же первые его и запретили…

Не важно. Нынешний Запад с гордостью, радостью и удовольствием бьет себя пяткой в грудь, каясь публично и за Кортеса, и за крестоносцев, и за африканских рабов. Мы теперь совсем другие, никого не обижаем, мы творим исключительно добрые дела, и более того: денно и нощно об том только и помышляем, кого бы еще облагодетельствовать, но присмотревшись, невозможно не заметить одну странность: «добрыми» эти дела оказываются исключительно по побуждениям, но отнюдь не по результатам.

* * *

Началось с того, что Волгу толокном замесили, потом теленка на баню тащили, потом в кошеле кашу варили, потом козла в соложеном тесте утопили, потом свинью за бобра купили, да собаку за волка убили, потом лапти растеряли да по дворам искали: было лаптей шесть, а сыскали семь; потом рака с колокольным звоном встречали, потом щуку с яиц согнали, потом комара за восемь верст ловить ходили, а комар у пошехонца на носу сидел, потом батьку на кобеля променяли, потом блинами острог конопатили, потом блоху на цепь приковали, потом беса в солдаты отдавали, потом небо кольями подпирали, наконец, утомились и стали ждать, что из этого выйдет.

 М.Е. Салтыков-Щедрин

Началось с социальных пособий, что лучше работы обеспечивали, потом бывшим колониям пожизненную пенсию назначили, потом в школе отметки отменили, чтоб двоечников не травмировать, потом СО₂ сачком ловили, потом с ветряными мельницами воевали, да на милость их и сдались, потом женщин с мужчинами перепутали, потом по гендерным и расовым квотам на работу брали, потом промышленность национализировали и миллионеров раскулачивали, потом войну невозможной объявили, наконец, утомились и стали ждать, что из этого выйдет.

Что вышло — известно.

Граждане, кто похитрей, работу побросали, пришлось гастарбайтеров завозить, но и те не дурней паровоза — во втором поколении пошли по тому же пути.

В бывших колониях пенсию племенная аристократия разворовала, и это бы еще полбеды. Куда хуже получилось там, где на нее закупили продовольствие: у местных крестьян хозяйства разорили, выгнали их в город, где работы не было, создали обширные районы трущоб, которые теперь без той пенсии прокормить невозможно. Не лучше вышло и там, где на эти деньги создали систему образования и здравоохранения: детскую смертность снизили, грамоте обучили, университеты завели, а рабочие места по-прежнему только верблюдам хвосты крутить. И пошла резня, гражданские войны, нашествие варваров на Европу с ее социальными льготами.

Выпускники школ малограмотными остались.

Борьба с глобальным потеплением миллионы сожрала, а результатов ни на грош не дала.

Гомосексуализм в некоторых культурах всегда считался явлением нормальным, а в других даже входил в состав необходимых ритуалов, но существовал он вместе с семьей, а не вместо семьи. А уж многовоспетое «трансгендерство» и вовсе полный обман: вместо того, чтоб женщин на мужчин переделывать или наоборот, тех и других превращают в инвалидов, к продолжению рода неспособных, обреченных всю жизнь глотать гормоны. И ладно бы еще какое-нибудь Маша Гессен — вполне взрослое особь, выбравшее хирургическое удаление некоторых органов из опасения рака — само большое, как хочет, так и живет, но вполне здоровых подростков, что в поиске идентичности, что жаждут поскорей стать самостоятельными, а у самих еще семь пятниц на неделе, с толку сбивать… воля ваша, но это вправду преступно.

Влияние гендерных и расовых квот ограничивается пока что тем, что работу избранных вынуждены выполнять за них другие, но недалек тот час, когда они начнут активно мешать работать всем.

Раскулаченные миллионеры свои предприятия в Азию перенесли, национализированные фирмы конкурентоспособность потеряли.

А уж опасность войны повергает наших гуманистов в состояние полного умственного изумления: неужто избыток добрых намерений ни оружия, ни солдат не заменит? И где же это написано, что войну завершать победой надо, а вовсе не деэскалацией?

…Этот список можно бы, при желании, сделать в несколько раз длиннее, но и перечисленного достаточно, чтобы понять: главная цель образования, полученного этими людьми — не успешная деятельность в реальном мире, но некий самогипноз посредством постулатов, вроде бы, вполне логичных, но опирающихся на какой-то наперсточный трюк. Это немного напоминает старую школьную хохму: доказательство, что 2 = 3, вот — извольте, сами убедитесь: 4 — 4 = 6 — 6; 2(2 — 2) = 3(2 — 2); 2(2 — 2) = 3(2 — 2); 2 = 3. Ну да, ну разумеется, на ноль делить нельзя. А почему это вдруг вот именно на ноль, и — нельзя? Чтобы это понять, надо выйти за пределы логики доказательства в мир ощутимой реальности: ноль означает «ничего, пустое место», а действие деления есть распадение чего-то целого на составные части, количество которых указывает делитель, и если в данном случае он сообщает: «Частей не существует», — то не о чем тут и говорить.

Примерно такой же трюк проделывается и в нашем случае, тем более что социологические истины формулируются не так легко, как математические. Помните лозунг французских студентов 1968 года: «Представь себе: война, а на неё никто не пошёл!» А не кажется ли вам, что тут чего-то не хватает? Похоже, автор имеет в виду: «Никто не пошёл с обеих сторон«, — тогда война, разумеется, не состоится, да и не начнется, скорее всего, но что, если мы не пойдем, а противник — наоборот? Как же быть в таком случае?

Такой случай, представьте себе, по умолчанию исключен. Ведь, как описано выше, мы уже единогласно себя признали единственными грешниками и злодеями современной истории, из чего вполне закономерно вытекает, что стоит нам перестать безобразничать, как все остальное человечество вздохнет с облегчением и вступит на стезю добродетели. Sündenstolz на поверку оказывается не просто гордостью, а прямо-таки жуткой гордыней

С одной стороны Запад лоб разбивает, поклоняясь «чистым и непорочным» культурам «глобального юга», с другой — непоколебимо верует, что все они в конечном итоге зависят от его благоволения и вымрут враз, если он милостыньки им не подаст. С одной стороны только себя (или, на худой конец, тех, кто в какой-то мере его культуру позаимствовал) агрессором считает, с другой вдруг оказывается, что нечем ему ни себя, ни союзников своих защитить. С одной стороны без шуток верит в свою способность, климатом управлять, с другой с эпидемией ОРЗ справиться не может. Что бы это значило?

* * *

Представьте, что все люди —
Братья на земле…
Быть может, я мечтатель,
Но такой я не один.
В наш круг скорей вставайте,
И станет мир един.
Джон Леннон

Конечно, стих или песня — не конкретное руководство к действию: «Вставай, страна огромная» — не боевой устав, «Интернационал» с «Капиталом» путать не надо. Но обратите внимание — то и другое призыв к действиям, достаточно активным, самоотверженным и героическим, пусть даже и без уточнения, а вот Imagine (как бишь его переводить «представьте»… или нет, лучше все-таки «вообразите»)… Вообразите мир не таким, какой он на самом деле есть, а таким, как хочется, и тогда он… действительно станет таким. Как в сказке про Золушку: крестная окажется феей, тыква станет каретой, мыши превратятся в лошадей… А если не станет? Ну, ничего, отвлечемся, скажем: «Ай-ай-ай!», — мы ж хотели как лучше. «Может, мы обидели кого-то зря,/календарь закроет этот лист.» — а что если обиженный не закроет?

А не важно. Важно, чтобы это не нарушало нашего внутреннего мира, чтобы как можно меньше возникало искушений и возможностей сравнивать мир воображаемый, который по умолчанию старше мастью, с миром реальным, в сущности, малозначимым, который непременно устаканится, если наши намерения будут достаточно добрыми. А чтобы они были добрыми, надо как можно меньше препятствий ставить на пути естественных влечений каждой личности:

«Для тебя нет преград,
Кем захочешь будешь ты.
И года пролетят,
Станут явью все мечты«.

 Г. Рублев

Именно такова главная цель современной западной системы воспитания и образования: ребенок должен как можно меньше слышать «нельзя», в школе не следует ставить оценки, в университете надо обеспечить «защищенное пространство», чтобы не сталкиваться даже со взглядами тех, кому ты не нравишься… Более всего ты должен быть озабочен собственным состоянием — как физическим, так и психическим. Цель жизни — достижение чувства глубокого удовлетворения, невзирая на всякие там ситуации (см. фильм «Жизнь прекрасна»). Что еще нужно человеку для личного счастья, незамутненной любви к ближним и дальним? А вот поди ж ты…

С одной стороны год от года падает количество детей, зато растет число наркоманов, депрессий, самоубийств, всяческие психотерапевты гонорар гребут миллионами, с другой — незапланированные, но вконец оборзевшие враги не устрашаются надувания щек и прочей «мягкой силы» — реальность, как внутренняя, так и внешняя, решительно не желает поддаваться привычным заклинаниям.

В качестве панацеи предлагается плотно зажмурить глаза и поступать, как если бы… Об этом поют Битлз, в Германии это обозначается прекрасным выражением «ein Zeichen setzen», что в переводе означает примерно: «выразить символически, публично свое стремление, пожелание, а там — хоть трава не расти», в Америке это имели в виду хиппи, втыкая цветочки в дула автоматов, в Израиле… Впрочем, с Израилем стоит разобраться подробнее.

Израиль (как, впрочем, и Украина) сегодня — следующий после уничтоженной в 1994 г. ЮАР объект нападения антизападных сил, не без основания рассчитывающих, что Запад снова предпочтет кормить крокодила в надежде, быть сожранным последним, а если еще вспомнить традиционный антисемитизм, не стоит удивляться истерике всевозможных «правозащитников» и жалобному скулежу дипломатов. Но кроме внешнего давления есть еще и внутренние проблемы.

Культурно и психологически Израиль — наследник диаспоры, прежде всего — европейской, а диаспора по определению сильно ограничивает возможность активных действий. Реакции на катастрофические события по необходимости не выходят за пределы общинного (религиозного) сознания: изгнание из Испании породило взлет каббалы, хмельнитчина обернулась возникновением хасидизма. И потому, овладевая европейской культурой, евреи естественно тяготели к наиболее утопическим — не озабоченным возможностями и последствиями практического применения — направлениям мысли.

Лев Троцкий не на Монтеня ориентировался, но на Робеспьера, сионисты Империи Российской везли в Землю Обетованную идеи не Столыпина или Витте, но князя Кропоткина и графа Толстого. Не то чтобы практика всегда соответствовала теориям, но и не то чтобы они на практику совсем не влияли.

В сегодняшнем Израиле сильнейшее и опаснейшее искушение — последовать за Западом, заменяя реальное решение проблем разного рода психологическим самоуспокоением: религиозно-магическим типа «Псалмами по ракетам!», гневно-националистическим типа «А плевать мы хотели, чего там вякает Америка, не важно, что снаряды кончаются, Всевышний захочет — из метлы выстрелим!», но самое опасное, разумеется, самое модное гуманно-миролюбивое:

«Если мир будет настоящим, освобождение террористов с кровью на руках никому не навредит, потому что сила взаимного примирения станет сильнее ненависти, которая мотивировала этих террористов. Но если в будущем это все равно случится, почему не освободить их прямо сейчас в обмен на более 100 живых израильтян, которых не сумело защитить государство? Почему не сделать логику освобождения от страха и боли началом процесса примирения?» 

И ведь знает бывший директор архива «Яд ва Шем», Яаков Лазовик, не может не знать, во что обошлось нашему народу в прошлом веке практическое отсутствие сопротивления, ну, тогда-то и возможности не было, но предлагать наступать на те же грабли сегодня, когда при всех ошибках и просчетах есть все-таки и армия, и вооружение… Ан нет, по мнению специалиста по Холокосту не от реальной опасности, оказывается, защищаться нам надлежит, но «от страха и боли», т.е. от неприятных внутренних ощущений, которые по современным западным представлениям важнее несомненной внешней угрозы. Выходит, самое благоразумное — сдаться, утешаясь своей моральной безупречностью. «Если мир будет настоящим»… а если не будет? И нужно ли что-то сделать, чтобы — был? Или «в будущем это все равно случится»? Что, так-таки и случится, обязательно? Ах, «если»… а если нет? А вот про это спрашивать нельзя:

Разговор на эту тему
Портит нервную систему,
И поэтому не стоит
Волноваться.

Реальной опасности не может быть, потому что реальность в расчет не берется, мы самые умные, самые могущественные, а главное — самые гуманные. И главная задача каждого из нас — гордиться своей высоконравственностью, испытывая чувство глубокого удовлетворения.